Треножник

Сидя на земле и пытаясь отдышаться, бродяга по кличке Треножник прислушался. Лай собак смолк, как и крики преследовавших его слуг лорда Каннингема, а значит – опасность миновала, и вешать его в ближайшее время никто не будет. Аллилуйя, теперь бы выпить кружечку-другую! Да и пожрать не мешало бы, он уже третьи сутки как не лопал ничего, кроме черствого сухаря и полоски сто лет как провяленного мяса. Собственно, из-за них и погнались вдогонку эти жмоты. Сами жрут, как стадо волов, а туда же, хорошему мужику куска пожалели. Ославили вором. Да еще и растлителем дев. Да поразят понос и чесотка их паршивые задницы!

Он отлепился мокрой спиной от огромного валуна и, приставив руку козырьком ко лбу, оглядел расстилавшуюся внизу долину. Лето, как всегда, украсило эту скудную каменистую землю зеленой травой и мхами, пестрыми цветами и травами – ромашками, лютиками, вереском и чертополохом, а также густым низким папоротником. Кое-где зоркий глаз Треножника подметил даже кустики черники. Ну, жрать чернику – прямой путь к расстройству, а ему сейчас силы ох как нужны. Так, а вон там что? За узкой и мелкой речкой? Монастырь?

Треножник благочестиво сложил руки и вознес громкую хвалу Господу, который привел его аккурат в нужное место. Это явно знак. На всякий случай он звучно чмокнул и висевший на шее древний медальон с трискелионом. Тоже не помешает. Бог наверху, предки внизу, кто-нибудь да подскажет, как ловко наврать смиренным братьям-монахам о своих бедах. Да и врать особо не придется, надо только сильнее помять одежду, нанести себе пару-тройку неглубоких, но кровавых порезов, а уж синяков у него столько, что любой ужаснется.

- Брат Дункан, так что с бочками из малого подвала? Лорд Каннингем уже все оплатил, обещал прислать с утра возницу с фургоном, да вот нет никого...

Старый келарь оторвался от огромной книги прихода и расхода и неодобрительно воззрился на юного послушника.

- Брат Орин, разве ты не должен был стоять у ворот и караулить посланца лорда, сколько потребуется? Отчего же ты сейчас здесь?

Паренек потупил шустрые серые глаза и почесал правую ляжку. Брат Дункан хмыкнул в седые усы, но постарался не улыбаться слишком широко.

Понятно, юнцу стало скучно, да и время обеденное настало. Небось желудок уже играет гимны.

- Ладно, ступай в трапезную. Я собирался выйти на воздух, так заодно сам постою у ворот, погляжу, что и как.

Келарь лгал, но во имя блага ближнего, а это, как он давно решил – грех извинительный. Впрочем, каяться он в нем будет все равно, так положено.

Он прошел коротким путем через обширные подвалы, чтобы не тратить время на досужие разговоры с собиравшейся на обед братией. Мельком оглядел припасы и довольно усмехнулся: его усилия даром не пропали, в монастыре святого Коломана всегда будет вдоволь и хлеба, и рыбы, и эля, и овощей.

Выйдя из низкой дверцы, брат Дункан совершил три земных поклона, напоминая себе о добродетели смирения. Затем подошел к запертым воротам, где уже стояли приготовленные к отправке бочки эля, и вдруг услышал громкий стук.

- Наконец-то! – Даже не выглядывая в «глазок», он торопливо отпер и... замер от ужаса.

Качавшийся перед ним бедолага был так зверски избит и залит кровью, что едва ли верилось в его дальнейшее пребывание на этой грешной земле. Когда он упал прямо в руки брату Дункану, тот не отпрянул, а отважно подхватил ставшее внезапно неподвижным и очень тяжелым тело. Келарю оставалось только громко позвать на помощь дежурного брата-привратника. Вдвоем он сумели дотащить бродягу до выстроенного рядом с воротами домика-караульни. Отправив привратника за лекарствами к травнику, брат Дункан захлопотал над не подававшим признаком жизни путником. Он едва не плакал.

Приоткрыв один глаз, Треножник увидел старика в темном монашеском одеянии, перевязанном простой веревкой. Что-то бурча в усы, тот помешивал в маленьком котелке неаппетитно пахнущее варево.

Треножник разлепил и второй глаз и жалобно промычал:

- Пить!

Монах встрепенулся и кинулся к нему, на удивление быстро. «Крепкий мужик», - с уважением подумал бродяга. Видно, до монастыря его спаситель успел потрудиться и в поле, и в море – вон плечищи какие, и осанка, несмотря на возраст, отличная.

Он было открыл рот, чтобы проблеять еще просьбу, но тут в рот влетела ложка с тем самым варевом. Глаза Треножника выпучились, но содержимое ложки он рефлекторно проглотил. Пользуясь его замешательством, монах быстро влепил в разинутую пасть еще пару ложек, и только тогда бродяга раскашлялся и стал вопить благим матом:

- Твою ж душу! Отравить меня вздумал, старый хрен? Я пока ноги протягивать не собираюсь!!!

- Тише, сынок, - в голубых глазах «отравителя» блеснуло веселье. – Это лучший состав из трав брата Ансельма, поверь моему слову. Если проглотишь еще ложку, лихорадка уйдет, а раны твои затянутся вдвое быстрее.

- Черта с два! Я лучше сожру мох с ведьминой задницы!

- Ну-ну, сынок. Не выпьешь это – не дам вкусного бульона из куропатки и свежего хлеба, которые любезно принес привратник. – И проклятый монах похлопал по плечу Треножника так, что тот, не успев подняться, рухнул обратно и хрюкнул, как недорезанный боров.

И пришлось Треножнику послушно выпить все до капли. Потом он наелся от пуза, размяк и незаметно уснул. Храпел бродяга так, что в противоположном углу комнатки подлетало к потолку легкое полотенце.

К вечеру брат Дункан был выжат, как старая тряпка для пола. Он бросил все текущие дела на помощника Орина и все так же суетился в караульне у ворот, одним ухом прислушиваясь, не едет ли слуга лорда Каннингема.

И вот наконец его терпение было вознаграждено. Зазвякал колокольчик снаружи, и после оклика брата-привратника ворота отперли нараспашку. Фургон въехал во двор, возница – не старый еще мужчина с угрюмым взглядом – спрыгнул и кивнул спешно выбежавшему навстречу брату Дункану.

- Брат келарь, привет тебе. Извини, что долго – ворюгу ловили, шум стоял такой, что до сих пор в себя не пришли. Кстати, тут не пробегал? Такой ражий подонок, волосы длинные, глаза черные, морда загорелая, одет легко и на шее медальон-трискелион?

- Что ты, сынок, - легко соврал брат Дункан. – Слыхом не слыхивал, видом не видывал. А что, много украл?

- Да как сказать. Жратвы немного, да девственность дочки лорда Каннингема. Так что коли поймаем – и вешать не будем, сразу заколем, как барана, и голову принесем лорду.

- Святой Дункан, защити нас от таких людей, - благочестиво перекрестился келарь. Смотрел он прямо на возницу, но тот принял слова монаха на счет будущей жертвы.

- И то правда, брат келарь. Ну, помоги закатить бочки в фургон по доскам.

Пока приезжий отвернулся, келарь сделал привратнику жест, означающий «молчи и не пускай». И привратник закрыл спиной вход в караульню, как бы невзначай поигрывая любимой дубинкой.

Брат Дункан работал нынче так, как никогда не работал прежде. Он помог уложить бочки, попрощался с возницей, подождал, пока тот выедет вон и привратник запрет ворота. А потом утер пот со лба, схватился за бок и поковылял в караульню.

- Что, плут, тебя ищут слуги лорда? – грозно спросил он у Треножника. Тот уже успел очнуться, сел и сладко зевал, скребя пальцами буйную шевелюру.

Бродяга округлил глаза, но, увидев выражение лица монаха, подавился словами.

- Угу, - мрачно сознался он, потупившись.

- Девицу силком брал или она сама к тебе пошла в руки? – еще грознее уточнил монах.

- Чего-о-о? – взвился было Треножник, но снова подавился. – Да сама она, дура, приперлась ко мне в сарай. Захотелось приключений, а отдуваться теперь мне. Эх, все хрен мой виноват, не удержался.

- Молись, сын мой, - сурово изрек келарь. – Или я сейчас поеду за слугой, верну его и отдам тебя в его руки.

И пришлось Треножнику молиться с монахом аж до полуночи. Укладываясь на ночлег уже в келье самого брата Дункана, бродяга успел проклясть свой чересчур прыткий хрен раз пятьсот подряд. Но делать было нечего – в чужом монастыре свой устав не навяжешь.

Треножник прожил у добрых монахов полгода. Уходя от них, он был уверен в двух вещах. Первая: ни одна девка не стоит того, чтобы из-за нее подыхать. И второе: среди монахов тоже бывают достойные люди. Ну а то, что они зануды – спишем на эпоху. Как-никак средние века, мрак невежества и все такое прочее.