Карта ролевой игры "Забытый мир"

- Доми, мне нужно кое в чем тебе признаться.
- Прямо сейчас? - моя рубашка с треском теряет последнюю пуговицу.
- Да. Это чрезвычайно важно. Вопрос чести.
Слово "честь" действует на дочь Санвы магически. Она тут же замирает, внимательно вглядываясь в мое лицо.
- Что за признание?
- Я поддавался.

Эти легкие, порхающие поцелуи сводят с ума, вдыхать с каждым разом все тяжелее, и хочется уже не стонать, а молить в голос: крепче, девочка, крепче. Сильнее. И, словно услышав, она вдруг прикусывает кожу на груди, совершенно точно сбив тяжелые удары сердца, бухающие у нее под губами. Еще, еще. Приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не повалить ее тут же, не подмять под себя. Командует она и это - непривычно.
Но я не беспомощен. Руки жадно ласкают все, до чего могут дотянуться. И стаскивают с нее мешающую одежду. Только бы... чертовы завязки не запутались снова...


... Это завораживает. Когда шелк волос струится сквозь пальцы, теплый у корней и прохладный к середине, и на темных прядях играют отблески свечей. Снова и снова. Я бы, наверное, любовался бесконечно.
- Помню, я страшно бесился, когда они постоянно были скручены в узел. Это преступление – прятать их, ты знаешь?
- Ты бы хотел, чтобы на них глазели все? – сонно бормочет мне в плечо.
- Да. Нет. Не знаю, - смеюсь. – Сложный вопрос. Наверное, все же пусть они будут убраны. Тогда у тебя будет тайна, о которой знаю только я.
Одно движение – и я перекатываюсь сверху, вжимая в пол ее тонкие запястья.
- Орвик, ты меня придавил.
- Полчаса назад ты на это не жаловалась.
Провожу губами по ее виску, ниже, под ухом. - прикусываю мочку. – Орвик!
Добираюсь до соска- горячая кожа твердым камешком на языке, сдавленное оханье где-то над головой. Лучший звук на свете.
-Все, женщина. Я запрещаю тебе говорить.

-Господин... Прибыли новые девочки. Желаете посмотреть?

Я быстро осмотрелся, прикидывая класс заведения. Не «Тайные сады», конечно, но подойдет. Обернулся к Доми.

- Не желаем. Я со своей.
Она густо покраснела.
- Комнату на час. Лучшую. - Бросил не глядя пригоршню монет на низкий стол.

Глаза мужчины блеснули при виде денег и он проворно сгреб их в карман.
- Как пожелает господин. Идемте за мной.

Я уставился на ее губы - пересохшие, полуоткрытые.
Дыхание сбилось.
Поднял руку и медленно сжал ее грудь под рубашкой, чувствуя, как твердеет под тканью сосок. Потер его большим пальцем.
- Так и быть, уговорила. Разрешаю восемь. - Глаза встретились. - Начинай.

- Один! - она чмокает меня в нос.
- Не халтурь, - угрожающе начинаю я.
- Не буду.
Она кладет пальцы на мой затылок, пригибает голову вниз.
- Два! - быстрый поцелуй в щеку. - Три! - в бровь.
- Доми!.. Ты разучилась целоваться.
- Господин ошибается, - шепчет она и переворачивает меня на спину.

Глубоко вздыхаю. Перед глазами плавают алые круги. Надо собраться.
- Моя... очередь.
Она снова оказывается подо мной, нетерпеливо откидывает с глаз растрепавшиеся волосы. Резко тяну шнурок на ее поясе. Шерстяная ткань вместе с тонким бельем летит куда-то в изножье кровати.
А я замираю, не в силах отвести взгляд от женского тела.
Доми дышит так же прерывисто, пальцы безотчетно комкают покрывало.
- Орвик.
Склоняю голову к ее шее - и скользить вниз, вниз, мимо тонких ключиц с шелковой кожей, мимо груди, мимо вздрагивающего живота с крошечной впадинкой пупка. Не целовать. Не целовать... Еще ниже. И - поднять глаза, посмотреть на ее искаженное лицо с искусанными губами.
- Скажи, когда будет восемь.

- Ты опоздал, - недовольно замечает брат, глядя на меня поверх кубка с вином.

Скажи, когда будет восемь…Красный бархат штор, резная спинка кровати… Я вижу шесть и семь… Орвик… Еще…

Я тряхнул головой и потер руками лицо, прогоняя наваждение.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что ты опоздал! – рявкнул Варрава, грохая кубком о стол. – Я уже почти час сижу в этом кабинете.
- Да ты, я вижу, и не скучал, - пожимаю плечами и выразительно смотрю на ополовиненный графин.
- А что мне еще делать в ожидании, пока ты натешишься со своим мастером боя? О, прости, я ошибся, - воскликнул он, взглянув на меня, - с моим мастером боя, не так ли? Интересно, она все еще выполняет свои обязанности или полностью сосредоточилась на тебе? Ты ей доплачиваешь, а?
- Ты пьян, - холодно обронил я, наполняя второй кубок.
- Не настолько как ты думаешь!
- Тогда объясни, что тебя так разозлило. Дело ведь не в моем опоздании, верно?
- Да. Не в нем, - он громыхнул стулом, вставая. – Дело в тебе. Ты слишком увлекся дочерью Санвы.
- Вот как? И с каких это пор у тебя появилось право судить о степени моих увлечений? – я тоже начал злиться.
- С каких пор? – он рывком ухватил меня за грудки. – С каких пор? Дай припомнить. Наверное, с тех самых, как тащил тебя, едва живого, через весь лес к лекарю! – толкнул меня в кресло. – А может, с тех пор, как пытал огнем ведьму из Серой пустоши, кому она продала снадобье, сбрасывающее плод? Рассказать, какое у тебя было лицо, когда ты узнал, что это была твоя жена и твой ребенок?
- Варрава… - во рту стало горько. - Не нужно вспоминать, прошу тебя.
- А кому и помнить, если не мне? – он сорвался на крик.
Брат замолчал, на этот раз надолго, отвернувшись к окну. Когда он начал говорить, его голос был почти спокоен.
- Когда я вижу, как ты смотришь на нее… и ничего, кроме нее, не видишь… я вспоминаю о том, что у тебя в жизни уже была женщина, вокруг которой вращался весь твой мир. Ты еще не забыл, чем все закончилось? Семья Катарины до сих пор, кстати, считает, что это ты ее убил.

…В памяти возникла заброшенная хижина, освещенная парой тусклых свечей… светловолосая девушка на развороченном ложе… И мужчина, на моих глазах обращающийся в зверя. А еще – женский крик, долгий, отчаянный. Как заклинание, выкрикивающий имя. Не мое.
С тех пор я не выношу оборотней.

- Это… это было другое, - с трудом пробормотал я. – Я был тогда очень молод…
- Нет. – Варрава посмотрел на меня через плечо. – Не другое. Ты смотришь на госпожу эр-Риах так же. Не пойми меня неправильно. Она мне нравится. Но она – женщина. А женщинам нельзя доверять.
- Это просто роман, - не слишком уверенно возразил я. – Он рано или поздно закончится, и все встанет на свои места.
- Лучше бы рано, - невесело усмехнулся брат. – Для тебя - лучше. – Он сгреб со стола бумаги и сунул мне их в руки. – Мне пора идти, так что придется тебе поработать одному. Здесь договор о поставке оборудования для серебряного рудника, нужно сегодня его подписать, если ты согласен с ценой. Еще два предложения о продаже гладиаторов, советую принять. И письмо от нашего человека в Амире, он пишет интересные вещи. Обсудим завтра.
Варрава хлопнул меня по плечу и вышел, оставив меня одного.

Я посмотрел на Марка и опустил меч. Мальчишка тяжело дышал, глаза заливал пот.
- У тебя хороший учитель.
Он помедлил и наклонил голову.
- Да… господин.
Я обернулся к сияющей Доми.
- Тебе удалось меня удивить. Я впечатлен. А ведь прошла всего половина срока. Могу представить, что из него получится, когда контракт закончится.
Ее улыбка погасла.
- Надеюсь, ты будешь доволен, - пробормотала она.
- Я уже доволен, - меч с шорохом вошел в ножны. – Пойдем, заглянем в таверну. Упражнения на песке распаляют жажду.

Я медленно цедил вино из глиняной кружки, в то время как Доми так и не притронулась к своей.
- Думаешь, я не вижу, на что он способен? – вопрос заставил ее вздрогнуть.
- Ты говоришь о Марке?
- Да. О нем. И я знаю, что напрасно пытаюсь сделать из него великого воина. Я хочу невозможного.
- Зачем же ты тратишь время на его подготовку?
Я пожал плечами.
- Я уже говорил. Потому что он бросил мне вызов. Заявил, что дом Понирос владеет либо шлюхами, либо рабами Арены. У меня просто не было выбора. А вот у него он был.
- Это жестоко.
- Мне так не кажется. Я же не велел отрезать ему язык, хотя за подобную дерзость мог бы.
- Что ж не велел?
Я надолго замолчал, уставившись в кружку.
- Знаешь, о чем я думаю, когда смотрю на него?.. О том, что у меня мог бы быть такой сын. Чуть младше по возрасту, но такой же смелый, гибкий, ловкий. Умный.
- У тебя… нет детей? Бастардов?
Ей удалось попасть в чувствительное место. Как? Как сказать ей, что единственная женщина, которую я любил, не желала иметь от меня детей? А впрочем, ей не нужно это знать. Как и то, что после Катарины ни одна женщина не смогла дать мне ребенка. Жена прокляла меня перед смертью. Кто бы мог подумать… что ее проклятие окажется настоящим.
- Нет. У меня нет детей.
Доми накрыла мою руку своей.
- Когда-нибудь ты непременно женишься и у тебя будут сыновья.
Вот оно. То самое время, когда пора расставить все по местам. И не то что бы она это не понимала… Просто, сказанное вслух имеет совершенно особенное значение.
- Да, госпожа. – Смотрю прямо в ее глаза, а внутри жжет боль, как будто выпил не вина, а уксуса. – Обязательно будут.
Она опускает ресницы: все понимает. У Домиинары закончится контракт, и нам придется расстаться. Я просто не могу позволить себе любить ее. Варрава прав, я не переживу еще одного предательства.
Лучше оборвать все нити самому, пока они не окрепли, не опутали меня всего, не привязали к ней намертво. И все станет как прежде.
Но как же мне отпустить ее?
Я отодвигаю стул, встаю.
- У меня еще много дел, госпожа. Я покину тебя, если ты позволишь.
Доми слабо улыбается в ответ, рассеянно кивает.

Ветер на улице кажется прохладным по сравнению с душным воздухом таверны, но это сейчас то, что нужно. Вот только никакой ветер не в состоянии остудить пылающую голову.
Нет на самом деле у меня никаких дел до самого вечера, и я медленно иду по узким улицам, не разбирая дороги. Конь послушно идет следом.
Решение принято, но оно далось мне тяжелее, чем я рассчитывал. Как я отпущу ее? Как смогу забыть все, что между нами было?
...А она? Она будет меня помнить?

Я вдруг остановился, потрясенный неожиданной мыслью. А что, если она забудет? Что, если ее кто-то ждет на Царе Островов? Или в Амире? Она всегда избегала разговоров о своей жизни. Отшучивалась. Отмалчивалась. Я представил, как кто-то расспрашивает ее о том, как она провела эти месяцы, а она в ответ смеется и говорит, что не было ничего интересного. Рутинная работа.
Мне бы хотелось, чтобы она помнила. Это было важно, и я сам не мог понять почему.
Наверное, стоит ей подарить… что-то, чтобы напоминало обо мне.
Я привязал Тая и толкнул дверь ювелирной лавки.

Спустя полчаса я перекатывал между пальцами гладкую каплевидную жемчужину, прикидывая, как она будет смотреться на смуглой шелковой коже. Освещенная пламенем свечи. Ярким солнцем. Лунным светом. Согретая моим дыханием.
Никогда еще не дарил женщинам таких украшений.
- Прекрасный выбор, - кивал торговец, прицокивая языком. - Господин будет доволен.
- Главное, чтобы госпоже понравилось, - заметил я.
- О, не волнуйтесь. Любая женщина будет в восторге.
- Она не любая, - ответил я, перебирая звенья тонкой цепочки из эллиниума. - Заверните. Я беру.

- Нравится? - спросил я, держа открытую коробочку.
Доми дотронулась до жемчужины и улыбнулась.
- Да.
- Хочу, чтобы ты надела.
Она вытащила цепочку и чуть нахмурилась.
- Орвик... она слишком длинная. Ее нужно носить в два оборота?
- Нет, - хрипло ответил я, сел на стул и потянул край ее рубашки из штанов. - Это цепочка на талию. Я хочу сам застегнуть. Можно?

С тихим щелчком застежка встала на место, цепочка светлой нитью обвила тонкую талию. Очень личный подарок. Очень интимный, его не сможет никто увидеть. Только я.
Она приняла его.
-Орвик, только ты мог догадаться подарить такое... украшение... и ты... ты неисправимый распутник. Ты об этом знаешь?
- Даже не догадываюсь, - пробормотал я, уставившись на жемчужину.

Невероятно красиво. Именно так я себе это представлял.
Медленно провел пальцами вдоль звеньев.
Нет. Не так.

Наклонил голову и коснулся цепочки губами, почувствовав удовлетворение, когда наверху послышался прерывистый вздох. Ладонь в изгиб поясницы, притягивая ближе. И - вобрать в рот дразнящую жемчужину вместе с кожей, покрыть поцелуями вздрагивающий живот.
- Орвик… - в моих волосах запутались ее пальцы. – Меня ноги не держат.

К демонам нежность, когда потребность взять ее затмевает разум. Сушит жаждой горло. Совсем недалеко кровать, но чтобы дойти до нее, нужно перестать целовать, гладить, сжимать.
Невозможно.
Первобытное желание владеть, заклеймить, обозначить права – заставляет быть почти грубым. На ее коже остаются алые следы от моих рук и губ. И мне это нравится. Я бы хотел, чтобы она носила их на себе. Чтобы трогала их и краснела, вспоминая. Чтобы думала о моих губах и пальцах – на ней и в ней, о том, что я делал с ней. И о том, что она делала сама со мной.
От стен комнаты отражаются стоны и хриплое рычание, влажные звуки поцелуев и сплетенных тел, движения становятся быстрее и жестче.
Доми всхлипывает, выгнувшись дугой, на моих плечах остаются темные полумесяцы от ее ногтей.
Я хочу… чтобы она… ни с кем не смогла… меня забыть.
Мысль о другом мужчине багровой вспышкой полыхнула где-то на краю сознания и тут же погасла. Потому что Доми вдруг вскрикнула, крепко зажмурилась и задрожала внутри.
Я тоже кричу. Когда врываюсь в нее последний раз, и тоже закрываю глаза, оглушенный грохотом сердца, и ее имя посреди обрывков мыслей... Полное безумие. Это происходит каждый раз, когда я касаюсь ее. Никакого контроля, только желание обладать ею. Услышать, как она выдыхает мое имя.
И я буду последним идиотом, если отпущу ее.

Не выпуская ее из объятий, поднимаю – боги, что за мальчишество, брать ее на полу, - и тяну в постель. Она послушно ложится, что-то невнятно бормочет, обхватывая меня руками. И я еще долго слушаю, как постепенно выравнивается ее дыхание.

Она тихо спит рядом – уставшая, насытившаяся, и, наверное, видит сны о своем Амире. А мне не спится и я, положив голову на локоть, смотрю, как она спит. На разметавшиеся по подушке волосы, которые мало кто видел; на длинные ресницы, почти касающиеся щек; на губы, совсем недавно заставлявшие меня стонать, что, наверное, совсем не к лицу рыцарю, но… С ней я забывал обо всем. Какое счастье, что она не знает о той власти, что имеет надо мной.
Но это ее неведение не продлится долго.
Варрава серьезно обеспокоен: он говорит, что эта женщина околдовала меня. И что недалек тот день, когда я окажусь ее рабом. Такое уже было однажды, только я тогда был молод и глуп. Больше такого не повторится.
Он прав, прав. Надо бежать от нее, пока я еще могу. Необходимо поторопить Эззелина с отправкой даров на Царь Островов. Чем скорее, тем лучше.
При этой мысли в груди появилась неприятная сосущая боль.

Завтра, все завтра.
Я притянул ее к себе – сонную, теплую, жадно вдыхая ее запах – духи, мыло и еще что-то неуловимое, что-то ее… Она, еще не проснувшись, закинула руки мне на шею, позволяя целовать веки, тонкие брови, губы, впадинку за ухом.
Сегодня нет никого важнее ее. И ночь еще не закончилась.

Кхм, кхм...

О, это ничего! Вы умрете от умиления!!! )))

Эзя, какой энтузиазм! Грешно дать пропасть ))

Марго, вы приготовили платки и рассол? Мы будем с Эзей пить по ночам, а утром я буду приползать к вам в беседку - полежать больной головой на коленях и пожаловаться на всяких там... коней, ы? ))))

Щас я буду вас пороть наказывать. За порчу моего имущества.
Госпожа Домина, вам кто давал разрешение бодать моим рабом какого-то амбала? Отвечайте!
А ты, нахальный раб! Тебе кто дал право ахать моим рабом... кого он там ахал... (ггггг)
Может, мне нужен был раб-девственник, а! Ну? Где мне теперь взять такого?