Карта ролевой игры "Забытый мир"

У меня лично вопросов к Констанс нет. Отыграл бы эпизод с Око, а после обыграл бы известие об внезапном отъезде королевы.

Око, вы не оставляете мне выбора.
Кстати, поймал песенную волну. Нашел песню про Сольвейг.

Иллюзия. Выбор из серии: "Мы вас все равно казним, но вы можете выбрать: вас повесить или отрубить голову?"
Оценил подпись Око. И неожиданно про торт вспомнилось:
Кто как ходит в гости?
Брейден приходит в гости с чувством собственного достоинства.
Безе приходит в гости с блондинкой.
Эззе приходит в гости с тортом.
Дзютте приходит в гости с бутылкой.
Кто как уходит из гостей.
Брейден уходит с чувством собственного достоинства.
Безе уходит с брюнеткой.
Эззе уходит с тортом.
Дзютте уходит с подбитым глазом.
Кто что думает наутро.
Брейден: "Хорошо, что у меня есть чувство собственного достоинства".
Безе : "С кем это ушла моя госпожа?".
Эззе: "К кому бы еще пойти с этим тортом?".
Дзютте: "Где это я вчера так нажрался?".
Надеюсь, никого не обидел.

Повелитель медитирует на топор и думает.

Сдается мне, это не просто совпадение...
И вообще мне кажется, что Черный Король и Белая Королева уже успели как-то когда-то не поделить торт

Бригита. Я был необъяснимо уверен, что услышу иное имя. Какое-то другое. Имя из старинных хроник, что заставлял меня читать Датцо. Откуда эта уверенность? Не знаю.
Это имя не идет ей, слишком тяжелое, слишком чопорное. Можно ли звать ее Бри? С радостью соглашается.
Идем рука об руку. Молчим. Не привык к праздным разговорам. Могу говорить о ценах на зерно, о постройке кораблей, о наемниках из Гильдии, о политике Амира. О делах. Но не с ней же.
Рассчитывал, что Бри будет щебетать как птаха. Но она тоже молчит. Смотрит сосредоточенно перед собой, словно по канату идет. И только руку мою прижимает к себе крепко-крепко.
А потом останавливается вдруг, ойкает совсем по-детски, и по-детски же скачет на одной ноге. Что за странная забава не ко времени? Ответ обнаруживается тут же, под ее приподнятыми юбками.  Тонкие белые чулки. Дорогие – я это точно знаю, потому что я подписываю счета вдовствующей королевы.  Тонкие щегольские дорогие чулки – все мокрые от росы.
Маленькая глупая девочка. Кто же ходит спустя четверть часа после рассвета босиком, когда трава тяжела от росы.
- Где туфли?
Взмах руки, неопределенный. Ей все равно? Мне – нет.
Она не весит совсем ничего. Разве что платье – с намокшим подолом, оно весит что-то. Она же на моих руках – словно перышко. Или испуганная птица. Притихла. Прижалась щекой к груди. Осмелела и обняла за шею.
Я не хочу думать об увитой плющом беседке в дальнем углу сада. Я не думаю о ней. Но ноги мои идут именно туда.

Дворец Правителя. Внутренний сад.

Маленькая птаха на моих руках становится куском льда. Холодеет, каменеет.

Останавливаюсь, не дойдя пары шагов до беседки. Голову дурманит сладкий запах цветов. Останавливаюсь не от приказания. От неожиданности повелительного тона и обращения на «ты». Так говорят со мной только Датцо и Кэйрон, и только наедине. Они знали меня сопливым мальчишкой. Бри – фрейлина при дворе. Она обязана быть со мной почтительна. Но мне отчего-то все равно. Нет, не все равно. Мне это даже нравится.

Дрожит. Дышит часто. Ты боишься, девочка? Меня? Этой беседки? Того, что там может произойти? Пустое. Я сам этого боюсь. А ты не бойся.
Опускаю ее с рук. Тебе холодно в одних мокрых чулках, но  - воля твоя.

Никогда. Нет. Это выше меня, сильнее. Я не могу закрыть глаза. Закрыть глаза здесь – значит, оказаться беспомощным. Не способным отразить удар. Нет. Способность соображать все же вернулась ко мне.

И улыбка. Ярче, чем солнца свет. Все части моего тела сегодня на диво самостоятельны. Я не хочу этого делать. Но веки опускаются, отправляя меня в темноту.
А дальше – снова ее руки на шее, легкое касание губ. Замираю. Жду. Открываю глаза. В тени увитой плющом беседки я один. Бри простыл и след.
Раннее утро, утро для меня одного – закончилось. Где-то за деревьями слышны голоса – дамы вышли на утренний моцион. Провожу пальцами по губам, потом по лицу. Словно стирая. Запирая на замок. Надевая маску.
На обратной дороге вижу лишь макушки склоняющихся в поклонах придворных. Огненно-рыжей макушки среди них нет.

Дворец Правителя. Покои Правителя.

Когда я только осваивал умение ездить верхом, я получил копытом в лоб. До звезд перед глазами. Так что я знаю, что это. Именно так я и почувствовал себя, когда мне доложили об отъезде Констанцы.
Накануне Совета Десяти Первая Леди правящего Дома Царя Островов покидает Дворец. Спешно. Не испросив моего разрешения. Без объяснений. Не оставив мне, Главе Дома, даже крошечной записки! Зато оставив целый выводок фрейлин.
Я никогда не проявляю свой гнев бурно. Но скрыть его совсем невозможно. Тербий смотрит в одну точку перед собой. Начальник охраны королевы, седоусый ветеран дворцовой службы, бледен.
Какие странные объяснения. Попытка покушения. Замешана фрейлина. Тут же вспоминаю Бри. И тут же отгоняю эту мысль. Я додумаю ее потом.
Я двинул рукой, Тербий вскинулся.
- Догнать, Правитель? Они не могли отбыть далеко… - начальник дворцовой стражи замолчал под моим взглядом.
- Вдовствующая Королева Констанца Непорочная, вдова моего безвременно почившего брата Эдварда Мученика, первая леди Дома Аэрас свободна в своих действиях и передвижениях. Тот, кто думает иначе – оскорбляет честь дома Аэрас, - Тербий судорожно выдохнул. – Пергамент. Стило. Чернила. Я должен написать королеве письмо, в котором отражу всю мою скорбь по поводу произошедших событий.
Я знал, что ты недолюбливаешь меня, Констанца. Да что там - я точно знаю, что ты меня ненавидишь. Но чтобы так… Оставить меня накануне Совета Десяти, с ворохом истеричных девиц-фрейлин – это уже за гранью добра и зла, многоуважаемая вдова.

Любезная венценосная сестра моя Констанца. С великой скорбью узнал о том, что предатель пробрался в наш дом и совершил злодеяние. Я приложу все усилия, чтобы найти и покарать виновного или виновную. Лелею надежду, что ваше путешествие будет приятным и безопасным, и в скором времени вы вернетесь туда, где ваше место. Остаюсь преданным вам, ваш брат Дарий. Правитель.

Надеюсь, письмо взбесит тебя, Констанца. Ты ведь терпеть не можешь, когда я называю тебя сестрой. Но я сильно сердит на тебя.
- Догнать и вручить лично в руки королеве. И позовите ко мне леди Авиллу.
Леди Авилла – двоюродная сестра Аллария. На дух не выношу ее, и она отвечает мне жаркой взаимностью. За два года моего правления я преуспел лишь в том, чтобы она перестала меня в глаза называть ублюдком. И казнить нельзя – тетка, как-никак. А теперь мне еще и нужна ее помощь.
- Правитель, - ее шея едва уловимо наклонилась. Голос скрипучий. На ее лице слишком много румян и пудры. И чего-то еще, чему я даже не знаю названий. – Вы звали меня? – всем своим видом демонстрируя, какую непочтительность я проявил, призвав ее. По ее мнению, Бастард Дарий должен был сам явиться к ее покоям. И еще там аудиенции дожидаться. Интересно, если я сейчас протяну ей руку – с печаткой Совета Десяти – что она сделает? По протоколу должна поцеловать кольцо. Но она лучше удавится собственной ненавистью, но не сделает этого. Впрочем, не буду и проверять. К делу.
- Вы знаете о покушении и отъезде королевы?
Леди Авилла поджала губы и кивнула. Констанца тоже в списке тех, кем недовольна старая грымза.
- О грядущем Совете Десяти вам тоже известно?
Она надменно кивнула – дескать, как может быть что-то такое, о чем бы ей не было известно.
- В таком случае мои слова не станут для вас сюрпризом… тетушка.
Сейчас ее хватит удар. Надеюсь. Хотя – нет. Не ко времени.
- Только вы, с вашим опытом, тактом и чувством прекрасного можете подготовить все для приема лордов с супругами. И всего, что с этим связано – обеды, бал и все остальное. Так ведь, леди Авилла?
Старая грымза, наконец-то, выдохнула. Кивнула. Глаза ее блеснули. Сколько бы лет ни было женщине, но одно только слово – «бал»…
- И возьмите под свое покровительство фрейлин королевы, - Авилла снова кивнула. – Я позже решу, что с ними делать. Составьте мне список – имена, фамилия, из какого дома, родители и прочее.
Авилла еще раз кивнула, напоследок – с пониманием. С учетом слухов о причастности к покушению на Констанцу фрейлин мой интерес более чем объясним. Вот и прекрасно. Одно имя в этом списке меня особо интересует
____________

Вот теперь можно, наконец-то, поесть – правда, под брюзжание Датцо.
Я отщипнул кусок воздушной, пышной лепешки – с пылу, с жару. Да, у меня плебейские вкусы в еде – так и остались. Люблю лепешки, ничего не могу с этим поделать. И немного золотистого меда из земель Эйвиос. И отвар кисетника. Все, что я могу себе позволить. По сравнению с днями в Восточной башне это – роскошь.
Я слизнул с губ остатки меда. И понял вдруг, какого вкуса были ее губы. Именно меда. Мед и Бри. Бри и мед.
- Где ты был все утро? – меня вывел из состояния мечтательной задумчивости скрипучий голос Датцо.
- Гулял.
- Гулял и…?
- И все!
- Дарий!
Я зло отодвинул кубок с отваром. Откуда он всегда все про меня знает?!
- Это ничего не значит.
- Дарий… - Датцо подошел ближе. – Что? Ты? Натворил?
- Это был всего лишь поцелуй! Только поцелуй и ничего больше! Больше ничего!
О, Боги. Кажется, я краснею. Нет, это от горячего отвара кисетника.
Датцо тяжело опустился напротив меня.
- Тебе нельзя даже этого.
Как будто я не знаю.
- Кто она?
Я упрямо поджал губы. Не скажу. И старый маг не сможет достать этого из моей головы. Я просто не буду думать о ней в его присутствии.
- Помни о цене, Дарий, - неожиданно сурово произнес Датцо. – Помни о цене. Когда в следующий раз захочешь ее поцеловать. Помни о комнате на вершине Восточной башни.

Дворец Правителя. Покои Правителя

Так и проходит день – обычный день Правителя. Подготовка к Совету Десяти.  Надо решить, кого отправить на Север – проводить в последний путь Ага. Целый час сочинял письмо леди Лессандре с соболезнованиями.  Как Дзютте, интересно? Скоро ли доберется до Греха. Точное время путешествия угадать не всегда можно. Хотя команда самая проверенная.
Ближе к вечеру от Авиллы приносят свиток с именами фрейлин. Она – вторая сверху. Белатрис-Бригита. Единственная Бригита в списке. Теперь я знаю больше. Дом, откуда она. Имена родителей. Звания, доход, земли. Не самый знатный род. Усмехаюсь сам себе. Для бастарда – забавные мысли.
Ночь падает незаметно, и я понимаю, что устал. Вон, все вон. Я – бастард, плебей, волчонок с улиц столицы. И дворцовые церемониймейстеры ненавидят меня едва ли не больше всех прочих обитателей Дворца. Сакральный процесс отхода Правителя ко сну ограничивается тем, что я запираю изнутри дверь своей опочивальни. Упразднены должности Хранителя ночного колпака, Мастера, омывающего ступни и куча подобного же дерьма. Мне плевать. Я не сплю в ночном колпаке и ночной рубашке. А ноги перед сном я в состоянии омыть себе сам. Главное – что можно, наконец, остаться одному.
Плечам легко – нательная кольчуга из эллиниума, мой вечный спутник, брошена с тихим звоном на высокую спинку стула. Когда из одежды остаются лишь короткие батистовые штаны до щиколоток – я чувствую, как этот длинный день отпускает меня, уходит, улетает в окно. По комнате гуляет ветер, свежо.
Несмотря на усталость, заснуть не могу. Мне то жарко под пуховым одеялом, то холодно без него. Если прикрыть окно ширмой – душно. Без нее – слишком свежо.
Раздраженно опускаю ноги на пол. Врать себе не имею привычки. Не могу заснуть из-за нее. Привыкнуть можно ко всему. К любым ограничениям. Не есть мясо, рыба – раз в неделю, никакого вина. Все это давно стало привычкой и не раздражает. И все это пустяки по сравнению с тем, когда просыпается и поднимает голову зов плоти. Стократно прав Датцо. Тысячекратно. Но что делать с этим – я не знаю. Как унять, как изгнать то, что уже проникло в кровь?
Подхожу к окну. Отсюда виден лишь самый край Восточной башни. И мне вдруг становится невозможно душно в комнате, полной свежего воздуха. Душно так, будто тугой воротник церемониального наряда для коронации давит мне на шею. Как два года назад.
Не глядя, достаю чистую рубаху, которая приготовлена на завтра. Зачем они всегда так крахмалят воротники? Взгляд Тербия, когда отворяется дверь опочивальни Правителя, полон изумления. Мне снова плевать. Я – Правитель. Я имею права на придурь. Именно сегодня.
 - Я  - на замковую стену.
Ночной ветер треплет волосы, надувает за спиной парусом рубаху. Запрокидываю голову, пытаюсь вспомнить уроки астрономии от Датцо. Голова кружится. Слева нависает Восточная башня.
Да. Именно туда. Сорок три ступени, дверь из дуба, тяжелый засов  - изнутри. Иначе - никак.
Налетает еще один порыв – совсем холодный. Пора возвращаться. Босые ноги леденят древние камни дворца. И я вдруг понимаю, что сейчас совершенно беззащитен – кольчуга осталась там, в опочивальне. Там же сапоги, в которых я ношу ножи. Ничто не защитит меня от тяжелой арбалетной стрелы из-за стены. От кривого кинжала предателя. Как я мог быть так беспечен? Как мог забыть?
Резко оборачиваюсь на шорох за спиной. Тербий.
- Повелитель. Одной из фрейлин Констанцы плохо. У нее жар, она в беспамятстве.
Да какое мне дело до фрейлин Констанцы?! Это теперь головная боль леди Авиллы. Видимо, мой взгляд красноречив, потому что начальник стражи добавляет торопливо:
- Возможно, что ее тоже отравили. Тем же ядом, что и пытались отравить королеву.
А вот это меняет дело.
 - Мага вызвали?
- Да.
- Кто она?
Услышав имя, срываюсь на бег. Босые ноги отсчитывают ступени. С утра была босая ты. Сейчас – я.

Спальня Белатрис-Бригиты.

Она бела – бела неживой бледностью. И два алых пятна на щеках. Рядом причитает старуха. В дверях неловко мнется Тербий и еще кто-то. Что здесь делаю я? Маг справится со всем. Уходи, Дарий, уходи. Тебе не следует находиться здесь, в одном исподнем, босым, ночью, в спальне фрейлины. Тебе не следует смотреть на ее тонкие плечи, с которых сползла сорочка. Ни на что не стоит больше смотреть. Уходи. Тем более  - пришел маг.
Глаза Бри распахиваются.
 - Нет!  Пусть он уйдет!
Она не размыкает губ. Откуда я слышу этот голос? Он как будто звучит в моей голове. Но в следующий миг разворачиваюсь.
  - Все вон!
- Господин,  - хватает меня за руку старая нянька. – А как же моя девочка? Она вся горит…
- ВСЕ! ВОН!
Последним дверь прикрывает Тербий.
Я больше не спрашиваю себя, зачем я здесь. Я здесь, потому что нужен ей. И затем, что мне нужны ответы.
У кровати – маленький стульчик, для няньки, наверное. Сажусь. Она следит за мной глазами загнанной дичи – или мне кажется в переменчивом свете свечей? Касаюсь руки.
Жар. У нее жар – сказал Тербий. Пальцы ее ледяны. Так ледяны, что их согреть хочется тут же. Зажимаю ее ладонь между своих, пытаясь согреть.
Иное происходит. Холод от ее рук наполняет мои пальцы, ладони, пробирается выше, к локтям, плечам. Мне становится страшно, но я уже не могу отнять рук – словно сцепило что-то, склеило наши руки – ее и мои.
Лицо на белой подушке дрожит, меняется. И мне начинает казаться, что я вижу другую – беловолосую, бледную, с острыми чертами лица – совсем не похожую на утреннюю Бри. Два лица наплывают, сменяют друг друга. Мне страшно, как никогда. Мне кажется, я  в комнате на вершине Восточной башне, после недельного поста. Только там я вижу нечто подобное. Но когда заглядываю в себя.
Зажмуриваюсь. Но когда открываю глаза, вижу все то же – два лица в одном. Одно сквозь другое. Ледяной холод добрался до сердца.
 - Кто ты? - шепчу холодными губами.

Можно и одновременно.

Женщине все можно.

Все от неопытности, прошу простить. Зато никакого пенициллина и уколов, прошу заметить.
А вообще, если меня напугать, я могу начать заикаться. Или вообще начать совершать совершенно непредсказуемые деяния.

Дворец Правителя. Спальня Белатрис-Бригиты.

Говорят, когда человек замерзает – ему не холодно. Там, за определенной гранью, холод уже не чувствуется. И уже тепло. Замерзать – тепло. Кажется, теперь и я это знаю. Снега укутывают мое сердце. И мне тепло.
Я по-прежнему вижу два лица. Бледное, острое, все из штрихов и граней. И румяное юное лицо с веснушками. Какое из них настоящее?
Еще я вижу ожившие древние легенды. Порченные. Ночь обреченных. Льдистый предел. Опаляющее дыхание вечных снегов. Но я вижу и другое. Горе и боль изгнанников. Моего пра-пра –пра, Аллария Прощающего – с мечом , верхом на вороном, дарующего прощение нечистым. Кровь на снегу. Крики, что застывают облаками пара в морозном воздухе. Слезы, что замерзают льдинками на щеках. Две правды – в ее глазах, и в свитках хроник. Какая из них настоящая?
Когда замерзаешь – не холодно. Так ли это? Скажи мне – ты, что сейчас обнимает мое лицо ладонями. Было ли холодно ТЕБЕ?

Страшные давние легенды оживают прямо передо мной. Подо мной. Эта легенда обнимает меня за шею, гладит мои губы, смотрит в глаза. Ты – Льдистая.
Страх затапливает меня всего. Страх затмевает свет свечей, все затмевает, оставляя только одно. Одно лицо. Настоящее. Одна правда. Настоящая.
И я не сразу понимаю, что это за страх. Чего я боюсь. Я боюсь не ЕЕ. Я боюсь ЗА нее.
Зачем ты здесь? Ты понимаешь, как это опасно? Там, за дверью, маг. Одно его слово - и… Я же ведь ничего не смогу сделать. Я - Правитель, меня чтит чернь, я научил Совет десяти уважать меня. Но перед магами я - никто. Если он почует тебя – я не смогу защитить тебя, понимаешь?!
Уходи. Здесь опасно. Ты пришла сюда как-то, я не знаю – как. Уходи – так же, как пришла. Пожалуйста. Мне страшно. Потому что я не смогу защитить тебя от магов.
«Уходи» - шепчут беззвучно мои губы. «Уходи!» - кричит мой разум. А сердце и руки отпустить не могут.
Одно лицо. Одна правда.

Дворец Правителя. Покои Белатрис-Бригиты.

Я не знал тебя до сегодняшнего дня. И сегодня мой день начался и закончился тобой. Это странно, но я хочу, чтобы завтрашний был таким же.
Но – нельзя. Понимаешь – нельзя!? Нет, не понимаешь. Или  - понимаешь. Что у нас есть только этот миг. И в следующий может уже не быть ничего.
У нас нет будущего. И нас-то тоже нет. Есть только этот миг, твои жадные и горячие губы. Нетерпеливые пальцы. Мои руки на твоих плечах. И звон в моей голове. Нарастающий гул.
Так неправильно все. Ты – враг. Ты – часть тьмы, поглотившей мир людей. Отчего же я не боюсь тебя? Ты – Тьма. Но и я – не Свет.
Жаркое дыхание, и руки тянут все ближе. Столько лет воздержания, практик, усмирения плоти – и все. В один миг все разрушается, и я не буду прежним. Ради тебя я готов перестать держаться за то, что не дает тьме внутри поглотить меня. Потому что ты не боишься того, что во мне. Потому что ты видишь. Настоящего меня.
И я хочу тебя видеть. Не это тело – чужое, заимствованное. А ту, что пробивается – словно цветок из земли после долгой земли. Светлые волосы, острые скулы – не порезаться бы. Хочу потрогать и проверить. Настоящую тебя.
Голоса за дверью. Громкие. Кто-то спорит. Тербий и... ? Мэлос. И все уходит на второй план. Маленький гаденыш позвал большого гада.  Тебе надо уходить. Пожалуйста. Уходи. И пообещай мне, что больше не будешь так беспечна. Пообещай мне… что мы больше не увидимся. Это погубит нас обоих.
С моего безымянного пальца скользит тяжелая печатка с ладьей Аэрас. Вкладываю в маленькую горячую ладонь. Помни обо мне.
Последний, краткий, почти ворованный уже – в губы. Плачешь? Не надо. Уходи. Только пообещай мне, что мы обязательно увидимся.

Хуже. Я введу. Акцизы. На бузину.
Алессия, добро пожаловать в Забытый мир. Что-то Сенза Вольто становится все больше. Не к добру это.
Око, не потеряйте кольцо. Оно нам еще пригодится.

Публично - несомненно. Держим лицо. Вальсируем. До бракосочетания - точно. А там видно будет)

А что мог бы ответить Дарий - Дарий скажет только Оку. Потому что Дарий очень скромный.

Бродский - так Бродский. Интересно, он кем был? Древним, наверное.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе - работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и черным ходом в будущее вышли.

Чтоб тебе Ведя в тапки... мыша принес!

Пожалуй, повременю с акцизом на бузину. Если это поспособствует.