Карта ролевой игры "Забытый мир"

И вот не жалко вам такую красоту отдавать? Кто будет учинять во Дворце беспорядки и провокации, организовывать покушения и настраивать влюбчивых лордов против действующего правительства?


Ни амирских от Правителя, ни моих домашних, именных, выданных мне Правителем при заселении во Дворец.

Ян Шальной

Сипасибо, большое сипасибо. Тоже возьму паузу. Посижу в темнице сырой. Пожалуйста, просто так не беспокоить, вход по билетикам, свободных билетов нет.

Ян Шальной, за ножик спасибо, а все остальное мне за ненадобностью.
Крысы, холодный пол и небо в полосочку! Для настоящей королевы - это лишь пустяк.
Домиинара-эр-Риах, и вам спасибо) Я бы спасла вас еще много-много раз) А если бы это вынудило меня снова встрять в чью-то беседу с Правителем без его на то светлейшего дозволения, сделала бы это с нескрываемым удовольствием)
Леций Бессмертный, вы мною обожаемый Артур) Моего обожаемого Камелота) Спасибо за доброту, ласку и понимание.
Хенрик, не уходите. Вас буду трепетно ждать в любой ипостаси.
Дарий Скорбящий, о, спасибо за утреннее настроение и песню) Умеете вы вдохновить!
Очень переживаю за здоровье Правителя (это можно использовать для смягчения наказания?), бдю посты, читаю. Берегите свои косточки.

Ведущий, а мне хорошо)) Мне даже нравится. Буду тут жить, петь о голубях, летящих над нашей зоной))

Леций Бессмертный, нет, благодарю, занята немного.

Ах, какая любовь! Какой мужчина заботливый) Доми, вы счастливица)
Не отчаивайтесь, Орвик! Вот она - семейная жизнь, нервы, переживания, любимая женщина, выводящая своими поступками из себя, но все равно любимая)) Держитесь!

Навестить? Это же не санаторий!! Меня там пытают, допрашивают, бьют, надеюсь, что насилуют, потому что по моей вине как бы люди немного того, погибли, так что я занята. Занята, под замком и охраняема не идиотами. *стучит в стеночку*

Дарий Скорбящий, пока царь без сознания!

Ян Шальной, террористическая организация Непорочных Ко-ко взяла на себя вину в организации теракта на Совете Десяти.
И потом, с чего вот вы взяли, что королева не имеет никакого отношения к тому, что произошло, м? Спешите, батенька, ох, спешите.

*подписала бумагу с признанием вины*



Вы еще скажите нанять хорошего адвоката...

Ян Шальной, все будет хорошо. Это я вам как августейшая обещаю! Все августейшие и правящие что-то подобное всегда и всем обещают)) Обещают и обещают)



Да!))) Только не этой дамочкой, которая бубнит про покаяние.
Дознователем? Палачом? Пейте тогда больше) Вам это к лицу. И приходите.

Запах этого места впитался в кожу. Заморожена, выстужена. Не знаю день или ночь. Гулкие шаги, эхо, далекие всхлипы, чьи-то вздохи. И взгляды, полные ненависти. О, я ее хорошо научилась распознавать.
Я пела не так давно. Пыталась вспомнить мотив, что пела та девочка в саду, и повторить. И теперь молчу. Они смотрят на меня из темноты, окружают, шепчутся, задают одни и те же вопросы.
Это игра, но не в крокет. Игра, в которую я умею играть. По крайней мере мне так хочется думать. Мне подают, я отбиваю. Подсекают, бьют, я снова отбиваю. Слова, слова. Все это пустое. Минуты превратятся в часы. Я знала, что рано или поздно это случится. Кто из нас первый сдастся?
Когда я пою, мне становится легче. Тихо, полушепотом, когда никто не услышит. Эта песня напоминает мне о том, кем я была. В ней столько тепла и света. В ней то, чего меня лишить невозможно. Но потом снова приходит сон. И для кошмаров не имеет значения где ты спишь, на королевском ложе или же на тюке с соломой. И там и здесь повторяется одно и тоже. Я кричу, просыпаюсь, потому что иначе умру во сне. И не могу больше сбежать. Никуда не могу двинуться с места. Решетка.
Схожу с ума.
Они говорят мне, что это должно быть совесть. Я виновна в том, что убила людей. Предала брата. Почему только сейчас их стало волновать кто и кого предал? Почему не тогда, когда умирал Эдвард? Они говорят, что я ору как резаная потому, что совесть мне не дает покоя. Они хотят, чтобы я призналась. Кто помогал мне. Имеет ли к этому делу отношение какой-то дом. Они спрашивают меня и спрашивают, но я то знаю, что им не нужны ответы. Им хочется видеть мое раскаяние. Мое унижение и страх. Меня итак уже записали в убийцы.
Я не раскаиваюсь.
Игра в слова утомляет, но это хоть какое-то разнообразие в том монотонном существовании, которое я веду. Крысы и далекие звуки. Часами вслушиваться в тишину. Бояться того, что там, за стеной, но больше всего бояться самой себя. Остаться с собой наедине и снова почувствовать как теряешь контроль. Уходишь за грань. Когда уже все равно кто сожрет тебя. Маги или крысы. Люди или зверье.
И вот в этот раз все изменилось. Их взгляды резче. Увереннее. А мне зябко. Спутанные волосы на кулак. Стащат меня на пол, сдернут со стула одним движением и подбросят вверх, снова на ноги. Чтобы видела их лица. Не только слышала, что говорят они про каленые пруты, но и видела как они это говорят.
Но тот другой, с ястребиным взглядом. Он говорит, что есть способ лучше. И как только я понимаю о чем он, я вздрагиваю. Он замечает, потому что следит за мной, за каждым взглядом и жестом.
И ловушка захлопывается.
Он знает чего я боюсь. И больше никто не грозит мне подпортить лицо ожогами.
А я стараюсь не выдавать свой страх. Даже так, стоя с запрокинутой головой, с натянутыми как струны волосами, я смотрю на него сверху вниз. Он мне никто. Он не посмеет мне ничего сделать.
Только гад знает, что я дрожу. Всем своим существом чувствую как он приближается. Делает жест тому, что стоит позади, чтобы он отпустил меня. Ко-ро-ле-ва же! Не абы кто. С ней нужно обращаться почтительно. Особа благородная, чистых кровей.
И я чую беду.
Подкрадывается, щекочет кожу дыханием. Позволяет себе смотреть на меня мерзко. Так мерзко, что меня выворачивает. Только шевелиться нельзя. Нельзя дать ему повод. Пусть оглаживает меня своими ручищами. Пусть намекает, угрожает. Пусть. Но он хватает меня, дергает на себя, легко рвет на груди платье и отпускает. Злой смех прокатывается по темноте. Душит меня. Я отшатнусь, но устою на ногах. Белая нижняя рубашка из тончайшего шелка, расшитая мелкимречным жемчугом будет моей последней броней.
Я чувствую его. Чувствую его безумие. Знаю доподлинно, что он способен перешагнуть любую грань. Сейчас вижу.
И когда я это понимаю, они оставляют меня одну. Насладиться.
Только пока я не вернусь назад, в место, отведенное для меня, я буду стоять и молчать.
И ничего, что дрожат руки. Я знаю, что это только начало.
- Обдумала? Сперва буду я. Потом позову других.
Молчу. Ему достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он лишь кусок козьего помета, а перед ним королева Констанца.
Что для одного норма, обыденное и ничем не примечательно событие, для другого может стать настоящим шоком.
Он ударит меня. Хлестко, звонко. Тыльной стороной ладони по лицу. Обожжет губы.
Но что мне делать, если я всего лишь королева без короля? Я, казалось бы, должна стойко держать удар. Только никогда раньше меня никто не бил. Это ново. Свежо. Больно и, наверное, дико.
- Нет, - говорит, - Поступлю иначе. Еще руки марать о мразь.
Завет кого-то, велит, чтобы принесли ему какие-то документы. Спрашивает о ком-то. Подобострастно. О маге? Снова поворачивается.О маге. К нему побежит.
- Станешь соседкой одного из ублюдков, что гостят в королевских казематах. Потом другого выродка, пока не начнешь говорить. Сама. А, может, сразу нескольких. Да, так и сделаем.
Снова предельно вежлив, как будто бы ничего и не случилось. Улыбнется, даже отвесит поклон. Сука.
- Посадите ее в соседнюю. Для компании.
- Так нельзя ж, - отзывается кто-то слишком правильный.
- Пока в королевских покоях все приберут. Негоже нашей королеве спать на соломенном тюфяке. Да и заскучала ее величество поди. Одна то.
Улыбается. Смотрит в глаза и так гаденько улыбается только одними губами.
Лоб покрыт испариной как влажный лепесток цветка. Щеки бледны. К ним прилипли пряди волос. Губы горят, пульсируют и болят так сильно, как будто бы в них ушла вся кровь. И я молчу.
Пока не произошло ничего плохого. Да, попытались унизить. Шлепнули по губам для острастки, но не избили же. Как далеко они смогут зайти? И имеет это какое-то значение сейчас, когда они итак все знают?

в темной-притемной темнице

Жалобно скрипнет дверь. Во тьме мои глаза как две черные, большие плошки. Волосы как смола по плечам. Вот ты и снова невеста. Для каждого запертого здесь. Или как он сказал? Только белый треугольник платья на груди как щит, горит в темноте. Взмахнет ворона крыльями и блеснет стеклом глаз, затихнет. Я нервно скомкаю ткань, стяну крепко в ладонь, чтобы не искушать бездну. Как будто бы это меня защитит от неизвестности. Лязгнет за спиной закрывающийся замок. Слепая ворона вздрогнет. Буду ждать, когда глаза привыкнут, вслушиваться, ловить шорохи. Я не шелохнусь. Не потревожу ничем, кроме дыхания.
Ощипают, из кожи сошьют сапожки, глаза вденут в бусы на веревку из кишек. Вот слова твоей новой песни.
Не двинусь с места. Все жду, когда начнут срывать мои платья. Как перья. А ладонь сожмется в кулак. Первый, кто приблизится ко мне, получит по-королевски щедро. Жду, жду, но ничего не происходит. Может быть, тот глазастый меня обманул?
Только когда замечаю тень у стены, понимаю, что для надежды нет места. Не на что тебе надеяться, Констанца. Отпускаю рваную ткань платья. Лети, ворона, лети прочь. Забери с собой мою душу. Оставь мне тело. Что будет с ним - уже и неважно. Это лишь оболочка. Это не буду я. Но рука все равно в кулаке. Напоследок я хорошенько наподдам мерзавцу.
То ли вздох, то ли ветер гуляет по подземелью. Но я вздрагиваю, отшатываюсь к противоположной стене. Там во все глаза. Примериваясь куда бы ударить по кому-нибудь, кто окажется рядом. Куда нужно бить? И как? Решаю, что как придется, но обязательно по лицу. Люди ползают, чтобы не падать. Я не буду его бояться. Я не буду ползать. Расправлю крылья. Дрожу, приподнимаю подбородок, стискиваю зубы. Ну же? Ну же?!
И ничего. Только стук моего сердца в висках.
Спустя какое-то бесконечно долгое время я понимаю, что никто нападать на меня не собирается. Мне страшно, но я должна знать. Взглянуть страху в глаза. Понять.
Высоко подняв юбки, чтобы они не шелестели по полу, переступая лужицы, крадусь. Мне стоит гордиться. Моя темница на порядок суше и чище. Вот они - привилегии титула. Панический страх холодком бежит по спине и разливается по жилам, но любопытство берет свое. В темноте мне кажется, что я увижу что-то по-настоящему зловещее. Когда понимаешь, что выхода нет, делаешь шаг вперед. Хмурюсь на выглядывающие из одежд узкие щиколотки, белые в темноте. Не понимаю. Склоняюсь ниже и ниже. Пытаюсь заглянуть в лицо. Хочу увидеть. Вижу кровь. Чувствую ее медный привкус на языке. Ты ли мое чудовище? Может быть, несчастного пугали мною точно также? Сказали, что явится ведьма и убьет его. Ни страха, ни ужаса, ничего кроме тоски и жалости. Провожу рукой у бледного, неживого лица, чтобы убрать прядь волос с запекшейся на ней кровью. Чтобы рассмотреть. Жив ли он? Ближе, ближе. Дышит ли? Кажется, нет. Кажется, меня заперли в одном застенке с покойником.