Карта ролевой игры "Забытый мир"

картинки могут быть большие

Дарий Скорбящий, судя по тому, что ТАМ происходит, вы очень долго находились не в себе, Ваше, Вашество) Это только начало. Так что ни о чем не волнуйтесь. Главное - поправляйте здоровье!

Мама? В груди вспыхнуло солнце, обжигая своим теплом. Все, что угодно, но только не это слово. Не здесь и не так. Не от так называемого чудовища. Хрупкого в этом своем "мама". Беззащитного, почти что нагого. Успеваю только вопросительно вздернуть брови, недоверчиво глядя на тонкий очерк мертвецки-бледных, прозрачных губ, как будто бы не могу поверить, что он это сказал. Что жив, а не мертв, и мне это не показалось. Разве может он быть живым? Не каменным изваянием, не высеченным изо льда человеком. Жи-вым. И говорить "мама".
Успеваю только увидеть как вспыхивают под сомкнутыми ресницами глаза и открываются, жаляще глядя на меня, колюче, страшно, слепо. Даже вскрикнуть не могу. Только хватаюсь за его руки на своем горле. А они точно из камня. Бесполезно пытаться их разжать. Тонкие, каменные пруты, обвившие шею. Сужают пальцы свой круг, и гаснет солнце. Только яд из надломленного яростью рта льется и льется. Скребется, царапается в уши, хлестко по коже гладит.
За что? Почему? Кто я для него? Безумие? Или болезнь? Сон, в котором он меня убивает? Сон, как жизнь. И она сейчас для меня закончится вот так.
Пытаюсь глотнуть хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть затхлого, сырого воздуха подземья. Самого желанного сейчас, единственного. И не могу. Немеют пальцы, перед глазами плывет. Неожиданно он отпускает меня и больше не движется. Кажется, теперь точно мертв. В его "мама" было столько страдания, искреннего, детского удивления, а потом...
Я падаю в сторону на пол, хриплю, сиплю, не могу надышаться. Глотаю слезы. Ищу в себе силы, чтобы отползти от человека подальше. Какие страшные у него глаза. Какие невозможно страшные. Он принял меня за другую. За маму? Кто же она? Какой должна была быть женщина, которую он так сильно ненавидит? Закрываю на миг глаза, чтобы унять дрожь, успокоить бегущие по щекам ручьи. Хватит! Возьми себя в руки. Но снова дышать так сладко, так больно. Спасибо за подаренное маленькое счастье. Оказывается, просто дышать - это уже подарок. Смотрю на свою руку, пытаюсь понять откуда на шее кровь. Кажется, он содрал с кожи подсохшую корку на ране. Безумец. Не человек. Умереть вот так, в темнице, на полу.
- За то, что поднял на меня руку, я велю отрубить тебе голову.
Шатаясь, поднимусь на ноги и отойду к стене. Какое мне до всего этого дело? Живой все равно не уйти. Лучший конец был бы для меня таким. Сама скоро начну молить о том, чтобы мне поскорей отрубили все, что возможно. Так стоит ли тянуть? Прикасаюсь к горящей шее. Все еще чувствую на ней его руки. Наверное, было бы лучше, если бы он меня задушил. Оборачиваюсь, но не могу решиться, чтобы подойти снова. Умер ли? Жив? Бросится на меня, чтобы убить? Вспоминаю его слова. Уходи из моих снов. Я не поддамся. Сердце сжимается от жалости. Как это глупо и предсказуемо. Едешь по городу, а вдоль дороги нищих пруд-пруди. Дети, старики, женщины. Привыкаешь к такому голопяточному зрелищу, ничто не шевелится внутри, а тут нате, получите. Словно под дых от каждой такой мысли. И не ребенок же, чтобы жалеть. Чудовище. Только чем хуже меня? Я вспоминаю свои ночи, полные муторного кошмара. Звенящий холод, который всегда приходит с мертвым уже королем. Такие сны ничем не остановить. Ничем, кроме как взять и проснуться.
Капает с потолка. Ловлю капли губами. Пить хочу. Томлюсь, думаю, смотрю на покойничка. Аристократические черты не спрятать ни за грязной одеждой, ни за побоями и кровью. Тонкие губы, слипшиеся от влаги ресницы, выразительный, прямой нос, явно принадлежащий упрямцу и морщинка на переносице. Тревожно, холодно. А кажется таким беззащитным и хрупким. Обманщик. Совершенно точно вижу, что у него приоткрылся рот. Он дышит! Живой. Стою как по голове стукнутая. Захотелось еще? Мало тебе? Понравилось?
- Если еще раз прикоснешься ко мне, то пожалеешь об этом.
Вздыхаю, набираю воду в сомкнутые ладони. Ничего. Наверное, умирает. Что же мне делать с ним? Как помочь? Боюсь, не смотря на то, что иду.
В самом начале это дико. Только лихорадочный вид его глаз чего стоит! Большущих, с плещущейся за край болью. Умрет - умрет не один. А если останется жив, то убьет тебя и сослужит добрую службу. Не то чтобы я не хочу жить, нет, но лучше уж так, чем переживать подобные встречи и унижения каждый день. Сегодня меня для острастки припугнули полумертвым пленником. Шлепнули по губам. А что будет завтра? На что они пойдут, чтобы узнать правду? Вода утекает сквозь пальцы. Не донесла. Слишком долго собиралась. Не решалась приблизиться. Я и боюсь? Еще чего! Пусть только попробует ко мне прикоснуться... Пусть только попробует!
Хмурюсь, не жалеючи отрываю от платья кусок ткани. Что уже там жалеть: одни лахмотья. Смачиваю тканюшку в воде, подхожу, сажусь и жду. Вслушиваюсь в его дыхание. Прикасаюсь. Молчит. Никогда и не сказала бы, что жив, если бы не положила руку ему на грудь, чтобы совершенно точно ощутить натужное биение сердца. Слабое биение, едва ощутимое. Точно умирает.
- Эй ты, - вступительное слово за мной - Просыпайся. Я приказываю тебе.
Так, я смелая королева. Я в застенках оказалась по делу. Не снасильничает он, уж точно. Дознователь должно быть знал, что пленник в таком состоянии. Запугать меня решил, гад ползучий, вот сюда и бросил. А то, что в бреду, так у него, кажется, лихорадка. Я решительно и мягко протираю его лицо водой. Страшно - жуть. Умрет еще... Бросится на меня, не смотря на свое уставшее сердце.
- Вот так, - говорю, - И не надо на меня кричать, - на всякий случай поглядываю на его руки. Вроде умирает, а сильный, - Плохие сны. Это только плохие сны, - говорю и чувствую себя уверенней. Голос звучит в темноте и кажется, что все не так уж и плохо. Тишина полнится чем-то человеческим, простым и понятным. Неизвестность отступает.
Я буду сидеть с ним еще долго. Буду осматривать его, запомню каждую черточку на лице. И буду с ним говорить так, как будто бы он может меня услышать. Расскажу ему все. Все, что знаю. Все, что со мной случилось. Как жила в Зеленых Холмах и любила свой дом, как встретила короля и потом он забрал меня с собой сюда, в столицу. Как стала я королевой и сразу же вдовой. Как король мучительно и страшно умирал у меня на руках. Долгие дни и ночи, а потом два года приходил ко мне, чтобы мучить, требовал смерти. Просил возмездия. И это не была просто история. Это было самое личное. То, о чем я никогда не могла сказать даже самой себе. О том как он поцеловал меня, но так никогда и не коснулся. Каким он был. Каким был его брат. Дарий Правитель. Как же я его ненавидела. Как я сбежала из столицы, обманула всех и побывала на чудном острове. Рассказываю ему про Грех, про его рынки, про встреченного Льдистого, про пиратов и рабов, чей вид поразил меня до глубины души. Остров, на котором совсем нет магов. И еще про поцелуи. Какими странными, разными они могут быть, оказывается.
- Вот ты совсем еще мальчик. Знаешь что? Хватит уже смертей. Выживешь - подарю тебе что-нибудь. Хочешь голову мага? - шмыгаю носом, бледно улыбаюсь, глажу покойничка своего по голове, лежащей на моих коленях. Так даже лучше. Перебираю волосы. Главное - не уснуть. Не присоединиться. В застенках сегодня массовый просмотр кошмаров. А я не хочу.
- Ну и тяжелая у тебя головешка, - сонно моргаю. Глаза слипаются. Вру немножечко. Он - это тепло. А мне холодно. И меня медленно клонит в сон. Кап-кап. Поет капель. Кап-кап. Шумит дождь. Сердце моего покойничка стонет, шевелится. Особая колыбельная.
- Тише ты. Это только сон. Сон, понимаешь? Дурной сон, - целую горячечный лоб. Благословляю на жизнь, друг мой покойничек. Не умирай, пожалуйста. Я сама потом тебе голову отрублю: шея то саднит.
И в голове моей эхом "сон". Агония. Понимаешь, я тоже сплю. Положила голову в пасть зверя и сплю. Глупая королева. Жду мертвого короля, а он не идет сегодня. Мне снится дом посреди холмов. Константа в изменчивом мире. Призраки прошлого не могут в него зайти. И время тут недвижимо. Чья-то душа живет здесь. Ей не одиноко. И почему-то сразу становится ясно, что если разрушить этот дом, то и не станет и всего мира. Моего мира. Мира, который я знаю.

Ворон, добро пожаловать, красавчик. Даже и не знаю сразу начинать бояться или немного с этим еще подождать. Но здорово, что теперь у нас такой как вы есть.

Ворон, буду с нетерпением ждать. Я вам чуть позже напишу весточку.

Наверняка сидеть на полу и держать на коленях голову мужчины, конечно же отъявленного негодяя и преступника, находящегося при смерти - также вульгарно и неправильно по всем меркам придворного этикета, как неудобно по человеческим, потому что затекли ноги, а некоторые места так совсем перестали чувствоваться, но по всем отныне известным мне законам обреченных на смерть в одиночестве - это было божественно. Преступный тип уже не выглядел настолько грозно. Была в его лице некая незащищенность и даже как будто бы одухотворенность, а в нашей позе единство. Наверняка - это тень близкой кончины на его лице. Чужой, незнакомый лоб и влажные пряди волос. На ощупь они казались непривычно мягкими. Перед смертью все однажды становятся равны. И разбойники, и королевы.
Еще бы укрыть чем-то плечи, потому что тепла, идущего от него не хватает, чтобы согреться полностью, но я крепко держусь за его огонь. Гаснущая жизнь, которая дарит тепло и утешение. И даже если бы это было не такое чистое и правильное лицо, я бы все равно не побрезговала в такие минуты оказаться рядом. Какое сейчас имеет значение твой титул или платье? Укрыться покойниками как одеялом и спать в колыбели, которую покачивает Маа, не заплетая волосы в косы. Пусть! Ты всего лишь человек, совсем еще ребенок, девчонка с Зеленых Холмов. И вот ты слышишь далекий смех. Детский. Колокольчики звенят среди каменных свод, разгоняя тоску и страх. Ты бледно улыбаешься. Ямочками на щеках. Ты хочешь открыть ту дверь, протягиваешь к ней руку и...

Медленно убираю руку от его головы, как будто бы он может среагировать на любое неосторожное движение и броситься вслед, чтобы укусить. Одно дело едва уловимое дыхание полумертвого бродяги, которого уже не спасти, а совсем другое - бодрый и спокойный голос, заставляющий меня замереть. Глаза его закрыты, но я в первый миг действительно испугалась, поэтому едва поборола желание сбросить его голову в сторону и вскочить на ноги. Жестоко, но на такую живучесть я не рассчитывала. Он то и умирающий был силен. Ну, не мог он так притворяться! Не мог! Смотрю и глазам не верю. Мог ли? Может он тут вообще отдыхал. Спал себе, и все у него было хорошо. А ты пришла со своей никому не нужной жалостью и вторглась в чужое пространство. Мне уже надо было начинать бояться по-настоящему, но когда этот... Этот преступник! Посмел обвинить меня... Меня! Леди Констанцу в том, что я говорю чушь, я так возмутилась, что совсем позабыла бояться.
- Это не... Но... - только он продолжает говорить, а голос у него такой, что заставляет невольно прислушиваться. Он заполняет собой тишину, темноту вокруг, всю комнату, становясь ее единоличным и полноправным хозяином в один миг. Я все еще жду, не смея пошевелиться. Отбегать с писками и возмущениями как-то не по-королевски, но и неприятно осознавать, что тебя застукали врасплох. Лежат на тебе как на подушке. Живые, между прочим! В голосе его нет явной агрессии, если, конечно, не считать угрозы быть то ли пойманной, то ли убитой на этом его волшебном острове. Грех на самом деле настолько разный и необычный, что невольно заслушиваешься. А еще нотки какой-то едва уловимой тоски. Теплой, сладкой, как пахнущее вересковым медом молоко.
От улыбки его становится жутко, даже по коже бегут мурашки, но насколько она пугает, настолько и завораживает. Очень не прост этот бандит с Греха, наверняка даже знатный: слишком уж явным в нем видится печать власти и денег. Такие лица не бывают у бедняков и конюхов. Впрочем, если он разбойник, то все в нем и создано, чтобы обманывать случайных попутчиков, вводя в заблуждение. Как бы не так.
Мне не пристало пялиться ему в глаза, разглядывая их черноту и глубину, но оторваться не получается. И потом, сам факт, что мы в застенках, отменяет правила. Главное, чтобы этот разбойник об этом не знал. Для него, как и для всех здесь, я по прежнему леди. Приподнимаю подбородок, спину держа прямо. С сожалением отмечаю, что моя грелка ушла, но с радостью, что теперь не нужно смущаться и подумывать как бы из под него выскользнуть. Слишком уж я быстро расклеилась, - с позором осознаю, краснею и зачем-то прикасаюсь к лицу, чтобы убедиться не горят ли щеки и в случае чего их остудить. Кажется, все в порядке. Под его взглядом хочется найти какое-то применение рукам. Волосы! Но куда теперь их денешь? Ну и пусть. Заставляю руки оставаться на коленях. Мне все равно, - пытаюсь себя убедить. А он все смотрит и смотрит. И я смотрю в ответ, упрямо и с вызовом. Только прямота его слов лишает меня и этого оружия. Мало того, что преступник, так еще и наглец.
- Я не нежная! - возмущенно вырывается быстрее, чем я успеваю подумать, - И не заносчивая, - добавляю уже спокойнее, хмурясь и стараясь игнорировать этот взгляд.
Мне не нравится его взгляд. Он меня беспокоит. Как будто бы смотрит дальше того, что видит. Мне под ним неуютно. Рукой я оправляю смятую юбку, спокойно и величаво, как будто сижу перед ним не на полу, а на троне в приемной зале. Взгляд замечает выставленную напоказ лодыжку с расшитой тканевой туфлей на ноге. Вздрагиваю и подтягиваю к себе ногу, чтобы спрятать от глаз под платьем.
- Я была на Грехе совсем недавно, - объясняю ему, - И я видела однажды там Льдистого. У него не билось сердце, и он мог заморозить все, даже не прикасаясь. Но это все было ночью, когда солнце скрылось.
- И на остров я не вернусь, - запнулась, - Потому что вряд ли когда-либо выйду отсюда. Обвинение мое настолько велико, что вам лучше о нем не слышать. Кажется, меня даже посадили к вам, чтобы вы меня поскорее убили, настолько им не терпится. Поэтому ваши намеки мне не страшны, - для пущей убедительности, чтобы он поверил, что я его совсем не боюсь, я нанизываю его как бусинку на свой взгляд. Только сердце колотится, что бешеное, - Смею заметить, что, судя по нашему положению, угроза от королевского палача на сегодняшний день намного реальней. Если вы, конечно, не решите сделать за него всю работу. Но я предупреждаю. Если вы даже просто подумаете хотя бы коснуться меня...
Главное, чтобы он поверил. Не показывать ему, что боишься. Насколько боишься. И прежде чем он успевает ответить, я, руководствуясь только желание выжить и интуицией, заголосившей так не вовремя, успеваю добавить:
- Вы были без чувств, когда я нашла вас. Звали свою матушку. Проклинали ее всячески, а заодно пытались задушить. Меня. Видимо, приняв за нее.
На шее, кстати, наверняка должны были остаться следы. Воспоминание об этом хвате меня подстегнуло.
- Но я, как видите, жива. Поэтому не думайте, что я такая уж и нежная. Возможно, я самый страшный убийца из тех, кого вы встречали. По крайней мере дознователи в этом уверены.
Это бахвальство отдает горечью.
- Меня обвиняют в организации недавних взрывов. В покушении на короля, - сердито выдыхаю с затаенной обидой, - А вас? - жду его испуганный или хотя бы изумленный взгляд. Даже хочу, чтобы он меня испугался. И смертельно жалею, что вернулась в столицу. Что не осталась дожидаться дождей и цветения незнакомых деревьев где-то там, на чужом и прекрасном острове, полном противоречий и чудес.

Мадам Таис Раав, приветствую! Выходные нынче в столице, вот все, видимо, после Совета Десяти и отсыпаются

Мадам Таис Раав, кофе любой) Главное, чтобы в его состав вошло что-то крепкое, алкогольное)

А меня так научите?)) А то мне никто до сих пор не объяснил что там на уровне брюк то делать надо))
А за коньячок спасибо) Нам королевам сосуды надо беречь особенно тщательно))
Суламифь Буревестник, ооо, мне нравится, когда вы такая) Люблю какао. И когда вы такая.

*спряталась за Мадам Таис Раав и усиленно с самым серьезным видом, чрезвычайно увлеченным полетом мухи на стекле, обмахивается веером*

*горько вздыхает* ничего не поняла

Мадам Таис Раав, *шепотом* только это государственная тайна, вы же понимаете? Мне очень важно побывать у вас инкогнито.

*пакует (судя по реакции мадам) чемоданы с валютой*

Суламифь Буревестник, вы смутили меня своим вопросом даже больше, чем мадам Таи разговорами о ширинке Балабола! Поэтому я не буду отвечать на такие провокации)

Дарий Скорбящий, ну.. я самую капельку)) Два чемоданчика! Ну, пожааалуйста!)))

Мадам Таис Раав, декольте) В низком реверансе. Всегда так делаю, когда не хочу, чтобы он понял, что у меня на уме.