Карта ролевой игры "Забытый мир"

Найти ювелирный магазин было просто. Стоило лишь подняться на пятый уровень и спросить Телери Анвила, талантливейшего из ювелиров, бывшего механика. Знакомы мы были давным-давно, понравившись друг другу еще при первой встрече. Когда-то он сам нашел Константина, чтобы попросить об обучении некоторым тонкостям нашего искусства, а потом и вовсе решил заняться металлами. Хотя, может быть, у него и была такая цель изначально, не знаю. Однако сегодня Телери был известен как один из лучших мастеров своего дела.
Обосновался он в высоком здании, первый этаж которого занимал магазин – дела моего друга наверняка шли хорошо. Продавцов было несколько, хотя я не понял, наемные они или рабы. Внутри оказалось светло и просторно, среди закрытых витрин прохаживались потенциальные покупатели, а в середине зала сидела хорошенькая, совершенно голая рабыня, увешанная драгоценностями, будто священное дерево – лентами.
- Мне нужно увидеть хозяина, - обратился я к одному из рабочих.
- Извините, но господин не выходит к клиентам.
- Передайте, что его хочет видеть Эймер Балабол, - улыбнулся я. – Посмотрим, что он ответит.
Парень пожал плечами и направился наверх по маленькой, почти незаметной лестнице, в углу. Пока он отсутствовал, я смог оглядеться подробнее и удивиться красоте украшений. Телери и, правда, достиг очень многого. Его работы выглядели как живые: золотая птичка с алмазной россыпью на перьях; роза темно-бордового цвета, выточенная из цельного рубина; русалка, из никогда не виданного мной белого металла; бабочка, с ажурной вязью на крыльях, утопленных в бело-голубой глазури; диковинный цветок, переливающийся всеми цветами радуги и, в то же время, выглядящий предельно настоящим... Анвилу удалось создать почти идеальную смесь природы и магии. Почти – ибо, не смотря ни на что, они не были живыми…
- Господин? – касание было легким. – Хозяин сказал, что с удовольствием встретиться со старым другом. Следуйте, пожалуйста, за мной.
Конечно же, я не ожидал ничего иного.
Жилая часть дома разительно отличалась от магазина. Под ногами лежали ковры, на стенах висели картины, повсюду стояла мебель из светлого дерева. В одном из дверных проемов я мельком заметил любопытные детские глаза, а в дальней комнате слышался счастливый женский смех. А когда, наконец, мы поднялись на самый верх, под крышу и смогли увидеть его лабораторию, я понял, что Телери совсем не дурно устроился. Мне тоже мечталось о такой комнате, просторной и светлой. Полной материалов и всевозможных приспособлений. Столы в которой заставлены алхимическими колбами с разными реактивами… Это было место, достойное любого механика.
- Эймер! – пока я разглядывал все это богатство, ко мне подошел и сам хозяин.
- Телери!
Мы обнялись, долго и с воодушевлением хлопая друг друга по спинам, и изо всех сил улыбаясь. Неожиданно приятно оказалось видеть его, будто эта встреча возвращала что-то из детства, светлое и доброе, с привкусом новизны и ежедневных открытий.
- Как хорошо, что ты здесь! Как ты? Как Константин?
Теперь Телери Анвил уже не казался мне таким огромным, как в детстве, хотя и был выше на целую голову. Эбеновая кожа уроженца Амира отливала шоколадом, длинные черные волосы были собраны в тугие нерасплетаемые косы, а зубы отсвечивали контрастно-белым. Он казался таким же улыбчивым и настолько же добродушным.
- Я тоже очень рад тебя видеть! – проорал я ему на ухо исключительно от избытка чувств, - Сколько лет!
- Да уж, спасибо Санве, - Телери еще раз похлопал меня по плечу, - дела идут просто отлично.
- Вижу, - кивнул я, - у тебя отличный магазин. А я хожу под парусами с вольным людом. Отец поехал в благословенный Амир по приглашению, меня туда тоже зовет.
- Ого, - Анвил даже присвистнул. – Не каждому удается получить такой подарок от детей двух солнц.
- Нет, все не совсем так, это приглашение от учителя нашего учителя, - я пустился в пояснения, - он, кажется, там довольно известен и уважаем. Галимей…
- Галимей? Если тот самый, то это просто невероятно!
Мы беседовали несколько часов, громко перебивая друг друга, вспоминая давние годы, делясь обретенными секретами мастерства и подробностями нынешней жизни. Телери, как оказалось, был женат и даже уже стал отцом. Он не спешил наставничать, надеясь обучать собственного сына, только оттачивал знания о металлах и механизмах. Я, конечно же, рассказал ему, зачем явился.
- Отец хочет, чтобы я привез украшения в подарок дочери его учителя. Ей семнадцать, - пояснял я, совершенно не представляя, что дарить девушке. – И у меня почти весь последний гонорар, так что надеюсь на твою помощь.
- Приличная сумма. Хотя, думаю, дочь самого Галимея стоит много больше, - покачал головой мой друг.
- Так я же не покупать ее еду, - рассмеялся я в ответ. – Мне нужны достойные подарки.
- У меня есть то, что ты ищешь, - Телери кивнул.
Удалившись на несколько минут, он оставил меня наедине со своими исследованиями, по которым я, конечно же, не преминул полазить. Результаты впечатляли – Анвил отлично поработал, научившись обрабатывать эллиниум так тонко, что его мастерство могло сравниться даже с мастерством Стенных. А уж увиденная мной миниатюра корабля, застывшая над поверхностью стола, просто поражала.
- Что, нравится? – довольно спросил хозяин.
- Очень. Но больший вес наверняка не берет, - с сожалением заметил я.
- Да, не берет, - кивнул он, – но я работаю над этим. Теперь давай, смотри.
В руках Телери был небольшой сундук, окованный желтым блестящим металлом. Подойдя к столу, мой друг смахнул бумаги в сторону и поставил ящик на самую середину, аккуратно, будто внутри было нечто хрупкое.
- Я очень горжусь им, - с благоговением произнес Анвил, снимая с шеи цепочку, на которой висел ключ. – Работа заняла у меня очень много времени, поэтому цена просто неподъемная для этого торгового уровня. Но тебе, Эймер, я отдам его дешевле.
Пока он открывал замок и приподнимал крышку, я непроизвольно задержал дыхание. Не знаю, что мне хотелось увидеть. Это стало не важно, как только содержимое появилось друг за другом на свет из недр сундука. На нескольких белых гладких подушках возлежал набор из десяти предметов: браслеты на ноги и на руки, тонкая цепь-поясок, ожерелье на шею, серьги, кольцо и многосоставное украшение для волос. Все из эллиниума, украшенные редчайшими светло-зелеными изумрудами, и совершенно без креплений. Взяв филигранное витье цепи кончиками пальцев, Телери поднял его на уровень глаз. Камни, ограненные в форме длинных узких кристаллов, висели в воздухе, на небольшом расстоянии от цепи. Их зеленые, как молодая листва, грани вращались по своей оси.
- Впечатляет, - кивнул я.
- Попробуй, потяни за один, - предложил мой друг.
Камень был гладким и отчего-то теплым на ощупь. Он плотно и будто даже намертво входил в металлический паз. Аккуратно потянув на себя, я удивился – все ожерелье подалось за подвеской, будто скрепленное невидимой, но очень крепкой нитью, и легонько зазвенело. Обычно украшения из эллиниума не держали отдельных деталей. Конечно, все механики знали о чудесном эффекте этого металла, но повторить его в столь мелких вещах было слишком сложно. Даже, я бы сказал, невозможно. Но сначала кораблик, а теперь набор…
- Я особенно горжусь гребнем, - тихо заметил Телери. – Он станет достойным подарком.
Аккуратно подняв вещицу с подушки, я внимательно осмотрел конструкцию. Основа была сделана двумя полукружьями большего и меньшего размера, расположенными одно над другим, в виде двух солнц. В некотором отдалении от них парили кристаллы-лучики, медленно вращаясь в воздухе и сверкая гранями.
- И как долго держится эффект?
- Не знаю. Но пока не спадал.
- То, что ты сделал, это невозможно.
- Тогда ты должен понимать, почему я прошу столько, - кивнул он.
Я понимал.
Набор был сделан по принципу двигателей в летающих кораблях. Эллиниум вырабатывал особое поле, действующее на все вокруг. Именно оно при определенных условиях поднимало массив корабля в воздух и сохраняло его вверху. Хотя обычно заряд в металле требовал периодической перезарядки, в этом наборе он каким-то образом сдерживал накопленное. Это было удивительно и совершенно невероятно.
- Покупаю. И прошу поделиться технологией.
- Только как брату, Эймер.
***
На «Несущий» я возвращался уже затемно. Людей на улице было совсем мало, и чем ниже я спускался по кольцам рынка, тем меньше становилось народа вокруг. Оживились улицы только возле порта – открывалось все больше ночных заведений. Проститутки из публичных домов попроще даже выходили на улицу, заманивая клиентов внутрь - не чета, конечно, тем девушкам, у которых я был вчера. Однако почему-то воспоминание о вечере предыдущего дня было отталкивающим, и я отбросил его проч.
Сундук оттягивал мне руку, но тяжесть была приятна. Отец наверняка останется доволен выбором, как и та, еще незнакомая мне, девушка. Интересно, какой она была? Судя по знакомым мне амирянам, она могла быть красавицей с кожей, цвета талого шоколада. Но еще она была дочерью Галимея… Задумавшись, я постарался припомнить, был ли учитель моего отца чистокровным амирянином, но то ли память отказывалась мне служить, то ли я не задавал этот вопрос. Получалось так, что заработать ответ я мог только на месте.
В своей жизни я видел не так много благородных дам – большинство знакомых мне женщин были рабынями или освобожденными, а происхождение их было весьма и весьма сомнительно. Настоящую свою мать я не знал, отца тоже, да и вообще, представления об обращении к приличным женщинам имел смутные. Первое время, помню, ужасно тушевался в присутствии Памины, которая хоть являлась бывшей рабыней, но была так же и женой моего приемного отца. А уж амиряне с их законами… Рука невольно потянулась к купленной утром книге. Ее стоило читать крайне внимательно.
Размышляя о грядущем и периодически отмахиваясь от назойливых зазывал, я шел вперед. Постепенно меня охватило то самое предвкушение, которое просыпалось каждый раз, когда предстояло испытать нечто неизведанное. Я действительно жаждал оказаться на Амире, прочитать эту книгу, повстречать новых людей. И ощущения были точно такие же, как в детстве, от радостного предвкушения, до томительно ожидания единовременно, приправленные ноткой жажды знаний. Ну что ж… терпение никогда не было моей добродетелью.
Порт снова встретил меня разноголосьем, хоть и гораздо более тихим, нежели утром. Как ни крути, все же вольный народ в честных делах предпочитал свет дня сумраку ночи, поэтому на кораблях лишь выставили охрану. Да и то больше для своих – чтобы не улизнул под покровом темноты какой-нибудь матрос в один из окружных борделей, да и не пришлось его искать. Впрочем, это правило действовало только на острове Греха, заполненном наемными охранниками. Хозяева в масках зорко следили за происходящим. Будь мы стоянкой в любом другом месте, я ходил бы по округе в совершенно другой экипировке и отнюдь не так свободно…
У сходней «Несущего Ву» дежурили трое матросов. Было заметно, что нести службу им в тягость. Двое играли в карты – просто от скуки, сочными словечками выражая как восторг от неожиданно хорошей карты, так и недовольство от плохой. А третий, видимо последний проигравший, зорко следил за происходящим. Подойдя, я достал из кармана соглашение с капитаном, отмеченное его печатью, отдав на тщательную проверку дежурному. Задумчиво поковырявшись в носу, тот вернул мне бумагу и кивком разрешил пройти наверх.
Палубу освещали только люмнисы – круглые светильники, спаянные магией сферы, с люминесцентным веществом внутри. Чем темнее становилось вокруг, тем ярче сияла такая сфера, проглатывая тьму вокруг. Они нравились мне как кажущейся простотой исполнения, так и формой – гладкой, приятной на ощупь и точно ложащейся в ладонь. Люмнисы имелись везде, как в домах зажиточных горожан, так и кораблях, хотя и были слишком дороги, чтобы их могли купить простые люди.
Пройдя в машинный отдел, дорогу в который разведал еще днем, я обнаружил Олли Янсена за чертежами. Он работал так увлеченно, что мешать было бы кощунством. Забросив сундук с драгоценным содержимым в угол к своим вещам – надо сказать, хотя я и был уверен, что механик никогда не станет красть у механика, но замок меня очень порадовал – я влез в подвешенный специально для меня гамак и сразу уснул.

Привет и добро пожаловать
человеки - самое вкусное) Какие-то особые наметки в списке есть?)

"Несущий Ву" в безбрежных водах.


Пальцы мягко скользили по струнам, лаская и извлекая звуки. Шел седьмой день нашего пути, мы уже несколько раз приставали к мелким островам для подзарядки, но никаких эксцессов не случалось. Олли Янсен оказался отличным механиком, внутренняя часть корабля работала как часы – мы просто поделили обязанности по проверке устройств по часам, поэтому свободного времени было хоть отбавляй. Вот я и пользовался моментом, развлекая матросов на верхней палубе.
Хотя, если уж совсем честно, музыка скорее была для меня самого. То, что я чувствовал к морю и небесам, попросту невозможно было выразить словами. Эта бесконечная свобода сине-зелено-белых оттенков просто очаровывала с первых секунд. Вот и сейчас, глядя вдаль, сами собой рождались слова.
«Там у третьего причала
Сизый парус, парус белый,
Делят небо от начала
До рассвета рваной раной,
Слышишь? Море омывает шрамы,
Посыпает крупной солью
Струпья цвета бычьей крови,
Словно память древней боли»
И я знал, что если перегнуться за борт, удерживаясь за натянутую по всему периметру ограждения веревку всего одной рукой, то можно увидеть бесконечность. Я воспевал ее, запечатленную в моей памяти с того самого, первого, едва подсмотренного мига. Серо-синюю, разделенную лишь горизонтом, бушующую и ветреную, с сияющим кругом солнца. И помнил, что стоит лишь вдохнуть – внутри поселятся ее отголоски, которые не дадут больше никогда сидеть на одном месте и статут звать вперед. Потому и нелегко быть одним их вольных детей бесконечности – ты всегда будешь желать стать птицей…
– Ами-и-и-ир! – послышалось сверху.
Отставив гитару в сторону, я встал и закопался в походной суме. Было совершенно ясно, что просто так увидеть все еще далекие от нас земли невозможно. Сам дозорный пользовался механизмом увеличения и особыми вычислительными приборами, доступ к которым был не у всех. Мне нужна была помощь… технологическая. Так вот, в суме, любовно обернутый в пуховую тканую тряпицу, лежал раструб, с аккуратно вставленными в него зачарованными стеклами. Он был не у всех механиков, и лично мне достался от Константина, который решил, что ему эта штука будет не так полезна.
Отрегулировав Увеличитель на максимальную даль, прищурился на один глаз и поднес устройство открытому, тут же оторопело отпрянув. Резкость оказалась слишком сильной и прибор показал густую струйку песка, сыплющую сверху.
«Парит остров наш, благословленный Санвой, над огненной бездной, полной стенаниями проклятых. И проливает слезы свои богиня над судьбами их золотыми потоками, от горя ее превращающимися в песок. Горестны ее думы и бесконечна грусть, от того кажется, будто плачет весь Амир.»
Перенастроив прибор еще раз, я снова поднес его к лицу, с жадностью уставившись на едва виднеющийся вдали остров, который на этот раз предстал передо мной во всем своем великолепии. Огромный через увеличительные стекла, золотой в своем великолепии, сыплющий тонкими струйками песка… Амир казался мне просто сказочным. Передвинув Увеличитель повыше, я поспешил убедиться в старой легенде, где говорилось, будто остров расположен под двумя солнцами. Небо над Амиром сияло нежным, молочно-желтым светом, и было укутано в туманную дымку, поэтому рассмотреть что-то было невозможно. Почему-то это было обидно.
– Эймер! – гаркнули под самым ухом, – что ты уставился, будто Юга не видел! Как дитя малое!
Чуть не выронив Увеличитель, я снова замотал его в тряпицу и засунул в суму.
– Олли, чтоб тебя дракон за пятку тяпнул! Нельзя же так пугать!
Рассмеявшись грубым, но добрым смехом, механик хлопнул меня по плечу.
– Скоро прибываем, пару часов всего осталось, – пояснил он свое появление, – сейчас на подъем пойдем, надо подготовиться.
Об этом я знал, поэтому только кивнул, почти сразу спохватившись.
– Олли, кстати, ты же обещал показать мне перенастройку на суда увеличенных габаритов!!
– Да, я помню, – лицо его сделалось мрачным, – но если ты еще раз уронишь мне на ногу крепежный болт, то, Балабол, я тебя убью! Пошли.
Достав блокнот и усиленно кивая, я с энтузиазмом направился за собратом-механиком. И, правда, не уверять же его, что это все было не специально? Тем более что не было…

В следующий раз мне удалось подняться на палубу только перед самым прибытием. Воздух стал ощутимо густым и жарким, все вокруг было утоплено в солнечном свете, а остров Амир находился совсем близко. Он был… величественным, по-другому и не скажешь. Не таким массивным, как Царь Островов, но гораздо более впечатляющим и каким-то древним. Вспомнив описания из книги, я аккуратно перегнулся через борт, уставившись на багрово-красные сполохи далеко внизу. Бездна манила и пугала одновременно, а мы плыли прямо над ней, и, бьюсь об заклад, кораблик казался просто крохотным по сравнению с внешним величием.
«Никогда, слышишь, никогда не спускайся к подножью Амира, путник. Ибо проклят будет тот, кто коснется истоков, коснется Бездны. И заберут его душу темные ветра, а жар бесконечной пустоты заполнит сердце.»
Пока я разглядывал эту картину, корабль подошел к пристани Амира. С легким толчком – мастерство капитана этой громадины было просто неоспоримо, в его руках «Несущий Ву» был будто легкое перышко – мы пришвартовались к длинной каменной платформе, а потом медленно сели на песок. Ощущение полета медленно покидало меня, оставляя, как всегда, легкое сожаление. Наверное, если бы я мог, то родился бы птицей и жил на самой вершине мира.
– Ты вещи собрал? – Олли вытер пот со лба.
Мы долго провозились в двигательном отсеке, но близость новизны – близость Амира – заставила мое тело бурлить энергией. А вот Янсен, повидавший уже все, что мог, пыл, кажется, подрастерял.
– Да, – кивнул ему я, показав на забитую вещами сумку, стоящую у меня в ногах, венчающий ее сундук и прислоненную ко всему этому богатству гитару.
– Как обратно поедешь – поспрашивай, – он подал мне руку, – с удовольствием попутешествовал бы с тобой еще. Замолвил словечко капитану.
– Спасибо, – я пожал протянутую мне руку. – Обязательно.
Подхватив свои вещи с палубы, я спустился вниз, прощаясь со всеми, кого видел по дороге. Капитан уже спустился по сходням вниз, наблюдая, как малочисленные пассажиры покидают корабль. Да уж, Амир нельзя было назвать самым гостеприимным островом мира, но это им и не было нужно – они просто возвращались домой. Не-амирянин был только один, в моем лице.
Сойдя вниз по широкой деревянной доске, я осмотрелся. Вокруг был песок и камни. Много песка и много камней, честно говоря. Гораздо больше, чем я видел за всю свою прошлую жизнь. Все было золотистым, и даже как будто туманным из-за мелкого песка, летающего вокруг. А если присмотреться в разломы между высокими скалами, загораживающими порт с обеих сторон, то далеко в вышине можно было увидеть ярко-голубое небо. Я мигнул. Почему-то был уверен, что оно будет таким же золотистым, хотя в книге ответа не нашел. Зато там было написано, как вести себя со стражей.
«Досмотру подвергайся смело – дети Санвы не возьмут твоего, а что взяли – сохранят до отъезда, ибо за каждую украденную вещь отрубают руку, будь то собственность южанина или иноверца.»
– Я по приглашению почтенного Галимея Алима джазид-Малиха абу-Карима, – старательно проговорил я заученное, – мое имя – Эймер Риордан Балабол Портас.
Охранники были типичными детьми солнца – темнокожими, укутанными в слои одежд, увешанными оружием. И молчаливыми, как эбеновые статуи. Один из них, чья одежда была украшена золотым медальоном с рубиновыми вставками, неспешно открыл огромную книгу, лежащую на дальнем столе, и заводил пальцем меж строк. Потом, явно обнаружив то, что искал, кивнул, и закопался в сундуке, стоящем в дальней части шатра.
– Вот ваше приглашение, – он, наконец, протянул мне желтоватый пергамент, скрученный в свиток. – Не теряйте его. Если стража спросит – покажите ваше приглашение. Из дома без сопровождающих лучше не выходить. Свод основных законов написан внизу свитка, ознакомьтесь.
Старательно кивая, я умудрялся смотреть по сторонам, отмечая детали. Рядом с постом размещался не очень большой рынок, где матросы могли не только купить здешние товары, такие как еду и питье, но и продать или обменять свои – от мелкого оружия, до заморских (для амирян) фруктов. Большое количество товаров обменивалось на воду – в простых удобных бурдюках, больших и маленьких, в зависимости от ценности товара. У некоторых продавцов были кувшины с пробкой, куда они сливали воду, а некоторые соглашались расплачиваться только деньгами.
Вещи приехавших амирцян досматривали не так тщательно, как товары, привезенные на «Несущем Ву», а я, видимо, попал в разряд горожан. Не знаю, доверяли мне из-за приглашающего, или это было обычное отношение к приезжим, но стражники даже не попросили открыть сундук с подарком. Только просветили его каким-то кристаллом, убедившись в чем-то, понятном только для них.
– Ссупра отправляется через полчаса. До этого я бы советовал вам одеть таран и сицци, – обратился ко мне этот же стражник.
Я пожал плечами. Конечно же, из книги я знал, что такое и то, и другое, вот только денег у меня было очень и очень мало – почти все, как и советовал отец, я растратил на подарок. Хорошо еще местный поезд – ссупра – был бесплатным. Посмотрев на мою реакцию, стражник махнул одному из своих, подавая знак, и через несколько минут мне принесли простой легкий кафтан и нечто на голову. И если с одеждой я еще справился, то головной убор почти поставил меня в тупик. Повертев его в руках, я кое-как водрузил его на голову, вызвав смех у какого-то ребенка. Его мать или нянька, дородная женщина в возрасте, нахмурилась, а потом подошла ко мне и попросила нагнуться, поправив таинственный сицци так, как он должен сидеть. Я поблагодарил ее, а она ответила кивком и легкой улыбкой, почти незаметной за слоем легкого шелка, прятавшим ее лицо.
На поезд можно было проходить заранее, многие из моих попутчиков так и сделали, уже сейчас занимая места подальше от окон. Конечно, это меня удивило, но вида я не подал, устроившись там, где было светлее всего – намериваясь в пути читать. Пока салон постепенно заполнялся людьми, я открыл книгу, погрузившись в чтение.
«Воздух Амира пропитан дыханием Санвы – она везде. В песках, окружающих нас. В оазисах, полных зелени. В воде, столь драгоценной, как сама жизнь. Богиня смотрит на своих детей отовсюду, и все вокруг говорит о ее любви. Ах, как прекрасен лик ее над нами!»
Такими восхвалениями была полна вся книга. Не то, чтобы я не уважал Санву, но, честно говоря, книга здорово сократилась бы, если бы отсюда убрать все оды ей.
«Столица Амира – город Амир, величественна и прекрасна. Город расположен в сердце огромного котлована, конденсируя и собирая всю влагу, благодаря чему у жителей его воды всегда вдосталь. Выйти за стены – значит умереть. Страшись этого, путник.»
Мысленно сделав заметку «не выходить за стены города хотя бы при первом посещении», я поглядел в окно. Крик снаружи оповестил, что ссупра готова к отправлению, и всех просят пройти на поезд. Через пару минут народа стало ощутимо больше, а я отложил книгу, чтобы поглазеть по сторонам, благо было на что. Амиряне представляли собой пеструю толпу, разодетую в яркие, искусно отделанные одежды. Мужчины и женщины постарше чинно рассаживались на обитых плотной тканью сидениях. Те, кто был помладше весело переговаривались между собой, причем мужчины относились к женщинам с огромным уважением, подчеркивая равный статус – это было необычно мне, но не вызывало отторжения, скорее наоборот. Дети до десяти лет, очевидно еще считающиеся маленькими, задорно бегали по вагону.
Последний крик предупреждения, и поезд начал набирать скорость. Понемногу, позволяя рассматривать то, что находилось за окном. Проемы, кстати, были открытыми, занавешенными лишь тонкой тканью, на ощупь похожей на шелк. И только когда ссупра набрала достаточную скорость, такую, что я не мог рассмотреть мелькающих снаружи видов, я понял, почему все остальные занимали места подальше от окон. Влетающая пыль разлеталась вокруг, тонким золотистым слоем садясь на всех и все. Последовав примеру соседей, я закрыл занавеси, опустив закрепленную сверху, более плотную ткань. Внутри стало темнее, свет, врывающийся сквозь розоватую ткань, окрашивал все вокруг в собственный оттенок.
– Жители Амира, и гости его, – вперед вышла девушка со светлой кожей, – позвольте осчастливить время песнями и танцами, пока город ждет вас!
С боков у входа сразу же ожили двое мальчишек, принявшись бить в барабаны, а та же самая девушка запела. Голос был нежный, но сильный и очень красивый. Пританцовывая, она отошла в сторону, впустив к нам двух танцовщиц и троих парней с напитками и закусками. Я попробовал что-то сладкое и вкусное, а затем принялся зачарованно наблюдать, как двигаются танцовщицы. Да уж, эти танцы сильно отличались от того, что танцевали рабыни! Девушки не были развязны, скорее задорны и веселы, и это передавалось всем вокруг. Вскоре люди улыбались и прихлопывали в такт мелодии, выуживая мелкие монетки и бросая их в специальные кошели на поясах танцовщиц. И было видно, что делают они это не затем, чтобы расплатиться за выступление, а затем, чтобы показать, как им нравится. Я тоже выудил несколько, выразив восхищение символичной платой.
Остаток пути прошел в песнях, танцах и угощении. Читать я, конечно же, больше не смог, да и не очень хотелось – уж слишком интересно было происходящее вокруг. Амиряне, не смотря на веселье, к танцам и песням не присоединялись, из чего я заключил, что это не принято, но с удовольствием наблюдали и хлопали. Дети, правда, тоже танцевали и их никто не останавливал. Через пару часов – а время просто летело – принесли более плотную еду, какое-то мясо, запеченное в хлебе с приправами, и все с удовольствием его ели. Оно понравилось мне не меньше чем сласти, хотя казалось перченым слегка более того, чем это требовалось. Потом музыканты и танцовщицы вернулись, и снова стали развлекать гостей.
– Господин, – кто-то тронул меня за плечо, и я моментально дернулся. – Господин, мы приехали.
Надо мной стояла одна из танцовщиц, улыбаясь нежной улыбкой. Проведя рукой по лицу и волосам, скрытым сицци, я чуть привстал. Было неловко уснуть вот так, хотя был один несомненный плюс – я точно знал, что опасность мне не грозила. Не стоило спрашивать, откуда, но знал. Иначе совершенно точно не позволил себе так беззастенчиво дрыхнуть.
– Да, спасибо, – кивнул я ей, только сейчас заметив рабское клеймо на плече.
Вокруг уже сновали амиряне, собиравшие вещи и потихоньку продвигающиеся к выходу. Быстро всунув книгу в свой мешок, я взял остальные свои пожитки и влился в толпу.
Город казался огромным, наверное даже больше столицы Царя Островов, и я который раз пожалел, что не оставил денег на расходы. Как ни крути, а нанять перевозчика сейчас было бы очень кстати. Отец писал, что Галимея в городе знают все, но знал ли кто-нибудь, где он живет? Ответ нашелся у первого же амирянина, ткнувшего пальцем в сторону и ограничившегося словом «там», будто это все объясняло. Конечно, я поблагодарил его и направился в указанную сторону. Несколько следующих прохожих отделались примерно такими же жестами, из чего можно было заключить, что иду я все же верно. Однако хотелось бы знать наверняка.
– Извините, госпожа, вы не знаете, где дом достопочтенного Галимея Алима джазид-Малиха абу-Карима?

Правитель, напалма нету... греческий огонь сойдет?
А вообще вы б сначала заглянули, мало ли найдете как чакры открыть и кундалини повысить

– Извините, госпожа, вы не знаете, где дом достопочтенного Галимея Алима джазид-Малиха абу-Карима?
Миниатюрная и хрупкая девушка не просто не заметила моих слов, а еще и налетела на меня словно ураган. Мы отскочили друг от друга, и я застыл, глядя прямо на фигурку, укутанную в слои легких тканей, оттенка рубина.
- Простите, - начал я, еле удержавшись, чтобы не подхватить ее, в спасении от жесткой мостовой, и застыл.
У нее были очень красивые глаза, напоминающие о теплом летнем море в штиль, а еще незнакомка была светлокожей. Ну, по крайней мере, та часть, которую я мог заметить в одеянии Юга, в которое она была укутана с ног до головы. Роста она была не большого, наверное, примерно мне по плечо, но врезалась в меня как таран с пиратского корабля в серединную мачту торговцев. Глаза ее отражали всю гамму эмоций – и гнев, и настороженность, и любопытство. Мне даже стало интересно, что она собирается делать дальше.
- Почему ты так смотришь?
У нее оказался певучий голос маленького котенка, который громко мурлычет о своих желаниях. И всегда ждет, что они будут беспрекословно исполнены. Интересно, она оказалась первой светлокожей не-рабыней, встреченной мной за сегодня. Тоже гостья здесь? Подозрение в каких-то невероятных грехах мелькнуло в ее взгляде. Впрочем, совершенно не смешанное со страхом. Она была на родине, в своем праве и совершенно меня не боялась – к счастью.
- Интересно, - только и смог выдавить я, улыбаясь как идиот.
Наверное, это чем-то задело ее, потому что девчонка отвернулась и пошла проч, гордая и недоступная, как и любая другая знатная дама которых я видел. Оставляя меня одного на почти пустынной улице. И кем бы я был, если бы променял девушку, которая мне могла помочь, на какого-то старикашку в чалме?
- Подожди! – тоненькая фигурка двигалась в одной лишь ей слышимом ритме, все больше отдаляясь, делая вид, что меня не слышно. Это было глупо. Это было иррационально. Это было странно. Это могло меня убить, ведь я знал, что законы Амира достаточно суровы к не-амирянам, это было в книге. Но я не мог поступить иначе. Не думая побежал к ней и дернул на себя. – Подожди!
Шипение, вырвавшееся из ее горла, могло бы принадлежать дикой кошке, а глаза метали молнии. Наверное, если бы взгляд убивал, то был бы мертв. Я поднял руки вверх в жесте, означавшем, что понял свою ошибку и не намереваюсь ее больше касаться.
- Прости, извини, я не хотел, я не знаю, вроде заблудился, - ну, по крайней мере, она не закричала. Хотя взгляд остался все таким же колким. – Я ищу известного механика, Галимея Алима…
Тут случилась одна неприятность – продолжение начисто вылетело у меня из головы. Боясь, что она уйдет, пока буду поспешно вспоминать, а еще больше боясь перебирать варианты, которые вертелись у меня на языке (вдруг они будут оскорбительными?), я полез в карман, где оставил письмо.
- Абу-Карима, - продолжила она сама, очевидно зная, о чем я говорю.
- Да, верно! – можно было выдохнуть. Или нет? – Подскажешь?
- Зачем он тебе? – почти презрительно спросила моя собеседница.
Судя по голосу, она вообразила, что я задумал просить милостыню, не иначе. Ну, или может, по ночам пытаю маленьких детей своей игрой на лютне.
- Я его гость, - попытался объяснить я.
Оглядев меня презрительным и очень внимательным взглядом, девушка фыркнула. Ну да, я не совсем был образчиком красоты и благородства, но, дрянная кровь, зачем же строить из себя деву-благовестницу?
- Подхожу? – выгнув бровь, я посмотрел прямо в ее глаза.
- Не совсем, - в том же тоне ответила девушка. – Пошли.
Только боги знают, почему, но я пошел за ней, как бык на веревке. Спокойно и не задавая никаких вопросов, коих в обычной ситуации у меня были бы тысячи. Быть может это пресловутое чутье решило облагодетельствовать меня, не оставив ни капли сомнения по отношению к незнакомке, но факт остался фактом – я направился вслед за ней.
За воротами нас ожидал зеленый сад, который никак не ожидаешь увидеть посреди пустыни. В книге не было ничего об этом, поэтому я не мог упустить шанс поглазеть вокруг, благо было на что. Здесь росли как высокие плодоносящие деревья, так и мелкие кусты. Нос мой чуял тонкий аромат пряных приправ, коими славился Амир, а глаза наблюдали яркое цветение каких-то огромных белых цветов. За своей сопровождающей я наблюдал исподтишка, и почти пропустил момент, когда она начала снимать верхнюю одежду. Но когда углядел, то не смог оторваться.
Она вынырнула из тартана неспешно, как пресловутые русалки, покидающие морскую пучину. Тоненькая фигурка была укутана в слои шелка, цвета темно-красного вина. Сначала открылись ножки, укороченные штаны, обточенные золотой канвой с бубенчиками (а я думал, что тихий звон раздается у меня в голове). Потом мелькнул стройный животик, утянутый в тонкую ткань нижней короткой рубашки, и тяжело дрогнули полукружия грудей, опадая вниз под бордовой жилеткой. Я сглотнул.
- Отец, - громко крикнула девушка, - к тебе гость!
Моя челюсть захлопнулась со стуком. Незнакомка оказалась дочерью учителя моего отца, о чем я, конечно, даже и не подумал. Даже заметив ее светлую кожу…
***
Комната была огромной и полностью задрапированной тканями. Уличная жара сменилось благословенным теплом дома. Вокруг царила свежесть и цветные тени – ткани покрывали потолок, отбрасывая огромные яркие пятна на пол и окружающие меня предметы. Люди тоже поручили свою порцию небесной краски, но это совершенно не мешало, скорее придавая какую-то экзотичность. Галимей оказался статным мужчиной с вызолоченной солнцем кожей, это было заметно, не смотря на то, что на лице учителя моего отца лежало зеленое пятно света. Его мудрый и внимательный взгляд, казалось, видел меня насквозь.
Константин широко улыбался. Он уже успел обнять меня как раз перед тем, как меня определили в дальнюю комнату, и расспросить разных мелочах о наших общих знакомых. Впрочем, меня не оставили отдыхать с дороги, что было вполне показательно – у отца наверняка было ко мне какое-то дело. Константин всегда забывал об ином, если любопытство снедало его – вот то, человек истинно не обладающий терпением. По требованию хозяина дома нам принесли напиток и закуски, и теперь они с отцом сидели рядом на больших вышитых подушках, выпивая какой-то травяной чай из пиал, и расспрашивали меня о путешествии.
- Так что, Эймер, как тебе понравилось путешествие на Ссупре? – по лицу Галимея было заметно, что он гордиться своим детищем.
- Мне очень понравилось, господин, - улыбнулся я. – Поездка была приятной, механизм имеет плавный ход и совсем неслышный двигатель.
- Ах! – учитель моего отца хлопнул себя по колену, - я же говорил тебе, что он не догадается, Константин!
Увидев столь странную реакцию, я задумался. А ведь действительно, я совсем не слышал характерного стука механических частей… Зато заметил широкие панели на крыше и по бокам транспорта… А как говорил один мой знакомый, если ты соберешь все версии и отбросишь невозможное, то получишь верный вариант.
- Не может быть! – я с удивлением вперился в него взглядом. – Солярная энергия!!
- Ты смотри, - радостно-удивленно мигнул Галимей, - догадался. А как работает, попробуешь разобраться?
- Только с вашей помощью, - честно ответил я.
Как бы мне не хотелось, но узнать самостоятельно, как работает механизм, я не смог бы. Слишком отличное направление имел гений Галимея от моих мыслей.
- Честный, - еще довольнее констатировал тот в ответ.
- Я говорил тебе, - с улыбкой заметил Константин, - такого второго не найти.
Сказать, что эти двое вели себя странно – это не сказать ничего. И если отца я мог попробовать оправдать тем, что он решил похвастать мной перед своим учителем, то общей их цели я решительно не понимал. Это было похоже на какое-то испытание, которое они вдвоем для меня придумали, а теперь смотрели что вышло. Два старых прохвоста.
- Покажи, что ты привез девочке, - с той же самой улыбкой попросил меня отец.
О том, чтобы я не оставлял подарок в комнате отец предупредил меня заранее, но в этом не было ничего зазорного – дары хозяевам подносились всегда сразу по приезду, поэтому ничего иного и не ожидалось. Подтянув к себе сундук (и при этом, почти упав с подушки, на которой восседал), я поставил его вперед и нажал на тайный замок. Крышка легонько клацнула и приподнялась, оставляя зазор, чтобы все с легкостью можно было открыть. Вынув первую подушку наружу, я поддел пальцами тонкие звенья ожерелья и поднял его в воздух, позволив камням свободно парить рядом с цепочкой.
Оба старых механика напряженно молчали. Их взгляды были прикованы к водянисто-изумрудным камням, так напоминавшим глаза дочери Галимея. Первым вперед потянулся отец.
- Покажи-ка мне, Эймер, что ты привез…
Длинные, исцарапанные опытами и трудом пальцы Константина взяли один из кристаллов, потянув его на себя. Все ожерелье качнулось вперед, тяжело обвиснув на моих пальцах, когда отец отпустил камень.
- Да… - впечатленно произнес он, - ты сумел удивить меня, сын.
- Ты сам сделал это? – Галимей задумчиво указал на украшение.
- Нет, - я покачал головой, - но я знаю технологию. Его сработал мастер своего дела.
Они оба кивнули, и наконец, серьезные выражения на лицах сменились.
- Ты откроешь мне технологию, - произнес учитель моего отца. – Приму это как подарок за оказанную тебе честь.
- Только не говори, что это все, - перебивая его, взмахнул рукой Константин. – Зная тебя, я ни за что не поверю, что ожерелье единственное, что ты купил на заработок за целый рейс.
Засмеявшись, я начал доставать подушки с покоящимися на них драгоценностями наружу. Каждая вещь подвергалась внимательному осмотру, вызывая изумленные восклицания и цоканье языком. Сам Галимей больше всего впечатлился многосоставным украшением для волос, мягко переливавшимся в свете, падающем сверху.
- Яра! – вдруг позвал он, - подойди!
Девушка появилась так быстро, будто подсматривала за нами из укромного уголка. Теперь я мог рассмотреть ее лицо. Нежная, как цветок, только вступившая в пору первой женской юности, но все встрепанная, как только проснувшийся котенок. Слишком светлую для амирян кожу, наверняка доставшуюся ей от отца, кое-где покрывали золотистые веснушки. Волосы были заплетены в тяжелые косы, ползущие по спине словно змеи. А глаза, увиденные мной всего пару часов назад, излучали любопытство и капельку презрения.
- Да, элеб-Алим, – хотя поза ее и выражала покорность, но взгляд обмануть не мог.
- Посмотри, какой подарок привез тебе Эймер, - Галимей кивнул на низкий столик, кушанья с которого были убраны, а их место заняли драгоценности. – Я хочу, чтобы он помог тебе примерить гребень.
С готовностью помочь я встал и взял в руки украшение. Его вес приятно лежал в руке, а камни холодили ладонь.
- Но это совсем неприлично, - нахмурилась она. – Чужеземец не может касаться дочери Юга…
-… Без ее согласия, - кивнул Галимей. – Но ты же разрешаешь? Правда?
В глазах Яры отразилось секундное замешательство и гнев, вероятно от того, что отказать было невозможно.
- Разрешаю, - кивнула она, повернувшись ко мне спиной, будто даже оскорбившись своим собственным ответом. Пигалица.
У нее были изумительные косы. Тяжелые, шелковистые на ощупь, мягкие. Собрав их вверх в виде короны, я закрепил волосы несколькими нитками и центральным гребнем и сделал шаг назад. Удивительно, но украшение смотрелось как миниатюрная корона, с лучиками кристаллов, сияющих на свету.
- Тем более, нормально, когда тебя трогает твой жених, - как ни в чем не бывало продолжил Галимей.
- Элеб! – пискнула Яра.
- Отец! – взревел я, кажется, выпучив глаза.
- Какие нервные сейчас молодые люди, - покачал головой Константин.
- И не говори, - вздохнул его учитель.

Нет, ну вот вреднющая девчонка!!
Яа-а-а-арочка!
Что вы, радость моя! Я просто подумал, что это слово хорошо обрисует вас, как ваше любимое

- меня.
Со всем уважением и коробкой печенек

всегда ваш. Я.

Из горла вырвался истерический смех, на ноги отказались меня держать. Пришлось экстренно упасть на ближайший диван, благо он стоял недалеко. Я не знал, что сказать, правда. Было только ощущение, что меня внезапно и сильно ударили под дых. Я не хотел этого. Быть сильным, отвечать за кого-то. Семья... Великий Н’Габах, да я за себя-то отвечать не мог толком!
- Ты не можешь требовать от меня согласия, Алим, - взвилась Яра в ответ на недавнее заявление.
Она говорила что-то еще, но я не слушал. Это все происходило не со мной. Не могло происходить. Так не бывает. Не имея ничего, живя только своими собственными представлениями о хорошо и плохо, я следовал тому, чему научил меня Константин. Не имея семьи с раннего детства и обретя поддержку в виде приемного отца только к девяти годам (на самом деле, возраст свой я не знал, это было лишь чистой воды предположением), я просто выживал, как умел до встречи с ним. И… мог ли я отказать ему, какими бы не были его намерения?
- Ты желаешь мне его?! – кричала девушка рядом, - его, отец?!
- Не смей, Яра! Он гость, его отец – сын мне.
Ее слова были почти не обидны. Я был никем, несмотря на знания и умения своей профессии. Не скопил достаточно денег, чтобы дать женщине хоть что-то. Не построил дом, как старшие мои товарищи. Не нашел постоянную службу, чтобы внести в жизнь хоть какую-то стабильность. Но самое главное – я и не хотел этого. Лишь свобода была тем, чего я отчаянно жаждал.
Не то, что происходило сейчас.
- Прошу простить меня за оскорбление, нанесенное Вам, элеб, - прозвучало надо мной.
Подняв голову, я обнаружил Яру, стоящую рядом с обиженным выражением лица. Очевидно, что я был этому причиной, так или иначе. Мне хотелось изменить что-то, выказать свое недовольство, закричать, наконец. Но все, что я смог выдавить из себя – это:
- Ээ, да, прощаю.
Она вылетела из комнаты, будто вслед бежал разъяренный дракон, но мне было все равно. Сказать, что я был ошеломлен, растерян и, пожалуй, раздавлен – будто промолчать. А что еще говорить, если тебя вырывают из привычного существования, которое тебе очень и очень нравится, решив все наперед? И я не знал, что меня задело больше – то, что Константин решил за меня, или то, что он думал, будто я нуждаюсь в таких жизни и статусе.
- Эймер, - начал он, когда девушка вышла. Видимо, настала моя очередь выслушать порцию уговоров. – Эймер, послушай…
- Почему ты решил за меня? – я не хотел этого, но в голосе звучала обида. – Я плохо справлялся? Или сделал что-то не так?
Отец покачал головой, и кудрявые пряди взметнулись в воздух, кутая его лицо в пушистый ворох волос. Он не подвязал их, что означало – Константин не пойдет в лаборатории в ближайшее время. Отчего-то вспомнилось детство, и то, как крепко, въедаясь в кожу, на его лбу сидела кожаная повязка, собирая крупные капли пота и удерживая непослушные пряди волос.
- Тебе нужна любовь, сын мой. Тебе нужен дом и привязанность чужого сердца. Место, откуда ты будешь уходить с сожалением, и возвращаться с радостью.
- Мне всего немногим больше двадцати, - напомнил я.
На самом деле точного возраста не знал ни он, ни даже я сам. Константин просто нашел меня. И учил. И нянчился со мной все время. И еще любил меня.
О, Боги.
- Но ты нуждаешься в этом, - он запустил ладонь в волосы, привычно смахивая их в сторону, - чтобы тебя любили. И она тоже.
- У меня нет ничего, что я мог бы дать ей! – попытался доказать я.
- Я копил твои деньги, - признался отец. – Те, что ты присылал. Ты можешь купить себе дом, где пожелаешь. Где вы оба пожелаете.
Рядом согласно кивнул Галимей.
- Но нельзя решать за меня! – кажется, у меня глаза на лоб полезли от их логики и синхронности. – И за нее!
Дальше я продолжать не смог, потому что все, что мне хотелось высказать, было оскорбительным. Поэтому я принялся яростно жестикулировать и сопеть. Конечно же, такие аргументы не могли быть приняты всерьез. Они просто переглянулись, будто я делал нечто ожидаемое. Тухлая русалочья требуха…
- Я понимаю, что просто так вступить в брак вы не можете, - вдруг вступил в разговор Галимей. И как только я попытался выдохнуть, продолжил, - но и позволить отказаться сразу мы вам не можем. Я хочу, чтобы ты побыл с Каримой рядом какое-то время. Чтобы вы могли подумать и получше узнать друг друга.
Снова набрав воздуха, я хотел начать возражать, но Константин подхватил речь друга.
- Пусть Карима подумает. Она еще молода, но может сама решить, нравишься ты ей или нет. Если захочет отказаться – мы поймем. Но она сделать это сама. Если ты ее оскорбишь, Эймер, словом или делом… - отец покачал головой, - я перестану считать тебя сыном.
Шумно выдохнув, я попытался успокоиться. Судя по всему – она высокомерная гордячка. Маленькая вредная девчонка, которая привыкла командовать. И если увидит, что командовать мной нельзя, то наверняка откажется. Наверняка.
- А как же я? – это была последняя попытка, и Константин это знал.
- Мальчик мой, ты не узнаешь любовь, даже если ее намажут на хлеб и подсунут тебе под нос! – вздохнул он.
***
Когда я решил выйти, меня никто не стал задерживать. Снаружи было все так же жарко. Раскаленный воздух носился в пространстве, горячий ветер подхватывал песчинки и с разгона бросал их вокруг. От этого покалывало все тело и приходилось прикрывать глаза. В тщетной попытке избавиться от этого давления я вышел во двор, забыв о странном головном уборе, о чем и пожалел. Но не это было моей проблемой сейчас, совсем не это. Мне следовало бежать наверное, но я не мог этого сделать. Это означало бы, что я отказываюсь от собственной семьи, пусть и не по рождению. Константин был слишком дорог для меня и всегда хотел лишь добра.
- Не стоит вам находиться здесь, халеб-тахе.
Старый раб двигался так бесшумно, что я почти подпрыгнул в воздух от его безобидных слов. Или я так был занят своими мыслями, что позволил застать себя врасплох. Не знаю.
- Я делаю что-то неверно? – тихо спросил я, - табу?
Он внимательно разглядывал меня, будто никогда не видел чужеземцев ранее, хотя возможно так и было. Многие рабы никогда не покидали родины, веками служа одной и той же семье, становясь все ближе и преданнее своим господам поколение за поколением. Быть может, и этот человек был одним из постоянных обитателей Амира, а кожа его оказалась выбелена лишь наследием родителей.
- Нет, халеб-тахе, - наконец улыбнулся старик, наверное, про себя признав меня годным к чему бы то ни было. – Просто надвигается буря. Вам лучше быть в доме.
- И часто у вас так?
В дом идти не хотелось, я все еще не решил, как поступать дальше. К тому же, не смотря на песок в воздухе, мне нравился жаркий воздух этого острова.
- Как, халеб-тахе? – улыбка раба была лукавой. – Если вы про сватовство к але-Кариме, то вы первый. Она слишком дорогое сокровище для всех нас, чтобы халеб-Алим согласился отдать ее недостойному. А если про песчаные бури, то они у нас частенько.
Изумленно поглядев на него, я не смог сдержать смех. Даже тут у стен были уши, да еще какие! А еще мне очень тонко намекнули, что госпожа у них очень и очень драгоценна.
- Ну, ясно. Спасибо, - отсмеявшись, поблагодарил я.
- Эймер, - послышалось из глубины дома. Меня звал отец, и я не мог на него больше злиться.
- Вам стоит пойти в дом, халеб-тахе, - посоветовал ушастый старикашка, - буря будет очень сильной.
Кивнув ему в знак благодарности и того, что услышал, я пошел в дом.
Внутри было темно, все ставни вверху были закрыты, и лишь огоньки люмнисов освещали дом. Их было много – это говорило о высоком достатке хозяина, а еще устройства явно были модифицированы и светили гораздо ярче обычного.
- Эймер, - на этот раз Константин был один, и в голосе его слышалось явное для меня облегчение. Неужели он думал, что я убегу или сделаю что-то подобное? – вот ты где. Галимей просил, чтобы ты пошел к девочке и отнес подарок к ней комнату.
- Все же не понимаю, зачем так, отец, - попробовал я еще раз, - и кто из вас кого втянул в эту авантюру.
- Ты поймешь потом, - пообещал он, - тебе очень повезло. Карима просто сокровище.
- Отец… - я вздохнул. Когда он был таким, с ним невозможно было спорить. Проще было попробовать поговорить с самой невестой. – Ладно, хорошо.
- И не забудь называть ее Каримой, - он, очевидно, понял, что я сдался, потому что мгновенно превратился в старого доброго и вечно ворчащего Константина. – Прочти книгу, в конце концов. Ты наверняка пропустил главы о браке, я знаю.
- Да, хорошо, конечно, - ответил я, подхватывая привычный вес сундука. – Куда идти?
Отец довольно указал направление, оставшись в комнате, и я пошел один.
***

Все вокруг утопало в тканном разноцветье, отчего помещение казалось гораздо меньше, чем оно было на самом деле. А еще все вокруг было… мягким, по-иному и не скажешь. Мебель, задрапированная покрывалами, пуфы с пушистой цветастой обивкой, ковры. И игрушки моей невесты, видимо, совсем недавно вышедшей из возраста детства. Я даже заметил в углу маленький кукольный домик, из тех, которые покупают для избалованных девочек из богатых семей. Однако я не видел самой хозяйки.
- Карима?
Наверное, я надеялся, что ее не будет в комнате, и можно будет просто оставить дары и уйти, но тут заметил стройный женский силуэт, показавшийся лишь дымкой сквозь обилие ткани. Она стояла прямая, словно стрела, взъерошенная как птичка, обняв себя тонкими руками под грудью. Очень красивой и оформившейся грудью, надо сказать. Вот тебе и маленькая девочка.
- Галимей Алим абу-Карима, твой отец, сказал мне принести и отдать тебе подарок, - не говорить же ей, что он передал это через Константина.
Раздвинув неожиданно мягкие ткани, я шагнул в комнату. Странно, но внутри помещение ощущалось как отдельный маленький мир, принадлежащий только одной госпоже. Даже запах отличался от того, что царил во всем остальном доме. Здесь все было обособленно. Поставив шкатулку на постель, я повернулся и посмотрел на свою… невесту. Моя невеста. Думать об этом было странно и непривычно. Слово, словно инородное, не умещалась в моих мыслях.
Теперь, когда можно было рассмотреть ее поближе, я старался не упустить ничего. Большие глаза на довольно узком лице, тяжелые косы, со сложным плетением. Тонкие черты и хрупкость, хотя она и не выглядела слабой. Небольшая, но аппетитная грудь в вырезе и красивая упругая попа. Тело уже не подростка, но еще и не женщины. Девушка, в начале цветения, кажется, так это называется. Карима выглядела не очень счастливой, скорее уж смирившейся с необходимостью терпеть меня рядом.
- Ты можешь звать его Алим, - голос был усталым, но не враждебным.
- Могу?
- Теперь ты одна семья с нами. Когда отца нет, ты можешь звать его Алим. Когда обращаешься к нему лично – элеб-Алим.
Одна семья. Это звучало до крайности странно. Она приняла свою судьбу, нашу общую, но я чувствовал себя так, будто говорят не обо мне. Это не может быть обо мне.
- Элеб-Алим, - попробовал я, - а что это значит?
- Элеб – это уважительное обращение к… - на мгновение она запнулась и продолжила, - защитнику.
- Ты назвала меня так.
Почему-то сердце застучало сильнее, и только самым краешком сознания я понимал, что это страх такой силы, что встают волосы дыбом на всем теле. Я не смел признаться себе в том, что боюсь.
- Да, ты теперь мне не чужак, и не гость. Ты несешь ответственность за меня, потому что… - она смотрела гордо, но голосе было что-то, мне не понятное, - потому что…
- Я твой жених, - подсказал я почти шепотом.
- Да, - она поморщилась, как признавая то, что было ей глубоко неприятно. Не то чтобы я винил Кариму в этом, но видеть ее реакцию почему-то было неприятно. – Просто откажись.
- Я не могу.
Она отшатнулась, будто я сказал что-то не то, и гордо ответила:
- То, что ты теперь имеешь право на все это, не говорит о том, что мне приятно.
- Ты о чем? – опешил я.
Моя… невеста явно знала что-то, чего не знал я. Пожалуй, стоило все же прочесть всю книгу, не пропуская ни одной части. Ощущение, что я идиот пришло, и не торопилось уходить, особенно после ее следующих слов.
- О том, что ты внимательно осматриваешь, оценивая, заходишь в мою комнату касаешься.
Последнего я не делал, а голос девчонки звучал обиженно. Это немного задело.
- И как твой жених, я все это могу? – решил уточнить я.
- Ни один чужой мужчина не смотрел откровенно на меня, - еще более гордо сказала она. – И не касался. Это запрещено.
Казалось, еще мгновение, и голос маленькой гордячки коснется шелковой вуали, висевшей в полуметре над ее головой. Сразу захотелось сделать что-то такое, сбить с нее спесь немного. Видит Н’Габах, я не подарок, но относиться к себе так не позволю.
- Но мне можно, - я сделал шаг вперед, желая ее немного подразнить.
- Это не значит, что мне нравится, - зло ответила она, отступая, - Санва Священная! Почему я вообще должна позволять подобное кому-то из низших.
Ощущение было такое, будто меня ударили.
Нет, конечно, я не думал, что должен нравиться Кариме, или она должна мне симпатизировать, но, по крайней мере, мог рассчитывать на какое-то уважение. Но то, что я рос с приемным отцом, не знал своих настоящих родителей, и лишь чудом избежал рабской участи, видимо, делало меня отребьем в глазах красивой заносчивой девчонки. И прокляни меня Н’Габах, если спущу такое. Даже ей.
Ведомый злостью я сделал несколько шагов вперед, наступая на Кариму. Видимо, что-то во мне было пугающим, потому что она попятилась, пока не уперлась спиной в стену и не застыла, глубоко и часто дыша, отчего ее упругая грудь часто вздымалась.
- А потому, - ответил я зло, поставив ладони по обе стороны от нее, чтобы моя маленькая невеста не вздумала бежать, - что я могу.
Она подняла голову, посмотрев на меня огромными испуганными глазами, а я… Я зачем-то нагнулся и приник к ее губам поцелуем. Простым, невинным, достаточно безыскусным. Просто касание губ, не больше. Но моя злость ушла в ту же секунду, будто испарилась. Карима оказалась мягкой, чуть влажной, а ее дыхание отдавало привкусом каких-то трав. Она легко дрожала, но не пыталась вырваться. То ли была в шоке, то ли настолько испугалась, я не знал, хотя довольно долго думал об этом позже.
Наконец я отступил, убрав руки и не зная, куда их девать затем. Девушка все так же стояла, закрыв лицо руками и заливаясь румянцем. Ощущение, будто я сделал нечто запретное, странное и даже страшное, появилось у меня внутри и росло с каждым вздохом. И слов не было, наверное, впервые за мою жизнь они просто не находились.
- Я… - вырвалось у меня, но дальше сказать было нечего.
- Уходи, - прошептала она. – Я знаю, что не могу даже просить, ты в своем праве, но уходи, пожалуйста. Уходи!
Повернувшись, я практически выбежал из комнаты. И не осмелился обернуться.

Алеша!! *рыдае* на кого ты меня покинул!! УШЕЛ С НЕЙ!! Она ж даже НЕ КОРМИТ!! *сиськами взяла, да?*
Интересные посты у вас, друзья мои. Все интересно, что там дальше. Ну-с, увидим.
А пока песня:

З.Ы. Подумал еще раз. Алешу не отдам.

Я не мог ничего, ни спать, ни не думать о том, что сделал. Поцелуй – легкий, да и, в общем-то, детский, никак не шел из головы. Почему она не стала отбиваться? Почему не позвала отца или что-то в этом роде? И зачем я-то сам это сделал? Все получилось совсем неправильно. Хотелось орать и биться в стену головой, но лучшее, что я мог сделать – это достать книгу и все-таки прочесть о свадебных обычаях Амира, пусть и запоздало. Поэтому я направился в отведенные мне покои и закрылся там с давно знакомым мне томиком. Хотя слово «закрылся», наверное, было слишком уж неверным – дверью в большинстве комнат служили занавеси из полос ткани, задерживающие проникновение песка и громких звуков, и только некоторые покои – хозяев и дорогих гостей, как я понял – прикрывали деревянные, украшенные резьбой и маленькими оконцами, двери. У моей комнаты дверь была.
Внутри помещения царствовал общий колорит Амира – тканевая драпировка, низкий столик, множество подушек, удобная широкая постель и непривычное моему глазу разноцветье. Впрочем, за это я был благодарен – не хотелось забываться и чувствовать себя как дома. Хотя здесь было кое-что очень мне понравившееся – мягкий пушистый ковер на полу, сплетенный сложным многосоставным узором, изображавшим стилизованные травы. Каким-то странным образом этот кусочек чужеземья казался мне родным и близким, только богам известно почему, но я не собирался игнорировать это чувство.
Сбросив сапоги, чтобы не подвергать вещь кощунству, я сел прямо на середину комнаты. Чувство собственной недвижимости в пространстве было странным – будучи постоянным обитателем кораблей, я привык к движению, и теперь ощущал себя будто не на своем месте. По прошлому опыту мне уже было известно, что это ощущение пройдет в ближайшую неделю, хотя я знал так же и то, что будь мне чуть больше лет, организм бы адаптировался гораздо медленнее, и отсутствие привычной качки беспокоило меня гораздо дольше.
Книга лежала в заплечном рюкзаке, который я небрежно бросил возле кровати. Подтащив мех к себе, я развязал шнурки из грубой кожи, от долгого потребления и дубления на соленом морском воздухе давно ставшие мягкими, и достал объемный том. Сейчас он странно ощущался в руках, будто частичка какой-то давней, совсем не моей жизни. Прошла всего половина суток, но моя жизнь изменилась так круто, что воспринимается совершенно по-другому… Из груди вырвался вздох, но он не означал сожаление. Скорее я просто удивлялся тому, как все повернулось, и безмолвно вопрошал о том, что же ждет меня дальше.

«Воистину, южанки – лучшие из женщин. Чужеземцу такая честь выпадет вряд ли, да и сватовство в Амире – это система правил и обычаев, соблюдаемых от рождения мира и до дней наших. Ведь то, как храним мы богатства юга, не сравнится с истинными сокровищами – нашими дочерьми, благословленными дыханием самой Санвы.»

Улегшись на живот, и внимательно всматриваясь в строчки, я подумал, что Яра – только бы не забыть называть ее Каримой – истинная дочь Юга. Уже ощущалось, что язва еще попортит мне крови.

«Мужчина, чья семья сватает прекрасную, должен поднести достойные дары. Богатые украшения, золото, ткани – все, что подчеркнет ее красоту и восславит. Так же жених должен иметь жилье для будущей семьи, либо сумму денег, достаточную для покупки дома и всего, что пожелает невеста его.»

Вытащив из меха яблоко, я с досадой впился в него зубами. Денег, что я заработал за вольные два года, хватило бы не только на дом, но и на все внутреннее убранство. Да и на парочку рабов бы осталось. А отец наверняка еще и щедрый подарок на свадьбу сделает.

«Любая из семей может отказаться от брака, если нарушены условия договоренностей: если дар, поднесенный прекраснейшей, не может оттенить ее красоту; если нанесено оскорбление словом или делом; если стороны разочаруются друг в друге и решат разойтись полюбовно; если на момент даты к свадьбе назначенной, одна из сторон отсутствует на церемонии.»

Надеяться, что набор Яре не подойдет, было глупо. Даже камни, выбранные совершенно случайно и наобум были цвета ее глаз, а уж сама обработка металла одним из самых лучших мастеров нашего времени была создана, чтобы украсить любую женщину. Наносить оскорбление мне тоже не хотелось, что бы ни значилось оскорблением в этой славной стране – это значило бы, гарантированно поссорится с единственной семьей, которая у меня была. Да и сама девушка, какой бы язвой и врединой ни была, не заслуживала пятна на своей репутации. Уж лучше, и правда, свадьба. Я с досадой догрыз яблоко до самого черенка. Два последних варианта мне понравились гораздо больше. Как оказалось, сама Яра вполне могла отказаться от моей кандидатуры в женихи, если я ей не понравлюсь. И всегда можно в последний момент прикинуться умирающим и не прийти на церемонию. Или она доведет меня до настоящего припадка раньше, да.

«И могут брачующиеся искать близости любой, кроме той, что осуществит желания плоти их; оставаться вдвоем, дабы вкусить тишину; рассматривать друг друга, чтобы усладить очи желанным; трогать, дабы скрасить ожидание для сердец. Да познают юные сердца страсть, которой может томиться тело, чтобы души их всегда горели огнем желаний!»

Это уже было интересно. Вот на что намекала моя маленькая невеста, когда говорила, что я могу смотреть и трогать. Впрочем, самого интересного законы не позволяли, что по какой-то причине радовало, хотя, казалось бы, мне-то какая разница? Но она, видимо была. В душе глумилось мрачное удовлетворение, гнусным языком шепчущее, что Яра могла бы не достаться никому кроме меня и быть только моей. Это было странно и слишком нереально, чтобы быть правдой. Это будоражило.

«Свадьба должна состояться в срок не менее чем тридцать восходов Санвы. В одном из двенадцати храмов Богини, где предстанут молодожены под лик Ее, смотрящий из-за купола, для освящения союза. Благословленные сиянием дадут друг другу клятвы любви и верности, чтобы жить в согласии многие лета. А если не успеют в срок положенный, то пусть заключат помолвку, сроком оговоренным, и платит виновная в отсрочке сторона согласно договору. Или пусть отсутствующий пришлет представителя – отца, мать, брата или сестру, и заключит договор от своего имени.»

Этот абзац снова ввел меня в уныние. Получается, немного схитрив – при желании, отцы могли бы уже поженить нас. Сбежать не получится. Карима сама должна отказаться.
***
В том, что язва твердо вознамерилась сжить меня со свету, я убедился на следующий после бессонной ночи день.
Гонка на птицах мола была для меня в новинку. Конечно, я читал об этом в книге, но то, что мне предстояло, кардинально отличалось от написанного. Огромные пернатые, виденные мною на картинке, с куцыми, почти условного размера крыльями, способные не просто выдержать вес человека, но и увезти на себе взрослого мужчину. Хотя и пернатыми я мог назвать их только условно – на животе и мощных ногах у молы росли пучки густой длинной шерсти, видимо, защищавшие птиц от песка, маленькие глазки злобно сверкали, так что нечто звериное в них тоже было.
- Авраам, покажи нам Лале. Он будет ее наездником, - со смехом заявила моя невеста. Язва.
Проследив за взглядом Каримы, я увидел огромную бело-голубоватую птицу. О ездовых птицах я ничего не знал, но в этой было что-то притягательное. Не такое, как в жительницах поднебесья, служащих самому Н’Габаху, но все же. У молы оказалось очень интересное оперение, необычное, с большими и твердыми перьями, и действительно поросшие шерстью ноги и живот. Конечно, видя такую птицу в первый раз, я не мог угадать, какие качества нужны хорошему бегуну. Повинуясь громким хлопкам раба, птица бросилась в сторону, а сам я вздрогнул. Вблизи она показалась мне еще более огромной, и даже страшной. И как я должен на такой ездить?
- Как удачно, что ты сразу можешь рассмотреть ее со всех сторон, - Яра явна была довольна. - Она щипается, имей в виду.
Прелесть. Эта птичка еще и щипается. Уж лучше бы язва разводила попугайчиков. Тем временем пернатая особь подошла к кормушке и одним чистым укусом сбрила половину какого-то местного фрукта, который я еще не пробовал.
- Ты издеваешься! – вырвалось у меня.
- Почему? – Карима прищурилась. - Как будто ты один такой. Все богатые семьи выставляют своих лучших мол на бега. Наездники обычно смелые, любящие риск юноши. Часто даже сами хозяева или их дети. Это хорошая традиция.
Отлично, теперь я умру спокойно. Всегда мечтал оставить свою тушку бездыханной, упав с какой-нибудь курицы. И даже мысль что рядом будет куча таких же неудачников, которых не пойми как угораздило попасть на гонки, совершенно не грела. Хотя, было у меня еще одно подозрение, которое не утешало еще больше – эти люди, так отличающиеся от жителей остальных островов, наверняка тренировались с детства. Неудачником мог оказаться я один, но видеть довольную рожицу язвы в момент моего предполагаемого отказа, было бы слишком. Я ужасно злился на нее, ведь это Яра меня во все это втянула.
- Ее зовут Лале, - довольно вещала в это время моя юная коварная невеста, - это я назвала. Но она на имя не откликается, так что можешь даже не пробовать.
Отлично. Птица непослушная. Совсем как хозяйка.
- Птица дрессирована как -олле, своего рода клич, который используют для них, - принялся объяснять раб. - Если ты разрешишь, госпожа, я преподам юному господину, как лучше управляться с ней.
Ха. Спросил бы меня, хочу ли я учиться.
- Конечно, мы же не хотим, чтобы он свалился до начала забега, - заявила язва, а потом поспешно удалилась, сославшись на дела.
Паника подступала параллельно необходимости подойти к птице ближе. Хотелось заорать, сесть на песок, в общем, сделать все, чтобы только не участвовать в самоубийстве. Раб смотрел насмешливо, видимо отчетливо понимая, что именно я ощущаю, хотя я не особенно старался скрыть.
- Не показывай страха птице, халеб-тахе, - наконец выговорил он, - молы умные, они все чуют. Ты должен быть вожаком, а не Лале. Или она тебя будет сбрасывать.
- Ну, спасибо, утешил, - вздохнул я. – И может, будешь звать меня Эймером?
- Конечно, халеб-Эймер, - кивнул он. – А я Авраам, ты слышал, как называла меня хозяйка.
- Да, хозяйка, - я кивнул. Язва так ловко повернула дело, что у меня не было шансов отказаться. Но я возьму реванш.
- Красивая она, наша але-Карима, - как ни в чем не бывало, продолжил он, лукаво поглядывая на меня, - умная.
- Да я понял уже, - оставалось только вздохнуть. – Показывай, что делать с птицей. Хорошо бы просто научиться удерживаться на ней к гонкам, чтобы не разбить себе нос.
Хрипло рассмеявшись, Авраам повел меня к загону, куда через несколько минут привел уже взнузданную и оседланную птицу. Крепенькую, бело-голубоватую красавицу, с медового цвета глазами и отвратительным характером. Честно говоря, гордо вышагивая по кругу, она очень напоминала мне Кариму.
Моя невеста.
Вредина.
Седло было сплетено из лозы и покрыто попоной, как у лошади. На последних, кстати, я любил ездить, четвероногие внушали мне больше доверия.
- Иди сюда, халеб-Эймер, - позвал меня раб. – Я ее подержу, чтобы ты сел.
Уныло думая о том, что лучше бы он ее подержал, пока я уйду куда-нибудь подальше, я вошел в загон – перелез через верхнюю перекладину. Утоптанная земля отозвалась облаком золотистой пыли, а птица скосила на меня взгляд. Что-то говорило мне, что подружиться нам с Лале будет очень трудно.
- Смелее, халеб-тахе, - засмеялся Авраам, - у тебя все получится.
Ну да. Конечно.
***
Я ощущал себя как в первые дни на корабле, когда учился подниматься на мачты и осматривать паруса – хоть Константин и учил меня на механика, он считал, что и мастерство матроса не помешает. Все тело ныло и болело, потому что проклятая птица растрясла все мои внутренности, и, кажется, даже кости. Наверняка одна из пыток в Амире – это поездка на одной из этих чертовых мол. Хотя отчаиваться не стоило – если мышцы болят, значит, они есть, не так ли? На язву же, которая все это затеяла, я был чертовски зол. Почему она просто не откажется? Неужели необходимо устраивать этот публичный показ несостоятельности меня, как амирянина? Ну да, может у меня не такая темная кожа и не такие церемонные манеры, как у этих людей, но это же не значит, что я человек другого сорта, джинны все побери.
- Где але-Карима? – обратился я к одной из пробегавших рабынь.
Не знаю, на что я надеялся, честно. Возможно, во мне еще теплилась какая-то надежда, что Яра сможет как-то повлиять на гонки, придумает что-то, что избавит меня от участи не только стать посмешищем, но и сломать себе шею, не знаю. Но скорее всего я просто хотел ее видеть, не объясняя себе причин. Девушка странно притягивала меня, как ни одна раньше и, честно говоря, уже одно это меня злило.
- В саду, халеб-тахе, - поклонилась она и продолжила трещать как сорока. – Привезли костюм, который тебе выбрала госпожа. Она желала, чтобы ты его примерил. Я разложила все на кровати в твоей комнате.
- Спасибо.
Взвесив все за и против, я решил сначала отправиться посмотреть на одежду – потом можно было бы сказать, что мне хотелось обсудить костюм. Пройдя по уже знакомому пути, я очутился в отведенной мне комнате и обмер на пороге. На кровати лежал шелковый костюм ярко-канареечного цвета. На первый взгляд казалось, что он мне безбожно мал, а огромные бело-голубые перья, наверняка вытащенные у Лале и разложенные веером по обеим сторонам, только оттеняли яркость ткани.
Я был прав. Язва будет держать попугайчика. И попугайчиком буду я сам.
Выскочив из комнаты как ужаленный, я помчался в сад. Внутри все клокотало – ну что такого я сделал этой девчонке?
- Ты! – она стояла в небольшой тени какого-то дерева с мечтательным выражением на лице. Видимо представляя меня в этом желтом мракобесии. – Ты все это затеяла! Решила выставить меня посмешищем! Вот только не выйдет!
- И ничего я не затевала! – сразу возмутилась язва, - хвастливый индюк!
О-о-о!! Вредная вредительная вредина!
От злости сводило скулы, хотелось сделать что-то такое, чтобы она пожалела. Обхватив лицо Яры ладонями, я посмотрел ей в глаза.
- О, я знаю, что творится в твоей миленькой головке, но только, сколько бы пакостей ты мне не делала, язва, все равно мне быть победителем в нашей маленькой партии.
- Не понимаю о чем ты! – глаза ее метали молнии, - пусти!
- Нет.
В какую-то секунду, мне показалось, что я тону. В глазах Каримы плескалось море, глубокое и бушующее. Оно поглощало злость, растворяя где-то в глубине, оставляя неизвестное мне иное чувство. Тихое, неловкое, крадущееся. И растущее с каждым вдохом, пульсирующее в области паха, желание, находящее такое же отражение в ее глазах. И на этот раз я точно знал, на что иду, когда нагнулся за поцелуем.
Мы столкнулись, будто языки пламени в жерле костра. Яростно, хлестко, пожирающе. Дыхание застыло в горле, изредка вырываясь всхлипами или стонами. Яра была так близко, прижималась так сильно, что наверняка ощущала все отклики моего тела. Я же держал ее, поглаживая, жадно и поглощающе целуя, не в силах остановится. Наслаждаясь мягкостью и нежностью, неожиданным подарком от южного цветка с острыми колючками. И только боги знали, как мне хотелось бы большего.
- Что ты делаешь? – прошептала она мне на ухо, все еще прижимаясь всем телом.
Голосок язвы немного отрезвил меня. Подняв ладони с попы на женскую талию, я глубоко вздохнул, ощутив аромат каких-то специй, который помнил еще по прошлому поцелую. И буркнул в ответ:
- Ничего.
- Врешь, - тихо но твердо.
- Вру, - охотно согласился.
Сердце у нее трепетала как маленькая испуганная птичка, а мое вторило буханьем, отдаваясь гулом не только в ушах, но даже и в кончиках пальцев.
- Пусти, - повторила она, не делая никаких попыток вырваться.
- Да, - ответил я, не двигаясь с места.
- Карима! – послышалось со стороны дома. Ее звала Памина.
О, Н’Габах, я буду хорошим, только сделай, чтобы жена моего отца ничего не заметила!
Язва вырвалась из моих рук, будто обжегшись, а сам я поспешно отшатнулся. Я больше не знал, как реагировать. Не знал, чего хочу, а чего совсем не желаю. Ощущал себя, словно потерянный ребенок.
- Не делай так больше, - зашипела она, - если ты хочешь меня поцеловать, об этом следует попросить, глупый индюк. Если нас увидят, то мы оба будем опозорены!
- Я буду делать, что и когда хочу, язва, - возразил я, подавляя абсолютно детское желание показать язык. – Тебя Памина зовет, не опоздай.
Гордо развернувшись и хлестнув меня косами, Карима неспешно пошла вперед. А я смотрел на мерное покачивание округлых бедер, и думал о том, какой же, в сущности, оказывается, идиот…
***
Ночи на Амире кардинально отличались от привычных мне на большой земле. День, проходящий под светом двух солнц, был намного светлее, но и привычные сумерки знаменовались намного более светлым временем суток, чем было нужно мне для сна. Проще говоря, в голове моей царствовала бессонница, вызванная, по большей части, мыслями.
Я поцеловал Яру.
Дважды.
И если в первый еще можно было себя оправдать, то второй, осознанный, зудел в голове, как надоедливый комар. Она отвечала. И отвечала так, будто была мастерицей в подобных делах. С кем она целовалась раньше? Ей понравилось? Почему меня это так волнует? С чего я вообще решил ее целовать? И почему, скажи мне Н’Габах, мне так хотелось повторить?!
Снаружи было тихо, как и изнутри. Хозяева и рабы спали, набираясь сил перед завтрашним днем. Мне тоже следовало спать перед гонкой, однако… Вспомнив о предстоящем испытании, я уткнулся лицом в подушку и застонал. Я убьюсь. И демоны из Бездны сожрут мою душу, а эта чертова птица доест труп.
Нужно было отвлечься. Встать и одеться было минутным делом. Гитару даже искать не пришлось – вещи были аккуратно разложены в шкафу, а инструмент слуги поставили на самом видном месте. Моя красавица отозвалась нежным звуком, а я внезапно подумал, что не обязан бодрствовать в гордом одиночестве. Идти в комнату к язве было бы сущим безумием, мы сегодня и так чуть не попались, а вот поступить по обычаю острова Отверженных я вполне мог.
Тихо выскользнув из дома, чтобы не будить всех вокруг раньше времени, я вышел на улицу, в сад. Прикинув, где по расположению должна находиться комната Яры, я расположился под ее окном и запел.

Хистон, сыграть смерть - наверное самое тяжелое. Надо особое мужество и решительность.
Да и вообще, читать эпизод мне очень нравится.
Всем-всем - отличная игра!

Сказала Майка, жуя конффетку (или это печенька)... Майка, все просто потому, что ты хомяк!!))))

Видимо, он нашел Майкину заначку
И минутка музыки, что уж там...

Без, непорядок... вот учишь тебя, учишь... ТЫ ПОЧЕМУ МАЙКУ НЕДОГРАБАУЛИЛ как порядочный?
После фейхуи все хорошо.

Спал я плохо, сто раз пожалев, что решил заявиться к Кариме под балкон. Прозрачное одеяние, обнимающее девушку, почти ничего не скрывало. Стоило мне закрыть глаза, как сцена ее появления на балконе снова заполняла разум несбыточными обещаниями. Глупо было даже мечтать о ней, поэтому я и не мечтал. По крайней мере, старался, не смотря на то, что предательские мысли периодически мелькали в моем полусне. В них Яра была полностью обнажена, и отнюдь не просила меня убраться от нее подальше. Стоило ли говорить, что проснулся я в отнюдь не добром расположении духа? Скорее уж был зол на все и всех.
За завтраком я вяло ковырялся в тарелке, что было с полным одобрением встречено Алимом. «На птице может порядком растрясти, я рад, что ты понимаешь это и не заполняешь желудок пищей». Ха. Знал бы он истинную причину! Причина, кстати, сидела напротив и оживленно инспектировала еду в своей тарелке, иногда кидая злобные взгляды в мою сторону. На лице ее играли разноцветные отблески солнц, просачивающиеся сквозь закрывающую крышу ткань, а на запястьях мелькали почему-то привлекающие меня сегодня рисованные солнышки. Интересно, что она будет просить у своей богини сегодня, чтобы я выиграл, или все-таки сломал шею?
- Эймер, милый, переоденься и приходи в комнату к Кариме, пожалуйста, - Памина прекратила мучения моей еды.
Встав, я поклонился дамам, как это было принято в хорошем обществе, и направился в свою комнату. Канареечный ужас снова ждал на кровати, заботливо разложенный умелыми руками рабов. Перья, однако, отсутствовали, что радовало лишь до определенного момента. Пока я не осознал, насколько костюм меня облегает. Ткань не была неприятной, но ощущалась, как вторая кожа. Это было жутко гадким, по какой-то непонятной причине. На пояс полагался широкий пояс такой фактуры, которая наверняка давала яркий отблеск на солнце – на двух солнцах. Головного убора я, как и вчера, не обнаружил, поэтому решил пойти как есть, решив, что Карима точно выскажет свое негодование, если что-то будет не так.
В комнате Яры ничего не изменилось, чего я, в общем-то, и ждал. Лишь на середине покоя появился низкий маленький стул, предназначение которого стало понятно только через несколько секунд.
- Сядь, - потребовала моя невеста.
- Ты даже не пожелаешь мне доброго утра? – поинтересовался я.
- Что-то не вижу, что ты спешишь подать мне пример, - откликнулась язва. – Сядь. Хотя стой.
Еще не поженились, а она уже командует. Я вздохнул, с несчастным видом уставившись на сидящую в этой же комнате Памину. Жена моего отца – я до сих пор не мог звать ее матерью – делала вид, что читает и старалась скрыть улыбку. Получалось у нее плохо. Видимо, мы ее забавляли. Отличное утро.
- Ты неверно повязал пояс, - Карима бесцеремонно дернула узел, закрепив его снова, сбоку. – Вот так. Теперь садись.
Узел должен быть на бок, конечно. Почему я сразу не догадался? И почему обязательно было трогать меня там, где он был завязан сразу? Чтобы не пререкаться перед Паминой, я молча сел на стул, поерзав, чтобы принять максимально удобное положение, что было не просто. Еще бы. Не каждый день меня девушки лапают ниже пупа, а потом делают вид, что ничего не произошло.
Не знаю, чего я ждал, но продолжилось все прической. Кьяра расчесала мне волосы, а потом запустила в них свои тонкие пальцы, занявшись плетением кос. Подергивания были мягкими и деликатными, будто меня касалась совсем другая девушка. Не та, с которой у нас назначена свадьба в обозримом будущем, а сейчас идет некая война, а та, кто заботиться обо мне, делая наш общий путь совершенно иным. Ощущение это длилось всего несколько секунд и совершенно дезориентировало меня. Кажется, я даже просидел какое-то время с глупым выражением лица, и хорошо, что Яра была занята, так его и не увидев. Впрочем, Памина, кажется, что-то заметила, хотя и старательно делала вид, будто читает.
- Готово, - наконец объявила девушка.
Ощущение было странным – будто на меня надели шлем, или что-то эдакое. Легко проведя рукой по конструкции, я ощупал то, что у нее получилось. Волосы, обычно свободно торчащие во все стороны, лежали стройным рядом кос, при этом в них было вплетена ткань, бусины и перья.
- Попугай верхом на попугае, - недовольно пробурчал я, когда понял, куда делись перья от костюма.
- Ты хорошо выглядишь, Эй-элеб, - Яра даже не смотрела на меня.
- Да, Эймер, тебе очень идет, - согласилась с ней Памина. – Тебя ждет господин Алим, поторапливайся.
- Спасибо, - выдохнул я.
В конце концов, сколько бы я не говорил, что убьюсь, умирать я не собирался.
***
- Ну что ж, Эймер, расскажи о себе.
Галимей удобно устроился рядом.
Мы находились на летательной платформе довольно большого размера, с закрепленной на ней кабиной, которая была украшена стилизованными золотыми солнцами, видимо, имеющими к семье Алима непосредственное отношение – чуть раньше я видел такие же изображения на запястьях вредины. Отец с Паминой и моя невеста должны были поехать на празднества позже, а помощник будущего… тестя находился впереди, управляя машиной.
- Мне казалось, отец уже рассказал все, что мог.
- Из первых уст рассказы всегда кажутся нам иными, - пожал плечами Алим.
- Пожалуй, - согласился я.
Мы помолчали еще немного, пока я, наконец, решил с чего могу начать.
- Константин подобрал меня на острове Отверженных, и, предвосхищая ваш вопрос, я не знаю, сколько мне было. Отец тогда решил, что около восьми-девяти. Думаю, ему виднее. Он рассказывал, что я жил на улице и кормился чем попало. Пытался украсть кошелек у торговца живым товаром, а он увидел. Если бы не он, то, наверное, убили или продали в рабство. Не то чем можно гордиться, но так и было. Но про это вы наверняка слышали.
Честно говоря, никогда не любил рассказывать эту историю, как и вспоминать о ней. Наверное, если бы мог, то похоронил бы ее в темных глубинах памяти и далекого прошлого, чтобы не вызывать глупой жалости – очень немногие знали о том, что я сейчас сказал. Да и страшно это, носить клеймо безродного. Кто знает, что несет кровь такого человека?
- А сам ты о родителях ничего не помнишь?
Я отрицательно покачал головой.
- Ну что ж, Яра и правда принесет в твою жизнь много света, - задумчиво сказал он.
- И вас совсем не волнует, кто мог быть моим предком? – чтобы в голосе не отразилось недоверие, мне пришлось приложить все усилия. – Что ваши внуки могут оказаться перевертышами, или того хуже?
- Не забивай себе голову, - отмахнулся Галимей, - если было что-то, то уже проявилось бы. Думай лучше о том, как сделать Кариму счастливой. Вы оба этого заслуживаете.
- Да она скорее убьет меня, чтобы потом счастливо жить вдовой, - вырвалось у меня прежде, чем я подумал над собственными словами, - а еще лучше до свадьбы, чтобы миновать церемонию.
Алим рассмеялся так, что у него выступили слезы.
- Ой, Санва Священная… Эймер! Девочка просто испытывает тебя, - наконец сумел выдавить из себя он, - она молода, и конечно ей хочется, чтобы мужем был достойный. Южанка должна гордиться тем, кто ведет ее в жизни, любить его, оттуда и почтение. А моя Яра наполовину Южанка. Она взяла лучшее от обоих своих родителей.
- А какой была ее мать?
Не знаю, почему я задал этот вопрос. Возможно, потому что у меня матери не было, и мне хотелось бы знать, каково это – когда она у тебя есть.
- Малика умерла, когда родилась Яра, - голос Алима потеплел, - моя жена оставила истинное сокровище. Я иногда думаю, что было бы, если бы я приехал в Амир раньше на пару десятков лет? Наверное, будь она помоложе, то роды не были бы такими сложными, и Малика осталась жива.
Казалось, в его голосе промелькнуло сожаление и немного вины. Язва была балована, но теперь я понимал причину этому. У нее, как и у меня, не было матери.
Остаток пути мы проехали молча. Мне не хотелось разговаривать, Алим тоже невидяще уставился в окно, видимо, вспоминая свою жену. Постепенно мои мысли сместились к предстоящей женитьбе, снова вызывая досаду. Может, все же упасть с молы и сломать себе шею? Однако умирать хотелось еще меньше, чем жениться.
- Приехали, - послышался голос помощника Галимея.
Механизм беззвучно приземлился, и мы вышли наружу. Несмотря на раннее утро, было душно. Второе из взошедших солнц только показалось из-за горизонта, поэтому обычного пекла пока не ощущалось, но ветер привычно приносил отовсюду мелкий песок, складывая его мне за шиворот. Вокруг было множество мужчин, несколько парней были одеты так же ярко, как я. А вот женщин не наблюдалось.
- Хорошо тут, пока не собрались зрители, - улыбнулся мне помощник Алима. – Я тебе завидую. На гонки такого уровня не каждого пускают, а уж приезжих, участвовавших за все время, когда их проводили, наверное, можно пересчитать по пальцам одной руки.
- Здорово, - откликнулся я. И добавил про себя, – «наверное».
- Я видел, как ты вчера ездил на Лале, - продолжил он, - для того, кто впервые сел на молу, ты очень хорошо держался. Но…
- Но? – повторил за ним я. Чертов костюм действовал, превращая меня в попугая.
- Но не стоит ездить на птице, как на лошади, - улыбнулся парень. – Молы легко отвлекаются, лучше держи стремена ближе к клюву. Главное, чтобы она тебя не цапнула. И не сжимай ей сильно бока, а то может понести.
- Спасибо, - поблагодарил я.
- Уверен, ты будешь в первой пятерке.
Хорошо бы не в хвосте.
- Халеб-Эймер! – окликнул меня сзади знакомый голос.
- Авраам! - Я почти успел соскучиться.
- Лале готова, халеб-Эймер, - раб улыбался мне щербатым ртом. – Хайрат дал тебе дельные советы, следуй им. Еще я хочу тебе рассказать, что будет во время гонки.
- Хорошо, давай, запоминаю.
После нас народ начал прибывать все стремительнее. Ярких костюмов наездников становилось все больше, превращая нас в пеструю толпу, похожую на стаю несуразных птиц. Желтые и синие, зеленые и красные… казалось, вокруг присутствуют парни, наряженные во все цвета радуги. Они смеялись, здоровались друг с другом, обсуждали птиц и свои наряды, спрашивали о здоровье близких и просто знакомых, превращая все вокруг в гулкую разноголосицу.
- На первом круге в птиц будут бросать монеты, чтобы те отвлекались, - тем временем начал Авраам, - поэтому не давай Лале глазеть по сторонам.
Время от времени возле нас проводили очередную молу, чтобы поставить ее в загон. Птицы были завораживающими: красивыми, исполинскими, разноцветными. В добавок к уже виденному мной бело-голубому оперению Лале, я рассмотрел нежно-розовую, кремово-желтую, светло-серую и даже птицу с зеленым отливом.
- На втором круге будут бросать ленты, - продолжал раб, - поэтому держи Лале еще крепче. Она непослушная, но тебе, кажется, удалось наладить с ней контакт. Не теряйся в движении. Третий круг самый опасный. Там будут бросать и ленты, и монеты, поэтому ни за что не давай Лале свернуть.
- А если она увлечется?
- Может сбросить тебя, - серьезно, - прямо под лапы других мол.
- В моих интересах идти последним? – усмехнулся я.
- Господин поставил на тебя много денег, - улыбка Авраама была широкой, - постарайся выиграть.
- На то, что я буду в первой пятерке?
- На то, что ты придешь первым, халеб-Эймер! – раб хлопнул меня по плечу. – Не подведи его!
Привычным жестом я хотел взлохматить волосы, однако пальцы наткнулись на гладкость косичек.
Великий Н’Габах…
- Внимание! – вдруг раздалось громко. – Готовность к старту!
- Пойдем, халеб, - окликнул меня Авраам.
Мы подошли к узкому стойлу, где злобно зыркая на нас маленькими глазками стояла Лале – я узнал ее по цвету оперения и горделивой позе. Птицы были отделены друг от друга пустыми ячейками, вероятно, чтобы не поранить соперниц.
- Садись сюда.
Наверху была установлена планка с подушкой, чтобы всадник мог спрыгнуть прямо на спину птице. Я сел на указанное место и крепко сжал поводья, тут же поданные мне рабом.
- Держать у самого клюва, - напомнил себе. И конечно, я не тешил себя иллюзией, что смогу выиграть. Хватит и просто не прийти посленим.
По звуку гонга загоны открылись. Я спрыгнул на спину Лале, которая недовольно заклекотала и сразу же попыталась меня сбросить. Натянув поводья до предела, и крепко сжав бедрами ее бока – вопреки совету – мне удалось восстановить контроль над упрямой птицей, но наши соперники уже были далеко впереди. С досадой направив Лале наружу, я пнул ее пятками. Злобная курица вылетела как тайфун и помчалась за своими товарками.

Свет снаружи ослеплял. Вопли, раздававшиеся со всех сторон, оглушали. В воздухе мелькали золотые и серебряные капли – начали кидать монеты, о которых предупреждал Авраам. Одна из них жалящее скользнула по щеке, попав мне за шиворот. Я автоматически пригнулся, сливаясь с Лале.
- Олле!
Думать было некогда, да и не хотелось. Мне в лицо летел ветер, такой родной и знакомый. Пусть не с запахом моря, полный тепла и песчинок, но все же это был он, отголосок свободы, которой я был полон, из которой был сделан. Потоки воздуха развивали ленты в моих волосах, играли с перьями. Лале летела вперед – ей не нужны были крылья, теперь я понимал, свобода тих птиц была не в небесах, а в скорости.
- Лале! Олле!
Теперь я орал во всю силу легких. Внезапно перестала существовать толпа рядом и помехи в виде монетного дождя, который внезапно сменили потоки цветных лент. Все вокруг превратилось лишь в смазанное пятно, проносящееся перед моими глазами, и лишь приближающееся оперение стайки перед нами напоминало о конечной цели. Мы летели, как летит только пущенная из лука стрела, легко и естественно войдя в стаю бегущих птиц. Перья и шерсть молы щекотали мне пальцы и запястья – я держал поводья так близко к клюву, что почти ощущал голую кожу птицы. Тело мое напряглось, двигаясь синхронно бегу и сокращениям мускулов Лале.
В воздухе снова появились золотые и серебряные капли, показывая, что мы зашли на третий круг. Перед нами оставалось все меньше птиц, но мне хотелось быть первым, чувствовать ветер на своем лице, оставив других позади. Неожиданно одна из птиц впереди свернула и, махая куцыми мелкими крыльями, нагнулась, сбросив своего седока на песок. Я натянул поводья, ожидая резкого удара или такой же резкой остановки, но Лале поняла меня по-своему, взвившись в воздух. Ее огромные крепкие лапы оторвались от земли, подбросив нас обоих в огромном прыжке. Тело молы легко коснулось тверди, и мы снова рванули вперед, теперь уже оставляя всех позади. На месте, которое мы только что покинули, послышались скрежет, злой клекот и крики, но обернуться, чтобы посмотреть, что там произошло, я не мог. Мола понесла. Не знаю, возможно, Лале была слишком непослушна, не желая подчиняться моей воле или, быть может, на нее так подействовало ощущение свободы?
- Стой, Лале! СТОЙ!
До предела натянув поводья, я сжал ей бока бедрами. Птица издала крик, изогнув шею и захлопав небольшими крыльями. Ее массивное тело покачнулось, и я припустил поводья, пытаясь хоть как-то добавить нам равновесия. Однако видимо слишком поздно. Издавая все тот же жалобный клекот, Лале рухнула, погребая меня под собой.
«Я же не планировал умирать,» - пронеслось в моей голове за секунду до темноты…