Карта ролевой игры "Забытый мир"

Я не видела Гектора несколько дней – мне сказали, что его отправили в дозор.
- Дозор – это наблюдательные посты, расположенные на самом верху Стены, - пояснила Танна. – Братья по очереди несут службу, охраняя нашу безопасность.
- От льдистых?
- От них.
Как могли порченые преодолеть неприступную Стену, не имея варанов – я не могла представить. Спрошу у Гектора, когда увижу. Почему-то очень хотелось… его увидеть.

Дни тянулись томительно долго, и, чтобы хоть чем-то заняться, я вновь начала рисовать. Шорох грифеля по листу странным образом успокаивал. Однажды я вышла с альбомом во двор – хотелось нарисовать тот край стены, что сверкающей глыбой нависал над погостом.
На ступеньках сидел Рауд. Из небольшого куска льда размером с его кулак он вырезал какую-то фигурку. Из-под лезвия маленького ножа на землю сыпалась ледяная крошка.
- Можно посмотреть? – я осторожно присела рядом.
- Я почти закончил. Сейчас. А ты скучаешь?
- Немного. Танна тоже запропастилась. Наверное в мыловарне. Ей страшно не нравится щёлоковое мыло, что здесь у вас варят. Она говорит что оно слишком грубое. И задалась целью научить местных варить нежное лавандовое. Так что скоро все стенные будут благоухать как цветущий сад.
Рауд расхохотался. Смеялся он заразительно, откидывая назад голову. Я засмеялась вместе с ним.
- Вот. Готово. Смотри.
Он повернул фигурку ко мне, и я увидела, что это сова. Искусно вырезанная, так, что видно было каждое перышко.
- Какая красота, - вырвалось у меня.
- Ее только надо немного согреть, чтобы лед пошел слезой. Тогда она станет прозрачной. Сейчас она в ледяной пыли от резьбы. Держи.
- А… ты сам?
Рауд взял меня за руку и я вздрогнула – она была ледяная.
- Я же стенной, - улыбнулся он. – Мы на холоде… не теплее снега, - он развел ладони.
Я взяла сову. Он жгла руки холодом, но я терпеливо грела ее в руках.
- Всё, хватит, - Рауд отобрал у меня сову. – Вот теперь другое дело.
Он поставил фигурку на перила, и через неё отразилось розовым и золотым солнце.
Невозможно красиво.
- Мне нужно проверить силки в лесу. Поставил вчера на куропаток. Хочешь со мной? – спросил он, поднимаясь.
- А… можно? Хочу.
- Только скажу Викару. Если ты умеешь стрелять, возьму для тебя лук, - подмигнул он, обернувшись.

*
- Залезай, не бойся. Он смирный.
- Мне уже доводилось ездить на варане, - гордо сообщила я и залезла в седло, оставив для Рауда место впереди.
Он недоуменно почесал нос, а потом велел пересаживаться вперед.
Я вспомнила, как Гектор посадил меня сзади, когда вез на Стену и в деревню, удивилась, но спорить не стала. Рауд запрыгнул в седло, варан осторожно поднялся с земли и плавно затрусил к воротам. Мы направились к ближайшей кромке леса, видневшегося невдалеке. Именно там Рауд поставил силки и теперь хотел их проверить. Впереди ехать было гораздо удобнее, и все было видно, и даже не надо было держаться – Рауд по бокам держал поводья варана, надежно удерживая меня от падения. Это было похоже на полет над заснеженным полем. Чтобы усилить впечатления, а раскинула в стороны руки. Я летела!

*
- Айрин! Белка! Вон там, смотри. Сможешь подстрелить ее?
- Попробую.
Я вскинула лук и долго целилась. Тетива дрожала и рвалась из пальцев, а я все медлила.
– Давай! Уйдет же!
Я отпустила тетиву, она коротко тренькнула и белка свалилась на землю.
- Я подстрелила ее! Ты видел! Ай, у меня получилось! - я так радовалась, будто это был первый мой удачный выстрел в жизни.
- Кто научил тебя стрелять? – спросил Рауд, подбирая со снега белку.
- Отец. Он любил охоту. Брал меня с собой. Всегда хотел себя сына, но не сбылось.
- И поэтому ты здесь?
- Да.
За следующие два часа на поясе стенного появилась внушительная связка куропаток из силков, а мне удалось подстрелить из лука еще одну дымчато-серую белку.

Я очень гордилась своей добычей, и краем глаза следила, как болтаются на боку седла пушистые хвосты, поэтому сразу увидела, когда они отцепились и упали. И так досадно, почти достигли ворот – вон они виднеются, только рукой подать.
- Рауд! Останови!
Он тоже заметил, натянул поводья, и варан послушно остановился. Я спрыгнула с седла и побежала по следу назад. Где же они? Неужто провалились глубоко в снег?
Да вот же, нашла! Я наклонилась подобрать тушки, и вдруг об меня глухо стукнул и рассыпался комок снега.
Что?
Я распрямилась и вдруг увидела, как Рауд смеется, и лепит второй комок. Я знала, это назывались снежки. Братья-стенные порой развлекались так во дворе. Ну, погоди у меня! В долгу не останусь.
Забыв о белках, я тоже запустила снежок. Не попала, слепила второй, попыталась догнать чтобы сократить расстояние, и упала. Но успела зацепить Рауда, и мы покатились по снегу, закидывая друг друга рыхлыми горстями. Мне было весело и легко с ним, как с братом, которого у меня никогда не было.
- Все, все! Сдаюсь! – я задыхалась от смеха.
- Сдаешься?
Мы остановились.
И вдруг увидела над собой его лицо, близко-близко, запорошенные снегом кудри едва не касались моего лица. Смеяться враз расхотелось. Он смотрел так… серьезно. Будто видел впервые.
А потом наклонился еще ниже и осторожно поцеловал меня.
...Я дернулась, и Рауд сразу же прервал поцелуй.
- Нам надо возвращаться. Вечереет, - прошептала я непослушными губами. – Ты… отведешь меня к Гектору?
Он долго молчал, прежде чем ответить.
- Отведу.
Рауд молча поднялся, отряхнул с меня снег и нашел моих белок. Все так же в молчании мы въехали во двор погоста, и Рауд пошел к Викару, а мне велел одеться теплее.

*
Здесь, наверху, было намного холоднее. Ледяной ветер налетал порывами, зло дергал за полы одежды, больно щипал лицо. Я подняла повыше меховой воротник и сморгнула выступившие слезы. Оглянулась на Рауда. Тот стоял, выпрямившись и вглядываясь в земли, лежащие за стеной. Я подошла ближе и ухватилась за каменный выступ, покрытый толстой коркой льда. И тоже стала смотреть в ту сторону, что и стенной.
- А по стене можно дойти до другого погоста?
- Можно при желании.
К самой стене лес не подходил примерно на треть мили – Рауд говорил, что его регулярно вырубают, а дальше чернел на сколько хватало глаз. Вдали угадывались очертания высоких заснеженных гор, а над ними сияли зелено-голубые всполохи.
- Там, - он показал рукой на всполохи, - находится город Финнур.
- Красиво, - выдохнула я морозное облачко.
И было страшно выпускать его руку. Будто это могло означать, что я останусь совсем одна.
Над головой сияли крупные звезды. Кажется, здесь они были ярче и крупнее, чем где бы то ни было. Отсюда были не слышны звуки погоста. Была вечная тишина. Я слышала только свое дыхание.
Рауд перезаправил фонарь в деревянной пирамиде на возвышении. Приглядевшись, я увидела, что дальше по стене ярдах в двухстах горел такой же фонарь. И с другой стороны тоже. Знак, что все в порядке.
- Иди вон за тот выступ. Я подожду здесь, - сказал мне Рауд. – Иди, не бойся.
Я медленно пошла по узкой тропинке, еле видной в густых сумерках, и вскоре увидела высокую тёмную фигуру у края Стены. Почему-то ни на миг не сомневалась, кто это, хотя он стоял ко мне спиной. И еще была уверена, что он знает о моём приближении.
- Здравствуй, Гектор.

Гектор легко касается пальцем крупного золотисто-жёлтого камня. Он висит прямо над его грудной клеткой, мерцая тёплыми бликами в свете горящего очага.
Золотой мёд плавится внутри камня. Внутри меня.
Ожерелье тяжело покачивается от его прикосновения, я смотрю на него сверху, упираясь руками в подушку, прикусываю губы. Слежу, как прядь волос соскальзывает с моего плеча и невесомо укрывает шёлком его грудь.
В глазах мужчины снова метель, и он почему-то не хочет, чтобы я её видела. Опускает ресницы и не отрывает взгляда от ожерелья, цепляет пальцем и легонько тянет его вниз.
Я послушно опускаюсь. Губы Гектора горячие и сухие.
Золотой камень ложится между его ключиц.

*
Когда Гектор возвращается после дозора и приходит ко мне, то в первую минуту я не могу говорить. Сердце от радости кувыркается где-то в горле, откровенно мешая сделать вдох.
Хочется всего сразу: молчать, говорить, смотреть, смеяться, утыкаться носом туда, где шея переходит в плечо и дышать, дышать, дышать – льдом и хвоей.
Но я вдруг вспоминаю его спокойный взгляд там, в дозоре на Стене и… отступаю на шаг, приглашая войти. Вонзая ногти в ладони, чтобы он не увидел, как они дрожат от желания его обнять. Почему-то кажется, что ему будет досадно видеть такое проявление чувств.
- Айрин?
- Здравствуй, Гектор, - голос не дрогнул. Его проклятая Стена могла бы мной гордиться. – Заходи. Ты вернулся сегодня? – внутренняя Айрин закатывает глаза: мне ли не знать, что сегодня, Танна доложила мне ещё днём.
- Да.
Я беру у него плащ, радуясь возможности занять руки и отвернуться, иначе просто боюсь не сдержаться.
- И правда, красиво.
Обернувшись, вижу Гектора возле окна. На подоконнике, перед замерзшим стеклом золотой шапкой цветёт горицвет.
- Я же говорила, - подойдя, провожу пальцами по лепесткам. – И среди льда могут жить цветы. Если их беречь от холода, конечно. А знаешь… однажды в лавке, где продают медные кувшины, чеканные подносы и блюда из червлёного серебра – я видела розу. Железную розу, но она была как живая. Не знаю, кто был мастером, но он так искусно повторил все лепестки, все листочки с прожилками и даже шипы, что она смотрелась как живая. Только чёрная. Я тогда не купила её, но очень хотела. Мать отговорила мне, сказала – зачем тебе железная, у тебя в саду полно живых роз. Я согласилась, и ушла, но… сейчас почему-то вспомнила о ней. – Я подняла голову. – А ты мог бы выковать розу?
Помедлив, Гектор кивает.
- Мог бы. Я видел розы в садах Безликих… Это не так уж и сложно. Только у меня есть для тебя другой подарок. Принеси мне мой плащ.
Он думал обо мне.
От этой мысли перехватывает дыхание. И я почти перестаю дышать, когда он просит повернуться спиной.
Через пару мгновений вокруг моей шеи прохладным обручем опускается тяжёлое ожерелье из элиниума с крупным янтарём посередине. Боги, какое же… красивое. Мне почему-то сразу понятно, что он сделал его сам, а не купил у заезжего торговца.
Я несмело касаюсь камня кончиками пальцев – в нём переливается солнце, которого здесь, на севере так мало. Моё личное солнце.
Едва слышно щёлкает крошечный замок, и горячие губы касаются выступающих позвонков, а широкие ладони охватывают подреберье. Повернув голову, я вижу его лицо, подсвеченное с одной стороны неровным светом огня, и его черты кажутся непривычно мягкими.
Гектор слишком редко бывает таким, и на секунду я словно примораживаюсь взглядом к почти исчезнувшей складке между бровей. У меня болезненно, страшно и сладко тянет в груди. Будто стою у обрыва. Будто перед падением.
И я рада упасть.
Это не страшно.
Если знать, что тебя поймают сильные руки.
*

Сегодня и каждый вечер.
Золотой камень ложится между его ключиц.

Погост «Мать-Гора»

Роза. Железная роза, так похожая на настоящую. Кузнец искусно повторил все детали: нежные лепестки в тугом бутоне в самой сердцевине, готовые вот-вот развернуться; листья с резными зубчатыми краями и сетью тонких прожилок; высокий стебель, казавшийся обманчиво хрупким; и даже несколько тонких шипов на нем. Я наклонилась к ней и глубоко вдохнула. Она… не пахла ничем. Ну, может, совсем едва – железом.
- Ай! – шепотом вскрикнула я и отдернула руку. Забывшись, провела пальцами по стеблю – и вот укололась. Железный шип оказался острым.
На коже выступила капля крови, и я сунула палец в рот, зализывая ранку.
Вот и урок тебе, Айрин.
Никогда не стоит забывать об осторожности. Даже неживое способно больно ранить. То, что кажется почти живым… ему не хватает малости… но это «почти» решает все.
Почти живая роза.
Почти живое сердце.
Почти настоящие чувства.
И почти мой мужчина.
Можно даже засмеяться на этих словах – так смешно они прозвучали внутри меня, непроизнесенные вслух. Вот только смеяться не хотелось.
Больно.
И тоскливо.
Никогда стенной не сможет любить живую женщину. Не для того его Стена держит, чтобы любовь его принадлежала кому-то еще, кроме нее. Она ему и любовница, и подруга, и мать. Огромная и вечная, начало и конец всему. Кто я рядом с ней?
Я осторожно вытянула розу из кувшина, следя за тем, чтобы не задеть шипы. Совсем недавно она была ярко-алой – когда мастер заворачивал мягкие раскаленные лепестки вокруг стебля. Наверное, это были самые живые минуты для нее. Краткий миг жизни. Я бы хотела на это посмотреть… Но она мне досталась уже такой – черно-серая, звеняще-твердая… остывшая. Мелькнула было мысль покрасить ее, но тут же была отброшена: нельзя скрывать ее суть. Смотри, Айрин, вот она настоящая. Люби ее такой. Сможешь?
Палец все кровил…
Я положила розу на подушку и сама легла рядом. И долго на нее смотрела, пока вечер за окном не догорел и не превратился в ночь.

…Мне снились розы. Бесконечное поле из тысяч железных роз. И я шла по нему и все искала среди них живую. Я точно знала, что она где-то есть. Но куда бы ни посмотрела – везде видела лишь черные кованые лепестки. И время почему-то было на исходе, и я шла все быстрее и быстрее. Хрустели под ногами металлические опилки, с тихим звоном покачивались черные бутоны. И когда отчаяние уже совсем захлестнуло, я вдруг увидела Гектора. Он стоял спиной ко мне, но я все равно узнала его. И так обрадовалась ему. Подошла, тронула за плечо.
- Послушай, я знаю, где-то здесь есть живая роза. И мне очень нужно найти ее, но… я не могу. Поможешь?
- Живая роза? – глухо отозвался он. – Здесь? Ты уверена, Айрин? – С этими словами он обернулся, и я увидела, что вместо лица у него железная маска.
Я отшатнулась, вскрикнула – и проснулась.

Сердце колотилось безумным стаккато.
Сон, это просто дурной сон. А в снах чего только не привидится.
Я откинулась на подушки, полежала немного, разглядывая тени на потолке. Спать больше не хотелось, а до рассвета еще было далеко. Очаг погас и в комнате было прохладно, но разводить огонь я не стала. Зажгла свечу и завернувшись в одеяло, забралась на подоконник, задвинув в угол ящик с горицветом. Стекло за ночь покрылось толстой корочкой льда. Я прижимала теплые пальцы к стеклу, и лед тихонько плавился, исходя талой слезой. В протаявшем кусочке была видна часть двора и ворота напротив. Вот человек прошел наискосок, высоко держа в руке фонарь. Наверное, дозорный. Да полно, человек ли?.. люди не обращаются в камень после смерти. Люди уходят в Гайю. И в сердца и сны тех, кто любил их. И живут там, покуда жива память о них. Помнит ли Стена своих сыновей – всех и каждого? Знает ли их по именам? Будет ли она помнить Гектора, когда его не станет? Или он обернется очередным полустертым ликом на камне?..
Вопросы, вопросы… ответов нет.
Но самый важный ответ я должна дать сегодня.
С нашего разговора с Гектором прошло два дня. Ему непросто было говорить об этом, я видела. Еще труднее мне было слушать. Он напомнил мне о правилах. О долге. Об обязательствах. Обо всем том, о чем мне отчаянно хотелось забыть, пока он был рядом. Так мало времени осталось…
Глупое сердце болело в груди, стучало в ребра, будто хотело их выломать.


Тяжелая дубовая дверь скрипнула под моей рукой, я переступила порог и огляделась.
В кузнице пахло железной окалиной, углем и деревом от свежей поленницы в углу.
На верстаках разложен кузнечный инструмент: различные молотки, тиски, клещи, ухваты, спицы и много других, которым я не знала названия. По стенам было развешано несколько готовых изделий – украшенные чеканкой щиты, несколько мечей и сабель: то ли ждали, когда заберет заказчик, то ли просто висели ради украшения...
Обернувшись на скрип, Гектор увидел меня и отложил в сторону железную пластину. Я с любопытством разглядывала его кожаный фартук и рукавицы с высокими раструбами до локтей.
- Ты выглядишь настоящим… кузнечным богом.
- Я он и есть, - серьезно заявил он, но в глазах была улыбка.
Так хотелось подойти к нему в несколько шагов, положить руки на плечи и поцеловать. Так, как если бы он был моим мужчиной. Если бы он был…
- Можно я посижу здесь, пока ты работаешь? Мешать не буду.
Некоторое время Гектор молча меня разглядывал, склонив голову набок. Потом, видимо, что-то решил для себя и кивнул.
Я прошла в самый светлый угол кузницы – на широкую лавку под заиндевевшим окном – разулась и забралась на нее, поджав под себя ноги. Гектор снова прошел к верстаку, долго перебирал там инструменты, а затем вынул клещами из горна нагретую заготовку, перенес на наковальню, и кузницу наполнил мерный стук молота. Поначалу он еще поглядывал на меня, а затем перестал, увлекшись работой. Пользуясь этим, я вытащила альбом и начала делать набросок.
Едва слышно шелестел грифель по бумаге, складывая линии в рисунок.
Это было непросто: поймать выражение его лица, в то время как стенной то озабоченно хмурился и меж бровей залегала складка, то сжимал губы, критически оглядывая изделие.
Вздувались и опадали мышцы рук, поднимался и опускался молот, и постепенно сердце мое стало стучать в том же ритме.
Как жаль, что у меня нет красок, чтобы передать светло-алый цветок сердцевины железа; бронзовые блики огня на коже; красноватый отблеск горна на каменных стенах.
Наконец Гектор закончил ковку, и вода в баке с шипением и паром приняла раскаленный металл. Через несколько секунд заготовка заняла свое место на крюке, а кузнец медленно снял рукавицы и оттер бисеринки пота на висках.
Я давно уже отложила альбом, и, прикусив губу, все смотрела, смотрела… и умирала, как хотела дотронуться. Была в его движениях какая-то завораживающая магия: простой и тяжелой работы; сильного мужчины; ощущение чего-то извечного и правильного. Все это было сотни лет до меня, и будет столько же, когда меня не станет.
Гектор повесил свой фартук на гвоздь, обернулся и замер, натолкнувшись на мой взгляд. Сейчас. я должна сказать ему сейчас.
С трудом заставила себя отвести глаза, взяла с подоконника кувшин и налила в кружку воду.
Подошла к нему, протянула кружку.
- Я выбрала, - едва слышным выдохом.
Вода плеснулась на пол.

Добрый день.
Последний пост 26 октября.
Занята в сюжете на Стене.
В планах завершить его ориентировочно в срок до 2 месяцев.
В непостовой деятельности участвовать не готова.

Я настороженно смотрела на него, скрестив на груди руки.
- Айрин, - окликнул он. – Не бойся. Я не сделаю тебе больно, обещаю.
Он солгал еще до того, как последнее слово сорвалось с губ. Он уже делал мне больно, и сделает еще больнее. Только лишь тем, что он не Гектор.
- Пей, - он всунул мне в руки глиняную кружку с вином, глядевшимся густым и черным. Я послушно выпила до дна, почти не чувствуя вкуса. Вино осталось на губах горечью. Рауд забрал кружку, с тихим стуком поставил на стол.
Я стояла перед ним, не поднимая глаз, сжав изо всех сил кулаки, до впившихся в кожу ногтей.
Смогу, я смогу.
Великая Маа, дай мне сил.
Тихо падала на пол одежда. Моя. Его.
- Ложись, Айрин.
Холодные простыни пахли морозом и чуть-чуть – дымом.
Он ласкал, умело и сладко, всю меня. Начал снизу, с кончиков пальцев на ногах, постепенно поднимаясь все выше, не пропуская ничего. Его сильные шероховатые ладони были похожи на ладони Гектора, и все же я остро чувствовала, что это чужие ладони.
Чужие!
Но он оказался умелым любовником, этот Рауд. Мое тело привыкло отзываться на ласки Гектора, привыкло раз за разом получать удовольствие – и в этот раз оно предало меня. И спустя какое-то время оно оказалось готовым принять мужчину.
Он словно почувствовал, что я не могу смотреть ему в лицо – и перевернул на живот. И я была благодарна, что он взял меня так. Очень аккуратно и бережно, и будь я проклята, потому что не почувствовала боли. Мне хотелось, чтобы было невыносимо больно.Толкнулся раз, другой, третий – и, поймав темп, более не останавливался.
Я закрыла глаза и зажала между зубами край подушки, сдерживая подступающие слезы.
Это было немыслимо. Невозможно. И это происходило со мной.
- Айрин, - шептал он, обнимая меня все крепче.
Айрин, Айрин… - эхом.
Я крепче зажмурилась, отдавшись этим рукам, губам и голосу. Они были повсюду. Поцелуи за ухом, на шее, на плечах. Горячий плен вокруг, огонь внутри и наслаждение вперемешку с болью. В бездну всех стенных. Пусть провалятся в пекло. Слезы иссякли, и под веками разгорался огонь. Выше, сильнее, белой вспышкой по венам, яркой судорогой до кончиков пальцев. Я больше не могла удержать крик.
…Милосердная тьма приняла меня в свои объятия. Пришла я в себя посередине кровати, прикрытая тяжелым одеялом. Сколько я так пролежала? Подняла глаза и увидела оплывшие почти до основания свечи. Утро еще точно не наступило. Приподнявшись на локте, я огляделась. Кровать была аккуратно расправлена, подушки взбиты, моя одежда аккуратно сложена на стуле. Ни следов кого бы то ни было. Ничто не напоминало о том, что здесь было. Я в изнеможении тихо опустилась обратно на постель, подтянула колени к груди и провалилась в пустой сон без сновидений.

Утром меня разбудила взволнованная Танна.
- За нами приехали провожатые от Эвана, - встревоженно сказала она, открывая сундук. – Велели собирать вещи. Через час выезжаем.
- Что? Как через час?
- Надо успеть до темноты добраться до ночлега, - пояснила она, деловито укладывая мою одежду. – Тебе хватит времени умыться и поесть.
- Но ведь мы ждали их только через несколько дней! – я торопливо заплетала волосы в косу.
Танна пожала плечами.
- Никогда не угадаешь, сколько времени займет дорога.
Я оделась и схватила плащ.
- Айрин… не ищи его.
- Кого? – я замерла у порога.
- Гектора, - Танна обернулась и смотрела на меня серьезно и строго. – Не ищи. Он ушел в дозор вчера вечером.
Сердце болезненно толкнулось в груди и замерло. Плащ упал на пол, я закрыла лицо руками.
- И что мне делать?
Танна в два шага подошла ко мне и порывисто обняла.
- Ничего, девочка моя, - она гладила меня по голове и плечам. – Иногда ничего нельзя сделать.

Провожал нас Викар во дворе погоста. Тепло попрощался с нами, поблагодарил за проведенное здесь время. Лукаво улыбнувшись, выразил надежду, что это время было потрачено не зря. Долгих речей не говорил, но искренне пожелал удачи в пути, махнул рукой и тяжелые ворота отворились, выпуская наши сани.
Слышен был тихий скрип, с которым они закрывались за нами. Глаза слезились от мороза.
Вполне возможно, я увозила сейчас со стены сына. Но кое-что я здесь оставила.