Карта ролевой игры "Забытый мир"

Улицы столицы - дом семьи Эйвиос

Вокруг снуют какие-то люди, крики, шум, все куда-то бегут, причем, скорее навстречу нам, чем в ту же сторону. Мне очень страшно, но более всего боюсь, что зверь вырвется, и тогда – все кончено. Хорошо, что Брейден, кажется тоже знает, куда идти, потому что я растерялась от всего происходящего, да и от собственного поведения – уткнулась в него как маленькая испуганная девочка – стыдно, неловко, вообще я как-то странно себя веду, сама не пойму, что происходит.
Хорошо, что крепко держит за руку – это не дает упасть и кажется почему-то гарантией, что зверь успокоится. Стараюсь сама тоже успокоиться, но кошка внутри чует опасность и скребется наружу. Меня, конечно, спасибо Домине, немного научили справляться с собой те люди, к которым она меня привела, но сейчас ситуация совершенно неожиданная, да еще это вино, от которого все еще немного кружится голова…
Плутаем по улочкам то узким, то более широким, или мне кажется, что плутаем, потому что я думаю совершенно не о дороге, а лишь о своем звере внутри, чтобы ничего не случилось.
Вроде больше ничего не грохочет, но там впереди на холме дым все еще стелется, то есть там пожар или что-то еще. Ощущение, что случилось что-то страшное. Толпа вокруг разрастается, все суетятся, толкаются, обгоняя нас или наоборот, спеша куда-то в сторону. Такого еще никогда не было – ни такой толпы, ни криков, ни этой гари в воздухе, от которой першит в горле и тяжело дышать, поэтому мы практически не разговариваем, только слышу: «Осторожно, смотри под ноги, не упади», когда в очередной раз спотыкаюсь на брусчатке и «Посторонись» особо ретивым, несущимся, не разбирая дороги.
Не знаю, что бы я делала сама одна, наверное, убежала бы кошкой в какой-нибудь подвал и там переждала всю суматоху, потому что без Брейдена меня бы тут просто затолкали бы и уронили, настолько все вокруг были как сумасшедшие.
Еще улица, площадь, несколько поворотов, и вот он перед нами – тот самый дом, на воротах которого я видела герб. Он и сейчас там – олень на зеленом поле. Ворота распахнуты, и мы беспрепятственно проходим внутрь. Дорожка между деревьев уводит вглубь и чуть вверх, потом они расступаются, и я вижу дом. Но это не тот дом, который видела во сне. Там был белокаменный замок с башенками, а это просто дом – и вовсе не белый, в три этажа с покатой крышей и высоким полукруглым крыльцом. Над дверью – герб, олень на зеленом поле, значит, мы все-таки пришли сюда.
Подхожу к крыльцу, и тут моя смелость кончается. Что дальше? Кого позвать и что сказать? И кто нас пустит в этот дом?
Отступаю и прячусь за Брейдена.
– Мне страшно, может, ты был прав, и мы зря пришли? – сцепляю руки в замок и смотрю на него испуганно.
– А кто говорил, что решается судьба и был так уверен? – пытается он то ли приободрить, то ли поддеть меня.
– Я и сейчас так думаю, но мне страшно. И все как-то не так – ворота открыты, флаг приспущен – показываю на штандарт на острие крыши, который не реет гордо, как ему положено, а вроде как поднят не до конца. – Что-то случилось. Мы кажется, выбрали не самое лучшее время для визита.
И словно в ответ на мои слова дверь открывается и выходит слуга в зеленой ливрее.
– Кто такие и что надо, – спрашивает он, оглядывая нас не очень приязненно.

Дом семьи Эйвиос

Пока Брейден препирался со слугой, я стояла ни жива, ни мертва – очень было страшно, что у нас ничего не получится, а потом он еще сказала, что кто-то тяжело болен, и внутри всколыхнулись все переживания и недобрые предчувствия.
Лорд Леций, – сказал слуга, напомнив давно забытое, похороненное где-то в тайниках памяти имя – Леций, так звали моего отца.
Сердце рвется к нему, но я не могу двинуться с места – страшно сделать что-то не так, да и зверь внутри волнуется, боюсь за него.
А тут еще новая неприятность – слуга ни в какую не хочет нас пускать. Я готова ждать, сколько надо, но не Брейден – властно отодвинув слугу, ведет меня по коридорам вглубь дома. Идет так, словно всегда тут ходил, ну или по таким же коридорам. В нем чувствуется какая-то властность, благородство, стать – слуги вдруг становятся почтительными и смиренными, словно признают в нем господина, и я успокаиваюсь. Понимаю – он точно своего добьется, и нас примут. Что бы ни случилось потом, нас примут и выслушают.
Брейден успокаивает меня, тем более и слуга идет доложить о нас милорду, но мне вдруг становится невероятно страшно. Чувствую, что сейчас увижу того, кто мне снился, но нужна ли я ему, как он меня примет? Узнает ли или решит, что я самозванка? Мой спутник смотрит ободряюще, хотя и в его взгляде проскальзывает некоторая неуверенность. Как я понимаю, мы подняли хозяина с постели, и кто знает, в каком он расположении духа.
Я чуть прикрываю глаза и про себя внутри прошу маму мне помочь. Рукой дотрагиваюсь до перстня через платье, и молю только об одном – чтобы не выгнал, выслушал, и если отец в самом деле болен, дал мне с ним повидаться. А потом я уйду, вряд ли я – такая – буду тут ко двору.
И хоть я жду Яна, но появляется он неожиданно. Для меня неожиданно – задумалась, прося маму по помощи, и не слышала шагов. И вот он уже стоит в дверях – такой же, как мне снился – высокий огромный, кудрявый, в белой рубахе на выпуск, ворот расстегнут, видно одевался впопыхах, а может так и спал одетый – брюки мятые, да и рубаха тоже.
– Так сэр Брейден еще жив? – обращается вошедший к моему спутнику, не видя еще меня за его спиной.
– Живее, чем вы думаете! – улыбается Брейден, протягивая руку, которую Ян тут же пожимает.
– Что за церемонии? Скажи еще, милорд, – начинает он говорить и тут видит меня и становится белее мела, – Я..нка? – он подходит ко мне, неверяще смотрит, берет за руки, выводит к свету. – Янка, – теперь в голосе узнавание. – Нашлась. Отец… Идем, идем скорее к нему. – Он тащит меня к выходу мимо Брейдена, на ходу крикнув тому, – погоди, я сейчас вернусь.
Мы идет длинными переходами в другое крыло, поднимаемся по лестнице и подходим к двери, у которой сидит слуга.
– Милорд спит, – тут же вскакивает тот.
– Боюсь, придется разбудить. – Ян открывает дверь и на пару секунд застывает на пороге.
В комнате полумрак, впереди на кровати под высоким балдахином кто-то лежит. Вижу бледное лицо в подушках, глаза закрыты. Дыхание хриплое и едва различимо.
Ян все еще держит меня за руку и, подав знак не шуметь, на цыпочках подходит к кровати.
Отец! Я узнаю его. Он такой же, как в моих снах, только очень постаревший и худой, лицо искажено гримасой боли. Хочется кинуться к нему, встать на колени рядом с кроватью, прижаться к большой руке, которая лежит поверх одеяла… Просто побыть рядом, мы так давно не виделись. Горло перехватывает спазм, я вцепляюсь в руку Яна и смотрю, смотрю на отца, не в силах сделать ни шага.
– Папа, – тихо зовет брат, – папа, очнись. Я привел ее. Нашел. Вернее, она сама нашлась.
В комнате тишина, кажется, ничего не происходит, но через пару секунд веки старого лорда дрожат, и он открывает глаза.
– Кто здесь? – голос очень тихий, и слова едва различимы.
Я, папочка, – хочется крикнуть мне, но не могу произнести ни звука.
– Мы, отец, – Ян подходит ближе и опускается на колени около кровати. Я делаю то же самое.
– Ян? – отец смотрит на нас, но, видимо плохо различает, потому что переспрашивает, – кто ты? – глядя в упор на меня, потом в его глазах мелькает узнавание и он тихо шепчет имя моей матери,– Меллисента. Ты пришла за мной…
– Нет, – наконец могу почти крикнуть, – нет, отец, это я, Янка, твоя дочь. – беру в руки его ладонь, она кажется совсем холодной и неживой, и целую ее. – Папа, – тихо плачу, уткнувшись лицом в край одеяла, и чувствую, как рука отца поднимается, и он гладит меня по голове. Легко-легко, почти невесомо.
– Дочка, ты пришла, – он говорит очень тихо, видно, что слова даются с трудом. – Теперь можно спокойно… – он замолкает, потом просит, – Ян, оставь нас наедине. Ненадолго.

Дом семьи Эйвиос
 
Смерть самых лучших выбирает
И дергает по одному,
Еще один ушел во тьму
Не поздоровилось ему,
Не буйствует и не скучает (с)
 
Тихо где-то тикают часы, или это стучит мое сердце?
Нет, не мое – отца. Оно стучит равномерно, потом все медленнее, словно устало и замедляет ход. Тише, больше перерывы, и вот – тишина…
Полная, оглушающая тишина.
Хватаю его руку и прижимаю к лицу. Она теплая, живая, но какая-то безвольная.
Прикладываю ухо к груди – тишина.
Сердце молчит, и дыхания нет. Я чувствую это…
Становится страшно, больно и страшно. Зверь царапается и воет внутри, просится наружу.
И обняв отца двумя руками, крепко прижавшись к его груди, я кричу: «Нееет!», выплескивая в этом вое все обиды и горести, все страхи и сомнения.
Почему жизнь так несправедливо устроена, что я только нашла его и он – ушел. Великая Маа зачем ты забираешь его у меня? Это жестоко. Мне так много нужно ему сказать, а еще больше – услышать. Я столько лет росла без него.
Во мне неожиданно поднимается волна злобы – я зла на мать, потому что она сбежала, решив все за себя и за меня, лишив меня отцовской любви, и сейчас она снова его забирает у меня. Уже навсегда.
Я кричу и вою, рыдания душат, слезы текут, не останавливаясь.
Кто-то вбегает в комнату, слышу шаги, возгласы.
Меня оттаскивают от кровати отца, пытаюсь сопротивляться. Не хочу уходить, хочу быть с ним хотя бы еще немного. Мне так больно и плохо. Он нужен мне.
– Тише, тише, девочка, успокойся. Янни, не плачь, не рви себе сердце. Или нет, поплачь, тебе станет легче, – чьи-то руки обнимают меня, поднимая, выносят из комнаты. Я не сопротивляюсь – нет сил. Горе опустошило.
Больно, как больно.
Крепко прижимаюсь к мужчине и плачу, уже без крика – не могу ни кричать, ни говорить, только слезы катятся по лицу.
Больно, как больно…

Дом семьи Эйвиос
Мужчина выносит на руках, что-то говорит, успокаивающе. Плохо и больно, слезы сами льются из глаз, а в груди все сдавливает. Как-то все несправедливо устроено – я только успела повидаться с отцом, и его нет. Мать ушла, как мне объяснили девы-хранительницы тоже из-за меня, чтобы не подвергать меня риску. И из дому она сбежала по этой причине, и потом – в лесу тоже.
Я приношу всем только беды и страдания, приношу несчастья. Хорошо, что Брейден уходит. Пусть лучше так, чем рядом со мной он попадет в какую-нибудь беду. Таких, как я, надо стороной обходить, а лучше бежать от них без оглядки.
Думаю, мысли в голове скачут, набегая одна на другую, а слезы все текут из глаз. Успокоиться не могу, не получается.
Но кошка внутри меня не хочет его отпускать, привязалась.
– Ты уже однажды обещал мне вернуться, – говорю неожиданно для себя и трусь рукой о мужскую ладонь. И Брейден вдруг подходит ближе, наклоняется и ...целует меня. И отступает.
Я растерялась и не знаю, что делать и сказать.
Ошарашено смотрю на него. Слезы высохли вмиг. Осторожно трогаю пальцами губы. Как странно. Зачем? Почему он это сделал? Больше всего хочется спрятаться и убежать или зашипеть на него – это изнутри поднимается зверь, и мне все труднее его удержать. Стараюсь поймать взгляд Брейдена, чтобы за него уцепиться и остаться тут, не уйти, не …обернуться. А зверь внутри рвется, царапается, понимаю, что еще немного, и не совладаю с ним.
– Иди. – говорю мужчине глухим голосом. – Спасибо тебе.
 
Когда брат через некоторое время заходит в мою комнату, он не видит никого – только черную кошку под кроватью, которая испуганно жмется к стене…

Всем мяу)
я тут шахматы нашла - интересные

С Днем рождения, Забытый мир и с окончанием второй партии.
Было очень интересно читать, спасибо
И спасибо неизвестному мастеру, переодевшему меня в такое красивое платьице

У нас есть правитель *высунула мордочку из-за двери*

Пока не очень поняла. Мы давно не виделись. С Яном вот встретились, и он отвез меня в родовой замок, подальше от всех. А Себа я вообще не видела, только в детстве, но плохо помню. И Ему я только по отцу сестра. Там все очень запутано.

Не удержалась

неправда ваша, сударь, это не я *честные глаза и пальцы за спиной перекрестила*

мне братец не разрешит на канделябры с чужим мужчиной смотреть *если это ввобще мне было сказано*

а нет, кажется, не мне



а вот это поклеп, ну чистой воды поклеп

не был, не состоял, не участвовал

Я тут, немного жива. обитаю в покоях нашей семьи в замке, в столицу пока не еду.
Пост напишу сразу после Пасхи.
прошу меня не карать

Замок Эйвиос в Западных землях – дом семьи Эйвиос в столице
 
 
Мы не хозяева собственной жизни. Мы связаны с другими прошлым и настоящим. И каждый проступок, как и каждое доброе дело, рождают новое будущее. (с)
 
 
Проснувшись в какой-то незнакомой комнате, сначала не могла понять, где нахожусь. Высокий балдахин над кроватью, расписной потолок, узорчатые окна – словно комната из моих снов, но это было наяву.
Встав с кровати, подошла к окну и распахнула створку, впуская свежий воздух, и сразу увидела белые башни, которыми грезила. Так это в самом деле? Тут же вспомнилось все – и смерть отца, и поцелуй Брейдена, и как напугала брата… Брат, какое приятное ощущение защищенности. Странно, но то, что было кошмаром моего сна, въяве оказалось совсем иным – Ян готов был защищать меня и заботиться. И главное – он знал о моей особенности и не презирал меня за это. Только боялся – за меня. До сегодняшнего дня он был вторым человеком из тех, кто не обладает этим даром, но принимает его у других именно как дар, как особенность, а не проклятие. Интересно, а как сложилась судьба той женщины – Доми? Она была добра ко мне…
 
Одевшись, вышла в коридор, Мэгги, служанка, приставленная ко  мне братом, посетовала на то, что я сама оделась и причесалась, что не подобало, я лишь пожала плечами и сказала, что голодна.
Она проводила меня в столовую залу, по дороге рассказав все домашние сплетни. Так я узнала, что братья мои в столице, а я одна в замке, и стало почему-то ужасно тоскливо и страшно. Не спасла положение даже старая нянюшка, к которой я поднялась после.
– Не бойся, малышка, все хорошо будет, Ян скоро вернется, он придумает, что делать, – говорила она, гладя меня по голове, но в голосе ее я чувствовала неуверенность и страх.
– Что тут думать? – вздохнула я, удобнее усаживаясь у ее ног. – Расскажи мне о матери, я почти не помню ее, а последнее время и во снах не вижу. Лица не могу вспомнить, только… – я немного замялась, – кошку.
– Ох, дитятко, – снова вздохнула нянюшка, – что и сказать тебе, не знаю, – как первая размолвка у твоего отца с матерью вышла, и он ее выгнал, велел он все портреты ее сжечь, до единого. Хотя знаю, что небольшой, в рамке, что он всегда с собой носил, вроде сохранился, Яна спросишь, у него видела как-то давно еще. Он прятал его от всех. Потом Леций снова женился, и родился мальчик, да жена-то возьми и умри, никто и не думал такого, а вскорости и мать твоя вернулась. Что уж там меж ними произошло, где он ее нашел, или она сама пришла – не ведаю, да только появилась она в замке снова на правах хозяйки, а там и ты родилась. Она вас обоих любила – и маленького Себастьяна, и тебя, его, может и больше – жалела сироту. А вот с Яном у нее сложные отношения были. Вроде как даже он и виноват в том, что она с тобой сбежала, точно не могу сказать, но слухи ходили. И Леций, как сбежали вы, выпорол его сильно. Сам. Хоть он уже и взрослый совсем был, Ян-то, о Великая Маа, что ты с нами делаешь… – глаза нянюшки увлажнились. – Иди к себе, милая, или вон погуляй в саду, у нас хорошо в саду. Неделя незаметно пройдет, а там и Ян вернется…
 
Рассказ няни перевернул мою душу. Получается, брат вовсе и не любил меня, раз из-за него мы с матерью вынуждены были бежать? Потому, наверное, и сейчас он меня тут оставил, и, получается, не за меня он боялся, а за себя. А меня… меня просто ненавидел! Тут же вспомнился сон – всадник в зеленом плаще с гербом оленя, стрела, летящая… в меня и кровь на руке. Кровь и рана абсолютно реальные, хотя это был сон…
 
Что же произошло на самом деле? И тогда, когда мать сбежала из замка, и потом, когда погибла, и эти сны… Что это было? Мне не терпелось выяснить все, узнать правду, и ждать, пока Ян вернется, не было никаких сил…
 
Еще пара дней прошло в ожидании подходящего случая. Все решил случайно подслушанный на кухне разговор – скоро должен был отправиться в столицу корабль с какими-то бумагами, так нужными брату. И он отправился в путь с одним лишним пассажиром на борту – никем не замеченной черной кошкой…
 
Больше всего времени ушло на то, чтобы добраться до дома – я очень плохо ориентировалась в столице, да еще надо было не привлекать внимания и делать вид, что я просто кошка, гуляющая сама по себе…
 
Дождаться ночи, проникнуть в дом через плохо прикрытую ставню на первом этаже, потом – в ту комнату, где я ночевала, а на рассвете проделать тот же путь, но уже девушкой в дорожном платье.
 
И вот я стою у двери и стучу в дверной молоток.
– Мне хотелось бы видеть Лорда, – отвечаю открывшему дверь слуге, который абсолютно не желает меня впускать. Приходится звать дворецкого, называть свое имя, и о радость, он видел меня в сопровождении Яна и знает, кто я такая. Меня провожают в дом, устраивают в комнате, пряча глаза, объясняют, что милордов нет дома (это рано утром!) и предлагают принять с дороги ванну.
 
И только лежа в этой ванне, начинаю соображать, что поездка эта была сущей авантюрой. Капризом маленькой девочки. А если бы меня не узнали? Не поверили? Выгнали? Сидеть у ворот и ждать? А если лорды не вернутся еще неизвестно сколько? Да и как воспримет Ян мое появление здесь? Да, Янка, натворила ты дел…
 
Выбравшись из ванны, завернулась в принесенный служанкой кусок ткани и устроилась у камина сушить волосы.

Братец, принимай сюрприз

Орвик, Доми, вы сделали мое утро.

В польском городе Вроцлаве есть кладбище. Там похоронены солдаты, погибшие при взятии Бреслау. Братская могила и несколько одиночных. Белые плиты и черные. Черные - Героям Советского Союза и ...оператору Николаю Быкову. Они чтут его наравне с героями, потоум что он не мог себя защитить.

Большинство фронтовых операторов участниками войны не считаются. Вот такая горькая правда


а это мой папа, ему 86 лет, в партизаны ушел в 11, тяжело ранен и награжден орденом Красной Звезды, который давали за личное мужество - в 13