Карта ролевой игры "Забытый мир"

Добрый вечер, всем. Рада оказаться в такой теплой компании.

Селена, милая, чудесное платьице.

Я также присоединяюсь к благодарностям. Спасибо за информацию и чудесный комплект.

Любезно прошу не пугать мою горничную.

Экскурсии это всегда познавательно. Спасибо, Безымянный, за приглашение, вы будете экскурсоводом? Хо, конечно, но если после этого он пообещает жениться. А то негоже молодой леди на голых рыцарей без причины смотреть.

Сэр Орвик, простите мое любопытство, но неужто цена за вход не стоит того, что мы можем увидеть в душе?)

Спасибо всем за такой теплый прием, очень приятно вас читать и улыбаться

Ох, какая жалость. А вы откуда это знаете? Уже выйти за него хотели?

А разве вы рабыня? Судя по анкете, вас не очень-то просто в рабыни записать. Простите мою настойчивость, но мне интересно разобраться в архитектуре отношений и ситуаций игры.

А сэр Орвик отличается вкусом и завидным умом. Как жаль, что жениться не хочет.

Маргит, это жертвы во имя любви, еще немножечко и подарит вам свою фамилию. И почему ваши мнения не совпадают? Судя по тому, как вы защищаете его честь, вы совсем не против такого проявления чувств.

Вы хотите сказать, что отец и братья испытывают к сэру Орвику чувства и боятся конкуренции? Однако.

Позвольте узнать, а что предполагается под термином "свобода"?

Мне кажется, что каждому необходим просто достойный попутчик, и вряд ли сэр Орвик - исключение.

Стоя на верхней палубе под шуршащим в парусах ветром, я отчасти понимала отца и его любовь к небу. Хлопанье ткани и свист матросов, натягивающих канаты, заставляли желать свободы. Сердце приятно сжималось от свежего воздуха, омывающего борта Амаретто.
Первые несколько дней полета Селена безустанно носилась по кораблю, выпытывая у матросов принцип работы заинтересовавшей ее детали. На ворчание своей матери она отвечала задорным смехом и лукавым подмигиванием молодым матросам. Эдмонда без конца сокрушалась, как она могла вырастить такое непослушное дитя, я лишь отрешенно кивала в нужных местах, занятая причудливой формой вышиваемых облаков. Отец показался всего один раз, когда мы только ступили на корабль. Он поприветствовал нас, показал каюты, напомнил об ужине и исчез в недрах Амаретто.
Прибытие на остров сопровождалось суетой вокруг товаров в трюмах и предвкушающей радостью матросов при мысли о золоте и женщинах. Эдмонда со свойственной ей прямолинейностью поинтересовалась у отца, где же наш транспорт до виллы. Няня все еще опекала каждый мой вздох и поворот головы, и ей совершенно не понравилось ни послание родителя, ни его последующий приезд.
Пятнадцать лет его отсутствия нисколько меня не беспокоили. Отец обеспечивал нас необходимым и зачастую большим, чем было необходимо, этого было достаточно. И его незамедлительные дела с торговцами острова нисколько не волновали. Все что мне было нужно - это прохлада и несколько часов тишины перед обедом.

На острове было много теплее, чем в Столице, и ясно. Солнечные лучи изломленными бликами блестели в цветных виражах. Один из красных замер на цветах. Легким касанием провела по острому краю лепестка. На мгновение примерещилась настоящая кровь, алым стекающая по бархату цикломена.
- Селена, мы идем на прогулку.
Я обернулась, чувствуя острую необходимость двигаться. Селена подпрыгнула с горы подушек, на которой сидела и целенаправленно уничтожала мармелад, готовая к любым приключениям.
- Приготовь светло-зеленое платье и поставь свою матушку в известность о прогулке.
- Но, госпожа, в светло-зеленом слишком тугой корсет.
- Я знаю. Приготовь.
- Как скажете.
Пока Селена закатывала глаза на мое внезапное неблагоразумие, я вновь повернулась к окну, рассматривая всполохи огненных лилий в саду. Приближался вечер, а следом и ночь, время тьмы и ее порождений. Неподвластные мне желания отточенным когтем скребутся по стеклу разума и воспитания, с каждой царапиной истончая преграду. Бороться с ними было сложно. Невероятно сложно направить лавой бурлящую кровь в спокойное занятие: в музыку, вышивание, рисование. Контролировать каждое свое движение, ограничивая в порывах широких жестов и беспричинных улыбок. Но легче было в движении. На прогулках, пеших или верховых, в танцах, когда сбитое дыхание будто неровными выдохами выпускает энергию из приоткрытых губ.
Я не понимала природу таких приступов. Они сводили с ума, с каждым годом становясь все сильнее, все глубже запуская корни в душу. Не знала, что делать, когда тянуло к человеческому теплу, к распахнутым объятиям. Всего одно прикосновение вежливости, как поцелуй через перчатку, заставляло меня дрожать от неизвестных мне чувств, словно внутри сорвало замки с двери из древесины непорочия.
- Госпожа, все готово, - из задумчивости меня вывел голос Селены и мягкий шорох платья.

Мощеные улочки отражали многократное эхо от стука каблучков дамских туфелек. Сладкий, тягучий, словно патока, аромат цветов заполнял легкие, перебивая водоросли из каналов. Маленькие лодочки тонкими тенями скользили по воде, посылая крошечные волны на стены каналов.
- Как здесь красиво! - восхищенно крутила головой Селена, стараясь не пропустить ни одной детали.
- Не место здесь юным леди! - продолжала выказывать недовольство Эдмонда.
- Ты права, - я покрутила в руках веер и резким движением раскрыла его. - Красиво. И очень душно.
Перетянутая корсетом грудь отчаянно желала вдохнуть глубоко, шелест юбок был непривычно громким, а накинутая на открытые плечи шаль была слишком теплой. Я чувствовала себя чужестранкой, не к месту и времени. Но на меня не обращали внимания, потому что вокруг более яркие краски и масти.
Каждый вдох возвращал меня к спутницам, на секунду отдаляя от красноглазых демонов. Сфокусированное на острожном дыхании сознание не принимало во внимание все остальные раздражители.
- О матушка! Что это?
- Это раб, несчастная, не смотри в его сторону!
- Но, матушка!!
Подняла глаза, отыскивая предмет спора. Моя рука в белой перчатке, которая потянулась поправить упавший локон, замерла на полпути. По невысокому каменному мостику степенно шагал мужчина, разодетый в сверкающие одежды, а рядом шел юноша. И в отличии от хозяина разодетый в костюм естественной наготы. Острое желание прижаться к теплой коже пронзило позвоночник крошечными иголками. Я не отрываясь смотрела на горящую печать раба на его груди, не разрешая взгляду опуститься ниже. Боль скручивала изнутри, толкая вперед, к желанному.
- Прекратите немедленно это безобразие! - вскрикнула Эдмонда, обращаясь к нам с Селеной, зачарованно смотрящих на юношу.
- Но, матушка....
- Пойдемте живо отсюда! - Эдмонда подхватила на под руки и поспешила подальше от безобразия.
- Как вам не стыдно! Особенно вам, госпожа Ливия!
- Я просто задумалась, - возразила я, натягивая поводья приличий.
- О чем же?
- О том, что было ошибкой надевать это платье в такую жару.

Видения юного раба все еще стояли перед глазами, издеваясь и насмехаясь. Я пыталась унять порывы, дрожащими пальцами сжимающие веер. Но Эдмонда превращалась в настоящего монстра, когда дело касалось девичьей чести. Нянюшка быстро увела нас к лодкам, подальше от разврата и соблазна. Но просчиталась в единственной детали - здесь кругом разврат и соблазн. В чем мы быстро убедились, попав на богатый рынок. Описать все разнообразия товаров не хватило бы и дня. Мы просто бродили среди лавчонок, шатров и просто расстеленных на земле ковров.
Блеск драгоценных камней затмевал взор, а тяжелые запахи пряностей застревали в груди, мешая вздохнуть. Каждый шаг отдавался рикошетом в голове, запрещая опускать голову. Капля влаги, скатившаяся по виску, досадно быстро высохла на жарком солнце. Пекучие лучи сжигали светлую солому шляпки, затуманивая разум. Осознание места положения не спасло от мучительного скольжения во тьму.
Очнулась я, чувствуя жар несколько иного рода. И густой воздух горным потоком проникший в легкие. Судорожно вдохнув необходимый глоток, тем не менее не спешила открывать глаза. Что-то сдерживало, заставляло чувствовать себя спокойно в чужих руках. В мужских объятиях, хотелось прильнуть ближе и попросить не отпускать, но абсурдность желаний вернула мне утраченный разум. А также и Эдмонда, которая принялась скандалить на метры вокруг себя.
Спаситель был всерьез очарован моей Селеной, чтобы забеспокоиться о няне и соблюденных приличиях, а уж тем более о кисейной девице на его руках. Я осторожно толкнула мужчину в плечо, побуждая опустить на землю, и со всем достоинством, на которое была способна, стянула испорченный корсет. Поблагодарив мужчины, попросив Эдмонду прекратить истерику, выразила желание вернуться домой, так как ходить в неподобающем леди виде - аморально.

Приближалось время ужина, а отца все не было, только громкоголосые негодования Эдмонды нарушали покой Палаццо дэль Марэ. Я сидела у окна, безмятежно наблюдая за тем, как солнце исчезало за горизонтом. Цикломены на подоконнике свернули лепестки, готовясь ко сну. Мне же не хотелось спать, не хотелось даже сидеть на одном месте. Но и уйти с виллы тоже нельзя, даже если очень хочется. Лучше отправиться в библиотеку и найти книгу, чтобы позже почитать.

- Госпожа Ливия, вам больше не стоит выходить за порог Палаццо.
- Отчего же, Эдмонда? - неторопливо нарезала мясо фазана, мысленно возвращаясь к найденной книге.
- Это не место для юных леди. И если бы Ваш отец был здесь, я бы непременно все ему высказала.
- Так подожди его, незачем все это рассказывать нам.
Я отложила столовые приборы и сняла салфетку с колен. Лакей тут же подскочил, отодвигая стул, предупреждая малейшее движение.
- Принесите в мою комнату немного вина и зеленых яблок.


Лунный свет заменил лучи солнца, врезаясь в цветные виражи. Но в комнате было светло от множества свечей расставленных на резном столе. Я склонилась над старой книгой сказаний и легенд Юга, жадно глотая слова.
И тогда обернулся джинн супругом ее, взошел на ложе их, дарованное браком. И в обличии том, оставил в женщине семя свое, наделяя будущего ребенка частицей своей души.
Ребенок родился от истинного отца своего, но жаждой обернулось в нем существо джинна, словно маяк для них, вместилище на случай смерти. Ребенок тот был наделен красотой, сравнимой с самими инфритами, и страстью к наслаждениям, жгучими алоглазыми демонами раздираемые.
Соленая капля упала хрустящий пергамент, размывая темную краску. Описываемые далее случаи очевидцев, даже есть отрывок мемуаров одного из таких детей, приводят меня в ужас. Я понимаю, что чувствую то же, что и этот юноша, не сумевший бороться с желаниями плоти. Он напоролся на острый клинок, возжелав любимую жену магараджи.
- По-крайнем мере, я теперь знаю, что происходит. Другого объяснения просто нет.
Поднялась на ноги, растерянно проматывая собственную жизнь день за днем, год за годом. Но почему там не написало как от этого избавиться? Что делать, чтобы не опуститься до того, чтобы желать кого-то не своего сословия. Что делать, чтобы облегчить ноющую, выкручивающую суставы боль?
Часть меня, та, что склонялась перед демонами, шептала о покорении желаниям. Всего лишь поддаться искушению, уповая на то, что оно пройдет со временем, к тому же в процессе можно получить удовольствие. Но та часть, которая разумно мыслила, твердила о борьбе, что низко сдаваться, так и не сделав ни одной попытки спастись.
- Не могу, - прошептала я, стискивая кружева рукавов. Необходимо вырваться на свежий воздух, где ветер прохладой ласкает кожу.
Подхватив расшитую жемчугом шаль, вышла из комнаты. В саду должно быть тихо в этот час.

- Селена! - мой голос достаточно силен, чтобы услышала девушка, но недостаточно силен, чтобы переполошить виллу. Серхио, что следовал молчаливой тенью за мной, схватился за оружие. - Молчать! Не двигаться, Серхио.
Я все еще была потеряна в мыслях, но нежный шепот из-за кустов жимолости, вернул в настоящее. Привычный контроль и привитые с детства манеры госпожи вернулись, скрывая глубоко в душе мечущуюся девчонку. Это прекрасный повод отвлечься о поглощающих противоречий.
- Селена, девочка моя, выходи ко мне. И кавалера своего тоже выводи на свет.

Добрый день всем
Майя, я спросить хотела, театр все еще в силе? Или можно отправляться делать ставки?

Я, пожалуй, подожду театр. На арену всегда успею)

Утро-день. Палаццо дэль Марэ.

Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И совершенно не важно какого размера мышеловка и на какого зверя ловушка. Все имеет свою цену, что было доказано сотнями тысяч до меня и столькими же после.
Вчерашнее спонтанное желание посетить не предназначенный для светских посиделок трактир уступило доводам разума. На осуждающие взгляды Серхио не обращала внимания, не считая их чем-то существенным. Вернуться в Палаццо меня побудило вовсе не страх перед бандитами, обещанными кавалером Селены, а страх перед собственными чувствами и вероятностью столкновения с отцом. Так же присутствовало некое предубеждение вбитое годами Академии - не делай того, что не смог бы одобрить отец, а в следствии муж. А выпивка в трактире стояла на несуществующем месте в конце списка одобряемых занятий.
Я перевела взгляд на старую статую напротив каменной лавы, на которой сидела. Половину тела покрывал мелколистный плющ, и лишь на лице переползал на другую сторону. В этом можно рассмотреть метафору человеческой сущности. Статуя - сам человек, древнеющий от прожитых столетий, а плющ - соблазны, стремящиеся заплести как можно больше камня. И человек наполовину состоит из тех самых соблазнов, в течении всего времени учась противостоять им.
Возможно, нет жизни без сопротивления искушениям. И совсем не важно, какого рода будут искушения, важно умение отречь неверное, и принять правильное.
- Госпожа, могу я отлучиться после обеда? - подала голос Селена, отвлекая меня от размышлений.
- Снова тот мужчина?
- Да, - Селена слегка покраснела и опустила взгляд. Я удивилась, поскольку моя девочка никогда не смущалась таким вопросам. Неужели он затронул ее легкомысленное сердце настолько, чтобы она просила разрешения уйти?
- Ты хотя бы знаешь его имя?
Селена покраснела еще больше, из чего я сделала вывод, что этим двоим не было дела до таких мелочей как выяснение имен. На сердце будто опустилась тяжелая рука и сжала глупую мышцу в кулаке. Я искренне желала ей счастья, но не рассчитывала, что это произойдет так быстро. Что какой-то малознакомый мужчина украдет мою девочку, чтобы безраздельно властвовать ее вниманием. Но понимание того, что Селена не бросит меня, не убежит ни слова не сказав, нисколько не успокаивало, а лишь заставляло злиться на свою собственническую реакцию.
- Можешь идти, но помни об осторожности и своей маменьке.

- Эдмонда, я посылаю Селену на рынок за новыми лентами к золотому платью. Так же к нему требуется новая пара перчаток, веер и сеточка для волос.
- Я пойду вместе с ней.
- Матушка, я могу справиться сама.
- Все верно. Эдмонда, ты говорила, что ей пора взрослеть, так пускать девочка справляется самостоятельно с такими поручениями.
- Как скажете, госпожа. Но пусть возьмет с собой одного из слуг.
- Это уже на усмотрение Селены.


Вечер. Палаццо дэль Марэ.

Едва на остров опустился вечер и зажглись первые факелы, знакомое чувство запертой клетки сгустилось вокруг сизым туманом. Отвлекаясь от зудящего желания сделать хоть что-нибудь, умаслить просыпающихся чудовищ, перебирала тонкие струны арфы, привезенной из Столицы. Стоило закрыть глаза, как безопасность музыкальной комнаты казалась условной, ненастоящей. Меня манило прочь, к едва слышным взрывам смеха с улицы, к ярким вывескам и улыбчивым прохожим. Безымянный воздыхатель Селены не зря говорил о том, что настоящая жизнь на острове начинается с наступлением ночи. И Эдмонда была права, громко негодуя о том, что воспитанным леди здесь не место, где каждый шаг и взмах ресниц таит обещание наслаждения. В Столице много проще было сдерживать себя от походов в неприемлемые места.
Я все еще ждала отца и его действий касательно замужества. Но второй день о нем не слышно ничего, о чем Эдмонда снова громко негодовала. Логика, преследуемая родителем оставалась загадкой. А мне не хотелось покорно сидеть взаперти, ожидания неизвестно чего, даже если так я была воспитана. Воспитана ждать и подчиняться без единого возражения. В страхе и почтении к мужчине, обеспечивающему меня.
- Где же носит эту проходимку? - Эдмонда отвлеклась от своего шитья и промокнула слезившиеся от света свечи глаза.
- Уверена, она уже где-нибудь на кухне, отвлекает поварят от их дел.
- Пойду проверю.
- Не думаю, что это необходимо. Эдмонда, можешь ложиться, с твоей дочерью ничего не случится.
- А как же вы, госпожа?
- Я найду дорогу к собственным покоям.


Вечер. Трактир " У Хвостатого"

Оставив за спиной кованные ворота виллы и храпящую нянюшку, я осторожно двигалась к трактиру. Неизменный Серхио неизменно полыхал праведным гневом, но молчал, следуя по пятам. Я заставила его сменить форменную одежду с гербом, облачившись в простые вещи, чтобы скрыть принадлежность к моему роду. Сама же накинула бархатную накидку цветом темного аметиста. Глубокий капюшон скрывал золотистую маску и упрямо сжатые губы.
Давеча утром я рассуждала о взаимоотношении морали и тех эфемерных желаний, что побуждают отринуть все разумное. И о том, что сколь бы не велик был соблазн, я не поддамся ему, сохраняя совесть чистой и неприкосновенной. Но сдерживающее присутствие Селены, как напоминание о том, что я есть, сегодня исчезло. И демоны, поднявшие голову из глубин моей сущности, шептали о неповиновении и новым впечатлениях, о которых никто не узнает, если хорошо спрятать даже мысли о них.
А уж если я что и умела, так это хорошо прятать свои мысли.

Похоже, сегодня трактир сегодня переживал свой звездный час. Такой толпы я одновременно боялась и желала чувствовать ее давление. Серхио безмолвно ограждал меня от чрезмерно пьяных мужчин, которым даже скрытая накидкой фигура показалась соблазнительной. По возможности сама уворачивалась от протянутых рук, желая поднести надушенный платок к носу, чтобы не слышать чрезмерно ароматизирующих охотников.
Я знала, что идут бои, что арены всего острова дрожат под градом ударов, но совершенно не готова была встретиться с уставшими гладиаторами лицом к лицу. Даже изнеможденные победой они приводили в трепет, и что-то сладко съеживалось в груди, будто обещая. Игнорируя сильное желание влезть за столик среди радующихся мужчин, я протискивалась вглубь, ближе в сцене, где разыгрывалась пьеса крайне любопытного характера.
Устроившись за свободный столик у самой сцены, я обратила все внимание на актеров, но не рискуя снимать капюшон, поэтому не заметила как Серхио сунул в руку отошедшего хозяина столика несколько монет, а затем сел рядом, будто охранял самого Царя от вероломства подданных.
Рядом опустился кубок с душистым вином, очевидно, вновь забота слуги. На мгновение оторвав взгляд от сцены, я обхватила ножку пальцами в атласе перчаток, и вновь сосредоточилась на иссиня-черных волосах актера, веером рассыпавшихся по спине.