Карта ролевой игры "Забытый мир"

Дворец Амир-Шаха

Тихий стон в комнате, который мгновенно исчез, но моего сна уже не было. Я не любил, когда меня будили. Когда я сплю должна быть абсолютная тишина. В те дни, когда я не высыпался, у меня было отвратительное настроение, что печально сказывалось на окружающих. В такие дни даже самые покладистые рабы старались обходить мои покои стороной и не попадаться мне на глаза. Я не любил утро, но до судорог любил просыпаться так, когда я еще даже не открыл глаза, но отчетливо, каждой струной своего тела, чувствовал витающую вокруг ауру страха и боли. Я любил боль, свою или чужую без разницы. Я любил чужой страх. Для меня это были самые искренние чувства.

Я лежал полностью неподвижно. Даже размеренное дыхание не сбилось, словно я все еще сплю. Но Азим прекрасно знал, что разбудил меня и он боялся дальнейшего. Мгновение за мгновением напряжение в моих покоях росло. Страх можно было осязать уже кожей, вдыхать этот аромат, но я ждал. Еще слишком рано. Я еще не насладился предвкушением, и лежал, прислушиваясь почти неслышному испуганному рваному дыханию. Я мог отчетливо представить, как он давится от нехватки воздуха, но боится вздохнуть полной грудью, потому что это могу услышать я. Для меня время текло стремительно, для него оно мучительно ползло. Он старался почти не дышать, что вообще не присуще человеческому телу. Только вот разбуженный страх уже сжимал в тиски его сердце, гнал кровь с бешеной скоростью и требовал больше воздуха. В конце концов, тело всегда одерживало верх, и до моих ушей долетел полувсхлип - полухрип судорожного глотка воздуха. Вот теперь время. Я потянулся всем телом, разминая затекшие за ночь мышцы, и тут же его дыхание обрывается на выдохе. «Заметил. Боится». Губы складываются в едва заметную улыбку от предвкушения. Я знаю, как я выгляжу улыбающимся, я знаю, насколько обманчива моя улыбка, что дарит тепло тем, кто его видит и скрывает истинную сущность меня. И он тоже знал, что моя улыбка не сулит ему ничего хорошего. Приподнял голову, пристально вглядываясь его лицо. «О, Санва, насколько же он был великолепен». Образчик истинной амирской красоты искусно отшлифованный моими собственными руками. В нем было великолепно все, от скованного на растяжке обнаженного и уже возбужденного тела, до сочетания боли, страха и желания в темных глубинах его глаз. Один его вид разжигал огонь страсти в моем теле.

- Азим, великолепный мой, ты разбудил меня своими стонами. – Мягко промурлыкал я. Ничто в моем виде не выказывало недовольства, ни спокойный взгляд, ни теплая улыбка, ни расслабленное тело, но раб дернулся в растяжке, словно от удара и тут же задрожал всем телом от боли, впившихся в его тело шипов. Я любил использовать растяжку с этими обручами, которые подгонял по размеру каждому, кому посчастливилось провести в нем время. Малейшее движение и в самые чувствительные части тела впиваются шипы. Растяжка воспитывала в рабах невероятную стойкость, и поддерживало в закованном теле возбуждение до тех пор, пока я не могу уделить ему свое непосредственное внимание.
- Такой нетерпеливый. – С улыбкой пожурил раба, вставая с постели.

Он смотрел расширенными от ужаса глазами, как я с каждым шагом приближаюсь к нему. Он боялся, но в то же время был до невозможности возбужден. Восхитительный раб. Он пристально следил за моей рукой, что тянулась к его телу, и его взгляд молил, умолял о прикосновении вкупе с диким страхом того, что его ожидает. Нет, так было бы слишком легко. Моя рука замерла, почти касаясь гладкой шоколадной кожи подтянутого живота. Раб задышал часто и глубоко, я следил, как его мышцы живота двигаются с каждым вдохом, и чуть оттягивал руку, чтобы не касаться его. И так в полукасании я почти гладил его тело. Великолепное тело, невероятно одаренного Санвой раба. В этом я ему завидовал. Моя кожа на его фоне казалась бесцветной… никакой. Это злило и вместо жаждущего рабом касания, я закрутил обручи туже. Он не кричал. Он знал правила, но всхлип удержать в себе не смог. Я тонул в невероятной темной глубине его глаз, затопленных болью и наслаждением. Мне этого было мало, и я закрутил обручи еще туже, пока не увидел его глазах одну боль.

- Больно же, да? – положил руку на обруч, опоясывающий его бедра, и надавил. И пусть стоном он выдавал себя, но Азим молчал.
- Ну, ведь больно же? Больно?
Нет ответа, только стоны и хрип вместо дыхания. Великолепен. Мое гениальное творение.
- Насколько же ты великолепен, Азим! – я ослабил хватку, проводя по кромке обруча, касаясь напряженного члена раба. – До сих пор возбужден. Неужели не больно? Скажи мне!
- Больно, Господин. - Едва слышимый хрип.
- Великолепный Азим, хороший мальчик. Но ведь тебе хорошо? Да, Азим? Скажи мне. Тебе действительно хорошо? – мягко погладил молодого раба по щеке.
- Мне хорошо, Господин.

Я вглядывался в его расширенные огромные глаза и больше не видел боли, там больше не было страха. Только предвкушение и желание. Великолепный Азим. Невероятно великолепный… и больше не нужный мне. Страсть, что растекалась по моим жилам, остыла мгновенно. Все притворство. В нем больше не было искренности. Играть с этим рабом не было желания, даже касаться его было противно. Потому я спешно освободил, шокированного такими переменами во мне, раба от растяжки. Я не стал его поддерживать, как делал это раньше и раб кулем упал на пол. За эту ночь он обессилил, но все же потянулся к моим ногам, целуя стопы, плача.

- Господин, простите. Азим, сделал что-то не так? Господин, умоляю простите. Азим исправится. Все что угодно ради милости Господина.
Он целовал и вылизывал мне стопы, а я лишь стискивал зубы от отвращения и, в конце концов, брезгливо отряхнул его от своих ног.
- Уходи. Ты больше мне не нужен. Не смей показываться мне на глаза больше. – В моем голосе уже не было ни теплоты, ни мягкости. Все притворство. Я сломил его, и теперь он был мне больше не интересен.
- Господин, умоляю. – Раб еще пытался дотянуться до меня, размазывая слезы по совершенным прекрасным щекам, но это уже меня не трогало. Искренности в нем уже не было. – Господин…
Открыв дверь, я окрикнул других слуг.
- Уберите его! - Мне было противно даже оборачиваться и смотреть, на сломленного раба.

Он еще пытался сопротивляться, он кричал, звал, но в итоге я, наконец, остался в тишине. День начинался отвратительно. Моя игрушка сломалась. Никчемный раб. Он думал, что узнал настоящего меня, что мог предугадать каждое мое действие. Он глубоко ошибался. Никому не дано узнать какой я на самом деле.

Адиль, плохой мальчик твой младший брат на посту. Прости, я люблю поспать до обеда. Готов со всей своей любовь принимать гостей на нашем острове. Я буду очень нЭжен с каждым
Всем хорошей игры.

О, прекрасная Маргарита. Ходят слухи, что порочнее безликих нет никого. Это будоражит мое воображение. А вы любите боль?

Дворец Амир Шаха.
- Г- го- гос- пооодин? – дрожащий голос служанки, что принесла мне трапезу, совсем не услаждала слух. Она боялась и правильно. Сегодня я не в духе. Я чувствовал страх, коконом окутывающий ее, но даже это не радовало меня.
Бешенство. Животное бешенство кипит во мне с самого утра, бурлит в жилах, заставляя трястись пальцы от бессилия что-либо с этим сделать. Бешенство с каждым ударом сердца отдавалось в ушах, топило сознание, лишало воли, что бесило еще сильнее.

- Госоподииин, п- по- пожалуйста.- всхлип вырывает меня из оков собственного бешенства. Смотрю на искаженное болью лицо девушки. Кажется, я ее еще не видел или просто до сегодняшнего дня не замечал. Какое расточительство. Невероятно прекрасное выражение боли на ее лице. Как же так я мог упустить такой самородок? Только отчего это выражение на ее лице? Я же еще и не начинал свои игрища. Еще слишком рано. И только сейчас понимаю, что стиснул ее руку в железной хватке своей руки. Где-то на задворках сознания мешается мысль, что так нельзя. Я даже мог отчетливо представить, чьим голосом говорится: «Как ты можешь? Это не законно! Не смей! Тебя покарает Санва». Мой дражайший братец умел в совершенстве портить самый сладкий момент. Даже когда его не было рядом, умудрялся мешаться. Но как удержаться перед таким совершенством? Разжимаю руку, но не отпускаю. Поглаживаю багровые отметины от моих пальцев на бледной коже. Совершенство. Меня редко интересовали игрушки с такой бледной кожей, но своя прелесть в них есть. Видеть, как расцветает на их коже каждое мое воздействие, приносит невероятное удовольствие. Будь то просто след от плетки или румянец возбуждения.
Подтягиваю рабыню к себе, устраивая между своих ног. Высокая, статная, красивая, но главное почти прозрачная мраморная кожа. Где-то под кожей зарождается зуд от предвкушения. Сердце пропускает удар, прежде чем начать сжиматься еще сильнее, разгоняя кровь по жилам. Не бешенство, теперь порок управлял моим телом.

- Как тебя зовут? – выдыхаю у самой кожи, прежде чем нежно дотронуться губами прекрасных цветов кровоподтека на ее коже, лизнуть ранки от моих ногтей.
- Се-ли-я. – ее голос дрожит, но совсем не так как прежде. Это не нравится мне. Кусаю ее за фальшь в голосе, как дирижер, управляя оркестром, чтобы услышать истинное совершенство.
- Ты боишься боли, Селия? Придешь ко мне сегодня ночью? – мои губы добираются до изгиба локтя, и только тогда я смотрю ей в глаза. Такого явного проявления вожделения я еще никогда не видел в рабынях, которых отправляли служить мне. Бешенство топит сознание мгновенно. Чтоб все демоны Бездны прорвались сюда, если не таким образом любимый братец решил справляться со мной.
- Убирайся! – с ревом отпихиваю рабыню от себя.

Упала ли она? Ударилась? Плевать я на это хотел. Дикая злость гнала меня в кабинет Амиршаха. Я лишился не только твоей благодати, Санва, но и возможности быть свободном в своем выборе? Как он посмел творить со мной такое? Я не тот маленький мальчик, который расплачется и утешиться, цепляясь за подол матери. Я вырос, братец, и тебе придется мириться с моей волей.
Слуги и стражи расступилась только при виде моего лица. Никто не посмел даже на мгновение остановить меня, прежде чем я с грохотом открыл дверь кабинета. И только присутствие дочерей Адиля, удержало меня от весьма емкой приветственной фразы и это бесило еще больше, но при детях я это не покажу.
С трудом удержался того момента, когда смог процедить прямо в лицо брата:
- Держи подальше от меня своих течных ***. Не смей больше направлять ко мне их!

Замок АмирШаха.
В присутствие брата, я всегда остывал быстрее. Кровавая пелена желания причинить боль в его присутствии резко утихала, вместо нее во мне зарождалась совсем иная тяга. Раньше я не понимал этой тяги, но с возрастом принял и эту свою сторону, которую видел только он, мой любимый и дражайший брат. Видел и скрывал эту мою сущность от всех. И, к сожалению, стыдился и боится меня такого.
Не сразу приходит понимание о том, почему брат неожиданно упомянул того старика, чье лицо я даже отдаленно вспомнить не могу.

Ах, что же творишь, брат мой. Одно касание, одно дыхание и ты усмирил одного демона во мне, пробудив совсем иного. Ты ведь, прекрасно осознаешь мою порочность, ведь знаешь, что я непременно вступлю в эту игру.
Кладу свою руку поверх руки брата, слегка сжав ее.
- Я не старик Азиз. Я не настолько глуп. Сколько рабов не пережило ночи в моих покоях, брат? Ты ведь знаешь. Именно тебе приходилось скрывать это. Сколько раз самые верные твои слуги прятали трупы? Кто об этом знает? Только я и ты. Я не Азиз, брат, запомни это. У Азиза не было тебя. Ты ведь знаешь, что я благодарен тебе за это? Знаешь? – поднимаю голову, чтобы увидеть его лицо и взяв его правую руку целую перстень. – Я безмерно благодарен тебе.

- Боишься за меня, брат? - снова вскидываю голову, чтобы увидеть, как он отреагирует на мою улыбку. Только ему я дарю эту улыбку. Замечает ли он это? Ценит ли?
- Знаю, боишься. Если боишься, накажи меня сам. Накажи. Убей. Я все приму от твоей руки. Только не лишай меня последней радости. Хуже смерти видеть притворство там, где должно быть истинное удовольствие.
- В них нет притворства, брат мой. Все они обучены. Они получают удовольствие от той боли, что ты им принесешь.
Как же ранят эти слова. Ты меня не понимаешь, брат. Никогда не понимал.
- Удовольствие? - Поворачиваюсь в кресле, чтобы видеть его лицо. – Какое может быть удовольствие? Я хочу их боли, а не удовольствия. Все их чувства фальшь. Это не приносит радости. Это ничего не приносит, кроме пустоты, что сжигает мою душу. Так ты хочешь меня наказать, брат? Лишить радости? Это не больно, брат. Совсем не больно. Это просто никак.
Поглаживая широкую темную ладонь, уткнулся в нее лицом.
- Лучше ударь, избей вот этой самой рукой. – Выдыхаю в поцелуе в его ладонь.
- Причини боль. – Влажно проведя языком по линии сердца.
- Заставь меня кричать от боли. – Вбирая большой палец в рот.
- Я приму все это, но не лишай радости своего младшего брата.

Я тут вовсе не подслушивал, так просто мимо проходил, и таки заметил разрекламированную очаровашку.
Сольвейг П. Первый, к сожалению 99, 99% этого гарема для меня просто недоступно в виду ограничительного указа моего братца. Так что среди оставшихся заметить будет совсем несложно) Велкам ко мне на растяжку, сегодня ночью!

я только за. Потому что твой брат лежебока только проснулся.

Маргарита, я вам ответил.

Дворец АмирШаха
Вчерашняя ночь и сегодняшний день.

С каждым тяжелым вздохом сознание возвращается в меня. Сердце еще бешено скачет в груди, но тело уже охватила невероятная нега. Постепенно и возвращаются воспоминания о произошедшем дне и том, чье тело сжимаю в своих объятиях.
- Кифа. – выдыхаю, прижимаясь к затылку рабыни. Она больше не вздрагивает от моего голоса, не реагирует на мои ласковые касания к шее. Только один бессильный вой боли. – Хорошая моя.

Кто бы мог подумать, что Кифа затмит Азима. Я даже не рассчитывал на такую удачу, получить двух прекрасных игрушек почти одновременно. Когда я узнал об их грехе, я даже не смел надеяться. В кои-то веки мои шпионы из гарема принесли нужные донесения. Я тогда и не надеялся, что все это правда. Но убийство ребенка – тяжкий грех, даже если этот ребенок еще не родился. Поворачиваю, повисшую на цепях, рабыню лицом к себе. Смуглая кожа, но чуть светлее, чем моя, как холст художника окрашен в невероятные краски пыток. Растираю струйку крови с уголка ее рта по всей щеке. О, Санва, как же красиво. Невероятно красиво. Отхожу чуть в сторону, чтобы лицезреть и запечатлеть в памяти столь совершенную красоту. Впитываю красоту от каждого цветка синяка на ее коже, каждой веточки из крови до невероятного бутона смеси крови и моего семени на ее бедрах.
Знал ли брат, что в его гареме живет такое совершенство? Знал ли он, что она возлежала с Азимом и понесла ребенка, которого убила в собственной утробе? Знал ли он? Или завтра мне придется оправдываться перед ним, почему я взял себе в покои именно эту рабыню, хотя она не из тех обученных, что привозили специально для меня? Ради такой игрушки я тысячу раз готов оправдываться. Редкость, драгоценный камень среди всех, кого я знал до этого. Совершенно не терпит боли, абсолютно ее боится и именно такая принесла невероятное удовольствие.

На запрокинутом лице ни одного выражения. Пустота. Там больше нет ни боли, ни страхов. Чиста, как лист, готова стать прекрасной в моих умелых руках. Лишь бы пережила эту ночь и не сломалась. О хорошей игрушке надо заботиться, надо их оберегать. Бережно, стараясь не потревожить открытые раны обнимаю рабыню, пока снимаю с цепей. Она больше не воет, но и не стонет от боли.
- Потерпи, хорошая моя, потерпи. – укладываю безвольное тело и на мгновение снова залюбовался этой красотой на белоснежных простынях. Насытив свой взор, бережно обтираю свою игрушку, смазываю раны. Кифа все так же не шевелиться. Начинаю беспокоиться, что все же сломал ее за одну ночь. Но стоило моим прохладным пальцам с лечебным бальзамом подтянуться к ее промежности, как с губ рабыни срывается стон протеста. Нет, еще не сломана, она еще принесет мне не одну ночь удовольствия.
- Тссс, ни звука, если не хочешь все начать заново. Потерпи.
Потом укладываю ее спать рядом с собой и всю ночь обнимаю столь долгожданную игрушку, пока не заснул сам, шепнув в миленькое ушко:
- Хорошая моя, постарайся не будить меня. Пусть ниспошлет тебе Санва сладких снов.

Настолько бурная ночь сказалась на мне невероятном эффектом. На следующий день или точнее уже день я проснулся совершенно иным человеком. Меня словно распирало от огромной энергии и первым делом, что я сделал – это улыбнулся лежащей рядом рабыне. В ее глазах промелькнул страх, и я тут же отвернулся. Не хочу портить такой прекрасный день.
- Одевайся и уходи!
Я слышал, как она медленно вставала с постели. Слышал шуршание одежды, но не слышал звука, открывающейся двери. Чего она медлила? Смерти захотела? Это незначительное промедление могло полностью испортить мой настрой.
- Если есть, что сказать, уж постарайся, чтобы голос не дрожал, иначе никогда не выйдешь из этих покоев.
Если услышу хоть толику страха или боли, то остановиться я уже не смогу. И я ждал, что услышу именно это. Предвкушал, уставившись на неподвижную фигурку у двери. Она напряженно стиснула ручку двери, все ее тело было натянуто, как тетива перед выстрелом. Я ждал.
- Господин желает, чтобы я снова пришла ночью? – ни дрожи, даже намека нет. Ненависть звенела в ее голосе. Сильнейшая ненависть. Эта ненависть пронзила меня в самую душу, когда Кифа обернулась.
О, Санва, благодарю тебя за такую драгоценность. Ломать такую игрушку будет истинным удовольствием.
- Нет. Я сам позову. Иди.

Хорошее настроение все не проходило. Я вышел из покоев с блаженной улыбкой, чем напугал слуг еще больше. У порога меня ждал мой помощник с коробкой в руках.
- Принес?
- Да, господин. Все как вы пожелали. – с поклоном передал коробочку мне.
- Где они?
- У них прогулка в саду, господин.
Найти их в саду не составило труда. Мимо такой огромной свиты пройти просто невозможно. Девочек всегда окружало бесчисленное количество слуг, которые при виде меня расходились в сторону, но при этом зорко следили за каждым моим движением.
- Дядя Аслан! – маленькая девочка с разбегу прыгает в мои объятия. Подхватываю ее на руки, позволяя приветственно поцеловать меня в щеку. Азира еще маленькая и еще не понимает да и не помнит, того как я вчера их напугал. Для этой малышки всегда был любимым дядюшкой Асланом. Но вот старшая. Она помнила. Я видел это в ее настороженном взгляде, который она перевела от копошащейся на пледе черепахи.
- Дядя?
- Здравствуй, Иса - присаживаюсь рядом с ней на плед, усадив младшую к себе на колени и ероша ее непослушные кудряшки. – Я вам принес подарок.
Под восторженные вздохи младшей и осторожную заинтересованность старшей открываю коробку и вынимаю оттуда еще одну черепаху.
- Это нам? – не верящие глаза Исы внимательно следят за мной.
- Да, хорошая моя, вам. Вчера я был несколько не в настроении. Пришел мириться. Примешь? Теперь у каждой по черепахе.
- Спасибо! – искренне улыбнулась Иса и последовала примеру сестры, обняв за шею.
Я ненавидел женщин. Я ненавидел мужчин. Но я любил детей. За отсутствие фальши в них. За искренность и их не испорченность. А этих девочек я просто обожал. Я видел, как они росли день за днем. Как они несли в себе радость и дарили всем окружающим со всей искренностью, что в них была.

Майя О`Рэн, да легко. Я выпишу вам вид на жительство. Только вы же понимаете, что все не бесплатно. У нас как в шоу-бизнесе все через постель растяжку
Маргарита, я жду вас. С нетерпением жду. )

Боюсь, дорогая Майя, вам придется пристегнуть меня самой. Растяжка вещь капризная. Сам себя не получится. Да и у вас с первого раза не факт, что получиться. Давайте я сначала на вас покажу. А потом весь полностью паду в ваши бесценные ручки))

*Увидел. Вздрогнул. Сглотнул. Трясуться руки от нетерпения. *О, луноликая Майя, как я вас не углядел столь бесценный дар Санвы. У нас даже взгляд на Хасеки упал одновременно. Я только "За". Удовольствие получим по полной. Я побег готовить растяжку, а Вы, о луноликая моя, привлеките нашу Хюрем в мои покои.

Эх, печаль. Выиграл таки. А как бы прелестно он смотрелся в моих покоях.
Майя, ценнейшая вы моя, благодарствую за кохфей. Был как раз к месту после тяжелого трудового дня.
Маргарита, прошу прощения, что так долго. Сейчас я вам отвечу.

Сад дворца Амир Шаха.
Незнакомую женщину я за мельтешением девочек мог бы не заметить, если бы не легкое беспокойство среди слуг. Вместо того, чтобы следить за мной, они начали постоянно оглядываться на кого-то. И я последовал их примеру. С первого взгляда она меня совсем не заинтересовала. Во дворец в эти дни съехалось огромное число гостей из всех возможных уголков мира. Одежда женщины чуть ли не кричала, что она гостья и гостья из далека. Я не особый любитель бледной кожи, если только по ней не размазана кровь. Взглянул на нее и отвернулся.

Я где-то уже слышал это имя. Кажется, о нем говорил недавно Адиль. Безликая с Греха. А вот это было очень интересно. Поцеловав в макушку Ису, поднялся с пледа навстречу гостье.
- Аслан Ибн-Фархад, младший из хозяев этого дома. – представился я своеобразно. Не любил длинный список титулов, который прилагался к моему имени. – Добро пожаловать в Амир. Да освятит Санва ваше пребывание здесь.

Все, что мог про нее сказать – это красивая женщина. Очень молодая. В голове почему-то не складывался некий четкий образ. Я видел лишь отдельные детали. Черты лица. Кожа. Глаза. А цельный образ не складывался. И что, очень странно смотря на нее во мне не рождалась злости или ненависти, один интерес. Слишком бледная кожа для моих вкусов. Ни тени страха в глазах. Это вовсе меня не притягало. Я любил страх в глазах женщин. А у гостьи в глазах было совсем иное. Этот взгляд. Он был настолько для меня необычен. Сложно было разобрать, что там. Усталость? Скука? Но одно чувство просто не скрывалось в ее взгляде. Превосходство. Словно, я, брат Амир Шаха, просто никто по сравнению с ней. Почти так же господа смотрели на своих рабов. Неприятно ли было мне, когда на меня так смотрят? Впервые в жизни я не мог дать четкого ответа. Это было очень странно.
- Смотри, что нам подарил дядя Аслан. – до гостьи первой добегает довольная Азира и чуть ли не запрыгивая на Маргариту и ее служанку. Я не обратил бы на служанку и толики своего внимания, если бы не малышка Азира, которая продемонстрировав мой подарок гостье со всей детской непосредственностью врезалась в служанку:
- И ты посмотри, какой он красивый!

Тихий вздох и служанка роняет в траву нечто золотое.
Все меняется за мгновение. Ни чем не примечательная гостья из дальнего острова почти незаметно вдруг стала столько притягательна мне. У меня на такие вещи наметанный взгляд. Я не мог упустить такое. Никогда! И я знал, что увидел то, что видеть остальным просто не доводилось. Маргарита словно почувствовала, что служанка уронила золотую маску, а это была именно маска. На ее лице ничего не поменялось. Разве, что взгляд, который стал острее. Гостья резко повернулась к своей служанке…
О, Санва, мне никогда не забыть тех глаз служанки. Это был не просто страх. Ужас. За гранью ужаса. Мои игрушки никогда на меня так не смотрели. Как бы я их не истязал. Они просто не доживали до такого состояния. А тут всего лишь один недовольный взгляд хозяйки и служанка тряслась от ужаса. Она даже не могла произнести слов извинения. Просто застыла. В моей голове тут же полностью поменялось мнение об этой женщине. В ней было что-то, что роднило нас. Манящее и зовущее. Судя по реакции служанки, наша гостья из Греха знала, что такое боль и как им управлять.

- Прошу прощения, милейшая Маргарита, моя племянница слишком активная, никогда не замечает, стоят ли на ее пути люди или нет. – прервал я немую сцену. Здесь явно ей не место. – Азира, маленькая моя, иди. Скоро праздник вам еще переодеться надо.
Пока слуги собирали девочек, пока каждая из малышек поцеловала меня в щеку, я тихо шепнул гостье.
- Если намерены наказать свою служанку, то знаю прекрасное место для этого, подальше от моих маленьких племянниц, и я могу показать его после праздника красок.
Когда мы остались одни, я уже говорил совсем об иных вещах.
- Вы, наверно, недавно прибыли. Как вам наш славный остров? Амир славиться своими мыслителями, художниками, ремесленниками. Вам это все непременно покажут и расскажут. Но что бы вам не показывали не верьте, прекраснейшая Маргарита. Это всего лишь одна сторона. Оборот этой медали Амир Шах вам не покажет ибо не столь прекрасен этот оборот и не всем его дано знать. Но ничего не бывает без темной половины. Если братец - свет, то за тьму в нашем доме отвечаю я. Появиться желание увидеть все пороки Амира, милости прошу ко мне. – обворожительно улыбнулся гостье.

*нецензурная брань в самых извращенных формах*. Кароче. Я сейчас на столько не в духе, что чую на растяжку вас подвешу обоих Я же исправил пост.
*дуется. пошел готовить растяжку*
Дамы предлагаю присоединиться. Будет отличный вид на двух представителей власти))

Жена не стеночка. Отодвинем. Три жены отодвигать еще проще. Оптом дешевле так сказать))


И хавтит тыкать меня в нос! Заимел привычку с детсва так делать, мне уже не три, а как минимум раз в 10 старше и нос уже бибикой не назовешь. Лучше тыкай южнее, вернее будет чем весь кишМиш))

Побить? Вместе с братом? В особо извращенной форме? *облизнулся. щас кончу)*