» Глава 7
Глава седьмая, в которой катастрофически не хватает времени
Юрий
– Может, хватит?
Гермиона с хрустом расстегивает на длинноногой кукле бальное платье со звездами и лишь затем оценивает внушительную гору очищенных апельсинов и мандаринов.
– Нет, – качает русой головой сестра, – надо еще.
– А ты не лопнешь?
Герм глядит на меня так снисходительно и проникновенно, что я молча пристраиваю цитрус без кожуры куда положено и беру целый. Под ногтями щиплет, но сегодня вечером я не доктор Эванс, а старший брат, мандариновый раб. Терплю и чищу.
Гермиона меж тем стаскивает с куклы платье и, пыхтя, напяливает другое, красное. Похрустывает расческа в искусственных волосах. Десяток наряженных Барби со зверскими начесами сидят вокруг меня, тараща одинаково голубые глаза.
– Ты за кого будешь: за Кена или за робота? – деловито интересуется Герм.
От мучительного выбора меня избавляет мама.
– Милая, звонил папа. Он скоро будет.
Гермиона оживляется и выхватывает из круга пластмассовых женщин самую лохматую. На голове бедняжки не хватает волос, а те, что есть, густо увешаны заколками. Щеки, глаза и губы разрисованы цветными ручками и термоядерной детской косметикой. Нелегко быть любимой игрушкой четырехлетней девочки, но приходится терпеть.
– А папа купил лошадку для Митси? Он ей обещал!
– Я забыла спросить, – кается мама, набирая спасительное сообщение такому же забывчивому родителю. Берет мандарин.
В негодующих ярко-синих глазах Герм читается: «Положи, где взяла». Она только учится делиться. Молчание – уже значительный прогресс.
Приходит Уилл, и мандаринового раба отпускают погулять. Вскоре нас с мамой деликатно оставляют наедине.
Гарднер обожает мою мать, боготворит её, буквально носит на руках. И мама, которой требовалось о ком-то заботиться, за годы совместной жизни сумела его полюбить. Пускай не так, как моего отца, но папу заменить невозможно. Проницательный отчим никогда и не пытался, уважая эту границу наших жизней – прошлой и настоящей.
– Что-то случилось, родной? – тихо спрашивает мама. – Тебя что-то беспокоит?
Оказавшись в кругу семьи, я сразу был вовлечен во все кипучие семейные процессы и невольно забыл, зачем примчался сюда, фактически сбежав от Натали.
Беру небольшую паузу, чтобы вымыть руки и собраться с мыслями.
– Скажи, у меня есть родственники с папиной стороны?
– Нет, – уверенно отвечает мама. – Разве что очень дальние, но мне ничего о них неизвестно.
– То есть других близких родственников, кроме Лужиных, у нас в России точно нет?
– Нет, Юр. Мы бы знали что-нибудь о них.
Чистая правда. Будь все иначе, мама не стала бы говорить так уверенно.
Можно выдохнуть, и я выдыхаю. Однако мысли о Нат и ее словах продолжают тревожить.
Она повторила одну из любимых поговорок своего отца – и моего отца! – причем дословно. По-русски. Что за хрень?!
Несложно догадаться, что при жизни папа пересекался со многими людьми, а Натали – теперь, когда я узнал ее немного ближе – казалась такой невероятно знакомой, почти родной. Так бывает, когда не удается вспомнить цифру в номере телефона, из середины или в конце. Память щекочет узнаванием, и кажется, что вот-вот...
Отцу было глубоко за сорок, когда родился я. Судя по рассказам мамы, личностью он был действительно выдающейся, и, теоретически, у него могли быть другие дети, о которых не знал даже он... Или знал?
Нет, наверняка знал бы. Это же папа, у него все под контролем. Всегда и везде. В детстве я был абсолютно уверен, что он читает мысли на расстоянии, никогда не спит и совсем не устает, а в спине у него, как у робота, спрятаны мощные батарейки, которые отец меняет редко и vtiharya, когда никто не видит.
Неизвестные дети – это не про него.
Натали не может быть моей сестрой, исключено. Тогда племянницей? Дочерью – или даже внучкой – близких друзей отца?
А такие друзья были? Остались еще? Молюсь, чтобы так.
Мамина теплая рука ложится мне на локоть, и я вздрагиваю.
– Где-то я уже видела это выражение. Рассказывай, пока не изобрел велосипед с квадратными колесами и не уехал покорять далекую-далекую галактику.
Взвесив "за" и "против", рассказываю ей все.
Мама недоверчиво хмурится. Ее почему-то особенно интересует подруга Натали по имени Алиса, но тут уж не могу сказать ничего определенного: мы общались по телефону всего пару минут, и вживую таинственную Алису я не видел.
Вспоминал ли в тот момент рыжую малявку, которая в далеком детстве едва не откусила кусок от моей руки? Разумеется, нет.
– Не переживай, вы не родственники, – подводит итог мама. – Это я могу тебе гарантировать.
– А если...
Она смеется и крепко обнимает меня, ласково ерошит волосы.
– Ох, Юрка, иногда ты так похож на папу, что диву даёшься.
Я выше ее больше чем на голову, но это вовсе не мешает упереться макушкой в мамин подбородок и замереть так. Закрыть глаза, вдыхая родной запах, слушая, как стучит сердце.
Ты скучаешь по мне, мам. А я, засранец, редко нахожу время и повод, чтобы заехать в гости.
Кажется, что сейчас сюда придут отец и Локи, и мы снова будем скульптурой. Но Локи, поприветствовав меня боданием в колено, ушел спать к себе на лежанку. С тех пор как он сменил дом и двор на городскую квартиру, наш лабрадор стал жутко ленивым.
– Ты такой же, каким он был в молодости. Каким я видела его на фотографиях.
– Почему я не видел? – спрашиваю ревниво.
Фотографий отца у нас немного. Я могу перечислить их наизусть, и «молодых» среди этих снимков нет.
Мама почти беззвучно вздыхает. Со стороны это вряд ли заметно, но я чувствую, как вздымается и опадает грудная клетка.
– Сейчас принесу, – помедлив, говорит мама.
Мы вместе листаем толстый фотоальбом. Все без исключения снимки мне знакомы, все они сделаны на цифровик, подавляющее большинство – уже после переезда.
Наш дом, такса Манюня, Средиземное море, тетя Мэг, два сгоревших на солнце марсианина – я и Лекси... Родителей до обидного мало, оба не любят фотографироваться. Но есть поистине уникальный кадр, где они смотрят не в объектив, но в одну сторону.
– Мне всегда было интересно: что вы там увидели?
Мама только пожимает плечами.
Но вот снимки заканчиваются. Я с удивлением вижу пожелтевшие обрывки бумажных листов с несколькими словами шариковой ручкой на каждом. Записки? Почерк один и тот же. Какие-то рисунки, непонятные жирные точки с цифрами и стрелками, документы с печатями, даже моя бирка из родильного дома. 6.03.09, 23:45.
– Я тебя, наверное, разбудил.
– Ты разбудил меня ещё утром, – улыбается мама. – Но это нестрашно, я все равно собиралась встать пораньше. А вот шуму в стройных рядах наделал, это точно. Мы тебя ждали только через неделю, но ты всех перехитрил.
А ведь мог потерпеть шесть дней до папиного дня рождения.
– Значит, так было нужно. – Мама спешит перевернуть страницу. – Вот и они.
Газетные полосы сорокалетней давности, кажется, готовы рассыпаться от любого неосторожного прикосновения. Сердце сбивается с ритма и мелко бьется об грудную клетку, пока я разглядываю непривычно молодого, коротко стриженного, упакованного в костюм отца.
Нет сомнений, это он. И одновременно – не он. В моих воспоминаниях отец навсегда останется седым, будет носить самую простую одежду и не улыбнется так, будто выиграл в лотерею миллион, который ему вовсе не нужен. Но так принято – ослепительно улыбаться, когда выигрываешь миллион.
Человек на ветхих газетных снимках вызывает смешанные чувства. Жалею, что не могу прямо сейчас прочесть статьи о нем: на это уйдет несколько бесконечных часов со словарем в обнимку.
Мама тихо читает вслух. Ее хрипловатый голос звучит как музыка, многих слов я не знаю или уже не помню.
Две засушенные розы – красная и белая – сопровождались еще одной запиской, на куске гладкого желтоватого картона. По выцветшей окантовке догадываюсь, что это карточка из букета. Интересно, какого именно? В последние годы отец нередко дарил маме цветы и подарки, по поводу и без. А она радовалась каждому, как впервые.
– Мне было двадцать, – шепчет мама. – Это был мой день рождения. И первый букет.
– И ты хранила эти розы двадцать семь лет?!
Розы, записки и даже непонятные точки со стрелками.
– Конечно, я их сохранила, – легко соглашается мама. – Чтобы в старости, когда меня накроет склероз, можно было достать их и вспомнить... Все-все вспомнить. Насыщенный был день, даром что пятница тринадцатое. Такого дня рождения у меня еще не было.
– Хорошо погуляла? – интересуюсь без задней мысли, но у мамы смущенно розовеет шея.
Я смотрю на сухие сморщенные лепестки роз, и внезапно меня озаряет идея.
Паркуюсь напротив гостиницы, где остановилась Натали, ровно в два часа пополудни.
Сегодня воскресенье, и Нат говорила, что ее экскурсии закончатся примерно в 12.30. Вероятность перехватить ее здесь до вечера крайне мала, но я должен рискнуть и попробовать. Верная интуиция после встречи с Нат таинственным образом ушла на каникулы, поэтому придется действовать так, nahrapom.
Слипаются глаза – моргаю. Несмотря на то что сегодня, впервые за долгое время поддавшись жалобному зову лени, я пропустил утреннюю пробежку, выспаться толком не удалось. Ночь прошла беспокойно: взбудораженный мозг не желал отключаться и сдался лишь под утро.
Салон насквозь пропах цветами. Я долго искал в магазине те, которые ассоциировались бы у меня с Натали, но не нашел ничего, подходящего хотя бы приблизительно, ни среди отдельных цветов, ни среди композиций. Перед мысленным взором почему-то настойчиво мельтешили крепкие подсолнухи и мелкие белые ромашки. Представляю, как посмотрела бы молчаливая девушка-продавец, попроси я у нее подсолнух.
В итоге вместо подсолнуха попросил совет.
«Лилии или розы»? Такие розы, как мне предложили, любит Абби, но лилии, с виду нежные, кроткие и невинные, довольно сильно и специфически пахнут. А вдруг у Нат аллергия? Может, все-таки взять розы? Или обойтись теми цветами, что без запаха?
Почему это так сложно – выбрать и подарить букет?!
– Простите, – робко окликнула меня девушка-продавец, – цена имеет значение или?.. – Она кашлянула.
– Боюсь, если я подарю букет стоимостью в автомобиль, Натали не оценит подарка.
И потребует отдать машиной.
– Одну минуту. – Девушка улыбнулась чуть смелее и через непрозрачную дверь юркнула в другое помещение.
Спустя несколько минут я выходил из магазина с очаровательным букетом, где чего только не было. Идентифицировать удалось лишь белые «анютины глазки» и сиреневые колокольчики. Какие-то тонкие, смутно напоминающие укроп, травки, мелкие резные листочки... Множество отдельных элементов идеально гармонировали друг с другом. Я не ценитель прекрасного, но не оценить скромность и хороший вкус продавца не мог.
Надеюсь, Нат тоже оценит эти старания.
Мой вчерашний уход задел ее за живое, это было заметно. Но догадка оказалась настолько удивительной и невероятно пугающей, что, не подтвердив или не опровергнув ее, я не смог бы долго сидеть на месте и болтать с Нат, будто ничего не произошло.
Знаю, что приехал бы к ней, даже окажись вредная Натали моей младшей сестренкой или иной родственницей. Но, к огромному счастью, это не так... И почему меня до такой степени радует этот факт? Зачем вообще было приезжать сюда в свой единственный выходной?
Ответ несложен: я до ломоты в висках хочу увидеть Натали. Хочу слушать ее звонкий голос с милым акцентом, смотреть, как она хмурит тонкие брови и перебрасывает туда-сюда через плечо длинную каштановую косу. Впервые встречаю молодую девушку с косой такой длины. Интересно, многие девушки в России носят подобные прически?
Похожая сентиментальная неразбериха царила в мыслях, когда я встретил Абигейл... И это пугает.
Лишенный привычной работы мысли, предоставленный самому себе, мозг пользуется избытком свободного времени и приступает к анализу. Так спокойнее.
Натали была права, называя меня занудой. Мимолетные интрижки "для тела и души", страсти длиной в пару недель не в моих правилах. Глупо начинать то, чего не сможешь закончить. Глупо и нелогично. Нат погуляет по Лондону и уедет домой, а я вернусь к замкнутой цепи "Дом-работа-работа-дом" с малозначащими промежуточными звеньями. Возможно, озабочусь поисками подружки, которую устроит такой спартанский режим. Все-таки влечение к симпатичным и взбалмошным первокурсницам (а ведь девочке даже нет восемнадцати) – тревожный сигнал. Отсутствие женщины, как бы загружен ты ни был, сказывается не лучшим образом. Это факт.
Хотя... сомневаюсь, что мой интерес к Натали связан с воздержанием. Тут другое – более чистое, если можно так выразиться. Любопытство и странное волнение с легким привкусом ностальгии. Генетическая память? Нат – первая русская девушка, которую я встретил в сознательном возрасте. Девушка-смешинка, девушка-волчок с узкими ступнями и мальчишеским голосом, во многом еще нескладная. Беспардонная, но в то же время, насколько я успел узнать ее, способная быть сдержанной и чуткой. Ее центральные резцы чуть крупнее чем надо; это особенно заметно, когда Нат улыбается, однако улыбки ничуть не портит... И черт его знает, что и с чем из вышеперечисленного можно соотнести!
Иррациональное желание просто увидеть это чудо, говорить с ней без оглядки на сжатые сроки и причинно-следственные связи, рушит логическую пирамиду, превращая ее в груду детских кубиков.
Такого рода желания могут стать проблемой. Нельзя терять контроль, идти на поводу сомнительных ощущений – нельзя.
Тем более что девочка отнюдь не равнодушна ко мне и слишком неопытна, чтобы это скрыть. Я не ахти какой знаток женских душ, но не намерен морочить ей голову пустыми надеждами, а с темпераментом Натали и ее бурлящей энергией одного намека на взаимность будет достаточно, чтобы... Что?
Ничего, Эванс. Пора остановиться. И, раз уж собрался продолжить общение, сразу обозначить границы дозволенного. Так будет лучше для нас обоих...
...Подскакиваю от глухого, но достаточно громкого стука. Я и не заметил, как задремал.
Продираю глаза. За окном маячит Натали в полосатой шапке и без зазрения совести барабанит пальцами в стекло.
– Привет, Юрий Константинович! Не меня ждешь, случайно? – как ни в чем не бывало интересуется она, когда я опускаю стекло. – Ты такой смешной, когда сонный!
– Здравствуй, Натали. Спасибо за комплимент. Как поживает твоя нога?
– Все так же безукоризненно вежлив, – бурчит она. Настроение этой девицы меняется со скоростью света. И что, скажите, плохого в вежливости? – Нормально поживает. Спасибо, что поинтересовался ее здоровьем! Будь у моей ноги слезные железы, она прослезилась бы от счастья.
Все-таки обиделась. Ты не хочешь признаваться, но это написано у тебя на лице и транслируется через язык.
Пора исправлять ситуацию.
– Нат, я прошу прощения за вчерашнее. – С этими словами выбираюсь из машины и открываю заднюю дверь. Букет небольшой, однако я все равно держу его двумя руками. – Это тебе, в качестве извинений и... просто хотел сделать приятное. Надеюсь, у тебя нет аллергии.
Натали оторопело смотрит на меня, потом – на цветы.
– Спасибо, – потрясенно шепчет она. – Очень красиво, но не надо было... Спасибо... Блин, как офигенно они пахнут! – Нат с заметным удовольствием прячет в букете нос. – В чем ты их вымачивал? Бли-ин... Я знаю, что буду нюхать сегодня вечером. Спасибо!
Девочка и впрямь не ожидала. И даже не воспользовалась поводом надо мной пошутить. Бинго!
«Первый подарок, как первый секс, не забывается», – не к месту вспоминаю слова Донован.
Дарить подарки – это всегда приятно, но детская радость, прячущаяся за лукавым прищуром Натали, побуждает меня подарить ей что-нибудь еще.
– Нат, правда или желание?
Чтобы переварить вопрос, у нее уходит секунды три.
– Правда!
– Я обидел тебя вчера?
– А что было вчера? – Нат довольно сносно изображает недоумение. – По-моему, мы с тобой чудесно провели время. Так чудесно, что я потом в одиночку слопала пакет крекеров и теперь боюсь вставать на весы. Но за это не обижаются – за это сразу бьют!
– Ты проиграла желание.
Она вновь прячется в букете, но на этот раз вместо смущенно-хитрого прищура меня награждают самым что ни на есть зловредным.
– Отыграться можно?
– Нет, это против правил.
– Хорошо, загадывай, – демонстративно вздыхает Натали. – Только помни, что мои крекеры до сих пор на твоей совести, и бойся своих желаний.
– Пойдем гулять сегодня вечером.
Она удивленно хмыкает. Ждала какого-нибудь выверта? Зря. Выверты – это по твоей части, Нат. У меня вполне конкретное желание провести с тобой время, которое не провел вчера. Заодно сожжем твои калории.
– А если у меня на вечер супер-пупер важные планы?
– Отменяй, – пожимаю плечами, – уговор дороже денег.
Она готова высунуть язык и сказать: «Бе-бе-бе».
– Так уж и быть, мистер Эванс, внесу вас в свое насыщенное расписание. Но у меня есть одно условие: едем на метро, ходим пешком и, чур, не ныть.
– Это целых два условия, Нат. Даже два с половиной.
– Тогда держи третье: переоденься во что-нибудь попроще.
Наступает моя очередь удивляться.
– Будь добра, уточни: что не так с моим внешним видом?
– Прекрасный вид! – Натали оттопыривает большой палец. – Настолько прекрасный, что даже мои руки чешутся пошарить у тебя в карманах на предмет миллиона в рублях или телефона с бриллиантами. А уж товарищи карманники, сам понимаешь, будут в полном восторге.
Эта девчонка рано или поздно сведет меня с ума! Потому что к Мраморной арке, где мы договорились встретиться, я подхожу одетый в стиле «Ну очень very casual» и, как пацан, радуюсь своей идиотской выходке, предвкушая реакцию Натали.
Надо отдать ей должное, проверку она проходит достойно и почти не смеется.
– Класс! Как будто и не уезжала. Твоя четкость, бро, просто зашкаливает. – Нат на пробу тычет пальцем в мою спортивную куртку с белыми полосками. – И кроссовки у него что надо, и кепка модная, и майка торчит. А «treniki» надеть постеснялся, – с восторгом заключает Натали. – Это такие спортивные штаны, вишенка на торте «гопостиля». Но все равно, Юрий Константинович, вы – молодец! Для первого раза справились блестяще. Пошли покорять Оксфорд-стрит!
– Ты серьезно? – С трудом сдерживаюсь, чтобы не ругнуться. Но мне по-прежнему смешно. – Ты предлагаешь в этом идти по бутикам?
– Естественно. – Нат снисходительно похлопывает меня по плечу. А потом внезапно серьезнеет: – Юр, расслабься. У нас так половина района ходит, и никто не умер. А шокировать внешним видом пресвященную Европу еще сложнее. Просто ты, mon cher ami, давно не вставал из-за руля. С этой стороны окна все смотрится иначе.
– Ты знаешь французский?
У нее вполне приличное произношение.
– Только по разговорнику, – отмахивается Нат. – Немного читаю и перевожу со словарем. Пытаюсь на досуге выучить испанский, но силы воли не хватает... Тебе не холодно?
Первым делом мы покупаем ей телефон и временную сим-карту. Натали любезно оставляет мне свои координаты в мессенджерах и, пока я под присмотром консультанта разбираюсь в настройках ее приобретения, идет выбирать чехол. Рассмотрев несколько вариантов, она берет с крючка самый бюджетный, который развалится, максимум, через месяц.
Подхожу ближе.
– Ты же хотела другой чехол.
Натали засовывает пальцы в карманы джинсов.
– Я много чего хочу, мой стильный друг, но бюджет доступно объяснил, как я ошибаюсь.
– Выбирай, какой нравится. Я добавлю, сколько не хватает. В честь праздника.
– Издеваешься? Какого праздника?
– В честь... – Я спешно набираю запрос в браузере. – Международного дня гражданской авиации. Генеральная Ассамблея ООН провозгласила, между прочим.
Нат грызет нижнюю губу. Ей не смешно.
– Ты ставишь меня в неловкое положение, – сухо и чопорно говорит она, – прекрасно понимая, что я не смогу вернуть тебе эти деньги. Так что не надо, Ассамблея ООН перетопчется.
– А просто так, без повода, сделать тебе подарок я могу?
– Можешь, – кивает она, – но я верну его обратно с благодарностями.
Упрямая? Мы это проходили.
Молча беру чехол, который приглянулся Нат, и расплачиваюсь за него своей картой.
Натали плетется следом, на ходу запихивая в рюкзачок коробку из-под телефона.
– Я же сказала... – Она шипит, как сердитая гусыня.
– Я услышал, – заверяю спокойно, – поэтому чехол тебе не отдам.
Моя сердитая гусыня трансформируется в удивленную.
– Но тогда зачем. Ты. Его. Купил?!
– На случай, если ты передумаешь.
Мы гуляем по вечернему Лондону.
Натали затаскивает меня чуть ли не в каждый бутик Нью-Оксфорд-стрит и... покупает мне удобную теплую куртку. На мои деньги, разумеется, но сам факт!
А потом, выбравшись из неизвестно какого по счету рассадника роскоши, она признается, что терпеть не может ходить по магазинам и что-то примерять.
Забавно. Не успеваю я осилить очередной том «Логики Натали», как мне услужливо подсовывают следующий.
– Но тогда зачем?..
– Меня завораживает атмосфера. Особенно вечером. Огни, реклама, музыка, много разных людей... И запах! В дорогих магазинах свой особый запах.
Мы сидим на скамейке. Я держу наши бумажные стаканы с остывающим кофе, пока Нат изображает усиленное затягивание шнурков, не желая признавать, что устала.
– Не хочешь вернуться домой?
Нат вскидывает глаза и забирает свой кофе.
– Я тебе уже надоела?
– Нет. Вовсе нет. Просто... Тебе не надо кого-то из себя изображать, Натали. Можешь сказать, как есть.
В ее глазах отражаются огни.
– Взаимно, кстати, – произносит Натали задумчиво. Потом, аккуратно поставив стаканчик между нами, она расстегивает «молнию» на своем рюкзаке. Шелестит чем-то, расправляя невидимый пакет. – Внимание, внимание, только у нас и только сегодня – беспроигрышная лотерея! Вытягивай одного. И не подсматривай! Я за тобой наблюдаю.
В полиэтиленовом пакете множество мягких, круглых и, судя по всему, вязаных штуковин. Вытаскиваю одну из них за тонкую петельку. Вязаная штуковина оказывается брелоком в виде «божьей коровки». Надо же.
– Ух ты, красный жук! Он был всего один. Ты – везунчик, однако.
– Спасибо, Нат. Очень красиво.
– В это трудно поверить, но тебе действительно нравится, – хмыкает Натали, ухватившись за скамейку и болтая ногами. – Можешь не позориться и никуда его не цеплять, просто пускай он будет у тебя, ладно?
Я повешу «божью коровку» на зеркало заднего вида, но это будет потом.
Натали уговаривает меня сделать совместное «селфи» на ее новый телефон. А когда я, стиснув зубы, соглашаюсь на сие бессмысленное действо и выдерживаю нужное количество кадров, Натали сердито сопит, кривится и удаляет практически все фотографии. Аргументирует это тем, что на моем фоне она – как белый конь на фоне принца.
– Давай я тебя сфотографирую.
– Угу, спасибо, не надо. Хочешь, чтобы белый конь грустил в одиночестве?
– Сдался тебе этот белый конь, Нат...
– То есть против принца Ваше Высочество не возражает?
Ее искренность и нескладность обезоруживают. За время нашего знакомства я смеюсь столько, сколько не смеялся, кажется, за всю свою жизнь.
В метро мы делим наушники Нат на двоих. Когда я объясняю ей, что не слушаю музыку через свою гарнитуру, ведь для этого существуют обычные наушники, а срок службы гарнитуры при таком раскладе заметно сокращается, Натали закатывает глаза и повторяет, что я зануда. Однако это не мешает ей удобно устроиться на моем занудном плече.
...You look so beautiful tonight
In the city of blinding lights...
Полумертвые от усталости, добираемся до парковки напротив гостиницы, где я оставил машину. В салоне по-прежнему пахнет цветами.
– Ты не торопишься?
– Подумай сама. Раз я здесь...
– Ой, все. – Она закрывает мне рот ладонью. – Проехали. Спорим, как только я уберу руку, ты скажешь, что это было жутко безответственно и негигиенично, ведь мы – о, ужас! – только что ехали... – Она понижает голос до трагического шепота: – В метро! Там же столько ужасных микробов. Стафилококки, стрептококки, кишечные палочки...
Это действительно так, Нат. Но скажу я другое:
– Спасибо за исполненное желание, мисс Памятник. С вами приятно иметь дело.
– Пожалуйста, мсье Голубь. Приходите еще.
– Значит, вы не против?
– Конечно, нет, – беспечно подтверждает Натали. – Теперь у меня наконец-то есть телефон, а у тебя – мой номер. Пиши, звони – договоримся. Впереди еще целых десять дней моего топтания вашей бедной земли. Как-нибудь пересечемся, думаю.
Я сжимаю в кармане подаренный брелок.
Всего лишь десять дней, Нат. Поверь, они пролетят очень быстро.
– Правда или желание, мсье Голубь?
– Желание, – отвечаю, не задумываясь.
– Тогда закрой глаза и не подглядывай!
Дождавшись, пока я выполню команду, Нат вторгается в мое личное пространство, легко и очень целомудренно касаясь губами левой щеки. Губы у нее теплые, мягкие... Ч-черт побери, Натали! Кто так поступает?
– Видишь, – ее дыхание щекочет мне ухо, – это совсем небольно.
Сама напросилась!
Впервые целую девушку, которая создана для того, чтобы ее целовали, но при этом целоваться не умеет совершенно. Неужели еще никто, Нат?.. Я буду осторожен.
Как незнакомая, случайно услышанная песня, которая нравится с первых нот; как почти незнакомый, но уже самый бесцеремонный на твоем свете человек, на которого невозможно сердиться – встречается так редко, но если все-таки встретится, уже не отпустишь. Только если сам захочет уйти.
Уже четыре дня ты в моем плей-листе, маленькая Натали. Ты на повторе. Я ставлю тебя на паузу, собираюсь нажать перемотку, но все равно включаю снова.
«Закрой глаза и не подглядывай».
– П-подожди. – Она вдруг разрывает наш совсем не дружеский поцелуй. Долго не может перевести дыхание, чтобы сказать: – Во-первых, меня ждет Алиса. Она сразу все поймет. Если я расскажу ей про это, придется рассказывать остальное... А во-вторых... во-вторых, много целоваться вредно, вот! Это как съесть в один присест много конфет, понимаешь? Сначала вкусно, вкусно, а потом тошнит.
Молчу. Не понимаю, о чем она лепечет.
– Тогда просто поверь, – сбивчиво шепчет Натали, поглаживая мое плечо. Свободной рукой по-прежнему крепко обнимаю ее, и все это кажется естественным, ведь я уже носил ее на руках. – А еще... меня учили, что без любви люди не целуются. Веришь?
– Этому верю.
– Правда?
– Правда. Меня учили тому же самому.
– Ты позвонишь?
Смущенная, ни в чем не уверенная, с припухшими губами, ласкающая мое плечо поверх куртки, – такая Нат удивительна и невероятна, как снег в августе.
А я идиот, потому что, наплевав на все границы и запреты, обещаю ей:
– Завтра. Обязательно.
– Смотри, уговор дороже денег! – предупреждает Натали, прежде чем высвободиться из объятий, скомканно попрощаться и убежать, оставив меня в полном недоумении.
Что ты видишь: прекрасен ли мой внутренний мир?
Что случилось с моим внутренним миром?
_________________
by ANnneta
На форуме с: 03.07.2015
02 Ноя 2017 20:59
Эти черты характера раскроются со временем.
Наташка не жеманничает, не кокетничает (разве что слегка), не напускает на себя загадочности. Может, и не говорит всего, что думает, но ее мысли все равно прорываются. В присутствии Юры она ведет себя по-детски непосредственно, не всегда замечая этого. А он замечает:
Он скорее в бабушку Таню и в прадедушку по ее линии. Талантливый, но скромный))
Основное все же родители закладывают.
На форуме с: 29.06.2012
На форуме с: 11.12.2016
На форуме с: 06.04.2011
Приятно слышать.
Времени-то на "любиться-добиться" совсем немного осталось, но так даже интереснее. Учитывая, как долго обычно "раскачиваются" мои персонажи...
На форуме с: 02.11.2015
На форуме с: 14.05.2014
На форуме с: 16.10.2013
На форуме с: 14.10.2015
На форуме с: 17.12.2012
Но Катерина вспоминает светлые моменты и сына постаралась к этому же приучить. А памятки (все записки, которые ей оставлял Костя, его "ноты", схемы и пр. - она их хранит до сих пор!) позволяют прикоснуться к тому времени. Уважаю Катю - она помнит, но прошлым не живет.
Надо беречь зубы от кариеса и растягивать удовольствие. Зато как вкусно будет потом... 
Мама все съест бдит.
На форуме с: 30.05.2015
На форуме с: 11.01.2015
Я влюбилась в эту пару! Спасибо тебе за возможность приглядеть за ними на прогулке по Лондону 
В теме «Погода и климат»: Сегодня потеплело до +11, ветер опять СВ слабый, переменная облачность. Утром был сильный туман. 
В блоге автора Olwen: 
В журнале «Little Scotland (Маленькая Шотландия)»: