Пробуждение (любовно-исторический роман, 18+)

История — всегда несколько ироничная штука. Можно считать восстание случайным, но оно и не случайно, вот почему. Декабристы же говорили о восстании десять лет. Они рассуждали, выстраивали эту цепочку: военное восстание, необходимость ликвидировать фигуру царя… Ведь им же очень не хотелось убивать Александра I и членов его семьи. Тогда они придумали себе лазейку: все это выступление следует затеять в момент смены императора на престоле. В этом есть, несомненно, некое сходство с дворцовыми переворотами XVIII века: дескать, в момент вступления на престол мы предложим Анне Иоанновне кондиции, пусть царствует, но с ограничениями. Но кто ж думал, что Александр I умрет так скоро! То есть декабристы в какой-то степени оказались заложниками собственных речей. Я думаю, в случае с группой Рылеева это было очень важным, решающим моментом. Представьте, вот сидят люди, благодушно разговаривают, молодежь к себе привлекают: мол, как умрет государь, так мы все восстанем, у нас и тот полк, и этот, среди нас и полковники есть, и генералы некоторые с нами заодно (например, декабрист князь Сергей Волконский был генерал-майором и командовал бригадой), и Конституция у нас уже пишется… И тут вдруг царь умирает. И Рылеев говорит: ну, что, пошли, вы же собирались? А ведь те, ветераны тайного общества, говорили, имея в виду некую отдаленную перспективу, в которую не факт, что всерьез верили: Александр-то умер молодым, 48 лет, никто этого не ожидал. И тут выясняется, что есть среди собеседников такие, которые приняли эти разговоры абсолютно всерьез и говорят: пошли, вы ж собирались! Вы ж нас звали!

Люди стали заложниками собственных разговоров. Я думаю, в этом настоящая причина того, что полковник князь Трубецкой, герой войн, до последнего момента соглашался принять на себя командование восставшими, но на площадь не пришел. Он именно что стал заложником собственной болтовни. Ему неудобно было сказать младшим членам тайного общества, для которых он был авторитетом, что, мол, слушайте, вы что, мы это просто так болтали. Он не нашел в себе мужества сказать, что он на самом деле никакого восстания затевать не собирался. Он совершенно не хотел командовать восстанием и, возможно, в глубине души считал эту затею глупой.

— Поскольку эти люди, как вы сказали, были в значительной степени литераторами, роль слова в их сознании была несколько гипертрофирована…

— Да. И вдобавок к тому еще два фактора. Во-первых, разница в возрасте. Люди типа Трубецкого, те, кто начинал дело, уже успели повзрослеть, вырасти из этих представлений. Не зря же многие из первых членов тайных обществ к моменту восстания уже отошли от их деятельности. Это только в юности человеку свойственно участвовать в радикальных предприятиях. А с другой стороны, в силу той же разницы в возрасте, те, старшие члены, были участниками наполеоновских войн (Трубецкой, Пестель, Волконский). Рылеев участвовал в заграничном походе русской армии, но серьезных боевых действий ему не выпало. А вот Александр Бестужев уже был из тех, кто «не успел на войну», как и его брат Михаил. И такие, как они, — критически важная доля среди офицеров 14 декабря.

— То есть у них еще был такой комплекс…

— Это же романтики. Александр Бестужев (впоследствии известный романист), который во время восстания демонстративно точил саблю о подножие Медного Всадника; поэт Одоевский, восклицавший накануне: «Ах, как славно мы умрем!»; поэт Рылеев, который рассуждал, как он наденет крестьянское платье и станет в ряды солдат как простой ополченец. Они все жили в романтической среде и не имели того жизненного опыта, который был у старшего поколения декабристов.

Пожалуй, можно согласиться с мнением биографов императрицы Екатерины II, что ее величие состоит не столько в достигнутом при ней экономическом росте страны и территориальных приобретениях, а в первую очередь в том, что она "тщательно выстраивала новые отношения между правителем и подданными". Это неизбежно приводило к заметному смягчению нравов при Екатерине. Благодаря настрою, воле просвещенной правительницы во второй половине XVIII столетия в России выросло, как образно определил Н. Я. Эйдельман, поколение непоротых дворян. Это "новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, - писал А. С. Пушкин, - час от часу более привыкало к выгодам просвещения". Именно в царствование Екатерины II, как справедливо отмечает один из современных историков, "элита русского общества наслаждалась впервые появившимися у нее чувством свободы и личного достоинства, а сфера частной жизни, отдельной от государственной службы, расширилась неизмеримо". Намного раньше эту мысль выразил великий Н. М. Карамзин в краткой и ясной формуле: в царствование Екатерины II самодержавие было "очищено от примесов тиранства". Отсюда знаменитое, по-юношески восторженное восклицание уже тогда маститого ученого мужа: "И я жил под ее скипетром! И я был щастлив ее правлением!"

(Наука и жизнь, ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ)