Карта ролевой игры "Наследство дона Терессио"

В гнетущем молчании кузен довёз Кьяру до дома родителей. Понимание тщетности уверений остановило её от попыток поговорить с Нино. Он отказался от приглашения отпраздновать вместе выход брата на свободу и уехал, предупредив напоследок:
- Кьяра, будь предельно осторожна. Началась настоящая война. Тебя может зацепить.
Спустя час, в кругу родных людей, Кьяра преисполнилась ложного чувства защищённости от внешнего мира. Всё было как в старые добрые времена, и не верилось, что за пределами их уютного дома идёт борьба не на жизнь, а на смерть. Пока родители возились на кухне, Тони потребовал уволиться как можно скорее, как бы подозрительно это ни показалось, но она решила дождаться разрешения от людей дона Ламберти. Она так и не узнала, как его нарекли мать и отец, не узнала о нём ничего, кроме общеизвестных фактов. Тоска сжала сердце, но Кьяра держалась как ни в чём ни бывало. Никто не заметил её состояния.

Наутро девушке нужно было возвращаться на работу. Она встала привычно рано и поэтому могла без спешки добраться на общественном транспорте. Спустя некоторое время она уже подходила к кованым воротам. Чуть поодаль стояли две чёрные автомашины. Вокруг бродили люди. Какое-то подспудное чувство опасности заставило Кьяру замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться. Солдаты постоянно бросали быстрые взгляды на остановку. А кто ещё мог приехать не на автомобиле, как не она? Они ждали её. Её инкогнито раскрыто. Кьяра задрожала мелкой дрожью, представив, какие пытки уготованы ей. Её бы не пощадили. Не стали бы считаться с полом. Кто знает, какой вред она нанесла семье Терессио своим шпионажем. Сохраняя видимое спокойствие, Кьяра вернулась на остановку. Как назло, народа было мало, и она была видна как на ладони. Сердце забилось о рёбра так, что, казалось, выдаст её местонахождение. Она чуть слышно вскрикнула, когда какой-то мужчина подошёл и тихо окликнул её:

- Синьорина Санти, Вы пойдёте со мной.
- Я никуда не пойду. Никуда не пойду с вами, - пролепетала Кьяра.
- Я от дона Ламберти. Вы отвезём Вас в безопасное место.
- Почему я должна верить?
- Потому что у Вас нет выбора. Или мы, - он кивнул на людей через дорогу, - или они. Сохраняйте естественный вид.

Верно. У Кьяры не было никакого выбора. С того самого момента, как полиция забрала Тони, её жизнь шла по наклонной, а чуть мелькнул огонёк надежды на мирное будущее, прошлое утянуло её назад. От неё не скрывали, что везут на одну из квартир Семьи Ламберти. Там никто не потревожит и не найдёт, даже если очень хочет. Кьяра не задавала глупых вопросов, как долго это продлится, и что её ждёт в дальнейшем. Она просто была благодарна, безмерно благодарна ему, что позаботился об её безопасности. Даже более того, спасении.

Спустя какое-то время...

У Кьяры было много времени, чтобы подумать. Долгие часы одиночества в роскошной квартире в Нью-Джерси. Время будто бы остановилось, чтобы дать возможность поразмыслить над своей жизнью, над будущим, которое представлялось туманным и зыбким. Страх сменился холодом одиночества. Какой-то странной пустотой, которую хотелось заполнить, но для начала осознать причину такого состояния. Почему все мысли возвращаются к одному и тому же человеку? Откуда эта наивная надежда на новую встречу? Ведь Кьяра всегда считала себя рациональным человеком, твёрдо стоящим на ногах, с трезвой оценкой действительности. Именно поэтому в критической ситуации она смогла собраться и ринуться в бой. Но сейчас изоляция как-то странно влияла на неё. Мечтания о несбыточном мешали принять окончательное решение. Кьяра чётко понимала, что должна уехать из города и, возможно, даже из страны. Она не думала, что люди Молинаре дадут ей жить спокойно. И она обязана была отвести удар от своей семьи. Сейчас не было никакой связи между шпионкой Кьярой и семьёй владельца пиццерии. Так и должно было остаться навсегда. И так было правильно в этой ситуации. Так и не иначе. Синьор Мариотти, изредка навещавший Кьяру, согласился, что переезд в другой город — разумное решение.

Она никогда не спрашивала у консильери о доне Ламберти. О Франко. Она узнала имя дона случайно, когда синьор Мариотти забылся и назвал так своего босса. И кроме той официальной записки, что она изучила вдоль и поперёк, она не получала от дона ничего. Но разве она могла рассчитывать на большее? Если размышлять здраво, вспоминая то немногое, что она знала о суровом мире мафиозных разборок, её мог ждать жестокий конец. А вместо этого ей дали шанс на будущее. Тот человек, кто совсем не должен был этого делать. Это было необъяснимо и обретало смысл только в том случае, если... Кьяра запрещала себе думать о каких-то ни было чувствах к ней со стороны её бывшего нанимателя, но себя она не могла заставить не чувствовать, не ждать и не надеяться на новую встречу. Смешно, но она сидела у окна, поджидая знакомый чёрный автомобиль. Иногда ей слышался голос, похожий на глубокий ровный баритон Франко. Порой она отчаянно хотела написать ему что-то и перебирала десятки невинных фраз, в которые можно было вложить подтекст. Но так и не решилась написать ни слова после ответной короткой записки с выражением благодарности.

Она так часто думала о Франко, что эти мысли отражались в неясных сновидениях. Он стал для неё навязчивой идеей, и в конце концов как будто что-то поменялось в сознании, будто спала ненужная шелуха, оставив лишь самое важное: она безмерно жалела о том, что так и не сможет узнать, каково это - быть женщиной Франко Ламберти. Уехать и никогда его больше не увидеть? Немыслимо. Неужели она так и проведёт свою жизнь в мечтах о чужом муже, о несостоявшихся встречах, о потерянных мгновениях? Нет-нет... Она, конечно же, найдёт работу, выйдет замуж, нарожает детишек, но почему-то Кьяра была уверена, что и тогда она будет вспоминать своего дона. А вдруг он погибнет, и она до конца жизни будет жалеть, что струсила и не сделала первый шаг на путь к счастью, пусть короткому и эфемерному, но счастью? На чаше весов стояли благопристойное будущее и порочная связь с помолвленным мужчиной. Если бы кто-то сказал Кьяре год назад, что она будет склоняться в пользу последнего, она бы отвесила тому человек пощёчину и надолго перестала бы разговаривать, но сейчас всё в её жизни переменилось, и захотелось воспользоваться той свободой, что она обрела после череды событий в центре мафиозной войны.

И в одно прекрасное утро она воспользовалась предложением Франко просить всё, что она пожелает. Кьяра Санти желала пройтись по магазинам. Купить себе красивое платье из шёлка цвета горячего шоколада. Аксессуары к нему. Чулки, туфли, сумочка. Короткое пальто по последней моде... С каждой минутой Кьяра обретала всё больше уверенности в себе, и до минуты, пока человек Ламберти вёз её к знакомому дому, но стоило авто затормозить около высоких ворот, Кьяра чуть было не попросила везти её обратно. Дверца перед ней открылась, и ничего не оставалось, как пройтись по гравийной дорожке прямо к входу. Дом Франко был таким же импозантным и дышащим уверенностью, богатством и властью, как и он сам. Сердце Кьяры наполнилось тревожным ожиданием и ликующим чувством, затмившим страх и неуверенность. Она устала растрачивать себя на лишние эмоции и хотела сконцентрироваться только на тех, истинных, что расцветали в ней и рвались наружу. Сжимая сумочку перед собой, Кьяра стояла в холле, ожидая, пока дворецкий объявит об её приезде. Ей было интересно узнать, что подумает Франко о цели её визита. Дон Ламберти, поправила она себя. В её мыслях он стал Франко, но в сущности ничего не изменилось между ними. Её фантазии не в счёт.

Ожидание затянулось, и Кьяра стала рассматривать фоторамки, расставленные на каминной полке. В разные годы Франко был запечатлён на каких-то мероприятиях, один или с мужчиной, на которого был похож. Скорее всего, с отцом. На одной он улыбался. Улыбка делала этого серьёзного мужчину, прошедшего суровую школу жизни, более молодым. Таким он казался ей ближе. Кьяра провела кончиками пальцев по фотографии в рамке, встретив лишь холод стекла. Она задумалась о том, что всё могло быть иначе, будь она его круга. Но зачем думать о том, чего нет? Нам отпущено не так много времени, чтобы тратить его на всякие глупости. Каким-то шестым чувством Кьяра поняла, что уже не одна. Она быстро повернулась, растерянно глядя на мужчину, который украл её покой. Он изменился с той их встречи, когда она сбежала из госпиталя. Это снова был тот мужчина с непроницаемым взглядом, делец с холодным разумом, глава преступного клана, способный послать на убийство. Но она помнила и его поцелуи. Его нежные слова. Помнила те чувства, что Франко вызывал у неё. И помнила то ощущение пустоты. Выдохнув его имя, Кьяра запнулась и скрыла свою оплошность за неуверенной улыбкой.

Это Рождество запомнится Кьяре навсегда.
Франко сказал ей, что любит.
Слова отозвались в сердце настолько горячим чувством, что грозили растопить его.
Ей больше не нужно было ничего. Только он рядом, в доме, который она вопреки всему считала своим. Такой красивый, большой, немного нуждающийся в женской руке. Кьяра за короткое время превратила его в их уютное гнёздышко. Вопреки всему Кьяра считала себя супругой Франко. Пусть они не были официально женаты и даже никогда не заводили разговор о будущем, но как она могла думать иначе, живя в его доме, в их доме, окруженная заботой и купающаяся в любви мужа и слуг?
Мужчина становится семьёй своей жены, как только забирает её в свой дом. И Кьяра приняла эту данность, не настаивая на встречах с семьёй. Ей лишь важно было знать, всё ли с ними в порядке. Да и, честно признаться, видеть осуждение в глазах родных было тяжёлой мукой.
Увидеть их значило признать ту правду, которую она запрятывала глубоко внутрь себя.
Насколько хрупок их союз... Но даже мысленно Кьяра не позволяла себе впадать в уныние, не то, чтобы заводить вопрос о будущем с Франко. Как часто люди не говорят о главном, перекрывая его всем, чем угодно, только бы не смотреть в лицо правде. Можно жить и верить, обманывать себя, что придуманный мир и есть реальность. В этом и было спасение Кьяры. А также в безграничной, бездумной тяге к Франко.

То, как он говорил... Как он смотрел... Его руки, творящие волшебство.
Его губы, терзающие ласками. Он сам — его характер, его положение в обществе, его Семья. Всё это было тем, что покорило навсегда. Был только он, и не могло быть никого иного. Никогда. Она просто любила и жила этим чувством.

Хотелось отдать ему всю себя. Хотелось дать любовь и понимание. Чтобы из жестокого мира мафиозных распрей он приходил в то место, где находил бы отдушину.
Франко часто уезжал, оставляя её переживать и скучать. Она старалась не думать об опасностях. Говорят, думая так, можно накликать беду. Старалась не думать о женщинах, которые могут появиться в жизни её Франко. Окружать его, быть навязанными. Она не видела смысла рассматривать вероятности.

Кьяра занималась домом. Как истинная итальянка, она находила множество занятий, способных разнообразить досуг. В большом доме в этим не было проблем.
Не хватало только одного. То, к чему стремится каждая женщина. Кьяра очень сильно хотела ребёнка. Детей от Франко. И об этом они никогда не заговаривали. Ей оставалось только догадываться, что думает по этому поводу её возлюбленный. Но рано или поздно природа взяла бы своё. Кьяра почувствовала дурноту и почти сразу поняла, что с ней. Она отличалась отменным здоровьем, и признаки были очевидными. Она сразу решила скрывать это до последнего. Сейчас жизнь была такой сбалансированной, что любое событие могло перевернуть всё вверх дном. Но разве можно скрыть что-то от мужчины, который так чутко относится к твоему состоянию? Который не выпускает из виду почти ни на минуту, стоит ему оказаться рядом? Они сидели в столовой за завтраком, и девушка мучительно долго пыталась
заставить себя проглотить рыбу. От запаха её сильно мутило, но она старательно делала вид, что всё в порядке. Франко отложил столовые приборы в сторону и промокнул губы салфеткой. Он хмурился и внимательно смотрел на Кьяру. Наконец спросил:

- Ты ничего не хочешь мне сказать? Что-то случилось? Если хочешь попросить что-то для семьи, то пожалуйста.
- Нет, Франко, - Кьяра замотала головой. - Благодаря тебе у моей семьи настали лучшие времена. Отец даже не хочет возвращаться на родину. Америка стала его новым домом.
- Тогда что? Хочешь с ними видеться? Тебя тяготит, что ты не ездишь к ним?

От такой заботы к Кьяры защемило сердце. Подступили незваные слёзы. Она вообще стала плаксива, как и все беременные, что не укрылось от Франко. Она улыбнулась, и слова вырвались неожиданно:

- Я жду ребёнка.

Франко не изменился в лице. Казалось, он даже не понял поначалу, что она сказала.
Кьяра молчала, ошарашенная силой чувства, возникшей при озвучивании беременности. Ребёнок. Их ребёнок. Их кровь. То, что свяжет их с Франко навсегда, даже если их жизненные пути разойдутся. Даже если ребёнок никогда не увидит отца, в нём будут проявляться его характер, качества, он может быть точной копией Франко.

Кьяра мечтала об этом. Мечтала увидеть плод их любви. Мечтала подарить ему свою материнскую любовь и вместе с Франко воспитывать их малыша. Но что хотел Франко? Готов ли он растить незаконнорожденного ребёнка? Он не мог не понимать, что зачатие — только вопрос времени, а, значит, не мог не быть готов. Что рассуждать? Кьяра хотела знать, что думает Франко, и впервые осмелела настолько, чтобы спросить прямо:

- Почему ты молчишь? Ты не рад?

Франко медленно поднялся из-за стола, в недоумении приподняв бровь:

- Как может не радоваться мужчина, когда его любимая женщина сообщает ему такую прекрасную новость?

Подав руку, он побудил Кьяру подняться, и когда девушка поднялась, положил ладонь ей на живот.

- Какой срок?
- Около двух месяцев.
- Как нехорошо, синьорина Санти, - с улыбкой пожурил Франко. - В следующий раз я хочу знать о ребёнке уже с появлениях первых признаков. Ты поняла меня, девочка?

Этот взгляд Кьяра уже знала. Этот голос, который приобретал лёгкую хрипотцу, выдающую желание. Её отклик не заставил себя долго ждать. Франко приподнял её лицо за подбородок. Прикосновение, которые было невесомым, но таким волнительным. Спустя столько времени она ощущала магию их любви. Ответа не потребовалось. Он был понятен без слов. Он утонул в нежном поцелуе. В горячем шепоте и тихом смехе. Так звучит счастье.

Кьяра знала, что любима. Желанна. Что Франко разделит с ней то время, что им отпущено.
С ней и их детьми. А больше ей ничего не было нужно.