Карта ролевой игры "Наследство дона Терессио"

Утро
Пары часов крепкого сна вполне хватило, чтобы придти в норму и собраться с мыслями. Приняв контрастный душ и тщательно просушив волосы, Мерседес оделась для прогулки, покинула свою маленькую квартирку и пешком направилась к Собору Св. Антония. В шесть утра в церкви еще никого не было и звук ее шагов гулким эхом отражался от стен и уходил под высокий стрельчатый свод. Миновав стройный ряд деревянных скамеек, Мерседес свернула направо и вошла в первую исповедальню. Ждать пришлось недолго. за тонкой перегородкой почти сразу послышался шорох ткани и тихое покашливание.
- В последующие несколько дней мне может понадобиться твоя помощь. Не исчезай из виду. Больше никаких записок. Связь только по проверенным каналам. За мной следят, поэтому осторожность не будет лишней. Необходимо собрать информацию об акулах. Чем скорее тем лучше и очень детальную, вплоть до того сколько раз за день чихнули.
- Я вышел на человека, который может пролить свет на гибель твоих родителей.
- Хорошо. Держи меня в курсе и будь осторожен. Если меня достанут - немедленно уезжай из страны...

Примерно через час, Мерседес подходила к своему дому. Желание грохнуть двух за***нцев, маячивших на противоположной стороне улицы, становилось навязчивой идеей.
Секунду помедлив, Мерседес ухватилась за металлическую ручку и рванула на себя дверь подъезда.
В квартире она накормила Флаффи, просмотрела утреннюю газету и выпила кофе.Сменив повседневное платье на одежду для выходов, скромную, но в достаточной степени элегантную, Мерседес дополнила свой наряд кокетливой шляпкой и неброскими украшениями. Ровно в девять она спустилась вниз, где ее уже поджидала машина...

На ипподром Дамиани прибыла вовремя и заняла место на трибуне дона Терессио. Покойный был помешан на автогонках. Сама Мерседес ничего привлекательного в них не находила, но иногда принимала приглашение дона и присутствовала на истинно мужском, судя по его словам, развлечении. Поприветствовав дона Молинаре, Лючию, Альму, Рене и ее кузину, Мерседес заметила, что к ним присоединился дон Гуэрра. Вежливо поздоровавшись и с ним тоже, Мерседес перевела взгляд на трек, где суетились гонщики и механики, готовясь к старту. Потом прошлась цепким взглядом вдоль трибун, высматривая остальных двух донов.

Мерседес кивнула в ответ Моррисону, едва удостоившему ее взгляда и неопределенно хмыкнула. Мужчины предсказуемы. Мистер Моррисон сдержал обещание и сделал "правильные" выводы.

А вот и дон Корелли собственной персоной. ранение действительно пустячное, раз он почтил почитателей автогонок своим присутствием.

Молинаре играл свою роль, Мерседес свою. Обмен вежливыми приветствиями, короткий разговор о пустяках. На людях все должно выглядеть безупречно, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов.
Последним на трек приехал дон Ламберти. Вся четверка в сборе.

Правый уголок рта Мерседес дернулся в подобии полуулыбки. Мистер Моррисон, как настоящий деловой человек четко разделяет работу и удовольствие.

- Здравствуйте Кристина, я Мерседес. Вряд ли это можно назвать любовью. Сегодня участвует синьор Скилаччи и я с удовольствием посмотрю, - дружелюбно улыбнулась девушке Мерседес.

Слова Молинаре и в особенности безоговорочный тон, которым они были сказаны резанули слух Мерседес и в глазах полыхнуло недовольство, но внешне она сохраняла полное спокойствие. Подавив секундную вспышку гнева, Мерседес произнесла с холодной вежливостью:
- Как вам будет угодно, дон Молинаре. Отныне я буду знать свое место.

Если Молинаре и ответил ей, услышать она не могла. Прямо в трибуну дона Терессио на полной скорости влетел один из болидов, со страшным скрежетом круша ограждения и сбивая зрителей.
Мерседес тихо вскрикнула, но ее голос потонул в сумасшедшей какофонии звуков, от которой закладывало уши. Молинаре ухватил ее за руку и крепко прижал к себе. Испытав мгновенную боль,она процедила сквозь зубы тихое ругательство, но в виду сложившихся обстоятельств жаловаться не приходилось и Мерседес молча повиновалась, когда ее дернули в сторону. Секунду спустя она была буквально погребена под Молинаре и судорожно ухватилась пальцами за его рукав, пытаясь удержать равновесие и не упасть на колени.
*реал - жуть, скоро буду*

Наконец Мерседес получила возможность выпрямиться во весь свой небольшой рост, но все еще инстинктивно цеплялась за пиджак Молинаре, а он все так же удерживал ее в своих объятьях. Дыхание сбилось, адреналин в крови зашкаливал. Опасность всегда вызывала у Мерседес подобную реакцию. Возможно именно это повлияло на выбор "профессии". Судя по тому, как Молинаре прижимал ее к себе, Мерседес резонно предположила, что он если и пострадал, то несильно, и предприняла слабую попытку освободиться из кольца его рук, а когда это не удалось - посмотрела вверх, прямо в холодную синеву его глаз, в которых застыло странное, непонятное Мерседес выражение.

Мерседес замерла в руках Молинаре, когда тот неожиданно склонился над ней и поцеловал так, будто давно имел на это право, будто она позволила сама. Если бы дон приставил к ее виску дуло пистолета, Мерседес удивилась бы намного меньше. Что за игру он ведет? Чего добивается? Кажется они пришли к обоюдному соглашению, что их "отношения" не более , чем фикция. Она дернулась в объятьях Молинаре, но он сжал ее талию еще сильнее и Мерседес ответила, то ли из любопытства, то ли из желания, чтобы мужчина наконец покончил с этим и отпустил ее. Пальцы больше не сжимали темную ткань, а гладили ее, ощущая под тонким покровом твердые, словно окаменевшие мышцы. Мерседес не могла не от метить, что раньше к ней никто и никогда так не прикасался и никто не целовал с такой жадной самоуверенностью, будто пытался заявить на нее свои права...

Все закончилось так же внезапно , как и началось, и Мерседес, получив наконец свободу, отстранилась и попыталась восстановить дыхание. Потом закусила припухшую нижнюю губу и прошлась по ней кончиком языка. Она так и не поняла, что это было и тем более не ожидала такого поступка от сдержанного дона. его голос вывел Мерседес из задумчивого состояния.
- Буду признательна, - ответила Мерседес, копируя холодный тон Молинаре и позволила проводить себя на парковку. Водитель предупредительно открыл дверцу авто и Мерседес опустилась на заднее сидение.
- Для меня еще будут задания на сегодня? - поинтересовалась Мерседес. В ее голосе звучала ирония, но она надеялась, что Молинаре не придаст этому значения.

Даже сквозь одежду Мерседес чувствовала цепкий взгляд дона Молинаре, скользящий по ее фигуре. Его присутствие волновало и Мерседес немало этому удивилась. а потом и вовсе предпочла списать непривычные ощущения на последствия легкого стресса и больше не думать об этом.
Когда Молинаре вновь посмотрел в ее глаза, в них читалось откровенное мужское желание, а вполне безобидные слова, приобрели двойной смысл. Даже не смотря на определенный род деятельности, легкодоступной Мерседес никогда не была и становиться очередной забавой для мужчины, который привык ни в чем себе не отказывать, не собиралась. И его фантазии ее т оже не волновали. Если дон Молинаре запамятовал, что их связывают чисто деловые отношения, при случае она напомнит.
Однако, глядя в его глаза, помимо праведного возмущения, Мерседес чувствовала чисто женское торжество от сознания того, что ее настоящая сила заключалась именно в ее слабости и этим грех было не воспользоваться.
- В таком случае, мне бы хотелось узнать подробности, дон Молинаре, - ответила Мерседес, все еще не теряя зрительного контакта.

*Буду во второй половине дня*

Куда уж мне до вас , дон Молинаре, подумала Мерседес, но ограничилась лишь легким наклоном головы. Он явно не доверял Дамиани, раз приказал следить за ней (если только вчерашние молодцы были людьми Молинаре), но и у Мерседес не было оснований доверять ему. Жизнь научила ее быть подозрительной и осмотрительной, трижды проверять полученную информацию и никому не верить на слово. Последнее замечание дона вызвало у Мерседес улыбку. Властный и суровый дон Молинаре даже помыслить не мог, что особа. которая носит юбку способна хоть в чем-то с ним сравниться. В обязанности женщины входит вести дом, растить детей, заглядывать в рот своему повелителю, с благоговейным трепетом улавливая каждое слово и быть для него красивой куклой, остальное - "бабская блажь". В сущности, Мерседес не было никакого дела до его пещерных принципов и она не собиралась читать Молинаре лекцию о равенстве полов, поскольку не видела в этом никакого смысла. У нее свои взгляды на жизнь, у него свои. Если все пройдет успешно, в будущем их судьбы вряд ли когда-нибудь пересекутся. А пока следует старательно выполнять его указания, быть хорошей девочкой и держать язык за зубами. Если только дон опять не начнет распускать руки. Вокруг было предостаточно красивых, молчаливых и покорных женщин, как раз таких, какие полностью удовлетворили бы его запросы. Серая мышь вроде Мерседес просто не могла всерьез его заинтересовать, а тот поцелуй вероятно был следствием пережитого стресса и не более. Нужно выбросить из головы всякие глупости и . наконец, заняться делом.

Ну вот, именно сегодня ей предстоит сыграть роль той самой красивой безропотной куклы, вежливо улыбаться, произносить заученные фразы и не привлекать лишнего внимания. И хорошо, что эта роль была временной. Сегодня вечером она приложит максимум усилий , чтобы добыть доказательства причастности одного из донов к смерти Терессио. У нее уже были кое-какие соображения на этот счет, но она считала их недостаточными и тем более не собиралась предъявлять Молинаре непроверенную информацию.
Когда губы дона легко коснулись ее пальцев на прощание, она с удивлением отметила, что прикосновение не было ей неприятным. Даже больше, заставило некстати вспомнить о том, как мужчина совсем недавно настойчиво подчинял ее своей воле. Отмахнувшись от нахлынувших воспоминаний, Мерседес ответила слегка охрипшим голосом:
- Я постараюсь вас не подвести.

Выйдя из машины, она в последний раз посмотрела на Молинаре и удивленно приподняла бровь, когда услышала, как он отдает приказ человеку из охраны проводить ее до двери. Значит ли это, что наружка, не его рук дело? Скорее всего да. Чьих же тогда? Гуэрра, которого аж перекосило, когда Дамиани поздоровалась с ним на ипподроме?

(пишется)

К вечернему выходу в свет Мерседес готовилась более тщательно, чем обычно. Как ни крути, положение "непоймикто при мафиозном боссе" обязывало.
Принимая ароматную ванну она обдумывала план действий на вечер в мельчайших подробностях, надеясь, что сюрпризов не будет, тем более что от огнестрельного оружия сегодня придется отказаться. Когда все детали были учтены, ее мысли невольно вернулись к Моррисону. Если он видел Мерседес с Молинаре на трибуне после наезда болида на зрителей, он вполне резонно мог предположить, что Дамиани и дон любовники и что Мерседес просто напросто выбрала более сильного и влиятельного покровителя . Чего греха таить, она и сама бы так подумала. Теперь ее гневная тирада в кабинете выглядела не более, чем плохой спектакль в захолустном театре, с никудышней актрисой в главной роли . Волновало ли ее это? Как девушку, которая по сути стала жертвой обстоятельств - да, как человека, смысл жизни которого состоял в осуществлении кровной мести - нет. В сущности, они были едва знакомы с Моррисоном, хотя, чего греха таить, синьор зацепил ее своей "трогательной заботой". Мерседес ти хо вздохнула, напомнив себе, что сейчас не время заботиться тем, кто и что о ней думает, выбралась из ванной и закуталась в халат.
На сборы оставалось не больше часа и она не хотела опаздывать.
Одевшись и уложив волосы, Мерседес окинула критичным взглядом свое отражение в огромном зеркале и удовлетворенно хмыкнула. Возможно ей далеко до светских львиц, но краснеть дону Молинаре за свою спутницу точно не придется.



В Метрополитан -опера Мерседес прибыла вместе с доном и Лючией. Дамиани обожала оперу, хотя посещала ее не часто. Сегодня давали "Тоску" Пучини и Мерседес трижды прокляла истинные причины своего пребывания в опере - насладиться представлением в полной мере вряд ли удастся.

Поздоровавшись с пожилой синьорой, которая знала еще ее деда, Мерседес бросила рассеянный взгляд на входную дверь. В фойе вошел Гуэрра в сопровождении охраны. Насколько ей было известно, "кровавый дон" все еще пользовался гостеприимством вдовы и пока не собирался съезжать. Его люди все время что-то вынюхивали и даже умудрились установить слежку за самой Дамиани. К дону следовало присмотреться получше, но и сбрасывать со счетов Корелли и Ламберти она не собиралась.

К ним подошли Кристин и Рене и Мерседес временно переключила свое внимание на них:
- Рене, Кристин, приятного вечера.
Обе девушки были просто очаровательны.

В переполненном фойе появился синьор Моррисон и поздоровался с Рене. Мерседес удостоилась кивка и мимолетного взгляда. Она не успела прочитать, что в нем таилось, но почти на сто процентов была уверена - презрение. Сжав челюсти, Мерседес отвернулась и демонстративно уставилась на четкий профиль Молинаре, занятого беседой с незнакомым синьором. Какого черта! пусть ее осудит хоть весь мир. Ей нет никакого дела до чужого мнения. В конце концов это не самый страшный ее грех...

Вскоре их проводили в ложу и Мерседес заняла место рядом с Молинаре. Когда дон посмотрел на нее, в его взгляде читалось одобрение и Мерседес поняла, что он всем доволен. За происходящим на сцене она почти не следила. Ее задача была несколько иной. Но это не мешало слушать завораживающие голоса , которые, казалось проникали в самые потаенные уголки ее пропащей души, озаряя их светом.

Внимание Мерседес привлек разговор дона Ламберти и Лючии, но она не нашла в нем ничего интересного. По дороге в оперу Лючия все время пребывала в подавленном состоянии, хоть и скрывала отсутствие настроения за удобной маской опечаленной вдовы. И сейчас ее ответы Ламберти были односложными и нарочито вежливыми. Мерседес показалось, что разговор этот ей не очень приятен. Дамиани перевела взгляд на дона Ламберти потом украдкой посмотрела на Молинаре, который талантливо создавал вид, что увлечен сценичным действом. Уголок ее рта дернулся. В достижении своих целей, ее работодатель использует любые доступные средства. Сейчас она отдала бы все что угодно за возможность прочитать его мысли. Неизвестно, что он решит в ее отношении.

Последняя фраза Лючии вызвала улыбку у Мерседес и она поспешно поднесла ко рту затянутую в черную атласную перчатку ладонь. У Лючии отменное чувство юмора. Будет жаль, если такое сокровище опять попадет в дурные руки.

Мерседес случайно встретилась взглядом с Молинаре. Он наблюдал за ней. Отчего-то засмущавшись, Мерседес поспешно повернула голову в сторону сцены и с преувеличенным интересом принялась слушать партию Тоски в гениальном исполнении синьоры Флейм.

Мерседес вздрогнула, ощутив невесомое прикосновение к руке. Нервы ни к черту.
Сделав неглубокий вдох, она слегка наклонила голову в сторону Молинаре:
- Спасибо. Думаю, не стоит. Сегодня я уже успела получить много незабываемых ощущений.

Дожидаясь ответа Молинаре, Дамиани окинула ложу осторожным, с виду скучающим взглядом из-под полуопущенных ресниц. На мгновение остановилась на доне Гуэрра, который смотрел на дона Ламберти. Если бы взглядом можно было убить, Ламберти уже давно бы корчился в предсмертных судорогах. Особого удивления вражда между донами не вызывала, если только в ее основе не лежало что-то глубоко личное.

В следующее мгновение Гуэрра с привычным прищуром посмотрел на Лючию и Мерседес показалось, что его взгляд заметно потеплел. А еще было в этом взгляде что-то особенное... Или ей опять показалось...

Синьорина Оливия вышла на сцену под шквал аплодисментов, чтобы исполнить еще одну арию на бис и Мерседес вынуждена была прервать свое занятие и сосредоточить все свое внимание на происходящем на сцене, дабы не показаться невежливой. Когда звенящий голос Оливии умолк, Мерседес, мило улыбаясь поаплодировала Певице вместе со всеми.
Лючия не дождалась конца представления, извинилась и удалилась в сопровождении охраны и темноволосой девушки. Девушку Мерседес запомнила очень хорошо, поскольку именно ее просила накануне вечером принести ей кофе в библиотеку, которого, к слову так и не дождалась. Мерседес опять украдкой посмотрела на побледневшую Лючию, почти зло рванувшую ожерелье на шее, и это вызвало у Дамиани беспокойство за юную вдову.

Дон Ламберти удалился почти сразу же вслед за Лючией и Мерседес вопросительно вскинула бровь.
Некоторое время после окончания представления, Мерседес пришлось глупо улыбаться и выражать свои восторги по поводу таланта актеров, дожидаясь возможности выйти из ложи. Она величественно поднялась со стула, опираясь на предложенную доном Молинаре руку и они вместе прошли к выходу.

Когда служащие театра открыли дверь, глазам Мерседес предстала довольно странная картина. В конце коридора стоял Дон Ламберти, а в шаге от него находилась... нет, не Лючия, как того следовало ожидать, а ее горничная. И если Ламберти сохранял невозмутимость, то девушка была чем-то смущена. Мерседес бросила короткий взгляд на дона, потом на темноволосую девушку, которая пыталась справится со своими эмоциями. Что, черт возьми, может связывать этих двоих? Нужно срочно поговорить с Молинаре. Непроизвольно Мерседес сжала руку дона чуть сильнее, чем следовало и заговорила с проходящей мимо знакомой, еще раз выразив свое восхищение талантом синьорины Флейм.

Праздная болтовня, не помешала Мерседес краем глаза заметить, что Ламберти, который стоял в пол оборота к зрителям покидавшим ложу, что-то сказал горничной Лючии. та едва заметно кивнула и поспешно удалилась. Происходящие длилось буквально несколько секунд и с виду не казалось достойным внимания. Но не для Мерседес. Она уже пожалела, что не присмотрелась к девушке получше по дороге в оперу. Мерседес сосредоточилась, пытаясь вспомнить ее имя, которое Лючия упоминала в машине только единожды. Клара...нет, Кьяра, точно, Кьяра. Сдержанная, хорошо воспитанная, пожалуй даже слишком хорошо, для простой горничной, учитывая ее манеры и правильную речь. Скорее всего происходит из обедневшей итальянской семьи и Терессио взял ее к себе, проявив великодушие, чтобы добавить себе баллов. Наряд вполне соответствует положению, но подобран со вкусом. Девушка красива и вполне могла заинтересовать Ламберти как мужчину, но, вряд ли хорошо воспитанная, уважающая себя и свою семью ревностная католичка (коей она несомненно была, ибо в противном случае богобоязненная Лючия не стала бы держать ее при себе) согласится на порочащую ее связь. Здесь что-то другое...
Молинаре разговаривал с консильери дона Ламберти, но немедленно повернулся к Мерседес, реагируя на ее прикосновение к своей руке:

Мерседес вежливо улыбнулась мужчинам и послушно кивнула.
Молинаре распрощался с собеседником и они покинули здание оперы.
Когда дон отдал все необходимые распоряжения своим людям насчет Лучии и они расположились в салоне автомобиля, Мерседес решила не откладывать разговор в долгий ящик и сообщила о своих подозрениях насчет Кьяры и Ламберти. Она не сомневалась, Молинаре сделает правильные выводы и распорядится полученной информацией по своему усмотрению.

Как ни странно, в голосе Молинаре звучало беспокойство и даже забота. Теперь, всякий раз оказываясь рядом с ним, Мерседес отчего-то испытывала легкое волнение.
- Совсем немножко, - тихо призналась Мерседес и чуть помедлив, добавила, - Как вам будет угодно, дон Молинаре.

Мерседес немного удивилась, когда Молинаре отвез ее не в модное место, где обычно любили отдыхать мафиозные боссы, а в небольшой уютный ресторанчик на тихой улочке. Немногочисленные посетители поспешно ретировались, когда они вошли внутрь. Хозяин был сама любезность и лично проводил дорогих гостей за лучший столик накрытый для двоих. Хотя обычно Мерседес настороженно относилась к подобным вещам, решение Молинаре провести вечер в относительном уединении пришлось ей по душе.
Мерседес села на отодвинутый для нее стул, поблагодарила за любезность и сложила ладони поверх расстеленной на коленях льняной салфетки, с затейливой вышивкой. Затем с любопытством посмотрела на сидящего напротив Молинаре. Сегодня он предстал перед ней совершенно другим. Будто скинул с плеч груз возложенной на него власти, стал обычным человеком, способным просто жить и наслаждаться каждым прожитым мгновением. В его позе не было привычного напряжения, а с лица сошло надменное высокомерное выражение. Пока дон был занят разговором с хозяином ресторана, Мерседес получила возможность безнаказанно рассматривать его красивое лицо с правильными аристократичными чертами, но быстро отвела взгляд, боясь быть застигнутой на месте преступления.

Мерседес тихо рассмеялась замечанию Молинаре, признав, что практически ничего не знает о нем , как о человеке. Деловые качества, которые он демонстрировал окружающим и аура власти, окружавшая его были лишь верхушкой айсберга. Дамиани с удивлением отметила, что , наверно, хотела бы узнать гораздо больше, о нем, настоящем.

- К сожалению, нет. - призналась Мерседес, - Но обязательно поеду на родину моего деда, когда улажу все свои дела в Нью-Йорке. Возможно там моя жизнь изменится к лучшему.

Дамиани даже не могла толком вспомнить, когда в последний раз так приятно проводила вечер. И не могла не признать, что не смотря на сложившуюся ситуацию, ей было хорошо в обществе Молинаре.
Отдав должное превосходным блюдам, Мерседес попросила хозяина передать повару свою благодарность и восхищение его мастерством. Рассмеявшись очередной шутке хозяина, она вновь посмотрела на Молинаре и встретив его откровенный взгляд, смущенно потупила взор и вполголоса поблагодарила за прекрасный вечер и напомнила о том, что ей уже пора возвращаться.

Когда авто Молинаре подъехало к дому Мерседес, он вышел и лично помог ей выбраться из салона. Дамиани вопросительно посмотрела на дона, когда он внезапно обнял ее. Прикосновение его ладоней к талии и спине было приятным и волнующим, согревая сквозь тонкую ткань от ночной прохлады. мерседес понимала, что это не правильно и так не должно быть, но глубоко внутри уже начала подниматься неуместная волна возбуждения, отчего Мерседес разозлилась на саму себя за то, что утратила обычную холодность и позволила Молинаре подобную вольность.
- А может нам не стоит все усложнять еще больше, дон Молинаре и оставить, как есть. - С губ Мерседес слетел то ли вопрос, то ли утверждение.

Неожиданное прикосновение к ее волосам, после которого тяжелая темная волна накрыла плечи почти до самой талии, его теплое спокойное дыхание у самой щеки, взгляд от которого бросило в жар... Мерседес уже ни в чем не была уверена. Не доверяла ему, а еще больше не доверяла себе.
- Доброй ночи, дон Молинаре, - спокойно ответила Мерседес, развернулась и уверенно зашагала к двери подъезда. Скрывшись за дверью, Мерседес на мгновение остановилась. Ей о многом предстоит подумать. Одно она знала наверняка. Его любовницей она не станет. Что-что, а гордость Дамиани пока не утратила.


Все еще пребывая под впечатлением от произошедшего , Мерседес быстро взбежала по ступенькам на второй этаж, открыла дверь квартиры, шагнула за порог и насторожилась. Ей даже не понадобилось включать свет, она просто знала – в комнате кто-то есть. Она всегда инстинктивно чувствовала опасность и чужое присутствие . В такие моменты реальность воспринималась совершенно по-другому, чувства обострялись до предела, от малейшего звука, едва заметного колебания воздуха могло зависеть, выживешь ты, или умрешь.
Глаза быстро привыкли к темноте, и Мерседес смогла рассмотреть в глубине комнаты тень, похожую на очертания человеческой фигуры. Извлечь нож из сумочки было секундным делом. Плохая защита от пуль, но все же лучше, чем ничего . Внутренне собравшись, Мерседес приготовилась к прыжку…
- Где ты ходишь? Мы с Флаффи уже заждались.
Звуки знакомого голоса с насмешливой ноткой заставили Дамиани расслабиться. Она стукнула раскрытой ладонью по рычагу включателя, и комната озарилась светом.
- С ума сошел. Я же могла тебя убить.
Мерседес бросила вещи на журнальный столик, устало опустилась в кресло и сбросила туфли.
- Надеюсь, тебя никто не видел? За мной по-прежнему следят.
- Я тень от тени твоей. Еще не родился тот, кто бы поймал тень.
- Ладно, хватит философии. Если ты заявился прямо сюда и не стал ждать утра, значит, для этого есть веские причины. - нетерпеливо заметила Мерседес.
- Зришь в корень. Я знаю, кто организовал покушение на твоих родителей и у меня есть неопровержимые доказательства: предсмертная записка человека, который руководил операцией и еще один живой свидетель, причастный к этому делу. Если не веришь, можем поехать к нему прямо сейчас, он все подтвердит.
- У меня нет причин тебе не верить. Просто назови имя.
Мерседес внутренне подобралась. Будто боялась того, что услышит и это окончательно разрушит ее жизнь.

- Джино Терессио.

Два коротких слова... Имя. Как приговор. Как контрольный в голову. В груди уже разливалась противная боль, а разум все еще протестовал и отказывался принять правду. Кровь хлынула в голову, ослепляя беспомощной яростью и застучала в висках в безумном ритме
Мерседес медленно поднялась с кресла, впиваясь ногтями в кожаную обивку и скрипнула зубами.
- Мерседес, ты в порядке? - сильные руки вовремя поддержали за плечи, не позволив упасть.
Не сейчас. Потом. Когда останется одна, она даст выход своей боли.
Справившись с минутной слабостью, она успокаивающе похлопала ладонью по длинным тонким пальцам, удерживающим ее предплечие.
- В полном. Я справлюсь. Спасибо, ты можешь идти. Я устала и хочу отдохнуть.

- Ты просила данные на мафиозных донов. Папка на столе. Там много интересного.

- Спасибо... Я обязательно посмотрю. Иди

Заботливые руки больше не удерживали, она неподвижно застыла и сжала челюсти...
Неслышные шаги и осторожный стук закрываемой двери за спиной. Он знал, с Мерседес спорить бесполезно. В посторонней поддержке она не нуждается. Не нуждалась никогда. Однажды она уже преодолела прошлое, преодолеет и сейчас...

Пошатываясь, словно пьяная, Мерседес подошла к столику и подняла нож. Поиграв лезвием, она выпрямилась. Зеркало отразило ее в полный рост: напряженная поза, бледное лицо, наполовину закрытое распущенными волосами. Мерседес аж перекосило от отвращения к самой себе. Как она могла? Столько лет она жила иллюзией, исполняла его приказы, благодарила его за помощь и поддержку. Ни разу, глядя в лживые глаза убийцы своих родителей, она и мысли не допускала, что скрывается за его добротой и любезностью. Со стоном, похожим на рычание раненного животного, Мерседес метнула нож в свое отражение и отвернулась, закрыв лицо руками, будто пыталась защититься от действительности.

Утирая влагу со щек, Мерседес побрела в спальню мимо зеркала, даже не замечая, что ступает босыми ногами по мелким острым осколкам. Уже не было больно. Уже не было никакого смысла...
Проходя мимо кровати, она пробежалась пальцами по шелковой шерстке дремавшего поверх покрывала Флаффи. Они так похожи. Оба больше никому не нужны. Оба слепые. Стой лишь разницей, что животное слепо от рождение, а свою слепоту Мерседес взрастила сама. Долгих тринадцать лет она видела только то, что хотела видеть, верила в то, во что хотела верить, упрямо не замечая очевидного.

В ванной она включила воду и как была, в вечернем платье, встала под обжигающие струи, впивающиеся в кожу. Не удержавшись на ногах, в изнеможении опустилась на мокрый кафель, обхватила руками прижатые к груди колени и опустила на них голову. Такой слабой и жалкой она не чувствовала себя никогда. по правде говоря, она и жалости к себе уже не чувствовала. Только пустота, выжирающая изнутри и презрение. Даже не ненависть.

Сколько так просидела, несколько минут, или несколько часов, она не знала, но в какой-то момент в голове мелькнула мысль, от которой уже невозможно было отказаться.

Даже не замечая, что оставляет мокрые дорожки на ковре, Мерседес вернулась в гостиную и опустилась на колени перед замаскированным в стене сейфом. Когда пальцы обхватили корпус любимой игрушки, стало немного легче. Нажав на предохранитель, она подняла руку. Холодная сталь прижалась к виску, а указательный палец привычно лег на курок. Всего одно движение и больше не будет больно. Больше не будет давящего ощущения вины. Только так можно избавиться от позора. Лучше сгореть в одно мгновение, чем медленно и мучительно угасать. Что может быть проще. Она столько раз делала это, когда лишала жизни других , зачастую незнакомых ей людей, выполняя особые поручения дона Джино. Взгляд упал на рваное отражение в битом зеркале. Уродливая маска, от которой не терпится избавиться. Даже молиться поздно. Господь уже не простит и не примет ее.
Сильнее сжав пальцами ствол, Мерседес закрыла глаза. Сейчас она была спокойна как никогда...

Справа раздалось жалобное мяуканье и пушистое тельце потерлось о бедро, обтянутое мокрой тканью. Флаффи проснулся. Рука Меседес напряглась и двинулась вниз. Холодная сталь прочертила дорожку от виска к подбородку. Флаффи снова мяукнул и запрыгнул на колени, царапая черное кружево вечернего платья.
Все еще сжимая в руке "беретту", Мерседес открыла глаза и прижала к груди теплый пушистый комок. Только сейчас она поняла, насколько замерзла. Непонимающе глядя на оружие, в своей ладони, она разжала негнущиеся пальцы и выпустила его из рук. Измученная и опустошенная , опустилась на пол. Как жить дальше с этой пустотой она не знала. В голове не было ни единой мысли.
Смежив веки, Мерседес забылась тревожным сном.

Очнулась Мерседес только после полудня. От долгого лежания на полу в неудобной позе все тело болезненно ныло, но она нашла в себе силы подняться и доползти до ванной...
По возвращении,действуя скорее автоматически, чем осознанно, она убрала оружие и битое стекло из гостинной и села за бумаги, добытые Шадо. Он был прав, за донами числилось много интересного. Ее подозрения подтвердились - Терессио убрал Гуэрра. Зла на "кровавого дона" она не держала. Фактически он сделал то, что должна была сделать она сама много лет назад. Стоит ли говорить об этом Молинаре - вопрос отдельный. Рано или поздно, мафиози перегрызут друг другу глотки. Сегодня днем состоялась комиссия и Мерседес логично предположила, что разделом зон влияния семьи Терессио остались довольны не все. Ничего не изменилось, если только не стало хуже.
После прочтения бумаги пришлось сжечь. Просто владеть информацией для Мерседес было достаточно. Доказательная база - дело наживное.
Это уже не ее война..
Больше в городе ей делать нечего.
Проходя мимо разбитого зеркала, Дамиани повернула голову и увидела свое отражение в уцелевшем фрагменте. На нее смотрела все та же Мерседес. Худенькая фигурка, закутанная в черный шелк, темные локоны, спадающие на плечи тяжелыми волнами, тонкие красиво изогнутые брови, четко очерченные скулы... только в больших янтарных глазах не было прежнего огня. Застывший безразличный взгляд больше не отражал ее живую независимую натуру. Ночью она не решилась спустить курок, но живее от этого не стала. В груди начала подниматься волна отвращение.
Тихо выругавшись, Мерседес чуть ли не бегом бросилась в спальню одеваться...