Карта ролевой игры "Вкус темноты. Эксперимент "Любовь""

Она выбила из него всё дыхание, сбросив на дно пропости. Нужно было получить воздух, чтобы выжить. Он судорожно вдохнул и выдохнул. Звук оказался оглушительным. Конечно, она поняла, что с ним сделала. Но Люку было плевать. Пусть осознаёт свою власть над ним. Пусть знает. Пусть наслаждается этим, пока не начнёт наслаждаться он.

Люк вздрогнул. Холодные пальцы коснулись кожи. Озябшие. Нужно их согреть. Своим дыханием. Нужно согреть всю её. Чтобы не было больше холода и ветра. Только пожар. Огонь. 
Люк потянулся за её губами, силясь поймать. Он не верил. Наверное, это галлюцинация. Или его сумасшествие перешло черту.
-Ты не настоящая...
Ладони, наконец, коснулись её плеч, тут же переместились на спину, сминая ткань одежды. Он мог её чувствовать. Разве галлюцинация может быть такой реальной? Какая уже разница?! 
Люк впился в её губы. Язык ворвался в рот, а бёдра прижались к её животу. Кровь вскипела. Милли хранила секрет. Лишь снаружи она была такой холодной. Внутри же - там было лихорадочно жарко. Язык столкнулся с её языком. Влажно и горячо. Бёдра и язык начали двигать в такт, пытаясь сымитировать то, что ему сейчас было необходимо. Кусочек металла в языке раскалился от жара её губ. Люку казалось, что он пылает. Их губы стали влажными. И где-то в глубине сознания пульсировала мысль, что Милли всё же настоящая. А значит, он не должен бросаться на неё и... Уже поздно. Уже слишком поздно.
-Ты думала, я смогу сдержаться?..
Он прижался к лбом к её лбу и внимательно посмотрел в глаза. 
-Я не смогу. Но я не возьму тебя здесь... Только в моём доме. Там очень холодно. Но тебе будет жарко. Это будет очень медленно. Так медленно, что ты сама набросишься на меня.
Это всё. Всё, что он смог сказать. Он поступил честно. Наверное. Предупредил.
Её губы влажно блестели, наталкивая на ужасные мысли. Сколько же ему нужно было от неё?.. Много. Очень много. И долго. Но сейчас Люк хотел запомнить каждый нюанс её тела. Изучить все прстрастия Милли. Всё, что ей нравится, что заставляет её стонать и кричать. А потом использовать против неё. Никогда не отпускать. Чтобы она была привязана к нему так же, как и он к ней. Этой крепкой, чуть шершавой верёвкой, обвившей его запястье. Люк чувствовал эту петлю, что Милли затянула на его шее. То ли виселица, то ли поводок. Но и это ему было не важно. Главное, что она здесь. Его яркая сверкающая бабочка, последовавшая за ним в бездну. Он не знал зачем. Главное - что она порхала над ним, вселяя надежду. Через её прозрачные крылья он мог видеть мир цветным. Больше не чёрно-белым. И самым ярким, что было в этом мире на дне пропасти, была Милдрет.
Люк поднял её вверх, заставив обхватить ногами талию. Она была такой лёгкой, совершенно невесомой. Хрупкой. Он боялся её прижимать к себе. Страшился. Но её слова эхом звучали в комнате, отражаясь от стен и врезаясь в его тело, заставляя дрожать. Из плоти и крови... Я живая... Она настоящая. Это не иллюзия. Никакая фантазия не может быть такой яркой. Такой горячей. Такой... Совершенной. Люк усадил Милли на диван, и снова прижался к её губам. Мягкие, такие горячие. У неё действительно был вкус плоти. Соблазнительной. Не фруктов или чего-то сладкого. А именно женщины. Самый сумасшедший вкус. 
Люк пытался отвлечь Милли. Пока его пальцы пытались справиться с её одеждой, пока стаскивали вниз какую-то ткань. Язык врывался в её рот, грубое и быстро, нежно касался её языка, потом губ и покидал влажную глубину. А потом снова и снова. Он представлял, как вбивается в её тело, пока едва не забыл, что хотел этим отвлечь её от своих спутанных действий. 
Наконец... Наконец, он стащил последнюю преграду ткани и пальцами ощутил горячую кожу живота. Обвёл впадинку пупка и последовал ниже. Наконец... Вот его долгожданное спиртное. Теперь он сможет напиваться допьяна. Руки дрожали от прикосновений к ней. Кожа - бархат, как крылья бабочки. Возможо ли такое? Да, с ней всё возмонжо. В пальцах покалывало, когда он приближался к своей цели. Тонкая дорожка, прочерченная от пупка вниз, к влажным горячим лепесткам плоти. 
Люк не сдержал стона, когда почувствовал, какая она там, внизу. Шелковистая влага. Пальцем надавил на клитор, опускаясь ниже, разводя в стороны набухшие складочки. Он хотел в неё. Ему. Нужно. Ворваться. Как можно глубже. Палец проник в её узкую глубину. Она такая тесная... Он вновь застонал. Одни лишь мечты о том, каково будет в ней, уничтожали всё человеческое в нём.
Люк отстранился от Милли. Он должен попробовать её, узнать, какая она на вкус там. Сейчас же. Люк медленно ввёл в Милли второй палец. Его губам нужен был вкус Милдрет. Он наклонился. Сердце колотилось, разгоняя потоки горящей огём крови. Язык коснулся нежных складок. Люк громко вдохнул. Боже... Это был чистый алкоголь, опьяняющий от одного глотка. Пирсингом прижался к набухшему клитору, начиная быстрее двигать пальцами, чтобы Милли погрузилась в то же состояние потери контроля, что и он. Не в силах больше сдерживаться, Люк быстрее вбивал пальцы в тесную глубину. Жажда её вкуса поглотила его полностью. Потеряв контроль, Люк прижался губами к лону Милли. Обхватил губами нежные складочки. И окончательно сошёл с ума...
Милли нужна ему. И она будет ему принадлежать. Он сделает всё.

Люк сходил с ума. С каждым стоном Милли. С каждым движением её бёдер. С учащением её дыхания. Но когда руки Милли легли на его голову и прижали к себе, Люк понял, что он только что переступил грань. Тонкую, словно её золотистый волос, границу. Границу между его жизнью без Милдрет, тем временем, когда он не знал её, и когда мог спокойно уйти, и жизнью, в которой навсегда будет эта женщина. Она должна принадлежать ему. Не может быть иначе. Это правильно и просто. И в этом, только в этом был смысл. 
Невозможно терпеть. Нельзя сопротивляться влечению. Получить от неё, как можно больше. Получить всё. Привязать к себе. Притянуть. Вызвать привыкание. Милдрет должна думать о нём одном. Только о нём. И всегда. Между ними не должно быть никого.
Эта странная физическая и душевная потребность в ней сродни алкогольному опьянению. И чем больше Люк получал, тем больше хотелось. С каждым прикосновением языка к лону Милли, его потребность в её вкусе росла. Люку нужно было больше. Много больше. Он хотел пить её, поглощать горячую шелковистую влагу, слушая громкие стоны.
Привязать к себе. 
Со всей отчётливостью Люк понимал, что на самом деле, это он к ней привязан - этой крепкой верёвкой, что обвивала запястье. Он привязан к Милли её стонами. Её тихим дыханием. Её холодными ладонями и невероятным запахом. Он привязан, пришит к ней, приклеен. Отодрать можно только с кожей. И даже в этом случае, он будет стремиться к ней. 
Милдрет была ярким маяком посреди солёного морского хаоса. Сияние её волос, кожи, глаз освещало его унылую серую дорогу. Но сколько бы он ни пытался, из кожи вон лез, ему не приблизиться к своему маяку. Она слишком идеальная. Между ними пропасть. Море. И лишь шершавая верёвка натянутой струной тянется над обрывом, соединяет берега. И неужели, Люк не рискнёт? Побоится пройти по этой нити? Ведь впереди его ждёт ослепительно яркий свет. Неужто он предпочтёт остаться на своей серой холодной стороне?
Пусть эта попытка погубит его. Пусть он сорвётся вниз. Но он рискнёт. Веди даже в случае его падения, рядом будут кружить цветные бабочки. Ни жизнь, ни смерть больше не будут серыми. Они будут цветыми и громкими. Шумными, как возбуждённое дыхание Милли. 
Он слишком сильно в ней нуждался. Как могло так получиться, что ему нужно было заслужить ей расположение, одобрение? За пару дней Милли стала для него настолько близкой и нужной. Ему хотелось дать ей всё лучшее, показать места, которые он любил, затащить в своё тёмное логово и беречь ото всех, любоваться своим сокровищем. 
И Милли была этим сокровищем, словно покрытая золотом. В матовом бежевом свете лампы кожа Милли сияла драгоценным металом. Капельки испарины казались золотыми песчинками. Ничего более прекрасного и возбуждающего Люк никогда не видел. Он слизнул капельку пота над пупком Милли и прижался щекой к её животу. На языке её вкус, он вдыхает её запах, а перед глазами сияние сияющая золотом кожа. Вот он - его берег. Он нашёл своё место. Оно рядом с Милли. То, чего ему так всегда не хватало - не страна, не город и не дом. Это человек. Одна единственная девушка. Сияющая. 
Люк начал медленно стягивать с неё остатки одежды. Наверное, он думал, что ослепнет от её сияния. И был к этому готов. Но Люк даже не подозревал, что увидев, какова Милли без одежды, перестанет соображать. Его разум завис. Боже, она... Она была какой-то нереальной. Люк не знал, что на свете может существовать кто-то, кому место в легендах о феях и коварных русалках, завораживающих глупых моряков. И она принадлежала ему. Почти.
Привязать. Приковать к себе. Навсегда. Безвозратно. Без шанса убежать. Не дать ей ни малейшей попытки. Даже мысли не допустить. Люк обхватил губами маленький сосок и сжал губами.
-Остальное будет у меня дома.
Голос Люка напомнил ему самому медвежье рычание. Он откинул подальше одежду Милли и потянулся за гитарой, стоящей рядом. 
Взяв гитару, он протянул её Милли:
-Сыграй мне...

Не буди дикого зверя. Не предлагай сладкого яда. 
Пусть спит он в холодной пещере. Не дари ему нежного взгляда.
Не смотри на него ласково-смело. Не дари руки нежной холода.
В этом мире всё опостылело, и нет ничего, что ему дорого.
Он давно уже умер мучительно. На могилу никто не наведается.
Он тенью бродит унылою. И волком воет под месяцем.
На все слова твои добрые, он только печально оскалится.
И рядом с его шкурой серою, ты лишь заплачешь, красавица.
Не думай, что он в одиночестве – его окружают призраки,
Над ним кружат тучей серою, над душой измываются тризнами.
Улыбка твоя печальная для него превратится в пожарище.
И голос твой нежный, как облако, накроет острыми пращами.
Оставишь его истерзанным и уйдёшь своею дорогою,
А он будет острым лезвием вскрывать свою душу горькую.

Уэльс. Кардифф. Конец 2055 года.
Да где же?! Праздник в клубе. Милли и Люк пьют на брудершафт. Кровавую Мэри. Милли на плечах у Люка. Шумный рок-концерт в Риле. Не то. Милли, прячущая лицо за сладкой розовой ватой. И Люк с огромными ушами Микки-Мауса. Лицо такое, словно всех свидетелей этого события, он собирается устранить. Мило. Но опять не то. О! А это опять его клуб. Милли на фоне огромного изображения борьбы ангела и демона. Почему-то у демона пририсованы забавные усы и козлиная бородка. Как же он тогда орал. Но и это не та фотография. 
А вот Люк с покрасневшими веками, синяками под глазами и недельной щетиной. Рядом - сердитая Милли. Следующий день после того, как он сделал ей предложение. Смотрим дальше. Вот она! Люк, устроившийся на длинной коряге на берегу холодного Северного моря. Милли - у него на коленях. Смущённо улыбающаяся, почти потерявшаяся в его огромной зелёной куртке. Ветер треплет её кудри. Холодные ладони сжаты и накрыты широкой ладонью Люка. Её прямая спина. Чуть кривоватый смазанный кадр, сделанный рукой Люка на телефон. 
Как давно это было. С того момента вечность прошла. Да какая вечность? Всего лишь четыре десятка лет. Это не много. Возможно, для морей или гор. Но не для человека. Особенно, такого, как Люк. 
-Это она? 
Девятнадцатилетний Фред унаследовал бабушкин цвет волос и дедов рост. Люк подозревал, что внук влюбил в себя всех девиц в округе. 
-Ага. - Люк вытащил фотографию из-под прозрачной плёночки и аккуратно перевернул. 
Выцветшая надпись: "Ноябрь, 2015".
-Вы же тогда только познакомились?
А вот Марк, наоборот, внешне был полной копией самого Люка. Зато характер унаследовал бабулин. Этого девчонки, наоборот, ненавидели. Чего он им только не устраивал. Хотя, Люк подозревал, что втайне они по нему вздыхали. 
-Да. Спустя десять дней после первой встречи. 
-И ты уже тогда понимал..? - Фред всклокочил шевелюру.
-Да... - Люк мечтательно вздохнул, вспоминая день, когда была сделана фотография.
-А это, что за парень? - Марк ткнул пальцем в фото, где за барной стойкой бара стоял Люк. Спиной к фотографу сидели Милли с Дином. Утро после особенно шумной ночи в клубе. Милли и Дин повернули уставшие лица к фотографу. 
-Мой бывший сосед по комнате...
Внук не дал Люку договорить.
-А ты мне одну сделать не позволяешь! 
Речь, конечно, о татуировке. Марк, успевший за свои годы насобирать все возможные и невозможные травмы, мечтал о тату. 
-Только попробуй, и лишишься глаза. Я всё ещё могу попасть в мелкую цель с двадцати метров. Глаз ведь тебе дорог?
Марк насупился, и стал похож на ребёнка. Но ведь им он и был? Или уже нет?
-У тебя самого - огромная татуха. И бабушке нравится. 
-Вот когда у тебя будет мой возраст и своя бабушка, тогда и сделаешь.
Люк вздёрнул седую бровь и пристально посмотрел на внука.
И это мальчишка ещё не знает о девятнадцати бабочках, которых он наколол на спине. Боже, сорок лет прошло! А он, как сейчас помнит. Как напился в хлам, боясь сделать Милли предложение. Пил, конечно же, Кровавую Мэри. Но без крови. Только её белые прозрачные слёзы. Как отправился к знакомому уже мастеру. Почему девятнадцать? Потому что эта дата должна была стать судьбоносной. И как потом пришёл к Милли. Спина адски болела. Казалось, что наколотые бабочки шевелят тонкими крылышками под рубашкой, толкая его в пропасть. Заплетающимся от спиртного и боли языком, Люк попросил Милли стать его женой. А на следующий день была памятная фотография. И месть Милли. Люк ухмыльнулся. Да, было что вспомнить.
-Это Нортсил? - Фред кивком головы вернул беседу к первой фотографии. - Там, где папа и дядя делали предложения? - Он улыбнулся.
-Да... Волшебное место...
Люк мечтательно прикрыл глаза и перенёсся на сорок лет назад в маленькую рыбацкую деревушку на берегу Ирландского моря.

Уэльс. Деревня Нортсил. Январь 2015 года.
Люк чувствовал себя варваром. Викингом, гунном, скифом. Всеми тремя вместе. Он чуть ли не насильно увёз Милли с собой. Не дав ей даже собраться. Просто взял её чемодан, и пока Милли наивно полагала, что возвращается обратно в Америку, купил ещё один билета до Уэлльса. Это было... Гадко. Даже для него. Не поинтересовавшись. Даже не предупредив. Это было натуральное похищение. А, плевать, что это было! Он хотел заполучить свою женщину. Хотел её навсегда себе. Разве он не заслужил? Разве не имел права обладать ею? Как там говорят? Каждому Бог создал половину. Так что плохого в том, что он хотел приклеить, наконец, свою вторую найденную половину, чтобы стать целым? И пусть навсегда останется след раскола. Пусть пожелтеет клейкий шов. Он просто станет целым. Немного покалеченным, но целым. Потому что нашёл свою давно недостающую часть. 
Это же нормальное желание. Что в этом такого? Кроме того, что украл её и теперь везёт туда, откуда не так-то легко выбраться? Да ничего. У них всё будет так.
Нортсил встретил их шумным морем и солёным ветром. В лицо летели морские слёзы, и в какой-то момент Люк понял, что дрожит не от холода, а от страха. Страшно было от того, что он не знал, что дальше. Да, он привёз Милли сюда. Но что дальше? Сейчас она увидит старую покосившуюся хижину, рыболовные сети и древнюю корягу - то, что так дорого ему. Но станет ли это дорогим ей? 
Да, ему есть, что ей предложить. Ночной клуб. Дорогие машины. Одежда. Драгоценности. Он купит всё, что она пожелает. Но пожелает ли она его душу? Такую же рваную, как эти сети. Такую же старую, как трухлявое бревно. Такую же скрипучую, как этот дом. 
Милли, утонувшая в его огромной куртке. Хрупкая. Маленькая. Солнечная. Слишком нежная. Слишком чистая. Для его грязных рук и ещё более грязной души. Он хотел её. Но это было не желание секса. Тогда что? Что ему ещё от неё надо? Не семья же с сопливой стаей детей? Или именно это? Милли. Семья. Дети. Целый мир, который они могут создать сами. Начав именно здесь. Где каждая половица, каждая доска имеют свой собственный скрип. И в этом скрипе - история. В этом скрипе бури и штормы. Моряки и длинные сети. Песни русалок и сияние песка. Белые ракушки. Гладкие камешки. И золотые волосы. 
-Я хочу тебя.
Люк прижал Милли к шершавой деревянной стене. 
-Прямо сейчас. 
Сквозь щели и прорехи врывался холодный ветер. Но почему-то Люк был уверен, что сможет согреть Милли. Сегодня ночью ей не должно быть холодно. Он сделает для этого всё. Там, в крошечной комнатке, стояла старая железная кровать с металлической сеткой и толстым матрасом, которая протяжно скрипела при малейшем движении Люка. Даже когда он просто дышал, лёжа бессонными ночами, вслушиваясь в плач мифической Банши. 
И вот теперь та Банши, что много лет подряд плакала под его окном, стала реальной. Наконец, она вошла в его дом. Шторм начинал зарождаться где-то в сердце моря. Хлипкая хижина на берегу едва могла сопротивляться стихии. И в этом была прелесть этого места. ТЫ как будто оказывался в эпицентре бури. Но сегодня Люк был не один. Рядом стояла испуганная Милли, и только от него зависело, убежит она после этой ночи или останется с ним навсегда.
-Не бойся…
Он начал медленно расстёгивать куртку, стаскивать с Милли тёплую одежду. В смутном свете единственного светильника Милли и вправду казалась каким-то нереальным мифическим существом. Наверное, она пришла из глубины веков, чтобы покарать Люка за все его грехи. В наказание. Она утащит его в свой волшебный край и отдаст на растерзание духам и призракам, а сама уйдёт за очередной жертвой. Но Люк постарается, чтобы его она запомнила. Чтобы никто дугой, кого она потом будет очаровывать, не мог завладеть её мыслями. Чтобы, глядя на других, она видела только его.
Пусть отпустит себя, пусть будет такой, какой хочет быть. Настоящей.
Люк медленно наклонился и коснулся губ Милли. Язык скользнул по нежным губам, умоляя пусть внутрь, и когда она приоткрыла губы, медленно устремился туда. Её язык был гладким и горячим, встречая Люка на полпути. Сумасшедшее желание прикасаться к ней, пробовать на вкус, оставлять на её коже следы завладевало Люком с каждой секундой.
Но только если пообещаешь остаться со мной. Хотя бы на сегодня. И, пожалуйста, не смотри на меня так…
Так она сказала несколько часов в тихой комнате. Эти слова бились в памяти Люка шелестом крыльев бабочек. Она просила его остаться. Не прогоняла. И, возможно, считала, что он захочет уйти. Наивная. Единственное он не мог исполнить в её просьбе – не смотреть на неё. как будто она просила у него что-то противоестественное. Не смотреть? Не запоминать? Ему нужно было видеть каждую эмоцию на её нежном лице. Нужно не просто для того, чтобы запомнить и представлять, когда она решит убежать от него. Нет, совсем не для этого. Ему необходимо было видеть, что Милли нравится всё, что он делает. Что это доставляет ей удовольствие. Что она хочет повторения и продолжения. Словно, это было молчаливым доказательством того, что ему ест место в её жизни.
Уже сейчас, едва прикоснувшись к ней, он испытывал болезненное, но, ни с чем несравнимое удовольствие. Её золотистая кожа была пронизана тысячами оголённых проводов, которые жалили Люка своими укусами, распространяя по всему телу мучительные импульсы, которыми он наслаждался. Наркоман. Вот, кем он был. Попробовав на острове Милли, узнав её вкус, он хотел этого снова. Но хотел так, чтобы видеть и слышать. Видеть - её эмоции. Слышать – её стоны.
Он раздел её, обнажая каждый сантиметр кожи, любуясь маленьким телом, которое теперь полностью в его власти. Даже не верится, что за такой хрупкой оболочкой, скрывается кто-то, способный дать ему отпор.
Я хочу знать, что тебе нравится. Как тебя ласкать?
Люк раздел Милли и поднял её на руки, заставив обхватить бёдрами его талию. Она была такой лёгкой, почти невесомой. Шторм снаружи разыгрался с новой силой, требуя вернуть похищенную Банши. Но Люк крепко сжал свою добычу, готовый противостоять стихии, каждому, кто попытается отобрать её у него. Пальцы оставляли красные следы на нежных бёдрах, и это почему-то возбуждало его ещё больше. Не дойдя до кровати, он прижался губами к маленькому тугому соску, рукой накрыл другую грудь и крепко сжал. Язык прошёлся по бархатистой вершинке. Зубы легонько сжали.
-Так тебе нравится?
Он отстранился лишь на секунду, чтобы задать хриплый вопросы, и тут же вернулся к груди. Втянул в рот сосок, начал посасывать его, обводя языком, наслаждаясь жаром и мягкостью кожи. Её аромат нельзя было сравнить ни с чем. Мучительное возбуждение, затопившее все вены, доставляло боль. От вкуса Милли, от её аромата, агония лишь усиливалась. Люк никогда не испытывал ничего подобного. Разница была лишь в том, что сейчас всё происходит именно с тем человеком, которого он так долго искал.
Он принялся мучить другой сосок, впитывая стоны Милли, её шумное дыхание. Как быстро ему станет этого мало? Как скоро он захочет чего-то большего? Сколько сможет ещё вытерпеть, балансируя на тонкой нити, натянутой над пропастью? Его плоть рвалась погрузиться в Милли, стать с ней единым целым, частью чего-то целого. Отпустить её, даже сейчас, значило обречь самого себя на мучения. А Люк больше не хотел мучиться. Ему надоели кошмары, наполненные прошлым, приступы паники с наползающей тьмой. Ему хотелось настоящего. Хотелось жить. Но без Милли эта жизнь казалась пустой. Впервые в жизни, он ощущал, что всё происходит правильно. Его чувства, инстинкты, интуиция нестройным хором кричали, что сейчас всё правильно. Всё так, как он хоел, боясь мечтать об этом, не позволяя думать.
Рядом была женщина, которую он ждал, которую искал, даже не подозревая об этом. У неё был поразительный вкус – моря и солнца. Кожа была бархатистой, как нежные крылья бабочек. Волосы сияли бликами на воде. Но даже это отступало на второй план, когда Люк понимал, что не вызывает у неё отвращения. Что не смотря на всю его грубость и жестокость, она приняла его. Приняла именно таким.
И она хотела, чтобы он остался.
Но только если пообещаешь остаться со мной.
Разве мог он не остаться? Разве мог уйти? Куда? Его путь окончился у этой пропасти. И путь лишь один: вниз. Потому что без неё он уже никак.
Люк отстранился от Милли и впился взглядом в её глаза. Как будто в её взгляде был ответ на все мучившие его вопросы. А так и было. Она сама была ответом. Чёрт возьми! Он слишком много думает там, где нужно действовать. Он мучается вопросом, захочет ли Милли уйти, вместо того, чтобы попытаться привязать её к себе любыми доступными способами.
Подняв Милли ещё выше, удерживая на руках её хрупкую фигуру, Люк прижался губами к нежному животу, лизнул впадинку пупка.
-Ты моя.
Он впился в её губы жадным эгоистичным поцелуем. Им двигало желание получить себе вкус Милли, узнать все её секреты. Двумя пальцами он вошёл во влажную глубину её тела, застонав прямо в губы Милли. Удерживая её на себе, обвив рукой тонкую талию, Люк насаживал Милдрет на свои пальцы, заставляя принять их так глубоко, как она может. Чем-то сродни сумасшествию было чувствовать, какая она тесная и влажная. Капельки смазки стремились по ладони, и ему было не стерпеть желания вновь почувствовать её вкус.
Люк уложил Милли на кровать, нависнув над ней. В окно бился ветер, швыряя пригоршни песка. Этот звук заглушал всё. Но Люк хотел слышать лишь стоны Милли. Он сполз по её телу вниз. Остановившись между бёдер. Вновь погрузил в её лоно пальцы, разведя их в стороны, и лизнул набухшую плоть. Ничто не сравнится с её вкусом. Никто не сможет быть подобным ей. Люк посасывал нежные складочки, изнемогая от желания погрузиться в неё.
Сколько уже можно терпеть? Он кое-как стянул с себя рубашку, расстегнул джинсы. Обхватив член ладонью, прижал головку к влажному входу в её лоно. Губы вновь оказались вблизи от её губ. Люк наблюдал за её ротм, припухшими, покрасневшими губами, которые хотел измучить своими поцелуями. Делясь с Милли её же вкусом, давая ей почувствовать, какая она невероятная, Люк медленно вошёл в неё. Это было короткое осторожное движение. В тесную горячую глубину её тела. Его пронзило наслаждение, желание большего, боль от того, как крепко она его сжала. А он ведь даже не вошёл в неё. Медленно и осторожно Люк продвинулся дальше, заполняя пространство комнаты своим громким стоном. Это было мучительно. Непередаваемо мучительно и прекрасно.
Замерев на мгновение, Люк сжал ладонь Милли.
-Смотри мне в глаза.
И как только она ответила на его взгляд, резко ворвался в её тело. До упора, до основания. А дальше он словно сорвался с цепи. Рваный ритм его движений, то быстрых, т медленных, невозможно было контролировать. Сжав пальцами бёдра Милли, он то в сумасшедшем темпе вбивался в её тело, то двигался медленно, как будто из последних сил. Затем снова быстрее, пока трение не становилось болезненным. И вновь медленно. Скользнув пальцем по клитору Милли, он начал нежно ласкать его, обводить, слегка надавливать. С каждым толчком, он чувствовал, что она всё крепче сжимает его.
Милли вскрикнула. Она сжала его до мучительной агонии, заставляя нырнуть в безумие. Сокращение её ышц толкнуло Люка в бездну.
И пока он туда летел, в ушах стоял шелест крыльев миллионов бабочек.


Буря снаружи утихла лишь под утро. Шторм закончился, оставив на берегу водоросли, ракушки и щепки. Солнце пряталось за тучами, но оно было и ненужно. Ведь у Люка было своё собственное. Яркая, ослепительно яркая и горячая звезда. Раскалённое светило, что могло сжечь его. Он смотрел на Милли, на её спутавшиеся волосы, на искусанные губы и кожу, покрытую едва заметными алыми отметинами. Её голова покоилась на его плече. Она тихо дышала, рассматривая сон, который Люк желал подсмотреть. Ему хотелось прокрасться в её мысли, и узнать, о чём она сейчас грезит. Быть может, в её сновидении есть место и для него? Ну а если нет, то он предпримет ещё сотни попыток, чтобы стать частым гостем в её грёзах.
Ярким цветным пятном выделялись бумажные бабочки, что лежали у изголовья кровати. Люк осторожно потянулся, отчего металлическая сетка заскрипела, и взял шершавую бечёвку. Изловчившись, Люк осторожно, чтобы не разбудить уставшую Милли, сжал её ладонь, и обвязал нитью их запястья. Он туго затянул узелок, и когда Милли, всё же открыла глаза и сонно взглянула на их руки, прошептал:
-Теперь мы связаны.

Уэльс. Кардифф. Конец 2055 года.
Всё это так отчётливо промелькнуло перед глазами Люка, словно было вчера. Он во всех подробностях помнил, как потом они пошли на берег, смотреть на море, как Милли удивлённо рассматривала последствия шторма, и как потом они сфотографировались, сидя на коряге. Да, как будто вчера…
Громкий смех третьего внука – Криса, вернул старика в настоящее. Шестилетний мальчик бегал по комнате с игрушечным самолётом, мешая взрослым накрывать на стол. Огромная ёлка покачнулась, когда юный лётчик выполнил очередной манёвр в опасной близости от неё.
-Эй, Крис, осторожней! – Фред и Марк бросились к брату, чтобы уберечь того от очередного столкновения с препятствием.
Люк поднялся из кресла и, прихрамывая, отправился помогать ребятне. Его Милли, несла в руках огромное блюдо, наполненное экзотическим угощением. Встретившись с ним взглядом, она подмигнула и водрузила поднос на краешек стола. Люк остановился, прикованный к ней взглядом. Странно, но даже сейчас, спустя почти сорок лет, он видел перед собой дерзкую девчонку, напоившую его с ног до головы коктейлем. Как она тогда сказала: «И с чем уходишь отсюда? Со щитом? На щите?»
Тогда он не знал, что ответить. Но сейчас, будучи дряхлым стариком, ответ был прост и ясен: он уходил оттуда с Милли. С человеком, который вытащил его жизнь из сточной ямы. Она отмыла эту жизнь, накормила и обогрела. Она показала совершенно искалеченному Люку, что такое радость, что такое счастье.
Она подарило ему всё это: двух сыновей, трёх внуков, праздничный стол, огромную сверкающую ёлку и много-много морщин от улыбок и смеха.
Наверное, не удивительно, что он видел перед собой ту, юную Милли, которая так храбро вступила в бой, и которой он в итоге проиграл. Эх, Люк! Засранец! Ты чертовский удачливый парень. «Старик» - поправил он себя. Чертовски удачливый старик.
-А это ещё что такое? – Фред сунул свой любопытный нос в блюдо с арбузом и принюхался.
-А этой, мой мальчик, особое блюдо, - Люк взглянул на свою жену и широко ей улыбнулся. – Блюдо, благодаря которому, все мальчики в нашей семье, становятся настоящими мужчинами!