Карта ролевой игры "Забытый мир"

Чуйствую себя Вьюным Ромеео))))
Селеночка

Главное не ночным бросайся, Рыжуля) Остальные я переживу)))

На балконе больше нет цветов - какое облегчение.
- Я уже видел вашу маменьку и нисколько не сомневаюсь, что здесь может быть опасно. Но остров гуляет, Печально сидеть дома, когда вокруг столько интересного. - отвечаю. Я опять же очень интересный - меня можно рассматривать и даже щупать, я не буду возражать. - Думаю про себя, следя за тем, как Малышка улыбается.
- Я пришел вас ... украсть. На Острове есть традиция воровать молодых симпатичных дев с рыжими волосами. Ее нельзя игнорировать - за это накажут боги. - Осматриваюсь вокруг, надеясь, что нас не заметили. - Спускайтесь ко мне. Обещаю вести себя прилично.
Птичка отходит от края балкона, и я не могу уже ее видеть. Надеюсь, она не пошла за очередным снарядом. Надо было завещать свое тело науке.
Снова выглядывает быстро, по лицу не определить, согласна она или нет.
- Вы любите томить мужчин ожиданием?

* одел каску*

И жду. Надеясь, что в сумерках меня не видно. А в саду нет голодных собак, желающих покормиться свежим рабом. Рыжуля исчезает из виду. Постоянно кидаю взгляды на балкон. Уже прикидывая высоту и возможность туда забраться. Как слышу позади себя.



Еще раз понимаю, какая она малышка – головка на уровне моего плеча. Раскрасневшиеся щечки, чуть растрепанные косы и пухлые губки. Да простят меня боги, надо уходить из этого сада, пока не сделал то, что советует мне сделать нижняя часть тела, в первых же кустах.

Подхожу ближе на пару шагов. Смотрю на личико и убираю прядку волос за ее ушко.

- На Острове Греха очень горячие ночи. И не только из-за жары. - Улыбаюсь Рыжульке. - Как ваша Госпожа, надеюсь, в здравии? Если нужно еще раз снять корсет - только позовите.

Слышу шаги по саду и, взяв ее ладошку в свою, отвожу в сторону - где больше тени.

- Боюсь, что если мы еще хоть чуть-чуть задержимся здесь, мой план по захвату вас не совершится. И ваша маменька, много лет ей здоровой жизни, совершит надо мной еще один очень популярный обряд на острове Греха.

Кастрации - добавляю про себя. И ловлю на себя вопросительный взгляд.

Не знаю, насколько будет уместно говорить девице о том, чего я так боюсь лишиться. Да и не люблю я об этом говорить - лучше показывать.

- Вас не кинутся искать? На улицах идут гулянья. Я могу показать вам Остров. Если вы выведите меня отсюда живым и не покалеченным.

Чето я посмотрел на торги и решил песенку кинуть. Безликие ) танцуем))

Мне нравится ее чуть восторженный взгляд. Где-то по спине пробегает холодок вместе с мыслью, что пользоваться столь наивной девочкой было бы нечестно. Но вечер настолько хорош, да и где как не на Грехе совершаются сделки с совестью? Облизываю рот, смотря на ее губы, поправляя рукой золотистые волосики. От Малышки веет таким количеством свободы, что кажется, сейчас убежит, и не было ее рядом. Думаю, я заслужил немного... свободы.

Беру ручку рыженькой. Уж не зная, как ее выводить отсюда, но где наша не пропадала. Подкоп сделаю.



Силена... Запоминаю имя рыженькой. Та оборачивается на голос и, испуганно хлопая ресничками, говорит:



– Будем обороняться. – Смеюсь и выхожу на свет.

Склоняю голову в знак почтения. Рассматривая госпожу и улыбаюсь от уха хо уха.

– Я вижу вам полегчало... Госпожа?

– Полегчало, – отвечает, глядя на меня и на Малышку, что встала за мной и выглядывает из-за моего плеча. – И куда вы собрались в столь поздний час?

Обращается больше к Селене, чем ко мне. Чувствую, как ее пальчики сжимают мою руку, которую убрал за спину, и отвечаю за нее:

– Остров славится отсутствием ночей. Здесь все самое интересное происходит именно в темноте.

Вижу, что у подруги Селены зажигаются глаза. Позади нее кряхтит слуга, напоминая о своем присутствии.

– И что можно найти на острове для развлечения?

– Театры, рынки, чайные, – начинаю перечислять все, что может заинтересовать деву.

Та быстро качает головой:

– Это все я могу найти сама. Куда пойти развлечься?

Улыбаюсь в ответ и говорю чтобы шла к «Хвостатому».

Уж что-что, а там развлечься можно.

Через пару минут мы уже выходим через черные ворота – для слуг. Веду за собой Селену, и слышу, как слуга отговаривает Вторую девицу от задуманного развлечения:

– Убийцы, воры – всякий сброд, что вам делать там, госпожа? – Да только, кажется, та его вовсе не слышит, а шаг ее становится все тверже.

Пройдя подальше и обходя стражу, что начала свой караул. Киваю еще раз на прощание и слышу:

– Если Селены не будет в шесть в своей кровати, ее мать доведет до сумасшествия любого Безликого на это острове. Поэтому в ваших же интересах вернуть ее в целости и сохранности. – Говорит сдержанно, но в голосе читается легкая угроза.

Селена вздыхает чуть раздражено и крепче берет меня за руку. И кивает подруге.

– А теперь пошли скорей... – говорю малышке, а когда та чуть приподнимает брови домиком, добавляю.... – не спрашивай, куда. Я тебя украл.


Как когда-то, очень хочется казаться лучше. Больше и мудрее. Да этого не нужно. Селена идет рядом. И на каждый мой шаг делает три своих. Я уже понимаю, что задумываться о том, что дева, может быть, не понимает, во что ввязалась, не стоит. Она хотела приключений. Она их получит. Сколько дев приезжает на Остров Греха в ожидании чего-то, что никогда не получат на своем родном острове. Частенько расплачиваются за это... Так почему не подарить кусочек счастья себе и ей. Она сжимает в руках корзину с пропитанием, отчего кажется еще меньше. И каждый раз, когда оборачиваюсь к ней, улыбаюсь.

Возле каналов, что идут вдоль второй ступени, почти касаясь своими руками садов безликих, стоят лодочники, уже пьяные и довольные сегодняшним днем. Напиваясь за хозяев острова и расплачиваясь за вино теми монетами, что брали в три дорога с гостей острова. Лодки стоят тут, привязанные к деревянным помостам. И за ними уже никто не смотрит. Запрыгиваю в одну такую и, взяв за талию малышку, ставлю ее в лодочку. Та раскачивается, и Рыженькая чуть не падает. Быстро присаживается. Мимо проходят стражники. И я пригибаясь вместе с ней. Подношу палец к ее рту, показывая, чтобы вела себя тише:

– Мы воруем лодку, – шепотом говорю, видя, как расширяются ее глаза, и тут же загораются восторгом.

Отвязываю канат. И отталкиваю веслом лодку от бортика. Та тихо отплывает и скользит по волнам. Вокруг все словно замирает, пока плывем по каналу под мосточками.

– И откуда же ты прибыла, смелая девочка? – спрашиваю спутницу. Та поправляет платье на коленках, а я тут же представляю, какие у нее ножки под всеми этими юбками. Весла поднимаю, чтоб высушить. И присаживаюсь напротив малышки. Рука забирается в корзину и выуживает оттуда флакон с вином. Пробка летит в воду. А я пью из горла. Отличное вино... Не обманул торговец. Протягиваю бутылку малышке...– Смелей... хуже уже не будет...

Вечер – ночь. Каналы о. Греха.



Имя...

Придвигаюсь к Рыженькой еще ближе, отчего лодочка покачивается, предупреждая о своей хрупкости. Могу рассмотреть глазки, блестящие, как блестят глаза в юности, когда идешь навстречу приключениям. Пальчики, что лежат у нее на коленках. Отпиваю еще вина из кувшина и, облизав губы, дотрагиваюсь до одного, пробегаясь по нежной коже и вокруг костяшек.

– А давай без имен? Так приключение будет еще интересней? Да какой приличный вор назовет свое имя? Имена им придумываю люди. – Говорю, уже смотря на личико, на губки...

Хмурится и, следя за движениями моих пальцев, поворачивает руку ладошкой вверх.

– Дашь мне имя сама... в честь моих злодеяний?

– Каких злодеяний?

Улыбаясь и наклоняясь к ее ротику, останавливаюсь на расстоянии дыхания от розовых губок. Смотрит на меня. Язычок открывает ротик, пробегаясь от уголка к уголку.

Кувшин с вином падает на деревянное дно, не удержавшись там, когда я его ставлю, чтобы не мешал. Из узкого горлышка льется пьянящая жидкость, и только запах от сладкого вина ударяет в нос, говоря о потерянном удовольствии.

Но ротик ее… губки и язычок куда слаще.
Только сначала касался сам, накрывая щеку ладонью. Покоя вторую в ее пальцах. Как тот, кто долго не пил, большими глотками пьет воду, так же и я касаюсь ее рта. Вбирая все больше и больше. Уже не зная, желая напугать или урвать побольше ее вкуса. Не отрывая губ, смотрю в ее глаза, вижу, как распахиваются они от удивления и закрываются от удовольствия. Почти ощущаю касание ее ресниц на своих щеках и хочу еще больше, когда чувствую, как она кладет свои руки мне на плечи и пальцами накрывает шею и затылок, придвигаясь ближе вместе с тем. Сбавляю темп, чтобы сама... сама касалась... сама лизала... сама изучала... Стону ей в рот с рыком, когда понимаю, что отдается с такой готовностью, что где-то внутри становится больно.

Отрываюсь от ее нее, облизывая рот, как после вина.

– Надеюсь, таких злодеяний будет больше... – говорю, проводя пальцем по ее губам.

– А как мне тебя называть?

Выдыхаю, раздумывая. Обнимаю ее за шейку рукой... Не хочу, чтобы называла Безымянным.

– Назови Своим..

– Своим?

– Твоим...

– Моим...

Улыбается улыбкой ребенка. Щелкаю ее по носу. Ее возмущенный возглас закрываю следующим поцелуем.


Варрава не зря любит печеные моллюски. Они безмерно хороши... Так же уверен, Орвику бы пришлись по вкусу жареные орехи да сливочный сыр. Рыженькая облизывала пальцы от меда, смотря на меня и посмеиваясь, а я думал о том, как эти губки обхватывают совсем другие части тела. После меда ее язычок был еще слаще. Лодочку оставили у борта в одном из кварталов второй ступени. И на днище его валялся кувшин вина, да голубая лента, слетевшая с рыжих волос.

Рассвет увидели в толпе бродящих музыкантов. Таких, что ходят от улочки к улочке каждую ночь. На лицах их разноцветные маски – ирония над масками Безликих. Яркие мячики в руках жонглеров прыгают в воздух как живые. Вокруг суета. Она кружится и смеется в этой толпе. А я прижимаю ее к себе каждый раз, когда поймаю, чтобы вновь поцеловать...

Последний самый долгий уже возле ее дома. Не прощаясь... Не знаю, смогу ли выбраться еще раз. Но в толпе танцоров видел моряков с «Перитона». Значит, корабль прибыл в порт. Там же назначаю Селене встречу к обеду.

– Может быть, к этому времени придумаешь мне имя?

– За злодеяния?

– За них.

Последнее касание губ друг к другу. Ее улыбка.

Она скрывается во дворе, и кажется, с маленькой рыжулей пропадает и ощущение свободы.

Сладкая я тут подумал.. а сколько тебе годиков?))
И... есть ли на О Греха статья за развращение маленьких, рыжих девочек?)
Орвик... ты точно знаешь . есть - нет?
Изя?? колитесь))))



Мне страшно представить какая защита может быть в фэнтези игре..

Рыжуль, может нафиг? Мож как нить так.. ну так)))

Утро – день.

Полуденное солнце палит так, что кажется, хочет содрать кожу со всех, к кому прикасаются его лучи. И не трогают его кровавые дары, что несут Гладиаторы на арене. Даже не будучи там, чувствую, как пропитался воздух дикой, животной силой. Словно ветер несет с Арены запах крови и клич восторга толпы, когда на песке умирает новая жертва. И болезнью несет во все дворы, улицы и дома – заражая людей болезненным восторгом.

Дом Понирос тоже захватила эта страсть. Хотя чему удивляться, учитывая, кто хозяин сего дома.

Рабы да слуги суетились с утра. Уже в домашних термах, где купались черновые, отскабливая от тела грязь – слышно было шепот: делали ставки, мечтая наживаться. Кто по крупному – кто, не желая рисковать, делал меленькие. После обеда всех отпустили в честь праздника. Со словами, чтоб не позорили имя дома. Посмотрев на мужскую половину и их бодрое настроение, сомнений никто не выразил: не посрамят они имя дома, особенно в домах терпимости.

Пристань

На пристани, как ни странно, тихо. Торговцы разгрузили товар, матросы и гости города, видимо, тоже делали ставки и веселились кто где. Те, что остались на кораблях для охраны груза выглядывали, да смотрели, не идут ли их сменить, дабы самим выйти на сушу. «Перитон» стоял там же, и найти его не составило труда. Посудину я узнаю из тысячи – то, что было твоим домом на протяжении не одного года – запоминается надолго. Только сейчас почему-то корабль казался меньше, чем тогда. Говорят, так всегда бывает – когда сравниваешь свои ощущение в старом доме, когда возвращаешься обратно. Стоя недалеко от него, ждал Рыжулю, надеясь, что та найдет меня по тем указателям, которые я ей дал. И не заплутает на улицах города. Да и сможет вырваться от матушки своей. Что-то мне подсказывало, от зоркого ока которой вырваться не так и просто.

Начинал нервничать, когда даже спустя час ее не было не месте. Только ладошки, которые нежной пеленой легли на глаза, расслабили плечи. И вопрос «Угадай кто?» вызвал улыбку. Накрываю ее руки своими, поворачиваюсь к ней и тут же целую в нос.

– Придумала имя?

Качает головой и тянется всем телом ко мне:

– Мне больше нравится называть тебя Своим.

По деревянным рейкам поднимаюсь на палубу «Перитона», держа ее за собой, чтобы не испугалась и не упала. Крепко держит руку в ответ, осматриваясь.

На корабле встречают матросы, сначала не признав – да и, наверно, больше заинтересовавшись не моей рожей, а ликом Рыжули. Пока самый старший моряк – которого помню еще по прежним годам, не хохотнет и не ударит по моим плечам. В знак приветствия.

Лиама, конечно же, нет на месте. Кто бы удивился. Поди, всех баб на острове уже перещупал. Говорю, что надо забрать какие-то вещи из его каюты. И ловля взгляд матроса сначала на Рыжуле, потом на мне, вижу, как растягивается его беззубая улыбка:

– Ты еще помнишь, где каюта капитана? – спрашивает, все также таращась на Селену.

Киваю, желая поскорей увести ее от этого взгляда подальше. И когда поворачиваюсь спиной, слышу: «Простыни там только потом замени – Лиам не любит спать на простынях, на которых блудил не он».

Сжимаю челюсть в диком желании ударить в ответ на сальную шутку...

В каюте полу-темень. И старые вещи тут лежат на тех же местах, что и прежде. Карты на столе. Книги, их покупал отец Лиама, каждый раз причаливая к берегу, вызывая тем самым непонимание у команды.

Смотрю на Ружулю, вижу, что щечки ее покраснели и вижу неловкость, что сковала ее тело. Поднимаю личико за подбородок и улыбаюсь. Та впервые отводит глаза. Сглатываю появившийся в горле комок, понимая, что ей, должно быть, неудобно быть здесь:

– Я сейчас вещи отсюда заберу, и мы сможем пойти гулять. Добро? – дожидаюсь ее кивка и подхожу к койке. Там под ней сундуки. Порывшись внутри, нахожу нужный и, быстро открыв его, проверяю, все ли на месте. Знаю, что доверять Лиаму могу, как самому себе. Да и если бы на этом сундуке живого места не осталось, был бы не в обиде. Не так дорого мне его содержимое. Отголоски прошлого, не больше. Другое дело, что имеют они сейчас ой какую ценность. Сундук закрывается. А я смотрю на рыженькую, та осматривается вокруг, стоит ко мне спиной. Вдруг кажется такой тихой, но яркой, как солнечный зайчик. Привлекаю к себе внимание, подойдя сзади и нагибаясь к шейке, чтобы потереться там носом о кожу. И сразу же запечатлеть там же поцелуй. Руки ложатся на плечики, желая чтобы расслабилась.

– Испугалась, что действительно украду? – спрашиваю на ушко.

Девочка)))))) ты заставляешь меня краснеть..... Я этого не делал лет сто))))
РомЕооо пишет ответ

Пристань.

Я бы не смог, - думаю про себя, когда поворачивается и тянется ко мне.
Пахом прижимаясь к ее животику, чтоб понимала как сильно я хотел бы ее... украсть. Руки проходят по плечам, переходя на талию и назад по спинке к попке, сжимая ее через платье и слой юбок, приподнимая еще ближе к себе. Слушаю как журчит ее голос совсем рядом. Тихо, но возбуждающе. И сочетает столько граней в себе от легкой хрипотцы до звонкости.  И уже не кажется она мне  маленькой девочкой. Предъявляю какой женщиной она будет лет через пять. и отвожу эти мысли от себя. Не хочу думать с кем она будет тогда - ведь давно зарекся не думать о будущем. Тем более не хочу думать о том будущем где нет меня.

- Это смотря как их совращать, - отвечаю почти в губы.
Отстраняется резко и хмурится:
- А есть опыт? - говорит чуть ревностно...
Смеюсь и отхожу к двери, чтобы запереть ее. Поворачиваясь к Силене облокотившись спиной, для подстраховки не желая чтобы мешали. Смотрю внимательно на Рыжее чудо понимая, что если сейчас будет хоть доля того, что вертится у меня в голове, то надо запомнить ее именно такой.
- Хочу тебя рассмотреть...- выдыхаю, чтобы сдержать возбуждение, уже представляя ее обнаженной. Взгляд останавливается на завязках её платья, вижу, что под ним только тонкая сорочка... - Снимешь его?

Пристань.

Нерешительные действия вместо ответа. Пальчики пробегают по веревкам корсажа. И тот падает куда-то на пол. С одного плеча слетает тонкая лямка сорочки, почти оголяя грудь, обнаженность показывает хрупкость той, что стоит передо мной. Лицо почти скрыто волосами, и приподнимая его, вижу ее ранимый взгляд. Распрямляет плечи, и сорочка, что держалась на соске, слетает еще ниже. В два шага подхожу к ней, желая накрыть собой и спрятать эту хрупкую девочку в руках. Поднимаю ее лицо пальцами за подбородок. Смотрит на меня… в ответ на ее взгляд, полный доверия хочется вывести ее отсюда и увести домой. К нянькам, к мамках, куда угодно, но подальше от себя. Вместо этого касаюсь губами рта.

Язык проникает в рот, а пальцы – под тонкую ткань рубахи, наконец, касаясь соска и накрывая маленькую грудку. Дрожит и тянется ко мне. Руками на плечи, чую как сжимает, словно в горсть хватая кожу, и выдыхает прерывисто, когда провожу по соску пальцами.

Проводит по рукам, пока под рубахой не наткнется на обод, и замирает там на секунду. Прерываю поцелуй, прикасаясь лбом ко лбу, и смотрю в глаза, в которых застыл вопрос.

– Это метка раба – говорю ей в рот. Почти убираю руку с ее груди...

– Ты раб?

Говорю чистую правду....

– Нет...

И жду, поверит ли...

Порт... Рядом с Рыжулей )


Вместе с моим выдохом. Только сейчас понимая, как важен был именно такой ее ответ. Прижимается тут же снова ко мне. Ластится, как котенок. Слежу за ее пальцами, когда они пробегают по пуговицам рубахи. Вижу мелкую дрожь на кончиках, когда замирает у каждой и пытается как можно скорей расстегнуть непослушные. Не смотрит на меня. А я и сам боюсь коснуться ее и сдвинуть руку хоть на чуток. Не желая спугнуть, как можно спугнуть бабочку, когда та садится на ладонь.

Четко чувствуя удары своего сердца всем телом, когда ладони ее ложатся на мою грудь и проводят по коже теплым прикосновением. Утыкается в меня носом, тесно прижимаясь, и шепчет ели слышно...



Закрываю глаза. Сдерживая на языке имя богов...

На острове Царей есть легенда, что первые полукровки пошли от древних богов. Которые сходились с людьми. Но есть те, кто верит, что первым соблазнила человека именно женщина. И, о боги. теперь у меня нет сомнений, что это было именно так.

Беру ее пальчики в ладонь, поднося к своему рту, и целую средний, указательный в подушечки. Виски разрывает от возбуждения. А я чуть отстраняюсь, пропуская между телами воздух. И поддев лямку сорочки на втором плече, опускаю ее с него, обнажая ее тело по пояс. Смотрю на грудки, маленькие с твердыми сосками, облизывая губы. Всем нутром ощущая то, как она красива. Красота может вызывать боль – стискивая где-то в животе невидимые нити в кулак. И кажется, такая боль может разорвать меня напополам. Накрываю каждую грудь руками. По центру ладоней ее соски царапают кожу. Она постанывает от касаний. А я опускаюсь на колени пред ней, не отводя взгляда от ее лица. Руки кладет на мои плечи, смотрит непонимающе, когда мои пробираются к ней под юбки накрывая бедра через белье. Утыкаюсь носом внизу ее живота в нетерпении. Находя завязки белья и скатывая его вниз, пока не упадет оно на пол, а я не дотронусь до уже обнаженной кожи.

Что ей делать....

– Будешь моей? – поднимая юбки как можно выше. Смотрю, как обнажаются коленки и ножки. Переступает через белье, что капканом держало тонкие щиколотки. Оставаясь только в легких туфельках да в ворохе юбок. Поднимаю их еще выше, касаясь губами кожу над коленками и бедер. Вверх ртом, пока не уткнусь в лобок в рыжих кудряшках. Вдыхая там ее аромат, стараясь закопаться в нем, все тесней прижимаясь лицом к коже, удерживая ее за бедра. Юбки мешаются, наваливаются сверху. Заставляю взять края в ручки. И пропускаю между ножек свою ладонь, ребром вжимаясь в уже влажное тело. Отрываясь на секунду от нее и, смотря вверх на раскрасневшееся личико, прошу:

– Закинь мне ножку на плечо.

Хистон восхищаюсь твоей храбростью. Я бы так не смог сыграть.

Ребят, отличная игра. ))))