Карта ролевой игры "Забытый мир"

мои тоже входят в число неприятных?

в этом я с Вами весьма солидарен, миледи

Что бы вы понимали о поднятии боевого духа, миледи, простите...
Когда вы теряете близких, даже такому сильному мужчине, как я. нужно просто забыться. Напиться или что-то иное.
Я там вусмерть напился и ничего более. А девы лорда просто спать уложили... а вы сразу на конюшню, приключений... Оно вам надо? Пойдемте лучше в саду погуляем - там птицы поют, цветочки, розы. Вы мне расскажете кое-что... Может, и я на что сгожусь...

Внимательно смотрит на Лорда Севера и внимает


повторяет жест лорда




*достает из недр одежды блокнот и перо, записует*


говорит баском, потом повторяет про тьфу и не из той оперы и внимательно смотрит на своего визави
А опера это что?





Повторяет и томно смотрит вдаль, но глаз невольно косит в декольте




повторяет как усердный ученик, устал повторять,

не, связать и оглушить не прокатит, сам знаешь - оно только тогда сладко, когда дева сама целует (с)


вот именно что наговорами - наговорила не пойми что на лорда

Не по тебе, дева моя живность и задор, а вот гнева лорда, боюсь. отведать приедтся. ежели язык свой не укоротишь. Давай-ка лучше сама. а то если я помочь возьмусь, забудешь все речи свои и наговоры.


вы, миледи, ее не слушайте, меня слушайте




не учите меня жить (с) шепотом *а что там поднимется, я тоже понял до безобразия однозначно, и не говори, что я привык все опошлять - сам такой*

В который раз радуюсь тому, что я не медиум, и не умею читать мысли.

Дорогая королевишна, я пишу

Королевский сад. Пруд


Наши лучшие слова – интонации.
Марина Цветаева
 
 
– Простите меня, лорд Эйвиос, я еще не совсем оправилась после болезни! Вы ведь предлагали прогуляться по саду? – тихий голос словно нож в сердце. Как сложно не замечать шрамов, как сложно делать вид, что все хорошо, и как хочется разгладить морщинки на ее лбу, вернуть улыбку и жизнь. Сейчас она еще более безжизненная и ледяная, чем в нашу последнюю встречу. Интересно, о чем Констанц так напряженно думает?
Молчание затягивается, становясь невежливым, пытаюсь как-то исправить ситуацию.
– Предлагал, – с улыбкой смотрю на задумчивую королеву и соображаю, как бы ее увести подальше от эскорта, – и от своих слов не отказываюсь, – предлагаю королеве опереться на мою руку и громко произношу, – вы знаете, как пройти к пруду? – а дальше уже тише добавляю, чтобы слышала только она, надеясь всколыхнуть воспоминания и вызвать улыбку, хотя бы тень улыбки на ее лице. – Одна русалка задолжала мне катание на лодке.
И она улыбается. О, Великая Маа, я готов радоваться, как ребенок.
– Русалка, кажется, расплатилась с вами сторицей, – Констанц опирается на мою руку, – Но дорогу к пруду я, разумеется, знаю.
Вот и возможность улизнуть от ее соглядатаек и спокойно поговорить. Понимаю, что всего она не скажет, но непременно горю желанием узнать, кто сотворил с ней такое. Кто посмел! Ведь она – женщина и королева. И эти следы на запястье. Я сделал вид, что не заметил. Не должен был заметить. Но если такое допустили по отношению к королеве, значит, с разрешения. Неужели такое могли… мог разрешить? Определенно, я был о нем лучшего мнения. Даже если он просто слаб и подчинился, это его не оправдывает.
– Неужели? – говорю достаточно громко, но несколько иносказательно, чтобы она поняла, но не поняли другие. – Мне почему-то так не кажется, – кладу руку на лежащие на моем рукаве пальчики и слегка поглаживаю их. Понимаю, что время и место неподходящие, но не могу сдержаться. В этом жесте – желание успокоить, ободрить. Помочь, показать, что я с ней и много всего остального, что должно остаться непрочитанным ее служанками. Некоторое время иду молча, не решаясь начать разговор, не решаясь спросить, что же произошло за то время, что мы не виделись, кто посмел и по какому праву ... потом все-таки спрашиваю, – Констанц (имя произношу тихо-тихо), с вами все в порядке? Я... тревожился.
Королева нервничает, кусая губы и словно желая проверить, как там те двое, что идут за нами, что они успели увидеть и понять. Ее щеки окрашивает легкий румянец, а я улыбаюсь нахлынувшим воспоминаниям. …О ней …настоящей.
Только ее слова говорят совсем иное. Это снова неживая, закованная в панцирь приличий, условностей и страха ледяная королева.
– Я была больна, лорд Эйвиос, но не беспокойтесь, благодаря хорошему уходу уже иду на поправку, – и опять «лорд Эйвиос», я скоро возненавижу это имя, если она его будет так произносить. Внутри поднимается волна раздражения и злости, правда, скорее, на себя самого, что затеял все это.
– Я заметил, – не выдержав, осторожно коснулся большим пальцем шрама на ее запястье, – надеюсь, не наше ночное приключение тому причиной... Отец очень переживал, но я заверил его, что все в порядке, – я снова замолчал, а потом решил сменить тему. – Глядя на вас сейчас, никак не могу поверить, что та девочка, что проказничала вместе с моим братом – это вы. Да в этом увядающем цветке больше жизни, чем в вас сейчас!
Мои слова или тон, кажется, задели Констанц за живое. Она вздрагивает и даже пытается вырвать руку, но потом успокаивается. Не знаю, что тому причиной, возможно и нежелание услышать сплетни об этой нашей прогулке. Слуги часто слишком наблюдательны и словоохотливы…
– Увы, лорд Эйвиос, в соответствии с лучшими традициями дома Аэрас я убедилась, что неизведанного нет, познается все, но процесс познания иногда оказывается излишне болезненным. Настолько болезненным, что обессиливает.
Она произносит эти слова спокойно, но от этого спокойствия хочется взвыть раненым зверем, схватить ее в охапку и унести куда-то – как можно дальше из этого сада, дома, людей. Отогреть, вернуть в жизни, пока не стало слишком поздно… Но я не могу, потому остается лишь принести извинения за то, что взволновал…
– Прости...те, не сдержался, я всегда был слишком прямолинеен, наверное, не стоило задавать вопросы, ответы на которые не пристало произносить вслух, – произношу чуть ли не сквозь зубы, настолько трудно даются мне эти слова. Слава Великой Маа, мы уже подошли к пруду, и сейчас избавимся от лишних ушей. – Покатаемся? – спрашиваю громко. А потом добавляю шепотом одними губами, – там проще разговаривать.
– Пожалуй… – говорит королева достаточно громко, чтобы быть услышанной слугами. – К тому же сегодня на удивление жарко, а от воды идет приятная прохлада.
Она оборачивается и отдает приказание:
– Леди Алиана, Герти, пожалуйста, посидите немного в тенечке. Уверяю вас, у всех на виду посреди озера моей репутации ничто не угрожает.
Я помогаю королеве забраться в лодку и удобно устроиться на сиденье. Потом спокойно снимаю сапоги, закатываю брюки до колен, отвязываю посудину от причального кольца и отталкиваю ее в воду с мели, затем и сам забираюсь внутрь, и, оттолкнувшись веслом, отправляю нашу лодку в плавание. Несколько гребков, и мы на глубине.
– Надеюсь, ваши дамы не умеют читать по губам, потому что я хотел бы теперь услышать правду. И прекратите уже это "лорд Эйвиос", с души воротит, – табаню весла и смотрю в упор на Констанц, пока лодка чуть покачивается на водной глади.
– Какую правду? – негромко спрашивает королева, усиленно стараясь смотреть куда угодно только не на меня. – Я, действительно, была больна. А подробности моего лечения, боюсь, знать небезопасно, Янис. И я ничего не могу поделать с тем, что публично молодая женщина не может обращаться к вам иначе, нежели «лорд Эйвиос», дабы не вызвать лишних пересудов. Вашего отца я называла по имени даже публично, но ему было существенно больше лет, нежели вам, – она хочет меня ударить или показалось? Слова точно звучат как пощечина.
– Я не мой отец, увы или к счастью, – ситуация начинает раздражать сильнее, – а отметки на ваших запястьях оставлены, как понимаю, добрыми докторами, и я не просил, – взмах веслами, – называть меня, – еще взмах, – по имени прилюдно. Я еще в здравом уме, и прекрасно понимаю, чем это чревато, – лодка останавливается на середине пруда так, что я прекрасно вижу наших провожатых, они же не видят лица Констанц. – И все-таки, что произошло? Вас обвинили в случившемся? Или в том ночном происшествии? Они вас... пытали? – не знаю, зачем мне это нужно и чего я хочу добиться, но мне почему-то важно узнать, что произошло, пока я ездил хоронить отца. Важно и все тут.
– Вы не поверите, но – да, именно добрыми докторами, – Конти говорит свистящим шепотом, глядя уже на меня (наконец-то! Только, кажется, я почти довел королеву до истерики, чего совершенно не хотел) – которые очень боялись, что я выпрыгну в окно от их замечательного лечения. Меня пытались обвинить во взрывах, хотя и не представляю, почему. Надеюсь, вы понимаете, что я никогда не пустила бы лорда Леция в зал Совета, если бы знала, чем ему это грозит! Заставила бы сказаться больным, отравила бы, если бы потребовалось, но войти туда бы не дала. И, нет, меня не пытали… только угрожали и немного избили, но с тем, кто это сделал, я еще расплачусь. Вас еще какие-нибудь вопросы интересуют или уже достаточно откровений?
Ян!!! Что ты натворил, идиот!! Ей и так сейчас тяжело, еще ты лезешь в душу со своим правдоискательством! Зачем, вот зачем было доводить до этого! – буквально вопит мой внутренний умник, и я с трудом приказываю ему замолчать. Вот уж точно не хотел того, что получилось, но почему-то как всегда сначала говорю и делаю, потом соизволю думать… Что же я натворил! Вздыхаю, проклиная собственную глупость, и пытаюсь успокоить королеву. Только, выходит, пожалуй, еще хуже…
– Я понимаю гораздо больше, чем хотел бы, – пользуясь тем, что мы далеко, и нас не слышно и не особо видно, беру руку королевы, и прижимаюсь губами к раскрытой ладони, – (шепотом) прости, менее всего хотел причинить боль, но сейчас чувствую себя медведем… Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче?
Мой вопрос или тон или не знаю, что еще, смутили королеву, и я снова почувствовал себя медведем, который потоптался лапами по живому, а теперь пытается как-то исправить то, что при этом поломалось…
– Не знаю… Наверное, ничего… – она сделала слабую попытку улыбнуться, а потом просто отвернулась, явно едва сдерживая слезы. Да что ж я за увалень такой!
– Шшшш, все хорошо, – осторожно прикасаясь, погладил Конти по руке, – не надо плакать, – все будет хорошо. Обещать не могу, но постараюсь. – Делаю еще несколько взмахов веслами, увлекая лодку в сторону, где растут кувшинки, цепляю одну веслом, взмах стилета, и цветок на коленях у королевы.
– Спасибо, Янис, – она тихо выдохнула мое имя и улыбнулась. Словно солнышко из-за тучи выглянуло.
– Не стоит благодарности, еще раз прошу прощения, что был столь... неловок. Покатаемся еще или отвезти вас на берег? – давно меня не обуревали столь противоречивые чувства, а уж робеть и запинаться в присутствии женщин вообще отвык лет пятнадцать назад, но в присутствии этой женщины со мной происходило что-то непонятное…

и не говорите, мисс, ничего, я скоро домой вернусь...
так дама королевских кровей, тут обхождение нужно, а не сразу - приходи на сеновал (с)

от ведь бойкая зараза


а там и острота непременно будет



у нас жертвоприношения эта... запрещены *чешет репу* да и бегаю я быстро, особливо верхом


я бы попросил.... без рукоприкладства


мысленно *от заноза* но я ж мыслей не читаю, а поцелуй всегда приятен

Сам о себе не заявишь, никто не скажет...








Хвост не годится, надо срочно

Королевский сад, пруд, лодка
 
Есть поцелуи – как сны свободные,
Блаженно-яркие, до исступления.
Константин Бальмонт
 
Разговор получился каким-то путаным, мы словно больше скрывали в себе, чем произносили вслух, и явно моя последняя фраза застала Конти врасплох. Я и сам не ожидал, что облеку эти мысли в слова, но когда они прозвучали, словно гора упала с плеч, и все, что мучило последнее время, вдруг оказалось простым и ясным. Да, я никогда не испытывал ничего подобного ранее, но никогда ранее рядом со мной не было такой женщины. Она такая разная и совершенно удивительная. Эти глаза – недоумение, понимание, растерянность, страх, потрясение… Я улыбнулся, собираясь объясниться, сказать, что все не так страшно, как вдруг лицо ее изменилось, взгляд потускнел, а потом Констанц начала падать. Едва успел опуститься на колени, чтобы бережно подхватить ее. Слабое дыхание, трепет закрытых век, пытаюсь слегка распустить корсет, чтобы дать вздохнуть, пальцы деревенеют и только путают шнурки. Взмах стилета, и королева свободна от оков платья. Но она все равно еще бледна, и дыхание еле слышно, приходится наклониться к самым губам, чтобы почувствовать, что дышит. Эти губы…Помню их вкус и трепет… Поцелуй получается словно помимо моей воли, все происходит само собой, и прервать его я не в силах…
Слабый стон приводит в чувство… Резко поднимаю голову… Что я творю? Эти испуганные глаза… Она боится меня? Или чего-то, что привиделось в мороке обморочного небытия?
– Я напугал вас? Вроде бы не сказал ничего страшного, – пытаюсь пошутить, одновременно занять мысли чем угодно, только не этими губами, которые все еще в опасной близости.
– Нет… Вы – нет… Я долго была без сознания? – слабым голосом спрашивает Конти.
– Совсем немного, – пытаюсь удобнее устроить королеву у себя на коленях, чтобы при этом распоротые шнурки не дали платью соскользнуть вниз. – Но если не я, то кто? Или что? тут нет никого, кроме меня, – недоуменно пожимаю плечами. – Мои слова вызвали какие-то недобрые воспоминания? Или вам просто нехорошо? Вы не больны? – зачем я задаю такую кучу вопросов, сам не понимаю. Заговариваю зубы? Пытаюсь переключиться? Что вообще происходит? Еще эти дамы на берегу, что они подумают? Хорошо хоть весла в лодке, не придется вплавь добираться до берега… Хотя мне не помешало бы остудиться.
– Это хорошо, надеюсь, меня хотя бы не привяжут снова к кровати, – чуть слышный шепот королевы приводит в смятение уже меня. – Меня напугал… неважно… Лучше поцелуйте меня еще раз, мне понравилось, – взгляд ее все еще плохо фокусируется. Похоже, она не отдает себе отчет в происходящем и не совсем понимает, о чем просит. И я не должен, потому что… есть тысячи причин, почему я не должен этого делать, но я их всех отправляю в бездну вместе с мыслями вообще, и делаю то, о чем меня просит Конти, то, чего я и сам безумно желаю. Эти несмелые чуть приоткрытые сладкие губы… снова пронзает мысль о том, как неопытна она в ласках… женщина, бывшая замужем, но и эти мысли отправляются вслед за первыми. Мне нет никакого дела ни до ее мужа, ни до того, почему он не научил ее целоваться, мне нет дела ни до кого вокруг и в целом мире. Никого просто нет – только мы двое, и этот поцелуй. Не первый, но, вполне возможно, последний. И я целую ее, словно в последний раз – нежно и ласково, жадно и страстно, смело и осторожно, пробуя на вкус и запоминая, беря то, что мне дают, и отдавая себя без остатка.
Где-то там, в подсознаньи свербит мысль, что надо остановиться, прекратить это, что на берегу дамы, и они невесть что могут подумать и …рассказать…

Корсет, корсаж - какая разница как назвать? Напридумывают тоже.
Королева очнется, сама разберет, что и где я отрезал.
А вы весьма любопытны, Благородный разбойник. Похоже, более чем все остальные

Королевский сад. Пруд. Лодка
 
 
Я силен – волею моей влюбленности,
Я силен дерзостью – негодования!
Константин Бальмонт
 
– Себ, прекрати, оставь меня!
От имени брата меня словно обдало ушатом холодной воды. Я резко отстранился…
Сеееб? Интересно, она все время видела его или в какой-то момент произошло странное замещение одного брата другим? С одной стороны, он ей ближе – они провели вместе детство и юность, но возглас Констанц явно говорит о том, что они целовались… А ведь она сказала, что не видела его с момента взрыва… Соврала? Или их поцелуй был раньше? Она выбирала между нами еще тогда? Но отклик же был, я не полный дурак… Хотя… что, если и тогда она целовалась со мной, а думала о нем? О, Маа, вдруг стало нестерпимо больно внутри, сам не ожидал такой реакции… С трудом заставил себя посмотреть на Конти, посмотреть, чтобы понять… Она казалась такой чистой и невинной, но на самом деле я совершенно не знал ее. Сколько лет мы не виделись? Что произошло за это время? Какой она стала? Отчего появились эти холодность и замкнутость, которые я заметил с самого начала? Почему она надела на себя маску? Только ли оттого, что, живя во дворце, не стоит открывать никому душу, или были иные причины? Некая тайна, которую она скрывает? – Мысли, мысли вертелись в голове, как бушующие волны: одновременно хотелось обнять Конти и продолжать ее целовать и ласкать, не взирая на то, что было сказано, заставить ее увидеть и понять, что это я, а не мой маленький брат, с другой – в пару гребков добраться до берега и уйти подальше… Эти два желания боролись внутри меня, словно два разных человека, и я не мог понять, кто одержит верх.
Меж тем королева, кажется, начала приходить в себя.
– Что… Что здесь происходит? Янис? – недоуменно спросила она, встревоженно оглядываясь по сторонам, и пытаясь принять сидячее положение.
– Вы на время потеряли сознание, миледи. И да, это всего лишь я, Янис, или лорд Эйвиос, как вам привычнее, – злая фраза непроизвольно сорвалась с моих губ. Мне хотелось уязвить ее, сделать больно. Пусть не так, как было больно мне, но все-таки…
– Всего лишь? Я, наверное, опять приняла вас за короля Эдварда! – она явно смутилась. – Я и сознание потеряла, потому что мне опять привиделось его лицо в те дни, когда он умирал. Это было жуткое зрелище. Кошмары преследуют меня постоянно и не становятся менее яркими даже с течением лет. Простите… – Констанц осмотрела лиф платья, попыталась стянуть ленты. – Вы разрезали мне корсаж?
– Эдвардом вы меня назвали несколько раньше… – ответил я с грустной улыбкой: мне почему-то расхотелось называть ей то имя, которое она произнесла. Сначала стоило поговорить с младшим. Хорошо, что королева сменила тему, так будет проще для нас обоих. – Да, пришлось, – ответил я про испорченное платье, – надо было привести вас в чувство, а одной рукой развязать было сложновато.
– Благодарю за заботу, но на корсаже шнуровка декоративная, она не мешает дышать. Ничего, сейчас Герти скрепит все остатками лент, чтобы я смогла спокойно дойти до дворца. Хорошо, что вы не разрезали корсет, иначе бы я опять осталась без верхней части платья. – Конти улыбнулась смущенно, но и чуть-чуть задорно, перевела взгляд на мое лицо, в глазах мелькнуло понимание. – Подождите, если Эдвардом я назвала вас раньше, то… О, не-е-ет! – вскрик показал, что она поняла, чье имя было произнесено, и сейчас скажет его вслух, но мне совершенно не хотелось снова его услышать, потому, хоть это и невежливо, я не дал королеве договорить, перебив ее.
– Тогда мне понятно, почему дышать вам легче не стало. Честно говоря, плохо разбираюсь в премудростях дамских туалетов, – я снова улыбнулся, вспомнив наше прошлое катание на лодке. Мне совершенно не хотелось думать и знать, что ее что-то связывало с Себом, а вот наши общие воспоминания грели душу. – Надеюсь, ваша служанка сможет привести это в пристойный вид, не хотелось бы, чтобы пострадала репутация королевы, – о, Маа, что я несу, и зачем говорю с ней так холодно. Я зол и хочу знать все и одновременно не хочу ничего слышать.
Но она все-таки сказала, и я убедился, что все понял правильно – она с ним целовалась.
– Подождите, – схватила за руку. – Я не хочу быть причиной вашей размолвки с братом. Никаких других имен я в сложившихся обстоятельствах произнести просто не могла, – очень тихим шепотом. – На маскараде Себ упросил меня помочь ему некоторым образом присутствовать на Совете. Перед началом Совета я провела его в крошечную потайную комнатку, откуда все было слышно, но и любые звуки из комнаты тоже донеслись бы до присутствующих. Когда я уже собиралась уходить, оставив его там, он меня неожиданно поцеловал. Сопротивляться в том месте, где мы находились, я все равно не могла. Это было один раз. Больше я его не видела, о том, что он жив и не пострадал, узнала из разговоров слуг во время болезни. Я хорошо отношусь к Себу, он мне дорог, но я от всей души надеюсь, что подобная ситуация никогда не повторится.
Но по мере того, как Конти говорила, у меня все холодело внутри, и думалось уже не о поцелуе, а о том, зачем? Зачем Себ появился на Совете в то время, как я был на турнире? Он… знал? – страшная догадка обожгла меня, и я не смог молчать.
– Но зачем? Зачем ему надо было там оказаться? Он знал, что произойдет? – через минуту я уже пожалел о том, что спросил, но слово не воробей…
– Вы не поверите, но тот же вопрос я задавала себе, когда вы в беседке упомянули о брате. Я не знаю точного ответа на этот вопрос и корю себя за то, что вообще согласилась его туда отвести. Одно могу сказать со всей уверенностью: он не мог заранее знать, куда именно я его приведу. А значит, не мог и быть уверен в своей безопасности. Если, конечно, он вообще хоть что-нибудь подозревал, – разговор перешел на Совет, и я снова не смог смолчать.
– Я должен был представлять дом Эйвиос на Совете. Отец поехал в последний момент. Что-то изменилось вдруг. Я даже не знал, что он будет присутствовать, – что-то черное и нехорошее шевелилось в глубине души. Недоброе по отношению к брату, и я попробовал перевести разговор, спросив, снова неожиданно для самого себя, – а ситуацию с моим участием вы желаете повторить? – вопрос был совершенно бестактным, провокационным, и я не должен был задавать его королеве…

Королевский сад
 
 
Какая боль, какая страстная,
Как сладко мне ее продлить!
Как будто тянется неясная
Непрерываемая нить!
Константин Бальмонт
 
 
Милая гримаса Конти добавила ребячливого настроения, и я легонько щелкнул ее по сморщенному носику, очень надеясь, что никто не видел этой моей довольно глупой наверное, выходки. Но она вдруг явно погрустнела, и я, направивший было лодку к берегу, снова развернул ее чуть в глубину и затабанил весла.
Взяв королеву за руку, осторожно поцеловал тыльную сторону ладони.
– Что с вами, Конти?
– Просто усталость, – с легкой печалью в голосе отозвалась она. – Я очень устала за время болезни. Душевно устала, если так можно выразиться.
Голос звучит слишком безжизненно, поэтому не удовлетворяюсь ответом и пытаюсь вытащить хоть что-то еще, чтобы потом постараться вернуть королеву к жизни.
– Просто? – стараюсь заглянуть в ее глаза, – вы так изменились, словно я что-то сказал или сделал не так или ...напомнил нечто неприятное.
– Не вы напомнили, а я сама вспомнила, что у королевы ужасно много обязанностей, и ей не положено веселиться, как это делают другие люди. У нее на каждый шаг есть регламент, – ее губы слегка растягиваются в подобие улыбки. – Вы не сделали мне ничего плохого, не беспокойтесь.
Хорошо она это говорит – не беспокойтесь! Снова надела маску, загнала себя в панцирь и будет умирать, а я должен не беспокоиться, то есть – спокойно смотреть на это и дать ей это сделать! Как бы не так!
– А в вашем регламенте есть время для встречи с лордом Запада? – спрашиваю с некоторым нажимом, чтобы Конти поняла, что я просто так не уйду и не отстану.
– А вы хотите встретиться еще раз? – она иронично выгнула бровь, явно слегка поддразнивая меня. – Если меня не посадят на цепь, так уж и быть, я постараюсь найти для вас время. Когда же вы желаете встретиться?
– Непременно, – я улыбнулся, так и не выпустив ее руку и легонько поглаживая пальцы, – надеюсь, с вами ничего дурного не случится, в противном случае... – я хотел сказать, что ее тюремщикам придется иметь дело со мной, но понял всю нелепость этой фразы и каких бы то ни было угроз. Будучи Лордом Запада, я отвечал не только за себя и близких, но и за весь запад и не имел право рисковать, но, Маа, как мне хотелось защитить эту женщину. Я словно чувствовал ответственность за нее перед отцом, но в то же время, это было что-то совершенно иное, незнакомое, что-то хорошее и доброе, чего я давно не испытывал. – я не знаю, что сделаю, но оставить вас не смогу, – я замолчал, не зная, что и как сказать еще, и втайне надеясь, что был понят правильно и вообще не зря сотрясал воздух. Какая она удивительная и разная – Конти. Вдруг вспомнилось, как она плакала над убитым, как потом рьяно защищала меня от отца, как ревновала (и я уверен, мне это не показалось), какой была нежной и беспомощной в темноте спальни. Я тысячи раз мысленно возвращался в ту ночь и был уверен, что поступил правильно, когда ушел. Конечно, кто знает, как все сложилось бы, не послушайся я тогда… Мои мысли прервал голос королевы:
– Спасибо, мне очень важно знать, что я не одинока в этом мире, – улыбнулась она и слегка пожала мою руку, и улыбка эта была удивительно настоящей и искренней. – Так вы говорили, что хотите встретиться.
– Да, и готов это повторить. Мы могли бы полюбоваться розами, – я хотел намекнуть на то, что в доме у стен могут быть уши, – вам полезно больше бывать на свежем воздухе.
– Вы совершенно правы, – последовал ответ. – Завтра, примерно в то же время, что и сегодня, я смогу выйти погулять и посидеть в той же беседке, где вы меня сегодня нашли. Если пожелаете, сможете присоединиться к моей прогулке. Если я по каким-то причинам не смогу прийти, я постараюсь прислать туда Герти.
Женщина напротив меня на моих глазах превращалась из женщины в королеву, так величественно звучал ее голос. И мне это превращение не нравилось. Она снова закрывалась, уходила, отдалялась от меня, а я так и не сказал самого важного, из-за чего настояла на этом приватном разговоре. Тогда, перед обмороком, в ее глазах мелькнуло понимание, потому я осмелился и… осмелел… Но потом разговор как-то ушел в иное русло, и я… не посмел. Но все же в глубине души тлела надежда, что намеки поняты. О, Маа, как же все сложно, и как мне не хватает отца и его мудрых советов. Ничего. У нас есть завтра, ведь она обещала. К тому же – траур…
– Спасибо, – я бережно поцеловал ее руку, – доставить вас к берегу? Ветер свежий, а я вас здорово забрызгал, как бы не простудиться.
– Да, буду вам очень признательна, – едва заметно кивнула королева. Она стала вдруг такой печальной и отрешенной, и так произнесла эти слова благодарности, что я не выдержал, и лодка не тронулась с места…
– Конти, – я снова взял ее маленькие ладошки в свои, – вы позволите мне …высказаться? – я робел, как мальчишка пере первым свиданием, но продолжал неотрывно смотреть на нее.
– Да, разумеется, – несколько удивленно ответила Констанц.
И я ее понимал. Я сам себе удивлялся – удивлялся всему тому, что происходит и происходило, пожалуй, с того момента, когда я просил некую русалку замолчать… самым действенным способом…
– Конти, в начале нашего разговора я сказал… что Дарий вряд ли будет ко мне благосклонен. Мне показалось, вы поняли, что я имел в виду, но, видимо, лишь показалось. Я хотел пойти к правителю как к вашему родственнику просить вашей руки. Или мне наведаться к вашему отцу с таким вопросом?

Любопытство не порок, как говорится.... Но нечего на чужих дам заглядываться, а то вон вишь что...

Удачи в разрешении конфликта, хотя я оного не вижу. Марго милая девушка, и подержать на руках ребенка - такое естественное желание для девушки...