Карта ролевой игры "Забытый мир"

Трактир недалеко от пристани. 17 лет назад.

Наберись смелости, если хочешь что-то изменить.
Наберись терпения, если что-то изменить невозможно.
И будь мудрым, чтобы знать, когда нужна смелость, а когда терпение. (с)

- Вставай, щенок! – Сапог пролетает в сантиметре от лица. Спасибо отличной реакции.
Отец не в духе. То ли проигрался в пух и прах, то ли было опрометчиво с моей стороны привести очередную «любимую и единственную» на отцовский корабль.
Еще минуту назад гудевший трактир замолкает. За разыгравшимся представлением наблюдают, даже не думая вмешаться. Хозяин флегматично потирает стаканы. Пара посетителей в дальнем углу быстро теряет интерес к спектаклю. Видимо, угол обзора не слишком удачен, поэтому они с удовольствием возвращаются к выпивке. Остальные, кому посчастливилось занять места в первых рядах, с интересом наблюдают, ожидая, когда же прольется первая кровь. Кто-то даже умудряется рыкнуть в нетерпении.
- Ты слышал, что я тебе сказал, щенок! – Увесистая рука хватает за шкирку, резко дернув вверх.
Удивительно, как еще рубаха не пошла по швам, от такой отеческой любви и заботы. Резко втянув воздух, захожусь в приступе кашля, стараясь поскорее встать на ноги и не задохнуться от собственной рубашки, сдавливающей горло. Пуговицы, словно на смерть пришиты. Так что, скорее уж я задохнусь, чем эта проклятая костяшка отлетит от ворота. Отец всегда знал толк в добротных и качественных вещах, надо отдать ему должное.
- Хам, ты же задушишь парня, - Рисса старается взять на себя роль миротворца.
Всегда знал, что у хозяина трактира чудесная дочка. Протестующие голоса зрителей недовольно гудят, требуя продолжения.
- Какого черта, я тебя спрашиваю, ты привел эту шлюшку на мой корабль? – Пальцы с силой сжимают затылок, впиваясь так, что темные круги начинают плясать перед глазами под звон в ушах.
- Убери руку, - еле слышный хрип вырывается из горла, - руку.
Отец с силой толкает лицом вниз, резко надавив на затылок. Успеваю выставить руки вперед, чтобы не расквасить нос о каменный пол. Откашливаюсь, ловя воздух быстрыми, короткими вдохами.
- Еще раз выкинешь что-нибудь подобное, - взгляд фокусируется на сапогах с металлическими носами и, кажется, я начинаю понимать, почему отец отдает предпочтение подобной обуви, - сдохнешь.
Тело рефлекторно напрягается, давая почувствовать каждый мускул, отзываясь болью.
- Она не шлюха, - подняться сходу не получается, поэтому приземляюсь на задницу, вытирая кровь тыльной стороной ладони. Все-таки умудрился приложиться носом об пол.
- Заговорил, - с издевкой хмыкает отец, присев рядом на корточки, - я думал ты язык себе откусил, мальчик мой.
Хохот проносится по залу, вперемешку с комментариями. А голос хозяина трактира, (черт, никак не могу запомнить его имя) победным рыком заглушает остальные:
- Десять драхм, тигр! – Показывает на пальцах цифру «десять», продолжая улыбаться, - десять. Я же говорил тебе, что твой щенок никуда не годная тварь. Хоть ты его на куски режь, он не перекинется.
Скрипнув зубами, отец рывком поднимается на ноги, явно сдерживаясь, чтобы не пнуть сапогом снова. На стойку рядом со стаканами падает россыпь монет, а спустя мгновение, я снова подлетаю в воздух, моментально оказавшись на ногах.
- Пошел вон щенок, - увесистый пинок в спину по направлению к выходу, - возвращайся на корабль и не попадайся мне на глаза.
Не впервой было видеть отца в таком добродушном настроении, поэтому я не придал особого значения его вспышке гнева. Да и битым быть не впервой. Что-то мне подсказывало, что это не последний раз, когда перед глазами мелькнут железные носы отцовских сапог. Так что, у меня было два варианта: найти способ заставить своего зверя скалить зубы или сдохнуть. Второй вариант меня совершенно не устраивал.

Хочу, чтобы ты чаще улыбалась.

____________________
Девочки, не увлекайтесь.
Майя, не забудь пожалуйста, что пить ты не умеешь.

Трактир недалеко от пристани. 17 лет назад

Спасибо всем, кто живой!
Спасибо милой родне!
Лежать по окрику "Стой!" не мне.
Я забираю слова,
Я собираюсь идти,
Желайте трудностей мне в пути. (с)

«Глаз капитана» был пришвартован неподалеку. Поэтому дорога от трактира не заняла много времени. Торговый корабль. Огромный, если сравнить с другими однотипными посудинами, мерно покачивался, словно на волнах. Практически вся команда сошла на берег. Остались только несколько дозорных и Олли, наш механик. Хотя, «наш» - это было громко сказано. Я никогда не чувствовал себя частью отцовского ремесла. Сколь часто он не пытался привить своему любимому чаду любовь к море- и воздухоплаванию, результат был плачевным. Чаще всего, расквашенный нос или несколько синяков на мне и гнев с отвращением на лице моего отца. Что тут скажешь, любимый ребенок, - это вам не просто так. Им надо заниматься. И Хаммад ибн Адиб аль Амир в полной мере следовал этому принципу.
- Брай, - оклик с палубы заставил задрать голову вверх, - ты что-то рано.
- Уже наелся, Олли, - демонстративно прижал руку к ребрам, сдерживаясь, чтобы не делать глубоких вдохов, - досыта.
- Твой отец сущий дьявол, сынок, - старик вытер руки куском материи и присел на бочку рядом со сходнями, - поэтому тебе не мешало бы стать достойным его продолжением.
Меня удивила такая реакция пожилого изобретателя. Соврал, если бы сказал, что не рассчитывал хоть на каплю сочувствия. В конце концов, детям ведь нужен тот, кто пожалеет и скажет, что все будет хорошо. Или не нужен?
- Ты забываешь кто ты, Брай, - Олли сделал приглашающий жест рукой, - ты забываешь кто живет в тебе, дорогой, - костлявые пальцы несильно нажали в районе солнечного сплетения.
Прикосновение заставило поморщиться и выдохнуть сквозь стиснутые зубы. В чем-то старик был прав. Я забывал. Я не мог помнить того, чего не было со мной.
- Это всего лишь предположение, - едва заметно удается отстраниться от ладони, - и я понятия не имею есть ли во мне то, чего все так жаждут увидеть.
- Ты зря так, Брай, - Олли продолжал крутить в руках какую-то часть механизма. Несомненно, очень важную, если даже в разговоре он не мог выпустить ее ни на минуту. – Твой отец хочет гордиться тобой. Несмотря на его не совсем стандартные методы, поверь мне, это так. Ты должен понять его. Он не просто человек. Для его зверя и того, на что этот зверь способен, можно сказать, у твоего батюшки ангельский характер.
- Да, ангельский, - губы машинально эхом повторили слова.
Хотелось возразить. С каким-то диким, детским чувством врожденного противоречия, хотелось начать спорить и доказывать, что отец несправедлив, жесток и груб по отношению к своему ребенку. Но слова Олли всегда глубоко врезались в память и обладали непонятным для меня авторитетом. Его влияние даже на отца было ощутимо. Возможно, потому что он был талантливым механиком. Хотя, что-то подсказывало, эта причина не основная. Я не спрашивал, как Олли оказался на отцовском корабле и как они познакомились. Сам отец не рассказывал никогда. А я помню нашего механика всю свою сознательную жизнь.
Отец вернулся под утро. Я не услышал. Я это почувствовал. Странное ощущение вдоль позвоночника. Будто натягивают струной нервы и заставляют выгнуться. Давящее ощущение в затылке и желание … подчиниться более сильному. Звериное, нечеловеческое желание признать в человеке лидера, главу, вожака.
- Брайанир! – Рев на палубе невольно заставил поморщиться. – Черт тебя задери, Брай!
Выйдя из своей каюты, пригладил волосы, расчесывая их пальцами на ходу. Картина перед глазами вызвала удивление. Хотя это мягко сказано. Недоумение и подступающий к горлу гневный комок, из-за которого рефлекторно пришлось сглотнуть и сжать руки в кулаки.
Отец стоял посреди палубы, недалеко от центральной мачты. Практически вся команда «глаза» собралась вокруг. Были и незнакомые мне люди. Кто они и что делают ждесь ни свет ни заря? Но сейчас явно не этот вопрос занимал все мое внимание.
- Брай, - голос девушки был взволнованным и испуганным, - ты не говорил, что твой отец придет.
- Да, - перебил ее Хаммад, - мой сын бывает излишне робок порой, - пальцы сильнее обхватили девичью руку. Такую тоненькую, что казалось еще чуть надавить и запястье хрустнет. – И забывает, что я не желаю видеть на своем корабле всякую мразь.
- Отец, - я не узнал свой голос и стальные нотки, пронизавшие его насквозь, - я не понимаю к чему это представление. - Люди вокруг молчали, словно в ожидании. Будто зная гораздо больше меня. Матросы жались у борта корабля, дозорные у сходней внимательно наблюдали, а Олли старался не смотреть на меня. Он ни разу не посмотрел в глаза. Хотя, видят Боги, он не мог не догадываться о том, что я буду искать его взгляд в попытке понять хоть что-то. Это настораживало, если не сказать больше, это пугало до чертиков. Потому что иногда отца посещали поистине дикие идеи. Кажется, эта имела все шансы стать одной из таковых.
- Сын, - хрипловатый уверенный голос отца заставил отвлечься от рассматривания всех этих лиц вокруг и сосредоточиться на капитане корабля, - ты знаешь, что я люблю тебя. Люблю и дорожу тобой. Ты мой сын. И я желаю тебе только добра.
- Отпусти ее, - не заметил как подошел ближе, словно ноги сами вели меня.
- Ты забыл, сынок, - вторая рука сжала горло девушки, - забыл одну маленькую деталь, когда притащил на корабль человеческую шлюшку. Одну. Без защиты.
Глаза девушки округлились, сделавшись большими, словно блюдца. Она пыталась прохрипеть что-то протестующее, но из горла вырывались лишь нечленораздельные звуки.
- Ты знаешь наш закон, мальчик, знаешь и все равно упорно следуешь человеческим, - гнев поднимался из груди моего отца, закипая с каждым сказанным словом.
Я уже понял, что он собирался сделать, но не хотел в это верить. Понимание никак не помогало облегчить чувство вины за то, что неминуемо случится. Осознать случившееся после удалось не сразу. Будто наблюдая за всем со стороны, я видел, как отец перекинулся. Практически мгновенно, уверенно. Эта картина вызвала не прошенное чувство зависти и восхищения. Но лишь до того момента, как когтистая лапа с размаху полоснула по Ней. Просто, мягко, одним движением, словно горячий нож по сливочному маслу. Крик. Оглушительный, неожиданный и рычание. Боль, переплетенная кровавыми нитями застилала глаза пеленой. Она кричала? Ей было больно? Потом понял, что кричал я сам.
Боль. Во всем теле нестерпимая с металлическим привкусом во рту. Сплюнуть не получилось. Мешали клыки. Клыки? Я лежал на палубе. Я чувствовал ее запах. Заплесневелый, соленый запах моря, рыбы, крови. Тело не слушалось меня. Ощущение, что на спину положили здоровый булыжник никак не проходило. Я старался подняться, открыть глаза, посмотреть что с Ней. Я не смог. Слух обострился до такой степени, что мне казалось, будто я слышу, как кровь вытекает из Ее тела. Толчками, пульсируя. Пусть это прекратиться. Пусть стихнет все. Голоса в одобрении что-то кричали, перемежаясь с хлопками ладоней и поздравлениями. Что за бред?
- Твой сын здоровый котяра, Хам…да, он еще даст тебе фору…гордиться будешь им, Хам…в семье теперь будет на одного тигра больше…поздравляю Хам…
Голоса, голоса, голоса. Один сплошной гул. Нестерпимый и непрекращающийся. А я лишь слышал как ее сердце качало кровь, стараясь выжить, не захлебнуться, урвать еще кусок жизни. Жизни, которую отобрал…я.
- Сын, - увесистая рука опустилась на шею, но привычного прикосновения кожи к коже не последовало. Я чувствовал давление, но не знакомое касание горячей ладони.
Из горла вырвалось рычание. Наконец-то удалось разлепить отяжелевшие веки и сфокусировать взгляд перед собой.
- Добро пожаловать в семью, сын,- я видел ладонь отца, выпачканную в крови. Он гладил меня по лапе, вытирая Ее кровь о мой мех.

Спасибо, Майя

Дом Брайанира Алистаса аль Амира

Если подумать, то наши проблемы ничтожны:
В брюхе галактики, гибнущей в звёздной войне,
Просит бактерия Маша бактерию Тошу,
Чтобы бактерия Тоша женился на ней.

Эти создания - малая часть биомассы.
Бились кометы и ходят теперь без хвостов,
Альфа-Центавра моргает всевидящим глазом.
Тоша готов размножаться - жениться пока не готов. (с)

В дверь колотили так, словно намеревались снести ее с петель. Гулким эхом стук разносится по просторному дому, отражаясь от прохладных каменных стен, задрапированных тканями. Марта вздрогнула и машинально соскочила с колен. Чертыхнувшись, встал следом за ней. На ходу застегнул рубаху и оправив ремень. Проследовав ко входу, распахнул дверь настежь одним рывком.
- Какого черта?! – Невысокий мужчина попятится назад, отступив на шаг. Затем стянул капюшон с головы и хлопками по плечам начал отряхивать пыль.
Я сразу узнал в нем своего слугу. Косма верой и правдой служил мне уже добрых пару лет. Хотя, «верой и правдой» это громко сказано. Разумеется, он боялся. Да и идти ему некуда. Привычка – страшная вещь. А привыкнуть можно ко всему, особенно если всю притязательность к прелестям жизни мирской у тебя отрезало. В прямом смысле слова. Этот славный малый имел неосторожность украсть мою рабыню. Девочка была очень красивой. Южанка. Спелая и сочная, как обласканный южным солнцем зрелый плод. А это отродье со своим дружком воспользовались нерасторопностью моего торговца и умыкнули товар практически из-под носа. Правда, далеко утащить не успели. Слишком уж рьяно сопротивлялась девушка. Это и вызвало подозрение у стражников. Один из несостоявшихся воров неудачно напоролся на штыри решетки, стараясь удрать поскорее. Да так и повис, припечатанный ко входу в казематы, куда на ночь сгоняли рабов первой ступени. Второй оказался более расторопным, поэтому догнать его получилось только ближе к пристани. Стражники, разумеется привели его к заинтересованной стороне. Воровать на острове Греха запрещено. Никто не имеет права присвоить себе то, что не подтверждено оплатой. Вор должен быть убит, если не придумать что-то более изощренное.

Он не смотрел в глаза, все больше и больше втягивая голову в плечи. Кажется, если бы была такая возможность, он бы с удовольствием спрятался как улитка в свою раковину. Правильное желание, особенно, если вероятность потери этой самой головы столь велика. И не только этой.
- Господин, - тихий, приглушенный голос больше похожий на писк. Надежды в нем было мало, но все же ее можно было распробовать.
В удивлении вскинул бровь. Смело с его стороны. Нагло, в какой-то мере. Но разве можно упрекнуть человека в попытке выжить.
- Мы поймали его у пристани, - один из стражников ударом сапога по ногам поставил бедолагу на колени, - второго к сожалению догнать не удалось. Он остался на площади, пришпиленным к решетке казематов, - стражник хмыкнул, довольный своей шуткой, но быстро осекся, приняв самое бесстрастное и серьезное выражение лица.
- Ты украл мою рабыню? – Слова сквозь зубы. Медленно. Тихо.
- Нет, господин, - внушительный удар стражника заставил мужчину упасть вперед, опираясь на руки.
Поднявшись выше по каменным ступеням лестницы у входа в дом, я отряхнул пыль, осевшую моментально на длинных полах плаща. Этого человека хотелось разорвать прямо здесь. Не только мне, но и тому, кто скребется внутри. Скалится и показывает клыки. До скрежета зубовного, до последнего натянутого нерва, хотелось просто впиться когтями, с наслаждением сжать и согреть руки в теплой крови. Ненавижу, когда прикасаются к тому, что принадлежит мне. И не важно, вещь это или человек. Думай о чем-нибудь приятном, Брай. О чем-нибудь успокаивающем. Кроме растерзанного тела горе-вора ничего более успокаивающего не приходило на ум. Поэтому вопрос надо было решать как можно скорее, пока желание впиться в артерию не возобладало над желанием сохранить свой тигриный хвост в тайне.
- Я сам с ним разберусь.
И разобрался. Чего греха таить. В просторном подвале моего дома я иногда давал волю своему зверю. Просто, чтобы почувствовать как кости хрустят в теле, подобно жерновам, мелющим кофе. Желая ощутить жизнь острее, ярче, четче, я позволял себе эту слабость. Чаще всего наказанием несговорчивых рабов и непокорных рабынь занимались смотрители. Я лишь формально присутствовал, дабы удостовериться в правильном и действенном способе убеждения. К каждому ведь нужен индивидуальный подход. А я всегда старался быть хорошим хозяином своему товару.
В подвал Косму привели засветло, когда Солнце и не думало уступать свои права. Зверь внутри довольно рыкнул, почувствовав приближение долгожданной минуты освобождения. Нет. Не сегодня. Не сейчас. Тайна должна быть сохранена. Если мне дорога моя жизнь, если Нам дороги Наши шкуры, нужно потерпеть. Я уставился на мужчину в цепях, прикованного к стене подвала.
- Как твое имя?
- Косма, господин, - цепи звякнули на его попытку пошевелить затекшими руками, - милости прошу, господин, милости.
- Даже сейчас ведешь себя как трус, Косма? - большими железными щипцами я приподнял его голову под подбородок, побрезговав притрагиваться к нему руками.
- Господин…
- Пока не господин, - любопытная мысль пришла в голову, вызвав подобие улыбки, - ты ведь свободный человек? – Несмелый кивок в ответ.
- А жить ты хочешь, свободный человек? - Металл острых щипцов прошелся вниз по горлу, оставляя кровавый след, - хочешь?
Он долго не двигался, словно не расслышал моего вопроса. Я готов был повторить снова, когда еще один кивок остановил меня.
- Хорошее решение. Правильное.
Хаммад, главный смотритель моего «зоопарка» вошел в подвал по первому зову и через несколько минут вернулся со всем необходимым.

Кричал Косма громко. Оно и не удивительно, когда тебе отрезают яйца. Не знаю, пожалел ли он о своем решении. Скорее всего да, но я ведь поступил благородно, сохранив ему жизнь. Грязную работу по мере возможности я всегда старался переложить на помощников, но клеймить раба – это дело хозяйское. Что может сравниться с головокружительным ощущением обладания. Полнейшего, беспрекословного, неотвратимого. Запах паленой кожи и мяса. Это действо можно сравнить с раскаленным ножом и куском масла. Нож скользит, когда прикасаешься к сливочному и прохладному куску. Здесь нечто похожее. Нужно надавить с определенной силой, чтобы не смазать знак. Нельзя прикоснуться слабо, дабы знак не зарубцевался со временем, но и перестараться нельзя. Болевой шок еще никто не отменял. Точность и мастерство приходят с опытом.
Не скрою, порой работу приходилось переделывать. Первое время. Но сейчас мои рабы могут быть довольны. Я набил руку.
- Ты? Что за маскарад? - Беглый взгляд на своего раба. Запыхавшийся, словно за ним гнались драконы или пустынные смерчи.
- Господин, - глотая воздух и стараясь отдышаться, - я нашел этого огромного с детиной под три метра.
- Ты про еще одного любителя трахать все, что плохо привязано?
- Господин, - виноватые нотки в голосе, памятуя о былых временах.
- Ладно, к черту, - махнул рукой, чтобы подождал у двери.
Быстро накинул плащ на плечи и натянув капюшон на глаза, вышел из дома вслед за слугой.
- Показывай дорогу.
- Да, мой господин.
Косма юрко лавировал между прохожими, то и дело озираясь, не потерял ли я его из виду. А я не сдерживал улыбку, размышляя о былых временах. О том, что покорность – одно из самых обалденных чувств, которое только можно воспитать в человеке.

Доми, вот из-за тяги некоторых рабов (которые норовят приложиться губами и не только) к прекрасному, у меня партия отборного товара резко упала в цене. Поэтому, госпожа, Вы с ним построже. А то и вам что-нибудь испортит с такой-то прытью и рвением.

Уверен, что свяжете все в лучшем виде.
Ори, привереда, уже и первая ступень ему не по душе. Там видишь какие знатные рабы водятся. А ты нос воротишь

Корабль Хаммада ибн Адиб аль Амира "Глаз Капитана". 17 лет назад

За дверью ждет тишина
Доведенная до отчаянья
Вижу в небе свои глаза
Хочу сохранить состояние. (с)

С этого момента жизнь моя круто переменилась. Я не мог точно определить, пошла ли она в гору или стремительно покатилась под откос. Она просто стала другой. Неоспоримый факт, который теперь мне предстояло осознать, понять и принять.
Отец был горд и не скрывал своего восхищения. Это согревало мое сердце и вселяло некое подобие надежды. Теперь я чаще видел улыбку на его лице. Улыбку, а не оскал, которого удостаивался в последнее время. Хаммад регулярно заглядывал в мою каюту под предлогом что-то поручить или просто осведомиться, как у меня дела. Хотя, я понимал, негласно он следил за мной. Из лучших побуждений, разумеется, и потому, что так было положено поступать с новичками. Сейчас я был новичком. Новой, свежей кровью в артериях блуждающего острова. Кровью, которая по традиции должна влиться в русло кровавых ритуалов многочисленных семей Отверженных. Отец настаивал, чтобы я наконец-то выполз из своего укрытия на корабле и обосновался в городе, поближе к будущим родственникам. Кровные узы для оборотня имели гораздо большее значение, нежели семейные. Каждый оборотень негласно следовал непреложному закону острова, свято чтил его правила и обычаи. Одиночек не любили. Да и слово «любили» не очень отражало истинное положение вещей. Одиночек убивали. Быстро, тихо и без особых разбирательств. Если ты не со всеми, значит ты против всех. И будь ты трижды самостоятельным, сильным и независимым, если ты отрекаешься от того, что предначертано судьбой, то смерть твой удел.
Олли, подобно отцу, стал чаще приходить ко мне. Развлекал меня диковинными изобретениями и фантастическими рассказами о неизведанных землях, богатых городах и бесконечных странствиях. Я не знал, просил ли его отец о подобном внимании, чтобы удостовериться в моей адекватности или, быть может, старый механик проникся неизменной любовью и ко второй моей сущности.
Все меньше времени оставалось до приближающегося ритуала посвящения. Город гудел об этом событии. То там, то тут перешептывались, стремясь поделиться радостной новостью о скором всеобщем обращении в ночь ритуала. Отец Воров жаждал лицезреть нового сына острова. Да, фактически этот остров был моим домом сколько я себя помню, но домом для моего тигра этот остров еще не стал. Для каждого оборотня праздник Обращения был знаменательным моментом. Час, когда ты обретаешь новую семью. Независимо от того, живы ли твои мать и отец, есть ли у тебя братья и сестры. Ты становишься частью великого целого, частью общего, несоизмеримо большего и величественного, нежели твоя человеческая семья. С подобными мыслями и застал меня Олли. «Глаз Капитана» встретил очередное утро с первым проблеском солнца на бескрайней багровеющей линии горизонта.
- Брай, не спишь, шельмец? – в дверь каюты протиснулся Олли, отряхивая с плеч капли дождя, - вот погодка, да? Прям как по заказу. Дождь – это хорошо для ритуала. Он быстро смоет кровь с мостовых.
Механик осекся, не рискуя продолжить мысль, и настороженно следил за моей реакцией. Утро давно разбудило меня. Теперь мне не было необходимости видеть рассвет, чтобы почувствовать его приближение. Под кожей словно были впаяны датчики температуры, давления, влажности. Черт, да просто ходячая метеостанция. Олли рассказывал мне про нечто подобное. Складывалось впечатление, что сейчас я и есть это самое метео…нечто.
Кровать была задвинута в специальную нишу, освобождая тем самым больше места. На столе громоздилась целая куча книг, многие из которых я не читал никогда. Сегодня все было по-другому. Сегодня меня с самого утра колотило как в лихорадке и то и дело кружилась голова. Особенно до тошноты это ощущение накатывало в минуты активности моего второго «Я».
- Как ты сегодня? Волнуешься? – Олли кивнул в сторону книг.
- Я? Нет, не очень, а Он не дает мне покоя, - признание конечно унизительное, но я до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что есть только Я. Нет его и меня. Мы – одно целое. Мы – это и есть я.
- Ты хочешь слишком много и сразу, Брайанир, - костлявая рука механика потрепала по волосам, как в детстве, а затем потянулась к столу за открытой книгой.
Я рыкнул. Утробное, хрипловатое перезвучие. Не думал, что мои голосовые связки способны на подобный звук, тем более в человеческом обличии. Я машинально дернулся к стене, а Олли даже с места не сдвинулся. Старик улыбнулся, пригладив бороду и примирительно выставил руки ладонями перед собой.
- Успокойся, тигр, успокойся.
В его глазах не было страха. Там была…гордость. Да. Гордость и радость. Похоже, боялся себя только я сам.
- Извини, Олли, - уселся обратно на кровать, зачесав пальцами непослушные пряди.
- Что ты, дорогой, что ты, - отмахнулся механик, хлопая по многочисленным карманам в поисках чего-то одному ему ведомого, - не старайся совладать с Ним, Брай. Раз уж тебе так проще воспринимать мои слова, не старайся подавить Его или загнать в угол. Любое действие имеет свое противодействие. И поверь, сынок, из вас двоих не ты окажешься победителем. Поэтому прими его. Прими как самого себя принимаешь. Он – это ты, а ты – это он. Вы едины и вы неразделимы.
- Олли, я чувствую себя как на проповеди, - усмехнулся я, стараясь скрыть за этой ухмылкой внутреннее напряжение и неловкость.
- Дурак ты, - отмахнулся старик, выходя из каюты, - а тигр твой красивый, шельмец, - слова были сказаны шепотом, но Олли знал, что я услышу. Похоже, это его очень забавляло.
На столе осталась книга, которую старик все же успел пролистать и небольшой медальон с изображением тигриной морды. Металлическая пластина овальной формы с выгравированной надписью на обратной стороне: «Со вторым рождением». Незатейливый, идеальный в своей простоте и четкости линий, этот медальон стал тем рычагом, который помог мне осознать кто я есть. Кем был всегда и кем еще стану. Я долго крутил его в руках, согревая металл и размышляя о сегодняшней ночи.
- Сын, - отец был в свободных брюках и без рубахи, - пора.
- Да, отец, - медальон звякнул, упав на дно прикроватной тумбочки, а я вышел следом за отцом, подставляя спину под непрекращающийся ливень.

Обряд посвящения. 17 лет назад

Мне обратно больше нет хода:
В небе ветер тучи рвёт в клочья,
А звезда, откуда я родом,
Лишь безоблачной видна ночью.

Ночью скалится луна в море,
Бьётся оборотень в твой терем:
Это я стал по ночам, с горя,
Оборачиваться, вдруг, зверем. (с)

Сумерки сгустились плотной пеленой, наплывая с моря пуховым, невесомым одеялом. Дождь не прекращался ни на минуту. Хватило и сотни метров, чтобы промокнуть до нитки, но отец, кажется, не обращал на это никакого внимания. Он уверенно шел рядом, изредка похлопывая меня по плечу. Мы молчали и это молчание нагнетало и без того скопившееся за день напряжение. Хаммад ибн Адиб аль Амир смело смотрел вперед, а я по привычке еще озирался по сторонам. Сначала «Глаз капитана» скрылся из виду, а потом и вся пристань. Остров Отверженных нельзя было назвать огромным, подобно Царю Островов, но каменные улочки и многочисленные постройки, которые и на дома-то походили с большой натяжкой, могли запутать кого угодно. Дорога к Верховному Дому то поднималась вверх, извиваясь блестящей змейкой, искусно отполированной дождевыми каплями, то спускалась вниз, петляя между захудалых трактиров и небольших лавочек со всевозможным наворованным добром и снедью. Полупустые улицы неприветливо щурились щербатыми оконными проемами. Жители встречались крайне редко, да и то, перебросившись парой слов с Хаммадом, спешили поскорее к Верховному. Сегодня весь остров был там.
- Ты все запомнил, Брайанир? - отец уже раза три переспрашивал последовательность всех этапов церемонии и настойчиво заставлял повторять, пока мы шли к месту действа.
- Да отец, - я кивал и уверенно пересказывал все, чему меня научили за это время.
Церемония посвящения делилась на несколько этапов.
Сначала, если человек впервые обретал своего зверя, проходил обряд «единения с внутренним зверем». Он заключается в том, чтобы в присутствии всех собравшихся словами подтвердить то, что смог осознать и принять. Это была своеобразная клятва-откровение. Произнесенное вслух становилось частью всеобщего познания. Сказанное уже нельзя забрать назад, ибо единожды изреченное в присутствии Всеотца, оно становилось историей, занесенной в летопись всеобщего рода.
Из легенд:
И стоял пред очами людей. И были их глаза звериными, а тела человеческими. И были те, чей дух неподвластен контролю, являя облик зверя своего наполовину. Не боялся я их отныне. Они часть меня. Они моя семья. И спросил тогда Всеотец, принимаю ли я зверя своего. И ответил я, как учили меня.
Эта часть обряда соблюдалась не всегда, потому что многие оборотни попадали на остров уже в достаточно зрелом возрасте. И подтверждения их внутренней сущности не требовалось. Отец говорил, что «отреченцев» было немного. Всего несколько человек за последнее столетие. Те немногие, чья судьба была не столь милосердна. Они не могли смириться с долей, уготованной богами. Страшна участь их и незавидна. Кто был не в силах принять свою вторую сущность - начинает борьбу с ней. Но человеку никогда не победить в этом противостоянии и не одолеть зверя. Такие либо уходили на Стену, смирившись со своей судьбой, либо сходили с ума, полностью теряя контроль. Во втором случае такой оборотень представляет наибольшую угрозу для Семьи и уничтожался не раздумывая, как и одиночки.
Второй этап посвящения – самый важный и самый сокровенный. Назывался он «Обретение новой семьи и кровное единение». К этому действу готовились с особой тщательностью и благоговением. Специально добытое в процессе охоты животное помещали в надежную клетку посередине огромного каменного помоста. Ступени к возвышению украшались всевозможными фигурами, изображающими перерождение оборотня и человека, сцены охоты и пиршеств. На момент церемонии все семьи собирались по периметру помоста на нижнем уровне. На верхней ступени восседал Всеотец, являя собой оплот верховенства власти, порядка и незыблемости закона.
Тот, чей час обретения новой семьи наступил, становился на колени перед первой ступенью еще в образе человека, выказывая тем самым почтение и признавая единого Главу над собой. Затем происходил процесс выбора семьи. Оборотень выказывал желание присоединиться к одной из семей (не обязательно той, к которой принадлежали мать, отец и прочая родня, если таковая имелась). Если договоренность была достигнута, то ритуал обретения семьи проходил как в человеческом облике, так и в зверином. Всеотец спускался со своей ступени и осуществлял обряд кровного единения при помощи кинжала. Кинжал представлял собой символ власти, и все ритуалы проходили только с его использованием. Всеотец наносил небольшой шрам Главе семьи, принимающей оборотня, а затем каждый член семьи передавал кинжал следующему, нанося аналогичный порез поперек ладони. В конце концов кинжал возвращался ко Всеотцу, который, протянув его новому оборотню, велел закончить ритуал, замкнув кровную цепь. Если зверь принимался в общину, то все члены семьи являли свой истинный облик, тем самым выказывая согласие и одобрение. Новичок, в свою очередь, должен был перекинуться следом за ними. Потом следовало символическое ритуальное убийство и совместное поедание приведенного на заклание животного.
Завершающим этапом было всеобщее пиршество и веселье до самого утра. Тут не было никаких особых требований или канонов. Звери пускались во все тяжкие, руководствуясь только своими инстинктами и весельем, бурлящим в крови.
Голос Всеотца был словно звон сигнального колокола на палубе «Глаза капитана». Мощный и величествнный в противовес всеобщему молчанию нескольких сотен оборотней. Я искал глазами Олли, не сразу сообразив, что человеку запрещено было посещать подобные мероприятия. Олли остался на корабле, а отца я никак не мог отыскать. Стоя на коленях перед первой ступенью, я тщательно рассмотрел каждую щербинку и каждый выступ каменных плит перед моими глазами. Кровь гудела в ушах, а сердце выскакивало из груди, ведомое волнением и ликованием. Вступительная речь правителя была краткой, и вскоре он обратил свой взор на меня:
- Брайанир Алистас аль Амир, урожденный сын Хаммада ибн Адиб аль Амира , Главы многочисленного и уважаемого семейства острова Отверженных, принимаешь ли ты зверя своего?
- Отныне и до смерти моей едины зверь и человек во мне. – Слова слетали с губ, словно я читал книгу, лежащую передо мной. - Принимаю его как себя самого. Он моя сила и слабость, он моя гордость и отчаяние, он мое благословение и проклятие. Жизнь одна на двоих и смерть одна. Да будет так.
- Да будет так! – Всеобщий глас сотен человек огласил священное таинство, отражаясь от каменных колонн по периметру площади.
- Какой семье ты желаешь быть предан до конца жизни своей?
И я выбрал.
На следующее утро «Глаз капитана» отчалил от острова Отверженных, ведомый к новым берегам. Впервые меня не было на его борту. Отец так и не простил мне мой выбор. А я впервые стал свободным.
Тосковал я разве что по Олли (он один щедро одаривал меня отеческой любовью и заботой), но не по тому, кто был моим отцом по рождению. Я не считал себя предателем. Теперь мне хватило сил осознать одну простую истину – отца у меня никогда не было.

Ори, да ты поэт, дорогой мой !!!!
Вот что чуССтва с благородными рыцарями-то делают.

Рай, добро пожаловать в игру!
Увлекательных и жарких сюжетов!!!

Рынок

Мы выходим из круга,
Мы выходим на свет,
Это знак, что команда уже собралась.

Мы узнаем друг друга
После долгих лет
По улыбке и по цвету глаз. ©


Я любил свою работу. Нельзя сказать, что это был непосильный труд. Тут бы я конечно же слукавил, но я высоко ценил то, чего успел добиться и урвать у этой жизни. Свое место под солнцем я холил и лелеял, ревностно оберегая добытое потом, кровью и не всегда честными, но действенными методами.
Видимо, именно поэтому уже битый час я бродил по рынку, изучая спину драгоценного Космы. Вдоль и поперек изрезав взглядом каждую строчку и каждый стежок его ненавистной накидки. Осталось разве что начать считать количество разномастных заплат. Тогда уж точно прольется чья-то кровь.
- Раздери тебя на части! – Ощутимый пинок в спину нерасторопного раба и рука, сжимающая в горсть грубую ткань плаща, предотвращая возможное падение.
С силой дернул Косму назад, заставив того попятиться от неожиданности. Накидка треснула в месте крепления и расползлась по шву аккурат на плече. Это разозлило еще больше, не говоря же о палящем солнце и пересохшей глотке.
- Хозяин, - этот плут не часто употреблял подобное обращение, обходясь почтительным «господин», - разве ж я могу предсказывать будущее. Кто ж его ведает, хозяин. Увести могли. Может на другой конец острова. Там говорят условия еще похуже. Страданиями полнится ступень, страданиями.
- Что ты причитаешь, как гадалка на ярмарке? – Несколько шагов в сторону небольшого полотняного навеса, чтобы укрыться от палящего зноя и любопытных глаз. – Где ты его видел?
- Аккурат здесь, хозяин, - извернувшись в руке, этот уж освободился и незамедлительно стянул с плеч порванную накидку.
- Где именно? – Ощущение, что зверина полоснула когтями изнутри, впиваясь в ребра нарастающим раздражением.
- Теперь чинить придется, - пробубнил под нос раб, а затем опасливо вскинул глаза, сообразив, что произнес это вслух. – Наказание я ваше, хозяин. И за что боги были милостивы ко мне, послав такого хорошего господина.
- Не переигрывай, - я отмахнулся от назойливого плута.
- Да как можно, - улыбка угольками отразилась в глазах.
Косма осмелел, радуясь, что на сей раз гроза миновала, не затронув его болтливый язык. Оно и не мудрено, судя по участи, постигшей южные территории.
- Все. Пропади с глаз моих, - стянул плащ и перекинул его через руку, - где хочешь ищи этого раба, хоть из-под земли достань.
- Слушаюсь, господин. - Неуверенно переминаясь, Косма виновато прятал глаза.
- На починку бы, хозяин, - руки протягивают вперед испорченную одежду, словно бы подтверждение обоснованности просьбы, - половины драхмы хватит или четверть, если поторговаться.
- Поторгуйся, - предприимчивость Космы всегда забавляла меня.
Драхма падает к его ногам и довольный раб быстро теряется в толпе, мелькая волочащейся по земле накидкой. Видимо, опасаясь, что господин может передумать.
- Гляди, разбалуешь его, аль Амир.
Высокий, немолодой мужчина выглядывает из двери соседней лавочки, пряча что-то за пазуху.
- Ты как всегда наблюдателен, Орса, - кивок в знак приветствия.
- Хороша ли торговля сегодня?
- Я знаю не больше твоего, - жестом пригласил составить мне компанию по пути к торговым рядам второй ступени.
- Да, на все воля Богов, - мужчина слишком уж картинно закатил глаза, воздев руки к небу.
- Надеюсь, ты не планируешь упасть на колени и вознести хвалу всем поименно? На первой ступени не советую становиться на колени, друг мой, - пояснил, перекинув плащ на другую руку, - даже с набожными намерениями.
- Ты столь осведомлен о здешних нравах, Брай. Частенько спускаешься сюда?
- А тебя что привело? – кивок в сторону торчащий из-под полы свертка пергаментной бумаги.
- Дела торговые, - качает головой, улыбаясь и приговаривая, - торговые все дела.
Понятие «дружбы» у торговцев весьма атрофировано, если не сказать больше. Достигнув цели, мы разошлись в разные стороны, ведомые собственными интересами. Каждый торговец прежде всего искал свою выгоду, не задумываясь о благе ближнего. Орса знатный делец. Хватка тигриная. Не убедился бы сам, что он человек, никогда бы не поверил. Этот шельмец умел выпытать важную информацию, не сказав при этом ничего существенного со своей стороны. Периодические тренировки в красноречии воспитывают бдительность и изворотливость, да и развлечение это не самое худшее, особенно, когда приходится знатно поторговаться.

Косма провалился сквозь землю на весь день. До самого вечера о нем не было ни слуху ни духу. Малодушно помыслив, а не сбежал ли мой ретивый, отогнал прочь эту бредовую идею. Участь беглых незавидна и печальна, если им нечем купить свою свободу или, хотя бы, видимость оной.
В праздных размышлениях и беседах день прошел незаметно. Нагретый полуденным солнцем и жаркими спорами, рынок наконец-то начал остывать, готовясь понемногу впасть в ночную дремоту. Чтобы завтра с новыми силами проснуться растревоженным ульем.
- Господин.
- Легок на помине, - лениво открыл глаз, затем другой, выныривая из вечерней дремы.
- Я не нашел, хозяин, - виноватый взгляд и пару шагов назад из-под натянутого брезента, - все излазил вдоль и поперек.
- Не знаю, существует ли на островах традиция убивать гонца с плохими вестями, но ради тебя, дорогой мой Косма, я бы расстарался.
- Простите, хозяин.
- Прощаю. – Тигр спорил со мной, не веря ни на секунду в истинное значение этого слова. Да и мне верилось с трудом.

День не задался с утра, а теперь и закончиться обещал ничем не лучше. Вечер шамкающей пастью отщипывал солнце по кусочку, пробираясь все дальше и дальше вглубь рыночных улочек.
Большинство работорговцев уже позаботились о сохранности своего товара до завтрашнего утра. Из чайных и многочисленных лавочек доносился гомон торговцев и простых посетителей. Одни обсуждали прошедший день, другие просто наслаждались еще одним вечером. Все находили себе занятия по интересам, развлекаясь хмельными напитками, сладкими настойками, фруктами, освежающими и дарующими непередаваемую сладость жаркого солнца. Остров вальяжно отдыхал, подобно разленившемуся коту. Ветер перешептывался перезвоном колокольчиков, подпевая звукам лютни и мелодичным голосам заезжих менестрелей.
Поиски решено было отложить. Во-первых, искать на ночь глядя не имело смысла, во-вторых, к чему слоняться по рынку вбивая ноги в известное место, если толком даже неизвестно на острове ли этот любитель сладкого или уже уплыл на каком-нибудь корабле. Судя по словам Космы, мужчина был на первой ступени, а значит стоить дорого не мог. Вероятность того, что он уже обрел хозяина не прибавляла мне хорошего расположения духа.
- Господин, - выдохнув шепотом, Косма перестал насвистывая какую-то мелодию и потянул меня за рукав, стараясь обратить внимание на кого-то.
- И? – Переспросил я, всматриваясь в две миловидные фигурки, освещенные закатыным солнцем и верзилу рядом с девушками.
Верзила, к слову сказать, с легкостью мог претендовать на того, кто это солнце заслонит. Таких я еще не видел.
Косма неуверенно семенил позади, что-то бубня под нос, а затем добавил громче:
- Да, точно. Точно это он самый и есть.
- Что точно? – Обернулся резче, чем следовало бы.
- Этого я видел на рынке, - кивок в сторону громилы, - он был с тем, ну, что товар господину попортил, - добавил чуть слышно.
Чудны дела твои, провидение. Пользуясь случаем, мне захотелось рассмотреть получше, что из себя представляет эта странная троица. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Девушки что-то самозабвенно выбирали в лавке местного тряпичника. Переговариваясь и смеясь, они рассматривали товар, чем вызвали одобрительную улыбку торговца. Тот разве что не скакал вокруг девушек в попытке продать еще что-нибудь.
Шаг ближе…
К слову, чаще щебетала рыженькая. Практически без умолку, словно заведенная, девушка порывисто тянула то ленту, то украшение в волосы, то просто весело смеялась, прикладывая все это к своему платью и волосам.
Еще шаг…
Вторая держалась спокойнее и степеннее. Отличная осанка, чуть прищуренный взгляд, с которым она молча, снисходительно смотрела на подругу. Полуулыбка иногда одобрительная, но чаще таинственная, лишь слегка ласкающая уголки губ. Несколько прядей у лица были заколоты назад, открывая очаровательное личико. Оно было мне знакомо, но память отказывалась подсказать, где и когда я видел его. Казалось, что даже сейчас, занимаясь таким безобидным на первый взгляд делом, как выбор женских побрякушек, мысли о чем-то более важном и значимом не оставляли девушку с шоколадными волосами. Судя по всему, она уже давно определилась с выбором и спокойно ждала подругу, поглаживая большим пальцем атлас золотистой ленты.
Еще шаг…
Сторговавшись и расплатившись с торговцем, девушки двинулись вглубь рынка, а Молчаливая гора неотступно последовала за ними. Мы с Космой двинулись следом.
Верзила мог оказаться значительной проблемой в случае чего. Судя по тому, что в его присутствии девушки не выказывали ни малейшего страха или скованности, этот переросток был им знаком. А значит и моего «желанного» они наверняка знали.
- Вот они! Наконец-то! – столько радости и победного торжества в голосе вызвали невольную улыбку и довольное мурлыканье того, кто внутри.
Тоненькая ручка потянулась взять последнее яблоко с практически опустевшего глиняного блюда. Ну разве я мог ей позволить насладиться этим сладким угощением? Машинальность собственного действия поразила не только меня самого.
Клинок как в масло, вошел в сочную медовую мякоть с характерным хлюпающим звуком, застыв лезвием в нескольких миллиметрах от ее пальцев.
Я ожидал, что девушка вскрикнет от испуга или, по крайней мере вздрогнет. Но она даже не отдернула руку, сохранив поразительное спокойствие. Медленно убрала пальцы, а затем резко обернулась и подняла глаза на меня, буквально прожигая насквозь. Карие, с едва различимыми медовыми крапинками, они смотрели на меня с негодованием и нескрываемым гневом.
Я ненавидел это лакомство и черт меня дернул поступить столь ребячески. Но вот я уже стоял перед ней, вгрызаясь в податливую яблочную мякоть, ощущая вкус меда на языке. Только бы не подавиться.
- А скажите мне, милые барышни, откуда вы знаете вашего замечательного друга? – Я кивнул в сторону верзилы, машинально откусывая еще один кусок.
Молчание затянулось и, судя по всему, говорить со мной не собирались.
- Хочешь? – Я протянул нож с яблоком незнакомке.
В ответ получил лишь красноречивый взгляд, куда теперь я могу деть это яблоко. Рыженькая поправила широкие рукава платья, поблескивая спрятанными на запястьях кинжалами, а громила переводил взгляд то на девушек, то на меня, словно ожидая команды. И команда не заставила себя ждать:
- Солнце, беги!
Первая мелькнувшая мысль была: «Солнце? Это? Что, правда?» О, Санва, чудны повороты колеса твоего, коль порождаешь на свет таких отпрысков.
Девушки рванули к выходу вдоль торговых рядов, а Солнце, чуть замешкавшись поначалу, тоже побежал. Только не наутек, а прямиком на нас с Космой. Тигр внутри отозвался рыком в предвкушении.

Майя, замечательная песня!
Решил присоединиться к муз-параду:

Да, признаю. Иногда у меня с пунктами бывают накладки.
Пы.Сы. Мне нравится твоя правка.

И еще, тигру не спалось ночью. Тигр творил, вдохновленный музой и печеными яблоками с корицей.