Карта ролевой игры "Забытый мир"

- Думает что ответить. -
Они едят на завтрак маленьких и любопытных девочек.

Уже нет.
Отдал ее за чашку кофе.
Кофе того стоил.

- Сидит в темном -темном углу, темного - темного сада. Пишет темные - темные списки -


- Темные -темные списки. Коварных-коварных деяний -
... вспоминает куда подевал учебник про препарации морских жителей....

...темные -темные списки.
Пополняются коварными- коварными идеями...

-ауууу. нормальные магиии- ... морзянкой созывает магов....

- таинственно улыбается-

- Чиста боги -

Северные земли. Утес Плача. Дом Элефтари .

 

Пальцы изъедены чернилами. Забрались они под ногти черными дугами. И каждая строчка в книге с привкусом серы, что с Бездны. Только такую добавляют в чернила для подобных записей.

Они не истлевают со временем – вечны. И по этим чернильным венам палец бродит. Подстраховывая глаза, чтобы не сбились, и не потеряли строчку.

«Теплота рождается из движения сердца, и это подтверждается тем, что чем скорее движется сердце, тем более распространяется теплота, как нас учит о том пульс лихорадящих, приводимый в движение биением сердца».

Палец касается сухого языка. Углы пожелтевших листов слиплись от времени. На губах кислый вкус чернил. Перелистывая станицы и продолжая читать и изучать зарисовки, в доме Элефтари, Маг проделал колоссальную работу. На языке первых, забытом, произносимым лишь в заклинаниях, записано каждое слово.

«Легкие более развиты в отличии от человеческой особи. Как и мускулистая структура тела. Кости задних конечностей более крепки. Глазные яблоки, пройдя метаморфозу обращения, имеют более гибкий хрусталик, от того даруют своему хозяину зрение четче, нежели человеческое.»

Подробный разбор структуры внутренних органов, костной системы как обратившихся полностью, так и убиенных в процессе трансформации перевертышей. Каждый зверь разобран. Расписан и зарисован. От клыков до когтей. Над каждым дата его поимки и имена охотников. В начале книги записи тех, с кем лучше работать – те, кто портит шкуру и органы меньше, что облегчает работу. И более подробное описание тела.

«Самка в процессе трансформации. Зверь неизвестен. По структуре глазного яблока, передним клыкам и развитым когтям предположительно относится к кошачьим. От многочисленных травм черепная коробка не поддается детальному описанию. Самка на сносях. От того, как уже было замечено, не может обратиться в зверя полностью. Примерный срок беременности около двух месяцев. Плод по структуре похож на человеческий...»

Свеча начинает потрескивать, дрожит пламя. Словно испуганное. Тени тут же подхватывают этот трепет и начинают танцевать в унисон. Гуляя по полкам с банками, где покоится та или иная часть тела, украденная у тех, кто умер во время травли. Тени лапами своими темными касаются каждой, проверяя, не пропало ли что-то из их сокровищницы. В этой комнате, хранится все, что может быть интересно для изучения. Если порыться по полкам, можно найти останки первых людей. Тихо здесь, как в смертной. Холодно. Подобные комнаты в башне всегда располагаются в самой холодной точке. Чтобы материал не портился долго.

Накрываю пламя свечи ладонью, чтобы затушить. За стенами башни солнце уже готовится выйти да начать новый день. Сон так и не сморил. Глаза болят от долгого напряжения. Текст можно разобрать, но как бы ни был я возбужден найденными записями, приходится закрыть книгу и вернуть ее на место. Потом.

Пальцы находят корешок другой книги. В ней все, что касается членов рода. Та падает на гладкий стол, огромным своим весом напоминая о важности рода. Каждая глава посвящена тому или иному члену семейства. От Эйгана к Агу. Славные деяния в честь рода человеческого. Все тайные события их жизни. Хвори, что напали на них, если такие были. Имена жен, детей... Маги, что служили. Численность учеников. Зачеркнутые с датами ухода. Пока не оставался всего один. И не начинался новый виток силы.

Перелистываю одну главу за другой, пока не нахожу нужную под именем Ага – что хозяином является в этих местах. Сыновья... Жены...

Пальцы медленно скользят по имени Лесандра.

Этот имя проносится на Языке Первых. В висках поднимается боль – легкая, такую перетерпеть не сложно. И не было бы ее, если бы не Обряд со шкурой.

В кладовой, где встретил хозяйку дома, ночью тихо. Да только ветер, откуда-то появившийся, гуляет от полки к полке. Еще раз срывается имя с моих губ.  Ветер подхватывает пыль. Саваном она ложится, оплетая отпечаток в забытье. Слой за слоем от пыли рисуется точеная фигура гостьи, что была здесь ранее.

В дверном проеме стоя, как и прежде при встрече. Наблюдая за черно-белой картинкой, духом тихим бродящим по комнате. Повторяя все те события, что не видели мои глаза. Заполняя пробелы. Хлипкий образ то растворяется в воздухе, то собирается вновь у другой полки. Пока не обернется и не посмотрится на меня.

Подхожу ближе, желая рассмотреть хотя бы пыльный слепок воспоминаний. Держа его, не отпуская, пока фигура женская кнутом вытягивается во весь рост, расправляя плечи. Показывая, кто она, всем своим видом. И хоть глаза ее рассмотреть невозможно, могу рассмотреть скульптурные черты лица. Тонкий нос да нитку губ. И как безмолвно они шевелятся. Звуки не нужны, я хорошо помню хлесткую фразу:

Взгляд мой перемешается по фигуре. А в грудине ее такая же дыра, как и в глазах. Такая бывает только у того, кто ненавидит. Так ненавидит, что боль чернит сердце, оставляя там глубокую борозду... Заставляю вернуться обратно. И слежу вновь и вновь, как та рыщет по комнате в поисках чего-то. Как замирает она возле одного из стеллажей, и как пальцы ее касаются склянки. Только тогда на лице ее губы чуть приподнимаются уголки. Образ рассыпается в пыль, когда обхватываю туже банку. И смотрю на название.

Сухая трава, запертая там, дарует крепкий сон... и бесплодие.

Жена Ага явно не желает рожать детей своему Лорду.

Голова болит все сильней, сдавливая лапами виски. А я почему-то заставляю образ гостьи вернуться обратно. Только теперь замереть в той ее позе, в которой застал тут. Так и смотрю на нее, уже усевшись на пол, да облокотившись спиной о стену. Смотря на ту, чьи глаза не могу рассмотреть. Снова и снова переводя взгляд с тонких пальцев, что держат подол платья, вверх по телу к сердцу... которое выжгла ненависть....

Книгу по препарации Тритонов так и не нашел.
Расстроился.
Леди Элефтари. Пост готов. Жду ужина, даже начертил пентаграмму на белье.
Говорят на Севере очень холодно, а ужинать в кругу дома Элефтари страшно. Надо греться и обезопаситься. Уверен пентаграмма спасет.

-Записывает в черную -черную книжечку, черные черные записи : Леди Лесандра умеет врать и не краснеть-

То были не правильные пентаграммы. - На всякий случае повесил на шею куриную лапку -


- громко высморкался -

То что я не нашел как правильно препарировать Тритона, не значит, что его не будут препарировать в принципе.
- Роется по карманам ищет свой любимый скальпель-

У меня фотографическая память. Помощь не потребуется.
- приготовил сеть для ловли большой рыбы, разложил на береге котел, нож для чистки рыбы и прочий инвентарь-
В общем, будете в наших краях. Считайте, что мед страховка у вас есть.

Пока рылся по карманам нашел старую рукопись. Лишний раз убедился, что тяга к оккультным наукам проявлялись во мне с юности.

Какие все хорошие. Добрые. Приветливые.
Так и хочется гадость сделать.


Чт0-т0 накатило.

- Разбросал мешочки с прахом бездны, чтобы никто не бежал -

Дырявит спину взглядом.

Утес плача.
– Взять!
Псина с выточенным словно из камня телом срывается с места. Царапает пол когтями и ловит кусок на лету. Клацают зубы, скрывая добычу в огромной пасти. Розовый язык пробегает по носу, как будто желая поймать запах, что еще таится в нем. А когда понимает, что еды больше нет, наклоняет морду к полу и принюхивается к тому месту, где валяется кусок мяса, брошенного кем-то другим. Не жрет его, не признавая за съедобное. С рыком садится на задние лапы, продолжая вылизывать морду, редко проводя языком по ней. Да перенося вес тела с лапы на лапу в нетерпении ожидает добавки… Смотрит на хозяина, не отводя желтых глаз. Подергивая ушами, стараясь уловить каждый звук, что доносится от того, кого пес признал своим господином.
– Банга! – Ага, кажется, забавляет то, с каким ожиданием и поклонением смотрит псина на него. Выжидает, когда пес встает на лапы да начинает тянуть морду, принюхиваясь. Ряд команд, что кидает хозяин, животное выполняет тут же. И не сводит глаз с куска мяса, что держат руки хозяина.
– Взять! – наконец, тот опять летит в сторону псины. И…
– Сучка последней вязки. – Аг не смотрит на меня, все его внимание приковано к животному. Прибавляет не без гордости. – Не жрет ничего с других рук. Будет от голода подыхать, пока я не дам еды. Вот это я называю верностью.
– Ты знаешь, что такое верность? – Он, наконец, смотрит на меня. Можно рассмотреть его лицо, изборожденное шрамами. Волосы, что прилипли к уголку испачканных в жиру губ. Глаза вдавленные в глубь лица. И кажется надбровные дуги нависают над ними не давая смотреть прямо перед собой. Поэтому Аг задирает голову, чтобы видеть того, с кем говорит. И даже тогда, когда взгляд, кажется, впивается в твое лицо, зрачки бегают по телу собеседника, от одного куска плоти к другому – то ли стараясь поглотить сразу все, то ли откусить то тут то там – понемногу. – Ты знаешь, что такое верность?
Он щурит и без того узкие щелки век и, не дожидаясь моего ответа, отворачивается.
– Посмотри на них на всех.– Аг проводит взглядом по залу, указывая на гостей, – посмотри в их лица. В глаза посмотри. Никто из них. Никто... из них не знает, что такое верность. Думают, что знают, но нет. Врут себе. И мне врут.
В сторону собаки летит очередной кусок. Чавкающие, жующие звуки и повиливание хвоста.
– Если я брошу Банге ребенка.— Хозяин дома смотрит на меня при этих словах, ожидая реакцию. – И прикажу есть... Она будет... есть.
Аг выдыхает устало и удобней садится на своем месте... Его фигура еле втискивается в кресло, зажатая тисками деревянных ручек. Он добавляет устало.
– Когда ты верен, ты забываешь про моральный выбор. Верность – это данность.
Он молчит. Только пьет вино, которое подливают ему каждый раз, когда кубок пустеет. Не смотря ни на кого. И не обращая внимания ни на что. Даже когда в зал входит Леди Утеса Плача. И в зале вместе с ней появляется новый звук. – Шепот толпы в предвкушения зрелища. Аг смотрит на нее безучастно и равнодушно. Пока она идет по залу, не спеша. Шаг за шагом. Собирая на себя, как паутину на палец, каждый шепоток, струящийся изо рта присутствующих. Идет, не сопротивляясь. Не сгибая спину. Смотря на паука, что сидит во главе зала.
– Можно приучить к верности. Не давать есть, избивать животное пока оно не поймет, в чьих руках его жизнь. Есть куча способов воспитать верность. Я уверен, что можно воспитать верность в ком угодно. Но сложней всего, – говорит Аг, прибавляя к общей паутине шепота новую нить. – Воспитать верность в женщине.
Поклон, не сгибая спины. Взгляд ее пробегает по моему лицу: изучающий, но быстрый. И Леди Замка садится по левую сторону от мужа...
– Как я мог забыть, что ты дочь шлюхи. – доносится фраза, брошенная Агом в сторону жены. Ее выдох, словно сигнал начала боя, который она готовится пережить.
– Мы, с нашим …гостем ...беседовали о верности. Хотя ты, наверно, забыла, что это значит? – Чувствую, как нарастает его возбуждение.
Как стучит ее сердце, подгоняемое его речью. Быстро. Как барабанная дробь.
– Я, должно быть, плохой муж. Раз у хозяйки дома так много времени, чтобы проводить его по ночам в подвалах. Навещая того, в чьей верности я сомневаюсь. Мы исправим это сегодня. Я навещу тебя. И напомню о твоем долге передо мной.
Он ожидает ее ответа. С нарастающим возбуждением. Та медлит, но ее рука, казалось бы готовая сбросит его ладонь, что покоится на ее колене, вдруг сжимается крепко, поверх обнимая руку мужа. И растягивая рот в улыбке, отвечает:
– Я всегда рада принять вас, мой Господин. Если на то будет ваша воля.
И только запах страха. Да удары сердца говорят об уровне паники, что таится в теле Леди Элефтари.
Аг разочарован. Он отворачивается от жены и глотает вино из кубка большими глотками, пожевывает губами. Взгляд суетится по гостям дома. Пока он, наконец, не поворачивается к служке и не приказывает:
– Отведите нашего гостя на визит к узнику. – при этом смотрит на супругу, пока говорит, ожидая, как на нее подействует его приказ, – я хочу, чтобы ты проверил степень его верности.
Смотрю, как собака смотрит на хозяина, все еще ожидая новой порции еды. И киваю.
Леди Замка не обращает на меня внимания, пока я не подойду к ней. Закрытая от всех. С бешено стучащим сердцем. Молчит, и только, когда я протягиваю ей пузырек лекарством, что искала она ночью в башне, та поднимает глаза. Говорю ей, что именно это поможет от ее болей в сердце. И извиняюсь, что не сразу приготовил его по приказу госпожи, переданному со служанкой.


– Кто здесь? – Голос сиплый, наждачкой разрезает воздух в темнице.
Кашель грудной, как многоточие вслед за вопросом. Узник барабанит себя по груди кулаком. Желая отогнать то, что сковало его легкие, и щурит глаза, глядя на меня…
Крысы разбегаются, когда делаю шаг в глубину помещения, и слышу, как за мной закрывается тяжелая дверь. Факел стражники оставляют снаружи. Свет, проскальзывая сквозь прутья окна на двери, тянет руку, желая дотянуться дальше, но по ладоням из света бьет мрак, что господствует здесь, не давая править в своей обители.
Здесь пахнет плесенью, несвежим сеном, болезнью. Рука касается камней, стены, собирая на кожу грязь и влагу. Во времена Северного Бича людей, кто был заразен, держали в подобных камерах. И гнили здесь они после кончины, пока не набивалось столько тел, что поместиться больше не могло. Эти стены видели много смертей. Пальцы проходят по рельефу. Свидетели истории и мыслей тех, кто в них находился и дожидался своего конца.
– Кто здесь? Я – сэр Брейден Феррант. Я назвал свое имя и жду того же от вас. Если вы не назовете себя, я буду считать вас горячкой, что пала на мою голову, и относиться буду к вам соответственно... Не обращать внимания.
Ему тяжело говорить. И каждое слово дается с трудом. Но видимо, даже в болезни этот человек готов бороться.
Шаг навстречу, чтобы рассмотреть собеседника. Лица не видно, все съедено тенями
– Кого вы хотите видеть, сэр Феррант?
Еще шаг все ближе. Снимая слои воспоминаний и образов, что спутниками были все это время рядом с заключенным. Первый слой образов. И он видит образ той, что была тут недавно.
Женщину с негнущейся спиной. И волосами прямыми, лежащими саваном на плечах.
Он смотрит на меня, щуря глаза. Но образ меняется со следующим шагом. Пока не изменится на другой.
Ту, чьи локоны вьются волнами, а глаза теплы, как мед.
Он протягивает руку. И почти касается меня. Когда я наклоняюсь к нему, он видит того, чье лицо хранится так глубоко в его памяти. И воспоминания об этом человеке как рана запечены под слоем вины и сожаления.
– Кого ты хочешь видеть, Брейден? – Лицо старика смотрит на узника. Изъеденное морщинами. С глазами голубыми и чистыми, но безжизненными. Ибо я не могу повторить жизнь в глазах, если человек мертв. – Ты скучал по мне, Брейден?

Эззелин Сенза Вольто: Любимая сестрица, твой братец очень плохо спал, все снами мучался о завоевании мира, да о покушениях на Вереск.
И пришла мне по утру в голову мысль, что я совсем не уделяю тебе внимания, а зря потому что:
!

Какая красивая девочка.
Дай поиграться?

Я буду стараться вернуть ее живой.

Губа. У меня?

Не треснет.


Марго, Ты когда нибудь играла с Магом? В догонялки?

Девочка.
РаCccc
Два
Три
Четыре ...
Пять....
Я
Иду...
Тебя...
ИсСссСскать...

еСсссли у меня что-то отвалитьсСсся. То играть в Cccалочки будет даже интереСсСсней ...

-прячет трафффку из бузины-
Не Сааавидуйте правитель. ... Если хотите с девочкой поиграться дам и вам