Карта ролевой игры "Забытый мир"

Эймер, )) верности социологических данных ради, Сандра и Марго тоже ни на чей хвост не наступали, никого не кусали и даже не таскали за уши) и даже Хани ни об кого еще не сточила топор!) но мы же оба понимаем, как Механики ведут счет;)
Это так, рассуждения серийного убийцы о методах и средствах обвинения. Всерьез не воспринимать)

Не думаю, мой друг. Убирает руку) страсть как люблю, когда все послушные и примерные) и кофе по первому слову принесут, и за ушком почешут))
Усевшись и расправив платьюшко, пьет кофе) Маргит, спасибо:*

))))) Эймер, читала вдумчиво) вру, старалась читать вдумчиво, попытка провалилась) второй раз поперхнувшись чаем, поняла, как вам досталось такое прозвище)) убалаболили)

Ведя, ты заставишь меня плакаить. А если я буду плакаить, я закапаю царю слезками весь праздничный торт))
Улыбаемся и машем)) те, кто не могут махать хвостами и ножичками, машут платочками и чулочками - вариативно))
Такое настроение))
И всем замечательной игры!!))

Оооо, какая прекрасная подборка в Пантеон!
Ему молятся о свободе - так верно, нужен тот, кому мы молимся о свободе)
Эля, с днем рождения, множества перерождений )) одно прекраснее и гармоничнее другого!
Хани, с днем рождения)) не расплещите джинна из сосуда))

И Эззе, при всей моей бескрайней любви к Безликим)) позвольте заметить, отличный пост! Красиво. Серьезно. Спасибо за возможность прочесть.

Запад Царя Островов, владения дома Аэтерна.

И будут дочери платить за грех своих отцов...

Детство счастливого ребенка тем и не примечательно, что не отлично от жизни любого другого, такого же беззаботного и свободного. Мое детство таким и было - порой безграничного счастья и открытости миру, который, казалось, любил меня так же сильно, как и я каждую часть него.
Тогда мои волосы еще были темными и няни плели их в тяжелые косы, тогда моя мать была счастлива и улыбалась, мой отец любил меня. Тогда я не знала, что весь мой мир балансировал на грани одной-единственной лжи. Обмана, который, будучи раскрытым, навсегда разрушит судьбы многих людей и целого дома.
В детстве меня завораживала картина, вышитая горящими в темноте нитями на гобелене в главной зале отцовского замка. Древо Жизни тянулось ветвями к небу, столь реальное и ощутимо живое даже в этой картине. Подле него молилась женщина и руки ее вплетались в Древо частью него. Лицо ее, открытое и, чего я тогда не могла понять, беззащитное, обращалось к нему, Древу, с выражением абсолютной веры, посвящения воле Его. По кругу картины каймой шла надпись -девиз нашего дома - Adhuc in te in aeternum*.
По мере того, как я становилась старше, мои учителя рассказывали мне об истории дома Эйвиос - рода Запада, и рода Аэтерна, первого из домов-знаменосцев, вставшего на сторону великих отступников. В те времена никто не носил клеймо Порченных с такой гордостью как мои предки. Учителя, однако же, оглянувшись кругом, добавляли, что то времена прошлые, и ныне Дом чтит чистую кровь, союзы заключаются только между членами дома с безупречной родословной хотя бы на пять колен, далее врать о чистоте крови никто не мог себе позволить.
Больше покоев в замке правителя, моего отца, я любила только бескрайние зеленые и позже зацветающие сиреневым и алым пустоши Запада. Бежать, ощущая, что ветер становится частью тебя, твоей свободы, чтобы, задохнувшись, упасть в высокую траву и дышать тяжело и часто, сознавая, что ты часть этого - той жизни, которая заполняет всю тебя.
Так проходило мое детство в мире иллюзий на границе с Зачарованным лесом, легенды о котором старая няня в сумерки рассказывала собравшимся в круг детям.


Мне едва исполнилось четырнадцать, когда ни о чем не подозревая, я навсегда разрушила счастье моей семьи.
В тот день отец взял меня с собой на охоту. Занятие для девушки опасное и недопустимое, но своей единственной и любимой дочери Аргилий Ггал АрРэн никогда не мог отказать.
Теперь мне уже не вспомнить, как мне пришла мысль показать отцу то, чему я научилась совсем недавно и что стало для меня удивительным открытием. Мы остановились на отдых на одной из проталин в чаще, окруженной кустами диких ягод.
- Отец, - голос звенел от предвкушения того, что я смогу показать ему свой новый талант, ничто никогда не было так важно как его одобрение. Я протянула руку к одной из колючих веточек, обняв ладонью едва набухшую почку.
- Смотри, - выдохнула я, задерживая дыхания от мысли, как он удивится. Мне не было ведомо, почему так, и заметила я это совсем недавно, но от моего касания все в лесу оживало и тянулось ближе. В моей руке почка медленно набухала и раскрывалась, розоватой поверхностью лепестков треская и сочась из желтовато-зеленой кожицы. Вопреки или по воле природы цветение начиналось раньше, розовато-белые лепестки раскрылись в чашечку и спустя мгновение опали, оставив на кончике ветки ягоду.
Я обернулась к отцу, ожидая восхищенную улыбку и то, как он громко захлопает в ладоши, и замерла, не понимая.
Лицо его было необычно бледным, светло-синие глаза отца обратились в две пропасти, с того дня все сильнее заполнявшиеся тьмой. Мне не суждено было знать, что в то мгновение Аргилий АрРэн навсегда перестал быть моим отцом.

* В тебе вовек продолжусь я.

О даааа, Джимми Чу вне веры и дискриминации по религиозным признакам!)))
*возносит молитвы* ))

Дом Аэтерна, знаменосец дома Эйвиос.
Девиз: Adhuc in te in aeternum
Герб: Дева, в мольбе сливающаяся с Древом Жизни.
Символ союза и признания.


Мадлена, троюродная сестра Аргилия, с самого детства воспитывалась в мысли о том, что ее предназначение - стать супругой наследника дома Аэтерна.
Достаточно сильная, чтобы принять это и достаточно женщина, чтобы влюбиться в своего мужа без памяти, без границ и условий, едва увидев.
Сила этой любви не уменьшилась и на крохотную долю до самой ее смерти. Если бы только не то иное, что было больше и несоизмеримо с любовью к Аргилию - явление ее истинной веры.



Наследник дома Аэтерна, после отца правитель земель на Западе Царя Островов. Мать его погибла от рук магов вместе с его сестрой-близнецом, когда Аргилию едва исполнилось пять лет. Вырос под опекой отца, который воспитывая сына в строгости, все же не отослал его после гибели жены, как поступили бы многие. Возможно, потому что мальчик был отражением своей матери, а женщины рода Аэтерна навсегда отнимали сердце своих мужчин, привязывая их к себе и после границы жизни.
Любящий отец и муж. До того дня, когда вся сила его любви от боли предательства обратилась в безумие.

Прим: Судьба Мадлены предрешена. Аргилий потенциально может быть отдан в любящие руки)
Также если у кого-то возникнет желание дополнить их историю деталями, персы могут считаться свободными и живыми)

Яна, спасибо) приятно знать, что вы прочитали и отметили.

У меня вопрос организационного характера. Какие у нас в мире обряды погребения и обручения?
Есть ли (наверняка есть) отличия в погребении в зависимости от социального статуса.
Просьба снабдить если не деталями, то хотя бы примерной схемой))
*не надо спрашивать, кого*
И второе: обращения к высокородным особам. К представителям домов Совета или знаменосцев.
Донна?) Сеньора?)) мадам?)

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

Мой отец любил мою мать безумно. Поклоняясь и подчиняя, доходя до той степени самоотречения, которая в своей антитезе обернулась для Мадлены гибелью.
Любила ли моя мать моего отца? Настолько, насколько ослепленный Богом может утешиться светом Его подобия.

По дороге домой отец обмолвился со мной не более чем парой слов. На мои робкие попытки расспросить его, он лишь качал в ответ головой и, задержав свой взгляд на мне дольше обычного, улыбался, отшучиваясь. Без привычной теплоты. Последнее я неведомым образом знала, чувствовала, плотнее кутаясь в дорожный плащ.

После вечерней трапезы мама, как часто бывало, сидела в ногах отца подле большого кресла у огня.
- Скажи мне, что это неправда, - слова отца обращенные к матери остановили меня уже за порогом обеденной залы.
- Любимый? - в голосе мамы так много нежности, обожания ничем не скрытого, когда они одни.
Ведомая любопытством, презрев все уроки воспитателей, оборачиваюсь, выглядывая из-за двери, чтобы видеть их.
- Я видел сегодня, - отец подбирает слова осторожно, будто произнесенные, они окончательно превратят все в реальность, - как Майя раскрыла бутон цветка, как цветение и созревание в ее руке преодолело время и природу.
Мама тихо выдыхает, отчего рука отца в ее волосах сжимается сильнее на затылке.
- Аргилий, ..
- Скажи мне, что я ошибаюсь, - тихо, настолько спокойно и тихо, что не заподозрить, что это мольба.
- Таков закон рода, любовь моя, - мама старается говорить мягко.
- Замолчи, - не отрывая взгляд от лица любимой.
- Если бы твоей матери, Адриане, не пришлось защищать твою сестру, если бы они обе не погибли так рано, ты бы знал. Наследие непременно открывается в одном из отпрысков в поколении. Если это не ты, значит, то должна была быть твоя сестра...
- Замолчи! Замолчи!! - срываясь на крик и сжав руку на мамином горле, отец притягивает ее вверх к себе, касаясь губами порывисто и рвано ее рта.
Пальцы отца сжимаются сильнее, отчего мама выгибается к его ладони и он отдергивает руку, встает стремительно, будто не способный причинить ей боль.
Мама говорит, оставшись на коленях за спиной отца, я же, будучи не замеченной, в отсвете огня могу видеть как нарастает и плещется боль в его взгляде.
- Сотни лет, со времен Великого Переселения, вера в ЗенМаа находит продолжение в наших землях, в потомках родов Запада, но немногие сохранили кровную связь с Древом до сих пор. Это больше крови, Аргилий, более открытого человеку - это дар. Наследие, подпитываемое так редко, потому столь ценное. Знание передается каждой женщине в роду, история семьи знает случаи, когда дети Древа обращались и к мужчинам...
С губ отца срывается стон. Ужасающий тем, насколько он тих.
- Мой отец. Великие предки, мой отец, - Аргилий запускает пальцы в волосы. - Вы обманывали нас столетиями? - в голосе неверие, невозможность веры, он оборачивается к жене.
- Аргилий, жизнь моя, - знаю, мама смотрит отцу в глаза. В этот момент пронзительно ярко-синие. - Ты такой же их потомок.
В тишине я отступаю назад в полутьму перехода, освещенного факелами, прочь от отчаяния, любви и боли, столь сильных и взнузданных, что они рвутся в меня изнутри - так, что кажутся моими собственными.

Слова, сказанные после, мной останутся не услышанными.
- Я хочу ее смерти.
- Ты не тронешь ее, Аргилий.

Моей матери не стало год спустя.
В некогда полном друзей, рыцарей и менестрелей замке, известном на всю округу своими празднествами и ныне опустевшем, среди слуг ходил шепоток, что госпожа Мадлена была отравлена. Или же любовь ее просто не вынесла боли отца.

Огонь, приправленный горючим маслом, ластится к ветру и меняет цвет, от солнечно-златого к оранжевым всполохам по краям. Огонь навсегда отнимал у мира и жизни то, что было теперь оболочкой, оставленной моей матерью. Сознание не желало принять, отбрасывало, противилось мысли, что это моя мать, живая, смеющаяся и всесильная, на костре навсегда покидает мир.
Безупречную, некогда вожделенную столь многими, Мадлену Фирр АрРэн сжирало пламя.
Под сенью родового древа, у корней которого моей матери надлежало, согласно нашей вере, обрести продолжение мой отец навсегда предавал ее забвению. Аргилий стоял так близко к костру, что стражи на шаг за ним прикрывали глаза от огня.

На девятый день Аргилий Ггал АрРэн был только тенью себя прежнего, пепел остывшего костра навеки въелся дымчатыми крупицами в яркую синеву его глаз.
В тот день он впервые остановил свой взгляд на мне. Взгляд, под которым я застыла, не понимая, не различая более, что за ним. Тяжелой поступью отец подошел ближе и, опустив голову, двумя пальцами сжал прядь моих волос, иссиня-черных, вьющихся, как у мамы.
- Я погубил ее, - едва слышно с потрескавшихся губ. Без доли покаяния. Он прижал к себе ближе, притянув мою голову к плечу и надавив ладонью на затылок, крепко обнял.

Два дня спустя первый за несколько десятков лет допущенный на земли Запада, в нашем замке появился Маг.

"В шелест медовой травы упади добровольно и мирно.
Здесь нам с тобой не везло среди крови и смуты..."

В человеке есть порог боли. Мой, должно быть, наступил. После него ты живешь свободно или не живешь вообще.

Три года спустя. Наши дни. В трактире "У Хвостатого" - Ярмарка

- Майя, - урчит, лаская имя. Темный поджарый котяра - Джес , сын хозяина, пантера, как и его отец, перегнувшись через стойку, не сводит взгляд, пока натираю стаканы да смахиваю пыль со старых поднятых только утром из подвала бутылок.
- Ты непостижима! - парень подпирает голову кулаком. - За все это время никто из нас так тебя и не уломал! - в голосе его столько возмущения, что это не иначе, как личное оскорбление.
- Предлагаешь посочувствовать? - улыбаюсь ему, приподнявшись на локтях, чтобы быть вровень с его лицом. Светло-карие глаза Джеса отливают звериным янтарем.
- Ох допрыгаешься, Майя!
Смеюсь, отклонившись и продолжая расставлять посуду. Никто из местных не посмеет схватиться с Эрлом, уж тем более Джес не пойдет против слова отца. Да и без вмешательства Хвостатого, то кто-то из парней на полу поскользнется, то тарелка на голову упадет - не везло тем, кто пытался вести себя неосторожно.
- Оставь девочку, Джес, - голос Эрла , вернувшегося из подсобки, - Дай работать спокойно.
Парень только пожимает плечами под хмурым взглядом отца.
Увидев Хвостатого, тут же подскакиваю, едва не смахнув аккуратно расставленную посуду.
- Эрл, - звонко раздается мой голос в полупустом с утра трактире. Сбиваюсь с тона, обдумывая слова. - Эрл, а можно поехать на ярмарку в Столицу? Ну можно?
Во взгляде Хвостатого в ответ гораздо больше, чем то, что он может сказать при сыне. Ведь Джеса здесь тогда не было, три года назад.
Обогнув стойку, подхожу к Эрлу, запрокидываю голову, чтобы смотреть ему в лицо.
- Ты же знаешь, тебе там не место.
- Меня никто не узнает, - продолжаю убеждать. Наматываю на палец светлую пружинку кудрей, смотрю на Хвостатого, не скрывая улыбку. Во мне и, правда, едва ли можно узнать загнанного и дрожавшего от ужаса ребенка, которого он нашел у себя в подсобке три года назад. Даже волосы мои от зелья на красящих травах изменили цвет.
Эрл, нахмурившись, только качает головой.
- Если даже Они не узнают меня, то кто заметит? - самым большим моим страхом на острове были Безликие, но сила смешалась должно быть настолько, что даже они не могли отличить во мне истинную. Перевертыши же в наших землях никому не в новинку. - Ну одним глазком?
Эрл был прав, страх должен был научить меня держаться от Царя Островов как можно дальше, но если Хвостатый считал меня дочерью, я, к сожалению, помнила своего отца, как и свой дом. Потому желание вновь хотя бы увидеть Столицу и было таким сильным.
Хвостатый решительно качает головой.
- Нет, девочка, - его большая ладонь осторожно ложится мне на плечо, со мной он всегда измеряет долю своей силы. - У нас тоже отличная ярмарка. Майя, - в его голосе предостережение против упрямства, зажегшегося в моих глазах.
- Будь осторожна, - вздыхает мужчина. - И возьми с собой Джеса! - кричит он уже мне в спину, когда надув щеки и не переставая недовольно бормотать, я возвращаюсь к посуде и намеренно грохочу.
Эрл прав, три года назад страх съедал мои ночи еще несколько месяцев после побега, но желание выжить оказалось сильнее и теперь хотелось жить по-настоящему, свободно.

Ярмарка.
Не выпуская руку Джеса из своих ладоней, я следовала за ним шаг в шаг в людской толчее в порту.
Ярмарка раскинула шатры прямо на берегу. Менестрели набирали на лютнях знакомые мотивы, торговцы громко расхваливали новые яства, диковинные специи, невесомые ткани - предметы, зверей и людей, привезенных со всех уголков Островов. Это был мой мир, песнь свободы этого мира была чище воздуха, сильнее ветра. Если бы только не цепи, сковавшие тех, кто на Острове Греха все еще оставался рабом. Слишком свежо было воспоминание, отворачиваюсь от Арены, мне ничего не поделать с этим, порядок вещей не изменить.
Зябко поежившись в жаркий день, мотаю головой, улыбнувшись от того, как кудряшки бьют по лицу. Подхватываю слова одной из песен, стараясь отвлечься, я не заметила, как отпустила руку Джеса, чтобы коснуться особенно понравившихся бус на прилавке одного из торговцев.

Переступи зачарованный круг,
В травах высооких заблудиишься ты.
Хэй-йа, хэй-йа, сладок мой мед,
Крепко мое золотое вино,
Тот, кто пригубит...
Песня оборвалась на полуслове.

Хоть бы посмотрели, как парень выглядит))) а то сразу страашно-страшно)) мало ли, может он сЫмпатичный)
Всем привет)
Яни, спасибо, так и вижу матушку в огне)) фантазия-то стандартными путями идет))
Домина, очень тонко подмечено) Проверила) так все и выходит по локациям)
К слову увлекательно наблюдать за развитием вашего сюжета в доме Понирос) спасибо за приятное чтение)
Марго, меня почему-то в посте больше всего прельстили кипарисы) ощутимо настоящие, вдруг показалось, что все это могло быть на самом деле.
Всем хорошего настроения утром
Пи. Эс. А где Царь?)) куда Царя посеяли?))

Ведя, о боже! Хватается за сердце *ищет под сисями с какой же стороны сердце*
Ори, дорогой, доставай свой приханыренный запас гифок))) ты дождался!)
Брейден, рады вам в игре!)

Лесандра Элефтари,боги, как жить после твоих последних слов?)) Только падать на подушку и плакать как бедный преданный фанат))

Запад Царя Островов, владения дома Аэтерна.

Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.

У мага была кожа, тонкая, как пергамент, будто натянутая на скулы. От уголков глаз к седым вискам тянулись стрелы татуировок, порой в свете огня они вились и оживали будто змеи.
Его присутствие в замке едва ли можно было заметить, если бы только Лес не начал искать спасение, отступая из наших садов. Сначала исчезли птицы, за ними мелкие зверьки, а после все живое, будто задыхаясь под сомкнутыми пальцами чье-то тяжелой ладони, начало угасать.

Стоит ли мне говорить, что за каждой совместной трапезой меня охватывал озноб, мелкая поднимающаяся изнутри дрожь, не угасавшая еще несколько минут после, когда нетвердым шагом спешно покинув обеденную залу, я затворяла за собой дверь своей комнаты и отчаянно надеялась, что тяжесть дерева за моей спиной может стать хоть какой-то преградой тому, что отнимало у меня силы.
С того дня когда не стало мамы и с приездом мага отец все больше времени проводил, не покидая замок, в разговорах с Магистром и читая книги, старые фолианты, обтянутые кожей. Аргилий АрРен искал подтверждение своему безумию в истории нашей семьи, и каждое новое свидетельство пестовало его боль.
Коридоры дворца полнились змеиным шепотом, исходившим от одного человека. Казалось, отзвуки слов набирали силу и преследовали меня, проникая в разум отовсюду. Ощущение тяжелой болезни не оставляло меня ни на минуту.

- Мой Лорд, я беспокоюсь о девочке, - голос выверен, тих, но не настолько, чтобы казаться вкрадчивым. Полон отеческой заботы, мудрости, сочувствия.
И снова:
- Светлый Лорд, девочке не место при дворе. Вы же сознаете, что таится в ней. Ребенку нужна защита.
- Нет, - безумие убивает Аргилия, низводя до опустошения физического. Он отчаянно качает головой. - Нет, я не могу отпустить. Отдать ее. Все, что осталось от Нее.
- Как же люди, мой лорд? Им тоже нужна защита от девочки. Не ведает своих сил...опасность.

- Майя, - от голоса отца захотелось пригнуться, но спина не дрогнула на на мгновение, я спокойно повернулась к отцу, немного склонив голову, выражая тем внимание к его словам. - Дитя, сегодня ты отправишься с Магистром, он желает обучить тебя.
Отец смотрел перед собой. Мне оставалось только склонить голову и найти в себе силы вернуться к трапезе, хотя еда и утратила для меня вкус.
Обучить? Он отдает меня. Мой собственный отец отдает меня.
Возможно, первый раз, когда подняла голову, чтобы взглянуть в глаза магу через стол напротив меня.
Тогда я думала, что мое воображение играет со мной злую шутку. Потому что я могла поклясться, что могу разложить чувства Магистра как составные в рецепте духов: жадность, предвкушение, толика интереса, крохотные масляные капли восторга.

Три месяца спустя.
- Мой лорд, мне очень жаль.
- Верни ее.
- Мне очень жаль, мой Лорд, - еще тише повторяет маг, в глазах старца отражение сотен судеб, подобных настигшей несчастную девочку.
- ВЕРНИ МНЕ ЕЕ, - Аргилий задыхается, сметая серебряные чаши со стола.
- Судьба ее свершилась. Мы не смогли удержать ее силу. Дитя воссоединилось с...
- Замолчи! - не крик, отрывистый шепот. Глаза Аргилия налиты кровью. Он погубил их обеих.

Представила Орландо Блума своим тестем
Интересно, насколько мой будущий муж будет против?)) это ведь вроде бы уже не инцест?)
*не может перестать представлять*