Карта ролевой игры "Забытый мир"

... в заботливые руки Мадам Таи.

Ты скажи, хороший мой. Скажи не таись. Губы свои тонкие, жесткие, пальцем если дотронусь - обожгусь, разожми. Тайну нутряную, темную нашептать не сложно. Здесь все можно.
Ты скажи мне, хороший мой. Какую хочешь? 

Хочешь любовь покажу?
Нежную, острожную, боязливую. Такая бывает только лишь однажды. Принесу тебе её в дар на ладонях своих. Поднесу к ногам как к богу забытому. Примешь? Растопчешь? Все приму. Тебя приму любого. Калеченного душой, телом. Разлукой давней истомленного, замученного. Хочешь, дай той любви имя, звонкое. Колоколом на устах твоих играть будет. Отзовусь на него, как на родное.
Глаза свои поднять на лицо твое резко не решусь. Пальцы дрожащими станут, стоит только к коже твоей горячей прикоснуться.
Хочешь, слезу пущу по щеке белой? Я умею. Я могу. Глаза мои будто созданы воду лить, от любви горячей, неразделенной.
От любви к тебе переполняющей жгучей, искренней. Ты возьмешь меня мягкую, молящую, в руках твоих утопающую. И все до дна, до линии в тебе, кривой, принимающей.

Хочешь непокорной стану? Сердцем всем возненавижу. Каждой частицей тела своего грешного. На нем же клейма ставить негде. Ты посмотри. Посмотри на меня, жалкий мой. Я в глаза твои с вызовом глядеть буду. Улыбка наглая, для девки продажной, лицо украсит. Ты сотри её. На колени поставь. Сломай если получится. У меня шея тонкая, схватишь руками - лопнет. Орать буду. Хочешь? Я орать для тебя буду. До песка в глотке шершавого, колючего.Сломишь меня, раздавишь. Властью своей одаришь. До рычащего моего- нет, но воля твоя - закон. До места пальцем указанного. Я забьюсь в угол в какой покажешь. На осколках своих, под сапогом твоим, распятая. Не собрать меня боле, ой не собрать.

Хочешь, кровью себя запятнаю, порченной? Хочешь, пощады простить буду? Хочешь, госпожой стану? Рабыней. Женой друга, дочерью малолетней брата. Маску одену любую. Все для тебя, хороший мой. Ты только губы разомкни. Ты только скажи. Какую хочешь?

Привычная схема здесь точно не работала. Остались только профессиональные порывы и неискоренимые привычки. Понять меня можно - в деле не первый год.
Да и к телу мужскому, на подушках розовых возлежащему, просто так без дела, я не привыкшая. Нет, конечно, всякое бывало. Но...но об этом как-нибудь потом. А пока про тело.
Тело в кровати моей смотрелось инородным. Во-первых, из признаков жизни лишь дыхание.
Уж где это тело побывало и знать не хочу. Лишь догадки моего возбужденного интеллекта будоражили мозг, (давно подумываю утопить его, окаянного, в каком заливе, чтоб не мешал жить и работать, авось, все же на домик в Грехе накопить смогу).
При ощупывании тела, под вдохи сердобольной Лапочки, на предмет поломок. К приятному удивлению, обнаружили вполне себе целую голову. Сей факт радовал необыкновенно. Дураков в своей постели не терплю, и имею на это законное по выслуге лет право.
Лекарь во мне, к несчастью болезненного, скажу прямо - никакой. Но то что тело жить будет. Стало понятно при первом обтирании тряпицей, дабы смыть кровь и понять, что штопать. Тело живо реагировало пониже живота. И явно хотело дружить.
Лапочка была польщена и, даже, вспыхнула краской. А этого не бывало с времен одного товарища имя которого нельзя произносить, Лапочка сразу начнет лить слезы и испортит мой шелковый ковер. Взволнованную девочку пришлось выгнать от тела подальше. Не то чтобы я против насилия, но не бесплатно, и не у меня в заведении.

Во-вторых, человек не помещался в длину на моей скромной лежанке. А лежанка у меня, честно признаюсь не таясь, поместить может троих. А если сильно изогнуться и четверых. Потому ноги у тела свисали с края кровати являя мне дивный вид пяток.
И глядя на все это безобразие, я несчастная женщина, курила самокрутный табак, обжигая пальцы каждый раз засматриваясь на... конечно же пятки. Думала о том какое все же у меня большое сердце. Доброе сердце. И посмей теперь сказать кто-либо, что это не так. И при всем моем огромном сердце я имею маленький, очень маленький инстинкт самосохранения. Я, конечно, же знала как тело зовется, спасибо еще раз моему сердобольному сердцу. И знала, что тело то не просто так покорежено. И искренне молилась всем богам сразу, чтобы тело подняло не только то, что обычно поднимают на моей кровати. Но еще и ногу. И вторую. И побежало, далеко. Подальше от меня, слабой, глупой, сердобольной женщины. Пустившей под видом сильно выпившего клиента это тело сюда.

Очень уж я не люблю, когда волосы на затылке шевелятся. Очень уж не люблю вздрагивать, когда над заведением моим летает Чехайское Воронье. И страшно не люблю, когда в заведение захаживают их собратья по черному. А то что за этим телом могут прийти в любой момент, мне подсказывал ненавистный интеллект и огромное желание жить. И душило. Где-то на уровне шее душила удавка перспектив.
Уж не знаю что помогло. Шлюхины молитвы. Иль волшебный настой, что даем девицам после отказа от плода, тот за сутки девку на ноги поднимает. Но тело ожило, и не только в паховой области. Застонало. Задышало глубоко. Да ресницы на лице его трепетно дернулись.

- Не открывай, - скажу телу. Знаю точно ели тело глаза свои откроет. Пропаду. Уж не знаю, что тело делает. Но я его сейчас убить хочу и это чувство прекрасное мне душу греет, и жизнь, возможно, спасает. - Я тебе пока в уме, разуме чистом, прямо скажу. У тебя совесть есть? Хоть капля? Хоть на донышке души твоей окаянной? Это ж надо удумать, на пороге моем сдохнуть решил. Ты меня повесить хочешь? Хочешь. - Усядусь рядом, в ухо шипеть буду. Посмотрю на рожу бесстыжую. Вздохну обреченно.

Боги-боги, если есть Вы Шлюхины Боги, услышите зов дочери своей пропащей. Покарайте мужчину этого. Не для себя прошу. Для людей честных, невинных.

... у мадам Таи не заплатив еще никто не скончался...

К ногам моим, конечно, возлагали многие дары. Как любая скромная лядь я люблю милые вещицы.

Скажем, - жемчуг. И не какой-то там... жемчуг, а такой, чтобы посмотреть на него и где-то меж грудей заклокотало все, разрослось бы. И грудь моя спелая в корсаже тесном, от радости обладания красоты такой, не поместилась бы. И чувство бы дивное это, восторг от созерцания и обладания, спустился бы дальше от груди к животу, останавливаясь там и превращаясь в нечто прекрасное. Возможно, даже в возбуждение, столь редко в моем теле бывавшее.
Или, скажем, вот этот вот ковер. Между прочим с Амира. Между прочим, посол подарил. Между прочим, мы на этом ковре. Не буду врать, что краснею, но розовею в местах порочных, точно. В общем, дорог он мне как память. Понимаете? Дорог.

Смотреть на откровение передо мной открывшееся желания нет никакого. Не то чтобы я брезглива, но зачем портить томный вечер? Да и не сказать, что в жизни моей мужики никогда не гадили. Делали они это частенько и всегда виртуозно. С особым смаком. Не буду врать, что слез не лила. Мокрое дело мне не чуждо. Да и пыточное дело, не раз изучить мечтала.
Но вот так откровенно. Вот так... душу, можно сказать, изливая. Зря мы ему столько после-родового настоя давали.

Делаю шаг назад из тапочек. Любимых. С трудом давлю в себе злобный клекот. От желания взять левый, чистый тапок, и треснуть им тело по макушке, удерживает только две мысли.
Во-первых, у меня рука тяжелая, я же его добью. А если не добью, он же ж дурачком станет. Заикаться начнет.
Писюк, ладно, буду честной женщиной, чего мужика полумертвого гневить. Писюнище работать не будет. А это профессиональный моветон - доводить мужика до импотенции. Да и кто за все это безобразие потом заплатит? Импотенты с заиканием шлюхам платят, но редко и через долгие мытарства.
Во-вторых, если убью, что делать с мертвым телом? Я дама хоть и на молоке взращенная, но хрупка костями. Тяжести таскать не привыкла. Да и до ближайшего моста здесь пилить и пилить. Пока дотащу геморрой заработаю от натуги. Геморрой в моей профессии дело паскуднейшее. Лечится с трудом. Потому избегается любым способом. Так что будем думать, что от греха спасает выше упомянутое добросердечие. И что именно оно заставляет взять тряпку из таза, ту самую которой давеча обтирали самые живые места у тела, и промокнуть ей рот, глаза да лоб болезненному. Для облегчения его состояния.

И пока я входила в роль сестры милосердия, в груди начало расти волнение. А вдруг совсем пришибло? Вот напрочь? 

Помнится у меня клиент был, тот как-то убегая от жены, что по его душу пришла. Из окна спрыгнул. И дурак, до того не удачно приземлился головой об брусчатку каменную, что до сих пор, вот вам знак Н`габаха, до сих пор мнит себя Правителем. Ходит в черном, не ест, не пьет. Меня не еб... забыл про чертоги мои гостеприимные. Пропал мужик. Совсем пропал.

Смотрю уже с испугом на тело. Рассматриваю, пытаюсь понять не сдурел ли...И что страшнее, вдруг память отшибло и тот про долги забыл.
Последняя мысль до того испугала, что пришлось наклониться к телу, являя перед глазами болезненного самую узнаваемую мою часть:
— Хороший мой, Сто пятьдесят золотых. Слышишь? — тело трясти не решаюсь. Если его вывернет мне на сиси и от смерти его не спасет даже перспектива геморроя. — Сто восемьдесят золотых.— Чуть громче.

Подумав и прикинув чистку ковра и покупку новых тапочек (халатика, сорочки шелковой, колечка с аметистом - на ярмарке недавно видела, веера из павлиньих перьев и шарфика):

— Двести золотых.— Говорю наклонившись грудью к лицу. Ну, а что...это примета хорошая о деньгах говорить прижимая мужское лицо к груди. К прибыли.

... Кто я такая баба слабая, чтобы спорить с большим и сильным...

- Ты чего удумал-то...- Похлопывая по щекам.
- Ты чего...?- Смотря как лапки поджимает. Ягненочком жертвенным складывается. Губы синеют. Сам белый-белый. Даже почти ставшее родным место скукожилось. Совсем плох!

Стало действительно страшно. Меня жизнь к такому не готовила. Я больше по улыбочкам и вздохам театральным. Я больше слушать комплименты фальшивые. Поднимать интерес у молодых щеголей да статус у пожилых господ. Счастье неземное, женское во взгляде изображать, когда берут не умеючи. Любовь искусственную в дар подносить. А тут...Что делать с тобой, горемычный?

Все ведь заштопали. Опоили, гада сякого, настойкой свежей. В койку уложили. Чего тебе еще? Клизму только если. Ромашковую. Хочешь? Даже трахнуть нельзя, как-то не привыкла я совсем с дохлым. Хотя, был один, но тому под девяносто было. И он то со всей искренностью заявлял, что любовь моя его фактически на свете держит, не пускает сдохнуть на радость детям и молодой жене.
Может попробовать? Смотрю на тело для интима неготовое. Как-то грустно становится...никакой романтики.
Еще два хлопка по щекам. Коснулась губами к испаренной покрытому лбу. К груди его ухом приложусь. Слушаю. Дышит.
Не то что бы облегчение сей факт принес в душу мою многострадальную, но все же выдохнула. Первый раз не знала, что с мужиком в собственной койке делать. Рефлексы, конечно, свое требовали, но сошлемся на профессионализм.

- Ты гад и сволочь.- Говорю почти синенькому и дую в лицо, чтоб остудить хоть немного. - Ты ж мне почти понравился. Я ж почти с душой к тебе прониклась. А ты...сдохнуть решил. Да еще и на моей койке! - Истеричность берет вверх. Гремлю браслетами у лица будущее-покойного, убирая прилипшую прядь с лба. Смотрю в лицо. Вот сколько смотрю, столько думаю. И какого порченного я с ним связалась? Одно слово. Идейный. Всегда меня такие за мою пустую душу брали.
А может оно так и к лучшему? Думаю, вынимая из полочки прикроватной фляжку с выпивкой припасенной. Прижимаю к губам горькую, глотаю вкуса не разбирая. В Столице сейчас суетно. Вороны кружатся, все ворота на выезд закрыли. А так... с трех шагов от обычного клиента не отличишь. Только, лицо больно недовольное. Ой, может, не получилось у человека - не молод. Бывает. А если сдохнет? Так ... скажу затрахала. До смерти. Не поверят, конечно, зато посмеюсь.
Губы обжигает еще пара-тройка глотков выпивки. И становится где-то даже спокойно. Посмотрю на гостя моего вечернего. Накину на его вялое место одеяло тоненькое, с голубком вышитым, чтобы не замерзло в случае случайного сквозняка. Да и мало ли за что я ночью рукой ухватиться могу по привычке. Отвернусь к телу задом, чтобы все мои чувства к нему понимал ежели очухается. И веки закрою.

Сон, предатель, сразу не идет. Волнение бабское, паскудное никуда не денешь. И душа моя пустая, одинокая замерла в тишине твердокаменной. Не пробить стенку в ней, не получиться. В ней каждая кладка слеза затвердевшая. В ней каждый камень воспоминание гадкое. Я эту кладку год за годом выстраивала извилисто. Гордилась тишиной сердечной как наградой какой. Оказалось, саму себя наказала.
Душа женская она дурная. Ей бы в полет. Ей бы любить, пусть неразделенно. Слезы лить одинокие, мечтать о том чего нельзя, но нужно. Ей молча нельзя. Сопреет. Задушит изнутри молчанием своим. Жизни лишать будет. Год от года пустого.
Пускай хоть что-то. Хоть каплю на донышке, но чувствует. Хоть каплю на донышке, но мечтает. Пусть и не по-настоящему, а по чуду какому неизвестному.
Сомкну очи плотней, зажмурюсь до боли. Свернусь в комок тугой. Авось, завтра проснусь возле живого. Авось и почувствую что забыла, что каменной кладкой из слез и боли от себя отгородила.

И на Правителя действует? Убрала платок с груди. Нагнулась.

Королеве

Закрыла платком грудь. Вышла из позы.
Как легко обратить на себя внимание правоохранительных органов скромной женщине.
Ой, что будет. Ой, что будет.Причитает.
А так это как? Вам не понравилась песня? Расстроилась.
(пошла искать матерные частушки про мусоров)

Думаю, не стоит.
Боюсь за ваше состояние. Ежели органы так от одной песни возбудились. Что будет от частушек?
Не лопнут?


Плотное. Но если очень попросите, раздвину график.

И потяну-у-улась цепь беззаконий(с)

Заснула добрая женщина после трудового дня, называется. Воинственно подняла сиси.

А я свой профессионализм в вашу сторону и не направляла.

Сделала губы куриной попкой.
Ворон, как вас по батюшке? Кар-Карычем будете. Для того чтобы я что-то раздвинула. Вам, как минимум, необходимо будет что-то напрячь. (подсказка, они кривые)


Несите свою балалайку. Раз храбрый. Поставлю вас в очередь.

Пишет каляку:
Обязуюсь ходить в школу, закончить десятый класс и получить
аттестат половой зрелости Кроме того, даю честное комсомольское слово не
посещать гостиницы "Интуриста" и больше никогда не заниматься проституцией (c)



Лесандра ЭлефтариЭган БезымянныйРада. Присела как учила королева. Грудью вперед.

Балабол,а мне говорили у вас руки золотые. Так обрамите

Тася сегодня возбужденная как никогда. Почему не скажу.
Можно песенку оставить?Тасе понравилось.Понравится еще кому.
Тася хочет танцевать. Балабол, пригласите даму танцевать.



Оу!
Домиинара-эр-Риах


Спасибо! Уверена, что будет

Какой прыткий мальчик. Умиляется.
Я еще подумаю про послезавтра. Должна же в женщине оставаться хоть какая-то загадка. Танцует. Вертит попой

Суламифь хорошая девочка. Она со мной поделится :b

Скромно потупила лядские глазки. Мне нельзя в штаны лазить. У меня рефлексы. Я полезу не в карман. Краснеет

bambino, что вы творите с Тасей. Тася падкая женщина. Тасю низя будоражить.
Осторожно двумя пальцами вытащила конфетку.
А они у вас. Сосательно-лизательные или кусательные?

Сидит на коленях Балабола. Кормит механиха его же конфетами.
bambino, вы со мной не расплатитесь.

Умиляясь прижала голову кудрявую, светлую к платку расписному.
Боги, bambino, я старая женщина и не знаю слов любви. Но чувствую, что дойду до ручки. Одумайся!
Давай лучше конфетки кушать?

И пока мальчику хорошо. Позапихивала все конфеты в потаенные места.

no-no-no, bambino.
Мацать за пиастры.
Мы кушаем конфетки :-)
Облизала пальцы Балабола от шоколада. Прижала к платку кучерявую голову.
Такой прыткий мальчик. Такой быстрый. :-)