Карта ролевой игры "Забытый мир"

~Медленно протирая ножички для препарации...~

Что вы! Мне безмерно приятно в темной, уютной камере. Но думаю, что в крысу меня скоро превратить Хозяйка Утеса Плача.

~ интенсивней натирает ножики ~



Если что, ответы на эти вопросы я давал под давлением пытками и без адвоката. Они не могут использоваться против меня. Это провокация против власти Магов.

БУ-зи-На. К еде равнодушен.
Но если нужен ответ то - В



Б.


.... Тяжелая задумчивость... мне не нужны деньги. Подарков делать не кому. Сапоги скороходы могу сделать сам.
Кто продаст душу?... * трясет мешочком с золотыми*


Абсолютно другое виденье мира чем у кукловода. Другие тона. Новое для меня.
Спокойствие снаружи и будя внутри. Концентрация.

Во всех. Я уверен что смогу сыграть в любой локации.
Мне будет сложно только в Отверженных. Там будет сложно из-за закрытости для Магов. В остальном проблем не вижу ни в одной локации.
Если честно. Проблем в описании локации быть просто не может. В описании быта, и менталитета другого" Места " могут быть проблемы. Поэтому буду читать посты тех жителей которые там живут.

Если говорить о желаниях. И тех к кем еще не пересекался в игре.
я бы сыграл с Дарием, Майей, Безликими: Что Иззе, что Марго меня дико умиляют.
Здесь вопрос не желания играть или нет. А логики встречи. Вопрос Цены) Цены этой встречи) Но это и клево)
Эймером. Тоже бы сыграл с удовольствием.

Жду ответ Узника Каземат Утеса Плача) И весь в предвкушении игры с Лесандрой.

Северные земли. Утес Плача.
Не верит.
И тянет руку ко мне. Дотронуться хочет: то ли поймать картинку, что показывает ему его сознание, то ли маску сорвать, и убедиться в фальшивости видения.
Но глаза – враги наши – играют в мою пользу.
Да и рана, что вскрыта образом моим, глубока в сердце. Ее затянуть надо. Залечить кровавую.
Поверить хоть на мгновение. Поэтому смотрит, глаза не отводит, с недоверием, но и надеждой. Хоть и туманом болезни они закрыты.
Пот каплями покрывает лоб его... Речь тиха и дается с трудом.
Сколько вечеров, ночей он провел, ведя беседы с почившим воспитателем его? Сколько раз просил прощения? За то, что не спас тогда от зверя. И сколько раз думал, что сказал бы ему, если бы увидел, если бы был жив по чуду какому? Самое важное, самое нужное сказать нужно...
– Отец...?
Словно по тонкому льду слово произносит. Осторожно пробиваясь вперед. Видение ли спугнуть боится или сам себя загнать еще больше... и поверить.
Отвечаю ему. Хоть и голос скрипит непривычно. И вижу, как плечи узника опускаются в облегчении, а рот на секунду окрашивает улыбка.
От спрашивает, как я попал сюда. А в мыслях столько вопросов, что жаждет задать отцу своему названному. Ответить на кои я не в силах. Да и миссия моя в другом... Найти того, кто ненавидит должника учителя моего. Кто готов воткнуть ему в спину нож. И предаст его, если будет такая возможность.
Давлю на стыд – ведь чем-то опорочил сэр Брейден имя свое, раз оказался здесь в сырой темнице. Ни капли вины. Только принятие наказания как данность. С цинизмом принимает он роль узника и даже посмеивается в глубине своих мыслей своей нынешней роли...
Давлю на себялюбие. Напоминая, что он знатного рода. Но семя и здесь не прорастает. Вызывая лишь усмешку и легкую горечь.
Все глубже и глубже в подсознание...
Женщина? Она красива. Не той красотой, которую воспевают проходимцы-менестрели. Но той, которую будешь помнить. Хозяйка Утеса Плача... С белой кожей и глазами-льдинками. Дала ли она тебе надежду? Жаждешь ли ты защищать ее от хозяина своего? Сколько раз ты сжимал кулаки свои, видя синяки на ее лице. Сколько раз ты желал смерти тому, кто сделал это?
Он молчит. И образ Старика все сложнее удержать. Болезнь ослабила тело собеседника моего. И разум ели держится в этом мире, желая отдохнуть от насилия, что над ним творят. Цепляюсь за воспоминания, что там, в глубине, хранятся, как в шкатулке, перебирая их.
Первая встреча. И прощание над ритуальным огнем. И как огонь сжирал тело старика, так и сейчас образ мой рушится кусками. Ухожу все больше в тень...Сэр Феррант закрывает глаза, собираясь с силами.
– Скажи... отец... почему из всех моих бессонных ночей, чтобы прийти, ты выбрал именно эту? – не вопрос, а вердикт. Он понял.
Усмехается – словно ставя точку.
– Неужели кто-то решил облегчить мою совесть – и дать возможность покаяться? Каких откровений вы от меня ждете? Жаль, что моя горячка ослабила силу ваших чар. Катись же в Бездну, кто бы ты ни был! – Звенит тюремная цепь.
Пеплом оседает на пол образ, что так тонко плелся. Обессиленный узник падает на тюфяк из сена. Сознание теряя, когда руки мои прикоснутся к его лицу. И рот соприкоснется с его ртом.
Тягучей чернотой глоток за глотком вбирая в себя болезнь его. Вместе с сожалением, болью и стыдом, что вызывает тот, кому служит сэр Брейден.

Тюремная дверь скрипит, когда выхожу из темницы. Свет факела бьет болью по глазам. Охранник, что стоял поодаль, смотрит на меня с интересом. Дыхание мое не ровно. Болью сжимает грудь. Кашляю, задыхаясь, упершись рукой о холодную стену. И говорю тому, кто привел меня, чтобы донес Лорду Севера.
Узник в его темницах – не пес.
Но и не крыса, чтобы нападать со спины.

***
Выдох свой могу увидеть. Облаком серым всего на мгновение застывает он, и тут же растворяется в воздухе. Земля зачерствела от мороза за ночь, словно коркой рану покрыл ее тонкий лед. Тот скрипит под сапогом, когда делаю шах в сад, в который вызвала меня Леди Утеса Плача.
Раннее утро здесь в рабах у ночи, не смея перечить своей госпоже, окрасило все в серо-голубой цвет. А розы, что без аромата, каплями крови застыли на припорошенных снегом кустах.
Леди Элефтари, укутанная в утренней туман, словно в шаль – в центре этих кроваво-капельных роз. Склонившись над кустом, меня не замечает. Или не хочет замечать. Слышу, как шепчет что-то цветам. Выхаживая их, словно больного, застывшего без движения. Говорит тихо, монотонно – убаюкивающе. И сад отвечает, редким вздохом пробегает ветер по кустам, задевая каждый цветок. И те чуть вздрагивают – отвечая хозяйке сада.
Подхожу тихо. Разбивая тишину хрустом изморози под ногами. И встав позади, вижу, как белые пальцы Леди Элефтари без перчаток пробегают по толстым веткам. Находят шип заостренный и срезают его быстрым движением ножа. Проводит по ране пальцем и тут же говорит слова успокоения – как ребенку, если тот поранился.
– Это редкий сорт, – она говорит так же тихо, не оборачиваясь. – Чем жестче условия вокруг, тем прекраснее цветы. А там где нанесешь рану, появляется новая ветвь. Надо только сделать один рывок боли, чтобы проросла новая жила жизни.
Молчу в ответ. Но, видимо, говорить пока и не нужно. Хозяйка сада продолжает работу, пока не бросит в короб нож. И не встанет, зажав в руке тряпицу. На ладони порез, видимо нанесенный шипом. Вытирает рану белым полотном, не глядя на меня.
Гадать, для чего меня позвали, не приходится.
– Сэр Феррант чувствует себя хорошо...
– С чего вы взяли, что меня интересует, как чувствует себя человек моего мужа, – она, наконец, смотрит на меня. Я вижу тени, что легли под глазами – следы бессонной ночи. Но при этом вся ее фигура, то, как держится все, словно силой напитано.
– Прошу прощения если оскорбил вас. – Отвечаю и смотрю, как рот собеседницы чуть кривит усмешка.
– Я долго живу в северных краях. И давно являюсь женой Ага Бессердечного, – зажимает тряпицу в кулаке и смотрит на меня, уже не отрывая взгляда от моего лица. – Чтобы не обращать внимания на оскорбление или искать их там, где их нет. Я пригласила вас по другому поводу.
– Чем я могу вам помочь? — спрашиваю, всматриваясь в бледное лицо и пристальный взгляд Лесандры Элефтари.

Северные земли. Утес Плача

Руки прячу за спиной. А под ногами постанывает снег, когда идем вглубь сада. Леди Элефтари молчит, придерживая рукой тяжелые юбки, иней сковал ее края. Словно желая заковать в этом саду хозяйку Утеса Плача. Ветер здесь находит волю и играет в прятки между кустами роз. Ударяется об меня, словно выгоняет со своих владений. А ее обнимает, целует лицо – оставляя белые украшения на ресницах да волосах.
– Вы счастливы в браке, Леди Элефтари? – спрашиваю, не глядя на Леди Севера.
Она замирает, не ступая дальше. Молчит, пока я не посмотрю в ее лицо.
– Вы задаете бесцеремонные вопросы.
– Я – ученик Мага.
– ...это многое объясняет... – она делает пару шагов вперед и, повернувшись ко мне в профиль, чеканит, глядя куда-то в сторону: «Я благодарна дому Элефтари и моему мужу за ту честь, что оказал он моей семье. Я благодарна Агу Бессердечному за то, что он принял меня в семью великого рода.»
Я молча принимаю ее ответ.
Во рту – вкус свиной кожи ощущаю, когда зубами зажимаю край перчаток. Стягивая их с пальцев, оголяя кожу.
– Я читал историю дома Элефтари. – Говорю, складывая перчатки, – Ваша семья служит Безгрешным почти шестьсот лет. Верно служит. Дом Мартеллов не менее знатен, чем дом вашего мужа.
Леди Элефтари смотрит на меня, не выражая никаких эмоций. Огородившаяся невидимой стеной от меня и готовая проигнорировать любую провокацию, если таковая будет. «Я благодарна моему мужу за честь, что он оказал моей семье», – заученная фраза. Сколько раз она ее повторяла. Несмотря на то, что потом ночью ее насиловал и избивал тот, кому ее отдали? Верность? Или неуверенность в тех, кто мог помочь вырваться из капкана, в котором оказалась.
– Позволите? – Указываю взглядом на руку, что поранила она ранее.
Моя собеседница чуть раздумывает, смотря на меня с неуверенностью, но все же протягивает ладонь. Белое полотно, что снимаю с ее руки, подхватывает ветер и, волоча по снегу, уносит куда то в глубь сада. Об язык смачиваю подушечку большого пальца и провожу по полоске царапины.
– У Семьи Мартеллов интересная история. – Говорю, смотря на брошь, что приколота к вороту ее платья: голова белого волка на темном фоне. – Ребенок – наследник рода, заблудившийся в лесу, был защищен от оборотня. Волком одиночкой. Принял бой на себя и защищал Дитя до последнего вздоха.
– Я знаю историю своего рода, – говорит, но рука ее не дергается в моей, даже когда рана, смоченная моим ядом, начинает стягиваться. – Зачем вы мне ее рассказываете?
– Я лишь хочу напомнить, Леди Лесандра, что иногда помощь может прийти оттуда, откуда Вы ее не ждете. – Пальцы ее, холодные, как лед, сжимаются, закрывая там, где был порез. – смотрю в глаза, не отпуская руку. Вставая так близко, что могу видеть каждую ее ресницу, объятую инеем. – Если Вам не помогали маги, значит, у Вас раньше не было с ними одной цели.
– А вы знаете мои цели?
– Я думаю, наши цели совпадают. – когда держу ее ладонь, кажется что она морозит мою. Опускаю глаза к руке и медленно надеваю свою перчатку на ее руку. Тонкие пальцы почти тонут в ней. Отпуская руку Леди Севера. И делаю шаг назад. Слышу тихий вздох хозяйки Утеса Плача.
– И если я не ошибся, то ради своей цели Вы готовы заплатить любую цену.
– Вы ошиблись, – говорит, смотря прямо мне в глаза.
– Я дам Вам время подумать.
Вторую перчатку я протягиваю ей: «Hаденьте. Как бы Вы не привыкли к холоду, Вам стоит себя беречь. У вас сын. Наследник великого рода».

Леди Севера, спасибо за подарок)) * поглаживает черепок*

Северные земли.
Сон ее морозом наполнен.
Наблюдая глазами двух хищников, как бежит от меня, утопая в снегу, женская фигура в черном одеянии.
Темной точкой. Мишенью светясь на белом полотне.
А желание догнать, разорвать сливается со стуком двух сердец.
А она видит только его. Каждый раз, когда оглядывается через плечо. Видит только одного зверя.
Того, что в реальности называет мужем.
И видит она истинный лик его. Лик зверя с человеческим телом. И кричит, когда он тянет руку к ней, стараясь поймать. Но крик тот, как и любой во сне – тихий, беззвучный.
Дыхание его тяжелое слышу, как свое.
Желание его – за свои принимаю. Поймать. Подмять. Разорвать.
Во рту вкус слюны кажется вкусом крови. Ее крови, что пробовал недавно в саду – когда залечил рану. По этой крови как пес на запах и забрался в ее сон. Наполняя его своими сюжетами. И удивляясь, до чего детально создала она свой собственный кошмар. Проработав каждую черточку в образе того, кого ненавидит. От того в животном, что охотится за ней так хорошо. От того так легко в нем дышится. От того так легко им управлять.
По следам, ее вмятым в сугробы. Преследуя, догоняя. Удовольствие от погони ощущая.
А она падает, в юбках запутавшись. Руками по мягкому снегу проводит – ищет опору. И тот ломается под ее пальцами, и проваливается она глубже в снег.
Чудовище уже близко. Сейчас ухватит. Схватит за шею. Разорвет своими клыками.
Рука Ага тянется к женской фигуре.
Пока не упадет рядом заваленный Белым Волком, вгрызающимся ему в глотку.
Она кричит. Кричит так громко – прорывая дымку забвения. И фигура ее медленно исчезает из сна. Разрушая и мир, в котором нахожусь я.
Боль в шее ощущаю, как свою.
Кровь во рту волка чувствую....
Сплевываю ее, когда открываю глаза. На пол с кровати падаю, собираясь в комок.
А на шее следы укусов. Зарастут – дай только время. Только желание охоты никуда не делось – исчезнет или нет, и сам не знаю.

Боль уходит только к обеду. Но знаю, что проснется, стоит только чуть запустить руку в Безмирье снова. Говорят, что к боли привыкаешь. Проходят годы обучения. И ты привыкаешь и признаешь ее естественной и нормальной. Я жду этого дня уже столько времени, что потерялся в тех красках, что рисует эта боль. Мечтая вздохнуть без нее хотя бы раз. Она как спутница моя ядовитая, кажется, влилась в саму мою кровь. Подношу руку к окну – рассматривая черные вены под светом скупого Северного Солнца. Вижу, как чернота захватила кожу выше локтя. Тело дрожать начинает, мелко потряхивая. Думать о том, что будет дальше, уже разучился. За годы обучения научился думать только о том, как выжить сейчас. Именно сейчас.
Завтрак принес тот самый парень, которому передавал дар Белоглазого. Учеников брать себе не могу. От того прислуживать мне некому. А чужих в темной башне быть не должно. Потому парень – занял место помощника в темной башне замка Утеса Плача. Тот боится заходить, смотрит в пол. И отвечает на вопросы нехотя – тихо. Это раздражает. Потому, когда поднос с едой поставил на стол, остановил его, пока не ушел. Да подняв за подбородок лицо, смотрел в глаза его уже не детские, пустые.
– Боишься? – спрашивал.
– Нет... – отвечал тихо
– Вот и правильно. Меня бояться не надо.
– Кого же мне тогда бояться? – осмелев
– Сам себя бойся. Теперь только сам себя. – Отпуская парня, и приказывая принести воды. Леди Элефтари рано или поздно придет. Она не та, кто проигнорирует чуть приоткрывшуюся дверь на свободу.
Придет. Надо только ждать.

В башне после обеда становится серо. Солнце опускает очи свои, приглушая и так неяркий свет. Свечи зажигать нет желания. Потому в полу-темени встречаю Хозяйку Утеса Плача. Шорох ее юбок слышал еще, когда поднималась она по лестнице. И азарт, что испытал этой ночью во сне, догоняя ее в образе Ага, клокочет урчащее где-то в горле.



Голос ее разрезает тишину в комнате. Когда заходит и, чуть собравшись с духом, начинает говорить. Но запах страха от нее веет так сильно, хоть и старается изо всех сил не показать его. А запах тот сладок. Как сладок был бы след из крови – что оставила жертва.
Смотрю в ее белое лицо. И сложив руки в замок, подношу их к губам.

– Причины озвучить не в моей власти. – Говорю. – Да и важны ли они вам?
Дерево ноет под ногами, когда иду к ней. И кажется, эта комната собирает в себе каждый шорох и каждый звук, увеличивая его в сто крат. Слышатся они так остро, так громогласно в тишине, что кажется, напугают и спугнут. И гостья моя уйдет сейчас в страхе, услышав хоть ноту чужеродного звука.
– Гарантии... – Близко к ее фигуре. – Так же сильны, как и ваша ненависть к тому, кого называете мужем.
Холодом веет от нее. Спутником сопровождает он Леди Элефтари. Грозится заморозить любого, кто коснется. И прежде чем мои руки дотронутся до ее ладоней, сжимая, говорю так близко – как говорят заговорщики:
– Вы же ненавидите его, Леди Элефтари? Если бы ваша ненависть была так тверда как кинжал, он бы был тверд и заточен? – Тело ее камень. Да и я себе камнем кажусь, когда касаюсь уже ее талии. Сжимая в тисках пальцев, чтобы не дать уйти. Но и отпустить, если пожелает сбежать. – Если я дам вам ту силу, что убьет Ага, какую цену вы готовы заплатить? – Говорю в рот. Ощущая в своем вкус яда, что готовится перейти в тело моей собеседницы.
– Он умрет только, если вы сами нанесете удар. Я могу дать лишь силу. Дать вам эту силу, Леди Лесандра? Свободу дать?

А комната наполняется звуками.
Так отчетливо слышно вздох ее испуга, когда в пару шагов прижимаю к столу.
Ткань ее юбок под пальцами ломается в складках нехотя, когда собираю их выше. Руку мою у запястья сжимает, останавливая. Зрачки в глазах ее так огромны, что кажутся темными, как сама Бездна. Сжимает сильней пальцы – когда юбки поднимаются выше, оголяя колени:
– Мне это неприятно не меньше, чем вам. – Говорю, сильней прижимаясь меж ее ног и заставляя сесть на стол, что скрипит под ее весом. На пол падает стопка книг, отодвинутая нашими движениями. Преград из одежды почти нет, а она смотрит все с большим пониманием и ужасом. Руки ее ложатся на мою грудь, стеной огораживая меня, стараясь защититься от контакта. Смотрю на них и говорю, что если хочет, может бежать, еще есть время. Не смотрит на меня – отворачивая лицо, и отвечает, чтобы делал то, что желаю, если такова цена. Посмеялся, если бы не забыл, как это делать. Ведь цену свою она заплатит потом.
Губами прижимаясь к уху, закрытому темными волосами, прошу не кричать, даже если будет невыносимо. Кивает. А пальцы ее когтями вжимаются в ткань на груди моей, стараясь царапать.
А на языке уже привычное шептание на Языке Первых. И волосы ее в кулаке сжав на затылке, заставляю смотреть на меня.
Сжимается вся в комок, когда вхожу в тело, коленями стараясь оторвать от себя. Пока могу, смотрю в глаза. И вижу, как нарастает ее ужас с каждым ударом. Пока не отключусь...

Материнская Колыбельная звучит в темноте тонким голосом. И столько надежды в тех звуках, столько мольбы за ребенка своего, что кажется, невиданным покрывалом закроет младенца, и от всех бед его защитит. Люлька детская раскачивается мерно, поскрипывая в такт материнской молитве. В тумане Безмирья, медленно подходя к кровати, тянусь к одеялу рукой, пока черная ворона не прыгнет на кровать. Громко каркая, хлопая большими крыльями, отпугивая, защищая. Страж таращит черные глаза, когда, отогнав, перепрыгивает на столбик кровати. А я не засуну руки под детские одеяла и не захвачу добычу...
Сколько взращивала Леди Севера свою ненависть в сердце? Сколько лелеяла ее как дитя? Создавая защиту и место это. Грея ненависть – воспевая ей молитвы да возлагая надежды. А женская колыбельная громче и громче. Пока не оглушает – разрывая дымку потайного места. Вырывая из закрытого и возвращая обратно. Хозяйка места рычит в рот, когда открываю глаза и вижу ее полные ужаса глаза.

Яд передается ей... Крепче держа за волосы, удерживая затылок, не обрывая связи между губами... Барабанит руками по груди, пока не оторвусь и не отстранюсь от ее тела. Тыльной стороной ладони вытирая рот от черноты его испачкавшей. Боль ударяет по позвоночнику в пояснице, ломает кости. Падаю на колено. Держусь рукой за край стола. Слышу, как дышит моя сообщница. Слышу, как кашляет, старясь вырвать из себя ту черноту, что теперь в ней.
– Что это? – слышу.
Ненависть это ваша.
– Яд. – Проводите мужа поцелуем на охоту.

Это все мнееееееее? Вся-вся.. бу-зи-на? .... прРрРрросто так? * хлопает огромными ресницами*
Скажи сразу сОтона... шо тебе надо за нее? Душу мою проданную сто раз бессмертную тебе не отдам.
Тело мое белое, нефинноое я для высшего служения храню. Могу привести Тело десеника царской крови на алтарь жертвоприношения. * Изучает расписание царя*
* меж делом спер корзиночку с бузиной пошел варить отвар*

Северные земли. Утес плача. 


Лорд умирает...
Говорили жители утеса Плача тихо. Вопрошая. Озираясь по сторонам, шептали друг другу. Как запретное. Не боясь привлекать дух смерти. Боясь… надежды.
А вдруг игру задумал? Вдруг притворяется? Вдруг поднимет свои веки, глазами темными посмотрит на всех, кто собрался возле его кровати. Рукой потянется к жене, что стоит, взгляда от серого лица больного Лорда Севера не отводит. Скажет ей: "Любимая, что же ты не плачешь? Слезы свои не льешь по мне – на смертном одре лежащем? Что же смотришь, как будто выжидаешь, в нетерпении вся, когда сгнию уже. Когда подохну? Ждешь? Жде-е-шь. А я дышу. Слышишь? Плохо, но дышу... Живу я! Живу... все еще живу."

Посмотрит тот, голову резко повернув, на того, кто его привез в замок, когда с лошади упал. Когда ком в горле после поцелуя ведьмы-жены с глазами кошки стал расти, и дышать стало все сложнее. Когда кричать не мог. Когда руки его дрожью пошли. Когда вены почернели. И знал же ...это все она! Она его в огонь поминальный хочет. Она!

А рядом он стоит. Ему бы он улыбался. Показывая зубы серые, в темной крови запачканные. Кривя рот улыбкой, как всегда это делал. Той улыбкой, которой стоит встречать бастардов. Он ими окружен. Окружен выблядками шлюх и конюхов. А этот... смотрит, как будто одолжение делает. Всегда так смотрел. Будто ровня он ему. Лорду Севера. От того огонь ненависти рос. С каждым разом, когда уважение его людей увеличивалось этому выскочке. Смотрит  сейчас на будущий труп, выдавливая из себя уважение. Всего в пару шагов от той, к которой прикоснуться хочет...
"Хочешь ее? – сказал бы – хочешь! Желаешь! Всегда знал, что желаешь. Моя она! Пока не сгнил я здесь заживо. Не имея возможности двигаться. Пока огонь меня не сожрал. Моя..."

Леди Севера смотрит на тело мужа, что лежит на кровати. Лицо его бледно, как мелом исписанное, вены черными ветками по нему свои узоры рисуют. Дыхание то и дело пробивается через сомкнутые губы, сменяясь кашлем. И каждый раз, когда он замирает, замирает и ее дыхание. В ожидании...

Сэр Брейден стоит чуть поодаль, будто спину охраняя Будущей вдовице. И есть от чего охранять. В замок, как только весть пронеслась о падучей Лорда, начали слетаться падальщики. Собирались кучками в зале главном и ожидали. Терпеливо высматривая каждый раз, когда кто-то из покоев Ага выходил. Ловили вести – и ждали, когда можно будет разодрать Земли Севера. Сэр Брейден приказал охранять покои Ага и не впускать туда никого чужого. Впускали только меня да прислугу. И каждый раз, когда склонялся я над телом Лорда, вдыхая смрадный запах его тела, видел, как на лбу его чернеет знак должника. Задолжал Лорд душу свою Магистру. Долг отдавать надо. Одна оказия – руками его убить нельзя. Ядом не сморить...
Знала ли Леди Севера, что убивает мужа?
Знал ли Сэр Брейден, что убивает лорда?
Если бы знали... что сами руку приложили к мукам, что его терзают тело.
Что по венам его ядом течет ненависть... что взрастила Леди Элефтари.
Что в легких томится болезнь Сэра Брейдена, от которой подох бы в казематах ночи назад. Если бы не забрал  я ее себе.
Что растет она сейчас болью мук в теле Ага, не давая встать и сказать, как он ненавидит всех. Что жить хочет. Что наказать хочет... лишь одним фактом своего существования....

Поскуливает только псина, которой так хвастался Лорд. Скулит она каждый раз, когда Аг заливается кашлем. Еду псина не принимает. Больше тень напоминая сейчас. Лает из последних сил, когда к кровати подходишь близко. Скалится то на жену Лорда, то на Сэра Брейдена, видя в них врагов.

С губ Ага стекает жижа черная. Тряпицей кружевной вытирает ее жена, так и не проронившая слезы по мужу.
– Пора... – говорю.
Смотрю на Сэра Брейдена:
– Оставим Леди Элефтари проститься с Лордом.
Тот кивает, а в глазах читаю узнавание. Признал, кто приходил к нему? Узнал.
За нами закрывается тяжелая дверь. Оставляя Леди Севера одну у кровати больного мужа.

Пост сдан.
Сэр Брейден - Можете делать теперь со мной все что пожелаете))
Леди Элефтари - Наслаждайтесь. Приду к покойному забрать должок. Если Сэр Брейден отпустит живым из своих мужественных рук))

Всем остальным настойку из Бузины и лягушачий лапок.

И чего нас боятся? Сидим себе тихо в уголке. Точим скальпели. Иногда злобно смотрим из-подо лба на окружающих, шепчем заклятия и вкалываем иголки в тело восковой куклы сделанной из 13-ти черных-черных свечек и омытой в крови Дессеника. *голос из самого темного места в шатре*
Маг ничего с собой не принес *но из карманов падают гроздья Бузины*. Мы бедные не местные, всеми покинутые от поезда отстали Ахаться нельзя - не жизнь, а попаБоль. Но взял себе золотое сердце. Буду туда душу запирать.
Вопрос для Хозяйки Шатра : Домина, если бы у вас была возможность забрать в свое служение душу любого жителя Зм, Кто бы это был. И что бы вы с ней делали?

И раскрытия кундалини.


Больную душу только сам человек вылечить может. Маги тут бессильны.
Так что самое страшное существо в зм - это человек.
Сам душу свою уродует - если есть возможность.
И редко лечит.

Не жизнь, а попаБоль.
Спасибо за ответ)

Под темной темной кроватью. В темном -темном углу, сидит темный темный маг...
Маг как всегда с бузиной .. сушеной... в подарок.

Смакует бурные фантазии Безликой. Я подумаю над таким ходом, Марго. Скальпель в руках девы - должно быть интересно....

Простенький Вопрос для Безликой.
Безликие кончают жизнь самоубийством, когда подходит время.
Какой способ выберешь ты чтобы расстаться с жизнью в церемониальной зале перед ликами своей семьи?....

Без сомнения...


Бузина Любопытные мы очень... Любознательные.

прячет в темный-темный карман черные - черные кружева Безликой для черных-черных обрядов

Демоны! И там нас не любят! Как жить после этого!?

Когтями Шкребет по стене проверяя прочность. Хорошо сделали. На века.

Сын мой маг как всегда не ест, не пьет, на дев не смотрит тихонечко сидит в углу и точит когти.
Подарок к столу:

Вопрос от магов. Как для тебя звучит песнь стены? Опиши. Расскажи на что похоже.

)) красиво) Спасибо.

Раз на меня поглядывают. Отвечу за стенного...
Очень любопытная Марго. Стенные никогда не поднимут меч на мага.
А вот на безликих запросто. Тем более убивать порченных им не привыкать.