Карта ролевой игры "Забытый мир"

*ворчит* заявятся и праздник испортят, и настроение собьют...
Петь, Маргит, это к менестрелям))) Выбирай)

Зов крови
Маргит, извини, что пропала. Думаю, эту песню частенько просят в трактире)

*отпивает глоток*

Тебе ли не знать, какая я не чувствительная. Особенно к твоим словам.

Оруженосцы хороши, Маргит)) но аббатство, как пьяные лорды, видимо, разнесем не сегодня.
Обязательно надо повторить!))
Заметка "никогда не впускать трезвых тигров на девичьи гулянья".

К жмыру-к жмыру, то есть нафиг-нафиг))

Давай лучше посовещаемся))))) после часа медитации на анкету Безе я все еще не могу решить, чья у него небритость))

Или


помяни черта...пошла читать пост)))

О, я тебя умоляю)) а у кого его (объекта) нет?))))) но тут же всего за две драхмы!))
Как же плохо то, что я не одобряю рабство. *вздыхает*

Майя Васильна была крайне занята пестованием своей грусти и проблем самоидентификации в посте.
Теперь пост хочется сжечь, но с ним надо будет жечь девайс новомодный, а это уже обидно.
Не до чаефф нам. *грызет серебряную ложечку заместо пера*
Привет всем трезвенникам.

И ни разу не лишили (судя по бодрости Царя). Дилетанты.

о боги))))) Безе )))

Ну ты сам нарвался, сладкое твое ирландское Солнце ))))

Апдейтид:
Тут случилось...сижу я значит смотрю пошляцкие гифки, а там это))

Яра, Эймер, волшебные посты!
Вы правда создаете мир. Это удивительно.
- "утопленных", очень красиво
И за ожерелье и рассказ об эллиниуме, и люмнисы)
Спасибо огромное за такие замечательные посты.


А по-моему, ничего такие) заметка: у Противного есть архив . *страшно*

У границы Западных земель.

"Мне казалось, что здесь загоралась звезда,
Я не знаю, откуда на щеке моей кровь..."

Сила, сознание уходят, оставляют меня, словно только спастись я могла, но не двигаться дальше, не убежать.
Зрение мутится, я иду или все же бегу по коридорам замка, цепляясь рукой за каменные стены - почти вслепую. Мне слышатся за спиной голоса погони. Только кажется ли мне это?
Спастись. Убежать. Скрыться.
Из груди рвутся крики - не мои, неведомых мне людей и не людей, сгорающих в пламени мне не известном - и все они теперь внутри меня. Тихий шепот, тихий свистящий шепот - то голоса магов. Хватаюсь за виски, отчаянно стараясь идти. Идти дальше - не упасть на колени.
Больно, как же больно, словно ребра в груди вот-вот начнутся плавиться от поселившихся в ней кричащих, шепчущих и взывающих - разрывающих меня изнутри голосов.
Первый шаг по двору вызывает крик. Но уже мой собственный, настоящий. Мороз выжигает легкие на вздохе и лед поверх грязи впивается в ступни.
Ночь. Непроглядная зимняя ночь. Когда наступила зима? Мысли, вопросы, реальность - то что спасает. Держаться за боль, за настоящую часть меня. Боль от мороза в легких, боль в боку от быстрого бега, и стихающую боль в немеющих пальцах.

Я падаю. Это неизбежно. Я не знаю, как далеко смогла уйти от замка мага. Падаю, сворачиваясь, чтобы сберечь хоть частичку тепла. Нельзя останавливаться. Надо встать.
Внутри еще бьется тепло. Пульсирует где-то внутри живота. Жить.
Сознание оставляет с мыслью, что убью любого. Любого даже когда найдут.

Огонь, тепло. Первое, что понимаю. Ржание лошади, болезненное - разорвали губы, натянув поводья. Почему это я знаю вернее, чем то, что в голосах. Не понимаю. Не понимаю речь человеческую. Голоса людей.
- Это девочка, ребенок!
- Ребенок, мой господин!
Кто-то переворачивает меня на спину.
Я не хотела этого, правда не хотела. По щеке парня наотмашь полоснуло колючей веткой.
Проклятие старое, древнее, как наш мир. Я узнаю его. Улыбаюсь ему. Так промянуть душу мага мог только истинный сын Запада.
Не чувствую тело, вообще не чувствую. Сознание будто не в нем и живу я уже не в себе.
Меня поднимают и несут на свет. Парень заглядывает в мои глаза и едва не выпускает из рук.
- Что ты делаешь, Грах, - окрик хозяина. Тон слишком властный.
Передо мной лицо другого мужчины, в отсветах факелов серебрятся волосы его так же как борода. Лицо отдаленно знакомо, так выглядел бы мой дед, если бы только могла его помнить.
- Какой дар, - тихо шепчет он, коснувшись ладонью моей щеки.
На сей раз во тьме нет холода, лишь спасительное тепло.

Я не знаю, сколько времени прошло. Не знаю, где я. Не могу заставить себя открыть глаза. Есть только тепло. Я закутана в это тепло. Возвращаться не хочется.
Голоса у изголовья знакомы. Один из них. Откуда?
Доставать воспоминание больно. Мучительно.
Лицо мужчины в ночи. Это он. Его голос.
- Грах сказал, у девчонки Бездна смотрит из глаз.
- Грах - мальчишка. Это такой подарок.
- Подарок?! Не думаешь же ты оставить ее у себя?
- Нет, здесь мне девочку не уберечь. Но большего подарка в день, когда щенок от крови дома Аэрас взошел на престол Миров, я не мог пожелать.
- Кому ты отдашь ее? Отправишь к Безликим?
- Нет, - я отчаянно хочу открыть глаза. Увидеть их. Кажется, мне снова нужно бежать. - Они и так сосредоточили слишком много власти. Мы скроем девочку на Грехе, она послужит нам позже. Отправь ее с кораблем торговцев.

Я сбежала едва корабль моих "спасителей" пристал на остров Греха. Уже не имело значение, сколько искалеченных я оставлю за собой. Как только я буду свободна, я никогда не коснусь этой силы. Утоплю, сожгу ее в себе так глубоко, как только можно.

Так пять лет назад, девятнадцатилетней, после трех лет заточения в замке мага, что я узнала спросив у первого прохожего год от Великого Изгнания, я оказалась на острове Греха. Под опекой Эрла, который узнал в запуганной девочке родную дочь. Даже не подозревая, что в ту ночь, когда он нашел меня в сарае у своего трактира, я готова была убить и его.

Кхм-кхм.
В общем тут такое дело)))))))

Сдерживайтесь, Брайанир Алистасович, вам иногда полезно
Btw, I love the way u bite it.

А отличный мог бы выйти сюжет с приманенным. Очень хочется прочитать.
И Брай, красивый пост. То, как перекидываешься, надо хорошо чувствовать зверя, наверное, чтобы понять, что даже веки разлепить трудно.

"Знаешь, отчего хороша пустыня? - Где-то в ней скрываются родники".

- Товар не хорош, - коротко бросает парень за моей спиной. Возмущенный торговец вскидывает голову, готовый разразиться бранью или же, наоборот, расхвалить замеченные мной бусы. Оборачиваюсь, чтобы удостовериться, что не старец сохранил такую силу в голосе. Смотрю в темные глаза, жизнь бьет из парня, как из неведомого родника. Он сверкает улыбкой на смуглом лице.
- Танцуешь, азхар?
Беззастенчиво обхватывает мою руку вверх к локтю крепкой ладонью, накрыв пальцами не зажившие отметины, следы давней хватки мага. Мое желание рвануться, должно быть, отражается на лице - в его взгляде проскальзывает выражение более мягкое - он уговаривает, просит.
Поддайся, поддайся желанию, которое будит жизнь в других, раздели, дай отпить другому...
Улыбаюсь беспечно, сбросив морок нахлынувшего желания - не впервой бороться с ним. Прочь все мысли, в ответном жесте перехватываю руку парня.
- Вахадж, - произносит он, увлекая в круг танцующих.
- Майя, - подавляя собственную реакцию на звучание его голоса, бесконтрольно рвущуюся в ответ на любую ласку, страстность - проявление жизни.
В нем нет угрозы, и второй сущности нет. Однако же силы слишком много, слишком для человека. С годами перевертышей я выучилась отличать безошибочно, хотя Джес и не мог понять, как. В них что-то смешивалось, как вечное эхо, тень, отголосок иных желаний и чувств. И то второе рвалось из них порой вразрез с человеческим - так сильно, что нельзя было понять, что есть основа. Этот парень оборотнем не был.
Я знаю, откуда он и как объявился здесь: прибыли корабли с Амира, торговцы далекого Юга всегда диковинка для местных. Строгие, чтящие законы Санвы - в светлой ткани бурнусов; их чуть более легкомысленные собратья, не принимающие воздержание во всем, в ярких абах*, покрывающих рубахи, галабеи. Они слились с толпой, рассыпавшись по пристани острова - цветами из оазиса далекой пустыни.
- Что значит слово, которым назвал?
- Цветок, цветение, - объясняет он, приучая к движениям танца под ритм ударов дарбука*. - Сама жизнь. Как и ты.

Только встреча, один танец, одно касание Солнца, он отпускает, не требуя ничего. Принуждать свободных на Грехе - идти против всех законов.
Пытаюсь отыскать Джеса, еще взбудораженная случайной встречей. "Цветение...жизнь". Мое умение - только приносить смерть. Потираю метку мага под рукавом платья.


Кто-то из спешащих людей задевает плечом, девушка оборачивается.
- Майя, и ты тут! - Лада, соседская девчушка-лис, подхватывает под руку. - Ты у нее уже была?! Ты слышала, что она говорит?
Моргаю, стараясь разобраться в словах подруги и успокоить ее.
- У кого? - удерживаю Ладу за плечо, чтобы она сразу не тащила меня, не сказав даже куда.
- Гадалка! Видящая! Ты должна сходить! - девушка и правда тянет к шатру чуть в стороне от других.
Смеюсь, не поддаваясь.
- Лада, ради Маа, сколько лет, к нам заезжают видящие? И Каждая видит лучше других, да еще и в темноте!
- Эта совсем другая! - возражает Лада.
Закатив глаза, даю себя увести, проще идти у подруги на поводу.
Вряд ли мне угрожает хоть что-то, истинные пустынные шаманки ни за что не пришли бы так в города, нет им места среди толпы на Грехе.

Темная ткань небольшого шатра, серые птички перелетают с крепящих шестов на землю, выхватывая острыми клювами крохотных жуков на земле.
За ночь на Грехе ставшая "легендарной" ведунья сидит у костра, подвесив жестяную банку*, от той идет ароматный дым незнакомых трав. Джес рассказывал, что пустынные так заваривают чай.

Лада подталкивает, сама отступает назад.
У ведуньи темная кожа, как и у многих выходцев из пустынь, из-под платка, перетянутого ремешками на манер мужского головного убора, вьются кудри цвета темной бронзы. Она не так уж стара, но сказать, сколько лет пески поют ей песнь, вряд ли возможно. Перед ведьмой сидит девушка, остальные держатся поодаль, ожидая своей очереди. Подле ведуньи скопилось немало монеток, есть среди них и злаченые драхмы - что ж искусным шарлатанам всегда жилось на свете хорошо.
Изредка на плечо ведьме взлетает птичка, та чуть склоняет голову, будто прислушивается. Улыбаюсь - красивый трюк.
Подхожу ближе в свою очередь, наклонившись, кладу драхму подле нее, даже если все ложь, бросать монетку не хочется.

Выпрямляюсь, взглянув ей в лицо, и впервые так ясно сознаю, что хочется отступить. Будто звук барабанов стал громче в ушах, и в него вплелось шипение пустынных змей. Скользким и холодным хвостом полоснуло по ногам, отшатываюсь, тихо охнув.
- Не бойся, это только Апа, - произносит шаманка, протягивая руку.
Кладу свою руку в ее, подавив сопротивление в себе. Это не может быть...
Я была права, ничего и не происходит, ведунья только прикрывает глаза и накрывает мою руку второй ладонью.
- Дом средь лесов...верность, любовь...ошибка. Несчастный безумец, - ведьма встречается взглядом с моим, распахнув глаза. Вновь уходит, смежив веки.
Птицы срываются с мест одновременно, вскрикивая и забившись. Когда она открывает глаза, темный зрачок в них скрыт пеленой белесой как молоко. Пыль вокруг поднимается как песок, отгораживая нас стеной. Видят ли это все, или то только кажется мне. Пытаюсь вырвать руку, но пальцы ведьмы только крепче смыкаются на ладони.
- Темный огонь, мертвый огонь..., - срывается с губ ее, когда выгнувшись, она падает с невысокого стульчика на колени.
Я же не могу понять, что это за игра, пока не приходит боль. Сжигающая боль от солнца, разгоревшегося внутри.
И слова древней песни. Отовсюду. Под грохот дарбуков, на распев, распаляя во мне тот жар.
- Сан-н-нва, Санва, око неба, Санва, Сан-н-нва, песнь песков...
Слова сплетаются с маревом внутри, будто она ...убивает меня?
Я не знаю, как звать эту тьму, тот темный голодный огонь, который рвался и калечил всех на моем пути, когда я сбежала. Огонь, задавленный, загнанный глубоко в себя вместе с шепотом голосов во снах. Сейчас он рванулся к ведьме - сжечь, уничтожить, поглотить - пожрать это горящее солнце, которое нас убивает.
Ведьма выгибается в судороге с хрипом, но не отпускает!
Я. Не хочу. Убивать.
Не хочу смерти.
Нет.

Отшатываюсь, разорвав связь.
Песнь стихает в мгновение. Вместе с треском барабанов и шипением змей. Ведьма падает, уперевшись в землю рукой. Живая. Я оглядываюсь по сторонам. И читаю непонимание на лицах. Они ничего не видели. Не было ничего.

- Ну так и что она тебе нагадала?!
- Мальчика и девочку, - я не дрожу, я застыла внутри - еще не отпускает. - Да оба с хвостами, - выдаю Ладе старую присказку оборотней в трактире.

_______________
Вахадж - в знач. горящий, яркий, ослепительный.
*аба - халат, поверх рубашки галабеи.
*дарбук - разновидность барабанов.

Трактир "У хвостатого" - Рынок.

Грешно утро добрым не бывает.

Чернильные струи впрыскиваются под кожу, иглы входят почти у самой кости с тихим шипением будто змеи...напев слов, застоявшийся яд оставляет жилы, а с ним и боль, уходящая темной кровью...

Просыпаюсь, резко открыв глаза. Каждый раз ощущение, будто выныриваю из толщи воды и первый глоток воздуха самый болезненный. Еще пара секунд, чтобы выдохнуть, успокоиться.
Встаю, расплетаю волосы, на ночь сплетенные в косы, провожу рукой, расправляя вьющиеся пряди. Усмехаюсь, прихватив двумя пальцами конец прядки. Смотрю на свое отражение в зеркале на стене. Еще одна ложь. Еще одна фальшь.
Стук в дверь. Достаточно тихий - на случай, если я все еще сплю.
- Май? - голос Джеса. Уже пора просыпаться, но зачем все же он поднялся наверх сам в такую рань?
Набрасываю халат поверх рубашки, подцепляю пальцами рукава, натягивая их на костяшки. Грубая ткань. Перед глазами синий бархат платья моей матери, тяжелая дорогая парча ее нарядов...Мотаю головой. Жизнь дороже. Жизнь несоизмеримо дороже всего этого.
Открываю дверь.
- Для тебя весть с Перитона, - слова кота заставляют нас обоих напрячься. Он говорит тихо, Эрлу не должно знать о том, во что его "дети" обратили дело по всего лишь спасению полукровок.
Разворачиваю протянутый свиток, он не тронут, даже Джес не вскрывает послания, не адресованные ему.
По мере чтения не сдерживаю усмешку, но окончание письма все же заставляет нахмуриться. Передаю пергамент Джесу.
- Почему мы должны спасать его? Он не один из наших.
- Он друг. Лиам просит об этом.
- Игрок и прощелыга, судя по тому, как попался, - захожу за створку разобранной ширмы в углу комнаты, собираясь одеться.
- Ты забываешь о том, что "наших" приходится спасать именно потому, что когда-то кто-то так же начал делить на своих и чужих.
- Он легкомысленный плут, который проиграл последние портянки! - не сдерживаю улыбку. - А мы должны потратить две драхмы?
В ответ молчание.
- Хорошо, - вздыхаю. - Я сделаю это, сейчас. Только умоюсь.
Закатываю глаза, уже представляя себе, что только выкупа раба не хватало для очередной порции слухов о похождениях "дочки" Хвостатого.

Рынок. Место, куда чертовски не хочется отправляться, не прихватив мой любимый набор сковородок и кухонных ножей. Ну хотя бы пару стакашиков для самообороны!!
Торговцы так и норовят если не одернуть складку юбки, то хотя бы взглядом показать, как могли бы облапать.
Красней, Майя, красней - так положено реагировать приличной девице, а не думать о том, как сор-трава чудесным узором оплела бы их шеи и впилась колючками, разорвав артерию.
На первой ступени за рабами почти не ухаживают, потому здесь смешиваются запахи крови, пота и грязи, и чаще обычного раздаются крики - короткие, тут же оборванные звуком глухого удара дубинки.
- Купиииите раааба, госпожа, купите раба, - измазанными в пыли и крови руками хватают за подол. Но у многих от тяжести оков, натерших запястья, даже нет сил поднять руки.
А вот собственно и наш клиент. Останавливаюсь, скрестив руки на груди. Торговец сначала не обращает на меня никакого внимания, потом резко вскидывается.
- Госпожа заинтересована?
"Госпожа" он выговаривает только ради приличия. Пока не поднимаю взгляд к его лицу - на мгновение, не хочу терять на него время. Торговец отступает. Через пару минут он сам поразится тому, что в девчонке из трактира заставило его замолчать. Но сейчас он подарит мне те самые пару минут тишины.
Выглядит раб, прямо скажем, не важно. Кандалы стерли в кровь запястья да и сковали его не для самого комфортного времяпрепровождения. В ответ на мое внимание мужчина поднимает голову, смотрит пару секунд единственным не заплывшим глазом и тут умудряется им подмигнуть.
Живучий гад. Не могу не рассмеяться ему в ответ. Он тут же включается в игру, начиная причитать.
- Массаж ступней, госпожа, пироооги, пирогиии могу готовить. По праздничным дням еще рыыыбу, - раб сглатывает, все же о еде ему не стоило вспоминать. - А так могу и что другое, госпоже понравится, раб хорооший, очень хороший, - потянувшись к носкам моих сандалий.
- Он едва ли тянет на пол драхмы, вы что его вообще не кормили?
Торговец просыпается ото сна.
- Как можно-как можно?! Как можно пол драхмы, - причитания всполошенной наседки. - Он же свежий совсем, посмотрите, на все пригодный: огород капать, девиц тра.. , - торговец осекается на полуслове.
- Драхма - красная цена, и это я вчера получила сверх заказа от гостей в трактире. Кто его купит, он же и говорить умеет только на местном, пока его отмоешь, залечишь...
- Пирооогии, пирогиии, - подсказывает раб. Потом резко подхватывает мои слова. - Да я больной, такой больной, драхму-драхму.
- Полторы и забирайте, - сдается торговец еще через полчаса споров о том, что мужчины с мышцами нынче не в моде, да и цвет глаз у раба не очень, и это если не ориентироваться на заплывший.
Следом за резво подскочившим "болезным" рабом выступает вперед верзила, резко заслонивший от меня своей фигурой солнце.
- Гы, - только и издает эта махина в знак приветствия.
- Нет, этот не пойдет, - вмешивается торговец, - за полторы драхмы нет!!
И тут в глазах уже выкупленного мужчины впервые появляется не заискивающее - просто выражение просьбы, что-то человеческое. Запрокидываю голову, стараясь подавить восторг от второго возможного приобретения за это утро.
Вздыхаю.
- Заворачивайте обоих, - отворачиваюсь передать торговцу две драхмы.
Неудивительно, что по дороге обратно в трактир перед нами расступались. Как меня посвятил покупка номер один, так и не назвавший свое имя, нашего доброго великана звали Солнце, и без Солнца он никуда. Солнце часто и широко улыбался, являя прохожим свое очарование во все уцелевшие восемнадцать зубов, и норовил посадить меня на руку и нести так. Потому что, признаться, я за ними не успевала.
Вновь обретшие свободу взяли такой темп в надежде на скорый завтрак в трактире, что оставалось только бежать.
У порога трактира нас встречал Джес, заприметивший нашу процессию издалека и старавшийся не сгибаться пополам от смеха, глядя на то, как колоритно смотримся в частности Солнце и я. Не говоря уже о том, что Без, как мы предпочли его звать, пока с именем он не определился, то и дело, норовил приобнять меня и обещал показать все небеса миров в алмазах.
Пока раб прихлебывал солянку, Джес рассказал ему, что весть о том, что его пора спасать пришла с Перитона.
Мальчишкам было о чем поговорить. Я же отправилась протирать стакашики. Практически медитация, успокаивает, знаете ли.

К вечеру в трактире начали собираться приезжие и наши завсегдатаи. Потому, будучи занята в зале, я не заметила, как из двух рабов остался только Солнце.
А вот когда в дверь постучали стражники, пришлось об этом вспомнить.
Один из них держал руку на затылке Беза, пригибая его к земле.
- Этот прохвост говорит, что его выкупили сегодня.
- Да, - вздыхаю, пытаясь прикинуть, во что наш друг-энтузиаст еще успел вляпаться. - Имела неосторожность.
- Он должен восемь драхм, либо платите за него, либо он пойдет обратно, но уже на вторую ступень.
Без поднимает на меня глаза, стоит крепко сцепив зубы, чтобы только не выпрашивать. Цена велика, это уже много выше дружеского одолжения.
- У меня нет таких денег, - признаю я.

- Я куплю его, - раздается мелодичный женский голос от двери.