Карта ролевой игры "Забытый мир"

как я рад это слышать *подставляет грудь под орден*

Дом семьи Эйвиос – замок Правителя
 
 
Главное — это то, как человек сам оценивает свои поступки.
Маргарита Наваррская
 
 
Дела требовали моего постоянного присутствия. Надо было распорядиться о перевозке тела (как ни тажело было сознавать, что отец уже никогда больше не улыбнется, не пожмет мне руку, не отчитает за безбашенный поступок), позаботиться о родных и слугах. Принимать все решения теперь – моя прерогатива.
Первым делом было написано и отправлено с нарочным письмо в замок со скорбной вестью и распоряжениями касательно похорон. Теперь следовало пообщаться с Брейденом, поблагодарить его и утешить сестру.
Я встал и пошел к отведенным ей покоям. По пути попался Феррант, спешащий куда-то.
– Спасибо, друг, надеюсь, еще увидимся, – пожал ему руку и хлопнул по плечу.
– Вынужден откланяться, дела, но еще вернусь, обещал, – ответил он, и я поймал в глазах приятеля мимолетную улыбку.
– Всегда буду рад, удачи, – хлопнул Брейдена по плечу и распрощался.
 
Комната, в которую я вошел, на первый взгляд была пуста. Полумрак скрывал от меня все, что на пару метров от двери. Пройдя чуть дальше, осмотрелся. Зашторенное окно, занавешенное зеркало на трюмо, кровать с пологом явно не расстилалась. Пуфик, кресло, шкаф в глубине, погасший камин. В комнате зябко и неуютно.
А где Янка?
Огляделся еще раз – сестры не было видно. Кувшин с водой на туалетном столике полон, а вот платье, платье почему-то брошено на пол, как и вся одежда.
Осторожно подобрал вещи и сложил их на ближайший стул, когда наклонился у кровати поднять туфельку, небрежно брошенную, словно свалившуюся с ноги, заглянул под кровать и увидел …кошку. Черную, взъерошенную и очень несчастную.
С трудом достав животное, взял его на руки и, гладя по шерстке, ходил по комнате, размышляя, куда делась Янка.
Кошатинка пригрелась в руках, урча потерлось мордочкой о мои руки, ткнулась носом в грудь и, высунув свой розовый язычок, лизнула щеку.
Догадка прошибла как молния, хорошо, что рядом стояло кресло, в которое я и опустился, вернее, упал с размаху.
– Янка, что ты наделала! – это был не вопрос, а вопль совершенно потерянного человека.
Кошка же продолжала ласкаться, словно успокаивая.
Сказать, что я был удивлен или ошарашен? Нет. Разбит, раздавлен, уничтожен – это будет вернее. И вот что теперь делать? Как долго она будет в таком состоянии? Как скоро вернется, и когда в следующий раз станет кошкой? А если кто-то увидит? Тот же Феррант? Судя по нашему разговору, он ушел раньше, а задержись Брейден чуть дольше? Да и в комнату мог войти кто угодно. Хоть служанка… Как уберечь Янку? Умеет ли она управлять этим своим даром?
Все эти вопросы задам, когда она придет в себя. Отец говорил что-то про стресс. Вероятно, она была слишком потрясена и так спряталась. Но что делать теперь? Как быть? Ждать? А может, проще было бы увезти ее в таком как раз виде? На девушку могут обратить внимание, а на мою кошку – вряд ли…
– Ты сама-то как считаешь? – неожиданно обратился к той, что доверчиво устроилась у меня на груди, – в таком виде домой поедешь или снова девой станешь? – не знаю, какого ответа я ожидал, да и понимает ли она речь? Все это мне еще предстояло узнать.
«Ответа», естественно, не последовало, она только доверчиво потерлась о мои руки и снова лизнула в щеку.
– И как тебя понимать, краса? Представь, служанка зайдет, а глава дома Эйвиос сидит, с кошкой разговаривает. Дааа, делаа. – Вздохнув, погладил кошку, а она вдруг спрыгнула с моих колен и скрылась где-то за пологом кровати.
Я встал с кресла и, подойдя к окну, раздернул шторы, а потом рванул створку на себя. Пахнуло гарью, а так хотелось свежего воздуха. Легкий ветерок теребил занавеску, но не приносил ощущения свежести. И сразу навалились тяжелые мысли о том, что делать дальше, о заботах главы дома, о том, что свалилось на мои плечи, придавив к земле.
Все случилось слишком неожиданно. И с отцом, и с Конти, и с сестрой. Все слишком, и это слишком давило и мучило.
– Ян, прости меня, – неожиданно легкая рука легла на предплечье.
– Янка? – резко обернулся, и девушка отпрянула в сторону. – Прости, не хотел пугать, – подошел к сестре и взял за руку. – Часто с тобой такое? Случайно?
– Случайно редко. Обычно я могу справиться с той, что внутри. Но тут… Прости. …Отец. Потом… Брейден.
– Что? Он обидел тебя? – не выпуская руки девушки, посмотрел ей в глаза. – Велю догнать!
– Нет, что ты. Он добрый. – она искоса посмотрела на меня, словно решая, сказать или промолчать, потом тихонько прошептала, – он …поцеловал меня и ушел.
– И что? – я явно не понимал, что такого произошло. Но она девочка, у них все иначе. Разве поцелуй мог обидеть или взволновать?
– Меня ни разу не целовали, – выдавила она словно через силу, густо покраснела и спрятала лицо на моей груди.
Я не мог не рассмеяться, так трогательно это прозвучало.
– Все хорошо, малышка, завтра мы уедем, а дальше видно будет. – обняв Янку за плечи, погладил ее по волосам. – Только прошу, будь осторожнее, хорошо? Постарайся. И комнату на ключ закрой, как я уйду, чтобы никто не вошел к тебе неожиданно. Ложись, отдохни, завтра трудный день, а я пойду тоже. – легонько поцеловав девушку в макушку, разжал объятья.
– Хорошо, – тихо произнесла она. – Иди, я лягу, – и словно в подтверждение своих слов, подошла к кровати и села на нее. – Иди.
Кивнув Янке, вышел за дверь и пошел по коридору к себе в покои, только мой долгий день на этом не кончился – на повороте коридора встретил слуга, доложивший, что меня ждет гонец из дворца с указанием явиться к правителю.
Велев седлать, надел плащ, пристегнул меч и вышел на крыльцо.
Интересно, зачем я понадобился правителю? Но раз зовет, надо ехать, и весть эта хорошая, значит, Дарий в добром здравии.
 
Через некоторое время, бросив поводья на руки подбежавшему слуге и оставив меч где положено, я шел по коридору за слугой, про себя отмечая, какие сильные разрушения понес дворец. Повсюду сновали люди, чувствовался запах смрада и гари, и почему-то было немного неуютно.
Слуга открыл какую-то дверь, доложил, что пришел глава дома Эйвиос (я снова вздрогнул от такого титулования, непривычно, все кажется, сейчас появится отец), и пропустил меня в комнату.

Королева, дядей не будет.
Вопрос с зерном решу на выходных, новая работа не дает головы поднять

Больший кабинет Правителя
 
Я едва успел собраться и «сделать лицо», как Дарий вошел в кабинет. Обернулся к нему, на секунду встретившись взглядом. Потом он заговорил, а я прикрыл глаза, но это миг остался. Миг взаимопонимания и участия. Он был на моем месте. Когда-то. Только ему сложнее – он моложе, и проще – он не любил. И одновременно его готовили стать главой дома. Меня – почти нет. Мой отец – Леций Бессмертный, и он таким и был. Как скала. Все сам, всегда. Конечно, я сам виноват, и прозвище Шальной не зря пристало, но теперь моя бесшабашность сыграла со мной злую шутку – я совершенно не знаю, что делать дальше. Я оказался не готов к тому, чтобы стать главой дома. Вот только показывать этого я не должен. Никому.
– Брат мой… Столица скорбит с Западом... – его слова прозвучали дежурно, казалось, Дарий совсем не то хотел сказать, и словно само почувствовал это и замолчал. Какое-то время мы оба молча смотрели в окно на руины Башни Совета, на то место, которого чуть не стало могилой моего отца и самого Правителя. Там погибли другие… отец умер в своей постели, и умер успокоенным, но все равно это было так неожиданно и так не вовремя. Сколько домов в Совете осталось обезглавленными, и если у моего отца два сына, то в доме Никанорас дочь. И как это обернется для них – неясно. Не знаю, почему вдруг подумал об этом…
Дарий отвернулся, а потом вдруг сказал как-то очень искренне:
– Мне жаль, что Леций погиб, – сказа я тихо. – Он – одна из самых скорбных потерь среди их огромной череды, – слова прозвучали неожиданно. Такой реакции я мог бы ждать от Констанц, которая любила моего отца, и вообще человек порывов и чувств, а Дарий… На долю секунды задержал на нем взгляд, прошептав одними губами  «Спасибо». Я был тронут его сочувствием, но не стал заострять на этом внимания. Не известно, захочет ли он потом вспомнить этот момент. У каждого из нас бывают порывы, когда мы становимся просто людьми со всеми человеческими слабостями, горестями и радостями, но не все готовы показать это на людях, а, показав, желать, чтобы нам напоминали об этом.
Предложив мне сесть и сев не напротив, Правитель показал, что беседа не официальная. Да и само обращение, то, как он говорил… Даже показалось, что мы беседуем как друзья, озабоченные и сплоченные общей потерей. Личной для каждого из нас. Но я все-таки не почел для себя вправе забыть, кто я и кто он. Его заботы и беды во сто раз сильнее моих. Он в ответе за всех. Я – только за своих людей.
– Столица потеряла почти все запасы зерна, – перешел он к делу, и я сразу понял, к чему он клонит. – Того, что осталось, хватит не более чем на неделю. Мне нужно знать, как скоро Дом Эйвиос может доставить в Столицу зерно.
Дарий даже не спросил, есть ли у нас зерно. И это была не просьба, а требование, вернее, завуалированное под просьбу требование. И оно застало меня врасплох.
Я никогда не занимался хозяйством. Всем ведал отец. Его управляющие.
Я знаю только, как едят хлеб, и совершенно не представляю, сколько муки надо на одну буханку, и, соответственно, сколько зерна.
И как торговать этим зерном, на каких условиях поставлять его в столицу?
Сейчас, когда такая беда, условия будут иными, это я понимал, как понимал и то, что не могу отказать, но и согласиться на то, о чем я не имею представления, тоже не могу.
Надо как-то уйти от разговора, от прямых ответов, потому что я их не знаю. В то же время, нельзя показать Дарию, что я не готов к разговору.
Конечно, все можно списать на трагедию, на то, что я немного не в себе от горя и от забот, но я не мальчишка, мне не 20 лет, я взрослый мужчина, способный отвечать за свои поступки, призванный отвечать за них… Мое шалопайство – мой грех и моя вина, и сейчас я расплачиваюсь за это, полной мерой. И от ответа не уйти, можно только слегка оттянуть его. Хотя, кажется, и это мне не удастся. Правителю нужен ответ. И нужен сейчас, и мне не спрятаться сегодня за отцовской спиной, потому что нет ее, и некому решать проблемы вместо меня, как оно было раньше.
Неожиданно пришло четкое осознания того, что я одинок, и никто больше не стоит между мной и бездной.
Отец, как мне тебя не хватает! Помоги мне!
Хотелось как Янка свернуться клубочком на кровати и тихо завыть от ощущения потери и несправедливости. Но я не мог себе это позволить. Не только здесь и сейчас – вообще. Я больше не принадлежу себе, а только им – родным и подданным.
А Дарий не хотел ждать, он требовал. И он – в своем праве – за ним – люди, которые не должны голодать.
– Мне нужны сроки, Ян. И... Ваши условия, – одновременно с его голосом в кабинете, прозвучал голос отца в моей голове. «Отдай! Просто возьми и отдай. Доброе дело важнее денег» и я понял, да, это решение, он прав!
– Сколько? – решил уточнить у Дария.
– 500 мешков. На первое время, – он все схватывал на лету.
– Я еду домой хоронить отца. Распоряжусь сразу. Не знаю, вернусь ли сам, но зерно будет. 500 мешков. В дар. Трагедия случилась общая, там мы выразим свои соболезнования. – я посмотрел на Правителя, ожидая его согласия. Вряд ли он откажется от такого дара, и, надеюсь, не забудет… А кто знает, когда мне представится случай напомнить об этой услуге, если вдруг…

Через время после взрыва. Кабинет Правителя
 
Ух, тяжело!.. дай дух переведу...
Я чувствовал: вся кровь моя в лицо
Мне кинулась – и тяжко опускалась... (с)
 
 
Дарий на какое-то время замирает, вероятно, не веря, что не прошу ничего взамен. Дар щедрый, и он вправе сомневаться и ждать подвоха. Ждать, что я делаю это не просто так.
А я сам – верю в свое бескорыстие? Не знаю.
Да и бескорыстен или мой дар? Время покажет.
Как поступил бы отец на моем месте? А брат? Как же тяжело.
А он смотрит. Внимательно смотрит, изучающее. И я взгляд не опускаю. Только ничего там не прочесть. Крамольного ничего.
Благодарит. Видно, что от души, хоть червь сомнения и гложет. Но народ и зерно важнее, потому просто благодарит.
А ведь мы могли бы быть друзьями. В другом месте и в иное время. – странная мысль приходит в голову и тут же покидает ее, потому что больше мы не одни и я уже не спрошу того, о чем хотел осведомиться…
Хотя, кажется, смогу узнать, если просто останусь и послушаю – вдруг да услышу что, тем более Дарий называет братом и предлагает остаться.
Потом идет на попятный, то ли поняв, что мне не место при их разговоре. То ли что-то почувствовав.
– Если все ваши помыслы сейчас связаны с организацией похорон вашего батюшки – я не буду вас более задерживать, Ян. В любом случае я твердо обещаю вам, что все необходимое для того, что найти и покарать виновных в смерти вашего отцы будет сделано. – эти его слова заставляют, наконец, выйти из забытья.
– Я хотел бы уехать, – делаю небольшую паузу, – увезти тело отца в родовой замок, но время терпит, я подожду. Злодеяние лишило меня отца, и я думаю, имею право знать, кто это совершил.
Похоже, вошедший не сильно доволен тем, что будет говорить с Дарием не с глазу на глаз. А может, мне показалось.
Молча киваю ему и отступаю в тень. Можно считать, что меня тут нет…

а мне вот такие нравятся

Вылез на слово спирт
Ну и конечно, новеньким доброго вечера и хорошей игры.
Категорически привествую

Правитель, спасибо, предложение заманчиво.
Тем более по правую руку от тебя. Я буду

Иногда меня посещает крамольная мысль: а не льстим ли мы себе,
пытаясь отыскать в своем существовании особый смысл и высокое предназначение?


Кабинет Правителя.
 
Ушел в свои мысли. И они нерадостные. Надо не только собрать и доставить зерно, которое я столь опрометчиво обещал, но и подумать о сестре и ее безопасности. Как нам выбраться из столицы, да и дома что делать, как быть, чтобы ничем не выдала она своей второй сущности.
Слышу слова Ворона
и вздрагиваю, представляя почему-то нежную шейку Янки и топор палача, который на нее опускается…
Смотрю на Правителя, ощущение, что ему неприятна эта история, а может мне только кажется…
Но вижу, как он подавляет все эмоции, лицо делается бесстрастным и отрешенным, и величественный кивок. Смотрю молча, жду. Уйти или остаться, пока не решил. Какова его воля будет, посмотрим. Что-то подсказывает, что приблизить хочет, хотя, зачем я ему?

Все-таки я в нем не сомневался, и правильно.
Смотрит на меня, отпускает. Значит, так надо и хорошо это.
 

Мне за сестру ответ держать, и лучше отсюда подальше. Дома и стены помогают.
Киваю и собирают откланиваться, как слышу:

Лестное предложение. Только что это – проверка? Западня? Знак милости монаршей? Понять бы и не оступиться…
Сердце захолонило, сразу про Янку подумалось…
Да только от предложений Правителя не отказываются.
– Благодарю за оказанную честь, – киваю, – всецело в вашем распоряжении, – кланяюсь и, услышав, что аудиенция закончена, киваю и черноволосому и выхожу. Скорей к себе. Когда придет час казни, за мной пришлют.

Привет и тебе, братка) Я на казнь смотрю, правитель написал - с сопровождением. Хочешь - присоединяйся. ЯНку на такое зрелище не возьму, а тебя - почему нет. И карманные получишь


Спасибо, что рядом поставил, там и стою, возможно - с братцем. Отпишусь не сегодня- завтра

Тоска по утраченному не так мучительна, как тоска по небывшему.
Миньон Маклофлин


Лобная площадь.
За мной послали, прошло совсем немного времени, успел только платье переменить.
Свежеструганный эшафот, черный креп. А кровь будет красная. Я не хочу присутствовать, потому что отец не одобрил бы. Он был против казней, и он помогал… Раньше я не задумывался об этом, а теперь понимаю. Может, из-за матери, или из-за Янки, не знаю…
 

 
Стою в ложе правителя, за его спиной, так, чтобы меня не видно было, моего лица и глаз. Я прикрою глаза, когда это будет происходить. Не хочу смотреть, но должен, должен, чтобы обезопасить сестру и мой народ. И брата, где его носит, этого Себастьяна? Он отказался ехать со мной домой, отказался хоронить отца. Мальчишка, еще одна моя головная боль, где теперь его искать? Только бы с ним ничего не случилось.
Взмах руки Правителя, крик толпы, звук удара. Прикрываю глаза и уплываю в воспоминания. А может, это мечты… Мечты, которым не суждено сбыться… Не знаю почему, но я уверен в этом, это останется лишь сном и мечтанием. Как глупо…
 
Луг… Роскошный зеленый луг… иду по нему – трава высокая, едва не отворота сапог. Срываю травинку и закусываю зубами. Горьковато-сладкий вкус, запах, тепло солнца – что-то мне напонимает, вернее, кого-то… Иду быстрее, захожу в дом, мельком отмечая, что хоть он мне и незнаком, я абсолютно точно знаю, что мне туда надо…
Открываю дверь, уверенно прохожу внутрь, взбегаю по лестнице на второй этаж, вбегаю в комнату и …останавливаюсь на пороге… Комната пуста. На окнах шторы, создающие полумрак, в камине горит огонь, рядом стоят уютные кресла, в глубине – диван, у стен – какие-то шкафы. Обстановка знакомая и одновременно чужая. На столике – два бокала с вином и фрукты.
Решив не стоять на пороге, захожу и сажусь в кресло у камина так, чтобы тот, кто войдет, увидел меня не сразу, но чтобы мне было хорошо видно его. Такая небольшая привычная предосторожность охотника.
Дверь скрипнет, впуская запах луговой травы и теплого солнца и само это солнце, и в его лучах – девушку…
Девушка, девушка темноволосая, в рубашке вышитой…
Волосы по плечам разметались…
Королева…
Констанц…
Тихо шепчут мои губы, и я смотрю, стараюсь охватить ее взглядом целиком. Что-то неуловимо изменилось, и дело даже не в порванном платье, она вся какая-то иная, словно ушла детскость и живость, словно старше стала, не внешне – изнутри.
Стоит, щурится, как слепой котенок, по сторонам смотрит, чувствует, что в комнате кто-то есть, но меня не видит. А я вбираю этот ее образ и запах, чтобы запомнить, запечатлеть в памяти…
Что это – сон, явь, сон во сне или явь наяву…
– Кто здесь? – дрогнет ее голос, разрезая надвое тишину.
– Друг, – отвечу неожиданно охрипшим голосом и резко поднимусь с кресло – к ней.
Дверь закроется тихо и осторожно, словно отгораживая нас от всего мира в этой спасительной полутьме…
Подойти, обнять и прижать к себе. Крепко и ласково. Руками в волосы осторожно. Гладить и перебирать шелковые пряди. Целовать упрямую морщинку на лбу, глаза, губы, стереть с лица выражение скорби и страха, дать силы, всю свою силу отдать, только бы жила. Прижаться губами к пульсу на шее, успокоить сильно бьющееся сердце, оживить, пробудить в нее ее саму, чтобы почувствовала и поняла – она королева, и не сломить ее никому…
Дрожит в руках, не пойму от чего, но не отталкивает, только еще теснее прижимается. Тонкие руки обнимают за шею… Подхватываю… Какая же легкая, почти невесомая… Кружу по комнате, словно в танце, под ту мелодию, что была на балу, и осторожно опускаюсь вместе со своей ношей на диван.
– Конти, – жарким шепотом в губы, – Конти, – тихим шорохом парчи и шелка…
– Янис – мое имя ее тихим голосом. Так только она, никто никогда не называл. Ее нежные пальцы в моих волосах – странное ощущение нежности, от которой перехватывает горло спазмом.
Прижимается отчаянно, словно раствориться хочет, и у меня такое же состояние.
Глаза в глаза, тело к телу. Ближе, сильнее, крепче…
– Янис… Мне холодно, – голос тихий и словно жалобный. Будто помощи просит. Согреть ее. оживить. Прогнать холод этот могильный. Холод, в который она сама себя заковала…
Протягиваю руку к столику и, взяв бокал с вином, подаю королеве. Смотрю, как она пьет, и на щеках появляется легкий румянец. Мне не надо вина, я и так чувствую себя совершенно пьяным – ею, запахом каких-то дурманящих трав, собственным состоянием. Хочется смотреть на нее и улыбаться, целовать и обнимать, согревая дыханием, лаская нежную кожу, целуя, стараясь согреть и оживить.
– Я могу согреть тебя, милая, только доверься мне, доверься и помоги. Я могу бороться с холодом, только если ты сама будешь бороться вместе со мной. Сражаться за тебя, а не против, не с тобой, – понимаешь? – Бокал отставлен в сторону, поцелуи становятся жарче, удивление в ее глазах сменяется томлением и желанием.
Как много на нас одежды, и как она мешает сначала, а потом словно исчезает куда-то. Не сразу, постепенно, с тихим шорохом парчи и шелка.
Самый действенный способ победить холод – согреть собой.
Мои горячие ладони накрывают ее грудь, и она так уютно там помещается, словно именно это нужно и правильно, и так и должно быть, словно они созданы друг для друга – моя ладонь и грудь Констанц. Удивленный вздох, когда осторожно тереблю большим пальцем сосок, а потом слегка дую на него.
О, Великая Маа, как я хочу эту женщину! Но странно, больше всего хочется доставить насаждение ей, вытащить из панциря, в который она себя заковала, показать Конти, насколько она живая и настоящая, сколько в ней скрыто страсти. Ян, опомнись, что с тобой происходит, когда ты вообще думал о женщине? – мелькает мысль. – В самом деле, когда? Не припомню даже, а тут все смешалось –страсть, желание, доверие, удивительная нежность и благоговение. Такого давно со мной не случалось… И все это вместе изнутри рвется. И ком в горле, и хочется целовать и ласкать каждую клеточку тела, каждый укромный уголок, чтобы ожила, раскрылась, расцвела. И смотреть – глаза в глаза – ловить желание и томление, губами собирать с губ стоны и вздохи… Как она удивительно прекрасна – и этот легкий румянец на щеках, и разметавшиеся волосы, глаза с поволокой, драгоценный подарок, непонятно почему выпавший мне и украденный мной у судьбы…
 
Прихожу в себя от какого-то движения в ложе. Правитель выходит… Не один.
Сердце екает в груди, понимаю, что и мне лучше уйти. Тихо выхожу, никем не останавливаемый. Иду нарочито медленно, хотя хочется бежать как можно скорее…
 
Дом Семьи Эйвиос. Некоторое время спустя
 
Ну вот я и вернулся. Кажется, прошла целая вечность. А на самом деле – совсем немного времени. Тело отца упокоено с миром как подобает главе дома. Сестра осталась там, на Западе, под присмотром верной кормилицы. Надеюсь, она не сбежит никуда. Надо подумать, как устроить ее дальнейшую судьбу. Пока мне это видится очень туманно…
Он что-то говорила про Брейдена, словно он вернуться за ней обещал, или к ней. Но если он узнает, нет. не стоит никого посвящать в ее тайну…
 
Дома все по старому. Перваым делом проверил, как выполняются мои распоряжения, но придраться не к чему – все как приказал: зерно в столицу доставлено, дом в надлежащем виде, комнаты для брата приготовлены. Вот только где его искать? О, Великая Маа, дай мне разум в общении с младшими! Не знаю, с кем из них проще, с кошкой или с человеком.
 
Вечером вышел из дому – пройтись. В том заведении, куда меня потянуло, все по-прежнему, словно ничего и не происходило. И девицы так же ласковы, и вино такое же сладкое, только вот забыться не удается… Хотя так хочется забыть...

Утро встретило больной головой и полной расслабленностью. Я даже не помнил, как добрался до дому. Позванный слуга принес какую-то жидкость на травах, от которой стало легче, и сказал, что Сэб вернулся. Но едва я велел позвать его, тут же доложил, что он уже ушел, и куда, естественно, не сообщил. Да где ему! И зачем, в самом деле, сказать брату, куда он ушел. Правда, вернулся он и ушел, похоже, еще до моего возвращения. Хвала Н'Габаху! Прошу сварить мне крепкого кофе и приготовить ванну. Что ж, буду ждать, пока Сэб вернется, надо же нам решить, как жить дальше. Если захочет, пусть останется в столице, но я нем могу ничего решить без его ведома. Он уже взрослый, да и я – не отец. Мы сейчас равны. Надеюсь, Себастьян уже достаточно вырос, чтобы не быть еще одной моей головной болью. Хватит мне забот о сестре…

Элиана, я готовить не умею, разве что цветок подарить способен а вкусности это по части дам

этому кому-то будет по попе, а канделябр вернем

Девочки, дорогие, спасибо за подарок, тронут

Ведя, ты крут, настроение сразу поднялось)
Братец, ты там где запропал?
Всех с праздником

Я надеюсь, мы все еще друзья с Вами, милая королева?