Карта ролевой игры "Забытый мир"

Ристалище, конец турнира
 
Слегка отворачивается, прячет глаза. Смущена? Тем, что снова видела меня полуодетым и пойманным мной выражением ее глаз?

Тихий голос, на лице маска. Королева снова надела свой ледяной панцирь.
А что бы ты хотел? Чтобы так сразу прибежала, на шею кинулась? Идиот. Она королева, а ты – простой рыцарь. Королева, несколько лет живущая в маске и льду. Даже если это удастся растопить, не так быстро. Не все сразу. Она пришла – радуйся. Это победа, маленькая, но победа. Ее победа, над собой и тем склепом, в котором она себя похоронила. Ты же сам просил – живи, вот она и оживает.
Что-то говорит, не сразу соображаю, потому что слова плохо доходят. Только смотрю, как губы их произносят и помню вкус этих губ, сладость, свежесть дыхания.
Смотрю, не могу оторваться и ловлю взгляд, Отражение, как в зеркале. Что? Не может быть… Кажется мы думаем об одно и том же. В голове – звенящая пустота. Наклоняюсь чуть ближе, и тут – лягз металла – Динго ронят перчатку, и она падает на сброшенные на землю латы. Звук отрезвляет, чтобы услышать, что королева пришла меня поздравить, чтобы собрать остатки разума и воли и слегка отодвинуться, а потом произнести:
– Весьма благодарен, Ваше Величество, – и снова поцеловать руку. Меня поздравили, я благодарю, имею право. Как же сложно оторваться и соблюсти приличия. Как невозможно, и как необходимо.

Слышу тихое куда-то мне в волосы. Поднимаю голову, произнеся одними губами «Да».
Мне кажется, или я ответил совсем не на тот вопрос?

Ристалище, конец турнира
 
Глаза в глаза – зеркалят отражение.
Сердца стучат в унисон, ее ладонь в моей руке.
Легкое пожатье…
Во рту все пересохло и воздух из легких словно вышибли.
Кажется, всем слышно, как я тяжело дышу. Всем видно наше противостояние. Или наоборот – родство?
Голубые глаза и карие – цвет разный, а глубина одинаковая, и взгляд словно перетекает один в другой. Молчание между нами говорящее, слишком говорящее, но никто его не слышит, потому что говорят взгляды…
Сдерживаться все труднее, потребность все жарче, необходимее, полнее…
Смысл слов понимаю с трудом

Отец? он на Совете…
Только хочу ответить, как слышу сильный грохот, еще один. Шатер пошатнулся и начал скадываться, ощущение, что земля уходит из-под ног.
Хватаю королеву, крепко прижимаю к себе, защищая, загораживая…
Ничего не бойся, я с тобой – слова не произнесены, но все и так понятно…
Шатер устоял, только полотнище крыши провисло, выбегаем наружу, все еще крепко держу Констанцу, поднимаю голову – там высоко впереди клубы дыма. Над дворцом…
Отец!
Вскакиваю на коня, подхватив девушку на руки, сажаю перед собой и даю шпоры.
– Не волнуйся, все будет хорошо, – не знаю, насколько я прав, насколько я вправе поступить так, как поступаю, но там – мой отец и Правитель, и сейчас самое важное – узнать, что с ними, и в то же время все так зыбко, неясно… и я отваживаюсь на то, о чем мечтал с самого приход королевы в шатер – целую ее... В этом поцелуе смешалось все – и желание ободрить, и страх потерять, и мечты, которым, возможно, не суждено будет сбыться, и невысказанные желания и наши вгляды… Конь несется быстро, никто не заметит… да и длилось это какой-то краткий миг, хотя казалось, что прошла вечность…

Дворец Правителя – Дом семьи Эйвиос
 
Все на свете можно исправить, кроме смерти.
Мигель де Сервантес Сааведра
 
Когда подъезжаем к замку, спрыгиваю с Командора и аккуратно снимаю свою драгоценную ношу, стараясь подольше задержать в руках, запомнить и успокоить. Больше целовать не смею – кругом люди, которые тут же подходят и забирают ее – надеюсь, в безопасное место. Почему только сердце сжимается, и взгляд начальника стражи так неприятен? Мысль появляется и исчезает – додумаю потом, когда увидимся. Бегу вперед и останавливаюсь, снова не хватает воздуха, меня словно отбрасывает назад – Отец! на носика, рука безжизненно свисает, рядом Себ, он тоже ранен. Был там? Как ему удалось? И снова мысли на потом, все вопросы – тоже. Просто подхожу и становлюсь рядом, сжимая ладонью здоровую руку брата – не благодарность, не забота, на уровне инстинкта – ты со мной, я с тобой. Вместе.
Наклоняюсь над носилками. Отец что-то пытается сказать, не разберу слов.
– Тихо, тихо, все хорошо, – успокаивающе кладу руку ему на грудь, она тут же становится влажной и липкой. Лицо и борода отца – в крови, достаю платок и начинаю отирать кровь.
Кто-то подгоняет телегу, кладем на нее носилки и идем рядом.
Вот и дом. Отца со всеми предосторожностями заносят в покои на первом этаже. Аккуратно раздеваем его, вернее, разрезаем на нем одежду и омываем раны, насколько это возможно. Он в забытьи, что наверное и к лучшему, иначе мог быть болевой шок, хоть мы и стараемся все делать максимально аккуратно. Я воевал и много ран видел, потому, когда приходит лекарь и выносит свой приговор, он не становится для меня потрясением. Я знаю, но от знания боль и страх не становятся меньше.
Перебинтовав тело отца, насколько это возможно и надев на него чистую рубаху, накрываем простыней.
Сажусь в кресло около кровати и даю волю слезам. Они просто сами текут по лицу, а у меня нет сил их остановить. Рыдания сотрясают тело. Отец все еще в забытьи и не видит этого, не должен видеть. В комнате нет слуг, только я и брат. Обнимаю его крепко, и так стоит некоторое время, осознавая, понимая неизбежность случившегося, хоть внутренне и противясь этому.
Когда человек уходит после долго болезни, расставание тяжело и больно, но оно – ожидаем и есть время к нему подготовиться, а когда удар настигает неожиданно, он просто сбивает с ног…

Умываюсь водой из кувшина и выхожу из комнаты, надо переодеться и заняться насущными делами. Брат остается с отцом.

Привет, какие люди! где там хозяин твой? пропал мой братец куда-то сгинул, а там папа его ждет.


непременно, я тоже в этом уверен)


надеюсь, не голословно? и три года ждать не придется, мм?

Сад около дворца, превращенный в лазарет
 
И пары сапог не сносила, как за гробом шла (с)…
 
Доскакать обратно к замку Правителя. Сложно – люди кругом, паника, все бегут, кричат, сложно ориентироваться и еще сложнее править лошадью, чтобы никого не покалечить. А там – наверное, в аду не так страшно, как в полуразвороченном замке.
Раненые, покалеченные, крики, стоны, смрад, гарь.
Помогаю, чем могу, иногда чуть не плача от бессилия, что я здоровый крепкий взрослый мужик ничем не могу помочь стонущим умирающим людям, даже облегчить их страдания – врачи просто не успевали ко всем, да и под завалами оказались люди. Особенно в старом крыле. Правда, там, по словам одного из стражников – те, которых и спасать-то не стоило. Руки так и чесались врезать ему в нахальную физиономию – что значит, не стоит. Все люди живые, всех создала Маа, и они, те, кто отмечен, уж точно не хуже нас. Да, случай в оранжерее, показал, что бывает по-разному, и иногда стоит поостеречься, но, наверное, Костанц права – тот человек, вернее, уже не человек, просто искал смерти. И нашел ее…
Присев у дерева, прикрыл глаза.
– Вам плохо? – рядом остановилась какая-то девушка с кувшином воды.
– Нет, милая, а если дашь напиться, будет просто идеально, – нет, кавалер во мне не убиваем, сил нет никаких, а туда же…
Девушка подала мне воды, потом слегка поклонилась и отошла, а я так и продолжал сидеть. Солнце клонилось к закату. День выдался каким-то очень длинным. Он столько вместил в себя – и корабль, и турнир, и это несчастье… Словно время растянулось или остановилось…
Стоило прикрыть глаза, как в памяти всплыли другие – голубые, глубокие, как они меняли свое выражение… за эти дни я успел увидеть ужас и радость, страсть и холод, нежность и отчаяние… Стоило прикрыть глаза, чтобы снова почувствовать аромат духов, нежное прикосновение руки, сладость губ, то, как она прижималась ко мне, пряча на груди лицо, словно желая отгородиться, спрятаться хоть ненадолго от того, что могло ожидать во дворце после взрыва, от того неизбежного и страшного, что случилось, и что еще предстоит пережить…
И словно в ответ на мысли о Констанц и такие явные ощущения – шепот за спиной.
Говорили какие-то люди, не видя меня, или думая, что не слышу:
«Королева, виновата королева, она подстроила. Она ненавидела правителя», – один голос – писклявый и противный.
«Ну ее ж не было во дворце, сам видел, как прискакала с этим, молодым лордом дома Эйвиос», – другой, тихо шепелявящий в ответ.
«Так, понятно, не своими руками, потому и не было ее, хитрая она бестия, еще недавно только мужа похоронила, а туда же, с молодыми рыцарями якшается. Каков он, лорд?» – на этих словах, я порадовался, что меня не видят говорящие и постарался замереть, чтобы не обратили внимания. Только слухов и не хватало. Впрочем, неудивительно, что нас заметили, с другой стороны, ничего предосудительного не было – один танец, прогулка по саду, на пристани я был с отцом, а на турнире она была с дуэньей. Все приличия соблюдены. – пытался я убедить сам себя, но холодок, появившийся в груди от мерзкого шепота «королева виновна», не затихал, а рос и разрастался.
«Я мельком видел, но они все высокие и статные, дом Эйвиос, гордые и непокорные, слишком гордые. Не удивлюсь, если и он замешан, и порченые. Они ж им. Небось, покровительствуют», – я ощутил, как на шею накинули петлю, явственно ощутил, а эти в кустах за моей спиной продолжали:
«Да ты что? Неужели» – уточнил сомневающийся.
«Ну конечно, зря что ли Лес на их территории, да и сами они – таки все трое могучие, крепкие, высокие. Здоровьем пышут, так разве бывает, если человек без примеси древней крови-то? Вон правитель наш какой худосочный» – продолжал разглагольствовать тот, кто все знал.
«Тссс, тссс, ты что говоришь-то, опомнись. Но если ты прав, то в темнице замка камер много и пыточных дел мастера…» – тут голоса стали удаляться, словно говорящие переместились в сторону, но мне уже и не важно было, да даже к лучшему, что они ушли, не увидев меня, а в мозгу сидело – камеры, темница… Неужели? Неужели они правы, и не зря мне так не понравился начальник стражи, и он не защищал и не оберегал королеву, а арестовал ее? Как узнать? Как узнать, не подвергая ни ее, ни себя опасности? Раз такие слухи пошли, то мало ли что…
Нет, я за себя не боялся, но пока отец болен, я глава дома – отвечаю за всех, и просто не могу рисковать…
Встав, пошел по дорожке. Сон и усталость как рукой сняло – надо было действовать, вот только как?
Пока шел к выходу, казалось, что за спиной все показывают пальцем, шушукаются, перешептываясь о том, что королева виновата в произошедшем взрыве, и я – вместе с ней, а то, что отец едва не погиб – это для отвода глаз, или мои амбиции.
Словно каждый куст или дерево шептали мне:
Виновен, виновен, виновен…
Виновен – шелестели листья…
Виновен – стонали раненые…
Виновен – указующий перст главы дома Никанорас, погибшего при взрыве, словно уперся мне в грудь.
Я почувствовал это настолько явно, что остановился и замотал головой – ощущение, что схожу с ума – слышу голоса, вижу какие-то видения… Подошел к стоящему в траве ведру воды и опрокинул его себе на голову. Не скажу, что ум прояснился, а вот взгляды удивленный собрал в большом количестве.
Повернулся и пошел прочь…
 
Дом семьи Эйвиос
 
У меня же в темнице
Куст фарфоровых роз,
Металлической птицы
Блещет золотом хвост.(с)
 
Домой прискакал весь мокрый и грязный – пустил Командора галопом, на мокрую одежду осела пыль, да еще начал накрапывать дождь…
– Ванну мне и коня оботрите как следует, и вывести бы его, а не сразу в стойло, разгорячен, – бросил слугам, выбежавшим на крыльцо. – Как отец? – первый вопрос при входе в дом.
– Милорд спит, доктор велел не беспокоить, ухудшений пока нет, там был молодой лорд, он пошел куда-то, – быстро проговорил Драго, стоящий около двери в отцовскую спальню. Отодвинув парня, тихонько заглянул, прислушался – отец в самом деле спал и дышал более-менее спокойно, хоть и не совсем ровно. Я понимал, что время отсчитывает часы и не надеялся на чудо – доктор ясно дал понять, что глава дома Эйвиос не встанет с постели, но хотелось успеть выполнить последнюю просьбу отца. Сестра, Янка, Яннисента. Теперь я знал, как ее зовут, знал, кого ищу, и даже знал, что она в столице… Если бы леди Понирос сказала больше… Подумал о ней и порадовался, что вряд ли она была в такой час во дворце, значит, с ней все в порядке… Или нет? Память услужливо показала то, что не заметил в спешке ухода, но, отметив боковым зрением. Сохранил до поры – посеревшее лицо лорда Орвика и лорд Севера в бинтах… и напряжение в воздухе между ними…
Надо будет послать кого-то уточнить и, если что, выразить соболезнования…
Он нравился отцу, не хотелось, чтобы с ним или с ней что-то случилось…
 
Ванна, горячая до изнеможения, ужин, когда не чувствуешь вкуса блюд и не замечаешь, что ешь и пьешь, бренди и постель с надеждой провалиться в спасительный сон…
 
Комната, пустая, холодная, крысы пищат…
Девушка, девушка темноволосая, в рубашке белой вышитой…
В глазах – ужас и величие одновременно…
Голова высоко поднята, губы плотно сжаты…
Руки исцарапаны и в синяках…
Хочу крикнуть и не могу, словно со стороны смотрю, сквозь стекло или воду…
Вижу, а ни помочь, ни позвать, ни сказать что…
Только смотреть, взгляд ловить, чтобы хоть так поддержать, силы дать…
Девушка, девушка темноволосая, в рубашке вышитой…
Волосы по плечам разметались…
Руки сжала, в замок сцепила пальцы…
На соломе сидит…
А рядом еще кто-то – странный, полуживой…
Чем-то веет от него чужим, болью отзывается…
Его болью…
Ее болью…
Моей… болью…

Доброго вечера господину Ворону
Конти, не бойтесь, Вы же королева, что Вам бояться?

И вам, сударь мой, не хворать.
А расследованием взрыва кто занимается?

папа, мы торопимся, но очень медленно

Дом семьи Эйвиос
 
 
Смерть – это драма, в которой есть начало, середина и финал
 
Так и не смог толком заснуть – все время выныривая из какого-то полузабытья, в котором смешались события последних дней. И все время виделась Констанца, и казалось, что с ней – что-то не так. Из разговоров в саду замка Правителя понял, что ее подозревают, но в серьезность этого не верилось, и все равно не думать не мог, хоть и отгонял от себя тяжелые мысли.
Но стоило закрыть глаза, и снова виделась девушка в порванном платье с распущенными волосами. Темная холодная комната, пищат крысы, по стене течет вода…
Резко вскакиваю на кровати от осторожного стука в дверь – нервы совсем никуда.
– Кто там, что надо? – громко кричу, давая разрешение войти.
– Сэр Брейден Феррант к Вашей милости, – голос слуги тих и вкрадчив, словно боится получить по шее за дурные вести.
– Вот уж нежданный гость, сейчас выйду, – встав, одергиваю рубаху, приглаживаю рукой волосы, сую босые ноги в комнатные туфли и иду к гостю.
Церемонное приветствие смешит – не с ним ли мы столько раз бились на турнирах, что и счету нет, так что теперь как лорду – на «вы», даже если обеднел, рыцарем все равно остался, значит, на равных.
Хочу высказать ему все это, когда замечаю за спиной Ферранта девушку.
Ту, что снилась ночами, ту, из-за которой не спал, из-за которой начал все эти расспросы и узнал... узнал то, что предпочел бы никогда не ведать…
Ни страха, ни ненависти – только радость, что нашлась, успела вовремя, отец так хотел ее видеть…
Пообещав вернуться, иду с ней к отцу.
Тихо в комнате, дышит тяжело со свистом, рука скользит по кровати, словно собирает что-то. Страшно… Потом затихает и едва приоткрывает глаза, затуманенные поволокой нездешности.
Узнает? Не узнает? Меня – да, но ее?
Имя матери отзывается острой болью, так же как и выкрик Янки.
В горле ком, но слез нет, и хорошо, что отец отсылает. Пусть побудут вдвоем. Он так ждал этого…
 
Возвращаюсь к Ферранту и первый вопрос – о сестре.
– Ты где нашел-то ее, как вы вместе оказались? – сажусь в кресло и прошу слугу принести нам выпить.
– Случайно, чуть конем не задавил. По улице шла, задумалась, – отвечает, пожимая плечами – сам, мол не знаю, как так вышло. – Успокоили, накормил, она про герб сказала, что видела во сне вроде и вот, – протягивает рисунок.
Удивленно смотрю на свой портрет.
– Она?
– А то кто? И что, правда, сестра? Кольцо у нее, показывала, с оленем, – он испытующе смотрит на меня, пока решаю, какую правду можно высказать.
– Сестра, да, потеряшка. Матушка с отцом поссорилась, да из дому в сердцах сбежала. Девчонку с собой забрала, ей лет пять всего и было. Отец тоже с характером, искать не сразу стал, потому и не нашел. Мать умерла, сказывали, а она – потерялась, – беру принесенную слугой бутылку и наливаю бренди себе и Ферранту, жестом отсылая слугу прочь. – Снилась мне она – вот такая, как пришла, потому и узнал через столько лет. Великая Маа смилостивилась над отцом – он так хотел Янку повидать. Хорошо, что так, спасибо тебе, – поднимаю бокал в приветственном жесте. Сам-то как? В столице какими судьбами? – спрашиваю приятеля, поскольку понимаю, что на Совет го вряд ли позвали, но мало ли какие дела привели человека в столицу. – На турнире давеча не видел тебя.
– Не успел, – отвечает Брейден, отпивая бренди, – хорошее. – кивает на напиток, и я киваю в ответ – в погребах дома Эйвиос только достойные напитки. – Теперь не до турнира, поди, что за взрывы, не знаешь?
– В башне Совета, – отвечаю тихо, – отец…
– Он там был? – догадка осеняет лицо Брейдена, и дальше объяснять не надо – человек военный, он прекрасно понял всю тяжесть ситуации.
– Да, хорошо, Сэб нашел и вытащил чудом просто. Многих не спасли. – наливаю еще бренди щедрой рукой, и меня немного отпускает, становится легче, спадает внутреннее напряжение этого сумасшедшего дня.
– Леди Севера, я в ее свите, – начинает говорить Феррант волнуясь, и я сразу перебиваю его, чтобы сообщить, что жива и в порядке, и молодой лорд тоже только ранен.
– Я был в саду, где лазарет устроили, только вернулся недавно. Многие пострадали, там нужна была помощь. Сколько смог, был там, потом вернулся к отцу, – умалчиваю о королеве и обо всех разговорах, из-за которых покинул сад так поспешно.
Брейден рассказывает о том, что сейчас делает, я – немного о жизни дома, вспоминаем какие-то случаи из прошлого – обоим хочется хоть ненадолго уйти из реальности происходящего, когда тишину дома прорезает крик. Страшный, нечеловеческий.
– Неееет! – кричит кто-то так, что в жилах стынет кровь. Подрываемся оба и несемся по коридорам, и я понимаю, что это – в комнате отца…

Всем привет.
Доми, спасибо за мнение о наших постах и истории, скоро допишем.
Конти, с праздником, всего самого доброго.
Узрел тут в конкурсе наши лица, был крайне поражен.

И всех - с Новым годом!

 
Земля если и в землю отыдеши…
 
Бегу впереди Брейдена в комнату к отцу. На его кровати бьется в рыданиях маленькая Янка.
Отец. Отец. Как же так? Проститься… Я не успел проститься…
Но понимаю, что разговор с дочерью был для него важнее.
Опускаюсь на колени у кровати, краем глаза вижу, что Брейден забирает сестру и выносит из комнаты и благодарен ему за это. Мне надо хоть немного побыть с отцом, а ей – успокоиться. Если это возможно – успокоиться, когда умер твой отец, которого ты только что обрела.
Ничего, малышка, мужайся. Ты теперь не одна. Вместе мы все преодолеем.
Кладу голову на грудь отца и замираю на несколько секунд.
Надо набраться сил.
Теперь я – старший. Я – глава дома Эйвиос.
Как много это и как тяжело…
 
Встаю и выхожу из комнаты.
Ян Шальной остался в прошлом. Там, где зеленые холмы и забавы, где любовь девушек и веселье, где можно пить и гулять и наслаждаться жизнью, где есть отец, и ты можешь не думать ни о чем серьезном. Там, где не ты отвечаешь за других людей, и не на тебе лежит груз прошлого и происхождения твоей матери и сестры, и не тебе защищать маленькую Янку и таких, как она. В прошлом – счастливом и радостном!
Теперь я – глава дома Эйвиос. Я отвечаю за брата и сестру. За подданных, за тех, кто доверился мне. И за Конти я тоже несу ответственность, потому что обещал не дать ее в обиду. Отцу обещал. И исполнить должен.
 
– Готовьте тело к погребению. Облачите в лучшие одежды и позаботьтесь о том, чтобы покойный лорд Леций перенес перелет. Мы возвращаемся в родной дом, где будет совершено погребение. Отец хотел быть похороненным в замке Эйвиос, исполнить его волю – самое малое, что мы можем, – мой голос звучит под сводами слишком громко и звучно. Стараюсь говорить тише, словно боясь оскорбить слишком громкими возгласами память умершего отца.
Иду в свои покои, по дороге отвечая на вопросы, отдавая распоряжения, что-то кому-то говоря. С нынешнего момента у меня нет ни одной свободной минуты лично для себя, пока не сделано все, что я должен для всех. Я – глава дома. Я – отец и старший для всех, кто в этом нуждается в доме Эйвиос. Тяжелое бремя возложила на меня судьба. Тяжело оно еще и тем, что я не готов сейчас к этому. Слишком неожиданно, не ко времени. Я столького не знаю и не умею, но я должен, я просто обязан справиться со всем, потому что отец на меня надеется. Он уверен, что его дело и его дом и люди – в надежных руках. И я должен оправдать его надежды.
Отец. Я справлюсь. Только… помоги мне…

Спасибо, Ведя, все понял, дождемся Брейдена и едем.
Конти, прелесть моя, тебе очень идет обнова.

как я рад это слышать *подставляет грудь под орден*

Дом семьи Эйвиос – замок Правителя
 
 
Главное — это то, как человек сам оценивает свои поступки.
Маргарита Наваррская
 
 
Дела требовали моего постоянного присутствия. Надо было распорядиться о перевозке тела (как ни тажело было сознавать, что отец уже никогда больше не улыбнется, не пожмет мне руку, не отчитает за безбашенный поступок), позаботиться о родных и слугах. Принимать все решения теперь – моя прерогатива.
Первым делом было написано и отправлено с нарочным письмо в замок со скорбной вестью и распоряжениями касательно похорон. Теперь следовало пообщаться с Брейденом, поблагодарить его и утешить сестру.
Я встал и пошел к отведенным ей покоям. По пути попался Феррант, спешащий куда-то.
– Спасибо, друг, надеюсь, еще увидимся, – пожал ему руку и хлопнул по плечу.
– Вынужден откланяться, дела, но еще вернусь, обещал, – ответил он, и я поймал в глазах приятеля мимолетную улыбку.
– Всегда буду рад, удачи, – хлопнул Брейдена по плечу и распрощался.
 
Комната, в которую я вошел, на первый взгляд была пуста. Полумрак скрывал от меня все, что на пару метров от двери. Пройдя чуть дальше, осмотрелся. Зашторенное окно, занавешенное зеркало на трюмо, кровать с пологом явно не расстилалась. Пуфик, кресло, шкаф в глубине, погасший камин. В комнате зябко и неуютно.
А где Янка?
Огляделся еще раз – сестры не было видно. Кувшин с водой на туалетном столике полон, а вот платье, платье почему-то брошено на пол, как и вся одежда.
Осторожно подобрал вещи и сложил их на ближайший стул, когда наклонился у кровати поднять туфельку, небрежно брошенную, словно свалившуюся с ноги, заглянул под кровать и увидел …кошку. Черную, взъерошенную и очень несчастную.
С трудом достав животное, взял его на руки и, гладя по шерстке, ходил по комнате, размышляя, куда делась Янка.
Кошатинка пригрелась в руках, урча потерлось мордочкой о мои руки, ткнулась носом в грудь и, высунув свой розовый язычок, лизнула щеку.
Догадка прошибла как молния, хорошо, что рядом стояло кресло, в которое я и опустился, вернее, упал с размаху.
– Янка, что ты наделала! – это был не вопрос, а вопль совершенно потерянного человека.
Кошка же продолжала ласкаться, словно успокаивая.
Сказать, что я был удивлен или ошарашен? Нет. Разбит, раздавлен, уничтожен – это будет вернее. И вот что теперь делать? Как долго она будет в таком состоянии? Как скоро вернется, и когда в следующий раз станет кошкой? А если кто-то увидит? Тот же Феррант? Судя по нашему разговору, он ушел раньше, а задержись Брейден чуть дольше? Да и в комнату мог войти кто угодно. Хоть служанка… Как уберечь Янку? Умеет ли она управлять этим своим даром?
Все эти вопросы задам, когда она придет в себя. Отец говорил что-то про стресс. Вероятно, она была слишком потрясена и так спряталась. Но что делать теперь? Как быть? Ждать? А может, проще было бы увезти ее в таком как раз виде? На девушку могут обратить внимание, а на мою кошку – вряд ли…
– Ты сама-то как считаешь? – неожиданно обратился к той, что доверчиво устроилась у меня на груди, – в таком виде домой поедешь или снова девой станешь? – не знаю, какого ответа я ожидал, да и понимает ли она речь? Все это мне еще предстояло узнать.
«Ответа», естественно, не последовало, она только доверчиво потерлась о мои руки и снова лизнула в щеку.
– И как тебя понимать, краса? Представь, служанка зайдет, а глава дома Эйвиос сидит, с кошкой разговаривает. Дааа, делаа. – Вздохнув, погладил кошку, а она вдруг спрыгнула с моих колен и скрылась где-то за пологом кровати.
Я встал с кресла и, подойдя к окну, раздернул шторы, а потом рванул створку на себя. Пахнуло гарью, а так хотелось свежего воздуха. Легкий ветерок теребил занавеску, но не приносил ощущения свежести. И сразу навалились тяжелые мысли о том, что делать дальше, о заботах главы дома, о том, что свалилось на мои плечи, придавив к земле.
Все случилось слишком неожиданно. И с отцом, и с Конти, и с сестрой. Все слишком, и это слишком давило и мучило.
– Ян, прости меня, – неожиданно легкая рука легла на предплечье.
– Янка? – резко обернулся, и девушка отпрянула в сторону. – Прости, не хотел пугать, – подошел к сестре и взял за руку. – Часто с тобой такое? Случайно?
– Случайно редко. Обычно я могу справиться с той, что внутри. Но тут… Прости. …Отец. Потом… Брейден.
– Что? Он обидел тебя? – не выпуская руки девушки, посмотрел ей в глаза. – Велю догнать!
– Нет, что ты. Он добрый. – она искоса посмотрела на меня, словно решая, сказать или промолчать, потом тихонько прошептала, – он …поцеловал меня и ушел.
– И что? – я явно не понимал, что такого произошло. Но она девочка, у них все иначе. Разве поцелуй мог обидеть или взволновать?
– Меня ни разу не целовали, – выдавила она словно через силу, густо покраснела и спрятала лицо на моей груди.
Я не мог не рассмеяться, так трогательно это прозвучало.
– Все хорошо, малышка, завтра мы уедем, а дальше видно будет. – обняв Янку за плечи, погладил ее по волосам. – Только прошу, будь осторожнее, хорошо? Постарайся. И комнату на ключ закрой, как я уйду, чтобы никто не вошел к тебе неожиданно. Ложись, отдохни, завтра трудный день, а я пойду тоже. – легонько поцеловав девушку в макушку, разжал объятья.
– Хорошо, – тихо произнесла она. – Иди, я лягу, – и словно в подтверждение своих слов, подошла к кровати и села на нее. – Иди.
Кивнув Янке, вышел за дверь и пошел по коридору к себе в покои, только мой долгий день на этом не кончился – на повороте коридора встретил слуга, доложивший, что меня ждет гонец из дворца с указанием явиться к правителю.
Велев седлать, надел плащ, пристегнул меч и вышел на крыльцо.
Интересно, зачем я понадобился правителю? Но раз зовет, надо ехать, и весть эта хорошая, значит, Дарий в добром здравии.
 
Через некоторое время, бросив поводья на руки подбежавшему слуге и оставив меч где положено, я шел по коридору за слугой, про себя отмечая, какие сильные разрушения понес дворец. Повсюду сновали люди, чувствовался запах смрада и гари, и почему-то было немного неуютно.
Слуга открыл какую-то дверь, доложил, что пришел глава дома Эйвиос (я снова вздрогнул от такого титулования, непривычно, все кажется, сейчас появится отец), и пропустил меня в комнату.