Софья (Обманутые иллюзии) ИЛР

Спасибо за главу)))))

Юля, спасибо за проду!

Спасибо за продолжение.

Привет, Юленька. Прочитала все главы, что пропустила с огромным удовольствием. Безумно жаль Сонечку. Жить с мужем и оставаться девственницей, отвергнутой мужем. и как она может после этого позора оставаться в доме с ним ума не приложу! Я бы на её месте сразу же после не исполненной брачной ночи уехала бы в Нежино. Потом эта его пощёчина. конечно ноа сама виновата, не надо было первой давать мужчине пощёчине и всё же некрасиво повёл себя Александр. Разумеется, жаль Александра, попасть к туркам в плен не сладко, да и подлость турка переодевшим кольца Александра на убитого товарища кажется мне отвратительно жестокой. Как теперь будет жить Софья? Катерина никогда ей не простит смерти любимого брата, да и Наталья тоже когда узнает обо всём может возненавидеть Софью. понравилось, что ты сделала жену покойного брата Александра влюблённой в Александра и добивавшейся его любви. Интересная интрига.

Юленька, знаю, что приболела. Сочувствую. Надеюсь ты уже выздоровела? Если нет, то желаю тебе скорейшего выздоровления!
___________________________________

Юля, спасибо за главу. Что-то уж больно круто жизнь бьют Соню. Боюсь даже представить себе как она будет осмысливать "смерть" мужа. Ведь узнать о смерти мужа (это мы знаем, что она мнимая, а для всех - это факт) и принять ее вообще невозможно. Знаю каково это - терять самых близких и любимых. А у них итак все непросто началось.
Меня сейчас одно утешает, что все-таки будет ХЭ)
_________________

Юлечка, спасибо за главу. Господи, как же все повернулось
Что ждет Александра - даже представить страшно. Турки....
Не вынесет он жизни в неволе, насколько я поняла его характер. Только побег.
Выкуп они видимо не собираются брать у него.
Софья - когда узнает о "смерти" мужа, еще и с Андреем отношения расстроятся - близким человеком.
Да уж - точно "благими намерениями выстлана дорога в ад"
Останется один на один со своим горем. Еще и Кати наверно будет на нее зла.

Творческих успехов! Жду продоложения.

Доброго времени суток всем заглянувшим!
Оксана, Лена, Lerochka, спасибо, что читаете.

Маша, это еще не самое страшное, что ожидает наших героев.

Раневского ждет еще много испытаний.

Об этом еще будет немного подробнее. Натали вообще темная лошадка и у нее много тайн.

Спасибо. Уже немного лучше.

Ей без всякого сомнения эту новость будет пережить очень трудно, тем более, что Кити, конечно, будет винить ее в смерти брата. ХЭ будет обязательно.
Конечно, побег. Только до побега пройдет немало времени. Что будет ждать его по возвращению домой, одному Богу известно (ну и автору)))
Это тоже станет тяжелой потерей для нее.
___________________________________

Юлечка,спасибо за продолжение! Очень интересно с какой целью турки оставили Александра при себе,не стали обменивать или выкуп с родных спрашивать-ведь не просто так? Что теперь ждет его в рабстве?То,что он веру их не примет-это однозначно,тогда доля его там будет тяжкая...Хочется верить,что все-таки побег с помощью Сашко состоится!Софью очень жаль-жестокое испытание уготовила ей судьба!

Юленька, начала читать твой новый роман!
Прочла правда только пролог, но захватило с первых строк. Очень жаль Елену. Потеря мужа, разлука с ребенком, смерть при родах... Я искренне ей переживала. Но не менее жаль и маленькую Сонечку. Особо потрясла сцена с куклой.
Спасибо!


___________________________________

 » Глава 7

Глава 7



Осень пришла в Рощино унылой пеленой дождей. Серое небо низко нависало над землёй, сея сверху мелкий, но частый дождик. Ещё совсем недавно все вокруг было зелено, а ныне желтело, увядало. Ярким багрянцем занялся куст рябины у сторожки на въезде в усадьбу, спелые ягоды манили своей налитой красотой, да только горька была та ягода.

Тревожно было на душе у Софьи. Уж более месяца не было писем от Александра. Безвестность сводила с ума. Каждое утро, едва открыв глаза, она вновь и вновь обращалась с молитвой к Всевышнему, умоляя его послать ей хоть какую-нибудь весточку, но тщетно, Господь был глух к её мольбам. Тоска и уныние стали неотвязными спутницами. Дойдя до сторожки, Софи оборвала ярко-красную гроздь и, задумавшись, положила в рот спелую ягоду. Раскусив горький плод, она нахмурилась. Неясная тревога с некоторых пор поселилась в душе и не давала покоя. Осеннее солнышко было всё ещё тёплым, но прохладный ветер заставлял плотнее запахнуть плащ. Постояв ещё некоторое время у ворот, ожидая сама не зная чего, Софи зябко поёжилась, повернулась и направилась обратно к дому. Она медленно брела по подъездной аллее, когда до её слуха донесся глухой стук копыт и скрип несмазанного колеса телеги. Обернувшись, девушка замерла в оцепенении, крестьянская телега медленно въезжала в ворота усадьбы. Она с трудом опознала в заросшем мужике, что правил лошадью, денщика Александра, Тимошку.

- Тимофей, - выдавила из себя бескровными губами. – Ты как здесь? Где Александр Сергеевич?

Натянув вожжи, Тимошка остановил телегу.

- Здесь, барыня, - обернулся он к деревянному гробу.

Софья шагнула к телеге. Едва она увидела страшный груз, как ноги её подкосились. Без сил опустившись прямо на сырую после прошедших дождей землю, Софи застыла, глядя невидящим взглядом на деревянный ящик.

- Барыня, да что ж вы, - соскочил с козел Тимошка, пытаясь поднять её.

Оттолкнув его, Софи поднялась на ноги, шатаясь, дошла до телеги, и ухватилась за низкий бортик.

- Открой! – обернулась она к Тимофею.

- Не могу, барыня, - замялся Тимошка, - ехали долго, жарко в пути было.

- Открой! – взвизгнула Софья, топнув ногой.

- Без головы он, Софья Михайловна. Турки голову барину снесли. Искали, да не нашли.

- Как без головы? – прошептала она едва слышно, схватившись рукой за горло. – Да как же тогда узнали, что это он? А ежели кого другого ты привёз? – пытливо глядя в его лицо вопрошала она.

Вздохнув, Тимошка полез за пазуху и вытащил что-то, завёрнутое в грязную тряпицу.

- Вот, барыня, - протянул он ей фамильный перстень Раневских и тонкое обручальное колечко. – На руке было надето.

Тимофей вновь забрался на козлы:

- Вы бы присели, на ногах едва стоите.

- Я сама, - махнула рукой Софья и побрела к дому вслед за телегой, сжимая в кулачке два злополучных кольца, разом лишившие её всякой надежды.

Дойдя до своих покоев, она положила на столик кольца, скинула на пол плащ, стащила с рук перчатки и без сил опустилась в кресло. «Его больше нет. Не вернётся. Обманул!» - закрыла она глаза. - Нет его больше! Нет! Нет!» - подскочила она с кресла и зашлась, захлебнулась собственным криком. Осознание произошедшего обрушилось на неё подобно лавине. На шум прибежала Алёна и замерла на пороге, глядя на Софью, в исступлении катающуюся по полу.

- Софья Михайловна, - пролепетала испуганная камеристка. – Господи! Да что же это!

- Убили! – тихо подвывая, зарыдала Софья. – Убили его!

Услышав её, в дверях тихо вскрикнула Кити, прибежавшая на шум в покоях Софьи. Лакей, стоящий за барышней, едва успел подхватить внезапно обмякшую девушку.

- Карла Витольдовича позовите, - глядя на обезумевшую хозяйку, крикнула столпившейся в дверях прислуге Алёна.

Оттолкнув девушку, Софья выбежала вон из комнаты. Вихрем, слетев с заднего крыльца, она бросилась к телеге, с которой дворовые осторожно снимали гроб с телом хозяина.

- Все вон пошли! – крикнула она, расталкивая прислугу.

Поставив гроб на землю, мужики отошли на почтительное расстояние, с изумлением глядя на то, как их всегда аккуратная и кроткая барыня растрёпанной фурией кинулась на крышку заколоченного ящика. Софья разрыдалась, не обращая внимания, что занозы из плохо оструганных досок впиваются в нежную кожу ладоней.

- Софья Михайловна, голубушка, - склонился над ней Вебер, вышедший следом, – Поднимайтесь. Негоже так. На все воля Божья, все там будем.

- Оставьте меня, Бога ради! Оставьте! – цеплялась за крышку Софи, когда двое дюжих лакеев по знаку Вебера попытались поднять её с земли.

- За доктором езжай! – прикрикнул на переминающегося с ноги на ногу казачка Вебер. – Барыню в покои её несите, да заприте там, - распорядился управляющий, и перекрестился, бросив мимолётный взгляд на гроб. – Заложи коляску, - крикнул он конюху. – Гроб в образную снесите. Чего встали?! - обернулся он к, неловко топтавшимся на месте мужикам.

Софья пришла в себя в собственной спальне. Поднявшись, села на постели и со стоном схватилась за голову: виски стиснуло болью, словно стальным обручем. В кресле встрепенулась задремавшая было Алёна.

- Софья Михайловна, - робко обратилась к ней камеристка.

- Воды, - тихо простонала девушка.

Алёна трясущимися руками наполнила стакан и протянула барыне. Выпив всё до капли, Софи уставилась остекленевшим взглядом на дно стакана. Картины в её голове быстро сменяли одна другую: телега с гробом её супруга, въезжающая в ворота усадьбы, дворовые, осторожно снимающие гроб с повозки во дворе дома, искажённое ненавистью бледное лицо Кити.

- Где он? – хрипло спросила она, повернувшись к камеристке.

- Кто? – испуганно переспросила Алёна.

- Гроб! – со стуком поставив на прикроватный столик стакан, ответила Софья.

- Так известно где: в церкви. Батюшка Прокопий читает над ним, уж вторые сутки пошли. Назавтра хоронить будут.

- Платье подай, - бросила Софи, осторожно спуская ноги на пол.

Сделав несколько неверных шагов, она остановилась у ширмы, за которой стоял таз и кувшин с водой.

- Барыня, так ведь ночь на дворе. Спят все, - робко попыталась возразить Алёна.

- Катерина Сергеевна тоже почивать изволят? – обернулась она к камеристке.

- Нет. Барышня второй день в молельне, - опустила глаза девушка. – Да куда вам, Софья Михайловна… Едва очнулись-то. Доктор велел вам в постели быть.

- Стало быть, и моё место там, - не слушая причитания Алёны, ответила Софи.

Чёрного платья в гардеробе Софьи не нашлось. Надев тёмно-серое бархатное с длинным рукавом и прикрыв низкий вырез черной кружевной косынкой, она направилась в образную. Из-под двери комнаты пробивался слабый свет. Тихо открыв двери, Софья остановилась на пороге, будучи не в силах отвести взгляда от хрупкой фигурки в чёрном платье перед образом Богородицы.

- Кити, - тихо позвала она.

Катерина медленно обернулась.

- Зачем вы здесь? Оставьте меня, я хочу одна побыть! – резко ответила девушка.

- Кити, вам отдохнуть надобно, глядя на бледное лицо золовки и тёмные круги под глазами, вздохнула Софья.

- Уходите. Если бы не вы, Саша был бы жив, - набросилась с упрёками на сноху Катерина. – Почему? Почему? – вдруг заплакала она. – Почему его больше нет?

Опустившись на колени рядом с Кити, Софья обняла худенькие вздрагивающие плечи.

- Мне больно, Кити. Очень больно, оттого, что его нет более, оттого, что никогда не увижу, - шёпотом заговорила она. – Так же, как и вы, я не понимаю, зачем Господь отнимает у нас наших близких. Но жизнь не кончилась, - гладила она светло-русые косы.

Отстранившись от неё, Катерина поднялась на ноги и шагнула к двери. Обернувшись на пороге, она смерила Софью ненавидящим взглядом:

- Вам никогда не вымолить моего прощения. Никогда. Сколько буду жить, столько помнить буду, что горе пришло в этот дом вместе с вами.

- Вы несправедливы, Кити, - прошептала в ответ Софья, но ответом ей был звук захлопнувшейся двери.

Повернувшись к образам, Софья осенила себя крестным знамением, но привычные слова молитвы замерли на устах.

- Почему ты так со мной? Что я свершила плохого, чтобы меня так наказывать, Господи? – глядя на образ Спасителя, глотала она слёзы, что текли по щекам. – Не верю, что в этом промысел твой, - прошептала она.

Поднявшись с колен, она покинула молельню. «Ничего не осталось, ни любви, ни веры, ни надежды, - вздохнула она. – Нужна ли жизнь такая, коли всё в ней потеряло смысл?» Войдя в свою спальню, Софи взяла со стола пузырёк с горькой настойкой, которую накануне оставил приезжавший в имение врач, наказав принимать по двенадцать капель для успокоения нервов. Подняв склянку, Софья разглядывала содержимое флакона в свете единственной свечи. «Сколько нужно принять, чтобы уснуть навсегда? – подумалось ей. – Вероятно всё!» Вытащив пробку из флакона, она поднесла его к губам.

- Софья Михайловна, - показалась на пороге Алёна. – Барыня! Да вы что?! Отдайте, - кинулась она к хозяйке.

Выбив из рук Софи склянку, Алёна, тяжело дыша, замерла на пороге.

- Да как же можно так, вам всего-то осьмнадцать годков, вся жизнь, почитай, впереди.

Сжав ладонями виски, Софья упала на постель:

- Не хочу я такой жизни, не хочу. Как мне жить дальше? Как? – вопрошала она у растерявшейся камеристки. – Я одна, совсем одна, Алёна.

- Да как же так. Братец у вас есть, Андрей Дмитриевич, родные ваши, разве ж можно говорить так?

- Уйди, Алёна! Без тебя тошно, - сердито отозвалась Софья.

Отпустив Алёну, Софья легла в постель, не раздеваясь. Накануне она, одурманенная лауданумом, проспала почти сутки и теперь лежала без сна, уставясь на тёмный балдахин над головой. Разные мысли одолевали её, только она никак не могла поверить, что в деревянном ящике лежит тело того, кто был её супругом по всем законам людским и божьим, но так и не стал им по-настоящему. Под утро она задремала, и ей привиделся зелёный заливной луг, что был за берёзовой рощей по пути в соседнее Марьяшино. Она шла через луг, и высокая, почти в пояс трава чуть касалась её открытых ладоней. И так легко и благостно стало ей, такая радость вдруг вошла в душу, что захотелось упасть в эту высокую траву, раскинуть руки и лежать, глядя в высокое синее небо, подставив лицо тёплым солнечным лучам. Подняв глаза, Софи замерла: навстречу ей шёл Александр. Остановившись в нескольких шагах, Раневский протянул ей руку:

- Здравствуй, Софи.

- Почему вы обманули меня, Александр? – шагнула к нему Софья.

- Я не лгал вам, ma chèrie, - улыбнулся ей Раневский, - Я вернусь.

Тихо вскрикнув, Софья села на постели: «Сон, всё сон и только», - вздохнула она – А правда такова, что нет его более, и не вернётся».

Наутро в маленькой церквушке Рощино было весьма многолюдно: многие пришли проститься с Раневским. Софья, стоя у изголовья заколоченного гроба, обратив свой взгляд к царским вратам, не обращала внимания ни на что вокруг. «Господи! За что ты так со мной? Всё чего я хотела – быть любимой. Неужто это столь великий грех, что расплата за него столь велика? Ведь знала, что Раневский никогда не ответит на чувство моё, знала, но продолжала надеяться, что однажды случится чудо». Горестно вздохнув, Софи отвела взор от образов и обвела взглядом лица собравшихся. Кити, повернувшись к даме, чьё лицо было скрыто густой чёрной вуалью, что-то тихо говорила той, склонившись в её сторону. На какое-то краткое мгновение дама, приподняла вуаль, утирая слёзы, что струились по бледному лицу, и Софья с удивлением узнала в ней ту самую девушку из Екатерининского парка, с которой Александр не пожелал её знакомить. Столь явная демонстрация близкого знакомства со стороны Катерины, свидетельствовала о том, что девушки часто виделись, и, возможно, прекрасная незнакомка живёт где-то неподалёку, а столь неподдельное горе говорило лишь о том, что эту девушку с семьей Раневских связывали не просто добрососедские отношения. Болезненный укол ревности отозвался болью в сердце. Софья вопреки всем правилам хорошего тона не могла отвести взгляда от хрупкой фигурки в чёрном платье.

Заметив обращённый на неё пристальный взгляд молодой вдовы, незнакомка расправила плечи и только выше подняла голову. Презрительная улыбка, скользнувшая по красиво изогнутым губам, обожгла Софью словно огнём, обида невыносимой болью стиснула сердце: вот та, о которой он наверняка думал до самого своего последнего вздоха, а она лишь постылая жена, навязанная ему волею обстоятельств.

Отвернувшись от неё и Кити, Софья достояла до конца обряда отпевания, более так и не повернувшись в ту сторону. Как во сне смотрела она, как гроб опустили в могилу и засыпали землёй, установив над невысоким холмиком деревянный крест. Тягостным был поминальный обед. Большинство из тех, кто подходил к ней выразить свои соболезнования, были ей незнакомы. Уже после погребения и завершения поминок к вечеру приехал единственный близкий родственник Раневских, дядя Александра и Кити, Владимир Александрович Раневский.

- Софья Михайловна, - обратился он к ней, едва они остались наедине поздним вечером в малой гостиной, - я понимаю, что разговор, о котором я просил вас, не ко времени сейчас, но к своему великому сожалению не могу задержаться в Рощино слишком долго.

- Говорите, Владимир Александрович, - безразлично отозвалась Софья, - я слушаю вас.

- Как вы сами понимаете, я не могу оставить Кити на вашем попечении. Вы ещё слишком молоды, чтобы взять на себя заботы о девушке её возраста.

- Вы хотите забрать Катерину? – вскинулась Софья. – Впрочем, это, наверное, и к лучшему будет, - пробормотала Софья, вспомнив, обращённые к ней последние слова своей золовки.

- Вы можете оставаться в Рощино, ежели пожелаете, - продолжил Владимир.

- Могу оставаться в Рощино? – переспросила Софья, не совсем понимая, что хотел сказать ей дядя её покойного супруга.

- Видите ли, ma chèrie, - несколько смутился Раневский, - Александр не оставил завещания и никаких распоряжений относительно вас. Следуя закону, вам принадлежит одна седьмая его имущества. Хотя, какое там имущество, - вздохнул Владимир Александрович, - Штыково мой племянник отписал Натали, вдове Анатоля, - остаются Рощино да Нежино, поскольку Вознесенское по-прежнему в залоге у опекунского совета находится.

- Я не совсем понимаю вас, - медленно произнесла Софья, силясь уразуметь, что пытается ей втолковать пожилой, холёный господин.

- Я говорю, что после смерти Александра его наследницей является Кити, - теряя терпение, произнёс Владимир Александрович. – Вам полагается седьмая часть имущества, но это ничтожно мало, потому вы можете оставаться в Рощино, пока Кити не выйдет замуж и не вернётся сюда полновластной хозяйкой. Я выкуплю Вознесенское. Видит Бог, я предлагал помощь Александру, но он оказался слишком горд, чтобы принять её от меня и попытался решить все свои затруднения собственными силами, тем самым только усложнив всё.

- Вот как, - слабо улыбнулась Софи.

- Вы молоды и ещё устроите свою жизнь. Не стоит так отчаиваться, - вновь заговорил Раневский.

- Вы, на самом деле, полагаете, что кому-то нужна будет вдова без гроша за душой? – поинтересовался Софья, поднимаясь с кресла.

- Софья Михайловна, зачем же делать столь поспешные выводы? – нахмурился Владимир Александрович. – Как вдова моего племянника вы получите вполне приличное содержание.

- Благодарю, - глядя на него сверху вниз, отозвалась Софья. – Я не нуждаюсь в вашей благотворительности, Владимир Александрович. Ежели вы внимательно читали брачный договор, то должны были увидеть, что Нежино остаётся за мной даже в случае смерти моего супруга. Завтра я уеду из Рощино, дабы больше не смущать вас своим присутствием.

Степенно выйдя из комнаты, Софья едва ли не бегом бросилась к своей спальне. Слёзы душили, не давая дышать полной грудью. Ей весьма недвусмысленно дали понять, что более она не имеет никакого отношения к семье Раневских.

Как ни горько было покидать усадьбу, к которой привыкла, в которую вложила частичку своей души, Софья, верная своему слову, наутро велела упаковать багаж и после полудня отправилась в Нежино – единственное пристанище. Возвращаться в Завадное не было сил. Вернуться значило признать полное и безоговорочное поражение, крушение всех надежд и иллюзий, которые придумала сама себе, в которые верила и только тем и жила.

Проехали около трёх вёрст, когда мысль, внезапно пришедшая в голову Софьи, заставила её высунуться из оконца и приказать развернуть экипаж:

- Мефодий, разворачивай!

- Тпру, окаянные, - натянул вожжи возница. – Куда прикажете, барыня? Обратно в Рощино вертаться?

- В Ростов езжай, - велела Софья и откинулась на спинку сидения в мрачном раздумье.

До Ростова, миновав по пути Москву, добрались на третий день, благо погода была хорошая и осенняя распутица миновала путешественницу. Добравшись до стен монастыря Рождества Богородицы, Софи велела остановиться. Сойдя на дорогу, она в нерешительности обозревала монастырскую обитель. Вновь сомнения зашевелились в душе: «Всё одно никому не нужна более», - нахмурилась девушка.

Подойдя к калитке у внушительных врат, Софья постучала.

- Доброго вам дня, - поздоровалась она, с монахиней, открывшей смотровое оконце. – Могу я с игуменьей увидеться.

- Входите, барышня, - отворила калитку, пожилая женщина. – Матушка Павла примет вас, как только трапеза окончится.

Софью проводили в гостиный двор, где останавливались все путники, что искали пристанища в стенах монастыря. Долго ждать ей не пришлось. В довольно скромную гостиную вошла женщина, облаченная в рясу и монашеский клобук.

- Мне сказали, что вы хотели видеть меня, - обратилась она к Софье. – Как вас звать, дитя?

- Софья, матушка, - склонилась в поклоне Софи.

- О чём вы говорить со мной желали, милая? – скупая улыбка на миг осветила лицо монахини.

- Я вдова, матушка. Жизни своей дальнейшей в миру я не вижу. Я хотела бы постриг принять, - выдохнула Софья на одном дыхании.

- Сколько вам лет, Софья?

- Восемнадцать.

Игуменья покачала головой:

- В этом возрасте церковь не одобряет пострига. У вас вся жизнь впереди, и принятое сгоряча решение не есть самое верное.

- Я прошу вас. У меня никого не осталось. Детей мы с супругом не нажили, - попыталась возразить Софья. – Я проделала долгий путь сюда.

- Поверьте, дитя, жизнь куда длиннее, чем вы себе это нынче представляете.

- Стало быть, вы отказываете мне? – поинтересовалась Софи, не зная, то ли радоваться ей, то ли огорчаться.

Монахиня задумалась: «Вдовушка не сказать, чтобы хороша собой, - вздохнула она. – Будь она прелестной, может и могла бы жизнь свою устроить, хотя, как знать, может, тоска её сердечная столь велика, что никто другой и не сможет из сердца покойного супруга вытеснить. И всё же не дело это от горя в монастырь бежать».

- Я предлагаю вам стать послушницей монастыря, - наконец, заговорила она. – Ежели спустя три года решение ваше не перемениться, тогда уж и примете постриг.

- Благодарю вас, матушка Павла. Я согласна, - склонила голову Софья.

- Ступайте за сестрой Евлампией. Она проводит вас и ознакомит с житием монастырским, - отпустила её игуменья.

Софья последовала за женщиной, что привела её в гостиный дом. Близ соборного храма были построены деревянные кельи. Отворив дверь в одну из таких тесных комнатушек, Евлампия отступила в сторону, пропуская вперёд Софью.

- Вот здесь жить будешь, - тихо проговорила она. – Звать тебя будут отныне сестра Софья, и так до тех пор, пока постриг не примешь. Здесь в деревянных кельях послушницы живут. В каменных матушка и инокини, - продолжала рассказывать ей Евлампия. – Входить в чужую келью без дозволения воспрещается. Трапезничаем все вместе в трапезной. Приду за тобой к вечерней трапезе. Назавтра после заутрени матушка определит тебе послушание.

Оставшись одна, Софья присела на узкое жёсткое ложе: «Господи, - перекрестилась она на образа в уголке кельи, - не поспешила ли я?»

Отправив прислугу в Нежино, Софья осталась в монастыре. Во время вечерней трапезы, куда её проводила та же сестра-привратница Евлампия, девушка осторожно присматривалась к обитательницам монастыря. Были среди монахинь и послушниц женщины в годах и совсем юные, но все как одна сёстры были тихи и молчаливы. Облачённые в одинаковые тёмные одежды инокини и послушницы молча ужинали, не поднимая головы от тарелки.

Жизнь в монастыре у Софьи началась с заутрени, когда в пять утра пришла сестра Евлампия и разбудила её стуком в дверь. Софья с трудом самостоятельно облачилась в простенькое тёмно-серое платье с застёжкой впереди. Наскоро заплела косы и, покрыв голову чёрной косынкой, вышла из кельи. Сестра Евлампия столь долгими сборами была недовольна, но виду постаралась не подать, памятуя о смирении. Утро началось с молитвы. В едином порыве сестры, собравшись в храме, внимали словам молитвы. Софи рассеяно крестилась тогда, когда все делали это, и склонялась в поклонах. «Боже, я ничего не знаю о жизни в стенах монастыря», - подумалось ей. Как оказалось, монахини не завтракают, а сразу, после заутрени и следующей за ней литургии отправляются каждая по своим делам, определённым для каждой сестры матушкой настоятельницей. После литургии Софью пригласили пройти к настоятельнице. Матушка Павла долго беседовала с ней о том, чему она в миру научилась. Особыми умениями Софья похвастать не могла, всё, что ей было доступно – это шитьё, и потому её определили в швейную. К обеду у Софьи урчало в животе, и слегка кружилась голова. Сразу вспомнилось, что всё последнее время она почти ничего не ела, а вот ныне, после раннего подъема и долгих трудов за шитьём, голод дал знать о себе, как никогда ранее. Монастырская трапеза оказалась весьма скудной, и после обеда, который Софья проглотила, едва только было дано благословение приступать к трапезе, поняла, что по-прежнему голодна.

Вечером, едва дойдя до своей кельи, девушка рухнула как подкошенная на узкое ложе и забылась глубоким сном без сновидений. Следующий день был точной копией предыдущего. Усталость, что одолевала её к вечеру, казалась ей непомерной. Не оставалось даже сил на жалость к самой себе. И всё же прошло время, и Софи стала привыкать к такой жизни. Спустя две седмицы, она уже просыпалась сама, и вскоре сестра Евлампия, которую матушка Павла просила присматривать за новой послушницей, перестала стучать в двери её кельи по утрам. Работа стала приносить удовольствие – видеть результат своих трудов было приятно, приятно было осознавать, что она своими руками смогла сделать что-то приносящее пользу.

Близился Рождественский пост. Крупными пушистыми хлопьями пошёл первый снег. Задумавшись, Софья засмотрелась в окно, позабыв о начатой работе, что лежала у неё на коленях. Ровно год прошёл с тех пор, как она впервые увидела Александра. «Как много и как мало, - вздохнула она. – За прошедший год успела стать и женою, и вдовою». В швейную заглянула молоденькая инокиня сестра Прасковья.

- Сестра Софья, - обратилась она к застывшей у окна Софи, - матушка Павла просила тебя зайти к ней.

Отложив работу, Софья, недоумевая, что могло понадобиться от неё игуменье, торопливо поспешила вслед за сестрой Прасковьей. К её удивлению, монашка привела её не в покои матери-настоятельницы, а в гостиный дом, в ту самую гостиную, где она сама впервые встретилась с матушкой Павлой. Едва войдя в комнату, Софи увидела высокую широкоплечую мужскую фигуру на фоне светлого от падавшего на улице снега окна.

- Андрей, - вздохнула она.

Кузен отвернулся от окна.

- Я оставлю вас, - тихо произнесла матушка Павла. – Надеюсь, вы зайдёте попрощаться, - повернулась она к Софье.

- Софи, - покачал головой Андрей. – Ты, определённо, разума лишилась.

- André, как ты меня нашёл? - не смогла скрыть удивления Софья.

- Признаться, это было нелегко. Едва я узнал о смерти Раневского, в тот же день выехал в Рощино, но тебя там не застал. Зато дядюшка Раневского поведал мне, что ты пожелала уехать в Нежино, подальше от горестных воспоминаний. Я отправился в Нежино, где твоя девка Алёна и сообщила мне о твоём решении принять постриг.

- Всё верно. Это моё решение, - не отводя взора под пристальным взглядом Андрея, подтвердила Софья.

- Софи, я понимаю, что тебе тяжело нынче, и отчасти в том есть и моя вина… - тихо заговорил Андрей.

Софья подняла руку, жестом останавливая поток его красноречия.

- André, поверь, я ценю твою заботу, но возвращаться с тобой в Завадное я не намерена.

- Ты намерена заживо схоронить себя за монастырскими стенами?! - взорвался Андрей. – Я не могу допустить того, или ты хочешь, чтобы тот груз вины, что я испытываю, стал и вовсе непомерным для меня?!

- Значит всё дело в том, что тебя гложет чувство вины? – тихо спросила Софья. – А как быть с той виной, что лежит на мне? Думаешь, мне легко? Я - причина его смерти! – вдруг выкрикнула Софья.

- Ну что ты, что ты, - зашептал Андрей, обнимая кузину за плечи. – Как ты можешь говорить так? Нет твоей вины в том.

- Ты не понимаешь, - отстранилась от него Софья. – Если бы я смогла повернуть всё вспять…

- Никому из нас не дано того, - вздохнул Завадский. – Видит Бог, я пытался, Софи. Но к тому времени, когда мне удалось добиться восстановления твоего супруга в полку, он был уже мёртв. Всё напрасно.

- Уезжай, прошу тебя, уезжай. Мне впервые стало так спокойно, - тихо произнесла Софья. – Здесь я могу думать обо всём без той злости и боли, что терзали меня, когда я только приехала сюда.

- Софи…

- Уезжай, Андрей. Обещаю, я буду писать.

- Надеюсь, ты одумаешься, - заключил её в объятья Андрей. – Очень надеюсь.

Проводив его до ворот храма, за которыми его ожидал экипаж, Софья поспешила в покои настоятельницы.

- Зашли проститься? – улыбнулась ей игуменья.

- Нет. Пришла сказать, что остаюсь.

- Признаться честно, я думала, что вы покинете обитель вместе с вашим братом, - удивлённо покачала головой матушка Павла.

- Я не испытываю желания оставить жизнь при монастыре, - улыбнулась в ответ Софья.

- Ну что же, ступайте, дитя. Но хочу сказать вам, если не чувствуете в себе сил посвятить жизнь свою служению Господу, вы можете в любой момент покинуть сии стены, до тех пор, пока не приняли постриг.




/
___________________________________

Спасибо за продолжение! Как трагично все обернулось, особенно для Софьи. И опять она одна, только Андрей пытается оказать ей поддержку. А что родной брат Софьи? Где он?
С нетерпением жду главу о Рощине.

Спасибо за продолжение!

В монастыре тишина и покой. Но, почему одна?

Совсем о брате не заботиться, не думает, единственная родная кровиночка. Не совсем Софью понимаю. Никто не любит, а она сама???
Спасибо Юля!

Спасибо, Юля, за главу!!!
Опять она осталась одна, а теперь еще и без денег!!!
Жду продолжения, с нетерпением!!!
_________________

Эххх спасибо за главу!!Очень грустная...........жалко Софью!!!!!