Глава 25 (часть 1)
Cien anos de soledad. (Сто лет одиночества.)
Если не дольше.
Не больнее. Не жёстче.
Неумолимо. Неотвратимо.
Неизбежно. Невозможно.
Полная, полнейшая безнадёжность.
Громко хлопаешь дверью. Закрываешь дверь, закрываешь глаза.
Всё идёт по плану, да?
Сжимаешь челюсти до скрипа, до ломоты в зубах. Отчаянно сражаешься с первородным ужасом, упёрто стараешься преодолеть безотчётный страх, взять под контроль бурю эмоций внутри.
А вокруг кромешная темнота.
Сглатываешь тошнотворную горечь, усилием воли замедляешь пульс. Воскрешаешь нужный образ в зыбком омуте памяти.
Гнетущая паутина морока опутывает реальность.
- Не она, - срываешься на глухой шёпот, твердишь словно заклинание: - Не она, не она, не она.
«Это» – не настоящее.
Растрёпанные волосы. Будто шёрстка встала дыбом у загнанного в капкан зверька. Немой вопрос. Будто вызов навеки застыл в каре-зелёных глазах.
Подделка.
Такая маленькая, удивительно хрупкая. Игрушечная. Фарфоровая кукла, которую столь легко изломать на части. Разрушить. Испортить, изувечить. Уничтожить навсегда.
Дешёвая копия.
Ну же. Сделай это. Ударом ножа. Насквозь. Прямо туда. Без жалости, без промедления, отточенным движением.
Очередная имитация.
Плевать. Какая разница?
Чушь. Бред. Блеф.
Главное – не она.
Лишь немного похожа.
- Но не она, - липкий пот ручьём струится по напрягшейся спине, убеждаешь себя на автомате, точно заведённый повторяешь: – Не она, не она.
Просто отражение.
Болезненная судорога скручивает желудок в морской узел.
Той.
Перебой.
Другой.
Недолгая пауза и вновь по кругу. Удары сердца попадают строго в такт, отмеряют драгоценные мгновения, приближая к бесконечности.
Кара небес.
Она.
Адская кара.
Она.
Благословение? Вряд ли. Скорее проклятие.
Она.
Та самая.
Взъерошенные пряди светлых волос обрамляют точёный профиль ангела.
Настоящая.
Невинный взмах ресниц вынуждает пасть ниц.
Такая, что больно смотреть.
Ох, эти чёртовы, эти дьявольские глаза. Вязкая трясина, подсвеченная изнутри солнцем. Грязь, в которой давно и безнадёжно погряз. Эти колдовские глаза. Они не отпускают ни на миг. Не отпускают никогда.
A Dame to kill for. (Женщина, ради которой стоит убивать.)
Не одного. Не двух.
Гораздо больше.
Сотни. Тысячи. Миллионы.
A reason to kill for. (Причина для убийства.)
Нервно смеёшься.
Как будто для убийства нужна причина. Как будто окружающий тебя мир не зиждется на основных инстинктах. Как будто насилие – не выход.
Пожимаешь плечами, разводишь руками.
Даже скучно. Ничего нового.
Скептически хмыкаешь.
Обычно, привычно, просчитано до мелочей. Выверено с математической точностью прирождённого учёного.
Без сил сползаешь вниз, опускаешься на дно. На покрытый мерзкой жижей ледяной пол. Выдыхаешь, не выдыхая. Забываешь, не забывая.
A stranger in the mirror. (Незнакомец в зеркале.)
Кто он? Что здесь делает?
Срываешь маску, обнажаешь лицо. Обнажаешь запредельную правду. Выворачиваешь самого себя наизнанку. Вспарываешь собственную податливую плоть, стираешь собственные кости в порошок.
One. Two. Three. (Раз. Два. Три.)
Методично срываешь кожу.
Scheie. (Дерьмо.)
Слой за слоем.
One. Two. Three. (Раз. Два. Три.)
Давай, не замирай.
Fuck. (Еб*ть.)
Время стекает по мелко дрожащим ладоням, просачивается сквозь скрюченные пальцы, покрытые запёкшимся багрянцем. Разум пленён в стальной клетке, объят жесточайшим безумием. Хаотичные мысли тщетно бьются о раскалённые добела прутья.
Прежде не ведавший поражений, наконец, проигрался в пух и прах. Не медли, запускай игровой барабан. Стреляй без промаха.
Этот проклятый взгляд всегда устремлен на тебя, преследует по пятам, мешает сосредоточиться на достижении цели. Раздражает, выводит из состояния равновесия, приводит в бешенство, доводит до исступления.
На удачу.
Этот проклятый аромат пропитывает любое пространство. Что ад, что рай – следует за тобой повсюду. Дразнит и дурманит, манит, гипнотизирует, подчиняет чужой воле, вынуждает сдаться в плен без боя.
Наугад.
Ты привык всё держать под контролем, а теперь потерял рычаг управления. Потерял голову, потерял остатки здравого смысла. Ты не плывешь по течению, даже не тонешь. Ты давно повержен, отдан на растерзание сокрушительной стихии.
Ну же, смотри.
Вода заполняет лёгкие.
Равнодушный экран издевается.
...$колько $тоит $вобода...
Не хватает кислорода.
А любовь?
По венам сразу в кровь.
А она?
Заткнись.
А её...
Нет, не смей.
А её любовь?
Damn. (Проклятье.)
Зачем?
Не оценит. Не поймёт.
Никогда не простит.
Не сумеет с этим жить.
Ведь это может убить.
Cien anos de soledad. (Сто лет одиночества.)
Готов ждать и дольше.
Но.
Такие как ты не отпускают своё.
Хоть до смертного одра, хоть за могильной плитой.
Такие как ты не боятся темноты.
Они и есть темнота.
Над ними властен лишь короткий миг.
Истины.
Миг, когда плачут ангелы.
Миг, когда плачу я.
...
Твоя плохая девочка.
С горькой усмешкой.
Твоя. Твоя. Твоя.
Как в горячечном бреду.
Только твоя.
Точка или всё же многоточие?
***
Yeah, baby, I’m back. (Да, детка, я вернулся.)
Как любил говорить вампир моей мечты, когда у него в очередной раз отнимали душу, чтобы он мог с чистой совестью насиловать, пытать, убивать etc. Иными словами, ни в чём себе не отказывать и развлекаться по полной программе.
Даже тогда, в сладкий период розово-беззаботного детства, моим запредельным идеалом был хищник, садист, психопат и маньяк, кайфующий от изощрённых издевательств над беззащитной жертвой.
Стоит ли удивляться, что коварная судьба свела меня именно с фон Вейгандом?
Поверьте, я могла закончить куда хуже. Однажды утром проснуться в сточной канаве с перерезанным горлом. Хм, то есть, вообще, не проснуться после очередной авантюры. Или же ещё печальнее – повстречать на своём пути милашку Мортона.
Спорим, после пары-тройки дней во власти чокнутого лорда перерезанное горло и сточная канава покажутся весьма соблазнительной перспективой?
Эх, ребята, у судьбы свои правила и своё извращённое чувство юмора. Кому-то везёт, кому-то не очень. Кому-то везёт так, что лучше не везло бы вовсе.
Впрочем, не отвлекаемся, говорим исключительно по существу.
Доброго времени суток. Мы рады приветствовать вас на борту нашего лайнера. Желаем приятного полёта. Надеемся, не подведём и не оплошаем. Честное пионерское, ну, очень постараемся не разочаровать.
Фух.
Можно выдохнуть?
Знаете, только безнадёжные зануды рассказывают обо всём по порядку, выстраивают события в хронологическую цепь. Сухо и строго. Факт за фактом. Виток к витку.
Порядок – это ж скука смертная.
Гораздо любопытнее собирать головоломку по фрагментам. Порой схватывать ключевые моменты на лету, порой пропускать важнейшие детали мимо. Буксовать, заходить в тупик, зависать на несколько секунд и жутко лажать, действовать наугад. А потом, основательно наломав дров, рваться вперёд, разом решать несметное количество проблем по ходу пьесы.
Пожалуйста, выключите ваши мобильные телефоны.
Понимаете, рассказывать истории по порядку всё равно, что дробить сюжет «Бойцовского клуба» на атомы.
Можно выявить структуру и вычленить сюжетные вехи, можно оформить всё по правилам, создать красивую схему. Можно даже расположить события по мере логического развития.
Много чего можно.
Только завораживающую гармонию хаоса повторить невозможно. А без неё по нулям. Никакого кайфа.
Порядок для слабаков.
А я вот люблю заглянуть в эпилог. Успокоиться/огорчиться на счёт финала заранее. Чего греха таить, не скрываю. Но любопытство губит кошку.
Что же там? Что за кулисами?
Шаг вперёд, сбившееся дыхание.
Как устоять, если разгадка сама плывёт в руки?
Дрожащие от нетерпения пальцы крепко сжимаются на желанном ключе.
Торжественный миг истины. Слепящее сияние софитов, оглушительные аплодисменты.
Ключ от всех дверей. Окровавленный ключ.
Стоп.
Свет обращается в густую темноту, на плечи обрушивается гнетущая тишина.
Откуда кровь? Почему запёкшийся багрянец покрывает прежде девственно-чистую, невинную плоть?
Авторы редко выкладывают нам всю правду. У них постоянно имеется несколько козырей про запас, чтобы никто особо не расслаблялся. Поэтому после заветного «ХЭ» у героев не бывает «долго, счастливо и совершенно безоблачно».
Пожалуйста, приведите спинки кресел в вертикальное положение и пристегните ремни.
Признаюсь, мне нелегко определить собственный диагноз.
Эй, в зале есть добровольцы?
Только сегодня, уникальная возможность, шанс приобрести этот потрясающий браслет из цитрина за смешные деньги.
Тьфу.
В смысле – только сегодня, уникальная возможность, шанс покопаться в этой гениальной мелированной головушке абсолютно бесплатно.
Видите, авторы интригуют из последних сил, а у персонажей язык без костей и тормоза давно отказали.
Не представляю с чего начать.
Что нанесло мне сильнейшую моральную травму? Что подменило понятия и толкнуло в губительные объятья Тьмы? Что заставило перейти грань допустимого и погрузиться в жуткий разврат? Ступить на тропу саморазрушения? Отринуть разумное, доброе, вечное? Рухнуть в жерло вулкана? Стать конченной мазохисткой? Покорно принять незавидную участь рабыни? Преклонить колени и жалобно заскулить? Облобызать начищенные до блеска ботинки палача?
Ха-ха.
Затрудняюсь с ответом.
Никто не покушался на мою девичью честь, не зажимал меня по углам, не избивал ногами до полусмерти, не насиловал в пустынных переулках тёплыми летними вечерами.
Ну, как-то обошлось без изверга-отца и матери-стервы. А ещё без похотливого отчима и стройной череды развратных родственников.
Никто не разрушал хрупкую психику ребёнка, не притеснял и не унижал, не макал меня физиономией в засоренный школьный унитаз.
Ну, прямо неудобно делиться подобной банальщиной. Обидно появляться на свет в столь заурядной семье, стыдно не подвергаться жесточайшему террору в юные годы.
Где душевный излом? Где надрыв? Где сочные спецэффекты, призванные выжать скупую слезу даже у самого чёрствого зрителя?
Продюсеры требуют обоснуй.
Как простую смертную угораздило влюбиться в Сатану?!
Ладно, не будем сгущать краски.
Вычёркиваем, исправляем. Дубль два.
Как простую смертную угораздило влюбиться в light-версию Сатаны?
Кстати, «light» не потому что сильно светлее или милосерднее оригинала. «Light» - скидка на человеческое происхождение.
Не ангел, не демон. Обычный человек.
Наверное.
Иногда.
По праздникам.
В порядке исключения.
А, вообще, он это он.
Не выхолощенный образ плохиша из дамских романов. Не чудом раскаявшийся грешник из сопливых мелодрам по ТВ. Не закостенелый развратник с лёгким налётом благородства. Не псевдо-крутой парень, которого по чистой случайности недолюбили или недопоняли.
Настоящий отрицательный герой.
Реальный до жути, до ледяной дрожи натуральный. Ощутимый и осязаемый, свободно проникающий в каждую клеточку сознания.
Живой.
Хитрый, беспринципный, расчётливый гад.
Манипулятор до мозга костей.
«Психсадистманьяк» ™.
Без всяких там смягчающих обстоятельств, без универсальных оправданий, без веских причин на сволочизм. Без перспективы на исправление или перевоспитание.
Получите, распишитесь. Пощады не светит.
Вам понравится страдать для него. Обещаю.
Пожалуйста, откройте шторки иллюминатора и убедитесь, что столики находятся в собранном положении.
Хотите на чистоту?
Значит, нужно запомнить следующее: «Когда ты танцуешь с дьяволом, дьявол не меняется. Дьявол меняет тебя». (с)
Да.
Вот так.
Ну, примерно так.
Знаете, «Бойцовский клуб» - это не учебное пособие о том, как правильно набить морду ближнему своему и вдребезги разнести прогнивший мир. Это не история о насилии. Это не ода саморазрушению.
О’кей, про битьё, насилие и саморазрушение там тоже много строчек.
Но в первую очередь – это об одиночестве.
О поисках родственной души. О дружбе. О том, что не всегда удаётся стерпеть, крепко стиснув зубы. О том, как неспешно едет крыша, как напрочь отказывают тормоза, как выжимая педаль до упора, ты на полной скорости несёшься в гостеприимные чертоги преисподней.
Много о чём, в общем.
Чак Паланик – гений.
Аминь.
Я готова пиарить его на добровольных началах. Я готова пиарить его, даже если он окажется редкостным ублюдком.
Я готова на многое, если не на всё, ибо:
Гениальность искупает любые грехи, нивелирует любые недостатки. Гениальность похожа на индульгенцию, только выдаётся в инстанциях повыше Ватикана.
Или нет?
Простительно ли гению то, что не прощают обычному человеку? А что вы способны простить лично себе? А своим близким? А врагам?
Возьмите тайм-аут на размышления.
Но не забывайте – здесь могла быть ваша реклама.
Понимаете, я бы хотела стать героиней Паланика. И раз я никогда не сумею выстрелить себе в челюсть, мне остаётся примитивный шаблон – раздвоение личности, расщепление сознания.
Здесь не возникает дилеммы.
Меня давным-давно стало минимум две штуки.
Одна весёлая и заводная. Оптимистка, душа любой компании. Другая же мрачная и замкнутая. Истеричка, социопатка.
Признаюсь, с трудом определяю whoiswho. (кто есть кто)
В какой палате абсолютно здоровая? В какой неизлечимо больная?
Перенесёмся в тот момент, когда моя ладонь впервые тонет в когтистой лапе дикого зверя. Мои колени слабеют, моё лицо заливает краска. На моих губах играет дурацкая улыбка.
- Меня зовут Секс, - говорит хриплый голос в моей голове. – Просто Секс.
Покажи мне восхищение.
Вспышка.
Покажи мне похоть.
Вспышка.
Покажи мне жажду обладать.
Вспышка.
Перенесёмся в тот вечер, когда я тайком сбегаю на свидание. Лгу маме, что отправляюсь в кино на пару с Машей, а на деле – бросаюсь в омут первой любви.
- Я так хочу тебя, - сбивчиво бормочет Леонид. – Давай сейчас.
- Давай потом, - невольно отстраняюсь.
Мы на кровати. Голые и готовые. Сминаем простыни, истекаем желанием.
- Но ты тоже хочешь, - ухмыляется с видом победителя.
- Хочу, - жарко шепчу в его рот. – Но этого мало.
Этого действительно мало. И я понятия не имею почему. Вроде бы не фригидная сука. Между ног пылает пожар, кожа покрыта испариной. Только одна проблема – Леонида жаждет моё тело, а не я сама.
Перенесёмся в первый рабочий день на заводе.
Металлургический комбинат удивительно напоминает декорации Мордора. Вместо горных хребтов огромный высокий бетонный забор с колючей проволокой, пущенной по верху. Туда ещё бы ток подвести, дабы счастье было полным. В остальном же картину слегка портят раскидистые кроны деревьев, птичья трель и стайки собак, с громким лаем гоняющие стайки кошек. Какое же сосредоточение Зла, если тут до сих пор не погибло в муках всё живое? Но стоит пройти чуть дальше, ступить на территорию любого из цехов, и сомнения во власти тьмы над светом моментально исчезнут. Адские жернова прокатного стана впечатляют с порога. Смрадная вонь и оглушительный грохот, всполохи пламени и матерные возгласы подрядчиков, раскалённый лист металла несётся прямо на тебя.
Хочется перекреститься, послать мечты о карьере в труднодоступное место и позорно бежать с поля боя. Свалить подальше из мерзкого болота. Броситься на поиски настоящих приключений.
Перенесёмся в Киев, в новый офис компании “BergInternational”, в ту памятную ночь, когда я заключаю договор с Дьяволом.
- В одной клетке со зверем, - хищно ухмыляется фон Вейганд, неумолимо приближается, парализует тяжёлым взглядом.
Я кричу. Захожусь в отчаянном вопле. Дёргаюсь, извиваюсь, тщетно пытаюсь вырваться из стальной хватки.
Покажи мне травматический шок.
Вспышка.
Покажи мне первобытный ужас.
Вспышка.
Осколок стекла впивается в ладонь, терзает нежную плоть, рвёт на части, проникает под кожу, вынуждая окропить кровью жуткий контракт.
- Ты сама этого хотела, - сухо и без эмоций заявляет фон Вейганд.
Покажи мне испепеляющую ненависть.
Вспышка.
Покажи мне страсть, сжигающую дотла.
Вспышка.
Покажи мне темноту.
Вспышка.
Перенесёмся в солнечное утро, когда Стас нежно и ласково убирает непослушный локон с моего лица, будит меня мягкими скользящими поцелуями, осторожно проводит кончиками пальцев по обнажённому плечу.
- Люблю, - признаётся тихо. – Люблю так сильно, что самому не верится.
- Ой, ладно, - сонно отмахиваюсь, стараюсь отшутиться: – Ты же адвокат.
- Разве адвокаты не способны на любовь? – хмыкает.
- Успешные – нет, - лениво потягиваюсь. – Запомни, успешные люди всегда должны оставаться бесчувственными подонками. Иначе их быстро сомнут.
- Меня не сомнут, - заверяет мгновенно.
- Ну, смотри, - предупреждаю решительным тоном. – Если потеряешь свой огромный капитал, сразу дам тебе отставку.
- Откуда у начинающего адвоката может взяться огромный капитал? – задаёт резонный вопрос.
- Чёрт, - отталкиваю его, резко поднимаюсь и скрещиваю руки на груди. – Почему ты сразу не сказал, что никакого капитала нет? Я не намерена выходить замуж за нищеброда.
- Чудо моё, - сгребает меня в объятья. – Какое же ты маленькое чудо.
- Скорее чудище, - поправляю мягко.
- Я никогда не оставлю тебя, слышишь? – говорит Стас. – Я буду рядом.
На душе становится мерзко.
Не могу ответить взаимностью, не могу отказать и взять курс на попятную. Скоро свадьба. Приглашения отправлены, наряд невесты приобретён. Мы опережаем план.
Это не брак по расчёту. Это брак от безысходности, что ещё хуже.
Перенесёмся в мой день рождения, в тёмную комнату пустующего отеля. Перенесёмся туда, где меня душит кляп, где мои руки крепко скованны железом, а моё тело полностью обездвижено липкими щупальцами животного страха. Перенесёмся в тот момент, когда фон Вейганд ледяным тоном заявляет:
- Самое изысканное удовольствие – ломать психику человека.
Покажи мне униженную мольбу о пощаде.
Вспышка.
Покажи мне агонию на смертном одре.
Вспышка.
- Будешь моей собакой. Моей течной сучкой. Абсолютно голая, в кожаном ошейнике, на цепи, на четвереньках, - произносит совершенно спокойно и обыденно. – Будешь лаять, выполнять команды, приносить в зубах плеть.
Покажи мне истерику на грани помешательства.
Вспышка.
Покажи мне непоколебимую веру в лучшее.
Вспышка.
- Не осмелишься бунтовать, - обещает сладко, смакует каждую фразу. - Вылижешь мой член. Вылижешь пол под ногами. Вылижешь всё, что я прикажу.
Покажи мне похвальную покорность.
Вспышка.
Покажи мне рабское смирение.
Вспышка.
- Ты будешь тем, чем я скажу, - бьёт словами наотмашь. – Не человеком, не животным. Вещью.
Покажи мне отчаяние.
Вспышка.
Покажи мне надежду.
Вспышка.
Перенесёмся в то золотое время, когда я на полном серьёзе уверена, что фон Вейганд обычный шеф-монтажник, рядовой немецкий трудяга.
Я больше не выписываю незнакомые слова в пухлую тетрадку. Я мечтаю день и ночь.
Перестаю прилежно зубрить новые термины. Плюю на работу. Перевожу текст через пень-колоду, лишь бы от меня отвязались. На автомате набираю документ, забрасываю ногу на ногу, закрываю глаза и отдаюсь преступным грёзам о жёстком сексе. Сжимаю бёдра. Крепко и резко. Ритмично. В такт воображаемым толчкам.
О да.
Да. Да. Да.
Да, бл***.
Каюсь. Грешна. Занимаюсь непотребством прямо в офисе по планированию проектов. Теряю остатки стыда и совести.
Кстати, в реале женщины не дрочат как в порно. Не натирают клитор до мозолей, не вопят, эротично округляя губы.
Между прочим, женщины, вообще, не дрочат. Они же воздушные создания, а не какие-нибудь жалкие забулдыги. Не примитивные мужики, короче.
Перенесёмся в родовой особняк Валленбергов. В промозглую затхлость подземелья. В жуткую камеру, куда по наивности я сама себя отправила.
Наивная идиотка опять нарывается на летальные последствия.
Покажи мне мою нацистскую фантазию.
Вспышка.
Покажи мне моё искажённое отражение.
Вспышка.
Покажи мне мою проклятую любовь.
Вспышка.
Перенесёмся в летнюю прохладу, воцарившуюся сразу после грозы. Перенесёмся в ту пору, когда я последний год хожу в садик. Перенесёмся под капли бесконечного дождя.
У бабушки большой зонт, у меня маленький. Чувствую себя очень самостоятельной.
Мои ноги заляпаны грязью. Меня тянет топать именно по лужам. Глупый протест или забава. Точно не припомню. Так хорошо, так свободно. Хочется улыбаться.
Представляю нечто очень любопытное. Представляю, как за мной наблюдают со стороны. Незримо, но ощутимо. Отслеживают каждый шаг, придирчиво изучают, ни на миг не отпускают.
Странно? Дико? Не важно.
Оглядываюсь назад. Жадно ищу глазами невидимую тень.
Жду. Замираю в ожидании.
На уровне инстинкта. На уровне подсознания.
Перенесёмся в мой дом. В роскошный многоэтажный особняк, больше смахивающий на музей, чем на тихую семейную обитель. Перенесёмся туда, где счастье сливается с горем, где смех перемежается со слезами, где безумная любовь обращается в не менее безумную ненависть. Перенесёмся в огненную геенну, ведь именно там я круг за кругом исследую персональный ад.
Истошные вопли сводят с ума.
Хочется убрать звук, но пульт отброшен слишком далеко, не дотянуться.
Посвист лезвий доводит до нервной дрожи.
Хочется лишиться слуха, но не получается.
Немое «нет» пеплом оседает на моих потрескавшихся губах. Язык намертво припаян к нёбу, из горла больше не вырывается ни единого звука.
Покажи мне абсолютное неверие в реальность происходящего.
Вспышка.
Покажи мне синдром отмены.
Вспышка.
Сжимаю золотой крестик в леденеющих ладонях. Сжимаю с диким отчаянием, сжимаю с безотчётной надеждой. Сжимаю так, что металл впивается в податливую плоть и царапает кожу до крови. Старый шрам опять обнажён, выставлен на всеобщее обозрение.
Покажи мне тщетное отрицание очевидного.
Вспышка.
Покажи мне одержимость.
Вспышка.
Погибаю.
Лишаюсь души, лишаюсь религии.
Без права на прощение. Без права на искупление.
Моя душа распята, ржавыми гвоздями прибита к позорному столбу. Мои крылья объяты пламенем, запятнаны кровью.
Теперь. Уже. Навсегда.
Прости меня, мама.
Прости меня, Господи.
Мы. Запятнаны. Кровью.
Покажи мне боль.
Вспышка.
Покажи мне смерть.
Вспышка.
Покажи мне то, что происходит с человеком, когда у него вырывают сердце.
Вспышка.
Покажи мне то, что невозможно простить.
Вспышка.
Покажи мне правду.
...
Покурим?
Прости меня, Чак.
За наглый плагиат, точнее, за наглое подражание. За столь явный и неуклюжий, ничем не прикрытый пиар тоже искренне извиняюсь.
Вдруг и меня когда-нибудь так отрекламируют, что мало не покажется. Почему бы нет? Разрешаю. Конечно, с указанием источника вдохновения.
В случае чего, подписывайте просто и со вкусом, без всякого официоза – её величество госпожа Лора Подольская.
Признаю, меня нелегко понять. Особенно в минуты откровенности. Особенно когда я не хочу, чтобы меня понимали.
Впрочем, чтобы любить, совсем не обязательно понимать целиком и полностью. Иногда лучше сохранить интригу. Определённые полутона, туманные намёки. Многослойный подтекст неизменно играет на пользу дела.
Мало кого интересуют обычные комнаты. Но каждому хочется попасть под замок. Туда, где сокрыты жуткие тайны. Миновать преграды, преодолеть испытания. Вырвать победу в последний момент.
Мало кто жаждет заполучить то, что и так подадут на блюдечке с голубой каёмочкой. Но всякий мечтает об эксклюзиве, который доступен только избранным. О заветном VIPи запредельном LimitedEdition, о единственном на свете экземпляре.
Помните, вы взяли меня за руку?
Помните, я предупреждала о крутых виражах?
Помните, была последняя возможность отказаться?
Так вот – уже поздно.
Welcome to my world, ladies & gents. (Добро пожаловать в мой мир, дамы и господа)
Яркий, чудесный, сверкающий. Причудливо сотканный меж светом и тенью, сотворённый на пугающем контрасте праведности и порочности. Притягательный, завораживающий. Хрупкий будто фарфор. Иллюзорный, пластмассовый. Изменчивый точно хамелеон, искрящийся мириадами ядовитых красок. Губительный и манящий, спонтанный всплеск разнокалиберных эмоций, запечатлённый в настоящем.
The world of my dreams. (Мир моих грёз.)
Осторожно – зона турбулентности.
The point of no return. (Точка невозврата.)
Вязкую черноту рассекают бордовые всполохи. Боль обжигает глаза, выжигает отметины калёным железом, обдаёт вечной мерзлотой и опаляет немилосердным жаром, медленно закручивает внутренности в тугую воронку. Солоновато-медный привкус застывает на обветренных, потрескавшихся губах тет-а-тет с полынной горечью.
Буде гаряче. (Будет горячо.)
Поздно бежать, возвращаться в прошлое, выбирать иной путь. Поздно молить судьбу о прощении, исправлять ошибки, искупать вину.
Поздно раскаиваться в сознательном решении.
Ибо всему своё время.
Zeit zu leben und Zeit zu sterben. (Время жить и время умирать.)
Разве посмеет человек спорить с Екклесиастом?
Едва ли.
Нервы сдают. Пальцы мелко подрагивают, крепче сжимают равнодушный металл.
Всего одно движение. Всего лишь миг. Ничтожная доля секунды.
Спустить курок, повернуть ручку двери. Вкусить запретный плод, открыть козырные тузы. Наконец-то обнажить самое главное.
То самое...
Where the truth lies. (Где скрывается правда.)
...где правда.
Так много и так мало.
Будто эхом, чётко по нервам. Вынуждает содрогнуться, рухнуть на колени, захлебнуться отчаянным криком.
Так резко и так жёстко.
Словно молотом, точно по рёбрам. Ломая кости, сокрушая волю, лишая остатков призрачного контроля.
Жаждешь испить чашу до дна? Получай сполна.
Жизнь – далеко не театр. И даже не кино. Жизнь – рулетка, которую не зря прозвали «чёртово колесо».
Подумай дважды. Не помогло – думай опять. Снова и снова. Вдруг поможет? Не торопись, не спеши, не лезь на рожон.
Правда редко бывает приятной.
Настоящая правда.
Увы.
В сумеречном мире теней существует лишь одна незыблемая константа – правда. Не хорошая и не плохая. Обязательная к исполнению. Непреложная.
Будь начеку.
Ибо когда ты коснёшься её. Коснёшься по-настоящему. Не едва опалив кожу, а загребая жар голыми руками. Только тогда ты поймёшь и осознаешь.
О, да.
Захочешь забыть. Стереть ужасающие строки. Вырвать из дневника памяти проклятые страницы, покрытые запёкшейся кровью. Захочешь, но не сможешь.
О, нет.
Разрыдаешься. Захрипишь. Начнёшь молотить кулаками о землю. Собьёшь костяшки. Взвоешь от боли и ужаса. Напрасно обратишься к небесам.
Боже мой. Зачем? За что?
Затравленно оглянешься по сторонам.
Почему я? Почему мне? Ну, почему?!
Жернова судьбы никогда не позволят вырваться из плена, не подарят новый шанс. Остро заточенное лезвие гильотины замрёт в миллиметре от напрягшейся шеи. Замрёт и навеки останется рядом. Незримый страж, методично сводящий с ума, толкающий в пучину безумия.
Задыхайся и скули, давись слезами, напрасно пытайся заглушить утробный рык, рвущийся из груди. Подноси крепко сжатый кулак к вибрирующему излому рта, вгрызайся зубами в собственную плоть, лишь бы сдержать очередной вопль.
Достаточно.
Как бы не так. Даже не надейся. Теперь никогда не будет достаточно.
Вспомни.
If you dance with the devil, the devil don't change. The devil changes you. (Если ты танцуешь с дьяволом, дьявол не меняется. Дьявол меняет тебя.)
Люди не замечают подсказки, не обращают внимания на знамения, не предают значения мелочам.
Люди не могут трезво оценить происходящее, пока не станет слишком поздно.
Нам стоит серьёзнее подходить к намёкам.
Но разве мы способны на это? Разве мы способны хладнокровно соединить фрагменты головоломки и вовремя сделать правильные выводы?
Правда может сломать.
Правда может убить.
Да. Да. И что?
Я сделала выбор. Давно. На осколках прежней мечты. На осколках прежнего мира. На осколках иллюзорной реальности. Истекая багрянцем, задыхаясь. Я обрела новую веру, новую религию.
Обрела. Нового. Бога.
А Богу не нужно прощение. Богу нужна я.
До последней капли крови.
***
Love sucks. (Любовь – отстой.)
Потому что живёт три года. При самом оптимистичном раскладе.
Потому что химическая реакция. Дофамин, серотонин, окситоцин. Не более.
Сначала пропускаем вперёд гормон радости, потом подключаем удовольствие и нежность. Банальная, абсолютно заурядная формула.
Friend ship sucks. (Дружба отстой.)
Потому что её не существует в природе. Вообще.
Потому что есть лишь закономерное пересечение интересов до не менее закономерного их же конфликта. Пока вы друг другу полезны, пока приносите выгоду, приятное общение продолжается. Как только пути разошлись – давай, до свидания.
Truth sucks. (Правда – отстой.)
На дежурный вопрос «как дела?» лучше ответить позитивным «супер», зажигательным «отлично» или ровным «хорошо». Не стоит вдаваться в подробности.
Потому что никто не хочет знать правду.
Правду о том, как до чёртиков достала скучная работа в душном офисе. Правду о том, как жутко болеют близкие люди. Правду о том, как блудливый супруг наставил увесистые рога прямо в супружеской постели. Правду о том, как родные дети забили на отчий дом.
Правду о том, как просыпаетесь и засыпаете, одержимые желанием покончить с этим. Как пальцы инстинктивно тянутся к лезвию. Одно движение – и облегчение.
Everybody sucks. (Все – отстой.)
Люди – дерьмовые создания. Им нет никакого оправдания. Не говорите потом, что вас не предупреждали.
Люди червивы. Очевидно же.
Но так хочется верить.
В искреннюю силу любви. В истинное бескорыстие дружбы. В запредельную прелесть светлого будущего. В извечную победу добра. В счастливый финал.
Верить и надеяться.
Отчаянно и бесповоротно.
Несмотря на здравый смысл, несмотря на логику вещей.
Если честно, я не верила, что фон Вейганд может меня полюбить. Я, вообще, не верила, что, хоть кто-то в целом мире может меня полюбить.
Как женщину.
Со всеми моими приколами, загонами, закидонами и так далее.
Не только как милую кокетку или заливисто хохочущую веселушку. А как чокнутую истеричку, эгоистку со стремительно прогрессирующим маниакально-депрессивным психозом и авантюристку с суицидальными наклонностями.
Мне не нужен красавчик с глянцевой обложки. Не нужен чемодан с баблом. Не нужен добрый, умный, хозяйственный парень с золотыми руками.
Мне нужен тот, кому я смогу верить.
Тот, в кого поверю.
Окончательно, безоговорочно.
До дрожи.
Под кожей.
Он.
Damn. (Проклятье.)
Только он.
Дьявол, который мигом поддаст жару. Доведёт до безумия, столкнёт в зияющую пропасть, увлечёт за грань скучных и привычных понятий. Взорвёт Вселенную, распнёт мечты на остро заточенных стальных клинках. Обнажит тайные желания, оголит скрытые чувства, будто высоковольтные провода.
Ох, love sucks (любовь - отстой). И не спорьте.
Зато обсессивно-компульсивное расстройство рулит.
Одержимость рулит и выруливает, господа присяжные заседатели.
Вот наше всё. Вот куда следует стремиться.
Вот за...
- Лора, - мягко произносит фон Вейганд, ловит мой расфокусированный взгляд, вкрадчиво интересуется: – Ты как?
Понимаешь, когда твои руки на мне, я не соображаю. Совсем. Просто отключаюсь и плыву по течению. Отдаюсь чужой воле целиком и полностью. Растворяюсь. Трансформируюсь в ничто.
Понимаешь, вроде бы не происходит ничего из ряда вон выходящего. Ничего необычного, ничего сверхъестественного. Ты относишь меня в ванную, включаешь воду, регулируешь напор и температуру. Ничего криминального. Никакой попытки соблазнить или возбудить. Просто купаешь свою игрушку. Обычные скользящие движения. Стандартный процесс омовения.
Понимаешь, моё тело горит, а мысли путаются. От этих банальных, лишённых подтекста прикосновений воспаляется кожа. Кажется, если поднести ко мне зажжённую спичку, я моментально вспыхну.
Понимаешь, в мире существует мало вещей, от которых никогда не сумею отказаться. Первая – слойка с ветчиной и сыром. Вторая – ты.
Понимаешь, я практически кончаю. Замираю в миллиметре от разрядки, возбуждённая до предела, буквально зависаю в накалённом добела пространстве.
Что со мной происходит? Где и когда я испортилась? Или никогда не была исправной?
Ты зря намыливаешь меня этим ароматным гелем для душа. Конечно, пахнет прикольно. Бананом. Словно детская жвачка. Но только я мечтаю пахнуть кое-чем другим.
Сексом. Табаком. Алкоголем.
Тобой, чёрт раздери.
Токсичный афродизиак. Нежный и ласковый. Такой, что вынимает душу на раз. Вынимает и вы*бывает.
Слушай, а почему ты до сих пор одет?
Застегнул брюки, поправил белоснежную рубашку. Типа и не намерен разоблачаться? Типа ни капли не желаешь присоединиться ко мне? Водичка сегодня отменная. Градус идеальный.
Реально не станешь купаться?
Ныряй. Я бы потерла тебе спинку. Интересно, здесь из гелей исключительно приторный бананчик или существуют варианты побрутальнее? К примеру:
«Fragrance From Hell». («Аромат из Преисподней».)
Пытай и расчленяй, сдирай кожу и сжигай дотла, заключай прибыльные контракты на крови. Ни одна грешница не устоит.
Fragrance by Lucifer (Парфюм от Люцифера), адже ви цього варті (ведь вы этого достойны).
Впрочем, фон Вейганд, благоухающий бананчиком, - тоже очень мило. Во истину райское наслаждение.
- Я в порядке, - с трудом выдавливаю скупой ответ, нервно облизываю искусанные губы и расплываюсь в дебильной улыбке.
Хочется курить.
- Точно? – в его голосе сквозит беспокойство.
Хочется дыма и ментола.
- Ну, - нервно кашляю.
Двойную порцию, пожалуйста. Сдачи не надо.
- Ну, я как бы, - прочищаю горло и тихо бросаю: - Стесняюсь немного.
- Болит? – горячие пальцы медленно движутся вдоль позвоночника, замирают на самом пикантном месте.
- Нет, почти нет, - стремительно краснею, отвожу смущённый взор в сторону. – Но есть другая проблема.
- Что случилось? – не собирается прекращать допрос.
- Н-ничего, - осекаюсь, отчётливо представляю гвозди, которые вбиваются в гроб ныне усопшей добродетели, но это едва ли остановит меня на полдороге: - Давай повторим.
- Повторим – что? – насмешливо уточняет фон Вейганд.
- Всё, - нервно передёргиваю плечами.
- В смысле? – ухмыляется.
- В смысле трахни меня, - заявляю неожиданно резко. – Сделай это опять. Жёстко. Так, как тебе нравится.
- Eres divina, (Ты божественна,) – он смеётся.
Отключает воду, тянется за полотенцем, тщательно вытирает лихорадочно дрожащее тело. Вытирает досуха, уделяет внимание каждому участку трепещущей плоти.
- Me vuelves loco, (Сводишь меня с ума,) – шепчет чуть слышно, зарывается лицом во влажные пряди моих волос.
- Чего?! – восклицаю возмущённо. – Что это за язык такой?
- Язык моего сердца, - хмыкает.
- Говори по-человечески, - требую настойчиво. – По-русски. Или по-английски. Или хотя бы по-украински. Так у тебя тоже неплохо получается.
- Хочешь, чтобы я трахнул твою соблазнительную попочку? – шепчет на ухо, слегка покусывает шею, вынуждая покрываться мурашками.
- «Попочку»? – переспрашиваю с негодованием, поражённо любопытствую: - Где же ты набрался подобной мерзости? Возвращайся обратно в образ садиста, не рви шаблон.
- А что тогда порвать? – шлёпает игриво. – Аппетитный зад, который вечно нарывается на приключения?
- Что угодно, без разницы, не важно, - медлю и, наконец, решаюсь, выдыхаю опасное признание: - Хочу умереть под тобой.
Фон Вейганд едва ощутимо вздрагивает и отстраняется. Разрывает контакт на несколько кратких мгновений, чтобы в следующую секунду пронзить насквозь тяжёлым взглядом. Хищник смотрит на меня в упор. И невидимая шёлковая лента плотно обвивается вокруг горла, перекрывает доступ кислорода.
- Эгоистка, - его пальцы безжалостно впиваются в талию, намеренно причиняют боль, мягкое полотенце не способно облегчить мучения. – Вдруг я сам хочу под тобой умереть?
Отчаянно не хватает воздуха.
- Неужели? – голос срывается, прорезается непривычная хрипотца: – Никогда бы не подумала.
Зверь плотоядно скалится.
- Или на тебе? – обжигающе-горячий язык неторопливо обводит мои чуть приоткрытые уста. - Или в тебе?
- Давай, - мольба рвётся наружу. – Сделай это.
- Сучка, - его зубы смыкаются на нижней губе, пробуждают дикий голод, вызывают озноб, ледяные волны, сотрясающие грешное тело.
- П-прошу, - не сдерживаю стон.
Полотенце падает на пол.
- Маленькая течная сучка, - крупные ладони неспешно обводят изгиб моих бёдер.
- Да, - охотно подтверждаю вердикт, инстинктивно подаюсь вперёд, выгибаю спину.
- Сладкая, - кривая усмешка обещает адское удовольствие.
- Пожалуйста, - чувствую себя законченной развратницей.
- Грязная, - нарочито равнодушно касается моего живота, скользит ниже и ниже.
- Продолжай, - тут же отзываюсь на порочную ласку.
- Покорная, - произносит елейным тоном.
Гладит и обводит. Нежно и осторожно. Будто чертит загадочный узор, с благоговейным трепетом выводит строки, пропитанные пороком. А потом замирает и вдруг нагло, одним резким движением проникает в сосредоточие пламенных желаний.
- Умоляю, - еле слышно всхлипываю.
В чёрных глазах замерзает огонь, полный рот змеится в ироничной ухмылке. Фон Вейганд приступает к изощрённой забаве. Его пальцы нажимают на такие точки, о существовании которых я прежде не подозревала.
Глубже. Сильнее. Ритмичнее.
Святые небеса.
Помоги мне, Господи.
Хотя в подобных случаях обращаются к иным инстанциям. К тем, где заблудшим душам всегда рады. Напоят, накормят, удобно устроят в дымящемся котле.
Боже мой.
Спаси и сохрани.
Стоп. Нет. Забираю слова обратно.
Не надо никого спасать. Всё хорошо.
Отлично. Прекрасно. Невероятно.
Ох**тельно.
Полный восторг.
Катапульта прямиком в гребаный Эдем.
Ещё немного, совсем чуть-чуть. И взрыв, и падение, и полёт, и катарсис. Ещё слегка, лишь только пара прикосновений. И я разбиваюсь.
- Бл*дь, - холодно бросает фон Вейганд, мигом избавляя от пелены сладкого наваждения.
Кажется, мой рассудок помутился. Кажется, слух подводит меня.
Пальцы экзекутора неподвижно застывают внутри. А после и вовсе покидают плоть, охваченную сатанинским безумием.
Это отрезвляет. Это вынуждает быстро прийти в сознание.
- Ещё, - настойчиво требую дозу.
Колени слабеют. Приходится отступить назад и опереться о прохладную стену ванны, выложенную кафелем.
Иначе не выдержу, иначе просто рухну вниз.
Как я дошла до такого кошмара? Как пропиталась ядовитой заразой?
Униженная. Истерзанная. Доведённая до предела.
Распахнутая настежь. Вывернутая наизнанку. Выпотрошенная обжигающе ледяными крючьями собственных желаний.
Роз'ятрена. (Растравленная.)
Да, приблизительно такая.
- Моя бл*дь, - заявляет фон Вейганд, точно выжигает клеймо на враз взмокшей коже, оставляет памятную метку под рёбрами, у самого сердца.
Раскалённая игла вонзается в солнечное сплетение, вынуждая взвыть и задрожать, вжаться в стену в безотчётном поиске защиты.
Хочется бежать.
От него.
Ему навстречу.
Ногти царапают безупречно гладкую поверхность кафеля. Остатки воздуха с шумом покидают лёгкие.
Хочется сражаться.
Сорвать маску незнакомца, стереть гадкую ухмылку подлеца. Пасть ниц перед господином и повелителем, обнять его ноги, покрыть беспорядочными поцелуями.
Пасьянс раскладывается по одинаковой схеме. Без лирических отступлений.
Хочется сойти с ума.
И в этом я однозначно преуспела.
- Твоя, - бросаю коротко.
Фон Вейганд ступает в ванную. Не раздевается, не разувается. Ястребом нависает надо мной. Мрачный и угрожающий. Накрывает будто тень. Окутывает сумраком.
- Кто ты? – спрашивает ровно.
Наверное, в комнате горит свет.
Горит очень ярко. Ослепляет и бьёт по глазам. Но я не замечаю.
Погружаюсь в темноту. В эпицентр ночи.
- Шлюха, - отвечаю с вызовом.
Колени мелко дрожат, ноги слабеют и подгибаются.
- Мимо, - он отрицательно качает головой.
Скоро упаду.
- Твоя шлюха, - выдаю сбивчиво.
Его ладони ложатся на мои плечи. Прижимают к стене. Грубо и резко. До боли, словно распинают.
- Неправильно, - его дыхание кажется ледяным.
Рефлекторно вздрагиваю.
- Твоя сучка, - шепчу сдавленно.
- Опять промах, - стискивает грудь, выкручивает соски, вырывает вопль боли. - Значит, нам придётся отложить оргазм до лучших времён.
Облизываю губы. Не отвожу взгляд. Ни на миг не разрываю контакт.
- Ты слишком устала, чтобы продолжать игру.
Ну, размечтался.
Этого не потерплю.
- Я твоя бл*дь, - короткий смешок вырывается из горла.
Тормоза отказывают.
- Сладкая. Грязная. Покорная.
Газ выжат до упора.
- Похотливая бл*дь.
Авто несётся по опасной трассе на предельной скорости.
- Что добавить? – спрашиваю с издёвкой. – Скажу любую ерунду, только...
Проклятье.
- Только? – фон Вейганд не скрывает сарказма.
Ненавижу.
Вот ублюдок.
Неужели стесняюсь? Смущаюсь? Краснею?
После всего...
После всего?!
- Дай мне кончить, - буквально выплёвываю ему в лицо.
- Правда, жаждешь этого? – отстраняется, но ненадолго, тыльной стороной ладони проводит по виску. - Как именно?
Начинаю медленно сползать по стене. Ноги меня больше не держат.
О, нет.
- Хочешь, чтобы я прямо сейчас отымел тебя пальцами? – вновь касается меня, нежно ласкает и медленно проникает туда, где пылает пожар. - Или хочешь, чтобы повернул, нагнул, вогнал член на всю длину и отодрал в задницу?
Одна рука продолжает безжалостное истязание, другая неторопливо изучает шею, следует дальше, к судорожно вздымающейся груди.
Пальцы неспешно прокладывают дорожку к животу, а после возвращаются обратно.
Вверх-вниз. Снова и снова. Распаляют, дразнят.
Сжимаются в кулак и прижимаются плотнее, замерзают между рёбрами, буквально впечатывают позвоночник в холодный кафель. Не позволяют упасть.
Wow. (Вау.)
Мягко выражаясь.
Очень-очень мягко выражаясь.
- Дай кончить, - повторяю, напрочь лишаюсь стыда.
- Слишком скучно и предсказуемо, - сетует фон Вейганд и услужливо советует: - Прояви фантазию.
Пофиг приличия.
Он способен разломать меня на части. Единственным движением. Своими невероятно изобретательными руками.
Пофиг всё на свете.
Ибо это.
Сила. Власть. Контроль. Жестокость.
Это возбуждает.
На уровне инстинкта. На уровне первобытного зова. На уровне одурманенного сознания. На уровне, где жизнь и смерть сливаются воедино.
- Трахни меня, - умоляю, вежливо прибавляю: - Пожалуйста.
Я же хорошая девочка.
Соблюдаю правила.
- Говори по-человечески, - ухмыляется. - По-немецки.
- Ч-чёрт, - кусаю губы. – Придумай вариант полегче.
- Ты же изучала немецкий в университете, - напоминает суровым тоном. - У тебя диплом с отличием, если не ошибаюсь.
- Я... я косила пары, - содрогаюсь изнутри.
- Прости? – его брови недоумённо изгибаются.
- П-прогуливала, - поясняю сквозь утробные стоны. – П-пропускала з-занятия.
- Schade, (Жаль,) - хмурится, с наигранной печалью заявляет: – Я вынужден прибегнуть к справедливому наказанию.
Вновь замирает, прекращает сладкую пытку, заставляя порочно извиваться и негодующе вопить от жесточайшего разочарования.
- Du bist deine Schlampe, (Я твоя шлюха,) – бормочуотчаянно. - Du bist... dein... deine Miststck... dein Miststck. (Я твоя... твой... твоя сучка.)
Продолжаю нести всякую ерунду. Путаю род, путаю падежи. Совершаю миллион ошибок, обрушиваю весь словарный запас на фон Вейганда.
- Почему не продолжишь... чего... чего ты хочешь? – спрашиваю устало.
Ловкие пальцы по-прежнему неподвижны.
- Хочу заковать твои изящные запястья в кандалы, - жаркий шёпот обжигает, жидкое пламя разливается по венам. - Хочу подвесить тебя на железный крюк. Вздёрнуть цепь повыше.
Внутри стремительно закручивается тугая воронка. Напрягается, пульсирует, наполняется сокрушительной силой.
- Хочу наблюдать, как ты бьёшься в напрасных попытках освободиться, - произносит с расстановкой, живописует подробности: - Руки затекают. Тело немеет. Голова кружится, перед глазами всё расплывается. Суставы разрываются от боли. Поверь, даже наиболее выносливые мужчины быстро сдаются и начинают молить о пощаде. Женщинам бывает легче, но это поправимо. Надо только отрегулировать угол натяжения, оторвать человека от земли и наблюдать.
Внутри разверзается зияющая пропасть, пугающая бездна, требующая немедленных жертвоприношений.
- Хочу отхлестать тебя кнутом до полусмерти, исполосовать эту нежную кожу, оставить уродливые шрамы, - влажный язык скользит от виска до ключицы, застывает на нервно трепещущей голубой жилке. - Хочу слизывать кровь с твоей изувеченной спины. Хочу поцелуями снимать слёзы с твоих леденеющих щёк.
Низ живота наливается свинцовой тяжестью. Мышцы судорожно сокращаются. Совсем как в ту ночь, когда восковой дождь обрушился на податливую плоть. Тело неистовствует жадно и ритмично. В такт жутким словам.
- Хочу поставить на колени и вы*бать, - бросает фон Вейганд, оплетая измученный разум нитями колючей проволоки. - Сначала спереди, потом сзади. Во всех позах. Разложить и драть. Как последнюю бл*дь.
Рычание зверя отдаётся болезненно-сладостной вибрацией в каждом позвонке, вынуждает застыть у самого края, растягивает пытку, заставляет раствориться в токсичном безумии.
- Хочу трахать долго и размеренно, пока не взмолишься о пощаде, - эти фразы врезаются будто кинжалы. - Пока не проклянёшь меня, не забьешься в конвульсиях, не захрипишь.
Тьма вспарывает по живому, продирает изнутри, пробирает до дрожи, прокладывает путь, пронизывая насквозь.
- Пока не сдохнешь, - удар наотмашь.
Реальность замерзает и покрывается трещинами, раскалывается на части, распадается на хаотичные кадры прошлого, будущего и настоящего. Напряжение зашкаливает. Плёнка охвачена пламенем. Миллиметр за миллиметром сгорает прямо в кинопроекторе.
- Подо мной, - выстрел в упор.
И разбиваюсь.
Я разбиваюсь.
Снова и снова. Ещё и ещё. Ярче и жёстче. На тысячу колких осколков, щедро окроплённых алым.
Ослеплённая чувствами, теряю ориентацию в пространстве. Растекаюсь кроваво-красной лужицей, грязным узором расцветаю на девственно-чистой поверхности ванной. Замираю и содрогаюсь. Падаю.
Падаю. Падаю. Падаю.
Презираемая и обожаемая. Ненавидимая и почитаемая. Развратница с белоснежными крыльями. Блудница в невинном обличье.
Погружаюсь в адскую бездну, поднимаюсь до райских небес. Неизбежно возрождаюсь, чтобы неизбежно умереть.
- Неплохо, - хвалит фон Вейганд, набрасывает на мои плечи пушистый халат. – Даже напрягаться не пришлось.
Он относит меня обратно в спальню, укладывает на кровать.
- Гребаный извращенец, - шепчу устало.
- Серьёзно? – он смеётся. - Ты кончила, услышав вполне заурядную фантазию. В тебе был мой палец. Даже не член.
- Супер, - обиженно поджимаю губы.
- Ни единого движения, - уточняет мягко. – Ты самостоятельно достигла разрядки.
- Угораздило же влюбиться в психопата, - театрально закатываю глаза.
- Да, - соглашается насмешливо, перебирает влажные пряди моих волос. - Это ты действительно зря.
Что поделать?
Love sucks. (Любовь сосёт.) True Love swallows. (Настоящая любовь глотает.) Причём по ходу проглатывает абсолютно всё. Любую обиду, любое унижение. Предел не обозначен.
Мне понравилось!