Карта ролевой игры "Наследство дона Терессио"

Дрэго всегда просчитывал свои действия, никогда не поступал не обдуманно. Все его расчеты всегда были точно выверены и задуманное всегда срабатывало. Он всегда четко следовал своим планам, которые по итогу достигал. И если даже были промахи, то и это в скором времени исправлялось. Иначе он сейчас не был бы доном Гуэррой. Пролитая кровь его соперников, пролитая кровь его людей, не раз пролитая кровь его самого были не напрасны. Когда-то простой никому не нужный мальчишка, скитающийся по трущобам Нью-Йорка, унижающийся за корку хлеба, мальчишка, которому быстро пришлось повзрослеть и научится быть сильным, чтобы жить. Теперь же - это амбициозный, дерзкий, жестокий, обладающий властью мужчина, которому не каждый рискнет перейти дорогу. Он делал ставки и не любил проигрывать. От смерти Терессио по итогу все главы четырех семейств были в выигрыше, каждый отхватил по куску. Жаль только, что отданный Дрэго приказ по обстрелу в клубе не принес никаких плодов. Эти лощенные доны были живучими, но это ещё не конец. Гуэрра ещё заставит поплатиться каждого и за нападение на кладбище, и за ипподром, и за попытку отравления. Кто за этими событиями стоял конкретно, не имело значения, чутье подсказывало, что у всех было рыльце в пушку. В отношении своей персоны он таких нападок не мог стерпеть. Сейчас он сделал вид, что всем доволен и залег на дно, но придет время, когда он заявит о себе. Это хрупкое перемирие в любую минуту можно пошатнуть и оно разлетится на множество осколков, ввергая город в состояние войны. Но этим Гуэрра был не готов сейчас заниматься. Сейчас было важным упорядочить свою власть и контроль на доставшихся ему территориях, разобраться с двумя заводами. А ещё была женщина, которая никак не вязалась со всеми его планами до определенного момента. Возможно, за всю свою жизнь он совершил впервые глупость, напрочь отключив здравость рассудка. Но против своих желаний трудно пойти, особенно если дело касалось такой женщины, как Оливия Флейм. Оливии, которая неожиданно и внезапно вторглась в его душу, вытесняя ту, которая в ней до этого жила. Образ Лучии померк и стирался. Дрэго был разочарован обманчивостью своих чувств к ней и осознанием правды и истинным положением вещей. Но теперь была Оливия, в какой-то мере недосягаемая, но более реальна, чем Лучия. Эта женщина могла также сильно ненавидеть, как и любить. И он хотел испытать эти её чувства на себе. Всё что он ей сказал тогда в гримерной отчасти было правдой, за исключением одного. Оливия интересовала его, как женщина. Сложно не обратить внимания на такую, как она, сложно быть равнодушным к её красоте, сложно сдержаться и не прикоснуться к ней, ощутить шелковистость её кожи, не вдохнуть аромат её духов. Сложно принять, что эта женщина не будет его и страшно потерять навсегда. Вот что Дрэго понял спустя какое-то время после перестрелки в клубе, где по случайности она рисковала жизнью. В тот день он решил забрать её с собой и увез, ни сколько не заботясь о её мнении. Это было дерзко с его стороны, но это было в его натуре. По приезду Оливия была слишком ещё слаба, чтобы бунтовать от такого наглого посягательства на её жизнь. И тот небольшой мир, который у них, как Дрэго показалось, возник в больничной палате, тоже немного сглаживал всю ситуацию. Своим поведением он тогда посеял в ней сомнения, и это было к лучшему. Она не должна подозревать, что это он убил Терессио, она не должна об этом знать. Оливия задавала вопросы, обеспокоенная не только за себя, но и за Алессандро. Дрэго отвечал то, что она ожидала услышать. Оливия посчитала, что ей действительно грозит опасность, и он подтверждал её опасения, обходя в разговоре подробности и острые моменты.

Прошел месяц. Экономка Мэри, пожилая, но очень бойкая для своего возраста женщина, быстро взяла под своё крыло слуг в большом доме Гуэрры. Она не задавала вопросов, а просто делала свою работу. Хотя Дрэго и замечал бросаемые ею недовольные и упрекающие взгляды в свой адрес. Алессандро поначалу держался неуверенно и отстраненно. Гуэрра понимал, что мальчик напуган такими перестановками и не понимал, что происходит. Алессандро много времени проводил с матерью, а ему старался не попадаться на глаза. Он был для него чужим и, несомненно, вызывал недоверие. Дрэго не хотел, что бы сын Оливии боялся его. Но и с детьми он никогда не имел дел, по правде сказать, он и сам-то никогда не был обычным ребенком, ведь у него не было детства. Он не знал о чем с ним можно говорить и как себя вести. А вот Багз вскоре расположил к себе внимание пацаненка, найдя общую тему для разговоров. Гонки их страсть. И вскоре Алессандро немного освоился в чужом для себя доме, сдружившись с гангстером, который оставляя свои криминальные дела, становился обычным мужиком.
Оливия быстро поправлялась под присмотром, приставленного к ней доктора Лоренцо, который служил Дрэго уже несколько лет. Пожилой добродушный старичок заботливо суетился над своей подопечной, шутил с ней, ворчал и искренне наслаждался обществом мисс Флейм, являясь её поклонником. Иногда он сопровождал её во время небольших прогулок по дому или по саду, окружающему особняк Гуэрры. Оливия была окружена заботой и ей, по сути, не на что было жаловаться, но её положение в этом доме было неопределенно. Кто она? Гостья? Узница? Или в скором времени любовница? Дрэго иногда навещал её в отведенной ей комнате, он бы делал это каждый день, но не хотел чрезмерно навязывать ей своё общество. В основном они говорили ни о чем существенном, а бывало, и просто молчали, тяготея от нависавшей тишины. Он знал, что она, как только окончательно окрепнет, потребует отпустить её домой. Он не хотел отпускать Оливию. И когда в её словах звучали намеки Дрэго всегда уходил от ответов. Он не хотел на неё давить и быть грубым, не хотел, чтобы она почувствовала себя насильно удерживаемой здесь. Но ему всё больше и больше приходилось себя сдерживать, чтобы не наплевать на её чувства и отношение к нему и просто взять её, пусть даже силой. Это как жажда, которую он пытался утолить каждую ночь со шлюхами и не получая никакого удовлетворения. Перед глазами всегда стояла Оливия. Дрэго знал, что если сделает неосторожный шаг, проявит свою нетерпеливость, то шаткое доверие рухнет. И он давал ей время хотя бы просто привыкнуть к нему. Он не был уверен в том, что эта женщина когда-нибудь ответит ему взаимностью, но и шанса, хоть и крохотного он не могу упустить. Возможно, его попытка сближения и прямой намек на его заинтересованность к ней сделают их врагами. Но нет ничего слаще битвы, особенно такой. Оливия не простая женщина, ни какая-нибудь наивная пустышка. В ней есть характер, в ней есть сила для борьбы и сопротивления, в ней есть страсть, она умна и проницательна, в достаточной степени независима и самостоятельна. Этим она и опасна для него, и так притягательна. Оливия была так близко к нему, но в тоже время так далека, а между ними пропасть...
Месяц, два… Он дал ей достаточно времени оплакать Терессио, но что толку продолжать скорбеть о прошлом, когда нужно жить настоящим…

Наконец доктор Лоренцо дал согласие на то, что Оливия уже может возвращаться к своему привычному для неё образу жизни, разрешая ей вернуться к репетициям в оперу, но естественно настаивая, чтобы она себя не перетруждала. Тогда и настал момент её выхода. В тот вечер, за ужином, Дрэго предчувствовал это и выжидал, когда она поднимет опять эту тему. Они оба молчали, и лишь звон столовых приборов и голос Алессандро нарушали царящую тишину. Мальчик оживленно рассказывал о том, что Мартино показывал ему пару боксерских приёмов, и что он тоже бы хотел так научиться. И спрашивал у матери, можно ли ему посещать тренировки.

- Мы потом поговорим с тобой об этом Алессандро – Оливия терпеливо улыбнулась сыну и послала Дрэго осуждающий взгляд – А сейчас доедай свой ужин и иди к себе в комнату, нам с сеньором Гуэррой надо поговорить – Хорошо?

Аллесандро кивнул и быстро доев, покинул столовую. Оливия проводила взглядом сына до двери, затем кивнула служанке, что бы та тоже покинула помещение. Когда дверь за ней закрылась, и они остались одни, Оливия отложила салфетку и посмотрела Дрэго в глаза.

- Мне не нравится, что мой сын проводит много времени с твоими людьми. Сейчас они учат его драться, а потом они научат его стрелять. А что потом? Покажут, как надо убивать? – её голос звенел недовольством.

- Не драматизируй так, Оливия – Гуэрра отставил недопитый бокал с коньяком и, поднявшись из-за стола, приблизился к женщине. Опершись одной рукой о край стола, а другой о спинку стула на котором она сидела, он наклонился к ней – Кого ты хочешь вырастить? Мужчину или никчемного сопляка, вечного прячущегося за материнской юбкой?

- Не смей мне указывать, как воспитывать моего сына! Не тебе решать, что для него лучше, а что нет! – в её глазах горели возмущение и ярость, она не отвернулась и смотрела на него с вызовом.

- Ты плохо думаешь о моих людях и обо мне – упрекнул он её, сохраняя при этом спокойствие, ощущая напряжение, возникшее между ними – Но разве только об этом ты хотела со мной поговорить? Давай, продолжай.

- Ты прав, Дрэго, это не всё. – смягчая первоначальный тон, Оливия начала говорить - Тебе не кажется, что я вполне уже могу вернуться с Алессандро домой? Я благодарна тебе и за заботу и за внимание, но не оставаться же мне тут вечно! Не стоит преувеличивать и настаивать на необходимости оставаться в твоем доме. Если тебя волнует моя безопасность, то достаточно будет твоих людей. Я ничего не имею против этого. Но живя с тобой, в твоем доме. Как это понимать? И как к этому относиться? – Оливия выдержала пронизывающий, изучающий взгляд Гуэрры и ожидала ответа, напустив на себя хладнокровное спокойствие. Она не пошевелилась и не отодвинулась от него и, казалось, была безразлична, к такому близкому присутствию его. Их лица разделяли пару сантиметров, дыхание соприкасалось, а воздух вокруг них как будто был пропитан электрическим разрядом.

- В моем доме никогда не было женщины, Оливия. Подумай, какую честь я тебе этим оказываю, и стоит ли от этого отказываться. – Дрэго лениво улыбнулся, видя, как она напряглась от его слов – Разве тебе тут плохо? Мои люди относятся к тебе с уважением, а слуги воспринимают, как хозяйку. Чего тебе ещё надо?

- Ты – она с шумом выдохнула – Ты не можешь меня удерживать здесь насильно. Я тебе не безмолвная кукла и я не буду молчать.

- Молчать о чем? – Дрэго не сдержал усмешки – Все и так считают тебя моей любовницей, но мы можем, конечно, сделать этот слух более достоверным – он отнял руку от стола и, проведя большим пальцем по её губам, приподнял её лицо за подбородок – Ты не сможешь тягаться со мной, Оливия.

- Я не желаю играть в эти игры! – Оливия оттолкнула его руку и поднялась, делая шаг в сторону от Гуэрры – Ты ошибаешься на счет меня! Я..

- Женщины, почему вы так любите всё усложнять? – перебил он её, становясь серьезным – Не стоит со мной ссориться. Лучше подумай о том, кем ты можешь стать. На этом наш разговор окончен. Приятных снов, дорогая. – делая ударение на последнем слове Гуэрра развернулся и направился к двери.

- Мерзавец! – крикнула она ему в след, срывающимся от гнева голосом – Я тебя ненавижу! Слышишь?

- Это лучше чем, если бы ты вообще ко мне ничего не испытывала – Дрэго даже не обернулся и вышел из столовой, оставляя женщину наедине со своими гневом.

Наутро они оба сделали вид, что ничего не случилось, как будто и не было той вечерней стычки. Дрэго видел её некую неуверенность за напускной сдержанностью, видел, что её гложут сомнения, но она старалась и виду не подать о хаосе смешавшихся мыслей и эмоций. Оливия старалась избегать его, отдавая всё своё внимание Алессандро, старательно делала вид, что не замечает этого голодного взгляда направленного на неё каждый раз. И хоть между ними больше и не было стычек, женщина предпочитала держаться на расстоянии. Часто днем и вечерами она пропадала на репетициях и выступлениях в Метрополитене, Гуэрра посвящал всё своё время насущным делам, уезжая из дома, бывало, возвращаясь лишь утром. Иногда они выезжали в ресторан или клуб, иногда он самолично сопровождал её в оперу. Со стороны они казались вполне довольными и счастливыми, между ними часто проскальзывали шутки, они одаривали друг друга улыбками, порой слышался смех, но только кроме них никто не мог ощутить, какие тучи над ними сгущались.

В ту ночь, казалось, всё замерло в преддверии надвигающейся грозы. Небо было черным от затянувших его клубящихся туч. Воздух был тяжелым и тягучим, пропитанный влагой. Листья на деревьях притихли не тронутые ветерком. Пугающая тишина воцарилась в ожидании момента, когда обрушиться мощь стихии. Где-то вдалеке прокатился тихий раскат грома. В такие моменты, кажется, все чувства обостряются, нервы оголены и на пределе, вгоняя в беспокойное состояние.

Гуэрра подъехал к дому уже далеко за полночь. Подъезжая он заметил, что в окне его кабинета за задернутыми шторами слабо пробивается свет светильника. Войдя в дом, он прямиком направился туда. В такое позднее время все уже давно должны спать, а в его кабинете и подавно никого не должно быть. Гуэрра толкнул дверь и вошел. За его столом, в большом кожаном кресле сидела Оливия. Она забралась в кресло с ногами, подтянув их груди и обхватив руками, уткнулась в них подбородком, полностью уместившись в кресле. Волнистые каштановые волосы окутывали её плечи. Ворот халата, такого же цвета, как и её глаза, съехал с одного плеча, открывая белоснежное округлое плечо и тонкую бретельку ночной сорочки. Звук открывшейся двери привлек её внимание, и она подняла глаза. Увидев, кто стоит в дверях она тут же опустила ноги и поднялась, поправляя халат.

- Я думала ты сегодня не придешь – её голос прозвучал так тихо, что слова были почти неуловимы – Я пойду.

Но Дрэго уже преодолел разделявшее их расстояние и загородил ей дорогу
- Что-то случилось? – напряженно спросил, всматриваясь в её лицо.

-Нет. – Оливия покачала головой и пожала плечами – Ночь дурная.

Дрэго положил ей ладонь на поясницу и легонько подтолкнул к окну. Он раздвинул шторы и встал за спиной у Оливии, смотря в темноту за окном.

- А по-моему она прекрасна – тихо прошептал ей, прикасаясь губами к её волосам, вдыхая исходящий от неё запах, который лишал его самообладания. В этот момент темноту прорезала яркая вспышка молнии, а через секунду прогремел оглушающий гром, от которого Оливия вздрогнула. Его ладони прошлись по её плечам, и он легонько сжал их – Эта ночь, отражение всего-то, что между нами, того, что в нас самих.

Оливия не отстранилась и не сделала попытки вырваться. Молнии одна за другой испещряли небо, сопровождаемые раскатом грома, разыгравшийся ветер гнул несчастные деревья, обрушивая на них всю силу, а крупные капли дождя уже били по стеклу.

- Всё это неправильно – Оливия устало вздохнула – Знаешь, я ведь так была уверенна, что это сделал ты, я грела себя мыслью убить тебя, хотела отомстить за Джино, отомстить за ту боль, которая жгла меня изнутри. Но ты… Ты сделал всё, чтобы я усомнилась в своих подозрениях. Ты сбил меня с толку. Я не доверяла тебе. Может ты так ловко опутал меня ложью, а может я действительно в тебе ошибалась. Теперь я уже не доверяю самой себе. Иногда я себя чувствую запертой птицей в клетке, а иногда ощущаю безграничную свободу. Я запуталась. Порой я тебя совсем не понимаю. У меня бывает такое чувство, что ты играешь со мной. Ты всегда скрытен, и говоришь завуалированными фразами. Я не знаю чего от тебя ждать в конечном итоге, не знаю, чего ты хочешь на самом деле от меня. – она слабо улыбнулась - Нет, я конечно знаю, чего хотят мужчины от женщин, но ты не сделал ни единой попытки. Чего ты хочешь от меня, Дрэго? В твоём доме я уже больше трех месяцев, но ведь не просто так.

Гуэрра развернул женщину к себе и обхватил ладонями её лицо. Он смотрел в её глаза, которые блестели при тусклом освещении. Он чувствовал, как её руки уперлись ему в грудь, как она вся напряглась. Но это его нисколько уже не заботило, и он придвинулся к ней ещё ближе, удерживая Оливию и не давая отстранится.

- Ты стала частью моей жизни, сделай меня частью своей. Что ещё я могу тебе сказать, тут и так понятно уже всё без слов. Не жди от меня каких-то признаний, объяснений. Просто будь со мной. – его губы касались её губ. Её слова протеста, о невозможности таком были прерваны поцелуем. Это было его отрицание и несогласие, доказывание, что нет ничего не возможного. Голодный зверь, сидевший в нём всё это время, рвался наружу, получив, наконец желаемое и не желая упускать. Он целовал Оливию, чередуя нетерпеливую, грубую жадность с нежностью. Дрэго чувствовал, как сопротивление женщины в его руках слабеет, и она уже сама отвечает на его поцелуи. Он этого хотел, он этого ждал. Эти губы, мягкие и податливые, это соблазнительное стройное тело, ощущение её беспрепятственной близости. Его пальцы зарылись в её волосы. Другой рукой он потянул пояс халата и, развязавшись, тот упал на пол. Его губы уже блуждали по её шеи. Он слегка прикусывал, ласкал языком нежную кожу. Ощущал под своими губами её бешено бьющийся пульс. Халат Оливии уже был снят и брошен на пол. И лишь тонкий шелк сорочки был ещё препятствием к её телу. Рука Гуэрры прошлась вдоль тела женщины, касаясь груди, скользя по талии к бедру, и стала возвращаться обратно, приподнимая подол. Пальцы куснулись трусиков и он чуть потянул их вниз. Он поглаживал, сжимая внутреннюю сторону её бедер, касаясь самого чувствительно места, ощущая жар и влагу Оливии. Руки Оливии ещё сильнее впились в плечи Гуэрры. Её жаркое прерывистое дыхание обжигало его. Удерживая её одной рукой, он приподнял её ногу и закинул себе на бедро. Пальцы скользнули в трусики и стали ласкать нежную, бархатистую плоть иногда погружаясь в жаркую глубину. Его губы опять припали к губам Оливии в долгом глубоком поцелуе, заглушающим её тихие стоны. Она ещё тесней прижалась к нему и стала двигать бедрами в такт движения его пальцев. Самообладание уже давно покинуло его, и сил больше сдерживаться не было, оттягивать такого долгожданного им момента. Пальцы Оливии нетерпеливо расстегнули пуговицы на его рубашке, руки скользнули по обнаженному торсу, острые ноготки прошлись по его спине. Гуэрра на миг задержал дыхание, чтобы чуть прийти в себя. Подхватив охваченную желанием женщину под ягодицы, он приподнял её и усадил на край стола. Не сводя с неё горящего взгляда он отстранился лишь на несколько секунд для того чтобы расстегнуть ремень и скинуть брюки. Оливия, закусив припухшую губу в ожидании, следила за ним. Она сама спустила бретельки с плеч и, потянув сорочку, обнажила свою грудь. Гуэрра, стоя между её бедер, притянул сидевшую Оливию к себе и стал опять целовать. Ладони обхватили её напряженные груди и чуть приподняли. Покинув её губы, он стал целовать их, ласкать языком, слегка покусывая. Одна его рука придерживала её за спину, другая опять скользнула между её бедер, продолжая прерванную ласку, доводя её до экстаза, но, не давая возможности переступить черту. Он наслаждался этим извивающим телом, охваченным страстью, звуками, срывающимися с её губ. Она выгибалась ему навстречу, полностью предлагая себя, задыхающаяся от остроты наслаждения, требующая полного удовлетворения. Гуэрра вошел в неё одним толчком, удерживая за бедра. Его дыхание с шумом вырывалось из груди. Мощными, размеренными толчками он брал её, постепенно наращивая темп. Ноги Оливии сплелись вокруг его бедер, одной рукой она вцепилась ему в плечо, другой упиралась в столешницу, а затуманенными страстью глазами, смотрела ему в глаза. Дрэго чувствовал, насколько она уже близка к развязке, да и сам он уже был готов излиться в неё. Оливия выгнулась, запрокинув голову назад, и содрогнулась всем телом. Ему уже больше не было смысла сдерживаться, и он последовал за ней. Тяжело дыша, они смотрели друг на друга. Их кожа влажно блестела при свете лампы, покрытая испариной. Дрэго притянул к себе Оливию и обнял, крепко сжимая в своих объятиях. Он откинул влажные пряди волос с её лица и стал покрывать его легкими едва ощутимыми поцелуями. Когда его губы коснулись её уха, он прошептал – «Я люблю тебя…»
За окном бушевала стихия, но она была несравнима по силе с теми чувствами, которые бушевали у него внутри.