Карта ролевой игры "Наследство дона Терессио"

Общаться с мальчишками было для Рокко привычным делом - в их семье он был старшим из пяти детей. Дино точь в точь как его братья задавал массу вопросов и на все у него уже были ответы. Так они вернулись к машине и расселись по своим местам. Но даже разговаривая с мальчиком, Грано не спускал глаз с другой машины, ожидая когда возле неё появится Лучия, но та вдруг отъехала с места своей стоянки. Он был абсолютно уверен, что не видел Лучию.

- Подожди, - сказал он собиравшемуся ехать шофёру и повернулся к синьоре Альме, - Синьора ДиЧиара, мне нужно не надолго вернуться. Оставайтесь, пожалуйста, в машине, я скоро.

Выскочив из автомобиля, Рокко бросился обратно в здание. Лифты были переполнены и по большей части в пути. Оглядевшись по сторонам, он нашёл глазами лестницу и кинулся вверх, с такой скоростью, словно предчувствовал беду.

Ещё одна лестничная площадка, и ещё одна - он уже сбился со счёта. И вдруг посмотрев наверх, он увидел среди спускающихся зевак и туристов Лучию. Почему она шла пешком? Неважно. Важно было то, что она была тут, целая и невредимая. Рокко остановился посреди лестницы мешая другим и улыбнулся, когда их взгляды встретились, а затем протянул ей руку и притянул в свои объятия. Всего на одно короткое мгновение и тут же выпустил. Он не стал спрашивать как так получилось - было ясно, что это прокол людей Терессио, которые сейчас уже наверняка ищут её.

Выведя Лучию на улицу, Грано, как и ожидал, увидел, что машина вернулась. Он помог Лучии сесть в машину и вернулся в ту, где его ждали синьора Альма и Дино.

Как только женщины вошли в дом Терессио, Рокко достал сигареты и закурил, краем глаза заметив возле другой машины человека Терессио, одного из тех, что проворонил синьору.

Моррисона вызвал к себе дон Молинаре, а через некоторое время капо вышел во двор с вполне довольным выражением лица. "Он скрыл от дона Молинаре свой промах" догадался Грано. Когда Моррисон подошёл к курившему у другой машины шофёру, Рокко, ухмыльнувшись, заговорил:

- Ты в долгу передо мной, капо дона Молинаре, - и бросив бычок на землю, наступил на него ботинком. - В большом долгу, - уточнил он. - Как ты думаешь дон Молинаре отнесётся к тому, что ты и твои люди не выполняете свою работу?

Он нагло улыбнулся обоим и замолчал, потому что во двор снова вышли женщины и доны четырёх семей.
Грано вновь примкнул к людям дона Корелли, коротко отсчитался о поездке, умолчав о инциденте с синьорой Лучией и, как только все заняли свои места, они отправились в клуб.

перед отъездом в клуб

Ну, а что он мог ещё сказать? Ведь прекрасно знает, что виноват. Улыбка Грано стала ещё шире и наглее - они зависили от его молчания, вот и пытались запугать.

- "Парень" присмотрел не только за своими, но и за твоими подопечными, Моррисон. Не будь бабой, признай это.

в клубе

Дон Корелли с консильери и другие доны удобно устроились на диванах, солдаты вокруг столиков. Только личные телохранители стояли непосредственно за спинами своих донов. Место для наблюдения за доном Корелли было отличным, а вот Лучию он видел хуже. Тем с большим нетерпением он ждал каждого её движения, поворота головы, случайного взгляда...

... но их не было. Она сидела опустив голову, и у Рокко закралось подозрение, что что-то случилось. Неужели он таки накликал на неё беду? Или у дона Молинаре нашёлся другой повод для недовольства дочерью?
На сцене запела женщина и Лучия, наконец, подняла глаза от стола. Любимая. Если бы он только мог защитить её. Если бы только мог...

А рядом опять крутился дон Ламберти. Вчера в опере, сегодня... Неужели дон Молинаре уже присмотрел для дочери нового мужа? Рокко вдруг подумал о том, как легко сейчас встать и одной очередью уложить обоих: Молинаре и Ламберти. Да, его убьют на месте, но зато Лучия будет свободна. Он вспомнил как восторженно она смотрела на небо, как напомнила ему рвущуюся на волю птицу и рука машинально потянулась к "Томпсону".

Рокко посмотрел в сторону Лучии - на этот раз её телохранитель не дремал и создал для девушки максимально безопасное укрытие, перевернув стол и пригнув девушку за него. Большего в данной ситуации сделать было нельзя, разве что уничтожить источник опасности. По губам Рокко скользнула недобрая улыбка и он открыл ответный огонь. Как дерзко, нападавших было всего двое против людей четырёх семей. Но они, как и два дня назад он сам с подручными, пытались использовать эффект неожиданности. Дерзко, опасно, но сработать это могло. Пока определить убит ли кто-то из донов было невозможно - перекрёстный огонь погрузил зал в туман едкого дыма. Двое "храбрых" дураков быстро пали, даже непонятно от чьих пуль. Но ещё были слышны одиночные выстрелы, как будто кто-то стрелял по инерции и со всех сторон раздавались стоны раненых.

Это был идеальный хаос. Не обращая ни на кого внимания, и почти абсолютно уверенный, что все сейчас беспокоятся только о себе, Грано подошёл к столу, за которым пряталась Лучия и ногой отодвинул его в сторону. Девушка подняла на него глаза и он подал ей руку, помогая подняться.

- Лучия, давай уйдём, - сказал он ей на ухо, как только она выпрямилась в полный рост. - Уедем отсюда и начнём новую жизнь.

- Я не смогу любить тебя издали, Лучия. Ты как чистейший яд, попав в мою кровь, заразила собой мои сердце, чувства и мысли. Ты во всём на что я смотрю, что чувствую и желаю. Даже если это будет всего лишь час, Лучия, я хочу провести этот час с тобой и, умирая, видеть тебя. Я знаю, что прошу тебя о слишком многом, гораздо большем, чем заслуживаю... - Рокко неотрываясь смотрел в глаза Лучии, понимая что каждая секунда может быть последней. - Мы оба знаем, чем это закончится для меня... подари мне этот час и я уйду счастливым.

Он не ответил на её улыбку. Было бы глупо обещать то, чего он выполнить не сможет, и Рокко промолчал.

Лучия шла впереди, он на шаг сзади. Со стороны это должно было выглядеть так, как если бы он сопровождал её к автомобилю, чтобы отвести обратно, в дом семьи Терессио. Лучия остановилась рядом с машиной, на которой приехала в клуб и, к счастью, она оказалась не запертой. Открыв дверь, Рокко придержал ёё для Лучии и захлопнул как только девушка оказалась внутри. Ключей от машины у него не было и он потерял пару полных напряжения минут, возясь с проводами. Наконец, двигатель взревел и машина сорвалась с места увозя их прочь.
Куда? Это был следующий вопрос, возникший в голове Грано. Он не мог привезти Лучию домой и поставить под угрозу жизни своих родных. Даже не заезжая туда, он не мог быть уверен, что его братишек и мать не тронут, но уповать теперь он мог только на то, что о них позаботится дон Корелли. Он не хотел думать об этом. Слишком велика была его вина, а изменить что-либо было уже невозможно.
Поглядывая в зеркало дальнего вида то на Лучию, то высматривая преследователей, Рокко решил отправиться в отель на окраине города, в котором когда-то работала его мать. Спрятав машину в подворотне неподалёку, он завёл Лучию в небольшой холл довольно опрятного, но не прибыльного из-за своего местоположения отеля и, оплатив номер на ночь, поднялся с девушкой наверх.
Он запер за ними дверь, осторожно выглянул из окна и, не увидев преследователей, зашторил его. Все эти мелкие предосторожности не помогут и не удержат людей чести и на полминуты, если они обнаружат их след.
Наконец, Рокко обернулся к Лучии и посмотрел на неё долгим, пристальным взглядом. Она была прекрасна. Он улыбнулся и подошёл к ней, остановившись так близко, что их тела соприкоснулись.
Широкая ладонь легла на нежную щеку, оглаживая и нежно лаская как если бы у них не было повода торопиться. Он выбрал из её причёски все шпильки и волосы шёлковой завесой упали на спину девушки. Наклонившись к лицу Лучии, Рокко коснулся губами её губ и медленно втянул в рот её нижнюю губку. Его руки заскользили по телу Лучии, а поцелуи с каждым последующим становились глубже и откровеннее. Жаркие, жадные, сладкие - ими было невозможно насытиться. Нельзя остановиться.

- Ты всё ещё можешь сказать "нет", Лучия, - заставил себя сказать Рокко, глядя на опущенные веки девушки, её заалевшие щёки и припухшие губы.
Запустив руку в водопад волос, он обхватил её затылок и снова накрыл её губы своими.

Как бы он ни желал её, никогда бы не взял силой. Не причинил боли... физической - это было в его силах. Избавить её от боли душевной Рокко не мог и, растаптывая себя и свои чувства, пожелал, чтобы она забыла его и эту ночь, как можно быстрее.

Его пальцы пробежали по её лицу, слегка касаясь, спустились по шее к ключице и ещё ниже по дорожке между грудями. Нагнувшись, он прижался губами к её горлу. Её аромат сводил его с ума, возбуждал, заставлял забыть где он и кто он. Он мог жить, не узнав Лучию, но, однажды увидев, решил умереть, не желая жить без неё. Она как яд, или наркотик, от которого он был зависим.
Рокко помог Лучии расстегнуть платье и снять его. Теперь девушка стояла перед ним в одном нижнем белье. Совершенная. В который раз при взгляде на неё, Рокко почувствовал что ему не хватает воздуха. Его тёплая рука легла на мягкий холмик девичьей груди, лаская сквозь кружево. Скользнув вдоль края чашечки палец Рокко коснулся бусины соска и Лучия тихо застонала. Тихий, полный истомы звук, пустивший по телу Рокко ещё одну огненную волну желания. И если что-то ещё удерживало его до этой минуты, то теперь эти преграды рухнули. Его тело исходило жаром, мускулы были напряжены до предела, а во взгляде читался такой голод, что это могло даже напугать довольно неопытную девушку, какой была для него Лучия. Спустив кружевные чашечки корсета, он склонился к её груди и провёл языком по соску. Увидев, что тот сморщился ещё больше, Рокко посмотрел в лицо Лучии, увидел её закушенную губу и удовлетворённо, по-мужски самодовольно улыбнулся. Сейчас она была именно такой, какой он хотел её видеть - раскрасневшейся от желания и готовой принять его. За корсетом на пол последовали его пиджак, рубашка, её чулки и трусики, его брюки и трусы, туфли. Они помогали друг другу избавляться от одежды неистово целуясь и жадно лаская каждый открывающийся кусочек кожи.
Уложив Лучию на кровать, он снова залюбовался девушкой. Мелькнувшее на лице Лучии смущение делало её ещё желаннее. Обняв за шею, она притянула Рокко к себе, словно пытаясь укрыться от его жадного, изучающего взгляда, но это не входило в его планы. Он собирался раскрыть все её тайны, познать и наполнить её тело собой, как хотел бы соединить их жизни. Невозможно. Но Рокко всё равно считал себя везучим. Он умрёт, узнав, что значит любить и быть любимым - знание, данное не каждому. Он целовал, ласкал, искал и находил места на её теле, прикосновения к которым особенно нравились Лучии, избегая только одного, пока Лучия сама, изнывая от желания, не раздвинула ноги, приглашая его прикоснуться. Дважды просить было не нужно. Его рука легла между её бёдер и он стал водить кончиком пальца вверх-вниз по её плоти, доставляя ей чувственное удовольствие и исторгая из горла Лучии стоны, но не переступая черту, к которой она стремилась всем существом. На краю которой балансировала. Лучия выгнулась в преддверии оргазма и Рокко, убрав руку, передвинулся и склонил голову между её ног. Двигаясь губами по внутренней стороне её бедра, он видел как Лучия вцепилась в простыню судорожно сжавшимися пальцами. Кажется она даже задержала дыхание. Слабо улыбнувшись, Рокко оставил ещё один поцелуй повыше, там, где кожа очень нежная и чувствительная. Удерживая её за бёдра, он продолжил томительную, чувственную пытку губами. Он любил и занимался с ней любовью, руками и губами завлекая в тёмный и сладкий поток желания, и наслаждение жидким огнём растекалось по телу, лишая сил и воли. С губ Лучии сорвался стон, когда она ощутила его горячее дыхание и губы, прижимающиеся к самому сокровенному местечку её тела. Движение языка и она вскрикнула, запутав свои пальцы в его волосах. Он начал уверенно лизать её в дразнящем и сладком ритме, и продолжал, пока опустошённое тело Лучии не начало содрогаться. Она беспомощно приподнималась ему навстречу при каждом соблазнительном движении и он больше не мог противиться её призыву.
Приподнявшись, он накрыл тело Лучии своим и посмотрел в невидящие, от владеющего её телом оргазмом, глаза. "Лучия" сорвалось с его губ, прежде чем он поцеловал её в губы и вошёл в её тело. "Лучия" хрипло повторил он, почувствовав как в ней тесно и жарко. Ему казалось, что он умирает, потому что так безумно хорошо на земле просто быть не может. Её ответный стон не заставил себя ждать, и Рокко начал двигаться. Сначала медленно, растягивая удовольствие и выманивая ласкающие слух стоны Лучии, затем быстрее, стремясь к опустошающей, слепящей развязке.

Слова были не нужны. Прижимая Лучию к себе, Рокко перекатился на бок и бережно поцеловал её в волосы у виска, словно прося прощения за свою любовь.

Всё ещё ночью

...

Даже когда ты думаешь, что готов к расплате, её приход кажется слишком неожиданным. Дверь с треском распахнулась и грохнулась о стену. В номер ввалились несколько человек Молинаре (...или всё-таки Терессио?) под командованием Моррисона. Лучия, отпрянув, натянула на грудь простынь и вспыхнула до корней волос. По приказу Моррисона его люди вышли из номера, и, велев им поторопиться со сборами, он последовал их примеру, предусмотрительно забрав с собой оружие Грано.
У Рокко мелькнула отчаянная мысль схватить Лучию и бежать через окно, но, выглянув на улицу и смерив взглядом расстояние до земли, он понял, что это невозможно. Фасад здания не имел выступов, балконов на этой стороне тоже не было. Если бы он сам и рискнул прыгнуть с третьего этажа, то рисковать жизнью Лучии Грано не мог и не хотел.
Почему Моррисон не убил его на месте? Какой смысл, чтобы убить везти куда-то в другое место? Вывод напрашивался только один: пока его убивать не собираются.
Одевшись сам, Рокко помог Лучии с корсетом и платьем, а заметив в её глазах непролитые слёзы, крепко обнял и, уткнувшись лицом в её волосы, прошептал

- Не надо. Не плачь обо мне, Лучия. И пообещай, что постараешься стать счастливой.

Она ничего не сказала, даже не кивнула, а смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых плескался страх за его - Рокко - жизнь. Жизнь. Сейчас она вся, как в зеркале, отражалась в её глазах. Он видел Лучию в украшенной цветами церкви, в платье цвета слоновой кости и со счастливой улыбкой на губах. Он видел как целует её у алтаря, обещая любить до своего последнего вздоха и как вносит в дом на руках. Он видел её беременной и сияющей счастьем с ребёнком на руках, он видел себя, весело смеющегося за игрой с их ребёнком. Он видел их пожилыми в окружении взрослых детей и внуков. Бережно обняв за плечи, он прижимал Лучию к себе, а она мягко и счастливо улыбалась... Такой могла быть их жизнь, если бы он был в этой жизни кем-то достойным Лучии Молинаре. Он не был.
Приподняв лицо Лучии за подбородок, он крепко поцеловал её и, мягко поддерживая за талию, вывел в коридор.

Моррисон со своими людьми ждал их за дверью.

В этот момент Рокко осознал, что всё кончено, и в это самое мгновение он видит Лучию в последний раз. В полных слёз глазах девушки Рокко увидел страх, отчаяние и обречённость. Он не хотел, чтобы она страдала и не хотел, чтобы сомневалась в том, что была для него всем в этой жизни:

- Я люблю тебя, Лучия, - поклялся он в тот момент, когда грубые руки сомкнулись на её предплечьях. Люди Терессио захохотали и Рокко рванул вперёд, намереваясь выбить зубы каждому, кто посмел смеяться над ним и лапать руками его женщину. Лучия дёрнулась на встречу, но была бессильна перед удерживающими её мужчинами, а в грудь Грано упёрлось дуло револьвера Моррисона.

Солдаты Терессио поволокли вырывающуюся Лучию к лестнице. Если бы он не знал чем закончится его попытка сопротивления, то дал Моррисону по морде и попытался отбить Лучию у людей Терессио. Но расклад сил был очень неравный и у них всех, в отличии от него, было оружие. Рокко понимал, что Лучия тоже влюблена и не хотел, чтобы она увидела как он будет умирать. От этого ей будет ещё хуже. "Люблю тебя" повторил он вполголоса, надеясь что она поймёт даже не расслышав, когда уже у самой лестницы Лучия умудрилась обернуться и бросить на него последний взгляд. Пусть помнит то хорошее, что было между ними, а ещё лучше... поскорее забудет.

- Не тяни, Моррисон, - Грано побагровел, пытаясь сдержаться и не броситься за Лучией, которая, как он слышал, продолжала сопротивляться и вырываться. Ей было больно и страшно, он чувствовал это, знал, и не мог помочь.

До того как он понял, что сказал Моррисон, последний уже скрылся за поворотом лестницы. Уходи? Вот и сочлись, ещё даже должен остался.
Одна из дверей номеров приоткрылась и Рокко, ещё не до конца осознав свою удачу, нырнул в тот, который снял для них с Лучией. Несколько минут и голоса недоумевающих постояльцев стихли. Он вышел из номера и никем незамеченный покинул отель через чёрный ход.

Ночные улицы Нью-Йорка, сигарета и голова полная мыслей и идей. Попутка, и меньше чем через полчаса порог дома дона Корелли. План.
Почти все уже разошлись по домам, но один из солдат ответил Рокко, что дон Корелли ещё в больнице, но уже скоро будет тут - решил выздоравливать дома.

Грано присел в тени у стены дома и закурил. Он подождёт. Пока он мёртв для тех, кто его искал - времени у него много.

Эпилог

Мать поставила перед Рокко тарелку с супом и села рядом за стол. Она молчала и разглядывала сына с придирчивой внимательностью неравнодушного человека. Он сильно похудел, вокруг глаз залегли глубокие тени, взгляд потерял живость, в нём больше не было интереса, искр смеха. Глаза Рокко потускнели, как у больного или страдающего зависимостью человека. Его движения были резкими, нетерпеливыми, как если бы он постоянно куда-то торопился и малейшая задержка вызывала у него раздражение. Сейчас же он сидел и смотрел в тарелку с супом, даже не притронувшись к ложке, и женщина была готова поклясться чем угодно, что сын не замечает ни тарелку, ни её саму. Никогда прежде Чинции Грано не приходилось так беспокоиться ни об одном из своих детей, как последнее время о Рокко. Её первенец угасал на глазах и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что если он не найдёт в себе силы жить, долго его агония не продлится.
– Ешь, суп стынет, – сжав задрожавшие губы, она посмотрела в лицо сына, проверяя услышал ли он её. Рокко поднял на неё глаза и его безжизненный взгляд заставил мать вздрогнуть.
– Я хочу умереть, – пальцы Рокко нырнули в волосы, стискивая голову.
Взгляд снова опустился к тарелке, плечи ещё больше поникли.
– Тебя побило градом? – понимая что всё далеко не так просто, но не зная подробностей, мать проглотила подступившие слёзы и сказала нарочито будничным тоном. – Это не причина умирать. Почему ты не поговоришь с её отцом? Кто эта девушка?
Плечи Рокко дрогнули, а затем затряслись от смеха. Он смеялся и не мог остановиться, и по спине матери пробежал холодный озноб – таким горьким и болезненным был его смех. Она смотрела на него и ей вдруг стало по-настоящему страшно, словно что-то Тёмное прикоснулось к челу её сына, лишая рассудка и грозясь лишить жизни.
– Рокко... – женщина мягко притронулась к плечу сына и испуганно отдёрнула руку, когда он неожиданно отпрянул и, расплескав суп, резко встал из-за стола. Похлопывая, его руки нервно задвигались по груди и бёдрам в поисках сигарет.
– Рокко, – тоже поднимаясь, снова предприняла попытку поговорить мать, – эта девушка... она не любит тебя?
Резко перестав двигаться, Рокко какое-то время смотрел в пол, но потом всё-таки ответил:
– Я не знаю, – наконец, произнёс он вслух то, что подсознательно тревожило его всё это время. – Она не отталкивала, но когда я предложил бежать – отказалась.
– Но почему бежать? Почему нельзя сделать всё как у людей? – недоумевала мать.
– Потому что мы говорим о дочери дона Молинаре, мама. – Произнесённые безжизненным тоном три слова, как гвозди в крышку гроба, пригвоздили женщину к полу, лишая слов, объясняя всё. Тщетность, обречённость, боль. – Как думаешь, ему понравится такой зятёк, как я? – со злой иронией прозвучал встречный вопрос Рокко.
– Сын, – охнула женщина и прижала руку к сердцу. Через секунду она бросилась к нему и крепко обняла. Рокко попытался оттолкнуть, но она продолжала цепляться за его исхудавшее тело, прижимаясь щекой к устало бьющемуся сердцу. – Забудь её, сынок, - быстро заговорила она, уговаривая, - столько хороших девушек... Забудь её!
Что-то отдалённо похожее на усталую улыбку коснулось его губ:
– Она как яд, мама, – он отстранил мать от себя и, пошатываясь, пошёл к входной двери, - Как яд в моей крови.
По щекам женщины побежали слёзы, но она заставила себя проглотить ком в горле и, отвернувшись к столу тяжело на него опёрлась. Она должна быть сильной. Не ради себя, а в первую очередь ради него – своего сына.
– Не будь эгоистом, Рокко, – как можно суше бросила она ему вслед. Чинция понимала, что наносит сыну дополнительные раны, но они должны были заставить его жить. Ей хотелось в это верить. – Ты был эгоистом, когда позволил себе любить эту девушку, ты был им, когда посмел предложить ей предать её семью, и сейчас ты хочешь умереть, как настоящий эгоист, не думая, что будет с ней, не думая, что будет со мной и твоими братьями. – Шагов слышно больше не было, что убедило её, что Рокко остановился и слушает. – Забудь её. – Твёрдо повторила мать. – Так будет лучше для всех.
– Она уже считает меня мёртвым, - прозвучало от двери.
– Так даже лучше, - убедительно сказала она и услышала как захлопнулась дверь.
Тяжело опустившись на стул, женщина закрыла лицо руками и заплакала. Она надеялась, что Бог простит ей это. Если эта девушка любила Рокко, то мысль о его смерти должна приносить ей невыносимую боль, но как мать, Чинцию прежде всего интересовал её сын и его благополучие. Чего бы это ни стоило.

* * *

На утро после покушения в клубе дон Корелли посоветовал Рокко отсидеться пару дней у верных семье людей, пока не станет ясно знает ли Молинаре, что Грано ещё жив и что собирается предпринять. Лишняя предосторожность – его никто не искал. Рокко напрасно прометался почти двое суток в тесной, грязной комнатушке какой-то квартирки на периферии, прося передать Лучии, что он жив. «Она не выходит, и ей увеличили охрану. Караулят днём и ночью» сочувствующе ответил приносящий ему еду и новости солдат Корелли. От сердца немного отлегло – Лучия жива и здорова. Рокко решил, что как только стемнеет, он сам отправится в дом Терессио и, чего бы это ему ни стоило, увидится с Лучией. Но ещё до того, как начали сгущаться вечерние сумерки, он узнал, что Лучия улетела на Сицилию.

За последующие недели Рокко изменился почти до неузнаваемости. Обаятельного молодого человека, идущего по жизни с дерзкой усмешкой, больше не было, теперь его глазами на мир смотрел хмурый, неразговорчивый и злой тип, казалось, поставивший себе целью уничтожить себя.

Дон Корелли не просто сдержал слово и дал Грано должность капо, а сделал неслыханную вещь – назначил его, простого солдата, своим подручным – младшим боссом. Рокко был благодарен дону за доверие, польщён, но не испытывал радости, гордости или триумфа, которыми захлёбывался бы случись это хотя бы месяц назад. Он разучился радоваться в тот момент, когда Лучия исчезла за поворотом коридора гостиницы и с его глаз, и перестал улыбаться, когда узнал, что она уехала. «Добровольно» услышал он из рассказа синьоры Альмы, а кому как ни ей знать.
Его пищей стали сигареты, утешением – выпивка, дни и ночи он посвящал освоению и подчинению новых территорий, полученных семьёй после Комиссии. Казалось, он успевал повсюду, часто берясь даже за то, что больше не входило в его обязанности. Он пытался быть справедливым, но не знал пощады и решал возникающие проблемы радикально и жёстко, быстро приобретя репутацию всевидящего и безжалостного. Слава нового подручного дона Корелли быстро облетела Нью-Йорк, отбивая желание связываться или вторгаться на территорию семьи. Не смотря на ранение дона, семья Корелли как никогда прежде твёрдо стояла на своих позициях и с каждым днём приобретала всё больший вес.
Рокко выматывал себя как безумный, но почти не спал, боясь снов, каждый раз проваливаясь в которые видел разметавшуюся на постели Лучию. В этих снах он снова любил и чувствовал себя живым. Ощущения были такими реальными, что сон казался явью, наполняя его радостью и надеждой... но заканчивался всегда одинаково. Тонкие пальчики Лучии сжимали измятую простынь, нежное тело любимой выгибалось навстречу его рукам и губам... А затем он поднимал глаза, чтобы посмотреть ей в лицо, но видел не негу, а полный слёз взгляд. Лучия начинала кричать и вырываться и вот уже люди Молинаре отрывали её от него и тащили прочь, а он просыпался в холодном поту, раздавленный чувствами собственного бессилия и отвращения к себе. Мать была права: умереть – это так просто и эгоистично, его же участью было заплатить за час счастья душевным одиночеством.


Дон Корелли шёл на поправку и в конце лета объявил о своём отъезде на Сицилию. И если Рокко думал, что за эти месяцы научился жить с болью, то прозвеневшее в воздухе слово «Сицилия» доказало, что это не так. Быстро забившееся сердце грозилось выпрыгнуть из груди, он был готов хоть сейчас последовать за рвущейся к любимой душой, но отрезвляющие мысли охладили пыл, подсказывая, что его могли уже забыть: вынужденно, а может даже... Нет. Она не могла так искусно лгать. Могли солгать её губы, слова, но не глаза. Лучия была неравнодушна к нему, а он... он любил её больше жизни. И даже то, что он до сих пор жив, это тоже ради неё.
Но он остаётся в Нью-Йорке. Рокко понимал это, а слова дона Корелли только подтвердили его мысли – на время отсутствия дона, он остаётся за главного. Дослушав дона Корелли, он кивнул и поднялся со своего места, намереваясь уйти.
– Грано, – остановил его дон Корелли, и Рокко обернулся, – что-то не так?
– Нет, у меня нет вопросов, – возразил Рокко, встречая взгляд дона.
– Ты хочешь что-то...
– Нет, – перебил он дона Корелли и помотал головой, – нет.
Рокко вышел за дверь, ощущая на себе взгляд босса.


Спустя месяц

Что изменилось с отъездом дона Корелли? Казалось бы, ничего. Механизм, именуемый «семьёй», функционировал лучше, чем когда бы то ни было. Аккуратность в делах дона и твёрдая следящая за порядком рука подручного заставили работать этот механизм, как часы.
Изменился сам Рокко. Отсутствие дона помогло ему осознать и прочувствовать своё новое положение, оценить полученную власть, попробовать её на вкус. Терпкий и насыщенный, как дорогое вино, с железной ноткой крови и ароматом пороха и больших денег – этот вкус сводил с ума и рождал иллюзии... но не у Грано. Один раз усвоив и навсегда запомнив, что такое верность дону, горячий, амбициозный, но отнюдь не глупый и с собственными принципами, Рокко ни на минуту не забывал, что он «всего лишь» заместитель. Он не злоупотреблял властью, но теперь без колебаний использовал бы её в случае необходимости.
И тем не менее, Рокко словно ожил. В его мыслях больше не было той обречённости, что владела им последние месяцы, он был полон решимости действовать и добиваться поставленных целей.
С получением новой должности деньги потекли к нему рекой. Синьор Грано, как его теперь называли те, кто совсем ещё недавно были ему равными, имел теперь собственного телохранителя, машину с водителем и новый дом. Мать говорила, что гордится, но продолжала смотреть на него настороженным, озабоченным взглядом, который словно видел его насквозь и неимоверно раздражал Рокко. Он переключил внимание матери, попросив её заняться обустройством нового дома, но уйти от себя это не помогло. Рокко понимал, что болен Лучией, что не успокоится пока она не будет с ним, и даже несколько встреч с Робертой не притупили его одержимости.
Синьорина Бруни приняла как его первое приглашение в кино, так и второе в один из клубов семьи, известный виртуозными выступлениями вошедшего в моду модерн-джаза. При каждой их встрече она была подчёркнуто безупречно одета, внимательна ко всему, что он говорил и слишком увлечена, чтобы не заметить этого. Рокко заметил. Он отметил так же то, что появляться с Робертой на людях было одним удовольствием: девушка была очень красива, воспитана, мила и неизменно притягивала к себе восхищённые взгляды. Каким-то расчётливым уголком сознания он понимал, что она могла бы стать идеальной синьорой Грано – женой младшего босса, а в будущем дона семьи Корелли, и даже пытался примириться с этой мыслью. Трезвая, свободная от эмоций часть мозга приводила доводы: Роберта могла бы стать отличной хозяйкой в его доме, родить ему здоровых детей, а её красота была бы хорошим залогом того, что со временем он перестанет представлять себе на её месте Лучию. От одной этой мысли его скручивала нестерпимая боль.


Каждый вечер он уделял время всем членам семьи, желающим отчитаться, пожаловаться или попросить об услуге. В этот день, как, впрочем, и другие, желающих было немного. Это не удивляло Рокко, не беспокоило его – держа всё под контролем, он был уверен, что узнал бы о любой проблеме ещё до того, как обиженный или проситель добрались до его кабинета. И всё же, после короткого стука, в дверь заглянул его телохранитель и сообщил о приходе соглядатая. Собрав бумаги со стола и заперев их в ящике, Грано внимательно посмотрел на вошедшего. Невысокий, ничем не примечательный и с невыразительными чертами лица человечек проскользнул в кабинет и остановился перед столом.
– Есть новости, синьор. – Прямой взгляд Грано в переносицу говорившего, заставил человечка поторопиться: – Птичка снова в клетке.
– Ты уверен? – Рокко с трудом верил в услышанное. – Когда?
– Абсолютно уверен, синьор, – энергично кивнул человечек, – сам видел. Буквально, – он бросил взгляд на часы, – три часа назад.
– Почему же ты не пришёл раньше? – от вкрадчивого, холодного голоса пот прошиб бы и более смелого.
– Пытался узнать как и что, – заторопился пояснить соглядатай.
– И что ты узнал? – терпение Рокко быстро таяло, но внешне он продолжал хранить спокойствие и демонстративно расслабленно откинулся на спинку кресла.
– Вернулась сегодня, заезжала к отцу, но остаться собирается в своём доме. Завтра идёт в «Метс». – Человечек пожал плечами, словно не понимая такой блажи.
– В «Метс»? – улыбка тронула губы Рокко, напоминая каково это – улыбаться. Кажется он уже забыл как это делается и одеревеневшие мускулы лица лишь с большим трудом подчинялись приказу мозга. Но будь он проклят, если это не приглашение. – Усиленная охрана? Она едет в оперный театр с отцом?
Соглядатай отрицательно помотал головой:
– Собирается встретиться там со своей кузиной, – он снова передёрнул плечами. – При ней всегда трое плюс шофёр. Дополнительная охрана снята.
– Если это всё – свободен, – Рокко кивнул в сторону двери. – Продолжай наблюдение.
Пробормотав пожелание доброго вечера, человечек испарился так же тихо как появился.
Рокко прикурил и задумался не отправиться ли в дом Терессио прямо сейчас. Лучия. Его Лучия была в каких-то нескольких километрах от него – на расстоянии, которое можно было преодолеть менее чем за час. Непреодолимым было то, что человеку Корелли нечего делать в доме Терессио, его открытое посягательство на дочь Молинаре – гарантированное начало войны между семьями. А это однозначно не то, что ждёт от него дон Корелли. Собственные желания и нужды – это одно, а надёжность и спокойствие доверенных ему людей – другое, и последнее было приоритетнее первого. Губы Рокко дрогнули в ироничной усмешке, совсем недавно он бы не задумываясь последовал за своим сердцем – теперь он отвечал не только за себя и не мог себе этого позволить. Но почему она вернулась? Он не слышал ничего о том, что Ламберти начал готовиться к свадьбе. Пальцы обожгло болью и Рокко посмотрел на свою руку – сигарета выгорела до самых пальцев, а он и не заметил. Затушив окурок, он закурил новую и подошёл к окну. Он хотел видеть её прямо сейчас. Хотел так сильно, что готов был стоять под окнами дома Терессио всю ночь напролёт. Но это безумство обойдётся им слишком дорого, снова напомнил он себе.
– Значит «Метс», – тихо, сам себе сказал Рокко и снова глубоко затянулся.


План был очень прост – Лучия не должна вернуться из «Метрополитена» домой.
Сегодня, как ему доложили, впервые после несчастного случая, на сцену выйдет мисс Оливия Флейм, а значит «Метс» будет трещать по швам от поклонников оперы, таланта мисс Флейм и репортёров, взбудораженных не только возвращением дивы на сцену, но и слухами о её связи с Дрэго Гуэрра. Поразмыслив как он может обернуть это себе в преимущество, Рокко решил, что всё должно произойти на выходе из театра. Быстро и аккуратно, не оставляя следов – ничто не должно наводить на мысль о том, что с исчезновением синьоры Терессио как-то связана семья Корелли. И не будет. Молинаре считает, что он мёртв, а Моррисон, если что-то заподозрит, будет молчать, а если умный – даже настаивать на том, что убил его. Своя шкура должна быть ему дороже, а Молинаре ему её в миг спустит, если поймёт, что капо предал его. Рокко недобро усмехнулся: судя по тому, что со стороны Молинаре на него не было совершено ни одного покушения, он даже не знает его – Грано – имени. Оплошность, которая ему лишь на руку, иначе его бы давно уже нашли и убили.

«Метс» сверкал как шкатулка с драгоценностями. Под величественным сводом театра прогуливались разодетые в шелка и атлас леди, увешанные драгоценностями, как новогодняя ёлка игрушками, под руку с не менее лощёнными джентльменами. Опера – развлечение не для низшего класса, и всё тут кричало о деньгах и власти, купалось в роскоши и достатке. Грано приехал, когда публика ещё только-только начала собираться и сразу прошёл в забронированную ложу. Небольшая и не очень удобно расположенная для созерцания действия на сцене – она была идеальным наблюдательным пунктом за ложей Джино Терессио, а значит полностью устраивала Рокко. Он сел в глубине, полностью скрытый тенью, и принялся ждать. Ждали и его люди, как в самой ложе, так и перед ней, в холле и на входе в театр.
Первым в ложе Терессио появился Моррисон со спутницей. «Вероятно, женой» решил Рокко, и только когда в зале уже начали тушить свет, в ложу, сопровождаемая телохранителями, вошла Лучия. Она расцеловалась со спутницей Моррисона – похоже, та и была её кузиной и заняла своё место. Ламберти её не сопровождал, дона Молинаре тоже не было видно. Рокко не отрываясь смотрел на Лучию, одновременно испытывая ощущение дежавю и понимая, как всё изменилось с того раза, когда он вот так же наблюдал за Лучией в ложе «Метса». Тогда он смотрел на неё как нищий на принцессу – прекрасную и недосягаемую, мечтая обладать и не веря в возможность этого, сейчас он следил за ней как хищник, затаившийся и выжидающий момента, чтобы напасть и забрать то, что считает своим. Неизменными остались только его чувства к ней. А разлука даже усилила их. Пережив расставание, а теперь глядя на то как Лучия исподволь бросает взгляды на другие ложи, он окончательно убедился в том, что эта девушка рождена для того, чтобы быть его. Она сидела очень прямо, но не только по привычке, сегодня в её позе чувствовалась напряжённость и ожидание. В этот вечер Лучия казалось Рокко прекрасной, как никогда. Чувствовала ли она на себе его взгляд? Наверное, да, потому что время от времени бросала взгляды в его сторону, но натыкаясь на темную ложу, опять отводила его. Скоро, очень скоро она снова будет в его объятиях, но ей об этом знать не стоит.
Во время антракта Лучия вышла из ложи, Рокко – остался в своей, дав приказ людям присматривать за ней на расстоянии. Вернувшись, Лучия улыбалась, но стоило только начаться представлению – все взгляды устремились на сцену и улыбка с её лица пропала. Она была расстроена, перестала смотреть по сторонам и смотрела на сцену с отсутствующим видом. Только бы не ушла до окончания, мелькнуло в голове Рокко, тогда стычки будет не избежать. Но Лучия, конечно же, не нарушила ничьего покоя и смиренно досидела до конца.
Отшумели овации – зал аплодировал стоя – и люди потянулись к выходу. Выйдя из ложи, Рокко дал знак одному из своих людей, что настало время действовать. Солдаты были хорошо проинструктированы и в момент, когда Лучия с охраной оказались в людской воронке возле дверей театра, ловко и целенаправленно оттеснили людей Молинаре от их синьоры. Зная, что сейчас они устроят потасовку, чтобы отвлечь и выиграть ещё больше времени, он, расталкивая людей, поравнялся с Лучией и твёрдо взял её за локоть. Лучия обернулась и посмотрела на него. Что-то подсказывало Рокко и до этого, что она не будет удивлена видеть его и он оказался прав. С её губ тихо сорвалось его имя и она прибавила шаг, увлекаемая им на улицу. Они быстро прошли вдоль ряда припаркованных автомобилей и исчезли в салоне неприметного форда.
– Поехали, – велел Грано шофёру, – и следи за дорогой, за нами может быть хвост.
Шофёр медленно вырулил с парковки, ни чем не привлекая к себе внимания, но стоило им отъехать от «Метса», как он прибавил скорость.
– Значит это правда – ты жив, – прервала молчание Лучия.
Рокко не хотел говорить при шофёре, поэтому старался даже не смотреть в сторону Лучии, но её слова и нескрываемая радость в голосе заставили его сердце застонать от любви к ней. Он посмотрел на Лучию и встретил полный слёз взгляд.
– Откуда ты узнала? – Рокко старался не выдать бушевавшие в нём чувства и только легко провёл большим пальцем по щеке Лучии, подхватывая одинокую слезу.
– Меня навестила Альма, и в разговоре вскользь упомянула на кого оставил дела её Френческо. Я не поверила и сделала вид, что не поняла, но она снова повторила твоё имя. Я решила, что вряд ли на синьора Корелли работают два Рокко Грано и... – Лучия замялась и поднесла подрагивающие пальцы к щеке Рокко.
– И решила вернуться в Нью-Йорк, – закончил Рокко за неё, наслаждаясь ласковым прикосновением прохладных пальчиков. – А я собирался ехать за тобой на Сицилию. – Перехватив её ладонь, он осторожно сжал её в своей и привлёк Лучию к себе. – Не отпущу тебя больше ни на миг. Ты – моя. Ты только моя, – горячо прошептал он, приподнимая её лицо и заглядывая в самые синие и лучистые из виденных им глаз.
– Обещаешь? – также тихо прошептала Лучия, встречая первый, самый сладкий после разлуки поцелуй.
Рокко был готов поклясться за каждое своё слово и так он сделал:
– Обещаю. – Его губы снова нашли её, скрепляя клятву.

* * *

Даже спустя месяц люди дона Молинаре продолжали искать его пропавшую дочь. Сначала они были осторожны и пытались ни одним вопросом или намёком не выдать, что синьора пропала. Но шло время, а слухи о исчезновении синьоры Терессио распространялись и превратились из слухов в уверенность. Словно чувствуя неладное, к семье Корелли они проявляли повышенный интерес. Но даже участвовавшие в потасовке в «Метсе» люди Грано, только предполагали, что их босс держит девушку у себя, доподлинно об этом знали только слуги в его доме, телохранитель и шофёр. Рокко не сомневался, что, связанные Омертой, его люди не скажут ни слова, а в тщетных попытках Молинаре докопаться до истины найдут лишний повод для веселья.
За это время Рокко окончательно перебрался в новый дом, но продолжал откладывать переезд матери и своих двух братьев – он не был готов делить внимание Лучии ни с кем.
Это был месяц признаний и обещаний, разговоров и открытий, нежности и страсти – месяц любви, который они запомнят как первый счастливый в их жизни. Украденное счастье было сладким, но так не могло продолжаться вечно. Лучия не жаловалась, но Рокко понимал, что она не может не выходить из дома всю жизнь, к тому же он собирался жениться на ней и сказать всему миру, что это женщина, которую он любит – его жена.

Он ждал, когда настанет его черёд и, по истечению месяца, решил, что время пришло.
Пропавшая на несколько недель дочь для Молинаре потеряна навсегда – он должен это понимать. Теперь он уже не сможет её выгодно продать, но ещё может извлечь пользу из нынешнего положения, и Грано был готов помочь дону Молинаре увидеть и оценить преимущества замужества его дочери за младшим боссом семьи Корелли. «Тесть», как с усмешкой мысленно назвал его по дороге к дому Молинаре Рокко, не был бы доном, если бы не умел просчитывать перспективы.