Карта ролевой игры "Совсем другая Сказка"

ВаСсссебник.
(здесь девочка краснеет и всячески изображает, что совесть у нее есть.)
Я написала. Не прошло и три месяца Честно-честно, если бы могла написала бы раньше.
Можете отругать! (вздохнула) и даже...применить физическое насилие.

(Смущается. Отводит глаза и чухает краешек платья) Спасибо, Ганзель! Девочке очень приятно


Волновалси, да (чуть не плачет растроганная) или скучал?
А почему не проверили разврато-места? Или там порочащие дома какие? Я знаешь, какая порочная? О-о-о-о-о! В конце-концов, дурдом проверил бы! Может я там сижу в белой-белой комнате и ем тараканчиков совсем одна


Меня держали злые люди! И ели мозг . (Заливается горькими слезами в грудь ВаСебнику)


А чего тока взглядом? Почему не применить грубую мужскую силу?
Вот-так... (пиная банку) Ведешь себя плохо. Имеешь откровенную оральную зависимость. И только взглядом... Бу на тебя, волшебник. Бу!

И мне! И мне! И мне! И можно два?
(пошла за энциклопедией юного таксидермиста)

Это такой привет всем (кланяется)
С пожеланиями теплого лета!

(Пришла, села, расправила юбчонку. Нечаянно наступила на хвост Сергея. На лице ни капли раскаяния. Для красоты великой намазала губы гуталином.Теперь я прекрасна)
Джин, я по вашу душу Девочкой был получен пакет. Так как натуру вы не принимаете, то плачу тем что вы больше всего хотели.

Лаской


Пост увидела. Эх, говорили мне, не играй с огнем, не играй. Доигралась.


(Увидела скалящуюся пасть Сергея, восхитилась. Прижала хвост к груди. Гладит, жалеет, цАлует нежно)

Девочки, любят подарки И было очень очень...вкусно. (доедает пару листочков) Я оставила себе пару листиков на новый год. Слопаю потом!)))


Как же иначе, Волшебник. Вы такой, ТАКОЙ (с придыханием) БЛАГОРОДНЫЙ! (Ждет когда Джин поперхнется морковкой)


Пейте её с чаем! Очень вкусно!)


А я прям убегаю и убегаю, убега-а-а-аю и убега-а-а-аю Ой ловите меня ловите!


(покраснела)


(Намазала бочок и прилегающее варЭньем. Ждет затаив дыхание)


Когда закрывается дверь открывается окно! (С тоской вздохнула на отобранный хвост, схватилась за другой орган Сергея. Изучающе крутит в руках) А тоже ничего так. Красивенький. Надо разрисовать под гжель. Волшебник, у тебя есть голубая краска?

Сергей, не переживайте, я сверху покрою лаком, Красота будет держаться вечно (И эхом: Вечно-вечно-вечно-о-о-о)

(Облизала мелок и пишет на стене)
Девиантна. Нет, не то.
Виктивна. То, но не сейчас.
Пассивна. Самое то!
(Пытается принять девиантно-виктивну-пассивную позу. Скрючило)

(заманивает позой к себе. Заодно посматривает точки отползания если начнут есть за бочок. Если что побежит в темную подсобку, там хорошая изоляция никто не услышит криков)

Утро городу!

Всем угощаться! Вприкуску с кофе очень вкусно! (Жует желтую пастель)

Куда вы там тыкаете, Сергей? Эти активы такие оригиналы. Все можно ожидать.
Догонялки? Мне вас еще и догонять придется? (подает голос со скрюченной позы. На всякий случай достает из сумочки лопату, чтобы оглушить и забрать в кладовую уже оглушенное тело. И уже в спокойной обстановке, пассивно проверить, что у Сергея наиболее активно, в бессознательном состоянии.)
(дергает за хвост. НЭжно, но настойчиво дергает за хвост)
А вы меня еще не настолько напугали, чтобы от вас убегать.

В бессовестной провокации

Сейчас
Ткань кружевной сорочки, липнет к коже, прижимается к телу, тесно обрамляя линии фигуры.
Я набираю воздуха в легкие и забираюсь под толщу воды с головой. Туда где водяной ветер подхватит волосы и ткань белья. Туда где, кажется, нет времени и боли. Мой маленький мир вакуума.
Идет первая секунда, вторая. Открываю глаза смотря на размазанный потолок ванной комнаты, через толщу прозрачной защиты. В этом мире без звуков и воздуха нет ни капли боли. Только моя собственная, запертая в коконе воды, который я создала сама. Прислушиваюсь к ней, пробую её, как пробовала бы на вкус. Разделяя на составляющие и цвета.
Тоска - цвета густого неба, сырой земли и дождя. Меня не пустили к нему - к моему чудовищу. Отец не разрешает оставлять меня ни на минуту. Та, которую мне нужно называться, матерью готова посадить меня в доме и запереть на три замка. Мою болезнь, если она и есть, лечат тем же способом которым я её заработала. Запирая на ключ. От реального мира, и моего чудовища, меня держит три оборота ключа, дверь, три лестничных пролета и время, когда в доме полно народа. А сейчас еще тридцать сантиметров воды. В этом я похожа с чудовищем. Только его защищает земля и большая толщина кокана.
Идет двадцатая секунда. Тридцатая. Пальцы с обкусанными когтями, со следами краски под ними, сжимают бортик чугунной лохани. Цепляюсь за него, ловя нетвердую и скользкую опору под пальцами. Цепляясь за мир где есть воздух, который так необходим.
Сороковая. Где-то в легких давит жажда оголится миру и сделать один облегчающий вдох. Я закрываю глаза.
Где-то, вверх по лестничному проходу, идет та кого нужно называть матерью. Она красива и я могла бы назвать её доброй. Она купила мне розовое платье под горло. Одно из таких платьев, которые одевают девочки, чтобы вызвать у родителей улыбку и нежную боль в душе. Я должна одеть его сегодня вечером. Меня решила показать в главном зале дома.
Маленькая девочка из газет вернулась домой.
Я запоминаю слова, которые должна сказать: "Я чувствую себя намного лучше!" "Воды творят чудеса." "Спасибо за внимание, я признательна за вашу заботу" в дополнение ко всему нужно обнимать отца. И главное, уделить внимание maman.
У maman белые волосы, не такие как у меня. Не такие как у матери, что кормила меня грудью, не такие как у той что не смогла пережить мою потерю. У моей новой мама тонкие пальцы и изящные черты лица. Я хотела ее рисовать, но не могу. В место лица всегда выходит пустота. Сложно поймать ее лицо, как бы не старалась. Её улыбка убегает от меня как размазанная от воды акварель. Для меня она всегда будет безликой куклой с белыми, крашенными ядом волосами.
Моя мать дает отцу целебный отвар. Она заботится о нём. Особенно тогда, когда боли в спине становятся не невыносимы, а сейчас еще прибавилась эта боль в желудке. Смотря на моего отца, лицо maman обретает улыбку. Ту улыбку,которую я могла бы срисовать, приняв за более настоящую из всех. Такая улыбка способно многое рассказать о человеке. Но думаю maman больше по душе скрытность.
К комнате приближаются шаги острых каблуков, приглушенные толщей ковра.
Третий, второй - поворот ключа. Выбираюсь из воды. Делаю большой глоток кислорода.

В зеркале на меня смотрит кукла с фарфоровой кожей. С локонами завитыми у лица. И плотно застегнутым до горла платьем. Знакомлюсь с собой будто вижу в первый раз. Мне ждет у шеи плотный воротник. Как будто я все еще под водой, но не могу дотянуться пальцами до бортика, чтобы найти опору. Мое тело осмотрели много раз. Медсестра, нанятая для охраны и заботы моего здоровья, ведет учет шрамов на моем теле. Чтобы почувствовать себя живой - мне осталось только вода. Она не оставляет следов. Только сухость кожи, которую легко поправить слоем крема с резким медицинским запахом.
Мне натирают туфли до боли в пятках. Но я молчу - желая оставит это своей тайной. Капканы-лодочки на каблучках в три сантиметра. Они не дадут мне сбежать. До тех пор пока...
- Любимый твой чай внизу. Пей его скорей до ужина. Скоро прибудут гости. - Кричит maman, выглядывая из комнату приоткрыв дверь.
Осматриваю сою обитель, в которой не поменялось ничего с той даты, когда я пропала окончательно. Розовые стены, я под цвет этих стен в платье пятилетней девочки. Белая мебель и белая лента в моих волосах. Капканы из туфель на моих ногах.
Сжимаю ворот платья - не могу дышать.
- Так, с рукавами я прогадала. Что ты делаешь? - Кукла без лица смотрит на меня и не понимаю, что ей ответить. Что не могу дышать в этой комнате? В этом доме? В этом платье? - Застегни. Так видно шрамы. А следы на руке мы закроем блейзером. Вот так, очень хорошо.
На меня накидывают слой одежды.
Из меня все больше и больше делают куклу. Все больше и больше не узнаю себя в отражении зеркала. Я подхожу к нему, когда остаюсь одна. Снимаю с волос белую ленту. Касаюсь ожогов на плече. Единственные следы на моем теле которые я не помню как приобрела.
Я пытаюсь вспомнить то чего вспомнить нельзя....

Это все мне? Волшебник про меня не забыл! (Прыгает и радуется)
Гуталиновый, спасибо.

(Набирает в корзинку пирожков поправляет гольфики) Я, спешу в твоем направлении! Вот низя будить девочек, девочки начинают буянить)

Когда-то давно в нарисованном мире...
Когда деревья были большими…
Когда жили добрые волшебники...
... с огромными волшебными палочками...
... и чистым - чистым сердцем?!
А было ли сердце?
... найдем по осколкам...
... я обронил его в поле росою, в болоте похерил!
Нарисуем новое?
Хочу большое, если можно...
...Отдам свое. Возьмешь?
... оно истлеет, искрой разлетится воздушным потоком...
Знает как дотла гореть... только пепел.

Разряд. И где-то сверху суетятся люди. Кто-то давит на грудь. Еще раз и еще. Пока тело не ударит током, его горячая волна пронесется от груди сжимая сердце и растает в кончиках обожжённых пальцев.
Разряд. Как больно открывать глаза и смотреть на реальный мир. Я встречаю его кашлем, отпуская из себя вкус копоти и гари.
Я тру губы о губы, что кажется высохли и опухли от обжигающих касаний.
Как новорожденный ребенок я готова встретить мир криком тоски суть которой не понимаю, но змеей обвивающая горло медицинская трубка не дает сказать ни слова.
Как новорожденный ребенок я все еще храню в памяти последние минуты той жизни, которую у меня отобрали.
Я смотрю через поволоку тумана застилающего глаза как в вену вводят жидкий, белый яд, дарующий мнимое облегчение и покой без снов. И хочу орать, чтобы не делали этого, потому что знаю- я забуду.
Забуду вкус пепла на губах. Рисованный мир и Волшебника с огненными крыльями. Я забуду как губы испачканные в краске кусали темную, сажевую кожу. Как пальцы впивались в плоть, чтобы дотронуться до углей горящих в груди в место сердца. Как пламя касалось меня руками, не обжигая болью.
На моей коже останутся следы ожогов. На линии ребер, на плече и на шее. Я буду помнить, что это дары волшебника только первые после рождения пару минут. Буду крутить веретено памяти в голове вновь и вновь. Уже входя в сон. В страхе, что могла забыть что-то важное.
Закрываю глаза, укрытая одеялом морфина. Я держу на кончиках пальцев память о мире, словно это хрустальный шар.
Лес нарисованный маслом. Глаза полные огня. Горячее сердце. И мое..."Бери" Прежде чем забрать чужую боль.
Я забрала не все волшебник. Ты слишком обжигал.
Открываю глаза в последней надежде удержать потерянное. Я вглядываюсь в толпу, через которую меня несут на носилках в карету скорой помощи. Смотрю в лица тех, желая найти того кому хотела бы подарит улыбку и сказать что все хорошо. Огонек памяти мазнет меня в последний раз, растянутся губы в момент узнавания лица. Веки отяжелеют. Разожмется ладонь, а с кончиков пальцев скатится хрустальный шар воспоминаний.

Что же там в темноте?
Кто же там в темноте?

В тишине ночной только шорохи. Половицы под ногами скрипнут, досками стонут. Птица ночной свидетель грехов наших - вскрикнет рваным воплем.
Только свечи гарью черной заиграют, заплачут черной копотью. И молитва тихая, едва слышная из губ прольется.

Что же там в темноте?
Кто же там в темноте?
А ты... посмотри.

Взгляд свой оторви от распятия святого, погляди туда где воет, стонет тьма своей тишиной. Тебе же уже дыру между лопаток выжгли.
Тело ознобом набралось трясется в мелкой дрожи. Пот по лицу стекает. Больно тебе?
Ей больнее...
Разве не слышишь в ночи как кричит, как тебя зовет? Подойди к ближе, дверь отвори.
Посмотри кто на пороге стоит. Кто мается. Страшно?
Божьему человеку ничего не страшно. Его земля святая защищает. Его лики мучеников с фресок оберегут.
Чего боятся тебе человек, если в сердце Вера есть?

Что же там в темноте?
Кто же там в темноте?
А ты... посмотри.

У нее косточки тоненькие, маленькие. Ноги все истоптаны - кровят. У нее губы все искусаны. Ногти изломаны. Зубы источены...
В глазах густая тьма. А где-то на дне остатки рваной души.
Ты молитву святую читаешь- у нее Душа у бедной из нутра наружу лезет. Кости ломает. Рвет жрет плоть белую. Словом режет.
- Помолчи! - померещиться.
Померещилось, тебе божий человек. Но замри на секунду... прислушайся. Дай отдышаться ей бедной, дай вздохнуть.
На земле святой и так дурно. Тело болит. Ноги не держат.
Лежит у порога церковного. Песню поет тонкую.
Да к себе зовет - тихо зовет.
Ту песню ветер заглушит. Ту песню крик птицы разобьет. Ту песню... молитва, твоя паскудная, услышать не дает!

Что же там в темноте?
Кто же там в темноте?
А ты... посмотри.

Слышно тебе? Слышно? Зовет...Тоненько.
Как ветка дрожит ветром ласкаемая, о стекло витражное бьется, так голос ее дрожит, вот- вот сорвется.
- Ты приди ко мне, милый, хороший. Любимый. Ты приди ко мне... Душу мою спаси. Все для тебя. Я для тебя. Кровь моя для тебя. Плоть моя для тебя. Ты приди ко мне. Дверь отвори.

Матушка, матушка,
запри меня в комнате!
Я сломаю руки о
замки чугунные
Я сломаю руки о
решетки оконные.
Запри меня, с+ка,
ночь будет лунная!

Багровое небо жрет кожу, сдирая ее пеплом, оседающим на земле святой. Тонкие, изломанные пальцы царапают, рвут тяжелую, дубовую дверь. Остаются на дереве следы когтей да красного.
- Я это. Я это, - шепчут губы искусанные до крови, - узнал меня? Узнал? Я же сказала вернусь. Вернусь. Ты вспомни, милый мой. Ты вспомни...
Она помнит.
Губы помнит тонкие, узкие. Помнит как шептал ими слова молитвы. Помнит как шептал ими слова любви. Как кожу ласкал ими. Как поцелуи на белой оставлял.
Как приговор ими же ей говорил. Громко. Раскатисто. Этот приговор ей кожу жег, сдирал больней чем огонь святой.
- Когда любовь - это не грех. Помнишь, хороший мой. Помнишь?
Она все помнит. Все помнит. Не забыть ей ни предательства, ни слов обещаний.
Мертвые, заснувшие здесь на кладбище свидетелями будут. Воют. Плачут. Бьются. Выбраться из могил своих желают.
Тело твое к ее ногам принести. Сердце твое к ее устам поднести.
- До гроба вместе, помнишь? До смерти и после смерти - вместе.
Ярче расцветает цветок рассвета. Больней жжет кожу. Не привыкать ей, тот кто горел единожды огня не боится.
Она мольбу свою не оставляет. Она мечется вокруг храма она землю рыть готова. Она ее жрать готова. Зубами своими острыми вгрызться в черную.
Лишь бы тебя найти. Лишь бы к сердцу твоему путь пробить.
Подгоняется ее тоска будущим рассветом.
Запах чуть тлеющей плоти духами окутает округу.
Теперь ее запах - запах земли где хоронят неверных: шлюх, самоубийц и ведьм. Теперь ее запах - запах паленой плоти.
- Мой. Мой... только мой. Шепчет она неистово. Торопится. Боится опять не успеть. Боится опять заснуть сном темным. В котором демоны шепчут о предательстве родного человека. В котором бесы рвут душу. В котором себя отдает Отцу Темных ради того что бы вернуться.
К тебе Вернуться.
- Любимый...скажет, почти помолиться. - смотреть будет как дверь церковная отворится.
Тело ее истлело до костей голых. След от порога церковного пеплом выведен. Костями голыми к любому тянуться будет.
- Посмотри на меня, хороший мой. - Скажет голосом девичьим.
Губами костяными к его губам прижмется.-
- Поцелуй меня, любимый мой - Скажет голосом старческим.
- Ты люби меня..верный мой. И я прощу. Всего тебя прощу - выдохнет прежде чем глаза его с собой заберет.