|
Глава двадцать шестая ( в соавторстве с Идалией фон Тальберг)
– Вы... – ошеломлённо выдохнув, Маргарита Михайловна отпрянула прочь от всё ещё обнимавшего её мужчины, глубоко смущённая той остротой собственных чувственных переживаний, что оказалась рождена одними лишь прикосновениями его губ. Никакое из них нельзя было назвать подобающим для оказавшейся в такой ситуации приличной женщины. Это пугало, но одновременно дарило пьянящее ощущение свободы и... счастья? Но разве была она хоть сколько-нибудь лишена их в своей прежней, обычной жизни, чтобы ныне вдруг столь явно и мучительно осознать былой недостаток этих эмоций? Самое же тревожное, что Маргарита не понимала, как ей ныне быть с этим открытием. Что делать дальше? С трудом осмелившись поднять глаза на Басаргина, она заглянула ему в лицо, будто надеялась прочесть там ответ на все свои вопросы. Он стоял в полуоборот и улыбался ей сдержанной, виноватой улыбкой, но взгляд излучал удивительную уверенность и нежность. Чувствуя себя под ним слишком уязвимой, Марго вновь медленно потупилась. «Боже мой, зачем он молчит? – пронеслось в её голове. – Так не может продолжаться!» Ах, если бы она могла сейчас просто уйти! Но бежать было некуда: весь мир в эти минуты ограничивался плетёными стенами корзины воздушного шара. И только над ним по-прежнему простиралось бескрайнее чистое небо. Обхватив себя руками в тщетной надежде успокоиться, Маргарита Михайловна нервно поёжилась и отступила ещё на шаг. – Вам лучше бы держаться, сударыня, – строго произнёс за её спиной Алексей, о присутствии которого Марго в последние минуты, признаться, совершенно забыла. – Не ровён час... – Да, благодарю, – ответила она сдержанно, не оборачиваясь и ощущая, как щёки снова обдало жаром стыда: бог знает, что этот человек вообразил о них с доктором! А впрочем, какая теперь уже разница?! «Глупо, как глупо, что я об этом думаю...» Желая отвлечься, Марго, превозмогая свой страх, осторожно глянула вниз. С высоты птичьего полёта люди на земле казались одинаковыми крохотными фигурками, а здания – в отличие от столичных – выстроенными безо всякого порядка. С одной стороны открывался вид на Собор, с другой виднелась полоска водной глади пруда. Того самого, где на днях они катались на лодке. В этот миг дно корзины под ногами графини в очередной раз едва заметно качнулось: Артём Глебович вновь переместился ближе. Теперь он стоял прямо за её спиной, и Марго чувствовала кожей затылка его тёплое ровное дыхание. – Маргарита Михайловна, я должен... — пробормотал он и умолк, по-видимому, ожидая её реакции. Она стремительно развернулась, оказавшись с ним лицом к лицу. Так близко, что различила едва заметный порез на его выбритом до синевы подбородке и капельку пота над верхней губой. Их глаза встретились. – Ne dites rien!* – прошептала она почти умоляюще, опасаясь, что Артём Глебович станет признаваться ей в своих чувствах или, того хуже, извиняться. – Je vous en prie!** – Но чего же вы хотите? – глубоко вздохнув, спросил он необычайно серьёзно. – Я не знаю! – совершенно искренне ответила Маргарита Михайловна, принявшись дрожащими пальцами перебирать цепочку своей муаровой сумочки. – Всё ещё страшно? – Верно, заметив этот нервический жест, Басаргин бережно накрыл её кисть своей большой тёплой ладонью. И графине вдруг почудилось, что он говорит сейчас не только о страхе высоты. А может быть, вообще не о нём. Однако проверить эту гипотезу было никак нельзя. Молча кивнув, Маргарита вздохнула, внимательно разглядывая его руку поверх своей, уже не пытаясь высвободиться. – Понимаю вас... – вновь чуть сжав её пальцы, Артём Глебович тотчас обернулся к управлявшему их полётом молодому человеку: – А знаешь что, братец, давай, начинай-ка ты потихоньку спускаться! Кажется, наша дама совершенно озябла! Да и я уже вдоволь налюбовался с небес липецкими красотами.
Едва лебёдка притянула корзину к земле, Маргарита Михайловна беззвучно выдохнула и торопливо перекрестилась. Как она могла согласиться на подобное безрассудство?! В голове при этом почему-то отчётливо прозвучал голос Николя, в своём обычном шутливо-наставительном тоне выговаривающего ей за бокалом вина: «Mon ame, je t'en supplie, ne sois pas si frivole!*** Слегка поморщившись, Марго сжала губы и бросила ещё один, уже прощальный взгляд на разноцветный купол, всего несколько минут назад паривший в небе над маленьким уездным городком, а теперь вновь безвольно поникший у самой земли в своих тенетах. И это неожиданно показалось ей до оторопи символичным... – Куда же мы теперь? – меж тем, послышался рядом другой голос: уже не воображаемый, а вполне реальный. Отвлёкшись от дум, графиня удивлённо глянула на его обладателя, поражаясь, как он может быть настолько спокоен. В то время как всем её собственным существом по-прежнему правит смятение, лишающее всяких сил и желаний. Впрочем, одно желание у Маргариты определённо оставалось: оказаться как можно быстрее в доме на Дворянской улице, и, выкурив в полном одиночестве несколько папирос, привести в порядок свои заметно растрепавшиеся чувства. – Никуда, – ответила она, наконец, и, упреждая жестом закономерный вопрос, прибавила: – Мне нужно срочно уехать домой, Артём Глебович... Да, прямо сейчас! Прошу, ничего не спрашивайте и извинитесь от моего имени перед нашими друзьями... – Вам дурно? – тотчас утрачивая безмятежность, Басаргин тревожно нахмурился. – Может быть, нюхательную соль? У вас ведь есть при себе? И, кстати, давайте куда-нибудь присядем... – Ну, вот... кажется, я разбудила в вас врача, – Маргарита Михайловна коротко усмехнулась, скрывая разочарование: в глубине души она желала бы услышать совершенно иные слова. Не сочувствия, но понимания. – Не тревожьтесь, пожалуйста, со мной все хорошо. – А что же... Впрочем, вы правы! Я вмешиваюсь не в своё дело... Однако позвольте тогда хотя бы проводить вас? – О, нет, это тоже лишнее, возьму извозчика! – Но я настаиваю... – Не нужно, прошу вас! – Чуть сжав его руку, графиня покачала головой и остановилась, принуждая свою ладонь соскользнуть с предплечья двинувшегося по инерции дальше спутника. – Прощайте, Артём Глебович! И спасибо за... всё, – прибавила она, чуть запнувшись, в тот же самый миг решив для себя далее избегать встреч с этим мужчиной. Хотя бы намеренных – если окажется невозможным иное. Да, так уж вышло, что он ей понравился. Но окончательно голову лучше не терять, вновь и вновь мысленно повторяла Марго, убеждая себя в абсолютной разумности и оправданности принятого решения, после того, как, уже в одиночку, нырнула в ярмарочную сутолоку. Ни разу не позволив себе при этом обернуться – а лишь, напротив, ускорив шаг, когда Басаргин затем вновь попытался её окликнуть.
Возвратясь к себе, графиня поспешила переодеться в домашний наряд и освободила волосы от удерживающих их шпилек. Велев прислуге не беспокоить её, она закрылась в спальне и, чувствуя себя донельзя усталой, вскоре ненадолго забылась сном, принесшим, впрочем, весьма малое облегчение. Да и то лишь телу – нервы её были по-прежнему напряжены. Надеясь отвлечься, она схватилась за какую-то книгу, но уже через пару страниц роман был признан глупым, бездарным, скучным и без сожалений оставлен. Досадуя, что осталась без чтения, Маргарита прошла в смежную со спальней комнату и села за бюро, намереваясь написать письмо брату, однако, начав послание, вскоре оставила и его. Голова была полна иных мыслей, от которых не избавила даже выкуренная папироса. Не зная, чем ещё себя занять, Маргарита вынула из ящичка своё рукоделие – крошечный, в кружевах и вышивке, крестильный чепчик, и, вдоволь налюбовавшись предназначенной в подарок вещицей, с тягостным вздохом положила обратно. Затем принялась от безысходности просто бродить по комнате из стороны в сторону, пока взор её не упал случайно на резную жардиньерку, где в фарфоровой вазе стояли розы, преподнесённые третьего дня доктором Басаргиным. Уже слегка поникшие, они источали чуть терпкий, обволакивающий аромат, напоминая Маргарите любимые духи – «La Rose Jacqueminot», которые она всегда держала в спальне на туалетном столике. От вида этого неумолимого увядания графиню охватило чувство лёгкого сожаления: ещё несколько дней, и нежные лепестки окончательно сморщатся, затем засохнут и опадут. А по прошествии ещё некоторого времени из памяти изгладится воспоминание не только о букете, но и о том, кто его преподнёс... – И это правильно... это хорошо, – тихо пробормотала Маргарита, остановившись, наконец, в бессмысленном скитании по комнате, и ощущая себя так, словно ей открылась истина. В течение всех последних дней она вела себя так, будто по какой-то причине вдруг запамятовала, что не останется в этом городе навсегда! Что совсем скоро и она сама, и доктор Басаргин покинут его – а также жизни друг друга, чтобы больше никогда не пересечься. И благополучно забудут это ненадолго завладевшее ими наваждение. Как говорится, с глаз долой из сердца вон! Потому, верно, не стоит придавать ему такого уж большого значения. И излишне переживать тоже не стоит. Вот только сможет ли она забыть?.. Прикрыв глаза, Марго тут же с пугающей лёгкостью представила себе Басаргина: его лицо, глаза, прикосновения рук... Последнее воспоминание немедленно откликнулось в теле сладкой истомой и окончательно разрушило остатки душевного равновесия. Захотелось плакать. Маленькой девочкой она с лёгкостью изливала со слезами все свои детские страхи и переживания на коленях у няни или матери. Но, повзрослев, быстро научилась строго подчинять чувства и страсти правилам высшего света, не прощавшего даже малой слабости людям своего круга. Оступившихся вежливо, но безжалостно отвергали. Однако Марго была уверена, что с ней подобного никогда не случится, ведь она не из тех, кто оступается. Была и есть. Или, всё-таки, уже только была?.. Вообразив так ясно, как никогда прежде, что привычная, удобная и спокойная жизнь её может вдруг превратиться в непрерывно бушующий океан из-за некстати нагрянувшего чувства, графиня буквально похолодела изнутри. Нет, невозможно! Она просто обязана стереть из памяти все нежелательные воспоминания. Даже если потом придётся горько сожалеть о непрожитом. В конце концов, не всё в этой жизни возможно – и, главное, нужно испытывать на собственном опыте... Поток размышлений, в который Марго, сама того не заметив, погрузилась, меж тем, на весьма продолжительное время, оказался неожиданно прерван тихим стуком в оконное стекло. Решив, что это дождь, она сделала несколько шагов к окну. И вновь услышала тот же самый звук, однако, теперь уже успев сообразить, что произвели его отнюдь не небесные осадки, а крохотные камешки, которыми её осмелился побеспокоить пока ещё невидимый хулиган, целясь ими снизу прямо по стеклу. –Что здесь происходит?!– строго нахмурившись и резко отдернув в сторону прозрачную кисею занавески, Марго выглянула в окно – и тотчас опешила. Она ожидала увидеть юного школяра, тайком пробравшегося к дому, чтобы озорничать, но, к своему изумлению, различила в окутанном августовскими сумерками дворе знакомый мужской силуэт. Свет от распахнутого окна, упавший на его лицо, развеял последние сомнения. Дыхание перехватило от волнения, а сердце разом наполнили радость и испуг. Зачем он здесь?! Судорожно пытаясь ответить себе на этот вопрос, Марго не нашла ни единой мало-мальски подходящей причины, кроме одной: пришёл, потому что чувствует то же, что и она. От этой непрошенной мысли по телу разлился натуральный жар. Всё это время сам Басаргин так и стоял внизу, под её окнами. Вскинув голову, он не отрываясь смотрел на неё, пока, наконец, не сумел поймать взглядом её взгляд. После чего улыбнулся и отвесил учтивый поклон. Щёки графини сделались пунцовыми. – Это вы! – В ответ снизу донесся лишь многозначительный вздох. – Но зачем?– осведомилась она дрогнувшим голосом, всё же решившись задать вслух столь терзавший её вопрос. – И сам не знаю... – Подкинув в руке камешек, Артём Глебович чуть заметно пожал плечами. В смятении Маргарита не нашлась, что ответить, а он, тем временем, предложил ей спуститься в сад. И этим ещё больше обескуражил. – Вы, должно быть, шутите!– воскликнула Марго, едва не отшатнувшись в возмущении от окна. – Нисколько, поверьте! Мне кажется, что и общаться так нам будет несколько удобнее... – Но это... «...настоящее безумие!», пронеслось у неё в голове. – Тсс!– вновь улыбнувшись, Басаргин на миг нахмурил брови и приложил палец к губам. – Не говорите ничего! Просто идите через чёрный ход – я буду ждать вас у заднего крыльца. И с этими словами скрылся в сгущавшихся сумерках. Оставшись одна, Маргарита примерно минуту находилась в каком-то отупении, а затем, словно под гипнозом, прошла в спальню, взяла шаль и, накинув её поверх домашнего наряда, вышла из своих покоев и медленно направилась туда, куда ей буквально приказали. Никем незамеченная, она спустилась вниз и тихо отворила дверь на улицу. Доктор и в самом деле уже ожидал её на условленном месте. Выражение его лица при более близком рассмотрении показалось Марго странным: отрешенным и одновременно взволнованным. Не зная, что сказать, или сделать дальше, она замерла на ступеньках, зябко кутаясь в шаль, всем своим существом ощущая неловкость переживаемого момента. Но вот он подошёл ближе, взял её руки в свои, и Маргарита задрожала уже от его прикосновений. – Ваши волосы...– тихо произнёс он, с восхищением оглядывая рассыпавшиеся по её плечам тёмные кудри. – Прошу простить мне мой вид, я никого не ждала... – Не смейте извиняться! Вы божественно красивы!– перебил Басаргин, наклоняясь и пытаясь заглянуть ей в лицо. – Хотя и сердитесь на меня сейчас, – усмехнувшись, прибавил он спустя мгновение. Маргарита отрицательно покачала головой. – Я не сержусь, я... растеряна. Зачем вы всё-таки пришли, Артём Глебович?– спросила она едва слышно, всё ещё не решаясь толком на него взглянуть. – Чтобы вновь вас увидеть,– ответил он со вздохом и уже без всякой иронии. – Боюсь, теперь мне без этого никак... – Что?! – вскинув на него глаза, Марго напряжённо замерла. –Я не понимаю! – Что ж... Тогда буду предельно откровенен... Я влюблён в вас, Марго. Я у ваших ног. Скажите, бога ради, что мне с этим делать? – Вы с ума сошли! – испуганная его признанием, вскрикнула она. – У вас помрачение рассудка... - Напротив, полагаю, что я ещё никогда прежде ни в чём не был настолько ясно уверен, – опуская голову, откликнулся Артём Глебович, не делая при этом, впрочем, ни малейшей попытки оправдываться. Внезапно поняв, что всё ещё зачем-то позволяет ему держать свои руки, Марго слегка дернулась, пытаясь высвободиться. Однако он — так же без явного усилия, но всё-таки этого не позволил. - Не надо, прошу! Ответьте лучше откровенно, разве для вас такая уж новость то, о чём я только что поведал? Разве вы не знали... не чувствовали этого даже без всяких моих слов? Позвольте не поверить! Так почему вы напуганы? – Боже мой, неужели...– Она запнулась, глаза её наполнились слезами: – Как вы не понимаете?! Я позволила себе увлечься вами! – И что же, неужто я кажусь вам настолько ужасным, чтобы так печалиться по этому поводу?! – Его голос вновь заметно потеплел, наполнился привычными бархатными нотками лёгкой самоиронии. А пальцы чуть крепче сжали запястья, словно бы невзначай нащупывая пульс. Впрочем, Марго была абсолютно уверена, что её сумасшедшее сердцебиение сейчас безо всякого труда можно было расслышать и на расстоянии. – Не корите себя за то, что чувствуете! Это не грех. Грешно – пытаться себя обманывать. – А других?! – спросила тогда Маргарита, с ужасом поймав себя на том, что лишь теперь, впервые за всё это время, вспомнила о Николя. О том, что он существует в её жизни. И никуда оттуда не исчезнет, даже если вдруг на миг представить, что она всё же поддастся искушению и... – Я замужем, Артём Глебович! – Я помню, мадам, – тихо ответил ей Басаргин. – И, поверьте, только признание существенности этого факта ныне удерживает меня от ещё более решительных шагов... От многого удерживает. Ибо я действительно понимаю, чего у вас прошу. Потому и вверяю полностью в этом смысле свою судьбу в ваши руки... Скажите, вы желаете, чтобы я ушёл? То, с какой простотой и искренностью прозвучали его слова, разом отмело все доводы, которые Марго приготовилась явить, чтобы в очередной раз доказать свою правоту в извечной дуэли чувств и рассудка. Всю свою предыдущую жизнь она неизменно и без малейших сомнений выступала лишь на стороне последнего. Но теперь эта прежде абсолютно непоколебимая уверенность отчего-то дала необъяснимый сбой. И вместо того, чтобы с гордым видом бросить этому перешедшему все границы допустимого, чужому для неё мужчине решительное «Уходите!», Маргарита не могла заставить себя произнести ни единого слова. Не потому ли, что на деле, ещё давно, задолго до нынешней, якобы всё решающей минуты, уже приняла своё поражение – даже прежде, чем сумела его осознать? – Зачем вы меня мучаете? И так ведь знаете ответ...– прошептала она, опуская глаза, из которых в ту же секунду закапали столь долго удерживаемые усилием воли слёзы. – Мучаю – вас?! – ошеломленно переспросил Басаргин, отпуская её руки. – Но ведь это именно я... я за предыдущие дни напрочь измучился неопределённостью и связанной с ней необходимостью держаться в проклятых рамках так называемых «светских приличий»! Настолько, что ещё час назад... даже после всего, произошедшего там, на воздушном шаре, совсем не был уверен... Какое уж тут «знаю ответ»! Тихо и коротко рассмеявшись, он глубоко вздохнул, и, покачав головой, мягко, но настойчиво привлёк её к себе. И следующее, что Маргарита ощутила, было прикосновение его губ к её собственным. Неторопливое, лишённое, кажется, любого устремления утвердить над ней свою власть. Демонстрирующее лишь бесконечную нежность, противостоять которой, впрочем, было куда сложнее, чем даже попытке принуждения. Но Марго и не пыталась. Отдав до того все силы глупой борьбе с собой, и наконец-то от неё отказавшись, она впервые отрекалась также и от бессмысленных ныне самоупрёков. «Будь что будет!» – стучало у неё в висках, когда руки сами собой взметнулись вверх, скользнув по широким плечам мужчины к шее и затылку, и пальцы немедленно зарылись во вьющиеся, чуть пружинящие под ними, волосы. Так привычно и уютно, словно уже проделывали прежде этот трюк десятки, а то и сотни раз. – Марго, милая... – едва-едва отстранившись, так, чтобы их губы всё равно почти что соприкасались, наконец, проговорил Артём Глебович. «Артём...» – позволив себе ещё одно, прежде невозможное, назвать его – пускай только мысленно, просто по имени, Маргарита чуть заметно улыбнулась сквозь ещё не просохшие до конца слёзы, которые, как теперь стало окончательно ясно, означали всё-таки не горечь поражения. – Да?.. – ощутив, что Артём немного замялся и будто не знает, как продолжить свою речь, Маргарита вновь приподняла в улыбке уголки губ. – Марго, – повторил он ещё раз, а затем, словно бы решившись после долгих раздумий, не сводя глаз с её лица, произнёс: – Скажи, смею ли я отныне надеяться на свидание? Только не такое, как это, а... наедине? Маргарита не шелохнулась, не произнесла ни слова, лишь с нежностью провела пальцами по его щеке. Басаргин перехватил её руку и поцеловал запястье. – Мне нужно идти, – вдруг сказала она. – Вот-вот подадут ужин. Не хочу, чтобы прислуга обнаружила моё отсутствие... – Понимаю, – кивнул он, с сожалением отпуская её руку. – Утром я пришлю записку. До завтра, прелестная графиня. – Добрых снов... – словно эхо откликнулась Марго. А затем, помедлив ещё лишь мгновение, развернулась и, не оглядываясь, убежала обратно дом. ___*Ne dites rien! (фр) – Ничего не говорите! ** Je vous en prie! (фр) Я вас прошу! *** Mon ame, je t'en supplie, ne sois pas si frivole! (фр) - Душа моя, умоляю, не будь столь легкомысленна!
|
... Свой первый поцелуй, разумеется, с будущим мужем, Маргарита запомнила на всю жизнь. Граф
Мне понравилось!