|
Глава шестнадцатая
Он стоял неподвижно у окна и смотрел в пол; правая рука его была заведена за спину, а левая спрятана за лацкан пиджака. Маргарита окинула его взглядом. Одет Басаргин был опрятно и просто, но вместе с тем изящно, и графиня с её страстью к нарядам прекрасно понимала: за подобной простотой кроется внимание к каждой детали костюма, что позволяет чувствовать себя уверенно в любой обстановке. Маргарита не удивилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что доктор не только душа компании, но и большой щёголь. И вообще, было в этом человеке что-то запоминающееся, и не только во внешности и благородстве осанки, но в поведении и речи. Природа наделила его не только весьма привлекательной внешностью, но и обаянием. «Такие мужчины одинаково часто становятся смутьянами и героями», – подумала Маргарита. – Доброе утро, Артём Глебович! – громко и весело сказала она, чтобы привлечь, наконец, его внимание. Басаргин поднял голову. Лицо его при виде графини оживилось и приобрело уже знакомое ей выражение откровенного восхищения, которое вызывает у мужчины красивая женщина. В ответ она ослепительно улыбнулась, опьянённая внезапной радостью, что видит его здесь, и одно осознание этого вызвало во всём её теле волнительную дрожь. Она приблизилась и, склонив голову, величаво кивнула ему, как царственная особа, открывающая придворный бал. Это была часть театрального действа, в котором они сию минуту принимали участие, игра в границах дозволенного, невольно начатая ими. – Моё почтение, Маргарита Михайловна! – так же церемонно раскланялся Басаргин. А потом тоже улыбнулся, и в уголках его глаз образовались мелкие морщинки, говорившие о весёлом нраве доктора. – Кажется, я привыкаю к вашим неожиданным визитам, Артём Глебович. Ещё немного, и начну воображать, что вы – наш домашний доктор и пришли справиться о моём здоровье, – иронично сказала графиня. – Об этом я не смею даже мечтать, мадам, памятуя о том, что вы не доверили бы мне даже свою канарейку! – тотчас возразил он, не сводя с неё насмешливых тёмных, как беззвёздная ночь, глаз. Уголки её губ едва заметно дрогнули: Маргарите начала доставлять удовольствие их маленькая словесная дуэль, и она не желала проигрывать. – В таком случае, позвольте полюбопытствовать, что привело вас ко мне в столь ранний час? Вам не спалось? Я знаю прекрасное средство от бессонницы! Лёгкая усмешка тронула губы Басаргина: как видно, его тоже забавлял их шутливый диалог. – Да, собственно, я проходил мимо и подумал, почему бы не зайти... – Проходили мимо?.. – переспросила она, приподняв в изумлении брови, отчего на её лбу залегла тонкая складка, придавая лицу недовольное выражение. – В самом деле, веская причина! Надеюсь, Артём Глебович, для следующей прогулки вы выберете другое место, подальше от Дворянской. – И не подумаю, сударыня, – посмеиваясь, возмутился доктор. – Это самая красивая и зелёная улица в городе! Тротуары здесь широкие, места для прогулок хватит всем. Маргарита Михайловна намеревалась возразить, но передумала. Ей пришло на ум другое. Всё это время её занимало, почему Артём Глебович держит правую руку за спиной. Должно же быть этому какое-то разумное объяснение! – Надо полагать, вы прячете там револьвер? – спросила она нарочно, чтобы уколоть его. – Помилуйте, сударыня! Вы принимаете меня за персонажа синематографа?! Басаргин вытащил из-за спины руку и галантно протянул ей букет. – Не знал, какие цветы вам нравятся, Маргарита Михайловна, и выбрал розы... Цветы?! Графиня пришла в замешательство. Он осмелился подарить ей цветы! В иных обстоятельствах она сочла бы его поступок дерзостью, но, кажется, живительный курортный воздух повлиял на её благосклонность к этому человеку. – Вы угадали, Артём Глебович... Я люблю розы... Маргарита взяла букет и тотчас поднесла к лицу, вдыхая нежный аромат бутонов. Запах цветов приятно ласкал обоняние, и щёки графини вспыхнули румянцем от удовольствия. Розы часто навевали ей приятные воспоминания о том счастливом времени, когда она ребёнком гостила в родовом поместье семьи матери. Там был прекрасный парк с оранжереями, в которых круглый год разводили цветы: розы, камелии, тюльпаны... Её мать обожала камелии, называя их зимними розами, но они не имели запаха. Николай заказывал для Маргариты её любимые цветы напрямую из Ниццы, и весь путь занимал три дня; они доставлялись дюжинами в красивых картонных ящиках, в них каждый бутон был обёрнут чей-то заботливой рукой шёлковой бумагой, а стебли переложены папоротником. Комнаты графини в их столичном особняке всегда благоухали французскими розами, но с началом войны эта роскошь осталась в прошлом. – Чудесные цветы! – поблагодарила она своего гостя. – Что зовём мы розой, зовись она иначе, запах тот же!* – Шекспир?.. – небрежно спросил Басаргин. – Да. «Ромео и Джульетта», – ответила Маргарита Михайловна, отчего-то уязвлённая тем, как легко он узнал цитату. – Знаете, до вас приходил господин Нагорский! Вы с ним не встретились случайно?.. – Доктор покачал головой, и она продолжила: – Представьте, заявился сюда, нёс какую-то чепуху, извинялся, бог знает за что. Сказал, что уезжает в Петроград; я пожелала ему доброго пути и на том мы расстались. Не смотрите на меня так, Артём Глебович! Скажите же что-нибудь! – Что вы желаете услышать, мадам? – спросил он, расправляя плечи и пристально глядя на неё. – Зачем вы всё-таки пришли? Букет всего лишь предлог, верно? – Я хотел увидеться с вами, Маргарита Михайловна, и целовать ваши руки, – признался он, вмиг сделавшись серьёзным. – Вы это желали услышать?.. Маргарита вскинула подбородок. Ей показалось, она ослышалась, а если нет, то они оба увлеклись игрой, и их разговор зашёл слишком далеко. Непозволительно далеко. Он неотрывно смотрел на неё, в сильном напряжении сцепив руки за спиной, - так ожидают приговора. – Мне приятно ваше общество, но впредь прошу не забываться, господин Басаргин, – холодно сказала она. – Je vous demande pardon, madame**, – ответил он и, с достоинством поклонившись, отошёл на шаг назад. В вестибюле внезапно повисла тягостная пауза. Где-то в глубине дома громко хлопнула дверь, раздались голоса, и разом всё смолкло. Маргарита не проронила ни слова, собираясь с мыслями; молчал и Басаргин. Графиня подошла к окну, продолжая сжимать в руках букет; одна из роз, проткнув тонкую обёрточную бумагу, острым шипом впилась ей в ладонь. Укол был столь болезненным, что Маргарита вскрикнула и выронила цветы на пол. – Дайте руку, сударыня! Быстро! – велел Басаргин, в два шага оказавшись рядом. Маргарита подчинилась, несколько смущённая тем, что он держит её руку в своей дольше, чем требуется для простого осмотра. Кожа на месте укола покраснела, на ладони выступила кровь. – Вы мне доверяете? – тихо спросил он. – Поскольку вам нет дела до моей канарейки,Артём Глебович, мне ничего другого не остаётся,- с откровенным сарказмом ответила она. Басаргин не обратил внимания на её тон; он извлёк из кармана пиджака чистый носовой платок и, аккуратно промокнув каплю крови, вновь осмотрел ладонь графини. На лице его мелькнула странная улыбка, как будто он что-то замышлял. Он бросил на неё выразительный взгляд, полный глубокой нежности. – Как там у Шекспира, помните?.. Дай повязать тебе больное место моим платком? *** – Да вы актёр, господин Басаргин, вам на сцену, а не в операционную. Отпустите же мою руку! Немедленно! – приглушённо вскрикнула графиня. – Как скажете, мадам. Шипа в ранке, к счастью нет, но всё равно рекомендую вам обработать место укола. У вас найдётся раствор йода? – В кёлерской дорожной аптечке...**** – Прекрасно! - кивнул он. - Велите позвать прислугу, Маргарита Михайловна: пусть отнесут цветы. Не хочу, чтобы вы снова пострадали... Розы на полу вестибюля смотрелись жалко, и Маргарита устыдилась, что позабыла о них: нежные бутоны не заслуживали этого. Как и сам даритель. Басаргин осторожно поднял с пола букет, и графиня кликнула прислугу; минуту спустя девушка из обслуги Клавдии Людвиговны уже понесла цветы в комнаты госпожи Кронгхольм. – Извозчик приехал, – растерянно сказала Маргарита, которая, казалось, совсем позабыла о том, что ей надобно ехать принимать ванну. – Не смею вас больше задерживать, – учтиво произнёс Басаргин, кланяясь. - Артём Глебович! Вы забыли... - Маргарита протянула ему носовой платок. Такие платки из тонкого полотна продавались дюжинами в мануфактурном магазине, но уголок этого украшал вышитый вензель с инициалами доктора. Работа была тонкая и весьма искусная. Взять платок назад он отказался. – Оставьте себе, сударыня! – Но как же?.. Впрочем, как пожелаете! - Лицо её осветилось растерянной улыбкой. - Добрынины приглашали кататься на лодках по Петровскому пруду после четырёх пополудни. Присоединяйтесь к нашей компании, Артём Глебович. И приятеля своего возьмите! – С удовольствием, Маргарита Михайловна! Благодарю за приглашение, – Басаргин вновь раскланялся. – Что ж, в таком случае – до встречи! У пристани Нижнего парка! ___ *Что зовём мы розой, зовись она иначе, запах тот же! – цитата из трагедии «Ромео и Джульетта» В. Шекспира в переводе Аполлона Григорьева; цитируется по изданию 1902 г. Оригинал: That which we call a rose by any other name would smell as sweet. ** Je vous demande pardon, Madame. – Прошу прощения, мадам. *** Строка из трагедии «Отелло, венецианский мавр» В. Шекспира в переводе А. Л. Соколовского, издание 1894 г. ****Р. Кёлеру принадлежит идея создания общедоступных переносных аптечек. Выпускались аптечки домашние, карманные, для путешествий и прочие. В роли Маргариты Михайловны Кронгхольм - Андреа Дуро
Глава семнадцатая
На предложение Артёма присоединиться к нему и компании отдыхающих Ованес ответил безоговорочным согласием. В самом деле, что может быть приятнее летним вечером, чем лодочная прогулка в хорошей компании! В жаркий день у воды прохладнее, дышится легче и разговоры с дамами как-то сами собой завязываются. - А вот, кстати, давно ли ты, Тёма, работал не скальпелем, а вёслами? – спросил Ованес, как только они зашагали к пруду по тенистой аллее парка. - Давно, - признался Басаргин. - Лет этак пять тому назад катал милую барышню Оленьку по Малой Невке*. Только представь: поздний вечер, в реке отражаются звёзды, я при лунном свете гребу вёслами и вдохновенно читаю девушке стихи! Кажется, вот эти: Да, есть печальная услада В том, что любовь пройдет, как снег. О, разве, разве клясться надо В старинной верности навек?**. - А милая Оленька, вся в белом, ну чисто ангел бескрылый, упоённо слушала и внимала! Сердцеед ты, Тёма, и за что только тебя женщины любят... - Кто бы говорил! Дон Жуан уездный! Приятели переглянулись и, расхохотавшись от души, ускорили ход. Вскоре показался Петровский пруд. Артём Глебович ожидал увидеть обычный деревянный мосток на сваях, но пристань Нижнего парка своей пятиугольной формой и резными ажурными решётками походила на дачную беседку. К воде спускались ступеньки, огороженные перилами. Несколько двухвёсельных лодок были привязаны к пристани цепями, ещё две, с пассажирами, с монотонными тихими всплесками рассекали спокойную гладь пруда. Вид огромного рукотворного водоёма, берега которого местами поросли камышом и осокой, образуя тихие заводи, непроизвольно вызвал у Басаргина тихий возглас восхищения. Картина и вправду открывалась замечательная. Вода в пруду казалась зеркальной, и в ней отражались проплывавшие в небе облака. Из камышовой заводи, трепеща крыльями, взлетали напуганные чем-то птицы. Трава вдоль берега была уже не такая зелёная, как в начале лета; выгорев на солнце, примявшись от дождей и людских ног, она потеряла свою первоначальную красоту и мягкость и напоминала старый истёртый ковёр. В воздухе пахло свежестью и сеном. Артём Глебович уже и не помнил, когда ему было так хорошо. Всё же правильно он сделал, что испросил у начальства отпуск! Пусть и короткий. Ему захотелось босиком пробежаться по земле, а после, скинув одежду и набрав в лёгкие воздуха, нырнуть в зеркальную гладь пруда и плыть, плыть, плыть... У воды расположилась компания нарядно одетых отдыхающих. Веселье там шло полным ходом: громкие мужские голоса то и дело прерывались игривым женским смехом. Басаргин и Хачатуров молча прошли мимо, провожаемые заинтересованными взглядами дам и недовольными их спутников. Наконец они заметили статского советника Добрынина. Сергей Дмитриевич находился в обществе своей миловидной супруги, Анны Николаевны, и ещё трёх молодых дам. В одной из них Басаргин узнал госпожу Кронгхольм. Она была в полосатом модного кроя костюме для прогулок, и укороченная юбка позволяла любоваться её тонкими щиколотками в чёрных чулках. Шляпка с полями заменяла ей парасоль. Артём Глебович почувствовал, как при виде графини в груди его поднялась тёплая волна радости. Она поймала его взгляд и ответила милой улыбкой. - Что, Тёма, осада ла Рошели продолжается? – шутливо спросил Ованес. - Заткнись, Хачатуров, сделай одолжение! – беззлобно отозвался Артём. Он благоразумно предпочёл умолчать о том, что утром виделся с госпожой Кронгхольм и преподнёс ей розы. Не хотел ненароком опошлить то, что происходило между ним и Маргаритой Михайловной. Мысли о ней не давали ему покоя. Не прошло и недели, как он находил графиню обворожительной, капризной, остроумной - словом, прелестной. В её присутствии он даже ощущал себя моложе, в нём неожиданно проснулось юношеское озорство. И если любовь к женщине способна возвышать и вдохновлять, то чувство влюблённости скрашивает обыденность жизни. Басаргин вполне сознавал, что слегка влюблён в госпожу Кронгхольм, а то, что она несвободна и, кажется, вполне довольна своим положением, нисколько его не смущало. Не под венец же ему её вести!
- А! Нашего полку прибыло! Вот и славно! – с улыбкой произнес Сергей Дмитриевич после взаимных приветствий и пожатий рук. – И поскольку вы, господа, с моей Анной Николаевной и Маргаритой Михайловной знакомы, позвольте представить вас остальным дамам. Барышни Элленбоген, Нина и Елена, оказались из Варшавы. Хорошенькие сёстры-близнецы, одетые в платья одинакового покроя, но различающиеся цветом – на Нине голубое, на Елене бежевое, произвели на Хачатурова столь сильное впечатление, что он принялся по-восточному щедро расточать им витиеватые комплименты. «Ему бы сказки рассказывать... На ночь, как Шахразада», - усмехнулся про себя Басаргин. Его всегда поражала эта способность приятеля легко рассыпаться любезностями перед дамами, словно он всю жизнь провёл в великосветском обществе. - Ованес Леонтьевич, - обратился к Хачатурову статский советник, - могу ли я доверить вам наших очаровательных варшавянок? - Если дамы не возражают, буду счастлив составить им компанию! - Идёмте скорей, Ованес Леонтьевич! - кокетливо сказала Елена Александровна, повертев в руках свой маленький изящный парасоль. - Пока мы с сестрой не передумали! Правда, Ниночка? - Не слушайте её, господин Хачатуров, - улыбнулась Нина Александровна, - уверяю вас, мы ни за что не откажемся покататься на лодке! - Так чего же мы ждем? Я в вашем распоряжении, дамы! И весьма довольный своей участью Хачатуров повёл барышень на пристань. - Как всё чудесно устроилось! – радостно сказала Анна Николаевна, беря мужа под руку и устремляясь им вслед. «Действительно, всё чудесно устроилось», - мысленно согласился с женой статского советника Басаргин. В прекрасном расположении духа он зашагал рядом с Маргаритой Михайловной, любуясь вблизи её чудным профилем и стройным станом. - Как ваша рука, chere comtesse ? – вежливо спросил он, чтобы завязать разговор. - Уже лучше, благодарю. - Я рад, - ответил он, улыбнувшись ей искренне и сердечно. - Vous parlez francais tres bien,*** Артём Глебович, - заметила госпожа Кронгхольм, и с любопытством спросила: – Откуда? - Вы мне льстите, Маргарита Михайловна, - ответил он, пожимая плечами и продолжая всё так же улыбаться ей, - но секрет прост: в гимназии французский нам преподавали отлично. С немецким языком всё обстояло хуже: вздорный и бестолковый учитель-немец заставлял нас долбить наизусть грамматику, и толку от этого было чуть. Пришлось навёрстывать позже самому - для врача знание языков важный навык, сударыня. - Особенно латыни, как я понимаю. - Invia est in medicina via sine lingua latina!**** Но не будем больше об этом, боюсь вам наскучить... - Латынью? – она рассмеялась. – Нисколько, поверьте! Мне нравилась латынь. - Нравилось ставить в конце письма «Vale et ama me»? - Неужели вы тоже?! Поверить не могу! – Она одарила его полным лукавства взглядом, придававшим её лицу особое очарование. - Увы, грешен... Между ними вновь незаметно установились самые приязненные отношения. По тому, как Маргарита Михайловна смотрела на него, шутила с ним, Басаргин видел, что она более не сердится. И каждый раз, когда её глаза останавливались на нём, он чувствовал, что падает в этот карий омут. Если бы только она могла чувствовать то же самое к нему! Ему случалось в жизни поступать опрометчиво, а потом запоздало сожалеть, но не в его натуре было отступать. Обуреваемый противоречивыми желаниями, в эту минуту он впервые пожалел, что эта прелестная молодая женщина несвободна. __ * Малая Невка - рукав дельты Невы. Река Малая Невка разделяет Петроградскую сторону и Каменный и Крестовский острова * * Отрывок из стихотворения А. Блока «На островах» (1909 г.) *** Vous parlez francais tres bien - Вы очень хорошо говорите по-французски **** Invia est in medicina via sine lingua latina - Непроходим в медицине путь без латинского языка
Глава восемнадцатая
Их тесная компания вдруг рассыпалась, как карточный домик: пристань была пуста, лишь одиноко покачивалось в воде грубо выкрашенное белой краской судёнышко. И Добрынины, и Хачатуров с барышнями отплыли уже на значительное расстояние: слегка вытянув шею и всматриваясь вдаль, Маргарита разглядела на середине пруда белые парасоли сестёр, которыми они, сидя на корме, прикрывались от солнца. Басаргин подал ей руку, они сели в лодку и медленно отчалили от пристани. Графине нравилось смотреть, как доктор управляется с вёслами. Его сильные руки работали слаженно и красиво. Лопасти вёсел опускались без плеска и, отталкиваясь, тут же поднимались из воды; стряхивая мокрые капли, они вновь опускались и поднимались, заставляя лодку легко скользить по прозрачной глади пруда. Должно быть, с невольным содроганием подумала Маргарита, так же уверенно и красиво руки этого мужчины делают надрез и рассекают живую человеческую плоть на операционном столе, а после зашивают раны. Вскоре пристань осталась далеко позади. С лодки берег выглядел иначе: взгляду открывался чудесный вид на раскинувшийся на покрытой зеленью возвышенности Липецк. Маленький уездный город с населением не более двадцати тысяч человек, островок дремотного спокойствия, как казалось молодой женщине. В начале сентября она вернётся в Петроград и нынешнему спокойствию придёт конец. В столице, где жизнь изменилась сильнее, чем в провинции, и где местом встречи светских людей вдруг стала «Военная гостиница» - так теперь называлась реквизированная армией «Астория», где культурная жизнь не замирала и, несмотря на войну, в театры было не попасть, более всего Маргарита Михайловна боялась, что снова начнутся прошлогодние «немецкие» погромы. Они с Николаем Карловичем достаточно натерпелись из-за невежества тех, кто их устраивал. - О чём вы думаете? – спросил её Басаргин, продолжая налегать на вёсла. Сидя напротив, Маргарита отчётливо видела, что его лицо чуть покраснело от напряжения, а на лбу выступили маленькие капельки пота. - Так, ни о чём, - уклончиво ответила она, не желая откровенничать,– любуюсь видами... Полуденная жара к вечеру начала спадать, исчезла духота, а вместе с ней ушла праздная леность тела. Маргарита опустила руку в воду, ощутив её живительную прохладу, зачерпнула ладошкой и легонько брызнула на Басаргина. И тотчас негромко рассмеялась, увидев, что застигла его врасплох. На лице доктора промелькнуло выражение неподдельного удивления, и она повторила свою ребяческую выходку, наслаждаясь произведённым эффектом. - Осторожней, Маргарита Михайловна, - добродушно усмехнулся Артём Глебович, - иначе мне придётся примерно наказать вас. - Лишите меня ужина? - спросила она с довольной улыбкой. - Как жестоко с вашей стороны! - Хотите знать? Он вдруг резко бросил грести и встал со скамьи; двигаясь по инерции, лодка качнулась вправо, затем влево, и Маргарите пришлось крепко схватиться за борт, чтобы удержаться. Она в испуге вскрикнула, лицо её сделалось бледным. – Вы с ума сошли! Лодка может опрокинуться! – рассерженно воскликнула она, когда испуг сменился негодованием. - Я не допущу этого, сударыня, - возразил Басаргин с совершенно серьёзным лицом. - А если это случится...что ж, вы станете самой красивой ундиной в этом пруду. - Ундиной?! К вашему сведению, в этом пруду не водится даже рыба! - В таком случае, вам не о чём беспокоиться! Басаргин медленно опустился на скамью и снова взялся за вёсла. Лодка дёрнулась с места и лениво поплыла, рассекая воду. - Несносный человек! - Маргарита по милой светской привычке не отказала себе в удовольствии подпустить маленькую шпильку в адрес доктора. - К вашим услугам, мадам! – Серьёзное выражение его лица сменилось прежним, добродушным. Он улыбнулся ей. - Послушайте, ну что вы право... Я не хотел напугать вас... И замолчал, продолжая смотреть на неё с извиняющейся улыбкой. - Вы хотели наказать меня, - живо напомнила она, – и вам это удалось. Вы довольны? - Нет. Вовсе нет. Маргарита Михайловна, ни в коем случае – вы слышите! – я не допустил бы, чтобы с вами что-то случилось! - Оставьте. Если вы не Харон*, и это не его лодка, - пустила она очередную язвительную шпильку, - следовательно, мне нечего бояться. - Я врач, сударыня, - возразил Басаргин. - Предпочитаю спасать жизни, а не переправлять в царство мёртвых! От Маргариты не ускользнуло, с каким пылом он произнёс эти слова. Так обычно говорят люди, для которых выбранный род занятий становится смыслом жизни. Графиня мало что смыслила в делах своего супруга: будни присутственного места, где служил Николай, были скучны и однообразны, чтобы о них говорить за ужином. Однако, Маргарита с жадным любопытством слушала тех, кто занимался, как она считала, интересным делом. Как правило, ими были люди из мира искусства, реже - науки. - Весьма благородно с вашей стороны, Артём Глебович, - произнесла она, смягчившись, и спросила: – Почему вы выбрали медицину? - Отец был хирургом. Я пошел по его стопам. - Должно быть, он очень вами гордится? - Увы, его уже нет на этом свете. Но я действительно стараюсь не посрамить его имени. Всегда старался. - Уверена, что это так и есть! Простите... - смутившись, что случайно затронула нечто глубоко личное, Маргарита ненадолго умолкла, а затем, желая переменить тему, вновь подняла глаза на собеседника и спросила: - Скажите, а верно говорят, что занятия на фортепиано способствуют ловкости рук не только у музыкантов, но и у оперирующих докторов? Однажды я с удивлением где-то об этом прочитала, но все как-то не было прежде возможности, чтобы выяснить детали непосредственно из первых уст. - Верно, почему же нет? Так же, как и у пианистов, руки для хирурга – прежде всего инструмент, который всегда следует поддерживать в рабочем состоянии. И упражнения – в том числе и такие, здесь совсем не лишние. - И, стало быть, вы тоже играете? - удивленно воскликнула графиня, которой прежде отчего-то никогда не приходила в голову мысль этим у него поинтересоваться. - Нет, в основном слушаю, - качнув головой, усмехнулся Басаргин. – В детстве немного учился, но как-то не увлекся. А вот некоторые коллеги весьма в этом преуспели! В столице у нас даже есть несколько этаких вот хирургически-музыкальных кружков, где можно насладиться почти профессиональным исполнением... Если никто прежде не затеет очередной спор на медицинскую тему, конечно. В последнем случае, как говорится, помогай, Господь! Ну да не об этом речь... А вы, вижу удивлены? - Удивлена, - признала Маргарита. – Приятно удивлена тем, что в Петрограде есть подобные, как вы выразились, музыкально-хирургические кружки. Но дамам туда, полагаю, вход воспрещён? - Ни одной дамы я там не встретил. - Он вновь усмехнулся. - Вы, надеюсь, не состоите в Лиге Равноправия Женщин? - Подумываю, не вступить ли мне. – Она сложила руки на коленях и безотчетным движением выпрямила спину. – Чтобы бороться с женоненавистниками. - Желаю успеха, сударыня! Они вновь принялись подтрунивать друг над другом, находя в этом то особенное удовольствие, которое их сближало. Маргарита смеялась над шутками доктора и вскоре почувствовала, что попала под его несомненное мужское обаяние. Близость этого мужчины неожиданно волновала, вызывая в её груди сладостное томление. Ей было так хорошо, что она забыла обо всём и даже о времени. Когда их лодка подплыла к пристани Верхнего парка, уже включили фонари. _ * У Древних греков Харон — перевозчик теней умерших, он переправляет их на лодке в царство мертвых.
|
Я, опять я, и еще раз я • Создан: 15.11.2009 • Статей: 36 • Автор: Vlada • Подписаться
Как только прислуга доложила ей о приходе очередного за это утро визитёра, графиня, уже почти полностью одетая к выходу – забыты были только кружевные перчатки – спустилась вниз по беломраморной лестнице и обнаружила в вестибюле Басаргина.
Мне понравилось!