Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Я, опять я, и еще раз яСоздан: 15.11.2009Статей: 36Автор: VladaПодписатьсяw

Дотронуться до неба. Ретро-роман. Ч. 1 Главы 4-5-6

Обновлено: 06.01.23 22:12 Убрать стили оформления

Глава четвертая

 

После ужина затеяли танцы, в которых Басаргин, по обычаю, не принимал участия, а посему просто стоял у стены с бокалом в руке. Аккомпанировали по очереди сами гости – из тех, кто обладал соответствующими талантами, разумеется. Чаще других за фортепиано приглашали госпожу Кронгхольм. Играла она, и правда, замечательно. И совсем не терялась, постоянно находясь в центре общего внимания, и это выдавало привычку к насыщенной светской жизни, а также непоколебимую уверенность в собственной привлекательности. Впрочем, вполне оправданную. Ибо выглядела Маргарита... тут Артёму Глебовичу пришлось немного напрячься, чтобы сходу припомнить отчество – ах, да, кажется, Михайловна! – ничуть не хуже, чем музицировала. С того места, где он находился, был хорошо виден её гибкий и тонкий стан, прекрасная осанка и скульптурная линия шеи, убегающая наверх под пышную прическу.

А ещё муж этой дамы, по всему не слишком довольный повышенным вниманием к своей благоверной, хоть и пытающийся это изо всех сил скрывать. Стоя подле пианино, этот господин старательно делал вид, что следит лишь за нотами, листы которых он должен был переворачивать, как только супруга подаст ему знак лёгким кивком. Басаргин едва сдержал улыбку, поймав вдруг на себе его острый взгляд в ответ на свой, долее приличествующего задержавшийся на прелестной пианистке. Но что же делать? Кто сказал этому типу, что быть мужем хорошенькой молодой женщины – меньшая «комиссия», чем «взрослой дочери отцом»?

Басаргин отсалютовал господину Кронгхольму своим бокалом, а затем всё же отвел взор от его супруги, решив, что обострять эту ситуацию не имеет смысла. И вновь осмотрелся в поисках Хачатурова, но, заметив, как тот лихо вальсирует, сжимая в объятиях какую-то местную Афродиту, решил не мешать, и тихо вышел на балкон, более похожий, впрочем, на небольшую террасу. Находясь с противоположной главному фасаду стороны, она была обращена в сторону парка. И, так как на улице уже стемнело, освещена расставленными по периметру фонарями «летучая мышь». Еще один такой светильник находился посреди большого стола из плетеного ротанга, вокруг которого стояли несколько таких же кресел. Одно из них занимала какая-то дама. Подойдя поближе, Басаргин узнал доктора Блок. Учтиво кивнув коллеге, он попросил разрешения расположиться поблизости и закурить.

Некоторое время они сидели молча. Потом Артём Глебович спросил, почему Мария Фёдоровна не танцует. Тут и выяснилось, что она считает это занятие «глупым и пошлым». И если с первым Басаргин был готов хоть сколько-нибудь согласиться, то резкость второго эпитета вызывала закономерное удивление:

  Отчего же и пошлым? – искоса на неё взглянув, спросил он, раскуривая новую папиросу.

  Потому что ставит женщину в положение ярмарочного товара, который выбирают или не выбирают, в зависимости от его привлекательности или свежести.

  В самом деле? Почему-то мне всегда казалось, что выбор здесь как минимум обоюден, – пожал плечами Артём Глебович. Однако, быстро сообразив, что, возможно, задевает какую-то болезненную мозоль, поспешил сменить тему. – Неважно. Расскажите лучше, как вам тут работается?

  Так же скучно, как и живётся, – вздохнула Мария Федоровна. – К счастью, осталось уже недолго.

  То есть?! – тут же удивлённо вскинулся Басаргин.

  А, да нет! Ничего трагического! – рассмеялась она в ответ. – Имею в виду лишь то, что курортный сезон, наконец, заканчивается, поэтому скоро можно будет вернуться обратно в столицу и заняться нормальным делом... Я ведь тоже из Петербурга. Служу штатным ординатором клиники Женского медицинского института. А здесь практикую лишь летом, по просьбе своего учителя. Думаю, правда, что этот раз будет последним. Буквально на днях получила приглашение войти в штат нового госпиталя, что вот-вот развернут в Зимнем дворце.

 Понимаю...

  А вы, простите, можно узнать, где и кем обретаетесь? И не хотите ли тоже в будущем войти к нам в штат? Уверена, там будет на вес золота каждая пара рабочих рук! Раненых привозят все больше!

 Я хирург. В госпитале Святой Марии Магдалины. К нам тоже доставляют с фронта солдат и офицеров...

  И вот, между прочим, все те дамы, которые сейчас там пляшут, музицируют и поют, - будто и не слыша его слов, продолжала тем временем, всё более распаляясь, Мария Федоровна, указывая кивком в сторону распахнутого окна, - вместо того, чтобы безудержно развлекаться, могли бы тоже помогать раненым хотя бы в местных госпиталях!

  Следует заметить, что многие из них сами приехали сюда за лечением, а потому имеем ли мы право упрекать..., – несколько смущённый подобным фанатизмом, сдержанно заметил Басаргин.

  Ах, да полно, коллега! Вы не хуже меня понимаете, что большинство здешних курортниц лечится вовсе не от болезней, а от хандры, вызванной перманентным бездельем!

 Что ж, здесь я, пожалуй, вынужден с вами согласиться. Большинство наших дам всё еще плохо образованы, ничем, кроме сплетен и иной всевозможной тщеты, не заняты. И вообще слишком легкомысленны. Оттого вечно хандрят и ищут у себя несуществующие болезни.

Разумеется, он иронизировал. Ибо невозможно же всерьёз доказывать обратное той, которая настолько убеждена в своей правоте – уже хотя бы потому, что она и есть дама? А спорить с дамами априори ниже мужского достоинства. Так с самого детства учил его отец: большой знаток не только женской, но и в целом человеческой психологии. И, чем старше Басаргин становился, тем больше убеждался в его правоте. Равно как в справедливости другой любимой присказки Глеба Романовича о том, что нельзя быть одновременно весёлым, трезвым и умным.

  Какое счастье, что хотя бы вы не из их числа!

 

 

Глава пятая

 Устав от танцев, гости разделились по интересам.

Николай Карлович, наконец, сел за ломберный стол, где помимо него расположились трое мужчин, и на сукно легла новенькая колода. Заметив это, Маргарита усмехнулась. В петербургском свете её супруг имел репутацию «приятного игрока». Причём, в картах он был удачлив не только в семейной, но также и в дружеской обстановке, особенно в штосс. Отчего в столице, шутя, поговаривали, будто Николаю Карловичу известны три заветные карты «пиковой дамы». На самом же деле, причиной был, вероятно, изрядный талант к математике и прочим точным расчетам, который граф унаследовал от своей матери, в молодости также изрядной любительницы проводить время за ломберным столом, садиться за который против неё в те времена отваживался далеко не каждый мужчина. Теперь Анна Фёдоровна, впрочем, играла только в самом узком кругу своих старых друзей. Но побеждать её по-прежнему удавалось только сыну. Сама же Марго играть ни с мужем, ни со свекровью даже не пыталась: тягаться в этом умении с ними в этом искусстве было слишком сложно. А проигрывать молодая графиня Кронгхольм не любила.

Но сегодня в гостиной Борисовских затеяли старый добрый вист, в котором она разбирались совсем недурно. Потому, даже не желая играть сама, поначалу некоторое время следила за тем, как это делает Николя. Но вскоре это занятие ей наскучило.

Чуть позже кто-то позвал её отгадывать ребусы, но она учтиво отказалась, сославшись на лёгкую усталость, и прошла в соседнюю с гостиной маленькую комнату, назначение которой было на первый взгляд непонятно. Зато из неё сразу обнаружился выход на открытую террасу, которой Маргарита решила воспользоваться как местом для курения. Потому, пройдя через открытую балконную дверь, сразу же достала из сумочки мундштук, следом за ним — серебряный с чернью портсигар, полный любимых папирос «Эклер», и зажигалку в древнерусском стиле – подарок брата и невестки ко дню последних именин.  А затем привычным жестом подпалила пламенем кончик папиросы, сделала несколько коротких затяжек, элегантно удерживая длинный мундштук между тонких пальцев, и выдохнула колечко дыма, задумчиво глядя, как оно плывёт, растворяясь, в прохладном вечернем воздухе. Наблюдая за Марго в такие минуты, муж часто называл её «роковой декадентской женщиной», и подобное сравнение весьма льстило графине.

Докурив папиросу до конца, она не без сожаления  выдохнула последнюю порцию дыма и медленно пошла по террасе,  более походившей на длинную балконную галерею. Из открытых вдоль по фасаду окон и дверей на улицу по-прежнему доносились отдельные реплики чьих-то разговоров, смех, музыкальные аккорды. Настроение самой Маргариты тоже было приподнятым. Несколько часов в приятном обществе и милые провинциальные развлечения надёжно развеяли дневную курортную скуку.

 Впрочем, балами и развлечениями нынче не блещет и сама столица: среди аристократии сделалось вдруг дурным тоном бурно веселиться и танцевать «в такое тяжёлое время». Не высказываясь на сей счёт публично, в душе Марго полагала подобное чистейшей воды фарисейством. Да, время, и верно, непростое. Но невозможно же перестать в нём жить! Так неужели всё, что им осталось, это молитвы и надежды на скорейшее окончание войны?..

Продолжая прогуливаться по галерее в сгущающемся сумраке августовского вечера, Марго вскоре поравнялась с мужчиной и женщиной, что, расположившись в плетёных креслах возле такого же стола, вели между собой оживленную беседу. Извинившись за невольное вторжение, и не собираясь им мешать, графиня намеревалась пройти мимо, но в эту минуту  мужчина произнёс нечто, что заставило её в потрясении остановиться.

Маргарита даже  покраснела от досады и возмущения. Да что он себе позволяет!

 А у вас, как видно, богатый и весьма несчастливый опыт по части женщин! – произнесла она с усмешкой за спиной у мужчины.

  Что-что?! – тотчас же обернувшись, переспросил Басаргин, в недоумении нахмуриваясь. – Простите, сударыня, я почему-то не понял. Это вы... ко мне только что изволили обратиться?

  Да, сударь, к вам! Случайно услышала фрагмент вашего разговора и просто не смогла удержаться. Ибо, кажется, впервые в жизни встречаю подобного женоненавистника!

  Да неужели? — поднявшись со своего места – разговаривать с дамой сидя, да ещё и через плечо, было непозволительно – Артём Глебович взглянул на неё вновь, более пристально и внимательно. Наконец, узнал. И, покачав головой, вдруг тоже усмехнулся. – Вольно же вам, однако, судить о людях лишь по обрывкам фраз, вырванных из общего контекста! Не боитесь ли ненароком ошибиться?

  И это мне говорите вы, – слегка повысив голос, выпалила в ответ Маргарита Михайловна, - вы, который с лёгкостью заявляете, что большинство наших дам плохо образованы и слишком легкомысленны! Ваши слова весьма оскорбительны для женщин! 

  Признаюсь, не предполагал, что вы воспримите эти слова на свой счет. Или, может, вы просто решили оскорбиться разом за всех женщин? Так это, уверяю, совершенно напрасно!

  О, не пытайтесь уверить меня в том, что вы имели в виду нечто совершенно другое! Вы, господин Басаргин, кажется, тоже доктор? - спросила графиня Кронгхольм и, не дожидаясь ответа, продолжила: Так вот! Я не доверила бы вам даже свою канарейку!

  Да я, собственно, и не предлагал вам своих услуг! – искренне не понимая, отчего она так взъярилась, Артём Глебович пожал плечами и в растерянности взглянул на Марию Фёдоровну, которая все это время слушала их молча, но с явным интересом.

  Доктор Басаргин - хирург, - решив, наконец, за него вступиться, проговорила она. А  затем ещё прибавила: – У него нет времени ни на ваших канареек, ни на ваши капризы, сударыня.

От подобных, полных плохо скрываемой иронии, слов, у Маргариты, совсем не ожидавшей нападения ещё и с этой стороны, внезапно мелко-мелко задрожал подбородок. Однако она нашла в себе силы кивнуть госпоже Блок, а затем, вновь обращаясь к Басаргину, с чувством произнесла:

  Чудесно! Не имею ни малейшего желания видеть вас более!

И, развернувшись спиной, быстрым шагом пошла обратно, возмущённо стуча по дощатому настилу пола каблучками туфель.

  Вот он, классический образчик тех, о ком мы с вами буквально только что говорили! – с усмешкой кивая в сторону стремительно удаляющейся во мрак госпожи Кронгхольм, Мария Фёдоровна спокойно потянулась за ещё одной папироской. В то время как Басаргин, напротив, ощущал себя не в своей тарелке. И потому, выждав минуту, поспешно извинился перед доктором Блок, и устремился следом за Маргаритой Михайловной.

Увы, шла она довольно быстро, так что догнать получилось уже в комнатах.

  Сударыня!

Обернувшись с недовольным видом, она даже не подумала сбавить шаг, потому, сокрушенно вздохнув, Артём Глебович понял, что объясняться, ему, видимо, придётся тоже на ходу.

  Госпожа Кронгхольм, прошу, позвольте всё-таки сказать! Что бы вы сейчас обо мне ни думали, клянусь, на самом деле я нисколько не хотел вас обидеть!

  Не понимаю, что даёт вам надежду считать, что я вообще о вас думаю! - снова едва взглянув на него через плечо, бросила в ответ Марго.

И пошла дальше.

А Басаргин так и остался стоять, чуть ли не с разинутым ртом, посреди пустой комнаты, испытывая сложное смешанное чувство, состоящее из иронии, удивления и восхищения этой особой, которая неожиданно оказалась не только хороша собой, но и весьма остра на язычок. «Умная, но красивая», – как, с усмешкой, говаривал в таких случаях его отец.

Довольно редкое и опасное для мужских сердец сочетание.

Постояв ещё минуту в одиночестве и в размышлениях, Артём Глебович чуть улыбнулся, покачал головой и уже неторопливо прошёл по анфиладе комнат, направляясь туда же, куда стремилась, столь резво от него убегая, госпожа Кронгхольм. В общую гостиную. Но уже, разумеется, не для того, чтобы вновь попытаться с ней заговорить. Это было глупо и бессмысленно. Во всяком случае, сегодня, здесь и в этом окружении.

За время его отсутствия количество гостей у Борисовских изрядно поубавилось, тем не менее, прямо у двери гостиной его перехватили вновь. На сей раз – весьма почтенного вида высокий седовласый господин, представившийся Родионом Владимировичем Коломиным, отставным статским советником, а также в прошлом – заместителем начальника Петербургской сыскной полиции. Который после поведал, что, услышав случайно, как Артёма Глебовича представляли здесь кому-то из гостей, пребывает теперь в крайнем любопытстве: не приходится ли случайно Глеб Романович Басаргин, с которым он много лет назад был знаком в столице, ему родственником.

  Разумеется, он мой отец! – удивлённо проговорил в ответ доктор. – К сожалению, покойный.

  Ах, беспощадное время! Царствие Небесное! Какой был человек!

- Благодарю вас! – кивнул Артём. – Вы, верно, у него лечились?

  Нет, это я здесь теперь лечусь! А тогда, знаете ли, был здоров, молод, горяч и только начинал карьеру. Так что общаться доводилось по служебной надобности.

 Понимаю. Что ж, воистину неисповедимы пути господни!.. Очень рад знакомству, господин Коломин. И спасибо за добрые слова о моём родителе. Но теперь прошу меня простить, вынужден вас оставить! Артём Глебович чуть виновато улыбнулся отставному статскому советнику. И, раскланявшись с ним как можно более почтительно, устремился к напольной кадке с исполинским фикусом, за которой притаилось кресло – конфидан, а в нём – Хачатуров вместе с той самой пышной блондинкой, которую он прежде развлекал танцем, а теперь, стало быть, беседой. Столь увлекательной, что оба, кажется, немало опешили, когда Басаргин возник прямо перед ними. И даже почему-то отпрянули друг от друга.

  Прошу прощения, что побеспокоил! – который уж раз за сегодня выговорил доктор, изобразив самую милую из своих улыбок, и обращаясь преимущественно к вопросительно взиравшей на него снизу вверх даме. – И, умоляю, позвольте мне ненадолго похитить вашего кавалера! Всего лишь на мгновение! – уверил он, на всякий случай, еще раз, уводя затем в сторону куда менее доброжелательно настроенного Хачатурова.

  Басаргин-джан, ты что, рехнулся, да?!

Было весьма забавно наблюдать, как, проведя практически весь свой век вдали от Эривани, в которой успел лишь появиться на свет, прежде чем его родители перебрались в Липецк, Ованес, в обычной жизни изъяснявшийся по-русски без малейшего акцента, в минуты повышенного градуса эмоций, неизменно сразу же «доставал» откуда-то свой армянский акцент. А то и вовсе, полностью, переходил на этот язык, всегда казавшийся Артёму на слух более похожим на магическое заклинание, нежели на обычный способ человеческого общения. Впрочем, тогда, в Манчжурии, в прифронтовом госпитале, где они оба сутками, порой, не отходили от операционного стола, годились любые способы, помогавшие снять напряжение. В том числе, и площадная брань на родном наречии. И все относились к этому спокойно и с пониманием. Но сейчас, видя, как бесится Хачатуров, Артём едва сдерживал улыбку, хоть изо всех сил старался сохранить виноватое выражение лица.

  Ну не ругайся! Вопрос жизни и смерти!

  Что ещё случилось?! – тотчас нахмуривая брови, воскликнул Ованес.

  Да как сказать... Ты ведь тут всех знаешь? Из присутствующих, имею в виду.

  Конечно...

  Можешь тогда у кого-нибудь выяснить для меня местный адрес вон той дамы? – попросил Артём,чуть дёрнув подбородком в сторону госпожи Кронгхольм, которая, держа под руку своего мужа, уже прощалась с хозяевами.

  Что?! Нет, похоже, ты и в самом деле не в себе! – Хачатуров ехидно ухмыльнулся. – Волочиться за замужней, да ещё в присутствии её благоверного... «Безумству храбрых поём мы песню...»

  Да что у тебя всё только одно-то на уме! – не выдержал уже и сам Басаргин. – Не собираюсь я за нею ухлёстывать! Извиниться мне перед ней надобно... Дурацкая история, понимаешь! – всплеснул он руками. И вкратце пересказал Хачатурову вначале суть своего разговора с доктором Блок, а затем и обусловленное им недоразумение с госпожой Кронгхольм.

  Ну, ты молодец! Единым махом – семерых побивахом! Двоих, то есть... «обижахом», - тут Ованес рассмеялся в голос, а Артём окончательно уверился, что уже совершенно ничего не понимает.

  В каком смысле – двоих?!

  Первая – это Мари Блок. Или думал, будто она в итоге не сообразит, что ты над ней издевался? Напрасно! Она очень умна, проницательна и, между прочим, злопамятна. А вторая – твоя курортница-петербурженка. Кстати, ты знаешь, что она графиня?

  Ну не императрица же, господи! Да и какая мне разница? Скажи лучше, добудешь адрес или мне придется, как дураку, самому её выслеживать, крадучись по окрестным придорожным кустам?

  А что, было бы интересно взглянуть!.. Хорошо, успокойся! Добуду! Но не сию же секунду... – быстро оглянувшись на явно уже заждавшуюся его прелестницу, Хачатуров улыбнулся и чуть заметно помахал ей рукой.

  Ладно, подожду! Ступай тогда быстрей к своей донне Анне, - хмыкнул в ответ Басаргин, чуть слышно прибавив после, когда Ованес отошёл уже достаточно далеко, сквозь зубы ехидное: – Дон Жуан облезлый...

И далее пошел раздобыть себе ещё чего-нибудь выпить.

Ночь обещала быть прохладной и бессонной.

 

                                                           в роли  Артёма Глебовича Басаргина - Грегори Фетусси

 

Глава шестая

 

Маргарита Михайловна неторопливо прогуливалась по Золотой аллее парка. Под её ногами поскрипывал желтый песок, и в самом деле отливавший под летним полуденным солнцем золотом. Дойдя до конца, она повернула в другую сторону.

Здешний, липецкий, воздух был по-особенному свеж, а потому дышалось легко и приятно. Пьяняще благоухали цветочные клумбы, разбитые на газонах, шелестел ветер меж листвы деревьев: огромных чёрных тополей с широкой кроной, ольхи, осины, вётел. Сам парк старожилы города называли Нижним садом. Тут были и деревянные декоративные беседки, и низенькие садовые скамейки, и бившие струями воды фонтаны.

Навстречу Маргарите, совершая свой ежедневный моцион, шла гуляющая публика, выглядевшая очень живописно. Посторонних в парк, со всех сторон огороженный ажурным чугунным забором, не пускали: вход был платный, по купленным сезонным билетам. Иные из курортников мерили шагами парковые аллеи до самых сумерек, заводя новые знакомства и с удовольствием поддерживая уже сложившиеся, имея целью не столько поправить собственное здоровье, сколько найти развлечения. Привычно жалуясь всем на скуку жизни, они тем самым выставляли себя полными страстей и ожиданий людьми.

До обеда, сразу после утренних процедур, графиня занимала себя длительными прогулками по парку, предпочитая совершать их в одиночестве, и лишь иногда в обществе своей горничной к большому удовольствию девушки. Граф Кронгхольм проводил свободные часы в курзале за игрой в бильярд либо в читальне – за чтением газет.

  Только представь, душа моя, император возложил на принца Ольденбургского общее руководство всеми мероприятиями по улучшению отечественных лечебных местностей! – намедни воскликнул граф. – Уверен, Александр Петрович справится с поставленной задачей. Отрадно, что в столь трудное для страны время правительство нашло возможность заняться курортами!

Наши раненые и больные воины нуждаются в бальнеологическом лечении...

Маргарита молча кивала, соглашаясь с Николаем. Многие «патриотические дамы» из столичного высшего общества нашли свое призвание в общественном служении, и графиня всё чаще задумывалась о том, чтобы примкнуть к ним. В Петрограде только и разговоров что о дамских комитетах и обществах!

 

Она дошла до конца Институтской аллеи, и вступила на мост, перекинутый через речку Липовку. С обеих сторон моста, придавая ему романтический вид, возвышались каменные постаменты с наполненными цветами вазами. Молодая женщина перегнулась через ажурные чугунного литья перила, вгляделась в своё отражение в воде и поправила соломенную шляпку. Ей вдруг вспомнились нелестные слова доктора Басаргина. Неужели в глазах других людей она – легкомысленная особа, не занятая ничем кроме сплетен и нарядов?.. Впрочем, ей всё равно, что думает о ней этот несносный человек!

Маргарита Михайловна бросила маленький камешек в воду, подождала, пока разойдутся круги, и только затем спустилась с моста и направилась к бювету. Кумыс, который доктора рекомендовали больным, графиня не любила, но минеральная вода пришлась ей по вкусу, хотя пахла она, признаться, не слишком приятно. Николай Карлович, напротив, предпочитал пить минеральную воду, смешанную с молоком и сывороткою.

Графиня вошла в здание бювета, более походившее на круглую башню, и, протиснувшись сквозь толпу курортников, бывших в этот час у бассейна с минеральной водой, наполнила свой стакан и, делая маленькие глотки, выпила воду.

Николая всё не было, и это беспокоило Маргариту. Она не любила оставаться одна. Не зная, чем себя занять в ожидании супруга, она поднесла стакан к лицу и через прозрачное стекло принялась разглядывать зал бювета, пока не обнаружила, что за ней следят.

Марго вспыхнула и опустила руку. Этот мужчина, кажется, преследует её!

  Господин Басаргин! Чему обязана?.. – спросила она весьма холодно.

  Исключительно преследующему меня чувству вины и желанию, наконец, объясниться, - подойдя ближе, Артём Глебович почтительно поклонился. – Добрый день, мадам. Надеюсь, у вас найдется для этого пара минут – хотя бы сегодня?

Марго взглянула на него с той же холодностью, что прежде сквозила в её голосе, и которая так не шла её красивому лицу.

Объясниться?.. – после некоторой паузы переспросила она. – Не трудитесь, господин Басаргин, и не тратьте впустую свое драгоценное время на такую легкомысленную особу, как я. Ваше чувство вины меня не касается.

  Послушайте, ну что вы, действительно! — воскликнул с досадой в голосе, Басаргин. И даже руками всплеснул, хотя обычно обходился в общении без особой жестикуляции и вообще считал себя человеком сдержанным. - Заладили, право слово! Говорю же, я вовсе не считаю вас легкомысленной! Наоборот... Вы по всему видать, особа чрезвычайно серьёзная. И потому я столь же серьёзно приношу вам свои извинения за тот неловкий инцидент!

  Оставьте свои извинения для другого случая, –парировала госпожа Кронгхольм. – Если он, конечно, вам представится! Кажется, я уже говорила, что не имею ни малейшего желания видеть вас более! — заявила она, сжимая в руке свой стакан так, что он едва не треснул.

Невольно обратив внимание на этот нервический жест, Басаргин чуть приподнял в удивлении брови, но вслух увиденное никак не прокомментировал. К продолжению разговора не располагали, впрочем, и слова графини, которая так застряла в своей необъяснимой обиде, что в какой-то момент Артёму Глебовичу показалось, что он, и верно, зря затеял эти извинения: продолжать упорствовать в стремлении доказать свою невиновность было как-то глупо и не солидно. Всё, к чему вынуждали вежливость и воспитание, он сделал. А дальше... пусть думает, что хочет!

  Что ж, не смею навязываться! – вновь поклонившись, он, не глядя, сделал шаг в сторону, едва не столкнувшись при этом с соткавшимся,  будто из воздуха, графом Кронгхольмом. – Извините, сударь, не слышал, как вы подошли!

  А! Господин Басаргин! День добрый! – вполне любезно поприветствовал его Николай Карлович, и улыбка чуть тронула его губы под широкой полоской усов. – Развлекали мою жену беседой? Благодарю. Я, знаете ли,  задержался в электро-свето-водолечебнице. Занятные там процедуры, скажу я вам!

  Николай Карлович, – графиня в нетерпении подхватила супруга под руку, – нам пора! Вам следует отдохнуть после процедуры.

  Ты права, душа моя! Идем, идём! – согласился граф без возражений. – Господин Басаргин! Вынуждены вас покинуть!

  Всего наилучшего!

Проводив графскую чету задумчивым взглядом, Артём Глебович дождался, пока они отойдут на достаточное расстояние, и лишь тогда неторопливо пошёл следом, заложив за спину сомкнутые в замок руки.

В душе боролись противоречивые чувства. Недоумение и раздражение никуда не исчезли, но азарт – извечный двигатель как всех жизненных свершений Басаргина, так и его неудач, проснувшись однажды в отношении этой женщины, успокаиваться более не желал. Несмотря на все «колыбельные», что пели ему здравый смысл и жизненный опыт.

 

 Удалившись от здания бювета, супруги вскоре оказалась на площадке «Трёх граций». Здесь было оживлённо: между эстрадой, читальней и детской площадкой разместилась известная всему городу «Фотография Цаплина». Ни один из приезжих, как правило, не покидал курорт без «вечных снимков». Николай Карлович скользнул взглядом по резной веранде фотоателье и, обратившись к жене, заметил:

  А дело-то Леонтия Ефимовича процветает! Помнится, прошлым летом... – он на мгновение умолк, заметив, что жена погружена в свои мысли. А после с лёгкой укоризной продолжил: - Да ты меня не слушаешь, душа моя!

  Прости, задумалась, – ответила Маргарита, слегка сжав руку мужа. – Так о чём ты говорил, Николя?..

Повторив свою первую фразу, граф вскоре перешел на рассуждение об искусстве фотографии в целом. Маргарита, поначалу честно пытавшаяся принимать участие в разговоре, постепенно вновь удалилась мыслями и от обсуждаемого предмета, и даже от самого Николая Карловича, почему-то вспоминая в эти минуты свою сегодняшнюю встречу с господином Басаргиным. И пытаясь понять, что именно в этом человеке заставляет её столь бурно реагировать на все его слова и действия. Держался он – за исключением того, первого раза, весьма галантно, говорил с ней любезно. Да и внешне был обаятелен и хорош собой: «Даже очень хорош!» – внезапно подумала Марго и едва не покраснела от этой крамольной мысли, украдкой покосившись при этом на Николая, который размеренно шагал рядом с ней, продолжая рассуждать на какие-то отвлеченные темы. И казался при этом таким родным, понятным и предсказуемым в отличие от Артёма Глебовича, в котором ощущалась опасность. Разумеется, не в прямом смысле, а исключительно для женских сердец и репутаций. Хотя непосредственно с самой Маргаритой он себя в этом смысле пока не проявил. Хотя, что значит «пока?!» Не было этого и не будет! Уж точно не с ней!

Вновь попрекнув себя за глупые мысли, графиня нервно сжала губы и покрепче подхватила под руку Николая. Жест, который всегда прибавлял ей уверенности в себе и спокойствия, помог и на этот раз.

И уже на подходах к дому, она почти забыла о внезапно овладевшем ей странном волнении, снова с головой погружаясь в свою обычную – спокойную и правильную – жизнь.

 



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 5 в т.ч. с оценками: 4 Сред.балл: 5

Другие мнения о данной статье:


Allegra [06.01.2023 17:15] Allegra 5 5
В царское время женщины уже могли работать врачами? Неожиданно)))
А Маргарита не к добру вспылила. Ох, не к добру...

Vlada [06.01.2023 17:41] Vlada
Allegra писал(а):
В царское время женщины уже могли работать врачами?


Да. Например, княжна Гедройц Вера Игнатьевна была хирургом.На фронте и не только. А Мария Блок - реально жившее лицо. А вообще, кто хочет узнать еще:
http://pkmbic.com/wp-content/uploads/1850-1917.pdf?ysclid=lckluyhq1y42944784
Первые женщины-врачи в России и за рубежом
Спасибо за отзыв!

Нефер Митанни [07.01.2023 15:57] Нефер Митанни 5 5
Замечательно!

uljascha [03.03.2023 19:24] uljascha 5 5
Как интересно развиваются события

whiterose [06.06.2023 15:10] whiterose 5 5
Про веселого, трезвого и умного я запомню)))
А вообще, у доктора, который занимается ранеными в боях и светской графини - очень разные жизни. Интересно будет посмотреть, когда эти жизни соединятся в общих точках.

Посетители, комментировавшие эту статью, комментируют также следующие:
Allegra: Дублин, 17 марта 2024 г. День Св.Патрика La Sorellina: Аватарки и комплекты,созданные для участниц сайта Леди Esmerald: Коллажи для ролевых Vlada: Дотронуться до неба. Ретро-роман Ч. 1 Главы 27-28

Список статей:



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение