Дотронуться до неба. Ретро-роман. Ч. 1 Главы 10-11-12

Глава десятая

Не сразу сообразив, кто его только что окликнул, Басаргин, который до того спокойно курил, стоя к прогуливающейся по галерее публике спиной и облокотившись на перила балюстрады, озадаченно обернулся.

 – Ах, Ольга Викентьевна! — тотчас затушив и выбросив свой окурок, приветливо улыбаясь,  он направился к госпоже Борисовской, которая стояла от него буквально в нескольких шагах. Причём не одна, а с супругом – с ним Артём Глебович тоже сразу же учтиво раскланялся. И с графиней Кронгхольм, которую доктор увидел ещё перед началом представления – отметив тогда, что она почему-то сегодня одна. Однако позже, уже устроившись в зале и вновь посмотрев в её сторону, понял, что ошибся. И спутник у графини всё-таки есть: незнакомый ему господин со шрамом на лице. Это было, пожалуй, единственное, что он мог бы сказать, если бы кто-то вдруг попросил его описать – да и то лишь потому, что рубец показался слишком грубым. И Басаргин как хирург подивился столь небрежной работе своего неведомого коллеги: всё ж таки лицо, пусть даже и у мужчины!

Но это были лишь мимолётные мысли. И больше этот человек уже не привлекал его внимания. Тем более что рядом с ним по-прежнему находилась та, наблюдать за которой было куда интереснее.

С того места, где он сидел, Артёму Глебовичу был неплохо виден её профиль. Прическа сегодня была другая: волосы уложены ниже, на античный греческий манер, и схвачены серебряным кольцом диадемы. Как и в прошлый раз, он надолго залюбовался гордой посадкой её головы и точеной шеей, которую прелестно украшало изящное колье с жемчугом.

Вновь вспомнив все их немногие разговоры, более походившие на перепалки, Басаргин опустил глаза и усмехнулся, поймав себя на том, что совсем не испытывает уже по поводу данных воспоминаний негативных эмоций – было и прошло. И, потому, если бы ему вдруг довелось вновь заговорить с этой женщиной, то он бы, верно, с лёгкостью сделал вид, что ничего не было и начал, как говорится, «с чистого листа». Вот только вряд ли ему теперь представится подходящий шанс.

Дальнейшим раздумьям его помешал начавшийся, наконец, концерт.

Артём Глебович действительно очень любил сочинения Чайковского, полагал его гением наравне с Моцартом, причем, если можно так выразиться, даже более близким и родным для русской души – и оттого особенно бесценным. Оставалось только сожалеть, что безвременная и нелепая смерть забрала его так чудовищно и несправедливо рано. Ведь сколько всего прекрасного могло бы быть ещё написано, но так и осталось лишь в виде невоплощённых замыслов!

Полностью поглощённый волшебной музыкой, Басаргин даже не заметил, как пронеслось первое отделение концерта. С его окончанием в зале вновь включили электрическое освещение. И щедро отблагодарив музыкантов аплодисментами, зрители потянулись на улицу, подышать свежим воздухом и обсудить только что услышанное.

Дождавшись, пока схлынет основная толпа, Артём также вышел на улицу. Но далеко не пошел, остановился почти у выхода, чтобы быстро перекурить, да и вернуться затем поскорее обратно. Говорить с кем-то, «расплёскивать» впечатления, ему пока не хотелось. Поэтому он даже отвернулся, чтобы ненароком не встретиться взглядом с кем-нибудь из знакомых и избегнуть, таким образом, необходимости общаться.

Впрочем, те, кто в итоге его все-таки обнаружил, были в этом смысле наименьшим из зол...

 – Прекрасный концерт, не правда ли? Музыканты сегодня просто «в ударе»! – заметила Ольга Викентьевна, когда он подошел достаточно близко.

 – Да, давно не получал такого наслаждения от музыки! – кивнув, согласился Басаргин и затем повернулся к графине Кронгхольм. – А вам, как прекрасной пианистке, должно быть, это интересно ещё и с исполнительской стороны, мадам? В вашем репертуаре есть сочинения господина Чайковского?

 – Исполнять его сочинения – честь и удовольствие! Мы с Николаем Карловичем на домашних вечеринках нередко исполняем дуэтом вальс из «Спящей красавицы».

 – Жаль, что ваш супруг раньше времени вынужден был вернуться в столицу, - кашлянул Борисовский и посмотрел на часы. – Мы с ним много беседовали на разные темы... А где же ваш друг Хачатуров, господин Басаргин? – спросил он, обращаясь уже к Артёму.

 – О, кажется,  тоже где-то здесь! Пребывает в погоне за счастием,  — сделав рукой неопределённый жест, он усмехнулся, чуть приподнимая брови. Владимир Саввич кивнул и тоже иронически улыбнулся:

 – Что ж, искренне надеюсь, что в этот раз ему непременно повезёт!

 – Не пора ли нам вернуться, господа? – между тем забеспокоилась Ольга Викентьевна, глядя, как публика потянулась обратно в зал.

Она отряхнула несуществующую пылинку с пиджака мужа и взяла его под руку.

 – Самое время, – кивнул Борисовский и, повернувшись к Басаргину, произнёс: – Артём Глебович, не сопроводите ли госпожу Кронгхольм на её место?

 – Буду рад! - тут же ему кивнув, проговорил Басаргин. А затем перевёл взгляд на Маргариту Михайловну, лицо которой в мягком вечернем свете вдруг отчего-то удивительно напомнило ему женские образы с полотен любимых прерафаэлитов, и, вновь чуть улыбнувшись, добавил: – Разумеется, если сама она не станет против этого возражать.

Графиня ответила ему улыбкой и кивком головы.

 – Идёмте, - сказала она, шагнув к нему первой. – Ну что же вы! Идёмте! – повторила она и вдруг тихо рассмеялась, обнажив ровные зубы. – Иначе мой спутник решит, что я сбежала от него! Сказать по праву, я не прочь...

Она пожала плечами и снова рассмеялась, открыто и без фальши в голосе.

Смеялась она чудесно. Так, как это умеют делать лишь совсем молоденькие женщины, вкусившие, тем не менее, уже вдоволь в свой адрес и обожания, и восторгов, оттого полностью уверенные в собственной привлекательности. Впрочем, недостатком последней госпожу Кронгхольм не посмел бы попрекнуть и самый суровый критик женских совершенств. Артём Глебович же сроду не относил себя к подобным упырям, потому ещё в их первую встречу честно признал для себя графиню замечательной красавицей. Пусть даже и вредной. 

Теперь же,  когда она вдруг решилась позволить себе быть с ним чуточку милой, и вовсе даже почувствовал себя в некоторой опасности...

 – Что вы сказали?! — остановившись на миг, удивлённо переспросил он в ответ на её последнюю ремарку,  не поверив своим ушам. – Но почему?

 – Господин Нагорский знаком мне и мужу по Петрограду, – пояснила Марго, вмиг став серьёзной, – но его назойливое внимание и желание превратить меня в свой трофей, скажем так, неприятно. Вы меня понимаете? – спросила она.

 – Полагаю, вполне, – кивнул Басаргин, также уже без тени улыбки. – Однако что же, в таком случае,  заставило вас пойти именно с ним?.. Нет, я помню, что ваш супруг был вынужден срочно вернуться в Петроград. И тем не менее. Разве у вас здесь нет ещё кого-то, с кем можно было бы разделить компанию с большим удовольствием? Да, в конце концов, даже прийти одной?

 – Видите ли, мой супруг сам попросил господина статского советника сопровождать меня, а я не возражала, - ответила Маргарита и усмешка тронула её губы. – Это трудно понять, но всё обстоит именно так. Я не привыкла бывать в обществе одна. Моя мать считает это неприличным.

Они вошли в зал, где было довольно шумно и многолюдно. Графиня задержалась в дверях, пропуская вперед пожилую пару, а затем, повернувшись к Басаргину, негромко произнесла:

 – Я должна поблагодарить вас, Артём Глебович за то, что составили мне компанию! Признаться, я не ожидала вас здесь увидеть, но это говорит лишь о том, как часто мы ошибаемся в своих суждениях.

 – С последним трудно не согласиться,  мадам. Признаюсь,  порой я тоже бываю в них опрометчив — и после об этом изрядно жалею.

Графиня кивнула, и далее, уже без разговоров, они дошли до нужного ряда, где её дожидался тот, кого она назвала в своей речи Нагорским.

Увидев рядом с Маргаритой Михайловной незнакомого для себя господина, он удивлённо приподнял брови, как бы вопрошая: с кем имеет честь? 

Но Артём Глебович не стал ничего объяснять, предоставив это право самой госпоже Кронгхольм – если захочет. Вместо этого вновь учтиво поклонился ей на прощание и,  лишь мельком взглянув на статского советника, вернее, на его безобразный шрам, вернулся на свое место, предвкушая второе отделение концерта и ещё одну порцию удовольствия от чудесной музыки. 

 Глава одиннадцатая

 – Не угодно ли присесть, графиня? – произнес Нагорский тоном, в котором Марго расслышала не только учтивость, но задетое самолюбие. – А вы не скучали в антракте...

 – Владислав Михайлович! Женское сердце нуждается в защите от чужого любопытства даже в том случае, если его обладательница - светская дама, – проговорила Маргарита и села на стул, едва заметным движением оправив платье.

 – Кто это сказал? – с любопытством спросил статский советник.

 – Один французский писатель, Альфонс де Ламартин.

 – Ох уж эти французы... Мало мы их били в своё время!

Графиня не успела ответить очередной колкостью – на сцену вышел Попов-Лукомский, и публика неистово  зааплодировала дирижёру.

Оркестр виртуозно исполнил  «Баркаролу», «Славянский марш», фантазии из «Пиковой дамы». Музыка, казалось, проникла в сердца слушателей, на

лицах которых читался восторг и благоговение,

у иных на глаза навернулись слёзы. Маргарита тоже ощущала в груди знакомый волнительный трепет: музыка всегда задевала чувствительные струны её души.

Когда всё закончилось, Нагорский вызвался проводить её до квартиры. Разумеется, Марго тут же попыталась отказаться от подобной «чести», но советник был неумолим.

 – Я не могу допустить, чтобы вы шли по улице одна! Пусть до вашего дома и рукой подать!

 – Дворянская охраняется полицией, – стояла на своём графиня. – Вам совершенно не о чем беспокоиться, Владислав Михайлович!

 –Маргарита Михайловна, одумайтесь! В конце концов, это ...э... неприлично!

 – Неприлично?! Полагаю, не вам, советник, судить о подобном! Да и мне стоило бы найти себе другого провожатого! Доброй ночи, господин Нагорский, - прибавила она с холодной вежливостью и, не оглядываясь, заспешила прочь.

Нагорский кинулся за ней следом.

 – Сударь, полагаю, эта дама только что вполне отчётливо дала понять, что не нуждается в вашем обществе! – выступая из тени дерева, под которым все это время молча курил, спокойно,  но твердо выговорил Басаргин, перегораживая ему дорогу.

Расслышав ещё во время общения в перерыве в словах Маргариты Михайловны, касающихся её сегодняшнего спутника, отчётливую к нему неприязнь – имевшую, как теперь стало очевидно, вполне резонные основания, в течение всего второго отделения Артём Глебович то и дело отвлекался от сцены, поглядывая туда, где сидела графиня. Однако уже не столько ради того, чтобы порадовать свой взор её красотой, сколько просто ненавязчиво наблюдая за развитием событий. Ибо, подобно всякому, чей успех в профессии связан не только с нужными знаниями и умениями, но и с хорошо развитой интуицией, давно уже привык прислушиваться к тому, что она советует. Вот и сейчас это пресловутое внутреннее чутье настойчиво рекомендовало не оставлять ситуацию на самотёк, несмотря на то,  что со стороны она выглядела вполне обычной. Да и теперь, в общем, не слишком выбивалась из рамок приличия – если не знать всей предыстории.

 – А вы собственно, кто такой? – с недоумением в голосе спросил Нагорский. – И по какому праву, милостивый государь, вмешиваетесь в личный разговор между мною и дамой?!

 – Видите ли, я знаком с вашей дамой, – сухо ответил Басаргин. – И этого вполне достаточно. 

 – А-а! Вы тот самый господин... – не уточняя, что именно имел в виду, с нескрываемой неприязнью протянул советник. - Знакомы, значит... Так чего же вы стоите! Бегите за ней! – взорвался он вдруг. – Неужели вы позволите Маргарите Михайловне возвращаться одной по тёмным улицам этого пыльного городишки?!

Басаргин бросил взгляд в сторону удалявшейся всё далее графини, довольствуясь в вечернем сумраке дня лишь тёмным силуэтом на холме.

 – А вот тут вы правы – я не могу этого позволить, - задумчиво ответил он, в глубине души осуждая неблагоразумный поступок молодой женщины. – Всего хорошего, сударь!

Басаргин догнал её на площади у высокой – о пяти ярусах – колокольни Христорождественского собора.

 – Mais dites moi, au nom de dieu, comment vous trouvez vous ici, madame

 Marguerite?* – процитировал он по памяти фразу из какой-то старой французской оперетты. 

Она обернулась и замедлила шаг, чтобы он мог с ней поравняться.

 – Артём Глебович?.. Вы?..

 – Кажется, нам по пути, Маргарита Михайловна, – стараясь выглядеть убедительным, произнёс он, пристально глядя ей в глаза.

Она не отвела взгляда. Басаргин вспомнил, что глаза у неё тёмно-карие, как спелые плоды каштана осенью. Но в полумраке они казались чёрными.

 – Признайтесь, вы только что придумали это?  - спросила графиня.

 – Вы проницательны, мадам, – Басаргин почтительно поклонился. На лице его заиграла виноватая улыбка. – На самом деле я нечаянно подслушал ваш разговор с господином Нагорским. И... не мог остаться безучастным в этой ситуации. Вы позволите сопроводить вас домой? Я знаю, где вы остановились.

 – Вы что же, следили за мной?! – воскликнула она негодующе.

 – Не совсем, – ответил он уклончиво. – Забудьте, пожалуйста. Просто позвольте мне быть рядом с вами.

Она ничего не ответила, и разговор прекратился сам собой.

У портика нижнего яруса колокольни сидела нищенка в лохмотьях, безучастно взирая на редких в этот поздний час прохожих. Маргарита Михайловна открыла сумочку и, вынув из кошелька пару монет, бросила в ржавую кружку рядом со старухой и зашагала далее.

Басаргин вложил потёртый двугривенный в мозолистую руку нищенки и торопливо последовал за госпожой Кронгхольм.

 – Благодарствую, барыня... Благодарствую, барин, - послышалось им вслед.

Миновав трапезную, при виде открывшегося их взору  храма Рождества Христова они привычно осенили себя крестным знамением.

 – Вы присутствовали на богослужении в соборе? – первым нарушил Басаргин затянувшееся молчание.

 – Да, – тихо откликнулась она, не вдаваясь в подробности.

Артём Глебович невольно представил себе графиню истово молящейся, с влажными от слёз глазами и губами, шепчущими молитву. Набожна ли она? Чего может просить у Бога женщина, у которой есть то, о чём мечтают тысячи других? Красота, богатство, положение в обществе... Спросить об этом немыслимо, да и не собирался он этого делать! Ни к чему это.

 – Надолго ли вы приехали? – осведомился он в поддержание беседы.

 – До конца сезона. А вы? – она вскинула на него глаза, ожидая ответа.

 – Через неделю возвращаюсь в Петроград. Не вечно же мне развлекаться! – усмехнулся он.

 – Вот как... Вы занятой человек, Артём Глебович.  Как и мой супруг, - вздохнула она и отвела взгляд. 

Они вышли на Дворянскую и прошли мимо городового, который, заметив их, тотчас отдал честь. Окна особняков ярко светились электрическим светом, особенно этим выделялся новенький двухэтажный дом на углу улицы. На вывеске у входной двери читалось: «Взаимная польза».

 – Дом местного провизора, г-на Вяжлинского, – пояснила Маргарита Михайловна, заметив интерес Басаргина. – На первом этаже аптека, принадлежащая ему же, и хозяйственный магазин. Ах да! Ещё писчебумажные товары. Если вам вздумается послать открытое письмо с видами  курорта – вам сюда.

 – Благодарю за совет! Непременно воспользуюсь, - кивнул он, и в самом деле подумывая отправить матери в Москву почтовую карточку с видами Липецка. – А вот и ваше временное пристанище!

Они остановились у прекрасного особняка в классическом стиле. Басаргин поднял глаза: на втором этаже в одном из освещаемых окон за шторой мелькнул женский силуэт, затем громко хлопнула форточка.

 – В самом деле, - ответила Маргарита Михайловна и улыбнулась. – Спасибо за приятную прогулку, господин Басаргин! Доброй ночи!

 – Доброй ночи, госпожа Кронгхольм!

Он провожал её взглядом, пока она поднималась по ступеням парадного входа. У самой двери она вдруг обернулась и спросила:

 – Где вы остановились, Артём Глебович?..

 – В казенной гостинице, – ответил он и учтиво поклонился.

 – Что ж... Не смею вас больше задерживать!

Она скрылась в доме, и вскоре из-за двери послышались шаги и женские голоса.

Басаргин постоял ещё минуту, а после пошёл прочь. Более всего он желал упасть на кровать в гостиничном номере и, наконец, выспаться.

___

*Но скажите, ради бога, как вы очутились здесь, мадам Маргарита?

 ** В роли Владислава Михайловича Нагорского - Алексей Лосихин

Глава двенадцатая

 Маргарита проснулась на рассвете. Еще час она нежилась в постели, не желая раньше времени звать горничную. Плотно завтракала графиня поздно, после водных процедур и массажа, с же утра ограничивалась стаканом тёплого молока с булочкой или чаем.

Наконец, утомившись лежать, она встала; ступая босыми ногами, вышла из-за ширмы, отделявшей кровать от остальной части комнаты, взяла со стула батистовый, обильно украшенный кружевами и лентами пеньюар, и накинула поверх ночной рубашки. И уже после подошла к окну и резко отдёрнула шторы, щурясь от солнечного света.

Уже совсем рассвело. День обещал быть чудесным. Как было бы славно, подумала графиня, пройтись в такую погоду по магазинам. После Петрограда, с его великолепным «Пассажем» на Невском проспекте, и ещё более великолепным универмагом «Au Pont Rouge»* на набережной Мойки, магазины уездного городка, разумеется, не могли удивить своим выбором молодую женщину, принадлежащую к высшему столичному обществу, но являлись приятным развлечением для неё. Едва раздавался нетерпеливый звон дверного колокольчика, как угодливые приказчики и продавцы  бросались к покупательнице, наперебой предлагая свой товар, и готовы были, кажется, удовлетворить любой каприз заезжей дамы. Клавдия Людвиговна уверяла Маргариту Михайловну, что по части торговли Липецк не уступает губернским городам.

«Вот только Николя так некстати уехал... Положим, в магазины я возьму с собой горничную», – решила графиня. – «Но обедать и ужинать в ресторане одной, без Николая Карловича, в высшей степени огорчительно!» Стоит ли ей искать на водах новые знакомства или разумнее ограничиться имеющимися?.. Маргарита тихо усмехнулась: к своим двадцати пяти годам она давно усвоила, что замужней молодой женщине следует быть осторожнее в новых знакомствах.

Между тем в спальню, постучав, вошла Марта. В руках её чуть подрагивал маленький поднос с лёгким завтраком для госпожи.

- Доброе утро, ваше сиятельство! Встали-с? – спросила горничная, растягивая слова, как делают многие уроженцы Лифляндской губернии.

Это была крепкая, рослая девица с довольно миловидным, если не сказать хорошеньким лицом, в строгом платье из тёмно-синей добротной материи. Её белокурые волосы, зачёсанные назад и открывавшие лоб, прятались под ослепительно белой кружевной наколкой.

 – Доброе утро, милая, – мягко улыбнулась Маргарита. – Я сегодня ранняя пташка... Не спится.

 – Это оттого, что его сиятельство изволили-с вернуться в столицу?

 – Что за вздор! Николай Карлович тут совершенно ни при чём, – искренне удивилась Маргарита Михайловна и пояснила: – Виновата музыка...

 – Вы, барыня, до изнеможения готовы-с играть на рояли, – с улыбкой промолвила горничная, поставив поднос на стол и принимаясь взбивать подушки на кровати. - Уж лучше бы романы читали...

 – Ах, боже мой, Марта! - всплеснула руками графиня. – Я говорила о концерте. Я слишком чувствительно отношусь к Чайковскому...

 – А! Это, видать, и есть тот самый господин приятной наружности, что вчера изволили-с проводить вас домой? 

 – Нет. Разумеется, нет! - Маргарита Михайловна не знала, смеяться ей или плакать. – Господин Чайковский – гениальный композитор, давно покойный, – терпеливо растолковала она горничной, а про себя решила, что по возвращении в Петроград тотчас займётся её просвещением.

Графиня живо представила себе Басаргина в образе Чайковского: вот он за роялем, в модном костюме, с красиво остриженными усами и бородой, виртуозно касается длинными пальцами клавиш, извлекая из них божественную музыку, похожую на застывшую грусть и хрустальную нежность. Ему неистово аплодирует публика, дамы не сводят с него восторженных глаз, и она – она! – в их числе.

Маргарита ощутила некоторое душевное волнение и встревожилась. Какая нелепица! Ей совершенно ни к чему фантазировать об этом человеке. К тому же он врач, хирург, а вовсе не композитор. Но она чувствовала, что со вчерашнего вечера её отношение к Артёму Глебовичу несколько переменилось в лучшую сторону. Он вёл себя с ней в высшей степени благородно и учтиво, что говорило в его пользу. Не выскажись он тогда так неосторожно о женщинах... Как знать! В иных обстоятельствах знакомство с господином Басаргиным могло стать весьма приятным. Однако же, вынуждена была признать Маргарита, он принёс ей свои извинения, которые она не приняла, о чём теперь запоздало сожалела. Но что же делать? Что?.. Ей вдруг вздумалось пригласить Басаргина на ужин. 

Она дождалась, пока горничная поможет ей одеться и, тщательно расчесав её непослушные кудри, уложит их в простую причёску, и устремилась в другую комнату, где села за бюро. Поспешно обмакнув перо в чернильницу, Маргарита Михайловна торопливо написала несколько строк и, испытывая некоторые сомнения в правильности своего решения, внимательно прочла и перечла их: «Милостивый государь, Артём Глебович! Не соблаговолите ли Вы отужинать со мной в ресторации курзала в восьмом часу вечера? Надеюсь, моё предложение  никоим образом не нарушит Ваши планы.     М. К.»

Удовлетворившись формой своего короткого послания, она промокнула его новеньким пресс-бюваром, сложила вчетверо и надписала имя адресата: «Г-ну А. Г. Басаргину, гостиница Минеральных вод, лично в руки».

Оставалось найти способ передать послание – Марте она, разумеется, не могла дать  подобное поручение.

 – Любезный, - обратилась графиня к слуге Клавдии Людвиговны, – отнесите эту записку в казённую гостиницу. Вот вам за труды...

 – Благодарствую, барыня...

 ***

 Проведя большую часть утра в кабинете директора Минеральных вод за обсуждением волнующих Владимира Саввича  и самого Басаргина насущных проблем современной медицины, особенно остро ощущаемых в военное время, Артём Глебович невольно зауважал Борисовского. Сколь много сделал этот человек на посту директора! И свидетельством тому были не только почётные дипломы гигиенической и бальнеологической выставок, но перестроенные здания курортной гостиницы и курзала, новые парковые аллеи. Именно благодаря Владимиру Савичу было устроено лодочное сообщение по Петровскому пруду между двумя прекрасными парками Липецка: Верхним и Нижним. Но, главное, Борисовский привлёк на курорт опытных врачей, имеющих степени доктора медицины, и даже столичную профессуру. Однако же заходил Басаргин к нему по делу сугубо личному: всё еще сомневаясь, везти ли ему на курорт мать, он справлялся у Владимира Саввича о пользе местных грязевых ванн,

 – Прошу простить меня, Артём Глебович, дела, дела! – вынужден был извиниться перед Басаргиным Борисовский, когда беседа затянулась. – Был рад пообщаться с вами! Да, и матушку вашу  привозите к нам. Непременно привозите!  Как говорится, чем сможем – поможем.

 – Благодарю. Непременно привезу, – уверил его Басаргин, пожимая директорскую руку. – Будете в столице, Владимир Саввич, милости просим в госпиталь Святой Марии Магдалины!

На том они и расстались, весьма довольные беседой и друг другом.

После кабинета директора, Басаргин, как и обещал, заглянул к Хачатурову; пробыв с ним непродолжительное время, он вернулся в гостиницу, чтобы отобедать.

Портье за стойкой передал ему записку от неизвестного лица. Немало удивлённый тем, что мог кому-то понадобиться в городе, в котором он не провёл и недели, Артём Глебович развернул послание. Выражение его лица при этом переменилось с удивлённого на задумчивое. Почерк в записке явно принадлежал женщине, что подтверждалось содержанием послания, подписанного инициалами: М.К. Басаргину была знакома лишь одна женщина с такими инициалами – графиня Маргарита Кронгхольм. Однако!

- Посторонитесь, Ваше благородие! – раздалось за спиной.

Лакей-коридорный внёс багаж нового постояльца, которым оказался немолодой господин унылого вида. Портье тотчас занялся им, и Артём Глебович предпочёл пойти в свой номер. Там он заново перечитал записку: «Не соблаговолите ли Вы отужинать со мной в ресторации курзала в восьмом часу вечера? Надеюсь, моё предложение никоим образом не нарушит Ваши планы». Вежливо и изящно. Но что за странная прихоть?.. Артём не знал, что и думать. Писала ли графиня эти строки под влиянием минутного каприза или за учтивыми фразами кроется интрига? Эта женщина не переставала его удивлять. «Мне следует либо принять её приглашение, либо отклонить», – напомнил он себе. Впрочем, письменного ответа на послание не требовалось, а, значит, графиня была заранее уверена в том, что он примет её приглашение. Весьма самонадеянно и... смело.

Басаргин невольно поймал себя на мысли, что подобная смелость в некотором роде импонирует ему. Да и сама госпожа Кронгхольм открылась ему вчера с новой стороны. Она была ровна, приветлива и даже откровенна с ним в некоторые минуты. Возможно, графиня просто несколько взбалмошна, как многие молодые женщины её круга?.. Как бы там ни было, планов на нынешний вечер Артём Глебович заранее никаких не строил. И почему бы ему, в самом деле, не отужинать в компании хорошенькой образованной женщины, ежели она сама того желает?

В назначенный час Басаргин уже входил в ресторацию. До сегодняшнего дня он не бывал тут ни разу, предпочитая столоваться в казённой гостинице, и потому первым делом с любопытством огляделся. Собственно ресторация представляла собой пристроенную к фасаду здания курзала крытую террасу для любителей трапезовать в приятной компании. И таковых в сезон находилось, как видно, изрядное количество, о чём свидетельствовали занятые столы. Со стороны парковой эстрады в ресторацию доносились звуки музыки, перекрываемые иногда людскими возгласами и радостным смехом.

Басаргин подозвал метрдотеля, и его тотчас провели к столику графини. Она сидела совершенно одна, в меланхоличной  задумчивости теребя тонкий ремешок ридикюля, и выглядела столь очаровательно-трогательной в бледно-жёлтом, цвета ванили, платье, что  Артём Глебович внезапно ощутил, как внутри него что-то дрогнуло.

 – Добрый вечер, Маргарита Михайловна, - тихо произнёс он, боясь разрушить романтичный флёр, окутавший графиню.

 – Добрый вечер, Артём Глебович! – подняв на него взгляд, так же тихо ответила она.  -  Благодарю, что приняли моё приглашение. Прошу за стол!

Он учтиво поклонился и сел напротив неё.

 – Признайтесь, вы удивлены моим приглашением? – испытующе глядя на него, спросила графиня.

 – Не стану скрывать - оно меня удивило, – вынужденно признал он очевидное.

 – Но вы всё-таки приняли его...

 – У меня не нашлось ни единой причины, чтобы отказаться, – пожал он плечами и, чуть наклонившись вперёд, с улыбкой прибавил: – Что же касается ваших мотивов, Маргарита Михайловна, надеюсь, вы сами раскроете их.

Произнеся это, он вдруг ощутил, что между ним и графиней возникла лёгкая неловкость, которая впрочем, тотчас развеялась, как только она заговорила.

 – Артём Глебович! Я пригласила вас, чтобы сказать, что принимаю ваши извинения и надеюсь, что вы...

 – Маргарита Михайловна, - поторопился он прервать её, всем сердцем желая примирения, – давайте забудем о том досадном недоразумении и просто отужинаем вместе.

 – Хорошо! – Из её груди вырвался вздох облегчения. – Хорошо...

 __

* Au Pont Rouge («У Красного Моста») – универмаг бельгийско-голландской торговой фирмы «С.Эсдерс и К.Схейфальс»