Карта ролевой игры "Совсем другая Сказка"

Данные материалы не предназначены к прочтению детям, лицам с нестабильной психикой и тем, кому еще не исполнилось 18 лет.

Да не будет у тебя других Богов кроме меня.



Окраина, почти за городом. Театр Оз.

Задыхаюсь.
Натягиваю на сердце свое жесткие стальные обручи. Они со звоном и клацаньем радостно становятся на место, а я жду, когда станет противно из-за крови на моем теле.
Когда станет все обычно и безопасно.
Когда я смогу превратиться в себя обычного и уйти.
Внутри все звенит, будто кто-то пальцем трогает одну единственную струну, уныло и монотонно.
Дзин-н-н-н.
Дзин-н-н-н-н.
Мне нужно перестать пялится на себя в зеркало.
Нужно перестать рассматривать свою татуировку - какой-мужик-делает-тату-с-изображением-цветка-розы?
Нужно перестать думать обо всем этом и запереть в себе до следующего раза, пока этот голос внутри не уговорил на обратное.

Пуля в грудь - в глаз - следующий. В грудь - в глаз - следующий. Хруст вырванных из сустава пальцев и снова - в грудь - в глаз - следующий.
Бронежилет не спасет от пули в голову, но вполне защитит то шальной, случайно или намеренно попавшей в грудь.
Но она не хочет, чтобы я умер. Не допускает даже мысли об этом. Моя добрая фея-крестная.
Поэтому - в грудь - в глаз - следующий.
Я предельно сосредоточен, хотя внутри ликует.
Я мог бы разорвать их всех голыми руками, хотя она дала мне пистолет.
Я в красном.
Я в красном.
Роза на груди цветет багрянцем чужой крови. Она хотела этого для меня. Хотела, чтобы цветок расцвел.
Сделал это, крестная, видишь?
Твой дар цветет, отсчитывая время, как ты и пожелала.
Я хороший мальчик, да?
Ты же... будешь мной гордиться?

Так я думаю глубоко внутри, пока снаружи - трясет.
Пока снаружи - все правильно, все верно, и кривая, перекошенная к правой половине лица ухмылка, растягивает губы.
Пока снаружи, с волос прилизанных кровью, капает на плечи.
Это я - снова и снова приучаю себя к мысли.
Это я - глядя в большое зеркало с мелкой сеткой трещин, которые сам же и оставил минуту назад.
Это я.
Я.
В тишине клацает замок.
Дробный несмелый цокот каблуков приближается ко мне со спины и приходится прилагать все возможные усилия, чтобы остаться на месте.
Маленькая глупая женщина, мнящая себя госпожой для чудовища, о чем ты думала, когда сюда шла?
О Маркусе, скованном его глупыми правилами и ритуалами или...
Она отражается в осколках зеркала тысячами дрожащих крохотных фигур, и ухмылка снова режет мне лицо.
Она шла посмотреть на чудовище. И забыла, что львы пожирают тех, кто случайно или нет попадает к ним в клетку.
Или не захотела помнить?
Разворачиваюсь одним легким танцевальным "па" и сгребаю ее в охапку.
Рослая, но чрезвычайно тонкая, она совершенно такая, какой я и ожидал ее в своих руках.
Идеальная игрушка.
Одна рука моя держит ее под спину, а другая скользит вверх по талии, меж грудей, по шее.
Пачкает в красное.
И я знаю - стоит сжать лишь чуточку, надавить в нужном месте, и эти глаза, смотрящие на меня с такой надеждой и страхом, они подернутся пленкой боли.
Страх исчезнет первым, потому что боятся того, что уже произошло не будет никто.
Она будет пробовать отбиваться, кричать, плакать, но я не дам ей, перекрыв не только поток воздуха, но и саму возможность звуков.
Потом начнется эта восхитительная дрожь, которая бьет агонизирующее тело, а из глаз, капля за каплей, начнет уходить надежда.
Я склоняюсь ближе к ней, делая вдох - хочу еще раз почувствовать запах дорогих французских духов прямо с кожи, так жадно, будто впервые, и она прикрывает глаза.
- Ты зря пришла, - радостно покинет меня на выдохе.
В красном.
Я все еще в красном, видишь?
И тогда я возьму ее за горло двумя руками. И надавлю, как давно жаждал.

Данные материалы не предназначены к прочтению детям, лицам с нестабильной психикой и тем, кому еще не исполнилось 18 лет.

Три.
Два.
Один...



Окраина, почти за городом. Театр Оз.

Звуки дрожащие. Тонущие. Вязкие.
Не могу. Не хочу их слышать.
Плавкие.
Говорит что-то, но если я услышу, то признаю не игрушку - человека.
Не нужно.
Не мешай.
Пусть твои звуки останутся тебе.
Кожа белая так изысканно одевается в красный. Словно цветок, раскрываясь по лепестку, обнажает середину.
И я знаю, как открыть тебя еще больше.
Нет нет, не теперь. Не в миг, когда нас могут прервать в любую секунду. Сейчас я вынужден быть быстрым.
Руки с тонкими пальцами на моей груди - на них яркими хлопьями остается сухая кровь. А глаза... они так быстро краснеют от нехватки кислорода.
Я сжимаю чужую шею с тайным ликованием.
Все туже и туже, перекрывая ток воздуха.
Не хочу узнавать, не хочу возвращаться сейчас.
Это - моя ласка тебе.
Самая интимная.
Самая сокровенная.
Самая обнажающая.
Ты так прекрасна теперь, знаешь?
Она хрипит в ответ, теперь уже без слов. И правда, где же их взять, когда руки мои дарят безмолвие?
Ближе.
Ближе моим ртом к твоему.
Шумно вдыхая тот воздух, которого у тебя нет.
Это ласка, понимаешь?
Понимаешь?
Я хотел бы проникнуть в тебя так, как могу только я.
Освятить твою кожу острым лезвием.
Сыграть реквием стонами.
Ты знаешь, я ведь умею любить...
Что там, я умею обожать и знаю цену прекрасному.
Я встал бы перед тобой на колени и принял поседний выдох, как молитву, хочешь?
Слышу, как дверь за моей спиной трещит в тщетной попытке не поддаваться. Она хочет сохранить наш покой, но тщетно.
Я не отпущу тебя по собственной воле, моя красавица.
Мне нужно показать, как я могу любить, а другого шанса, скорее всего, не будет.
Желаю... одеть тебя в красное, чтобы и ты познала его, счастье быть свободной.
Позади грохочет и я знаю эти звуки.
Знаю слишком хорошо.
Одна из пуль застревает в левой лопатке, вторая проходит меж ребер, а третья остается в голове.
"Черт", - думаю я, и свет выключается.

Мы расходимся в углы разные, обрываем все нити сразу и любовь заклеймив ненужною превращаем ее в оружие, что убить нас способно с выстрела.

Мы расходимся. Нам бы выстоять.





Медицинский Центр города Энска. В палате под надзором полиции.

Стою и смотрю в замочную скважину. Мама заперла меня в шкафу и оставила так, но я не боюсь.
Нельзя бояться.
Тут, внутри, пыльно и плохо пахнет. Шуба, если приподняться, щекочет нос и хочется чихнуть.
Чихать нельзя.
Снаружи большой зал. Он должен быть таким, чтобы звуки свободно скользили в пространство - так говорит мама - лучше слышно.
Солнце светит в окно и яркими лужами ложится на паркет. Тот сверкает медово-яблочным, и я помню - очень скользкий. Я бегал там и упал, поэтому сижу в шкафу.
Я наказан.
Пространство вне шкафа заполняют звуки.
Виолончель. Она поет, плачет, стонет, рычит, вызывая во мне странную дрожь там, глубоко внутри.
Как будто все, что сейчас происходит - это не нормально. Будто не я виноват, что ударился. Будто не я виноват, что испачкал пол в красное.
Болит губа и хочется плакать.
Плакать нельзя.
Мне не хочется закрывать глаза.
Не хочется снова вспоминать дядю Анатоля таким.
Мама наверное уже все убрала, особенно красное - она не любит показывать красное никому.
Она говорит, показывать красное - глупо. Если увидят, меня заберут и мы больше никогда не увидимся.
Я люблю свою маму.
И папу люблю. Он приносит разные вещи и мы играем с ним вдвоем. Я даже уже научился сам собирать кольт. Правда патронов мне он еще не давал.
Он не учит меня играть на виолончели, как мама.
Он не запирает меня в шкафу.
Он почти никогда не бьет меня, только когда я делаю что-то очень плохое.
Но с ним все равно нельзя бояться.
Бояться - плохо.


Болит все.
Совершенно все.
В грудь и живот будто насыпали мелких камней и они трутся изнутри о плоть и кости.
Хочется блевать, но нечем. Внутри великая пустыня.
Не понимаю где я и что происходит.
Странно...
Вроде бы у меня был концерт... или не у меня? Или я просто был там?
Не знаю.
Не могу открыть глаза, словно веки прилипли друг к другу. И сказать тоже ничего не получается.
Звучит музыка.
Откуда?
Почему-то я знаю, что это моя музыка. Что это я ей причина.
В моих руках был смычок.
В моих руках дека.
Я нажимал на струны, порождая эти звуки.
Когда?
Музыка громче.
Она заглушает мысли и убаюкивает.
Почему все так болит?
Почему я не могу вспомнить?
Потом.
Все потом.

Впрочем, жить ей оставалось считанные часы...





Европа, несколько лет назад. 

Прохладный воздух ломится в ноздри.
Хватает плоть.
Сжимает горло.
Она гуляет по парапету, словно кошка по крыше, и мне нравится возможность падения в ее движениях.
Такая призрачная.
Такая сладкая.
Встреча со смертью - как дар.
Ты так думаешь, Мадам?
В твоих глазах ни капли страха или раскаяния за прошлые грехи.
Нет.
Ты определенно позвала меня не для того, чтобы свести счеты с жизнью.
Это было бы слишком просто, да?
Я смотрю.
Просто смотрю.
Нравится то, что что она делает, но не нравится, что совсем не боится.
Страх пораждает осторожность, остальное - вину и глупость. А я не желаю иметь дел с чужим чувством вины.
Я не хочу решать за тебя, слышишь?
Зачем позвала?
Наши дела окончены.
Муж твой жив, однако те, кто считал, будто женщине нельзя руководить компанией почили. Не без моей скромной помощи и твоего нескромного вознаграждения.
Еще заказ?
Настороженно наблюдаю, думая про глок во внутреннем кармане и нож на щиколотке.
Он небольшой. Но мне хватит.
Но все же... зачем позвала?
Не люблю встречаться с клиентами лично, но в любом правиле есть исключения.
Мадам - исключение из любых правил.
Ее вопрос - о погоде наверное - тает в темнеющих сумерках.
Я смотрю.
Просто смотрю.
Мне достаточно фигуры на фоне яркого вечернего города. И тонкой руки с длинными красными ногтями.
Идеальная хищница.
- Дай мне то, чего я хочу, - улыбается она.
И я понимаю.
Я знаю.
У меня это есть.
Тебе сладко осознавать это, Мадам?
Я могу дать тебе это.
Хочешь?
- Предоплата. Сто процентов. Ничего личного, просто бизнес.

Мадам, рад видеть, особенно в добром здравии.
Буду рад получить такой же скорый ответ.
Замариновался я уже в больничке.

I'll take the blame...





Европа, несколько лет назад.

Знаю, она будет прекрасна в алом.
Об этом мне говорит закат и ожерелье, тяжкой ношей сковавшее хрупкую шею. Словно ошейник для домашнего питомца.
Тебе нравится быть питомцем? Или ты надеешься, что тот, кто протянет руки к твоей шее, не сможет преодолеть сопротивление металла?
Я смог бы, если бы захотел.
Думаю смог бы.
И мне даже не нужно спрашивать о твоем желании.
Я знаю наверняка.
Осознание такого будущего будоражит.
Заползает в кровь странной сладостью, ласкает изнутри.
Ждет.
Трудно оставаться внешне спокойным, но это лишь усиливает наслаждение.
Как наркотик, доза, которая лежит прямо перед тобой, и ты знаешь - сейчас.
Почти уже.
Вот вот.
Ожидание вырывается наружу ухмылкой, которая обычно пугает людей. Но у Мадам нет чувства самосохранения.
Нет.
У нее жажда.
Самая опасная жажда с которой ты согласен на все.
Тебе не нравится, как она скебется внутри, а?
Хочется улыбаться так, что сводит скулы.
Хочется окунуться туда, в красное.
Хочется.
Остаюсь спокойным.
Стараюсь.
Это - приимущество быть мной, главный козырь. Как и пульс, не превышающий нормального все это время.
Хотя...
На последний вопрос тело все же реагирует.
Что я чувствую...
Тебе действительно хочется знать?
- Деньги.
Недовольно кривит рот, доставая дорогой телефон. Я жду и ровно через семь минут на моем мобильном срабатывает вибро.
Оплата получена.
Легкую улыбку сдержать все же не удается.
Совсем легкую.
Такую, что в уголках губ мелькает кармином.
Это то, что в глубине меня.
Это то, что я сам.
Моя суть.
Хочешь знать?
Почему бы нет...
Я увлеку тебя к краю крыши.
Не для того, чтобы сделать больно, я не люблю этого.
Не для того, чтобы напугать - это тоже не привлекает.
С такими женщинами нужно быть осторожным. Потому я хочу знать, где сейчас твои руки.
А потом я обхвачу тебя за талию, притянув к себе. Одну из твоих рук положу на свою грудь - ровно туда, где под татуировкой розы бьется сердце. А другую прижму внизу, к пульсирующей эрекции. Так всегда.
Всегда.
Быть убийцей непросто.
Но кажется мне, я справляюсь.

Fin.





Европа, несколько лет назад.

Какая эмоция самая сильная?
Она смотрит на меня с желанием. И не важно, чего именно она хочет.
Важен огонь в глазах и вожделение, пусть и не такое сильное, чтобы заставить забыться.
Она хочет.
Хочет меня сейчас, на краю крыши, взбудораженная бесконечностью этажей за спиной.
Хочет, не смотря, а скорее даже благодаря этому щекочущему ощущению.
Словно кто-то залез пальцами под кожу и настойчиво перебирает там, касаясь самыми кончиками.
Это высота... будоражит.
Всего лишь движение моей руки и она полетит вниз, распластавшись на тротуаре ярким красным пятном.
Интересно, она будет кричать?
Проверить тянет, сильно, и я почти готов. Только движение ее пальцев останавливает.
Какая эмоция самая сильная?
Не люблю, когда меня касаются.
Всегда касаюсь я.
Лишь я сам.
Мне хочется сломать ей руку, но почему-то этого не происходит.
Почему-то я смотрю на то, как пальцы с ярким кровавым маникюром рисуют контур розы на моей груди.
Останавливаюсь по какой-то глупой, совершенно надуманной причине. Но успокаиваю себя тем, что у нас есть время.
Все еще есть время.
И тем, что я не помню, кто еще так касался меня там.
Вранье. Помню. И не хочу вспоминать.
Мой знак отличия и знак позора горит на груди алым, вспыхивая лишь ярче, когда она царапает.
Нарочно, или нет - я не знаю.
Но это знак, что пора.
Какая эмоция самая сильная?
Считаю биение сердца до четного.
Ее или моего, не важно.
Если поцеловать, пульс застучит быстрее?
Мой вряд ли.
Но я знаю, что нужно сделать чтобы ускориться и получить столь желанную разрядку.
Ты заплатила мне, мадам.
Думаешь, за меня самого?
Нет.
За мое умение. Мое искусство. Мой апогей.
За то, что я могу тронуть твое сердце - в буквальном смысле этого слова.
И я отрабатываю свой гонорар сполна.
Мне только нужно сделать шаг впереди столкнуть тебя, опустив руки.
И проследить полет вниз, дабы убедиться, что работа сделана.
Какая эмоция самая сильная?
Не обманывайся. Это не возбуждение.
Это страх смерти.
Он бесконечен.
И я дарю его тебе.

Мэттью Котов, не меня вызывали?

Думаю, запросто может им стать)))

Оплата заманчива.
Договоримся.

Далеко на юге где поселилось солнце и куда так редко заглядывает снег, находится величественный замок из черного оникса, Лепренс де Бомон. Дом воинственной королевы Валерии, прекрасной и ужасной, как сама смерть.
Гордо смотрят вверх шпили его огромных черных башен, а стены увиты плющем и розами, коих в замке и окрестностях его огромнейшее количество. Окружают строение Зимний и Летний Сады, огромный розарий и Сад Статуй, в центре которого расположен большой фонтан.
Обильны и плодородны были те земли, пока не пришла беда - умер король, а юной тогда еще королеве с ребенком на руках пришлось защищать свои земли.
В нежных пальцах ее меч ЛаРоз стал разящим, не сохранив жизнь никому из врагов. А жители прекрасного королевства Терний познали тяжелую руку. Но даже так, любовь к Валерии, сумевшей защитить и приумножить славу государства, осталась незыблимой.
Маленький принц тем временем рос с няней. Женщина эта была редкой красоты, но и редкого же черноты сердца. Она правила в замке, словно хозяйка, совершенно не меняясь со временем, так, что даже самые последние дураки распознали в ней черную ведьму. Дождавшись, когда принцу исполнилось семнадцать, она отравила королеву Валерию, приехавшую навестить сына. Но ведьма не учла одного - молодой принц увидел все и понял ее планы.
Продолжая свой замысел, ведьма предложила себя принцу - она намеревалась занять престол, чтобы править Тернией в качестве новой королевы. С гневом наследник отказался - он вытащил из-за пояса кинжал и метнул его в убийцу, обвинив в том, что видел. Лезвие попало ей в плечо, разрубив связки и сухожилия, выпуская наружу красную кровь.
Поняв, что многолетний план не удался, ведьма прокляла принца и всю его страну, превратив жителей деревень в животных, а обитателей Лепренс де Бомон - в предметы. Самого принца она обернула Зверем, ужаснее которого нельзя было найти на в одном королевстве мира. И дала ему розу.
"Когда роза отцветет, - сказала ведьма, - ты останешься Зверем навсегда. А пока попробуй найти ту, что согласится стать твоей женой."
Принц смог только прорычать в ответ.
У него больше не было голоса.

~ Замок Лепренс де Бомон расположен в центре огромного леса.
~ Замко-парковую территорию окружают кованые ворота.
~ Розарий разросся на огромную территорию, розы остались только ярко-алые.
~ Люди до сих пор избегают селиться в тех местах, небезосновательно считая их проклятыми.
~ Остальная часть страны была разграблена и снова заселена.
~ Люди имеют самоуправство в каждом городе, никакой централизованной власти нет.
~ На юге граничит с королевством Тронхейм.

Слабость у меня к скучающим девушкам, склонным к спонтанным жестоким убийствам.
Хорошего вечера, мадмузель Черная Ведьма.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
Я иду тебя искать.





Королевство Терния.

Чих разносится вокруг эхом.
Громкий настолько, что мог бы пробудить даже мертвеца, но я ведь жив. Потому сажусь на постели резко и быстро, отчего раскалывается голова а в висках стучит барабаном.
Зябко.
Зрение пытается найти фокус, цель, отправную точку, но перед глазами все пляшет и расплывается. Только воздух из легких вырывается белыми клубами, туманя зрение еще больше.
Разве вокруг зима?
Не помню зимы в Тернии.
Вообще почти ничего не помню, все отрывками, будто мозги перемешали прямо в голове большой ложкой на длинной ручке.
Мне снился сон - отвратительный сон, будто я в другом месте и в других обстоятельствах, но все еще являюсь монстром, которым пугают детей. Только теперь мне это нравится.
"А разве сейчас ты против"? - проносится в голове.
От этой мысли дергает, но как-то приятно, сладко.
Что она сделала со мной... что сделала.
Мне кажется, я таким не был.
Кажется, но я не помню.
Я много чего не помню.
Слишком много.
Наконец мне удается вернуть взгляду четкость.
Я в гостиной.
На полу.
Вокруг битое стекло, разорванные тряпки, грязь и паутина.
Я жалок.
Опираюсь о пол, отталкиваясь, пытаясь встать.
Когти скребут резной паркет, оставляя длинные борозды - подлая сука оставила мне достаточно напоминаний о том, что я осмелился нарушить планы.
Не знаю - не помню - убил ли я ее, но надеюсь, что да.
Встаю.
В замке морозно.
Через битые стекла витража свищет ветер.
Одежда на мне изодрана и едва прикрывает тело.
Все болит.
Хочется позвать хоть кого-то, но из горла вырывается только рык. Громкий, от которого трясутся остатки стекол, а стая ворон на дереве за окном с воплями срывается с места.
В горле вибрирует.
Сжимаю ладонь в кулак и бью вниз. Дерево на полу взрывается и отлетает в стороны слишком легко, образовывая воронку.
Разве так было?
На этот раз в рыке ярость.
Я не готов признавать себя животным, но сейчас никто не примет меня за человека.
Шатающейся походкой подхожу к столу - единственному целому в этой комнате.
На стеклянной поверхности столешницы - опадающая роза за стеклом и мутное серебряное зеркало с полированным окном в мир. Единственное, что у меня осталось.
Смотрю на розу, автоматически считая, сколько лепестков осталось на длинном стебле. Кажется, их осталось столько же, но я в панике пересчитываю снова.
И снова.
Пока не окажется, что я не ошибся.
И только потом беру зеркало.
- Покажи мне... мир.
Слова даются нелегко.
Я словно выплевываю их из глотки, блюю ими, истирая небо до крови.
Прошел не один год, пока я снова научился подобию разговора. Вот только говорить мог теперь только с самим собой.
В зеркальной поверхности мелькают мертвые королевства.
Все мертво, пыльно, покрыто грязью.
Даже в моем собственном королевстве, где должны быть они, слуги, нет ни следа живых.
Неожиданно замечаю движение.
Ярко-рыжий сполох, всего один, но его достаточно.
- Покажи... женщину, - рычу.
Пока сменяются картинки, провожу языком по зубам, проверяя острую кромку клыков и сплевываю слюну с кровью.
Она сидит на троне, барабаня острыми ногтями по подлокотнику.
И взгляд ее нацелен на меня.
Прямо на меня.
Я знаю ее.
Я ее знаю.
Я должен ее увидеть.
- Где?
Слово рвет горло, но я добиваюсь своего.
Изображение отдаляется, пока не получается узнать.
Тронхейм.

Кто не спрятался - я не виноват.





Королевство Терния - Королевство Тронхейм .

Всего один поворот розы в правом верхнем углу рамы и зеркало превращается в портал.
Не помню, откуда оно здесь, но прекрасно помню - зачем.
Для удобства.
За рамой теперь заснеженный лес и замок вдалеке.
Тронхейм.
Помню как в детстве меня заставляли учить гербы и фамилии. И помню картинку в книге.
Задолго до того, как я посетил это место и увидел его воочию.
Портал дышит холодом и мелкие филигранные снежинки, залетая в подвал, оседают на моем лице и плечах.
Запоздало приходит в голову, что нужно надеть что-то, но потом вспоминаю - мороз не так страшен.
Я не человек.
Дыхание вырывается клубами, а в горле дерет, словно внутрь насыпали опилок.
Тяну носом по ветру, пытаясь уловить запах человека - ее запах, а чую только жалкие отголоски.
Я найду тебя.
Найду. 
Дорожек нет. Они прикрыты белым полотном снега. Тонкой хрусткой коркой. 
Бегу вперед, ломая наст с громким - для моих ушей, треском. До сих пор не понимаю, как этот шум не слышен для людей.
Быстрее.
Еще быстрее.
Я должен найти источник запаха, прежде чем он совсем не исчез.
Должен найти ее.
Аромат становится сильнее у южного выхода - заросшего кустами роз, их голыми заснеженными остовами, будто взятого в плен.
Запустение бросается в глаза, как и в Лепренс Де Бомон: ломаные кусты роз, нависающие ветви деревьев, неочищенные дорожки.
Тут тоже все прокляты.
Прокляты.
Чуткий нос ловит запах женщины со сладкой примесью крови и я неосознанно облизываю губы.
Кто ты, зачем меня так тянет к тебе?
Из горла вырывается смешок, обрываясь рычанием, когда я спотыкаюсь о цепочку шагов.
Дичь рядом.
Нельзя спугнуть.
Откуда во мне такое?
Она. Это все она.
Превратила меня в это.
В зверя.
Иду по пятам и от голых ног моих остаются когтистые следы.
Интересно, перестань улыбаться, закрой глаза... я сошел бы за человека?
Нет.
Я понимаю по ее взгляду.
Глаза в глаза.
Нет. Не сошел бы.
Разглядывает меня как диковинную зверушку, с тайным испугом - они все так делают, широко распахнув веки, облизывая губы.
Смотрю в ответ.
Жадно.
На королевское платье, слишком легкое в снежной стране.
На волосы, цвета пламени.
На глаза, со строго вертикальными зрачками.
Ведьма.
Ведьма!
Я мог бы разорвать тебе горло прямо сейчас, вот этими когтями.
Или впиться в него клыками, вырвав трахею, оставив поцелуй багрянцем крови на тебе и снегу.
Я мог бы...
Мог.
Но почему из моего израненного горла рвется:
- Зачем ты звала меня?

Королевство Терния - Королевство Тронхейм .

Она скажет.
Скажет, если поймаю.
Язык скользит между губ, будто может уловить не только движение воздуха, но и вкус.
Жаркий, тяжелый, соленый вкус крови, который всегда оседает ближе к корню, в горле, лаская тебя изнутри.
Я поймаю.
Обязательно.
Снег нетерпеливо скребет подошвы голых ступней.
Тянет сорваться с места, за ней, поймать, подавить, сожрать, напиться.
Тянет сдержать себя, сделав все медленно и сладко.
Поиграть в догонялки со зверем.
Какая хорошая идея.
Какая плохая идея.
Выбери сама.
Твой запах щекочет мои ноздри, чешется внутри, рвется ревом.
Я тебя хочу, понимаешь?
Это желание прокатывается по горлани жадным мурлыканьем и вырывается хрипом.
Сожрать.
Подавить.
Разорвать.
Ты желала сделать меня своим рабом.
Смотри, во что я превратился.
Смотри, что ты сделала со мной.
Это же была ты?
На секунду теряюсь, будто понимая, что у той были черные волосы и... она отбегает, маня развевающейся рыжей шапкой кудрей.
Догнать.
Одеть в красное. Что за глупость?
Она бежит вперед, и я срываюсь с места.
Не могу не поддаться.
Не могу не догонять.
Это что-то в крови, или я не знаю.
Что-то больше меня самого.
Одним мощным прыжком валю ее в снег.
Нравится?
Ты же хотела зверя.
Бери.
Полосую когтями грудь, разрезая корсаж и наконец чувствуя запах крови.
Из горла вырывается урчание.
Я поймал тебя.
Видишь?
Смотри.
Ты хотела.
Наслаждайся.
Я знаю, что зверя во мне нет.
Я знаю, зверь - это я сам.