Карта ролевой игры "Совсем другая Сказка"

А сегодня всемирный день БЛОНДИНОК, с чем я нас всех и поздравляю.

Мелечка, с Днем рождения!



Гретель, спасибо за Эйфелеву бафню

Ганс, Арина, очень интересно.

Идж, Рорик, с интересом читаю вас и жду продолжения.

Ророчка, а что у нас дальше по кинопросмотрам? Пока мы ждем кэпа, я хочу в кино.

Всем привет, *выползла из реала*
Поздравляю с прошедшими днюшками





Спасибо за красивущий значок, оформление журнала офигенно.
Рада, что тоже в этом поучаствовалап

Спасибо всем огромное за поздравления, пожелания и подарки.
Как же здорово, когда в день рождения тебя поздравляет столько народу.

Кай, Серый, Рора, Джин, Вася, Дрейк, Алиска, Пуфя - вы были первыми, с ваших поздравлений в вотсапе и скайпе начался мой день.
Спасибо, мои родные))

Горыня, милый, спасибо за прекрасный букет.

Давид Моисееевич, а можно я буду звать вас Додя или Додо? *целует в щеку* спасибо и за поздравление и за такое милое платьице, а также полезности типа меда и фруктов. Очень люблю.

Док, мишки - наше все, спасибо, что не забыл об этом и за пожелания спасибо. *Целует в щеку на правах первого пациента*

Аринушка, спасибо за поздравление

Грети обалденный торт и букет, спасибо тебе. *обнимает*

Лео, Шах - цветы и качели - то, что надо. Давно мечтала о таких качелях в саду.

Румп вот ты знаешь, что я люблю. СПАСИБО

Кеша, Мелечка, спасибо за вкусняшки

Карл!!!! Я глазам своим не поверила. Спасибо, очень тронута твоим появлением ради моего Дня рождения

Евангелина спасибо, очень люблю и мороженое, и варенье из розы. С интересом прочла твою статью в журнале. Очень здорово.

Сэмик, спасибо за вкусняшки

Боюсь предположить - черт? На котором Вакула ездил))
стоит пару косарей. не меньше

Борт "Танцующей Девы" – порт Гонконга


Слова неправды сорвались с губ,
И что же дальше?
Все изменилось в мгновенье вдруг
От этой фальши.
Как оправдаться теперь смогу,
Скажи на милость?
Сама не знаю, зачем я лгу –
Так получилось…
Написано в соавторстве с Горыней
 
Тихонько дремлю в нашей «тюрьме», в которую неожиданно запер нас кэп и неожиданно просыпаюсь от того, что дверь распахивается с громким стуком. Происходящее дальше напоминает театр абсурда: два здоровенных мужика буквально вытаскивают нас палубу и куда-то практически волокут, потому что сложно успевать за их шагами, да еще, когда тебя крепко держат за руку. Вероятно, синяки останутся.
Вася пытается сопротивляться и огрызается, матрос не остается в долгу. Не ожидала, что у Дрейка такая невоспитанная команда. Когда же парень чуть не ударяет Васю, громко ойкаю от неожиданности, а потом тоже начинаю огрызаться. Да что ж это такое! Как они смеют так себя с нами вести. Да, мы неправы, да кэп был на нас зол, но в конце концов, мы ему не чужие, и сколько я его помню – он человек воспитанный и порядочный. Первая мысли – Джек хочет нас напугать, чтобы поняли, что поступили неправильно. Конечно, это мне нравится, как не нравится и поведение матросов. Ощущение, что они слегка заигрались. Пытаюсь донести до парней, что им не поздоровится за самоуправство и что как только Дрейк увидит, как они с нами обращаются, скормит их рыбам.
Только, как оказалось – я совсем не знаю Дрейка или – он очень умело притворялся, потому что то, что мы увидели на палубе, заставило замереть, а потом – заорать.
Васино «Неет» утонуло в грохоте выстрела, мое застряло в горле, а кэп стоял и смотрел на нас… Злой, взъерошенный и …совершенно чужой. Даже когда он избил парня, что напал на меня, он не был таким. Правда, я была подростком и темнота почти скрывала драку, но злобы в нем не было, а сейчас… Все происходило, как в плохом боевике про пиратов – злобный капитан, виновный матрос, выстрел, крик… Наверное, это было очень быстро, но потом в снах и кошмарах виделось мне как съемка рапидом – медленно-медленно поднимается пистолет, еще медленнее кэп оборачивается на нас, и потом так же медленно падает парень. Крики и звук выстрела сливаются в одно. Хочется заткнуть уши, сжаться и исчезнуть. Да, лучше всего исчезнуть.
Какое-то время стою в ступоре. Сознание отказывается признать то, что происходит, за очевидность. Закрываю и открываю глаза, трясу головой, словно надеюсь, что картинка рассеется как мираж и исчезнет. Или что парень сейчас поднимется, и мы все посмеемся над спектаклем устрашения, но постепенно начинает доходить, что это – не шутки и становится страшно, жутко, по спине струится липкий пот, руки становятся влажными, и я кричу, вернее, мне кажется, что кричу – пересохшее горло не может произнести ни звука. Сотрю – на кэпа, на Васю, пытаюсь понять, что они говорят, но смысл слов доходит плохо. Только всплывает имя – Владимир Воден. Это же Васин отец. Причем тут?
Ощущение, что кэп знает этого человека и ненавидит его, повисло в воздухе. Знает ли он – кто Вася? А вдруг – да и тогда все его ухаживания и объяснения в любви – только способ приблизиться через нее к ее отцу. Дрейк так недобро усмехается… Прижимаю руки к лицу, стараясь унять дрожь. Во что мы ввязались? Зачем оказались на этом корабле? Куда он идет? В Гонконг ли? А если кэп наоборот, заодно с теми, кто мучает Кая? – мысли как цунами, поднимались в моей голове, не давая сосредоточиться, мешая здраво думать и рассуждать.
Хочется одновременно и спрятаться подальше от такого Дрейка и врезать ему как следует, чтобы пришел в себя. Это как человека в истерике бьют по щекам, чтобы привести в чувство…
– Это я! Эта часть жизни, что ни наесть настоящая, и она моя! И я рад, что вы столкнулись с ней, скрывать это было тяжело, – слова кэпа словно гвозди, в крышку гроба. Гроба нашей дружбы и моей веры в него как в старшего друга. Начинается гроза, и страх, который я всегда испытываю от нее, пересиливает все. Ступор проходит, появляется голос и я кричу, выплескивая весь ужас, который внутри.
– Неет!!!! – отшатываюсь от Джека, будто он меня ударил, – не ври мне. Я знаю, какой ты настоящий. Ты спас меня от такого же подонка, каким сейчас выглядишь. Это не ты, – ору, стараясь перекрыть шум грозы, – такого тебя я ненавижу и презираю! – этот выплеск слов забрал у меня все силы, с последним словом я как-то вся сникла и отошла в сторону, повиснув на руке так и державшего меня матроса.
Вася еще о чем-то говорила с кэпом, но смысл слов до меня почти не доходил, в голове была звенящая пустота. Ощущение, что меня предали и подставили, сердце сжимало от боли, но я все еще не хотела верить в то, что человек, бывший столько лет моим другом, оказался не тем, за кого себя выдавал. В глубине души я пыталась его оправдать – морской болезнью, сиренами Одиссея, волшебством, порчей, чем угодно. Это неправда, не может быть правдой, потому что если кэп такой на самом деле, то… – дальше лучше не думать…
– Вась, кэп точно умом тронулся, он никогда таким не был, – пыталась я убедить скорее себя, чем Васю, когда мы шли обратно в каморку.
Она тоже явно была не в своей тарелке, потому что злилась и огрызалась теперь уже на меня.
Предложение съездить Дрейку по голове чем-то тяжелым я сначала восприняла как нелепость, а потом решила, что пожалуй, это ему и надо – в себя придет. Как человек после травмы теряет память, так и кэп, возможно, очнется. Придя в нашу каморку, села, поджав под себя ноги, и уставилась в одну точку.
Мысли, мысли, мысли… Как же страшно бывает порой увидеть человека, которого ты вроде знаешь почти всю жизнь, совершенно не таким. Увидеть и понять, что ты его совершенно не знаешь. Сначала пытаешься оправдать его, убедив себя, что все не так, как видится, потом впадаешь в ступор, потом …становится страшно, и ты кричишь, выплескивая свой страх… Но – ничего не происходит, Дрейк не становится прежним, и от этого – еще страшнее. Если бы можно было спрятаться, закрыться или – уйти в себя. Некоторые падают в обморок… Это, наверное, защитная реакция организма, когда он просто отключается от перенапряжения. Жаль, что я так не умею, было бы легче, а так – мысли просто сводят с ума…
Пытаюсь понять, какой все-таки кэп настоящий, и стоит ли нам его опасаться. А еще, еще я все время думаю о тебе. Смог бы ты вот так – как он, стрелять в безоружного, а потом ухмыляться, словно упиваясь своей властью. Почему-то пришел на память мой дурацкий побег, когда Джек нашел меня и спугнул бандита. Как он тогда кричал на тебя по телефону и потом, когда ты приехал. Я была в полубессознательном состоянии. Но взрыв Дрейка помню, и твою выдержку. То есть получается – это в самом деле часть его натуры – вот такая злоба и ярость, когда он себя не помнит. И это – страшно. Нам еще столько вместе плыть, кто знает, что придет ему в голову… А ты? Попыталась вспомнить хоть одну вспышку гнева, именно неконтролируемого гнева, и не смогла. Стало легче. Насколько же напугало меня то, что произошло на палубе, что я даже в тебе засомневалась!! Нет, это точно никуда не годится. Надо просто успокоиться, перестать нервничать, хотя сказать это проще, чем сделать, но с другой стороны, в спокойном состоянии я хотя бы смогу думать связно и тогда принять какое-то решение.
С одной стороны, нам непременно надо в Гонконг, с другой – с таким Дрейком рядом оставаться просто страшно, к тому же теперь совсем неясно, что на самом деле у него на уме.
Так, Герда, успокойся и попробуй собрать факты, только факты. Дрейк тебя спас. Он дружит с Диком с Каем, значит, не так все плохо, да и Вася, не влюбилась бы она в него такого. Но то, что было? Отец всегда говорил, что мужчина не обижает слабого, не нападает на безоружного, не бьет лежачего…
Два Дрейка никак не сходились в моей голове в одного человека. Словно их в самом деле было двое, и то один, то другой брал верх. Но тогда он… нездоров? Такая возможность меня ужаснула настолько, что я все-таки решила отвлечь Васю от ее мыслей.
– Вась, может, Джек болен, – высказала я свое предположение, считая, что лучше уж шизофрения и раздвоение личности, чем злоба и коварство.
– Не думаю, скорее, хитер и изворотлив, из всего старается извлечь выгоду, тем более если у него были какие-то дела с моим отцом и расстались они не друзьями, – Васин ответ не убедил и не успокоил, но видно было, она сама еще толком не разобралась в ситуации, и я не стала ее тревожить, но от собственных мыслей никуда не деться. Ведь получается, если это все не было спектаклем, то что? Трусом и подлецом представить Дрейка не могу. Хоть Вася и кричала ему это, но, думаю, в запале. Показуха для нас? Возможно, если бы не реальность выстрела и раны. Тот парень, на палубе, он не притворялся, и кровь…
Пазлы никак не желали складываться…
 
 
Прошло несколько дней, все оставалось так же – нам приносили еду, иногда выпускали на палубу, строго запрещая далеко отходить от каюты, кэп не показывался. Да и мы сами не особо горели желанием его видеть. Пришедший по моей просьбе доктор – ужасно разболелась голова – сказал в ответ на Васину жалобу, что нас никуда не выпускают, что это – для нашего же блага. На судне такая команда, что девушкам лучше не показываться матросам…
Сидя взаперти в каюте, мы вспоминали детство, Вася немного рассказала о своей жизни до того, как попала в Энск, я – об Италии. И рассказывая, все время мыслями возвращалась в нашу последнюю поездку. В тот день в Палермо, где мне было так хорошо с тобой и в тот злосчастный момент. Когда я в очередной раз решила тебя обмануть… Ведь все случилось именно поэтому – ложь породила новую ложь, и в итоге было так больно – тебе. Мне тоже, но это сейчас было не так важно. Потому что в моей боли виновата я сама. И ведь все началось раньше. Гораздо раньше. Что мне стоило тогда в самолете сразу честно все рассказать. Может быть не сразу, но ты бы понял!!! Ведь я не нарочно. Просто крышу снесло, и совсем ничего не соображала. А я – испугалась. И смолчала. Хотя нет – соврала. Ты же спросил прямо, а я ответила – все в порядке. Да, не знала, да, надеялась, что обойдется, но теперь что делать? Если все-таки не обойдется? – мысли не давали покоя, но пока я не хотела делиться ими даже с Васей.
 
О том, что нас ждет в Гонконге, старались не говорить и не думать, потому что совершенно не представляли, что и как. Мне снились ужасные сны – то я видела тебя в какой-то маленькой узкой каморке, где практически нет света, бетонные стены и пол, холодно, на полу вода, и ты весь избитый и окровавленный тихо стонешь, что именно – не могу разобрать. Тогда я просыпалась с криком ужаса и потом долго сидела, не в силах уснуть, а Вася успокаивала меня и отпаивала водой. А в последнюю ночь приснилось, что ты куда-то уходишь от меня. Я зову, кричу твое имя, протягиваю руки, но ты уходишь, не оглядываясь. Это напугало еще больше…
И снова вернулись мысли. Они крутились и вокруг кэпа. И вокруг тебя – Гонконг неумолимо приближался. С одной стороны выходило, что никому нельзя верить – раз Дрейк вдруг такое выдал, как ему можно доверять дальше… с другой – а можно ли верить мне? Я сама по-прежнему не честна с тобой. Был момент, когда я готова была пойти и все рассказать, но он упущен. И сейчас, сейчас я снова не готова открыться. А время – не в мою пользу. Мы скоро уже будем на месте, и надо решать, надо сказать все, только …как же это страшно…
– Герда, ау, что с тобой? – Вася пощелкала пальцами перед моим носом, – снова кошмары?
– Я боюсь, – с трудом выговорила и посмотрела на нее.
– Чего или кого? – подруга села рядом и обняла за плечи.
– Встречи с Каем, – уткнулась носом в ее плечо, сдерживая слезы. Как же страшно все. Вот сейчас скажу ей, станет легче? Или не станет? Стоит ли открываться? С одной стороны, раз начала, надо, но… все равно никто кроме меня моих проблем не решит.
– Таак… и с чего бы? От того, что плохо расстались в Палермо? – она явно пытается меня разговорить, и может, в самом деле, к лучшему? Ведь я не хотела обманывать. Просто подождать, чтобы тебя лишний раз не тревожить. Вася поймет и посоветует. Или не стоит?
Молчу, долго не решаюсь начать говорить.
– Нет, не то, ты не понимаешь… Я… я обманула его, подставила… – слова даются с трудом, стают в горле комом, и наконец, напряжение прорывается слезами. Реву в голос, уткнувшись в подушку, выдавая какие-то отдельные слова – «Гонконг, таблетки, ужасно, ложь…» потом поднимаю голову на подругу и понимаю, что она ничего не понимает, потому что просит: «А вот с этого места поподробнее». – обнимает меня за плечи, успокаивая, потом протягивает стакан воды. Пью жадными глотками, взахлеб, одновременно немного успокаиваясь и словно оттягивая момент, когда надо будет произнести все вслух.
Проходит еще какое-то время. Наконец, не начинаю говорить, сбивчиво, всхлипывая и даже слегка заикаясь. Это крайняя степень волнения, но и ситуация такая, и тема...
– Ппомнишь, как мы уезжали …в Гонконг? Мы тогда были в состоянии …«холодной войны», – выдаю еле слышно.
Вася кивнула.Еще бы не помнить – именно она нашла меня в полном раздрызге на полу в «Снежной королеве». Она и утешала, как могла, да и все остальное происходило на ее глазах…
– Ну вот, а там мы… помирились, – решилась я как-то назвать то, что произошло на Санье, считая, что Вася поймет всю глубину перемирия.
– О да, я заметила, – естественно, мы же виделись перед Римом
Я начинаю снова рыдать, не в силах рассказать все до конца, и тут Васю осеняет.
– Но ты же …принимала таблетки… – она смотрит на меня, словно прожигая взглядом насквозь, а я не могу успокоиться и сначала киваю ей, потом мотаю головой.
– Да? – я мотаю головой. – Неееет?… – киваю, потом мотаю головой, так что непонятно отрицаю и если да, то что именно – ее утверждение или сам факт, и естественно реву еще сильнее, потом, наконец сажусь на кровать, прижимая к себе подушку и уткнув в нее зареванное лицо, и начинаю говорить, пытаясь облечь в слова все, что так долго носила в себе.
– Мне как раз надо было начать пить новый цикл, они были в косметичке, но я… просто тупо забыла. Там столько всего произошло… нервы… Понимаешь, просто забыла, не специально. Я не хотела, не могла так с ним… – голос снова начинает дрожать, но Вася пресекает мои попытки разреветься железным тоном:
– Но потом выпила? – Васе бы инквизитором работать!
– Ага, но два дня… и как раз когда…
– Чтооо? – от ее крика у меня сразу высохли слезы.
– Два дня не пила, как раз… – начала я и запнулась.
– Ну ты даешь, подруга, – Вася покрутила пальцем у виска. – И что теперь-то ревешь?
– Задержка, второй день… Может, еще и ничего, все обойдется, но, понимаешь… если да, то это подстава… – я снова говорила загадками, и Вася уставилась на меня в недоумении. – Марио так женился. Мария беременна… – наконец сообщила я ей причину моих мыслей и страхов.
– Это в Италии? Куда вы на свадьбу летали? – решила она уточнить.
– Ага, и Кай, когда узнал о причинах скоропалительности свадьбы, сказал, что возмущен, что так нельзя, и очень строго спросил меня, не собираюсь ли я сделать так же. А я… не сказала ему тогда, надеясь, что все обойдется. Соврала, понимаешь? И вот теперь… – подняв голову, я смотрела куда-то мимо Васи, боясь увидеть в ее глазах осуждение.
– И что теперь? – похоже, она не понимала всю глубину пропасти.
– Если все-таки… – я замялась, не решаясь назвать вещи своими именами, – то выходит, что я подставила Кая, понимаешь? Обманула и подставила. Когда двое встречаются, брак это как бы ступень – доверия, понимания, приятия, а ребенок – следующая ступень, а так… Это ужасно. Он явно высказал тогда, что так не хочет, а я… Я поступила нечестно, понимаешь? По отношению к нему нечестно. И мне страшно. Очень. Я вот только что думала, что никому верить нельзя – ни кэпу, никому, ты же ему доверяла, а он… а выходит, я еще хуже! Все обман, кругом. Кай доверяет мне, а я… я его обманываю. Причем, раз, другой, третий… И даже сейчас, когда все вот так запуталось, я все равно не могу. Понимаешь? Не могу сказать ему честно, потому что… боюсь потерять. Мне страшно, Вася, и я не знаю, что делать. Он не простит ложь. Такую ложь. Ведь он меня спрашивал, а я… я обманула намеренно. Так чем я лучше Дрейка? Какое право я имею судить его или кого бы то ни было? – я уже практически кричала, а потом снова разрыдалась, уткнувшись в подушку.
– Прекрати истерику! – Вася брызнула на меня водой. – Сейчас же успокойся. Ты и сама толком ничего не знаешь, и я не знаю… выберемся из этой жопы, и сделаешь тест! А сейчас не нагнетай и так тошно… давай лучше, – договорить она не успела, потому что дверь распахнулась, и на пороге появился Дрейк:
– Мы швартуемся в порту Гонконга, – не здороваясь, сообщил он. – Понадобитесь, сообщу, пока сидите тихо, как мыши.
– Ну вот и все, приехали...

Народ, вы чего, с ума посходили?
Никто не писал ни о том, что много постов, ни о том, что они большие.
Аринушка ты где такое прочитала???
Мы, кстати, тоже пишем большие посты, кто-то пишет короткие, это не важно, каждый играет как ему нравится.
Новости я перестала писать не из-за того. что не читаю - читаю - просто писать некогда.
Просто Серый попросил назвать всех использованных персонажей из других сказок, как я понимаю, чтобы сориентироваться.
Никто никаких санкций не вводит и ничего не запрещает.
Серый, Раич, если я не права, поправьте. Но я поняла это так.
В любом случае, нет причин для паники.

Гонконг. На борту «Танцующей Девы»
 
 
Каждый из нас носит в себе и ад, и небо.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея
 
Джек ушел, хлопнув дверью, а потом мы услышали, как в ней повернулся ключ. Все ясно, наше заключение продолжается. Интересно, он боится, что мы сбежим или что мы будем мешать ему? Только вот в чем мешать? Он в самом деле хочет освободить Кая или преследует какие-то свои цели? И что он предъявит за жизнь и безопасность Кая? Какую цену придется заплатить? Было страшно и больно от этих мыслей, от того что теперь не доверяю человеку, которого всегда считала другом. Близким другом.
– Вась, как думаешь, Дрейк спасет Кая? – решилась поделиться своими сомнениями с подругой.
– Надеюсь… хотя, теперь я ни в чем не уверена, – тихо ответила Вася, и мне стало совсем страшно.
– Вот и я, – вздохнув, встала и, подойдя к иллюминатору, попыталась разглядеть хоть что-то. А мысли все не давали покоя. Только теперь я думала о Васе. Если я теряла друга, то она – близкого человека. Не знаю, любимого ли, но близкого однозначно. Наверное, очень больно, когда человек, которому ты доверяешь и доверяешься, который видит тебя в самые интимные моменты жизни, вдруг оказывается … с двойным дном. И непонятно, что он выкинет в следующий раз, не случится ли такой момент, когда он вот так же поднимет руку – пусть не пистолет, просто руку – но уже на тебя? Кто-то умный внутри меня отчаянно сопротивлялся этим мыслям и выводам, уговаривая, что кэп никогда не поднимет руку на женщину. Но то кэп, которого я знала, мой друг и защитник, а тот, кого я увидела на палубе был совершенно не предсказуем, и я не могла быть уверена, что он не способен ударить женщину.
 
Неожиданно запиликал скайп – бабушка. В море сеть практически не ловила, а в порту, видимо, наконец, прорезалась. Вот только говорить с Ба, которая по интонациям прекрасно может понять, что у меня на душе, совершенно не хотелось, поэтому я нажала на отбой звонка и написала в окошке сообщения:
 
YOU: Здравствуй, Ба, не могу говорить, микрофон не работает. Ты уже вернулась?
 
БА: Я-то вернулась, а вот вы с Каем где? – ну вот и что мне ей ответить? В командировке? Это официальная версия для «Снежной королевы», и наверное, так будет проще всего. Будем надеяться, что Дик не станет ничего говорить бабушке, и пока не сказал. Пытаюсь вычислить, когда он звонил Джеку и очень надеюсь, что Ба в тот момент была еще в Италии. Так. Что же все-таки сказать и как выяснить, что ей известно?
 
YOU: В командировке по делам «Снежной королевы», где мы еще можем быть, – нет все-таки хорошо, что я не стала говорить. Точно бы прокололась.
 
БА: Снова в Гонконге? Юджин сказал, что у Кая небольшие неприятности. Странно, что он в таком случае вернулся. – И вот кто его за язык тянул, спрашивается. Хорошо хоть сказал – небольшие. Кстати, мне тоже интересно знать, почему он вернулся.
 
YOU: Нет, что ты, все в порядке, – начинаю писать и вспоминаю, что по версии для Марко и Фелпса я улетела рекламировать продукцию на пару дней, а вовсе не к в Гонконг. Вот незадача. И как теперь выкрутиться? Ладно, попробую. – И у меня, и у Кая. Если были неприятности, он бы не отпустил Юджина. Я ездила по рекламе, а потом тоже прилетела к Каю в Гонконг. Немного отдохнуть, буквально пару дней.
 
БА: Вы помирились? – вот ведь бабушка… вечно такие неудобные вопросы задает. Хотя ее можно понять, она видела меня после свадьбы в совершенно разобранном виде и переживает. Булечка, родная, как же я тебя люблю и скучаю!
 
YOU: Конечно. Потому и поехала, и Юджин поэтому в Энск вернулся, чтобы нам не мешать, – ох, как красиво я научилась врать, даже стыдно. – Ты не волнуйся, мы сообщим, когда домой поедем. Расскажи лучше, как ты сама. – Перевожу разговор, чтобы бабушка еще что-нибудь не спросила. Гениальная вещь – мобильные телефоны: собеседник никогда не знает, что ты делаешь и где находишься.
 
БА: Я в порядке, все родные вам приветы передавали. Отдыхайте. Поговорим по возвращении. Не люблю писать. – Ба обиделась? Что-то поняла? Знать бы, что ей там Юджин наплел.
 
YOU: Хорошо, Ба, непременно. До встречи.
БА:
 

Разговор окончен, от него ощущение странного неуюта. С одной стороны, от моей лжи, с другой, от бабушкиных слов. Я тоже хорошо чувствую ее интонацию, даже по написанному тексту. И мне жутко не понравилось то, что, будем считать, показалось. Крайне не понравилось. Она словно тоже что-то недоговаривала и, похоже, знал гораздо больше, чем следовало, и, естественно, мне не поверила, просто не стала изобличать во лжи. Может, надеясь, что сама скажу, может, по какой другой причине. Как же сложно все и запутано. И эта полная неизвестность. Джек умчался, как только мы причалили, и до сих пор его нет…
 
Стоило только подумать о кэпе, как он нарисовался в дверях. И когда он научился так бесшумно двигаться, а главное – зачем.
Не здороваясь и ни о чем не спрашивая, Джек заявляет, что с Каем все более-менее в порядке. Простоим мы тут еще пару-тройку дней, потому что есть какие-то дела, а нам лучше сидеть и не особо высовываться. – высказав все это буквально на одном дыхании, Дрейк уходит, не запирая дверь на ключ.
 
– Вась, и что это было вот сейчас? – высказываю вслух недоумение. Это даже не то что вопрос – скорее, мысли вслух.
– Ты меня спрашиваешь? – Вася явно тоже в шоке от видоизменений нашего капитана.
– Что значит – более-менее? Свободен или в тюрьме? Что там вообще происходит??? – мой голос срывается чуть ли не на крик от страха за тебя и волнения, и полного непонимания ситуации. Неизвестность – самое ужасное, что может быть. А слова кэпа не сделали ситуацию понятнее.
– Тихо ты, не кричи. Нас не заперли, что уже хорошо. Более-менее это тоже хорошо. Во всяком случае, лучше, чем плохо. С корабля нас, конечно, никто не выпустит, но раз не заперли, можно выйти воздухом подышать, да и подслушивание никто не отменял. Сюда, наверное, никто не придет, но, может по телефону… – попыталась успокоить меня Вася.
– Ну да, подслушивать, подглядывать… я только что бабушке с три короба наврала… Вась, до чего я докатилась? Хотела ведь больше не обманывать, а сама…
– Что сама? Вот представь, что ты сказала бы Мирандолине правду. Всю. Ну всю, которая нам известна, кому от этого стало бы лучше? Правильно, никому. Так что ждем и смотрим во все глаза и слушаем. А сейчас не мешало бы поесть. – Вася высунулась из каюты и громко попросила принести нам какой-нибудь еды.
 
Так прошел день, другой, третий. Ничего не менялось, вроде бы, но как-то спокойнее стал вести себя кэп, мне перестали сниться кошмары, хотя ты в моих снах все равно играл главную роль, но теперь это уже не были ужасы. Зайдя к нам еще раз, Джек сказал уже что-то более вразумительное – что ты свободен, но еще очень слаб, поэтому ждем. А на следующий день с утра попросил Васю поехать с ним вместе в город, сказав, что тебе необходим стилист и парикмахер. Инструмента у Василисы с собой естественно не было, но Джек об этом позаботился – все было куплено точно по списку.

На борту «Танцующей Девы» Южно-Китайское море. 
 
Coz the way that we love is something
That we can't fight oh yeah
I just getting up oh
You make me feel alive so come on
Ring my bell, ring my bells…

Все, что время, что Кай оставался в доме Гоу, я просто не находила себе места, много раз кляня за собственную глупость и авантюризм. Когда затевала все это предприятие, казалось, что именно так нужно и правильно, я могу помочь, что-то сделать, пригожусь. На что угодно была готова, лишь бы спасти Кая. Ведь в самом деле иногда женская хитрость и разные уловки позволяют достичь большего, чем мужская сила и смелость. Я надеялась быть полезной, а оказалась – обузой. Мало того, меня тоже искали, и выходило, что Иванову и Дрейку надо было придумать, как спрятать и провезти через кордоны не только Кая, но и меня.
Да, Герда, наделала ты дел. Хотела как лучше, а получилось не только как всегда, а намного хуже. Я устала разговаривать с умным человеком, сидя в каюте практически безвылазно с того момента, как мы пришвартовались в Гонконге. Выйти даже на палубу можно было только в черном коротком парике и больших очках. На улице стояла изнуряющая жара, не спасало даже то, что мы – на воде. Отвлечься на чтение или музыку получалось плохо. Как могла, помогала на камбузе и везде, где просили, лишь бы не сидеть без дела и не думать.
Труднее всего было ночами, когда я металась по постели, отчаянно борясь с бессонницей, а перед глазами, как в плохом ужастике мелькали кадры Кая в тюрьме – окровавленного, избитого, умирающего. Не знаю, почему мне это виделось именно так, то ли интуиция, потому что сердце болело невыносимо, то ли просто насмотрелась фильмов о том, как содержат преступников в азиатских тюрьмах, но кошмары эти меня мучили по ночам постоянно, и если удавалось забыться сном, просыпалась часто с криком в холодном поту.
Еще хуже стало, когда Вася поехала за тобой. Тут я просто места себе не находила. С одной стороны это была и ревность, и жестокая зависть, что она увидит тебя, сможет общаться, разговаривать, а с другой – дикий, просто панический страх – как все пройдет.
Осмотр корабля был очень тщательным, и нам даже пришлось сыграть для таможенников небольшой спектакль, но это не шло ни в какое сравнение с тем, какому риску подвергался ты, если б тебя узнали.
С самого момента отъезда Васи я не находила себе места, еще и не имея возможности выйти – капитан запер меня в каюте «чтоб глупостей не наделала», и вот уже который час я ходила из угла в угол, садилась на кровать, открывала иллюминатор и подставляла лицо легкому ветерку, чтобы хоть как-то освежиться. Мысли, мысли, мысли ураганом носились в моей голове, наскакивая одна на другую и представляя картинки не самые радужные.
Измотанная бессонными ночами и переживаниями я неожиданно уснула, свернувшись калачиком в кресле, и проснулась уже глубокой ночью.
Дверь оказалась не заперта, что могло означать только одно – ты уже на судне, и мы отчалили. Тихонько выхожу на палубу и иду к капитанской каюте.
Герда, что ты делаешь, сошла с ума? – орет внутренний умник, но я не могу, это выше моих сил, оставаться у себя  ждать. Ждать неизвестно сколько.
Я только взгляну, удостоверюсь, что ты в порядке и уйду. Честное слово, – уверяю сама себя, останавливаясь у двери и не решаясь войти внутрь.
Пять минут, десять, пятнадцать… долгая, томительно долгая борьба с собой… осторожное касание к двери, она подается без скрипа, и я буквально просачиваюсь внутрь, стараясь быть невидимой и неслышимой… Кровать, белые простыни, твое лицо… даже в темноте видно, какое оно осунувшееся и бледное… небольшая, едва пробивающаяся бородка и шрамы… так хочется коснуться, погладить, смягчить боль…
Опускаюсь в кресло около кровати и прижимаю ладонь к губам, чтобы даже дыхание было как можно тише… Не разбудить, ничем не выдать своего присутствия… Кладу руку на одеяло рядом с твоей, и ты тут же пожимаешь мою. Едва не вскрикиваю от неожиданности.
Не спишь? Да нет, быть не может.
Сижу тихо-тихо, почти не дыша. Неожиданно шепчешь, что рад мне и просишь сесть рядом. Послушно пересаживаясь на край кровати, не отбирая руки, наслаждаясь этим кратким моментом твоего полузабытья. Так бывает, когда человек находится на грани сна и бодрствования и что-то говорит или делает, не совсем отдавая себе отчет в происходящем. Даже если ты подумаешь, что это сон и утром ничего не вспомнишь, не важно… Главное – жив… свободен… осторожно касаюсь губами твоих пальцев, чувствую ссадины и не могу отпустить твою ладонь… хочется закрыть глаза и просто сидеть так… вечность… Как же хорошо… второй рукой касаюсь твоего лица, легонько поглаживаю синяки и порезы, хочется поцеловать каждый, но боюсь, тогда ты точно проснешься… и не знаю, как отнесешься к моему реальному присутствию тут… И дело даже не в том, как мы расстались – сама ситуация очень серьезна, это не детские игры, все слишком опасно, чтобы ты обрадовался… Тихонько вздыхаю.
Да уж, устроила ты Герда кучу проблем, и так все непросто, а с моим присутствием все в разы осложнилось. Я понимаю это, и умная рассудительная Герда внутри меня ругает ту вторую – импульсивную авантюристку, рванувшую в Гонконг, не соображая толком, что и как делать, лишь бы быть рядом, помочь, спасти… Я действовала сердцем, чувствами, вероятно полностью отключив голову, потому что стоило хоть немного подумать… и тогда я изводила бы себя в Энске, не зная, что с тобой и где ты… Отгоняю все мысли, просто сижу рядом и наслаждаюсь этими минутами тишины и единения.
Просто быть рядом, молча, не вспоминать прошлое, не думать о будущем.
Есть только это мгновение, и пусть оно длится, пусть не наступит утро…
 
Но утро наступает – небо за иллюминатором начинает светлеть, я осторожно высвобождаю руку и ухожу. Надо успеть вернуться, пока совсем не рассвело, и никто меня не увидел…
 
Придя к себе, ложусь и забываюсь сном. Впервые за эти дни засыпаю спокойно, без сновидений. Просыпаюсь от того, что Вася тормошит за плечо.
– Герда, Герда, да очнись уже, соня. Иди давай. Доктор разрешил посещение, кэп ждет.
И вот тут я впадаю в ступор. Стою посреди каюты и судорожно перебираю свой нехитрый гардероб. Что надеть? Как причесаться? Это, наверное, нелепо, но я хочу… хочу быть идеальной… для тебя. Мне важно…
Видя эмоции, сменяющиеся на моем лице, Вася щелкает пальцами, пытаясь привести меня в чувство, а потом набирает полный рот воды и брызгает…
–Что… что ты творишь!! – кричу на нее, отскакивая.
– О, вот теперь можно разговаривать. Так, быстро оделась и пошла.
– Но я…
– Все хорошо, ты нормально одета, хорошо выглядишь, умойся и причеши волосы. И все. Давай быстро.
На автомате выполняю ее почти приказы, и быстро собираюсь. Мне сейчас, наверное, именно так и надо, чтобы не думать, потому что я боюсь. Дико, до одури боюсь, что вцеплюсь в тебя и не отпущу, а еще, что оттолкнешь или отвернешься… Стараюсь не думать об этом и вспомнить ту радость… ночью… Твою улыбку…
Становится легче…
Собравшись, выхожу вслед за Васей и иду в каюту капитана. Рядом ждет Джек. Он входит первым, потом отстраняется, и пропускает меня… Я вижу… радость… делаю шаг вперед, и тут …ты срываешься на крик. Ругаешься, рвешься ко мне, словно хочешь схватить… даже ударить…
Нет, этого не может быть! За что???

Выскакиваю из каюты, ничего не видя перед собой от пелены слез, хлынувших из глаз. Вася подхватывает и уводит в каюту.
– За что??? Почему??? Зачем он так?? – реву, размазывая по лицу слезы, с криком, падаю на кровать, продолжая не плакать, а как-то жалобно выть как раненое животное…
Через минуту вскакиваю, отфыркиваясь, а рядом стоит Вася со стаканом воды.
– Все? Успокоилась? Ну-ка кончай истерить!
Замолкаю, не зная, что ответить. Васе хорошо говорить, Джек так на нее не срывался, к тому же теперь реально не знаю, что делать. Меня тоже захлестывает обида и злость.
– Я не заслужила этих криков, – кажется, говорю это вслух, потому что ловлю Васин кивок. Она тоже считает, что ты не прав? Спросить не успеваю, потому что подруга выходит из каюты, оставляя меня одну.
И вот что теперь делать? Внутри какое-то опустошение, словно бежала куда-то, стремилась, выложилась, а вместо финиша – стена, тупик, и руки опустились. Хочется сесть около этой стены и разреветься или лупить по ней ногами и руками. До посинения, пока не рухнет. Больно… больно и обидно, и столько всего хочется сказать, только вот надо ли? Теперь даже не знаю… Ночью, когда сидела около тебя, все казалось трудным, но решаемым – твои слова, руки, улыбка – это было таким родным, а теперь… даже не знаю. Поговорить и объясниться все равно надо, только захочешь ли ты меня слушать? Встаю, сжимая кулаки – не захочешь, заставлю. Сейчас я готова устроить скандал, накричать, разбить что-нибудь, лишь бы дать выход эмоциям, которые бушуют внутри. Мы слишком много недоговаривали, и к чему это привело? Словно в ответ на мои мысли снаружи слышится раскат грома, и я вижу всполох молнии.

Гроза! Что это – предупреждение? Или подтверждение правильности принятого мной решения? Наверное, не важно. Понимаю только одно – я больше не боюсь грозы, она вообще меня не волнует. Я так соскучилась. И мне все равно, что ты скажешь или сделаешь, пусть будет скандал, но сидеть вот так и ждать неизвестно чего я больше просто не в силах.

Встаю, делаю шаг к двери, но она неожиданно распахивается… Стоишь в дверях, и я пугаюсь, …буквально на секунду …теряю всю свою браваду, потому что мысли – это одно, а вот так, когда ты тут, совсем другое, но это только на секунду, на долю секунды, потому что дальше я не думаю ни о чем. Просто не могу… ласковый шепот (какой контраст с недавним прошлым!), жаждущий взгляд, жадные руки, которые обхватывают, прижимая. Вбираю тебя взглядом, стараюсь поймать настроение, глаза, улыбку, обнимаю, чтобы почувствовать, что это на самом деле, и пропадаю в поцелуе. Не хватает дыхания, я вообще забываю, как дышать, думать, разговаривать. Только дотронуться, прижаться, ощутить. Я знала, что соскучилась по тебе, но только сейчас поняла – насколько. До кома в горле, до слез в глазах, до невозможности отпустить хотя бы на секунду, до глупого смешка, когда не могу справиться с застежкой джинсов. Я не могу ждать, даже минута промедления с этими пуговицами кажется вечностью… смеясь, помогаешь. И этот смех, твои губы, руки возвращают к прошлому, словно перенеся через эти недели размолвки и отчуждения.
Тело моментально реагирует на ласку, и я выгибаюсь еще сильнее, чтобы быть ближе, вспоминая, как это хорошо, когда не во сне, а въяве. Когда ты живой и настоящий, горячий, жаждущий, и можно быть рядом и вместе, брать и отдавать, когда на пределе и даже за ним, когда с губ срывается только стон или всхлип, а тела вжимаются друг в друга, соединяясь и растворяясь, доверяя… Сжимаю твою руку, поощряя и прося поторопиться… «Ты все получишь, моя хорошая, все, что захочешь»... «Уже, получила, все что хочу, и отдам, не раздумывая… все, что только пожелаешь»
Корабль качает на волнах или это меня шатает от напряжения? Хорошо, что есть стенка каюты, о которую можно опереться, и твои руки, крепко обнимающие меня, и очень надеюсь, что за буйством стихии ничего не слышно снаружи, потому что сдержать крика нет сил. «Кааай» – в твоем имени – все – и долгое ожидание, и страх потери, и боль отчаяния, и радость обретения…

Я тоже раньше 19 не смогу в будний день. И скажите, оно очень ужастик? Я как и Ева ужастиков не смотрю.
Спасибо всем за чай и витаминки *чистит мандаринку* мы почти выздоровели.

На борту «Танцующей Девы»
 

 
Повернуться в твоих руках и замереть, постепенно приходя в себя. Что-то говоришь поверх моей головы, но я не слышу – внутри буря мыслей, чувств и эмоций, которая переполняет и требует выхода. Я так ждала этой встречи с тобой, хотела поговорить, объясниться, попросить прощения за все, то тогда случилось, но твой неожиданный нервный выплеск с криками сбил весь настрой, и я растерялась. А сейчас, сейчас думала уже совершенно о другом и хотела иного. Разговора – в последнюю очередь. Обнять, прижаться, поцеловать каждый уголок твоего тела, плюнуть на все условности, стеснения, страхи, вообще на все. Равновесие так хрупко, что надо просто ценить каждый миг. Ведь могло случиться что угодно, а мы расстались в ссоре, а если бы – страшно подумать – так больше и не увиделись? Мгновения счастья безумно коротки и надо проживать их максимально полно, не оглядываясь назад, не думая о том, что будет дальше и что случится, если. Твои гулы произносят какие-то слова, а мне хочется, провести по твоему лицу пальцем – обрисовать щеки, нос, линию губ, чтобы вспомнить и запомнить. Смотришь на меня, и губы растягиваются в улыбке – неужели ты догадался о моих мыслях? Улыбаются и глаза. Сколько раз, пока тебя не было, я закрывала глаза и видела перед мысленным взором твои – они не карие, а какого-то рыжевато-медового оттенка, очень глубокие и выразительные. Порой я просто в них пропадаю… твоя обыкновенно смугловатая кожа сейчас бледнее, чем моя – от болезни или от того места, где ты был? Господи, что они с тобой сделали? Как много я бы отдала, чтобы вернуть время вспять. Ведь, может быть, ты тогда бы не уехал…
В задумчивости поднимаю руку, чтобы все-таки очертить пальцем твою улыбку, которую я не вижу, но чувствую, когда слышу:
– Вообще, я собирался поговорить и…извиниться, – и почему я слышу усмешку в твоем голосе? Я даже чувствую это, хоть и не вижу твоего лица. Как хорошо. Накрывает волна радости, и я тоже улыбаюсь, потому что серьезно такие вещи не говорят.
– А я собиралась …обижаться и поговорить… – разве могу я на тебя обижаться, а тем более говорить об этом серьезно?
– Одно могу сказать – разговор вышел весьма содержательный, – ты откровенно смеешься. И в глазах пляшут лукавые чертики, как когда-то, когда мы обсуждали экскурсию к вулкану.
Что на это ответить – только согласиться. А ты обнимаешь крепче и тихо говоришь, что рад мне. Я это и так чувствую, но как же важно услышать, даже если потом снова оборачиваешь все в шутку, собираясь отшлепать.
Приходится напомнить условия «договора», который тут же обещаешь пересмотреть.
Ну что ж, вперед. Зато я знаю точно, что всегда останется неизменным и заявляю об этом – «в душ первая – я»… Улыбаешься, соглашаясь, а я ловлю себя на мысли, как спокойно и легко произношу это, не то, чтобы я стала раскованной или совсем перестала стесняться. Нет, это что-то другое, какая-то внутренняя легкость и доверие, такое, как раньше. И наши милые пикировки, по которым я тоже скучала… Хочу еще пошутить, но ты неожиданно признаешься, что душ для тебя – роскошь. Оборачиваюсь в недоумении, а потом замираю, прижав ладони к губам, при виде бинта, крепко стягивающего твою грудь… Как же ты только что? И меня удержал…
Сразу вспоминаются сны и разговоры капитана с мистером Гоу, и я же видела ссадины и синяки у тебя на лице, на руках… Значит, это все правда… Боль… Я словно физически ощущаю ее и хочу забрать. Осторожно прикасаюсь, чтобы не навредить… если бы я могла забрать твои страдания, поделись со мной тем, что ты пережил, станет легче… Я не говорю этого вслух, только смотрю на тебя, вбирая невысказанное… Слова не произнесены, но есть ощущение единения и понимания, такого, как бывает только когда чувствуешь человека, как самого себя, когда душа болит не своей, а его болью, и слезы наворачиваются на глаза, даже если ты не плачешь.
– Расскажи мне… – тихим шепотом, – расскажи, не надо меня беречь. Но ты оберегаешь, как обычно, по праву старшего и сильного, и я благодарна за эту бережность, но слеза все-таки катится из глаз, и я утираю ее тыльной стороной ладони. Тут же обнимаешь меня, нежно целуя и продолжая шутить…
Теплые струи душа успокаивают, снимая напряжение и возвращая спокойствие, а твои руки, заворачивающие меня в полотенце, удивительно нежны, как и губы… ласково, нежно, медленно касающиеся меня, но от того не менее желанно и страстно… И время словно остановилось, оно не ощущается больше, а эта ночь – не кончается, она растянулась, кажется, до бесконечности, обволакивая нас спасительной темнотой.
– Хочу тебя еще, – шепотом в губы.
– Догадываюсь, – так же шепотом, улыбаясь. Сложно не почувствовать…
– Ох, малыш, боюсь я… – опускаешь глаза, подбирая слова, и я замираю, не сразу понимая, что хочешь объяснить. Потом соображаю… секундное замешательство, и …ясно понимаю, как поступить. Хоть ты явно такого от меня не ожидаешь. Да я и сама смущена собственной смелостью, но внутри чувствую, что именно это сейчас могу… для тебя…
Подталкивая тебя спиной к стене, целую, едва прикасаясь, глаза, скулы, шрамы и ссадины, уголок губ, второй, опускаюсь чуть ниже, касаюсь губами шеи, ключиц. Бережно целую грудь выше края бинта, скольжу ладонями по твоим плечам дальше вниз – руки, запястья, ладони, такие большие крепкие и одновременно очень нежные, с тонкими пальцами. Сколько раз, пока тебя не было рядом, я представляла, как обнимаешь меня, почему-то именно руки… Руки и глаза… Странного медового оттенка. Они не карие у тебя, а именно медовые, особенно, когда улыбаешься, а сейчас в них плещется желание и …недоумение…
Прикусив губу, прикрываю глаза и опускаюсь на колени, отпускаю твои ладони, задержав свои чуть ниже бинта. Осторожно, едва прикасаясь…
Твое чуть хриплое «Ооо» и сбивающееся дыхание заставляют поднять глаза.
Больно? Кажется, нет. Страшно? Мне – очень.
Боюсь, что остановишь, а мне – хочется…
Сколько раз я видела это во сне, просыпаясь в слезах от неудовлетворенного желания…
Зная, что такое нравится мужчинам, хотела попробовать, тогда… в Палермо, но так и не решилась, струсила…
Я и сейчас боюсь – саму себя, тех желаний, которые бурлят в моем теле, когда губами прикасаюсь к твоем животу и ниже… Провожу рукой, осторожно поглаживая, чувствую пульсацию и вздрагиваю от неожиданности. Руку сменяют губы, а в голове нелепая мысль – какая нежная шелковистая кожа, словно бархат. Ощущаю дрожь и явственно слышу, как скрипишь зубами и стонешь, запуская руки мне в волосы. Тянешь к себе, даже слегка больно, хочу отстраниться, но уже не могу, просто не в силах прекратить... желание, свернувшееся пружиной внизу живота, начинает медленно раскручиваться, мое собственное возбуждение становится нестерпимым. Неужели такое возможно? Медленно вбираю в себя головку, дальше, уши закладывает, как в невесомости, но я явственно слышу твой стон и чувствую руки, которые притягивают ближе…
Хочу… быстрее, сильнее и глубже, ярче…
Похоже, это желание обоюдно – подаешься бедрами вперед, руками притягивая меня ближе. Слишком резко и неожиданно, потому невольно пытаюсь отстраниться… замираешь на какое-то мгновение и убираешь руки…
– Передохнем секунду? – твои слова доходят до меня с трудом.
Отстраняюсь резко и пытаюсь встать, прикусив губу, чтобы не разреветься.
Тебе нехорошо? Я что-то делаю не так?
Просишь отпустить… Слегка теряюсь, делаю шаг в сторону, готовая в любую секунду убежать, потому что не понимаю и на пределе… но ты …улыбаешься, значит… все хорошо? Теряюсь в догадках, не совсем понимая, что хочешь, а когда просишь встать на колени, на секунду пугаюсь, но лишь на секунду. «Пожалуйста» – с хрипотцой, на выдохе отзывается горячей волной внизу живота, выбивая все мысли и страхи.
Обнимаешь, лаская и успокаивая, сам опускаясь на колени за моей спиной.
Вжаться, слиться воедино… срастись и раствориться… Что-то говоришь, но смысл фразы остается за гранью сознания, потому что все отключается, окуная в сладостную темноту небытия…
 
Прихожу в себя, ощущая какую-то легкость во всем теле, и радость, наблюдаю за тобой из-под полуопущенных век, и в голове всплывает «Это было прекрасно, Герда. Я благодарен тебе. Спасибо, милая…», и откуда-то изнутри поднимается волна невероятной нежности, а горло спирает, и я не могу ничего сказать, не получается… Просто смотрю и осторожно касаюсь тебя, стараясь вложить в прикосновения чувства, которые переполняют… Чуть влажные волосы, небольшой шрам на лбу, горбинка носа, широкие плечи и странная татуировка, которая появилась, когда ты учился в институте... Сердце плавится от любви, которую хочется как-то высказать если не словами, то действиями, и я осторожно поглаживаю плечи, грудь выше бинтов, выступающие ключицы, губами прикасаюсь к бьющейся на шее жилке… Какое-то удивительное внутреннее спокойствие накатывает, оно словно разливается по комнате, будто нежная фея накрыла нас невидимым покрывалом, ограждая от всех бед, невзгод и тяжелых мыслей, и даже гроза за окном прекратилась, и дождя тоже не слышно, такая тишина кругом и умиротворение, и на сердце легко…
 
Снова душ и большое махровое полотенце, в которое укутываешь меня бережно, как некую драгоценность.
Твое «Я скучал» отзывается внутри ответным, но не высказанным «я тоже», а воспоминание о Палермо вдруг заставляет сделать шаг к тебе, уткнуться носом в грудь и тихо прошептать: «Прости меня». Это порыв совершенно искренний, но как же сложно высказать эти слова, и как нужно. Не знаю, за что прошу прощения, наверное, за все сразу – и за непослушание и самовольство в Италии, и за то, что вот так рванула к тебе в Гонконг, не думая о последствиях, за недоверие и недосказанность… Пожалуй, виноваты мы оба, но кто-то должен сказать эти слова первым, так почему не я?
– Прости меня…
– За что? – твой вопрос застает врасплох, потому что сказать – это одно, а озвучивать подробности…
– За то, что произошло на свадьбе… Не знаю, зачем Арчи устроил это представление, ведь ничего не было. Совсем. Только обед… – смотришь недоуменно, а я продолжаю, с трудом подбирая слова, – он сказал, что знает что-то важное … для тебя, а потом выяснилось, что ты уже все знал. Глупо, правда? – пожимаю плечами, не желая показывать своих тогдашних страхов, а потом все таки выдаю, – и очень страшно… Когда поняла… испугалась, но потом так обрадовалась, что все обошлось… – облегченно перевела дыхание, вспоминая, как меня трясло по пути домой от особняка Фарнезе. Ловлю твою улыбку и радуюсь, что все позади, когда слышу.
– Это все уже не важно, – и замираю, сначала не совсем понимая, что ты хотел сказать.
Не важно? Как не важно? Тогда почему? И с какого момента неважно? Сейчас или сразу, тогда?
Не выдерживаю и спрашиваю вслух:
– Не важно? Что именно? И как давно? – мое сердце сжимается от предчувствия чего-то нехорошего, а ты продолжаешь улыбаться, не отвечая, и тогда я спрашиваю, – а зачем ты сбежал? Или в тот момент было …важно? – у меня внутри что-то щелкает, и в голове всплывает Лора. Ваш разговор в Гонконге, потом ее визит, браслет, приглашения…
Отхожу чуть в сторону, отбросив твою руку и кутаясь в полотенце – стало вдруг невероятно холодно…
Пытаешься успокоить, сообщая, что сейчас не лучший момент, возможно, но когда лучший? Если я не выскажусь сейчас, дашь ли ты мне время после или опять сбежишь?
– Согласна. Но когда лучший? – неужели я сказала это вслух? – Можно, я все-таки скажу, пока есть шанс быть услышанной? – Герда!!! Что ты несешь??? – пытается одернуть внутренний голос, но во мне вдруг всколыхнулись все обиды, словно кто-то злой и жестокий вытащил их наружу, а теперь пытается уколоть тебя побольнее. – Ведь тогда, у Кьянти, у меня не было возможности объясниться. Все были за тебя – Марио, бабушка, а ты… Ты просто наказал меня. И тогда, и потом. Вот только за что?... – опускаю голову и тихо договариваю, – всегда считала, что ты не способен на месть… – отворачиваюсь, потому что на глаза наворачиваются так некстати слезы, и сжимаю кулаки. Не от злости. Она уже прошла. Просто так легче сдержаться и не заплакать…
– Малыш, послушай. Я повел себя неразумно. Но и ты, милая, знаешь ли не была на высоте, что и говорить… Но моему побегу нет оправданий… но это вовсе не месть. Это…эээ…порыв что ли, – твои слова возвращают к вечеру свадьбы, но я же говорю о другом! Неужели ты не понял?
– Побег? Причем тут это? – пытаюсь пояснить, пока полунамеками, потому что не хочу говорить вслух, потому что боюсь, что ты подтвердишь, потому что ревную и больно, потому что расслабилась и поверила…
– А что причем? – ты в самом деле не понимаешь? Так не притворяются, но… раз уж начала, выскажусь.
– Браслет. И пригласительные на две персоны, – так понятнее?
– Какой еще браслет? Какие персоны? – твое возмущение искренне, и я уже начинаю сомневаться в своей правоте, но все-таки договариваю, потому что хочу поставить все точки над «и», потому что мне больно, и это не я сейчас с тобой так зло разговариваю, а обида, боль и ревность…
– Подарок …Лоре. И ваша поездка в Париж… Ты же собирался… – договорить не успеваю, потому что начинаешь смеяться. Громко и заливисто. И я совсем уже ничего не понимаю, но обида и ревность все еще кипят внутри.
– Тебе смешно? – давно я не говорила таким ехидно-злым голосом. – Ну что ж, смейся, только по-моему это подло. – сильнее кутаюсь в полотенце, обнимаю себя руками и закусываю губу, потому что она предательски дрожит.
В ушах шумит, и я не сразу слышу твои слова про исповедь, улавливаю только окончание фразы «важно войти в жизнь без долгов». Смотрю недоуменно, ожидая, что скажешь, и во мне словно борются два человека – маленькая эгоистичная девочка, готовая злиться и лелеять свою обиду и любящая женщина, готовая все простить, верящая и понимающая, что «Цезарь вне подозрений».
А ты своей просьбой удивляешь меня. И в который раз!?
– Идем. Ляжем, отдохнем, – хочу сказать, что не устала, но твой тон не располагает огрызаться, потом просто молча смотрю, ожидая продолжения.
– Прояви жалость к самому больному человеку в мире… – мой персональный «Карлсон» да еще с глазами кота из «Шрека». Ну как тут устоять… Остается только согласиться и последовать к кровати.
– Что наденешь? – И вот зачем ты меня провоцируешь? Хочется сказать – полотенце, но только мотаю головой, а по лицу расплывается улыбка.
– Ничего. – легонько пожимаю плечами.
Получаю в ответ удивленный возглас и хмыканье. И… замираю, понимая, что все правильно, и от этого понимания почему-то страшно… Я ведь только что обижалась, но стоило тебе вот так сказать, посмотреть и … все прошло…
Начинаешь говорить, возвращая меня из мыслей, что расстался с Лорой. И браслет – прощальный подарок.
И я – верю, хоть и делаю вид, что немного сержусь, а потом слышу, то, что заставляет мое сердце остановиться на секунду, а потом пуститься вскачь.
– … есть я и ты, и никого кроме. Я всегда был таким. И отношения с тобой: не исключение, они скорее… новое правило…
Смотрю на тебя, едва дыша, ожидая, что скажешь дальше.
– Если, конечно, ты и я… мы можем существовать, сам не понимаю и не нахожу названия происходящему. Но это есть. И я устал сопротивляться. Да и не хочу. Мысли о тебе – единственное, что давало мне тот самый луч в темном царстве… когда я был там…
Без уточнений понимаю, о чем ты, и как недавно, утыкаюсь носом в грудь, обнимая за плечи и тут же оказываясь в кольце твоих рук…
Что-то говоришь над моей головой про Лору и приглашения, что я все не так поняла, но это уже неважно, абсолютно неважно, по сравнению с тем, что ты только что произнес. Твой голос какой-то хриплый, а я тихонько плачу, никак не могу остановить слез, которые просто катятся по щекам…
Продолжаешь дальше объяснять, прося о доверии, но я слышу через слово, да мне и не важны слова, потому что верю. Не тому, что ты говоришь, а тому, что чувствую. Сердцем верю. И понимаю. Не знаю, как пришло это понимание и доверие, но я понимаю твой страх, ощущаю его, как и свою веру в тебя. Берешь мои ладони и зарываешься в них лицом. А я молчу, не в силах вымолвить ни слова. Я не обдумываю, что сказать, знаю, просто голос дрожит, потому что слезы, а надо спокойно… И постепенно успокаиваюсь. Словно именно ты вселяешь в меня это спокойствие, а может, мы меняемся им. Не знаю… потом я осмыслю твои слова, вспомнив все до мельчайших подробностей, а сейчас только интуиция и ощущения…
Глажу пальцами твое лицо, на котором за столько лет знаю каждую морщинку, потом притягиваю к себе (какой же ты высокий!), поднимаюсь на цыпочки и целую. Мне так сложно высказать все, что хочется – что верю и доверяю, что просто знаю, ты не мог обидеть женщину, и даже все мои обиды кажутся вмиг глупыми и нелепыми – сказать сложно, а так, так ты поймешь… В этом поцелуе нет страсти или желания, в нем моя вера и понимание, и поддержка, если нужно. Ты только что открыл мне свою душу, доверился, и я этого доверия не обману… Как странно все складывается сегодня – я же хотела бури и скандала, обижалась и злилась, да и ты был с утра очень сердит, но сейчас это все куда-то ушло как наносное и ненужное. Осталось только настоящее и важное – мы с тобой, и эта вера друг другу. Без слов, потому что и так все ясно…
Чуть отстраняюсь и смотрю тебе в глаза… Нет… мне показалось… Но даже если нет, я никогда не скажу этого вслух, я скажу другое.
– Все хорошо, Кай, правда, – замолкаю, потому что ком в горле не дает говорить, да и слова находятся с трудом. Ощущения очень трудно высказать. – Я с тобой, что бы ни случилось, – снова замолкаю и, опустив голову, утыкаюсь в тебя лицом. – пусть говорят что угодно, но ты это ты… Я верю, потому что… знаю… Всю жизнь, …понимаешь? Ты… – замолкаю и поднимаю глаза, – я… я не знаю… ты это ты, – снова тянусь к тебе и прикасаюсь губами к губам, – ну нет у меня слов. Не осталось…
– Спасибо. – улыбаешься, и меня почему-то распирает от гордости – за тебя. От того что такой – замечательный… И… единственный. И от того что я могу тобой командовать, и ты послушаешься…
– А теперь, быстро ложись. Тебе нужен отдых. Так сказал врач. Я слышала, – заявляю совершенно безапеляционно, подталкивая тебя к кровати, а потом ложусь рядом, осторожно обнимаю, чтобы не сделать больно, и уютно устраиваю голову на твоем плече.
– Спокойной ночи, малыш, – касаясь губами моего лба.
– И тебе, Кай, – шепотом куда-то в район ключицы.
И проваливаюсь в сон…

Никитушка, аууу

Сижу на работе, пью кофе, а так хочется мяса

Доок! *Повисла на шее, поцеловала в щеку* как я рада тебя видеть.
И какая шикарная осень.

На горы Евы тоже залюбовлась. Хочу вживую.
Рора, какая солнечная осень, прям золотая

И вот моя осень.

клевая идея, страшные сказки. это здорово!

Шах, дорогая, с Днем рождения!






Гретель!!! Может не надо в ведьмы? Так все хорошо было