Карта ролевой игры "Совсем другая Сказка"

К новому дому из города, который не Энск.


Город встречал дождем. Серой моросью осерчавших богов. Дома дни по полгода полны белого солнца - не Энску приучать меня к хмари. Темная касатка авто, мягко урча, льнет к дорогам притихшего пригорода. Солнце, торжествуя, упрямо рвет в мелкие клочья тучи, расталкивая их по углам.
Бегущей строкой индексы по кайме тачпэда. Хель сидит рядом, подогнув идеально стройные длинные ноги. Светлые волосы, словно вскрытые льдом, тяжелой волной спадают по спине на черную кожу сиденья. Нэтбук на коленях, ее тонкие сухие пальцы летают по клавишам, записывая новую на сегодня, ей одной известную симфонию. Она отвечает за все мои сообщения. Почта, встречи, общая организация - все на ней. Рир уже ждет нас в городе.
Мои мысли не здесь. Пролистываю файл.

…Но в этот решающий час, неведомо как и откуда, явился Беорн. Он пришёл один, но зато в медвежьем обличье! В гневе он казался еще более громадным. Рёв его был подобен грохоту барабана или пушечной канонаде.
— Толкин Дж. Р. Р. Хоббит, или Туда и обратно: Глава 18 «Обратный путь».
Отрывки из работ Чемберса о детях-медведях, строки из саги о Хрольве Краки, старой полузабытой сказки из родной земли.

Есть поверье, что мужчина из рода Беора может превратиться в медведя. Оно идет из тех времён, когда наш народ переходил через горы, которые гномы зовут Мглистыми. За проход по своим землям живущий там человек, хозяин этой земли, потребовал себе на год в жёны нашу предводительницу, прапрабабку Беора Старого. Она была мудра и прекрасна ликом, а ему нужен был наследник… Гномы не хотели нас пропускать, а с севера были орки… Ради блага племени Имданк согласилась. Тот человек умел оборачиваться медведем. Близнецы, которых родила Имданк, тоже имели это свойство…
Берен Белгарион. По ту сторону рассвета.

Потер шею, пристально вглядываясь в домишки, мелькающие за окном. Мглистых гор нет уже сотни лет, если не десятки сотен. Отрывки, осколки слов, полузабытые поверья ведут в Энск. Все оборванные пряди сказаний родной стороны ведут в Застенье.
Солнце бьет в лицо. Поморщившись, тянусь к клавише - поднять тонировку. Большой белый дом у дороги, распахивается дверца низенького забора. На улицу выбегает девушка. Идет легко - танцует, обходя прильнувшие к асфальту лужи. Светлые волосы совсем не как золото Хель - напоены солнцем. Склоняется, не заметил бы - она играет с зверенышем. Наглый чернющий котяра так и тянется тяпнуть ее за волосы. Машина замедляет ход в повороте, оставляя время. Еще немного времени.
Цепь врезается в шею от неловкого движения. Касаюсь пальцами. Нет, только показалось, что она нагрелась. Домишко, девушка и кот уже остались за поворотом дороги. Все по-прежнему. Так же раздражает местная весна и вездесущее солнце.
Оборачиваюсь к Хель. Чуть склонив голову, прислушиваюсь к ее словам. Стараюсь не тереть пальцами шею.
Перед глазами синий бархат внутренностей кованого короба. Потемневший металл цепи. И спокойный, немного усталый голос отца: "Одевай. Теперь ты знаешь своего зверя."

Машина выворачивает на подъездную к темному одноэтажному особняку. Камень чернеет, скрытый плющом.
- Дом готов?
- Ты сам запретил его обставлять, - Хель непрошибаема.
- Где моя комната?
- В северном крыле, - мою руку, выходя из машины, она принимает спокойно. - Извини, в подвале тебе постелить не догадались, - сдабривает слова капелькой фамильного яда в ответ на то, как я хмурюсь при упоминании о необходимости спать на свету.
- И Раг, - уже мне в спину, - тебе понравится. Здесь есть бассейн.
О да. Мне определенно понравится.

Рус, приветствую!
Лео, будем знакомы!) всегда верил в Коньяк! И его способности к дипломатии))
Султан, поить - это за нашим погребом не заржавеет))
Шах, рад знакомству) спасибо за теплый прием)
Ганзель, рад познакомиться) и ничего ведь не утаишь) Да, вы очень верно все написали про сказку.
Будур, привет! Вам доктор Ганзель ответил уже) а то бы я тоже с удовольствием навел туману)
Кай, приветствую! О, а что, оказывается, только не вспомнишь, что читал)) когда есть вдохновение)
Одно любимое солнечное вдохновение *ангельский мосян, это не я*
Кир, привет! А то, здешние порядки разлива алкоголя рекой ни для кого не новость)
Барбара, привет-привет! И очень приятно познакомиться!
*какое тяжкое дело здороваться) умаялся))*
Ребят, всем спасибо за доброжелательность и радушный прием! Очень ценно!

Герда, прошу меня простить. С опозданием поздравляю вас с Днем рождения!

Дом - Кафе "Пирожки у Бабушки" - по дороге в офис в ТЦ "Королевство".

"Can you be careful? She said
Us 2 little gods with the world at our feet"
DIDO.

- Сделай сплиты сильнее, - требовательный голос Хель вырывает из сна.
- Сильнее некуда, - огрызается Рир.
- Он горит, - переворачиваюсь на спину и открываю глаза. Только абсолютная вера в то, что я сплю, могла спровоцировать Хель на такую сердечность. И правда, горят все мышцы, как на адовой сковородке. Кажется, даже мозг тлеет.
- Ты говорила, есть бассейн.
На мой голос мгновенно оборачиваются двое в соседней комнате.

Удар тела о воду. В воде. Нарочно нырнуть сходу, чтобы чувствовать сильнее. Спасительный холод. Физически ощущаю, как остывает мозг. Отталкиваюсь ногами от противоположной стенки бассейна. Вода разгружает. Кто выдумал сопротивление? В воде хорошо.
С ненавистью думаю о том, что начнет жечь легкие. На третьем повороте, все же толкаюсь ногами из воды, широко разводя руки в гребке.
Хель стоит у кромки бассейна, уперев одну руку в пояс. Смотрит пристально. Усмехаюсь ей и заныриваю вновь. Все боится, что я забуду, что перепонки у меня все еще человеческие, и, как в детстве, хлынет кровь.
Небрежно брошенное полотенце.
- Твой костюм в комнате.

Завтрак на троих в третьем часу по полудни. Для Рира это уже обед, мы с Хель давно привыкли к тому, что это время - оптимальное начало суток. Так мы покрываем разрыв на нью-йоркской и токийской биржах.
Стены пусты, мебели почти нет, только стулья и массивный деревянный стол, застеленный белой с фамильными клеймами скатертью. Поставив передо мной тарелку со стейком, Хель отпивает вина из синего кубка с резной каймой у ножки. Только с ее аккуратностью во всех наших разъездах можно бесконечно спасать фамильный сервиз.
Закусив щеку, хмуро смотрю на стейк.
- Всегда говорил, что после среднего и пинки нужен еще хотя бы полусырой, - Рир ухмыляется из-под длинной спадающей на лицо косой челки.
- Могу ли я вновь поднять вопрос о твоем визите к парикмахеру или это только испортит всем аппетит? - Хель не разделяет нашу любовь к мясу, ножик в ее руках мельчит стручок фасоли. Мы с Риром невольно сглатываем и отводим взгляды от зловещего зрелища.
Косматость Рира вошла в легенду, Хель только пожимает плечами, но попытки вряд ли оставит.
- Что у нас с Брентом?
Хель демонстративно промокает губы тканевой салфеткой, резко вскинув руку, смотрит на крохотные золотые часики на запястье:
- Мой рабочий день начнется через двадцать пять минут. А до тех пор, - она бросает салфетку на стол, - Приятного аппетита, мальчики.
Рир подперев щеку, задумчиво смотрит вслед сестре.
- Иногда я думаю, что даже всего золота отца не хватит, чтобы мужчина в трезвом уме терпел ее.
- Я поеду с водителем, - голос Хель из холла. Она слышала.

Рир, щелкнув переключателем на брелке, открывает дверь гаража.
Довольно усмехаюсь. Меня мало волнует отсутствие в доме мебели, но машина...Рука скользит по гладкому крылу Поршика.
- О ради богов, - мальчишка закатывает глаза, - не знал бы как ты баб ласкаешь, грешил бы на тачку!
Одним взглядом убедив мелкого заткнуться, проворачиваю ключ и зажмуриваюсь, слушая рычание мотора.

Объезжаю городской парк. Мы с Хель всегда на конференц-связи.
- Ты выбрала Королевство?
- При твоей любви к людям? - отчетливо различаю, как она усмехается. - Тебя определенно надо от них обезопасить. К тому же в БЦ офис городской редакции. Могу не успеть убрать трупы раньше, чем ты попадешь на обложку.
- Ты взяла мне кофе?
- Нет, я в банке. Кафе сейчас от тебя по левой стороне дороги. И захвати мне flat white.

Много людей. Шум. Обрывки разговоров, фраз - гул. Цветные пятна. Много. Мотаю головой. Все в норме. Их, людей, не больше, чем на бирже в яме при старой системе.
Вдыхаю, сощурившись. Сладкое тесто, шоколадный порошок, свежее молодое дерево панелей стойки, на которую я облокотился, обращаясь к солнечной девушке со светлыми пружинками кудряшек. Запахи мне почти недоступны. Нос давно перебит: различать синтетические нереально, от цветочных просто мутит.
Провожу ладонью по теплому дереву. Но это то, что я могу различить. Все настоящее.
Улыбаясь в ответ на ямочки на щеках девушки-барристо, терпеливо объясняю, что хочу именно айс-кофе. Неужели клиенту откажут? В такую жару. От последнего замечания она чуть хмурит светлые брови. Бросает взгляд на пиликнувший телефон, светленький крохотный, лежит у кассы, и щеки ее заливает горячим румянцем. В воздухе терпко повисает чужой, различимо звериный запах - не этой девушки. Так мы с Риром не единственные зубастики в городе? Это даже интересно. Вглядываюсь в девушку пристальнее, не переставая улыбаться. Забираю карту, бросаю пару монет в пластиковую коробку для пожертвований "Медведи Арктики в Красной книге".
Переспросив, нахожу взглядом стойку с сиропами, сахаром и палочками.
Обхожу людей, стараясь с ними не сталкиваться. Хотя, в общем-то мне все равно: это на них останутся синяки, если не рассчитаю силу.
Она стоит у высокого столика и в задумчивости бьет пальчиком по губам, выбирая сироп. Из угла сумочки торчит блокнот с какими-то штрихами и линиями. Высокая, стройная, ладная. Как я всегда любил. Щурюсь от того, как рябит в глазах от ее платья даже за пару шагов. В ней все пятна лета. Лета, которое так старательно я всегда избегал.
Лучше бы я к ней не подходил. Не выбирал сироп. Расстояние в шаг оказалось достаточным. Чтобы прикрыть глаза от того, как вдруг неизбежно и неотвратимо накрыло. Ткань ее платья, вся спаленная жарким солнцем Юга, который я никогда не знал. Запах кожи. Свежей, чистой. Будто сохранившей вызолоченные солнцем песчинки неведомой мне пустыни. То как песок стекал с ее ладони, как это платье обхватывало ее ноги, когда ступни лизал горячий ветер. Там, где меня не было.
Моя рука легла сбоку от нее на стойку. Стаканчик глухо и тяжело ударился донышком. Вторая неотвратимо - так же. Заключая в кольцо. Из которого ей не выбраться. Я знал, что делаю. Знал ведь, склоняясь к ее шее.
Закрыл глаза, вдыхая полнее. Я не должен различать этот запах. Не должен думать о том, как сладко и мерно кровь бьется под тонкой кожей. Только прикусить шею у затылка, где волосы пахнут ею - чуть влажные, не высохшие.
Я понимаю, что зарычу. Тихо, надрывно.
- Куда ты пропал?! - раздраженный голос Хель в наушнике. В раздражении скрыто засевшее в ней беспокойство. Пропал.
Девушка чуть заметно вздрагивает и ведет плечом. Кажется, вот уже пару минут она не выбирает сироп.
Не хочу. Не хочу убирать ладони.
Зачем? Зачем мы ее отпускаем? - шкребется о грудину когтями зверина, когда девушка, зажав зубами трубочку в стаканчике с кофе, что-то подпевая сладкой музыке в наушниках, от нас уходит.

Офис брокерского дома "Бьорнен Голд".

Равновесие возвращается быстро. Моя неспособность думать о чем-то вне непосредственного контакта всегда поражала Хель. Раздражала, если быть честными.
Она уже ждет у лифта.
- Где мой кофе?
- Что говорит госказначей?
- Мямлит, - отвечает, не скрывая презрение.
- Им не удержать короткую позицию по облигациям. Это нереально.
- Рынок колеблется. Инвесторы не могут решиться. А я не могу поверить, что ты забыл мой кофе! - у Хель тоже есть маленькие привязанности.
Напоминать мне о кафе, кофе и пустынном мареве от желанной кожи сейчас не лучшая идея. Она замолкает, закатив глаза к потолку.
- Ты могла выбрать этаж еще выше? - злюсь. Объективно понимаю, что злюсь. Надо бы сбросить, не копить. Хуже будет. Но контролировать это практически невозможно. Нереализованность очень простого желания. Предельно простого. Клетка лифта становится мала.
- Раг, - рука Хель холодна даже сквозь ткань рубашки.
Держись за касание. Нужно только к нему привязать мозги.
Касание. Открытая шея. Беззащитная. Близко. Привкус меда - от ее запаха. Резь в глазах - от ее цвета. И она очень и очень близко.
- Раг, ты должен это оставить, - пальцы Хель мертвенной хваткой сжимают предплечье. - Просто оставить. Ты сделаешь это потом.
Она даже не знает, что. Поднимаю голову, смотрю Хель в лицо. Плохо: я не заметил, как сгруппировался, пригнулся. Жадная мара уходит - только отголоски схлынувшей волны.
В приемной коротко киваю новому секретарю. Хель прикрывает за нами дверь в кабинет со смешком.
В ответ на мою вздернутую бровь, только пожимает плечами.
- Годы идут, а инстинкт самосохранения у девиц так и не работает.
По мне, так она несет какую-то тарабарщину.
- Тебя хочет наш программер.
Ухмыляюсь. Пацан смышленный, но слишком верит своей машине. Право имеет: первый поставил на конвейер идею просчета влияния политических изменений. Знали все, а формула поначалу была только у нас. Мы уже давно не могли держаться только на нашей нефти.
Просматриваю документы на подпись. Хель терпеливо ждет: знает, что я читаю все. Даже из ее рук.
Рир пробирается в кабинет, напевая что-то подозрительно напоминающее "Сердце красавицы", падает в кресло, закинув ноги на стол.
- Пятьдесят восемь секунд, - Рир машет телефоном в руке, - Мой личный рекорд.
Как только Хель закрывает за собой дверь, настрой мгновенно меняется. Даже ноги Рира оказываются на полу, стоит заговорить о том, зачем он пришел, на самом деле,
- Ты выполнил мое поручение?
- Да, их держит хозяин местного клуба. Мутный тип. Тихий, мирный. Скромный предприниматель с миллионами из ниоткуда.
- Надо бы...
- Навестить, - оскалившись, заканчивает мою фразу Рир.

Городской парк.

Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать "впусти". (c)

Бег освобождает. И он тоже. На двенадцатом километре начинают звенеть мышцы. Тело придумывает боль. Верит, что болит правая лопатка. Или мышца на ноге. Кричит, что не может. Не будет двигаться дальше. А впереди еще километр. Тысяча метров. Чуть больше двух тысяч быстрых катов с пятки на носок.
Отрывистый рык музыки в ушах то и дело прерывают входящие.
Цепь бьется о ключицы при каждом движении. Майка взмокла меж лопаток. Дышу носом, отмеряю время, загоняя себя. Загоняя того, кто рвется наружу.
Дорожки городского парка. Местные парочки шарахаются. Правильно. Не ходите, дети, вечером гулять.
Плейлист вновь сбивает входящий.
- Ты опять бежишь?! - когда я уже привыкну к воплям этого парня. - Бьярни, ты медведь или кенгуру?!
Смешок Хель. Она, как всегда, на связи.
- Он паникует, - ее голос.
- Раг, так играть нельзя, - убеждает трейдер.
- Обвал все равно будет, - эти двое умудряются препираться, даже обращаясь ко мне.
- Это расшатывает рынок! Ты даже не пытаешься прохеджировать ...
Отключаю связь. Один клик по кнопке на проводах наушников.
Она идет впереди. В ста метрах. Дважды за день. Это слишком. Слишком, чтобы уйти еще раз. Сворачивает в боковую аллею. Замедляю шаг, следуя за ней, еще способный бежать, а не гнаться.
Что же приводит ее ко мне? Что привело сейчас? Она всего лишь живет в этом городе, тупая зверина. И это может быть не она, - включается часть рациональная и предельно человеческая.
Ни шанса. Будь все иначе, я бы уже припал мордой к земле.
Она садится на скамеечку у озера. Сильнее надвинув капюшон на лицо, заставляю себя пробежать мимо и свернуть в еще одну аллею.
Она там. Она осталась там. На ней выцветшие шорты и крохотная маечка. Под ними она теплая, горячая. Хочется именно ее.
Однажды я видел, сколько зверь способен ждать у лунки, пока нерпа выплывет, чтобы вздохнуть. Как он нападает потом и дерет ее когтями, приминает лапами и тащит на лед.
Ждать. Оббегать вокруг. Не сворачивать в ту аллею, ведущую вниз к озеру.
Останавливаюсь. Оттираю испарину рукавом толстовки.

- Ты поэтому..., - мне девятнадцать, голос не слушается, - ты поэтому оставил маму?
- Мы не создаем пары, - отец отпивает злаченный виски из граненного бокала. - Ни к чему было подвергать ее необоснованному риску.
Необоснованный риск. Моя мать жила все эти годы одна. Он называл это необоснованным риском.

В наушниках разрывается музыка. Вытаскиваю их, позволив упасть поверх застегнутой молнии. Не хочу слышать.
Она все так же сидит на скамейке. Замедляю шаг, подойти осторожно, чтобы не спугнуть. Да как, вообще, я могу ее не спугнуть?!
Откидываю капюшон назад. Останавливаюсь у нее за спиной, она рисует в блокноте.
- Красиво, - ложь. Я не вижу рисунок на листе. Только то, как сильнее забилась артерия у основания ее шеи.
Я не должен делать это. Потому что я точно знаю, что с ней не будет просто. Откуда? Знаю.
Сажусь на скамейку боком, перекинув ногу.
Она оборачивается ко мне.
Я полюблю ее пить. Отчетливо. Беги сейчас. Испугайся.
Серые с зеленью глаза смотрят внимательно, чуть испуганно, но так до одури растерянно и завороженно. Что же она видит?
Я человек. Помни, ты человек. Нельзя хотеть что-то только звериной сутью. Сейчас я хочу ее голос. Протягиваю руку, раскрыв ладонь.
- Рагнар.
И ее касание.
Гениальный способ знакомиться, - насмешливо замечает человек, проснувшись не ко времени.

Городской парк.

И приходит Волк. Говорит, - Во мне все внутренности болят.
Хочу лишь тебя, а не трёх поросят, и не семь козлят.
В какой нам, единственный мой, отойти отряд?
Будь не ладен, лес! Будь ты, лес, хоть сто раз треклят! (с)

Нужно сказать ей что-то еще.
Мне хотелось тебя попробовать. Проще.
Хочется до сих пор. Легче.
Я тебя видел. Вот отличная правда.
- Мы встречались сегодня в кафе.

Сжимает пальчиками блокнот. Взгляд не мечется - переходит от лица к протянутой ладони и снова к моей руке, будто его хозяйка набирается решимости. Сделать то, что она хочет. Ведь правда хочет. Нельзя сублимировать желания. Это плохо сказывается на организме. От мысли улыбка становится шире, на грани с хищной, искренней.
Хочется шепнуть ей на ушко "Дыши" - чуть насмешливо, у самых волос отнимая запах.

Ее пальцы, коснувшись легко, неотступно ложатся в мою ладонь. Обхватываю своей ладонью. Коснуться ее полнее. Насколько можно сейчас. Не стоит верить, что это мало и допустимо. Я могу ласкать тебя и так, мне хватит ладони, чувствительной венки у запястья.

Голос. Глубокий, ясный, ничуть не сбивчивый. Два пальца скользят по тоненьким жилкам вверх от ее запястья. Хочу все твои мысли там, где могу коснуться тебя. Откажись отнимать руку. Ее храбрость нравится. И отчасти злит. Граничит с безрассудством. Звери в этом городе есть не меньше меня.
- Я не ем людей, - ухмыльнувшись ей, тянусь ближе к ее лицу, удерживая руку. Опираюсь о доски лавки другой рукой, ныне ты не уйдешь прежней. Не из этого, радость, кольца. - Обычно. Но твое предложение, - взгляд впервые отрывается от теплой зелени в ее глазах, застывает на губах. - Я бы его обдумал, - подмигиваю ей, снимая нагнетаемое напряжение.
Человечнее. Не рычать от того, как она закусывает губу.
- Мне стоит опасаться? - с улыбкой переспрашивает она, вдруг задев горящими искрами в чертяцком взгляде.
Тянусь к ней новой такой, как привязанный. Не переставая улыбаться глазами в ответ на эту чертячность.
- Все ведь зависит от того, чего ты привыкла бояться, - улыбаюсь ей, склонив голову к плечу. Тому как розовеет ее кожа не улыбаться чертовски сложно. - Боишься?
- Нет, я не боюсь, - с улыбкой, для пущей своей уверенности качает головой, рассыпав светлые локоны по плечам.
Слишком много подавленных желаний на один вечер. День, если считать кафе. Провести костяшками пальцев по ее лицу еще одно.
- Я бегаю, - сообщаю ей жизненно важную информацию. - ты рисуешь?
Слова просты. Думать ведь никто не мешает. Расслабиться, не напрягать так спину в желании забрать себе одним рывком. Хотя бы не возвращаться взглядом к петле наушника, мерно бьющегося о ее живот, к тому, как своею тяжестью он оттягивает ворот маечки, обнажая кожу.
- Да, я люблю рисовать. Это и хобби, и часть профессии.
- Покажешь? - киваю на блокнот в ее руке. Любопытство во мне не сокрушимо. Даже сейчас. Не жду, что она согласится, но она все же протягивает мне блокнот. Меньше всего хочу разрывать касание. Скользнув большим пальцем по ее ладони, забираю блокнот из ее рук. Рассматриваю скетчи, склонив голову, позволяя ей тянуться пальчиками к рисунку, чтобы что-то объяснить.
- Уже поздно и не хотелось бы нарваться на настоящего маньяка. Думаю, мне пора домой, - она это все же говорит. Когда я касаюсь линий выведенных ее рукой и переворачиваю последний лист. Смотрю на рисунок. Свидетельство того, что она помнит.
Поднимаю голову. Возвращаюсь к ее словам. Очень верная мысль. С точки зрения базового инстинкта, до жути правильная. Вызывает желание зарычать.
- Тебя проводить? - меняю твердое "хочу тебя проводить". Она уже встала.
- Я, наверное, сама дойду, - улыбается, чуть менее естественно, чем способна, - я недалеко отсюда живу. - Спасибо за компанию, было приятно познакомиться...Рагнар.
Гладит словом - именем, будто рукой по шерсти. Неотрывно смотрю снизу вверх в глаза.
Встаю следом за ней. Возвращаю блокнот. Случайно скользнув ладонью по пальцам и выше, гораздо выше запястья.
Не хочу ее загонять. Нет ничего отвратительнее несвободы. Пригнув голову, потираю шею. Она ждет, когда я попрощаюсь. Вглядываюсь в то, как плотнее и ближе ночь среди деревьев. Касаюсь ее руки и сплетаю пальцы.
- Не хочу, крадучись, идти за тобою следом, - улыбаюсь, смягчая смысл слов. Возможно, я рядом страшнее любого, кто встретился бы ей на пути. - Да и растерзанный хрупкой девушкой маньяк на всех обложках местных газет будет смотреться несимпатично. Давай не будем рисковать чужим здоровьем?
Внутри на удар сердца все застилает кровью. Не девушка бы растерзала маньяка.

Белый дом, дощатый низкий забор. Что-то шкребется в памяти. Останавливаемся у ворот.
- До встречи, - потянувшись коснуться губами ее щеки. - У тебя чертовски наглый новый знакомый, - и это меньший из грехов моих. Легко отпускать ее. С мыслью "на сегодня". Смотрю, как она ускоряет шаг на верхних ступенях крыльца.
Касаюсь пальцами засохших неровностей краски. Улыбаюсь мысли оставить следы когтей.

К себе возвращаюсь медленно, потирая ладонь едва ли не чаще, чем обычно сдвигаю цепь на шее. Нужно еще. Бегать.

No love without freedom. No freedom without love. (c)

Твой разум - место преступления.

Год назад. Он сидит в кресле передо мной, совсем пацан еще.
Постукивает кончиком карандаша по листу отрывного блокнота у себя на колене.
- Что вам снилось сегодня?
- Ничего.
- Что вам снилось вчера?
- Ничего, - даже веселит. Хель гоняет меня к пацану "разрядить мозги".
- Как часто вы видите сны?
- Не знаю.
- Вы видите сны?
- Нет.
Парень смотрит на меня не моргая.

- Вы думаете о человеческой крови?
- Да.
- Вы ощущаете потребность в человеческой крови?
- Нет, - ухмыляюсь, откинувшись на спинку дивана.
- Вы ощущаете потребность в человеческой плоти?
- Да.

Я никогда не вижу это во сне. Только осознанно. Настолько ясно, что могу коснуться.
Она выгибается, вжимаясь грудью, ближе, навстречу.
Удары сыпятся один за другим. Один держит мою голову в захвате, пока другой обрушивает локти на позвоночник.
Ладонь скользит, огладив ее колено, выше к бедру по чуть взмокшей коже.
Сплевываю кровь, когда кулаки обрушиваются на ребра, почки. Разрывают внутри.
Ласкаю, прикусив плечо.
Картинка распадается. Я не знаю ее вкус. Не знаю, как она ответит. Вздох? Всхлип? Стон?
Внутри бессилие и ярость. На предательство - нет. На то, чтобы сдыхать так глупо.
Красной дорожкой вьется по светлой коже след черных когтей...

Вынырнув, заставляю себя отпить остывший кофе, скривившись от того, какой он горький.
- Ваш Брент скакнул вверх? - Рир обращается к Хель.
- Тебя это интересует? - она не скрывает удивление.
- Ни капли. Просто он, - парень выворачивает большой палец в мою сторону, - Скалится уже минут десять. А кофе, я стопроцентно знаю, без ложки сахара.
Ее внимательный взгляд. Хель не упустила то, что вчера я пропал на два часа посередине спора с трейдером.

Зачем я заезжаю в кафе, если пил кофе за завтраком меньше часа назад? Хочу. Ответ всегда прост.
Тянусь открыть дверь, в наушнике голос Хель:
- Макс пропал.
Останавливаюсь резко, быстрее нужного дернув дверь на себя.
Живот обжигает прежде, чем я успеваю среагировать. Только зарычать и дернуть ткань рубашки от кожи. Порву безрукого.
Смотрю в зеленые глаза, удивления в них не меньше. Зато покаяния ни на искру.



Well daylight is fadin'
While traders are tradin'
While players are playin' (c)

- У тебя есть режим посередине между отойти *тянет обратно* и прижиматься?
- Отойти некуда.


Я даже забываю, как обжигает мышцы. Нравится мысль. Нравится в слове. Твоим языком и губами. На вдохе.

Сбивает пальцами сладкие капли с ткани. Белый. Кто бы поверил, как сильно его люблю. На ней - еще больше прежнего. Обжечь тебя, радость? Сильнее, чем ты меня. Взгляд поднимается от тонких пальцев, стирающих с ткани сироп, к талии вверх, где она обхвачена черной лентой. И выше, где складки платья невесомо собираются на груди, идеально сладкой.

Она ворчит? Возмущается? Так что это вызывает в груди смех.
Хотя ткань рубашки еще ощутимо жжется. И надо спасать себя от ожога.
Твое утро хорошо начиналось? Без меня?! Второй стаканчик в руке заставляет нахмуриться, перехватить запястье, якобы ей помогая его удержать. Так бы и разлил. Кто сделал утро твое настолько хорошим, что так розовеет кожа? Закусываю щеку, чтобы не потянуться лизнуть тебя, когда ты прикусываешь губу. Ты уже отпила карамель?
Пора приходить в себя! И брать в руки! Ее.
Заслоняю собой, чуть потянув от двери, которая вновь распахивается.
- Во-первых, у меня моральная травма! - здесь не будем вдаваться в подробности, - во-вторых, материальный ущерб, - бросаю красноречивый взгляд на шоколадное пятно на белой рубашке. - А ты жалуешься, что хочешь попить кофе? Я пострадавшая сторона! - возмущению моему нет предела. Больше слов, больше, чтобы она не вздумала убежать к тому, для кого второй стаканчик. Скользнув ладонью выше и прихватив за локоть. Осторожно, мягко - слишком тонкая кожа.
- Но так и быть, можем выпить наш кофе. Если ты меня угостишь, - склоняюсь к ее плечу, открываю дверь пропуская ее вперед. Не оставляя выбора развернуться, если быть точным. - И если бы я на тебя упал, было бы намного, намного приятнее, - ворчу едва слышно ей в спину, запоздало отвечая на "И откуда ты только свалился на мою голову".
- Какой кофе я тебе должен? - останавливаюсь у нее за спиной у кассы, склоняя голову к плечу. Чтобы тебя лучше слышать, деточка.
Втягиваю живот. Черт. Как же, зараза, жжет.
- Здесь или с собой?
- Здесь, - отвечаю за нас обоих.
- Ты же побудешь у моей постели, - а лучше в порыкивает зверюга, - облегчишь последний час страждущему? Кажется, у меня ожог первой степени.
Она смотрит в ответ, должно быть, искренне поражаясь моей ахинее.
Тянется к пятну на рубашке и тут же сжимает пальчики в кулак.
Поставив поднос на столик, быстро набираю сообщение для Хель "завези мне рубашку в кафе". Ей к таким просьбам не привыкать, а мне на собрание в таком виде не стоит. Откладываю телефон, вынимаю наушник.
Чертыхаясь, расстегиваю рубашку. Ловлю ее взгляд. И отчетливо понимаю, как сильно нам понравится, нам обоим.
- А я не стеснительный, - ухмыляюсь ей, разводя края рубашки и оставаясь в ней поверх светлой майки. - И воспитания у меня никакого. Суровые народы севера, знаешь ли, пещерные люди.
Я бы в одну берлогу тебя утащил, - обещаю ей взглядом, глядя на то, как она заставляет себя положить сложенные на коленях руки на стол.
- Так куда ты спешила?

She kissed me slowly, she held me softly.
Everlast. Black Coffee.

Кафе "Пирожки у Бабушки" - Твой дом.

Он спросил:
— Чего ты хочешь?
Она ответила:
— Ты знаешь, чего я хочу, — голосом страдающим и ровным.
— Знаю. Но я хочу услышать, как ты это скажешь. Всё.
— Если хочешь. — В голосе её зазвучала нотка деловитости, подчиняющаяся приказу с механической точностью. — Я хочу спать с тобой. Сейчас, сегодня ночью, в любое время, когда тебе заблагорассудится позвать меня. Я хочу твоего обнажённого тела, твоей кожи, твоего рта, твоих рук. Я хочу тебя — вот так, не впадая в истерику от желания, холодно и сознательно, без всякого достоинства и сожаления...
Она произносила всё это ровно, без усилий, как будто читала Символ Веры.
A. R. Fountainhead.


Встречаться взглядом, когда ты касаешься. Прямо смотришь в ответ, сжигая лукавым огнем в глазах. Ты хочешь этого. Мысль затопляет маревом.

Я знал. Мог точно знать, что увижу тебя. И шел-то в это кафе для этого. Украсть тебя. Взгляд, улыбку, запах твоего кофе. Не скажу, что рассчитывал, что ты им поделишься. Но уж как вышло.
Но когда ты говоришь это. Это даже не жадность. Не довольство обладания. Кричащая радость. Ты тоже хотела. Ты ждала.
Потребность сжать руки на твоей талии едва ли не сильнее воли. Отмерь нам, пророчица асов, еще хоть немного времени. Чуточку дольше, чем можно.

Сладкое. Так много. Каков этот вкус в твоем тепле?
Кладу руку рядом, чтобы только удержать расстояние и не придвинуться ближе, не потереться, не вжать в себя.
- Больной скорее жив, чем мертв.
Держится, не уступает. Помогите нам боги, кажется, я уже хочу тебя больше должного.

Сбивает все мысли на бег. Парой слов. И что в мыслях твоих? что не можешь сказать? что запрятала за открытой улыбкой и шальными глазами.

Намокший подол влажно липнет к бедрам. Притягивая взгляд, вышибая остатки мозгов. Ты играешь, девочка?
- Я спешила на работу и все еще спешу, но хочу услышать ответ на свой вопрос и снять это чертово платье.
Снять?! Встав на носочки и потянув через голову, отчего под тканью белья приподнимутся ...черт.
- Прямо здесь? - мой голос звучит ясно только потому что не мог бы успеть охрипнуть.
- Нет, - играет, дразнится же. Тянусь к ней через столик, поражаясь тому, как в ней столько сокрыто. - просто я не могу в нем ехать на работу. Да, почти не видно, что оно испачкано, но я-то это знаю, и у меня портится настроение.
Так по-женски. Так мягко.
- И что же ты хочешь? -
Знаю. Знаю и то, что невозможно рано. Хочу, чтобы ты выговорила мягким своим грудным голосом с раскатом эр. Чтобы ухало в ребра сердце.
- Предлагаю тебе искупить вину и не дать моему настроению кануть в Лету. Давай заберем кофе, отвезешь меня домой, я быстро переоденусь, и подбросишь меня к Бизнес Центру, и, да, кофе несешь ты.
- Мм, так все же мою вину? - подмигиваю ей, подавая руку. - Могу я возомнить, что меня приглашают? - улыбаюсь, глядя на ее личико, лаская взглядом глаза и скулы, и мягкие губы. Прошу у официантки бумажную коробочку для стаканчиков. Перехватив твою руку, кладу твою ладонь себе на сгиб локтя. - Так и быть, хотя бы этот кофе спасем.
Мысль, что я и забыл, что можно улыбаться так часто. Ей - легко.
- Притвориться, что я не помню, где твой дом? - шепчу ей на ушко, склонившись к ней. Хоть и мог бы говорить в голос.
Подходим к моей машине, мой зверюжжка. Доволен тем, что ей нравится. Открываю дверцу. Ставлю кофе тебе на колени. Случайно. Совершенно случайно погладив тебя.
Усаживаюсь за руль.
- Знакомься, это мой поршик, - не умею не хвастаться своим монстриком. - Бегунам, знаешь ли, хорошо платят, - не переставая улыбаться в ответ на солнышки в ее глазах, - Премиальные с прошлой олимпиады.
Нравится, что она в моей машине. Монстрик урчит на дороге, ему тоже нравится, что она с нами.
- Ты живешь одна? - в таком большом доме вряд ли. Отметаю мысль о том для кого второй кофе. Она бы не забыла его так запросто на столе.
Сколько у тебя платьев? Как ткань ласкает тебя? Как ты отвечаешь?..
Она сказала, что работает в БЦ. Кем? Слишком независимый характер для секретаря какого-нибудь офисного воротилы. Ее рисунки, ее блокнот. Возможно, это ближе. Она говорила, что это часть профессии.
Услышав ее ответ, останавливаюсь, увидев то, что мне нужно.
Возвращаюсь с букетом крохотных нежных кустарниковых розочек.
Ее вопросительный взгляд.
- Нет, солнце, это не для тебя, - улыбаюсь ей. - Даже не рассчитывай.
Есть риск получить за такое словечко. Имя просится ей другое. Надев авиаторы, ненавижу солнце все же, если это не она; зарабатываю косоглазие. То и дело глядя на тебя. На подсыхающую белую ткань на твоих бедрах, на то, как ты закусываешь губу, жмуришься на солнце. Повадки маленького львенка.
Сплетаю пальцы с твоими, мягко сжав.
- Знаю, - улыбаюсь тебе, - Я беспредельно наглый. Только не посылай меня, я еще и чувствительный.
Подъезжаем к твоему дому. Паркуюсь быстро и рвано, отчетливо сознавая что впервые за десять лет рисуюсь.
Сграбастываю с заднего сиденья букет.
- Решил подстраховаться от твоей мамы, - шепчу тебе, притягивая за руку. - Сделаем все правильно.
Мы хоть понимаем, что именно "правильно"?
- Ее нет, - с улыбкой отвечаешь ты, открывая дверь и позволяя мне войти. Так тихо, что позвоночник выгибает от дрожи. Букет с мягким плюхом падает на пол прямо у двери.
Шаг к тебе. Когда тебе некуда отойти. Господи, ты хоть понимаешь, кого привела в свой дом?
Рукой упираюсь в дерево светлой двери рядом с твоей головой.
Я же ее испугаю. Веду носом у самой шеи.
- Ты же понимаешь, - отмеряя дыхание на слова, - что это была плохая идея?
Впустить меня в дом? Остаться со мной одной? Или просто сказать мне имя еще вчера?

Раз два три четыре Вдох.
Она не прислоняется к двери. Не ищет того последнего шага от.
Воздух ощутимо искалывает кожу. Расстояние - боль. Людские правила слишком странные.
Тянусь к ней, сжав ее пальцы, так и не отпустил.
Два счета. Когда губы достаточно близко. Когда еще можно...глаза ее разгораются. Вдох уже заглушают губы.
Боже, она все же отпила карамель. Так сладко не может быть.
Скользнув языком по ее приоткрытым губам и мягко меж них.
Еще один вздох ее. И вся она натянутая струна в руках. За вздох до того, как она мягко обнимает. Нет, не касается. Вжимается настолько близко, что вливается частью меня.
Не хочу отпускать. Прикусываю ее губы, позволяя набраться воздуха. Зализываю. Только, чтобы сильнее скользнуть языком в сладость. Почувствовать, как она, жадно всхлипнув, сплетается с моим.

Али, спасибо!

тянет лапу* Медведей берете?

Львеночку?) через плечо?) Неееет)) Львеночку надо нежненько) под попочку и на ручки
Львена, пойдем Сказки писать?)

Нас, людей с горячим нордическим характером, вообще так мало)))

Есть в Энске старая добрая традиция. Называется "если хочется, все можно".

I Hunger You.

Берлога. Скоро.

Тень, свыкнувшись, потерял всякий страх. Лезет на колени внаглую.
- Нас бросили? - грустно киваю такому же покинутому зверюге.
Лира на открытии какой-то там выставки какого-то искусства. Но сам же дурак, чего спрашивается, было не идти? Все треклятая вредность.
Черный негодующе урчит и дерет лапой мои брюки. Беру котяру на руки.
- Хозяйка же тебя чувствует. Расскажем ей?
Почесываю котяру под мордочкой. Шепчу на ушко тебе самой. Где бы ни была ты, любимая. Кому улыбку не отдавала бы в этот час.
- Как сегодня ты хочешь, радость?
Твои ступни в замок ладоней. Вздох. Тонкая косточка лодыжки под пальцами. Светлая кожа твоя затянута в чернь лайкры. Вверх к бедру рукой, ладонь сжимая. Подогнуть твои ноги в коленях, разводя сильнее. Сглатывать и дышать. Ровно, мерно. Не так надсадно, замирая глазами, на темной ткани меж твоих ног. Не думать, влажная ли уже.
Скатывать лайкру чулка, скользнув под нее пальцами, раздразнив, кожу выласкав. Кончиками пальцев, надавливая на бьющуюся артерию по внутренней стороне чуть подрагивающего бедра. Кожа твоя взмокает. Вслед за губами и языком. Прикусить под коленкой, остановиться, прикрыв глаза. Запах вдыхая полнее.
Второй чулок разрываю к черту, тягучей стрелкой рисуя след для раскрытого рта. Красными пятнами на тонкой коже твоей - твой.
Тянусь к тебе выше, накрываю, твердо вжимаясь в животик собой.
Влажно втягиваю в рот сосок. Приподнявшись...ты хныкаешь. Едва слышно. Дааа, не люблю свое тело без тебя. Так надо. Завожу меж нами руку. Твердо накрыв твой живот, огладив, скользнуть ладонью под тонкую ткань трусиков. Накрыть, не лаская - касаясь, заставляя чувствовать. Жар раскрытой ладони, грубость кожи - моей. Огладить пальцами двумя снизу вверх. Всхлип заглотнуть губами. Выгибаешься, вжимаясь животиком. Поющей струной подрагивая меж рукой моей и языком в тебе.
Моя, - тихо имя твое выстанывая.

Дверь кабинета распахивается. С треском врезаясь в стену.
Зла, Любимая? горячо тебе?
Тень, зашипев, соскакивает с рук и бежит мимо тебя из комнаты.
Замираешь в дверях, сжимая кулаки, грудь теснится в узости платья. Поднимаюсь к тебе. Взведенный не меньше. С кровью на языке от мысли, что ты знаешь. И щеки твои горят.
Шаг твой, будто способна ударить. Разворачиваю тебя раньше. К стене. Притиснув к ней бедрами. Скользнув рукой к горлу. Запрокидываешь лицо. В серо-зеленых глазах твоих млятских плавится то, как сам я сильно хочу тебя.

Дом семьи Белаква. Настоящее.

I have the tendency of getting very physical.
Harder to breathe. Maroon 5.

Отнимаю. Дышу. Забираю тебя. Клеймами рук в сжатых, сплетенных пальцах. Дрожью в спине вслед за твоей рукой.
Цепь разгорается так ощутимо, что нужен вздох. Рваный, короткий.
Только не здесь. Не сейчас. Не смей и ее требовать так себе!
Выдох. Глядя ей в глаза. Он рвется, хочет ее не меньше.
Моя. Вдох. До боли напрягая мышцы живота. Только бы не коснуться. Не дать ему волю сейчас.
Секунды. Пока она дышит в губы. Пока тихо урча, зверь сворачивает обратно, глубже, так и оставшись во мне.
А в губы ты дышишь горячо и сладко. Отдаваясь самой себе - тому, что сегодня хочешь. Как же болит внутри.
Пригибаюсь к твоей шее, куснув и вылизав языком - отрезвить себя.
Ладонь сильнее сжимает сведенный и скомканный подсохший подол твоего платья. Хочу коснуться. Там где кожа твоя нежнее и горяча.
И это "хочу", должно быть, до касания читается в моих глазах.
- Я заберу тебя, - шепчу, скорее себе, чем ей. - Я все отниму. Ты понимаешь?
Одумайся. Даже не смей одуматься.
Взгляд в ответ настолько шальной, горячий и до неизбывности слишком взрослый, знающий слишком, что только ладонь могу заставить себя разжать и голову опустить, к лестнице пропуская ее.
- Переодеться, - напоминаю, на секунду раньше прихожу в себя. - Ты же хотела.
Хотела. Слово на языке горчит. И наливается сладостью.
Хочешь меня. Не боишься, не поддаешься - так ох*етельно, эгоистично хочешь.
Придерживаю тебя за локоть, расплетая наши пальцы.
Шею бы подставить под холодный душ. Прикрываю глаза, тру переносицу, привалившись к двери.
Открываю от чьего-то присутствия рядом. Мелкого, но ощутимого более человеческого. У нижней ступени лестницы, сжавшись и спину выгнув с хвостом трубой, притаился Черный.
Дает по мозгам. Вот откуда в памяти светлый дом. Кота и Девушку я видел уже.
Ухмыляюсь. Хорошо мне, я в ностальгии, а котяра дрожит от страха, пружиной выгнувшись, но по всему видать, кинется.
Я не причиню ей вред. И сам не верю мысли своей. Я способен.
Потому и срывается рык. Изнутри. Черный молнией рвется наверх. К ней.
Ну и отлично. Тру лицо ладонями. Отвлечься. Прохожу в гостиную.
Не думай о том, что там наверху она. Что сняла платье, что в одном белье. Не представляй живот, которого касался, узкую полоску трусиков. Светлую? Бедра, беззащитность ног.
Вдох. Выдох. Для нас эта техника работает. Да, хочу ее. Но не запредельно же. Зверина глумливо и раскастисто ржет внутри.
Осматриваю светлое дерево мебели. Столик журнальный, стулья вкруг обеденного стола. Слишком белое, мягкое, бежевое. Как же много света, Лира. Как будет тебе без него, когда позову?
Внутри все сладко отвечает. На мой же вопрос. Мы оба знаем как. Отзовется то темное, что жадно требует себе. Как сейчас у двери.
Раскрытый журнал на столике. Взгляд скользит дальше и тут же остро возвращается обратно.
Наклоняюсь ближе, не взяв журнал в руки. Словно единственное сохранившееся изображение Компаса может ожить.

Профессор Азриел, долгие годы отстаивающий свою теорию истончения пространственной оболочки Земли у полюсов, вновь отправился на Север. Если верить теории всемирно известного своей одержимостью профессора, Золотой Компас нордов (благожелательный читатель простит нам молчаливое согласие с истовой верой археолога в то, что данный Артефакт - исторически реальный предмет материального мира) был выкраден или же просто сокрыт, чтобы Дорога была утрачена. Большинство исследователей считают, что Компас сокрыт там, куда норманнам было не добраться - в землях им даже не ведомых пустынного юга.
Что ж, пожелаем профессору удачи. В конце концов, одержимый одной страстью на протяжении двадцати лет, он все же умудрился походя в погоне сделать немало замечательных открытий. Незаменимых находок для истории всего человечества.

Фотография плиты с руной компаса. Плиты, дополняющей часть мозаики в родовом замке моего отца.
За спиной раздаются ее шаги.

И добрый день всем, Энчане! А выходной всегда добрый день))
Прошу прощения, что так редко отписываюсь, дела-дела...мгм фирмы)))
Герда, спасибо за твои такие прочувствованные слова о постах, я тронут.
Кай, отчего это интриган?)) у меня, по-моему, все мои намерения на лбу написаны) и ниже четко прослеживаются

Дом Лиры - БЦ - Офис.

Если бы мне предложили тебя в кредит
Если б сказали"хочешь?"
...
Девушка, вам он нужен?
только процент немного завышен
Мой город тобой простужен
Да плевать,мой город почти не дышит (c).


Подбородком утыкаешься в плечо, грудью коснувшись лопаток. Так доверчиво сладко, что прикрываю глаза - запомнить. Что же тянет так? Что ж так сильно... Сплетаю пальцы с твоими, прижимая твою ладошку к груди.

Отец. Удар, радость. Знаешь, что отец твой может из путешествия не вернуться? Пусть ему так же не повезет, как его непутевым коллегам, пусть что ищет, он не найдет. Иначе моя же семья, я сам встану у него на пути.


Киваю, позволяя увести меня от стола. Поехали. Тебе так хочется на работу. Так не терпится разойтись. Так не хочется смотреть в глаза? жалеешь?
Мне же никак не удается убедить себя в том, что на первом общем собрании стоило показаться. Оно уже безбожно пропущено.
Взгляд цепляется за..насколько тонкой должна быть полоска белья, чтобы не различить ее? Хмурюсь, не успеваю найти ответ прежде чем ты садишься в машину.
Мне нужно спросить о твоем отце. Я должен. Того требует безопасность слишком многих людей. Я спрашиваю о тебе. Хочу.
- Ты училась рисовать? Ты любишь весну? А мужчин в запачканных рубашках? - улыбаюсь тебе глазами.


Смотришь, переступаешь на своих розовых каблучках, едва заметными пятнышками на скулах выдаешь себя. И мысли скачут.
Жду. Сам не знаю, чего. Когда первый пожар стих, сознаю, что пугать не буду: раз уже предупредил. Только ждать, терпения хватит.

Порывистая, сладкая, до тихого урчания моя.
Вжимаю в себя, крепко придавив ладонями поясницу и плавно скользнув ими к попе. Целую сильнее, отпивая сладости твоей. Да так, хорошо. Прикусив губку и зализав языком. Не думай, девочка. Не бойся. Смотрю тебе в глаза, отстранившись. Поглаживаю попу, все сильнее утверждаясь в мысли, что белья, возможно, и нет. Забыла, радость?
Веду губами по скуле, сжав ладонь на макушке.
- Очень хочешь на работу?
Молча киваешь, хотя на секунду кажется, что часто-часто покачаешь головой. Поглаживаю под грудью, сердце твое невыносимо гулко бьется в ладонь.
Улыбаюсь тебе, чуть отпуская, но еще удерживая в руках.
- Я телефон забыл. Позвонить надо. Не одолжишь?
Беру твой телефон, отмечая про себя, насколько модель функциональна в противовес девчачьим броским безделушкам.
Набираю номер, сбрасываю гудок.
Ты смотришь, сощурившись.
- Наверное, не перезвонят, - не переставая улыбаться, возвращаю телефон тебе.
- Ммм.., пока? - как-то совсем уж тихо выговариваешь ты, не глядя в глаза.
Девочка моя сладкая. Приподнимаю твой подбородок и легко целую в губы, как и ты, запечатывая вкус.
- Пока.
Мне это слово дается легче, чем тебе.
Уже садясь в машину, ловлю на себе пару недоуменных вглядов. Да, я в курсе того, как колоритно выгляжу в деловом центре города в расстегнутой рубашке. Не надо меня смущать. Раскраснеюсь еще, не приведи Фенрир.

Стоит открыть дверь собственного кабинета, как на стол летит мой сотовый телефон, следом за ним рубашка на вешалке в пакете.
Не считаю нужным реагировать на такие выпады. Спокойно достаю рубашку.
- Телефон нашли по Icloud, - Хель цедит слова. - Программиста тоже нашли.
Бросив рубашку, надеваю свежую, дергаю манжеты.
Хель усаживается в кресло, резко закинув одну ногу поверх другой, смотрит, не моргая:
- С разорванным горлом. Потому вопрос к тебе только один: где ты был вчера два часа, когда прервал связь?
Сощуриваюсь в ответ, скривившись. Сама должна понимать, что несет чушь.
- Я знаю, что я говорю, - поворачивается вслед за мной. - Знаю, что видела вчера в лифте. Я твоих шл..
- Хель! - обрываю коротко и резко.
Она заходит слишком далеко, забывается.
Хель резко поднимается. Тонкие губы ее сжимаются в белую линию.
- Второй раз тебя по кускам я сшивать не собираюсь, - знает, как ударить, как напомнить.
Сажусь в кресло, спокойно глядя на нее снизу вверх. Во взгляде моем одно предупреждение "Остерегись". Должна бы помнить, где ее пределы.
- Ты решила вопрос со следствием? Где и при каких обстоятельствах его нашли?
Бледные пальцы сжимаются в кулак и разжимаются, она заставляет себя войти в рабочий ритм.

Разобравшись с первичными вопросами по делу Макса, понимаю, что знакомство с хозяином местного клуба лишним все же не будет: такой должен знать, кто и чем в городке промышляет. Все это держит до самого обеда.
Один в кабинете. Кручу телефон в руке. Мысль приходит ярко и до смешного внезапно. Если учесть, что сам это сделал. Смотрю на ее номер. А кофе она так и не выпила.
Прошу секретаря найти номер кафе по адресу.
- Один кофе. Со сливками, карамельным сиропом и шоколадом, - прокручивая ее сладкий грудной голос и то, какая капелька этого сиропа у нее на языке. - Заказ в БЦ. И эклеры, - почему-то мне кажется, что ты любишь их. Хрустящие корочкой, свежие, сливочно-белые внутри. - Позвонить на номер, - называю номер Лиры. - Скажут, на какой этаж отнести.
Отключив звонок, смотрю на телефон. Явное ощущение, что этого мало.
Что отправить ей? "Как твой день?" "Ты очешуетельно пахнешь солнцем". Да пахнет ли свет, вообще? Или только в моем воображении?
"Хочу тебя. Сейчас".