Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Cara mia, не представляю, как женщины умудряются жить, практически не употребляя мяса, но я тебя услышал.
Лондон тоже очень красив, хотя я и не любитель небоскребов из стекла и бетона, но историческая застройка – прекрасна! Особенно хорош на видео Тауэрский мост.
Благодарю за угощение: сервировка, как всегда, изумительна, я так не умею. Зато могу предложить тебе самый популярный карнавальный десерт – его можно отведать в Венеции повсеместно. В Англии такое блюдо, насколько мне известно, называется «Крылья ангела», а в Италии – просто «Хворост». Думаю, что чай с чабрецом для этого времени суток подходит куда больше, чем кофе.
И продолжаем наслаждаться венецианским карнавалом, попутно немного подглядывая за работой муранских стеклодувов.

Спитафилдс

– Вы не явились на место встречи, Райль, тем самым причинив мне моральный вред. Поэтому, считайте, мы квиты.
Услышав знакомый голос, я обернулся. Редчайший случай: при свете дня и на трезвую голову женщина выглядела даже лучше, нежели в вечернем сумраке после нескольких порций алкоголя. Так и не смог сходу вспомнить, когда я в последний раз сталкивался с подобным феноменом.
– Здравствуйте, сеньор итальянец, - продолжила блондинка уже несколько мягче.
- Buongiorno, cara mia! Если бы заранее знал, что ты будешь так ослепительна, надел бы солнечные очки. А насчет морального вреда ты абсолютно права, поэтому я уже приготовил тебе компенсацию, - с этими словами я сделал шаг в сторону, открывая взгляду собеседницы небольшую розовую коробочку, стоявшую на капоте автомобиля. Собственно, именно из-за этой коробки я и предпочел ждать не у входа в бар, а у машины: дверь заведения была хорошо видна издалека, пропал бы эффект неожиданности.
Девушка смотрела на коробку несколько настороженно, поэтому я счел нужным продолжить:
- Открой, не бойся. Гарантирую, что там не бомба.
В коробке прятались розовые орхидеи. После того, как Каролина все же рискнула приподнять крышку, она, наконец-то, улыбнулась. Вежливо поблагодарив, девушка убрала коробку в машину.
- Так куда мы идем, cara mia? Вчера ты так и не сказала.
- Здесь недалеко, всего пара минут пути, - уклончиво ответила Каролина. – Рекомендую по дороге потренироваться сохранять абсолютное молчание: там, куда мы идем, нам необходимо будет молчать в течение сорока пяти минут, иначе нас выставят за дверь.
- Начало интригует, - рассмеялся я. – Постараюсь сдержаться и не говорить тебе комплиментов, хотя это будет очень непросто.
Сказанное меня несколько озадачило: я знал крайне мало мест, где требуется соблюдать полную тишину. Навскидку смог вспомнить только театр, кинотеатр и концертный зал, но концерты и театральные постановки редко начинаются посреди рабочего дня, а кино обычно длится дольше. Припомнил, что еще бывают публичные лекции, но не успел даже удивиться выбору места для свидания, как мы остановились перед черной дверью, к которой был прикреплен лист бумаги.
На листе крупными буквами было написано: «Ты либо видишь это, либо нет!»

Cara mia, я рад, что тебя все устроило!
Спасибо за пиво – сервировка, как всегда, на высоте.
Манчестер тоже красивый город, ты права.
Ну, и раз уж зашла речь о цветах, хочу тебе подарить букетик цветов, ставших одним из символов Италии – фиалки.
А чтоб не отклоняться от итальянской символики, предлагаю отведать капрезе, а к нему – латте.
Хорошего дня!

— Я родился, — сказал он, — в Элисондо, в Бастанской долине. Зовут меня дон Хосе Лисаррабенгоа, и вы достаточно хорошо знаете Испанию, сеньор, чтобы сразу же заключить по моему имени, что я баск и чистокровный христианин. Если я называю себя дон, то это потому, что имею на то право, и, будь я в Элисондо, я бы вам показал мою родословную на пергаменте. Из меня хотели сделать священника и заставляли учиться, но преуспевал я плохо. Я слишком любил играть в мяч, это меня и погубило. Когда мы, наваррцы, играем в мяч, мы забываем все. Как-то раз, когда я выиграл, один алавский юнец затеял со мной ссору; мы взялись за макилы, и я опять его победил; но из-за этого мне пришлось уехать. Мне повстречались драгуны, и я поступил в Альмансский кавалерийский полк. Наши горцы быстро выучиваются военному делу. Вскоре я сделался ефрейтором, и меня обещали произвести в вахмистры, но тут, на мою беду, меня назначили в караул на севильскую табачную фабрику.
Голос дона Рамона разносился над двориком, заглушая шелест табачных листьев. Сам дон Рамон сидел прямо на ступеньках крыльца и бережно перелистывал страницы потрепанного томика.
- Если вы бывали в Севилье, вы, должно быть, видели это большое здание за городской стеной, над Гуадалкивиром. Я как сейчас вижу его ворота и кордегардию рядом. На карауле испанцы играют в карты или спят; я же, как истый наваррец, всегда старался быть чем-нибудь занят. Я делал из латунной проволоки цепочку для своего затравника. Вдруг товарищи говорят: «Вот и колокол звонит; сейчас девицы вернутся на работу». Вы, быть может, знаете, сеньор, что на фабрике работают по меньшей мере четыреста — пятьсот женщин. Это они крутят сигары в большой палате, куда мужчин не допускают без разрешения вейнтикуатро, потому что женщины, когда жарко, ходят там налегке, в особенности молодые.
Дон Рамон перевел взгляд со страницы книги на сидевшую неподалеку женщину:
- Благословенная страна - Испания! Лусита, свет очей моих, порадуй старика, пройдись хоть раз в дневную жару по дворику налегке, я хоть вспомню, что такое жизнь!
- Да ну скажете тоже, дон Рамон! – засмеялась девушка, не прекращая работы: ловкие пальчики старательно складывали и скручивали табачные листья, аккуратными стопками разложенные на столе перед торседорой. – Вы же и сейчас дадите фору любому юнцу!
- Твои слова звучат музыкой для моих ушей, Лусита, радость моего сердца! Неужели ты хочешь навестить старика и узнать, ярко ли еще горит огонь в его чреслах?
- Ай, дон Рамон, да об огне, который у вас где только ни горит, по Гаване легенды ходят! Разве может приличная девушка вас навестить вот так запросто? Никак невозможно, дон Рамон, об этом в мгновение ока узнает вся округа, и моя репутация тут же будет загублена.
- Вот знаешь, что я к тебе неравнодушен, Лусита, потому и вытворяешь, что угодно! По дворику пройтись отказываешься, навестить – отказываешься. Много я тебе позволяю, ой, много! И все потому, что твои глазки сияют ярче солнца, озорница!
- И вовсе нет, дон Рамон. Это потому, что я могу за день скрутить двести сигар и не пропускаю рабочих дней, потому что не бегаю на вечеринки и не развлекаюсь с парнями, где вы еще найдете такое сокровище?
- Лусита, Лусита, хоть бы для виду со мной согласилась! Я, все, же, твой работодатель, - проворчал дон Рамон, но веселый блеск в глазах явно указывал на то, что старик не сердится.
- Дон Рамон, а что там дальше – все про фабрику? – подала голос Химена, крутящая сигары за вторым столиком.
- Нет, голубка, дальше будет про контрабандистов, любовь и мужчин, теряющих голову из-за женщин. Все как в жизни.
Дон Рамон вновь опустил взгляд на страницу и продолжил чтение:
- Когда работницы возвращаются на фабрику после обеда, множество молодых людей толпится на их пути и городит им всякую всячину. Редкая девица отказывается от тафтяной мантильи, и рыболовам стоит только нагнуться, чтобы поймать рыбку. Пока остальные глазели, я продолжал сидеть на скамье у ворот. Я был молод тогда; я все вспоминал родину и считал, что не может быть красивой девушки без синей юбки и спадающих на плечи кос. К тому же андалусок я боялся; я еще не привык к их повадке: вечные насмешки, ни одного путного слова. Итак, я уткнулся носом в свою цепочку, как вдруг слышу, какие-то штатские говорят: «Вот цыганочка». Я поднял глаза и увидел ее. Это было в пятницу, и этого я никогда не забуду. Я увидел Кармен, которую вы знаете, у которой мы с вами встретились несколько месяцев тому назад.
Дон Рамон был рачительным хозяином, а потому сам выполнял обязанности лектора на своей маленькой табачной «фабрике». Точнее, в стихийном кооперативе по производству сигар, организованном прямо во дворике жилого дома. Небольшое пространство, с трех сторон окруженное стенами, выкрашенными веселенькой канареечной краской, имело лишь один выход на улицу. Здесь под зонтиками стояли столы, заваленные табачными листьями, а за столами сидели девушки, старательно скручивающие сигары под присмотром дона Рамона.
Сложившееся положение вещей устраивало всех, кроме полиции: девушки зарабатывали деньги и не скучали, выполняя нудную монотонную работу; родители девушек точно знали, что их дочери проводят время во дворе под присмотром уважаемого человека и не занимаются глупостями; дон Рамон получал работниц, в честности и ответственности которых был уверен, а полиция… Полиции вовсе не обязательно было знать, что девушки крутят сигары на продажу, а не для личного пользования своих отцов и братьев.

Я пил кофе, стоя у окна, и наблюдал за пикировкой соседей, занятых производством сигар. Дон Рамон был прирожденным лектором, читал он замечательно: модулируя голос, выделяя детали, зримо рисуя перед глазами слушателей картину разворачивающихся в книге событий. К тому же успевал сказать каждой из торседор пару приятных слов. Уверен, что в молодости этот улыбчивый человек был грозой всех местных красоток. Девушки и сейчас с удовольствием флиртовали с ним, а уж чтение слушали и вовсе затаив дыхание.

Дон Рамон уже добрался до появления на страницах книги пикадора Лукаса, когда во дворик кто-то вошел.

Заметив во дворе племянницу дона Рамона, хорошенькую брюнеточку с веселым взглядом и точеной фигуркой, я спустился вниз.
Девушка, о чем-то заговорщицки шептавшаяся с дядей, после моего появления развернула веер и, изящно обмахиваясь, двинулась ко мне.


- Чудесно, сеньорита Каролина, чудесно! А после того, как встретил вас – просто волшебно. Что нового случилось в Гаване?
Но не успела девушка ответить, как во дворике появилось новое действующее лицо: блондинка в сарафанчике. Дон Рамон медленно выпрямился, внимательно оглядывая незнакомку, даже проворные торседоры начали стрелять глазками в пташку, залетевшую в нашу уютную обитель.


- Я всегда готов помочь такой обворожительной девушке найти дорогу в любую точку Гаваны. Да что там Гавана: рядом с такой красавицей можно обойти пешком всю Кубу и не устать! – весело объявил дон Рамон, но взгляд его глаз все еще оставался серьезным. – Куда же ты шла, милая? Доброго дня тебе и мужа хорошего!

Смысл произносимых Каролиной слов почти не достигал моего сознания. Все мое внимание было приковано к глубокому вырезу ее алого наряда. От жары и энергичных движений веера дыхание девушки было особенно глубоким и частым, и в декольте красавицы можно было наблюдать завораживающую картину вздымающейся в такт дыханию груди. Наслаждаться этим зрелищем я был готов бесконечно. Отвлекло меня лишь прикосновение к руке.
Брюнеточка подхватила меня под локоть и проникновенно произнесла:
- Сеньор Гальварра, нам так необходима ваша помощь, надеюсь не откажете.
- Разве я могу отказать вам, сеньорита Каролина. Приказывайте! – ответил я.
Тем временем гостья разложила перед доном Рамоном карту и начала объяснять, что ей необходимо попасть на бульвар Прадо. Мысленно я усмехнулся, поскольку короткий путь на бульвар начинался сразу за нашим двором. Надо было лишь выйти через неприметную для стороннего глаза калиточку, а потом все просто: идти прямо, потом налево, а когда в поле зрения появится кафе с ярко-зелёной вывеской – направо. Но показывать девушке потайную калитку без согласия дона Рамона я не собирался, тем более что Каролину появление незнакомки явно взволновало: рука брюнетки крепко сжала мою. Впрочем, я совершенно не возражал, но тут Каролина разжала пальцы и неожиданно предложила мне научить блондинку скручивать сигары.
Бросив недоумевающий взгляд на дона Рамона, я встретил совершенно спокойный ответный взгляд, после чего решил, что так надо по каким-то причинам.
Улыбнувшись девушке, назвавшейся Самантой, я присел на стул рядом с ней:
- Меня зовут Райль, вы совсем недалеко от бульвара Прадо. Сейчас отдохнете, выпьете чего-нибудь прохладительного, и пойдете дальше, а пока я с радостью покажу вам, сеньорита, как делать сигары. Все просто: перед вами пять стопок табачных листьев. Любая стандартная сигара состоит из трех составляющих: покровный лист – Капа, связующий – Капоте и начинка. Начинка, в свою очередь, также состоит из трех видов листьев: Воладо – самый горючий, Секо – самый ароматный и Лихеро – придающий крепость и ферментацию. Первым делом разглаживаем связующий лист, затем готовим начинку, заворачиваем ее в связующий лист и сверху оборачиваем покровным.

Стремясь помочь Саманте, я подавал ей листья и подсказывал, какими инструментами и в какой последовательности пользоваться.

- Милая, это лучшая фигурная сигара, которую я когда-либо видел! – рассмеялся дон Рамон, утирая глаза. – Спасибо, порадовала старика. Оставь себе в качестве подарка за продление моей жизни! Райль, покажи нашей гостье короткую дорогу, - кивнул он мне.
- Пойдемте, Саманта! – я подал блондинке руку. – Мы вас так и не напоили, извините. Не знаю, где задержалась ушедшая за водой сеньорита, но там, куда вы направляетесь, как раз есть кафе. Чтобы попасть на бульвар Прадо, идите прямо, потом налево, а когда увидите кафе с ярко-зелёной вывеской – направо.

Отомкнув спрятавшуюся за углом одного из домов калитку, я наблюдал, как хорошенькая блондиночка удаляется по узенькому проулку. Не знаю, почему дон Рамон решил вывести девушку этой дорогой, но ему виднее. А меня меж тем начинало волновать долгое отсутствие Каролины. Что с ней приключилось после того, как она отправилась за водой?

Услышав голос Каролины, я бесшумно задвинул запор на калитке и поспешил вернуться во двор. Девушка разговаривала с каким-то гринго, который неосмотрительно похвалялся наличием денег. Хмуро окинув взглядом светлокожего парня, я забрал у Каролины тяжелые пакеты.


- Вам повезло, сеньор, - улыбнулся я. – Короткий путь на набережную вам может подсказать дон Рамон, если вы ему понравитесь, - кивком головы я указал на пристально наблюдавшего за нами старика.
- Да, сеньор, проходите, не стесняйтесь, - подал голос дон Рамон. – Присядьте на минуту, отдохните от суеты и жары. Насладитесь покоем и сигарой. Сигары любят и ценят во всем мире: в Анголе, Франции, Китае, России… Проспер Мериме написал великолепную новеллу о работнице испанской табачной фабрики – цыганке Кармен, - дон Рамон продемонстрировал потертый томик. - Но были в истории и реальные женщины, чьи имена навсегда связаны с сигарами. Как вы думаете, кто из жительниц России первой стал курить сигары?
Я усмехнулся, слушая, как старик обрабатывает гринго, а потом кивнул Каролине на дверь дома и показал пакеты. Пусть покажет, куда это все поставить. Заодно и уберется подальше от белокожего гринго.

- Мы не делаем сигары на продажу, - назидательно сообщил дон Рамон, - но, если вам, сеньор, срочно необходим подарок, я уступлю коробку из своих личных запасов по той же цене, по которой покупал сам. Райль, захвати коробку «Ромео и Джульетты», будь хорошим мальчиком, - кивнул мне старик и вновь обратился к гринго. – Сейчас вам принесут коробку отменных и очень мягких сигар. А пока могу сказать, что вы почти угадали. Первой российской женщиной, начавшей курить сигары, была императрица Екатерина II. Ее любимая марка была - «Nastroeff». Говорят, что именно благодаря этой женщине на сигарах появились банты (бумажные кольца). Как вы думаете, для чего?
Тут дон Рамон неудачно перехватил книгу, и из нее выпала фотография, которую старик использовал в качестве закладки.
- На этом фото премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль изображен угрюмым и сердитым. Как вы думаете, почему? – задал он еще один вопрос светлокожему гринго.

Cara mia, кажется, мишки, белочки и прочая живность недостаточно вдохновляющи. Чем бы мне тебя вдохновить на продолжение танца?.. Может быть, этот комплект, так чудесно сочетающийся с твоим нарядом, подойдет в качестве вдохновительного эликсира?
С наступающей весной тебя!

Молли, надеюсь, что ты это читаешь: с Днем рождения тебя! Пусть у тебя все-все в жизни будет хорошо!

Себастьян, с Днем рождения! Без лишних слов: именной!

Cara mia, возможно в -30 (ужас какой) женуаз с ягодами и чай с чабрецом лучше всего напомнят о весне.

Она склонилась над туго натянутым на раму шелковым полотном и забавно сморщила носик, вдохнув резковатый бензиновый запах состава для резервирования.
Ее густые волосы слегка поблескивали в свете солнечных лучей, косо падавших из окна на рабочий стол. Точно так же поблескивал влажный шелк под ее руками.
Тонкие пальцы старательно сжимали тюбик с резервом, девушка слегка щурилась, вглядываясь в проступающие под смоченной водой тканью очертания рисунка.
Тщательно и планомерно она обводила контуры будущей росписи, старательно прорисовывая каждый угол, и проверяя, чтобы линия резерва была непрерывной по всей длине, иначе краска растечется по полотну некрасивыми пятнами.
Когда почти невидимые на белом шелке сероватые линии полностью обозначили будущий рисунок, девушка подняла раму и внимательно осмотрела натянутое полотно на просвет, выискивая разрывы контуров. В этот момент блик от солнечного луча пробежал по ее лицу, мягко огладив нежную щеку и подсветив карие глаза золотистыми искорками.
Не найдя в работе изъянов, девушка радостно улыбнулась, продемонстрировав задорные ямочки на щеках.
Пока резерв полностью просохнет, можно выпить чаю в соседней комнате.
Темные тяжелые локоны рассыпались по ее плечам, освобожденные на время от стягивавшей их резинки. Шелковистые пряди слегка подрагивали в такт легким шагам уходившей из комнаты девушки, переливаясь теплыми шоколадно-каштановыми оттенками с легкой ноткой карамели. Цвет, рождающий в памяти образы сумеречного Парижа и запах жареных каштанов.
Когда девушка вернулась, ее волосы вновь были собраны в хвостик. Эта прическа подчеркивала стройность тонкой шеи и позволяла любоваться красивой линией плеч, слегка напряженных в момент смешивания красок для росписи.
Быстрыми уверенными движениями девушка размазала по палитре несколько оттенков, после чего заново смочила просохшую ткань, и началось колдовство. В некоторых случаях кисть вполне может заменить волшебную палочку. Лаванда и сирень, лайм и зеленый чай, индиго и перванш сплетались между собой, создавая симфонию красок, из которой постепенно проступали очертания изысканных орхидей и ярких колибри. Повинуясь легким движениям девичьих пальцев, на влажном шелке распускались экзотические цветы и трепетали крылышками крошечные птички.
И пусть пальцы девушки постепенно тоже покрывались пятнами, сама она все светлее улыбалась по мере того, как белизна шелка заполнялась нежными цветными переливами.
Закончив роспись, девушка отложила кисти и умиротворенно вздохнула. Она любовалась результатами своей работы и словно светилась изнутри от переполняющих ее чувств.
Видимо, не зря считается, что творчество сродни медитации – помогает обрести душевную гармонию.
Мягкая улыбка темноволосой девушки совершенно точно излучала счастье и гармонию.

Анастасия, чрезвычайно рад! Для тебя
Эмма, не за что! Очень красивый новый наряд! Тебе
Керри, правильно, выполняй! Наряд – просто загляденье! Это тебе
Cara mia, очень рад, что тебе понравилась мелодия. На мой взгляд, она так же прекрасна, как ты. Тебе к завтраку лучший итальянский десерт – тирамису и латте. А еще цветы в качестве пищи для души.

Эмма, ты, главное, выздоравливай. Это тебе для скорейшего выздоровления, а это – для настроения.
Cara mia, этот вариант наряда мне нравится даже больше предыдущего. Тебе к завтраку десерт со странным названием «Холодная собака». К счастью, на вкусовые качества название совершенно не влияет (впрочем, по-английски он называется еще хуже, даже не уверен, что могу подобрать верный аналог на итальянском). А еще для тебя латте и цветы. Хорошего дня, Кара!

Особняк Денниса Сиверса

За черной дверью со странной надписью скрывался узкий коридорчик, в котором нас встретил невысокий мужчина. Они с Каролиной обменялись рукопожатием, после чего мужчина, наконец-то, приподнял завесу тайны над этим непонятным местом:
- Одинокий тридцатилетний американский художник Деннис Сиверс однажды решил попытать счастья за океаном и купил себе дом в Лондоне. Денег хватило только на ветхое жилье в Ист-Энде, тем не менее, в 1979 году Деннис Сиверс поселился в доме номер 18 по Фолгейт-стрит. А вместе с ним здесь поселилось несколько поколений Джервисов, воображаемого семейства, которое он придумал себе взамен реальных родственников. Десятикомнатный дом в георгианском стиле захватил воображение молодого американца, и он решил восстановить в нем атмосферу далекого прошлого. По замыслу Сиверса, Джервисы – ткачи-гугеноты - жили здесь с 1724 по 1914 год и всюду оставили сле¬ды своего пребывания. Сиверс считал, что интерьерно-атмосферные инсталляции заставят посетителей погрузиться в прошлое, где подлинным будет все: и звуки, и цвета, и запахи. Он «отменил» в доме все признаки цивилизации (вроде электричества) и объявил его художественным проектом, а чувства посетителей – холстом, на котором он, Сиверс, работает, создавая свои иллюзии. Сиверс умер в 1999 году. До самой смерти он водил по их общему с Джервисами жилищу экскурсии. Дом и сегодня открыт для посещения. Только не вздумайте называть его музеем. Сиверс ненавидел это слово. Возможно, самый оригинальный художник-концептуалист ХХ века, он считал свой дом полем эксперимента, испытания и воспитания чувств. И был совершенно прав. Сейчас вам представляется уникальная возможность совершить путешествие во времени и приобрести незабываемый чувственный опыт. Подготовьтесь ощутить прошлое. И помните: вы либо видите это, либо нет! Для начала выключите ваши телефоны, оставьте вашу сумочку здесь, и можете начинать путешествие, – подытожил он, приглашая нас приступить к прогулке по дому.
Пока Каролина пристраивала сумочку на полке, я отключил мобильник и сунул его обратно в карман.
– Готов хранить полное молчание и ненадолго побывать в прошлом?
Я кивнул, и красавица толкнула одну из выходящих в коридорчик дверей.
Мы оказались в темном погребе. Пахло затхлостью и подгнивающим деревом, под ногами на каменном полу то и дело похрустывал какой-то сор, несколько свечей не столько разгоняли, сколько сгущали мрак за пределами крохотных язычков света. Наши шаги гулко отдавались от стен. Почти ничего не было видно, пока мы не добрались до угла с запыленным оконцем, пропускающим слабый свет с улицы. Здесь в камине были сложены дрова, под окном валялись камни, на полке над камином стоял грязный кухонный скарб. Деревянный потолок, казалось, давил на голову, да и вся атмосфера вокруг была неприятно-гнетущей. Казалось, что время в этом помещении остановилось, и мы застряли тут навсегда.
Но за углом камина пряталась дверца, ведущая в кухню. Поднявшись по нескольким ступенькам лестницы, мы вошли в уютное теплое помещение. В воздухе витали ароматы свежевыпеченного хлеба и мясной подливки. В очаге весело потрескивал огонь, на столе стояла миска с овощами, на разделочной доске валялся брошенный нож и лежал недорезанный кусок сыра. Казалось, что кухарка только что отерла руки о передник и на минуточку вышла в соседнюю комнату. Посуда в буфете весело поблескивала в свете свечей, язычки которых трепетали на легком сквозняке. Потолок здесь также был низким, но впечатление от комнаты создавалось совершенно другое: не давящая мертвенность подвала, а безопасный, защищенный со всех сторон уголок, в котором тебя всегда ждут.
В сиянии огня свечей и очага светлые волосы стоящей рядом со мной женщины приобрели нежный медовый оттенок. Так и хотелось протянуть руку и пропустить между пальцами шелковистую блестящую прядку. Но я не стал отвлекать Каролину от изучения окружающей обстановки, лишь молча любовался точеным профилем и дивной игрой красок: в теплом отсвете живого огня моя спутница уже не казалась мраморной статуэткой, она вся была словно окутана легкой розовато-медовой дымкой – ожившая мечта, принцесса Греза.
Где-то скрипнула половица, негромко мяукнула кошка, я оглянулся, но в комнате, кроме нас, по-прежнему никого не было. Каролина еле заметно улыбнулась уголками губ, и мы перешли в следующую комнату.
Это было помещение для завтраков или малая столовая. Контрастное оформление интерьера – почти черные дубовые панели на стенах, светлая скатерть на круглом столе, темная обивка стульев, яркий свет от полыхающего в камине огня – рождало в душе ощущение тревоги, которое усиливалось нарочитым беспорядком в комнате: упавший стул, поваленная бутылка, из-под которой по белоснежной скатерти расплывается кроваво-красное пятно, лужица застывающего воска под одиноко стоящей на полу свечой…
Пока я рассматривал небрежно висящий на гвозде предмет старинного гардероба, напоминающий длиннополый мужской пиджак, украшенный кружевами, из-за окна донеслось конское ржание и злобный окрик возницы, потом по мостовой процокали копыта и прогрохотал экипаж. Я даже не поверил своим ушам в первый момент и невольно глянул в окно. На улице ничего не изменилось, там по-прежнему сновали самые обычные люди в современной одежде, а вот на оконной раме я заметил пару небольших динамиков, аккуратно укрытых за занавесками.
Погружение в прошлое на самом деле оказалось продуманным: в каждой комнате нас ожидали новые впечатления. Огромное количество разнообразных деталей быта: недопитый бокал с вином на столе, перо в чернильнице, какие-то штучки, названий которых я не знал, надкушенное яблоко, шорох одежды за спиной, звон колокола за окном, сохнущее белье на веревке, разобранная постель в спальне.
В одной из комнат я, видимо, слишком увлекся разглядыванием изящных вещиц, разложенных на столе, в попытке угадать предназначение некоторых из них, потому что, оглянувшись, не увидел Каролины. Я поспешил пройти в следующее помещение, но там ее тоже не было. Чуть не окликнул женщину по имени, но вовремя вспомнил, что разговаривать здесь строго запрещено. Тогда я вышел в коридор и попытался понять, в какой момент мы со спутницей могли разминуться. Прислушался, но звука шагов не услышал. От дальнейших розысков меня удержало лишь одно соображение: женщинам иной раз в самый неподходящий момент требуется посетить уборную. С мужчинами такое тоже случается, но с женщинами – гораздо чаще. Уверен, что минимальные удобства для гостей этого дома-инсталляции здесь предусмотрены. Да и местный сотрудник должен где-то справлять нужду… Тут я вспомнил о выглядывавшем из-под кровати ночном горшке, содержимое которого мне рассматривать не захотелось, но запашок вокруг стоял соответствующий… Но для посетителей какие-то удобства все равно быть должны. Да и насчет полного отказа от электричества после замеченных динамиков я тоже сомневался.
Ставить Каролину в неловкое положение мне не хотелось, поэтому я вернулся к осмотру экспозиции, словно не заметил отсутствия женщины, но сосредоточиться на экскурсии уже не мог, то и дело поглядывая на часы.
Через десять минут я спустился к входной двери, и все тот же сотрудник сообщил мне, что Каролина ждет меня на улице.
Я вышел на Фолгейт-стрит и увидел, что женщина разговаривает по телефону. Сделав пару шагов в сторону, чтобы не мешать, я включил собственный мобильник. Пока прогружалась сеть, Каролина успела закончить разговор, и вежливо мне улыбнулась, но тут мой телефон словно взбесился. Судя по издаваемым им звукам, за прошедшие сорок минут со мной пытались связаться все, кому не лень.
- Извини, cara mia, кажется, что-то случилось, надо узнать, что именно.
Я нажал на первое же попавшееся сообщение. Оно было от Марии – кухарки, работавшей в нашем доме столько лет, что я привык считать ее членом семьи. Она ни за что не стала бы разыскивать меня по пустякам.
Когда я прочитал написанное, едва не смял телефон в руке. Ослабить хватку побелевших от напряжения пальцев на ни в чем не повинном предмете заставил себя усилием воли: мне явно сейчас придется делать ряд звонков.
Стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы не напугать стоящую рядом женщину, я с трудом подобрал нейтрально звучащие слова:
- Прости, Кара, мне очень жаль, что так получилось, но я вынужден ближайшим же рейсом покинуть Англию. Не знаю, когда вернусь. Спасибо за увлекательную экскурсию. Пойдем, я провожу тебя до машины.