Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

В любой душе есть тайный уголок.
Ни близким, ни друзьям туда нет хода.
Там планы и секреты бок о бок
Рождаются в любое время года...

Никто туда без спроса не проник.
Мы охраняем наши тайны сердцем.
И заповедный маленький тайник
Уходит с нами, закрывая дверцу.

Привычно вкладывая в улыбку тонны сладкого меда фальши, услужливый швейцар распахнул двойную стеклянную дверь, выпуская меня из здания высотки, убегающей ввысь на сорок этажей, цепляя хмурое чернильное небо. Он по-прежнему боялся хозяйку банка, женщину в классическом костюме из дорогой черной ткани, разбавленной белой вертикальной прострочкой, шпильки которой сегодня чуть громче обычного постукивали по гранитному крыльцу. Я остановилась под козырьком, полной грудью вдыхая прохладный, влажный воздух, пропитанный озоном. Яркий зигзаг молнии разорвал тучу над головой, отражаясь в зеркальной конструкции высотки. Столицу тумана и дождя крылом накрыла гроза, могущественное и неукротимое ненастье обожаемой мною своевольной стихии. Идеальная погода для заслуженно триумфального дня управляющей банка Skeffington Credit, безжалостно уложившей на лопатки очередного конкурента, пытавшегося отгрызть чужой «кусок пирога». Изменив многолетнюю политику банка, я предпочла сделать упор на сотрудничество с крупными предпринимателями, занимаясь исключительно многомиллионными контрактами. Standart UK заглотил наживку, бросившись обслуживать мелких кредиторов, погряз в бумажной работе, не в силах оперативно справляться с объемом работы. Люди, привыкшие к первоклассному сервису, поспешили сменить банк, принося свои вклады в Skeffington Credit, отныне занимающий девятую строчку в списке самых крупных банков Великобритании. Очередной порыв ветра заставил поежиться от холода и шагнуть под первые мелкие капельки дождя. И лишь оказавшись в своем автомобиле, удобно устраиваясь на черном кожаном диване, я позволила себе улыбнуться, но совсем не так, как подобает истиной победительнице, а чуточку устало, откидывая голову на подголовник и закрывая ледяную бездну стальных глаз.
Когда мне было 17, я думала, что к 27 стану другой. Хозяйкой Лайм-парка, имения, которое в моих глазах выглядело цветущей частицей рая на земле, где, взращённая любовью родителей, царила атмосфера уюта и тепла, будто впитываясь в стены залов и галерей, касаясь густой зелени садов и лужаек. Главной, но никак не управляющей махиной семейного бизнеса, переходившего из поколения в поколение, разрастаясь, требующего времени и сил. Возможно даже своевольной, любящей женой, разбалованной вниманием и цветами, благодетельной матерью, обожающей свое чадо. Но на одном из многочисленных витков жизни, судьба распорядилась по-иному, внося свои корректировки в розовые мечты семнадцатилетней Кармен, только окончившей элитную частную школу. Из всего этого сбылось только одно, цветы бизнес-леди все же дарят. Бывшие соперники, признающее свое поражение в борьбе за место под солнцем и свою нишу в банковской системе, и компаньоны, капиталы которых напрямую зависят от процветания Skeffington Credit.
Совсем близко раздался гулкий и густой раскатистый гром, вплетаясь в звучное постукивание крупных капель дождя по крыше автомобиля, плавно затормозившего на светофоре. Распахнув глаза и по-кошачьи потянувшись, будто сбрасывая с себя незримые и невесомые путы усталости, перевела взгляд на силуэты зданий лондонского Сити, едва различимые за стеной ливня, окутывающего машину. Вечер в муравейнике шумного мегаполиса, потраченный на прием, где «стальной» леди необходимо переговорить с потенциальными клиентами банка. А после хватит двадцати минут, чтобы выпить коктейль, традиционный мартини с оливкой, пообщаться с прессой.
А после свобода… То, чего так жаждет каждый из нас, самолично возводя барьеры и очерчивая границы дозволенного. Быть может Каталония… Уж верно Мариано, умело нанося на холст маслянистые краски, играя тенями с плавностью линий, оживил портрет незнакомки с большими андалузскими глазами, цвета шоколада. Снова увижу сплав мелодии, ритма и движения выливающийся во фламенко, которому в детстве обучала мама, и под лазурным, жарким небом в открытом кафе закажу порцию паэльи.
- Мисс Скеффингтон, мы приехали, - обращаясь ко мне, водитель прерывает полет мыслей, возвращая в реальность. – Я нужен вам вечером?
- Нет, на сегодня ты свободен, - коротко ответила я, мысленно поправляя железную маску и подхватывая с сидения увесистую кипу документов, и вышла из машины.
Неделя выдалась насыщенной и сложной, хотя уже давно привыкнув ко всем трудностям, я без зазрения совести гоняла персонал, перед очередной проверкой. Требовала оперативного выполнения даже самых сложных поручений и в какой-то степени наслаждалась беготней и напуганными глазками своих заместителей, с надменной улыбкой заявляя последним, что при малейшей оплошности их головы полетят первыми. В такие моменты во мне не оставалось ничего хоть отдаленно напоминающего сочувствие или сострадание, только холодный расчёт. Лишь увидев сегодня рейтинги и узнав о банкротстве своего конкурента, «железная» леди успокоилась, глядя в лицо очередной победы. Так или иначе, отец будет гордиться своей преемницей в кресле директора Skeffington Credit. А по-другому быть и не могло. Я просто не имела права разочаровывать его. Ввиду этого выходные казались манящим лучиком света в окошке.
Сложив стопку бумаг на письменный стол орехового цвета, и сбросив высокие шпильки, я с ногами устроилась в глубоком кресле, обитом бардовым бархатом. И все же меня тянуло на юг, в Барселону к дяде, его отвратительному черному кофе и прекрасным, будто живым, картинам. Быстро набрав «Мариано, жди меня в гости», я отправила сообщение и, памятуя о ненавистном приглашении на прием, не позволяющем мне сегодня же сбежать из страны, принялась подбирать платье.
___________________________________________________
*названия банков не имеют реальных аналогов в бансковской системе Великобритании

Эндрю, благодарю.

Майкл, Сабрина, Розмари, Молли, спасибо за теплый прием

- Так что же такое любовь?
- Все зависит от того, что ты подразумеваешь под этим красивым словом, Кармен. «Чтобы понравиться другим, нужно говорить с ними о том, что приятно им и что занимает их, уклоняться от споров о предметах маловажных, редко задавать вопросы и ни в коем случае не дать им заподозрить, что можно быть разумней, чем они», - Мариано как всегда полон загадок, отвечает сплошь цитатами известных умов, и лишь изредка в гранях его философии проступаю штрихи собственных суждений. – Если бы любовь раскрыла предо мной все свои карты – моя жизнь сложилась бы по-другому.… Все могло бы быть по-другому…, - он осекся и уже совершенно иным тоном, привычным, твердым и уверенным, добавил: - Но это все абстракция. Ты и сама знаешь, что нельзя смешивать реальность и вымысел.
Из разговора с дядей

Маленькое черное платье и Шанель №5 – лучшее, что могла подарить миру неподражаемая француженка Коко. Элегантный и утонченный наряд, абсолютно не привлекающий к себе внимания, позволяющий тенью скользить меж именитыми гостями, оставляя за собой лишь тонкий, едва различимый шлейф аромата духов. И только нитка жемчужного ожерелья, поблескивая перламутром, не дает полностью раствориться в толпе. На губах на несколько секунд застывает холодная полуулыбка, пока я смотрю в объектив, а затем и вовсе отворачиваюсь от назойливого папарацци, усаживаясь удобнее в мягком кресле из белой кожи. Официантка уже принесла заказанный мною напиток, и пальцы уверенно обняли хрупкую ножку хрустального бокала. Не привычный мартини, а именно вино, красное полусладкое, с легким ароматом пряностей и терпким вкусом. Всего половина фужера, чтобы немного расслабиться. Сделав небольшой глоток, я провела пальцем по ободку, мысленно анализируя события сегодняшнего вечера. Не хотелось забегать вперед, подкармливая свое эго наличием сильного дара убеждения или исключительной харизмы, однако, надеясь на доводы рассудка, для себя считала исход официальной части мероприятия приемлемым. Не факт, что нужные мне люди понесут свои капиталы прямиком в хранилища Skeffington Credit, но в какой-то степени мои слова посеяли в их разумах сомнения касательно непотопляемости обслуживающих их банков. А большего от вечера и достаточно ветреных и молодых сливок общества и не ожидалось. Мало кто из собравшихся здесь жил своей работой, приумножая доходы, а не проматывая свою часть наследства или семейного состояния. Впрочем, каждый сам вправе выбирать тернистую дорожку к звездам.
Вновь пригубив насыщенный расплавленный рубин напитка в бокале, бросила взгляд на вспыхнувший экран телефона, извещающего о пришедшем SMS. «Princesa mía, всегда рад тебе, с нетерпением жду» - сообщение дяди вызвало тень мимолетной улыбки. Время уже за полночь, но верно вдохновение вновь не выпускает из мастерской, где под кистью оживают шедевры его фантазии. Когда-то Мариано хотел нарисовать и мой портрет, уверяя, что эта картина затмит венец его коллекции – закутанную в шелковый платок марокканскую красавицу с густо подведёнными темно-карими глазами, изображенную на фоне золотистого мира песков пустыни под лазурью небес. Но тогда я побоялась позировать. Вовсе не от того, что с ходом лет реальность проиграет облику девушки на холсте. А потому что еще в детстве наслушалась от дяди о том, как впоследствии тесно переплетаются жизни полотна и человека. Возможно это всего лишь сказки, однако я была впечатлительным ребенком.
Мобильный отправился в клатч, и я снова потянулась к тонкому хрусталю с вином, отпивая из фужера. Закрытая частная вечеринка всем своим пестрым шиком и льющимся через край гламуром навевала скуку. Безликая масса людей, в которой, если присмотреться, можно отыскать знакомые лица, неплохая постановка танцев, немного несвойственное моему придирчивому вкусу направление в музыке – этот вечер ничем бы не отличался от других, но в определенный момент я поймала на себе взгляд, от которого по спине скользнула ледяная змейка. Меня бесцеремонно рассматривали глаза цвета беспроглядной арктической ночи, такие же холодные и колючие. Я не преминула возможности ответить незнакомцу тем же. Пусть даже и мимолетно, задерживаясь всего на долю секунды, но подмечая детали, мой взгляд скользит по темным волосам и правильным чертам лица, отмечая сходство с величественными профилями скульптур; по белой рубашке классического кроя, фривольному отсутствию галстука. Спускается по сильным рукам, стеклянному снифтеру, на дне которого янтарем переливался бренди. Ощутив необъяснимый прилив жара, я напоследок одарила мужчину ледяным призрением, которого он в полной мере заслуживал, заставляя меня ощущать себя товаром на ярмарке.
Не успела я окончательно расстаться с властным образом, отталкивающим и одновременно в чем-то притягательным для моего воображения, как мое одиночество нарушила внушительная гора мышц, не отмеченная ни на одной из географических карт мира, и вследствие этого совершенно мне неизвестная. Наверняка прагматичный мозг работодателя использовал его в качестве тяжелой артиллерии. На удивление приятным голосом, он озвучил пожелание своего начальника, что показалось мне верхом самодовольства. Разве я походила на девицу столь легкого поведения? Да и на что вообще рассчитывал этот мужчина после своего красноречивого недвусмысленного взгляда, от которого до сих пор было немного дурно, будто от удравшего в голову молодого крепленого вина.
- Передайте, пожалуйста, мистеру Самомнение, что он коренным образом ошибся в определении моей профессии, - ядовито зашипела я, не выпуская из поля зрения обладателя невообразимо завораживающих глаз, все еще обращенных на меня. – Я вынуждена ответить отказом, - напрочь забыв о недопитом вине, я подхватила с поверхности стола клатч и направилась к выходу.
Мне нравилась ночь. Отсутствием суеты, ненужных звуков и лишнего света. Приносимыми ею отголосками прохлады и возможностью в полной мере ощутить одиночество большого города. В окутавшей темноте парковки лишь далекие неоновые вывески позволяли разглядеть свою машину среди десятков других элитных автомобилей. Каждый звук по направлению к ней отдавался едва различимым эхом, тонувшем в общем гуле неспящей столицы. Гнев внутри меня все еще не утих, горя в груди, будто пламя свечи. Однако более всего раздражала двойственная природа этого чувства, ведь часть меня находила неподобающим этот оценивающий и надменный взгляд. В большей степени отталкивающим, чем приятным. Не наоборот ли? Конечно нет! Остановившись возле красного автомобиля, блестящего в тусклом лунном серебре, я принялась искать ключи, даже в маленьком подобии сумочки, словно угодившие в бермудский треугольник. Все же выудив связку на свет божий, мне тут же посчастливилось ее выронить на асфальт, с которым они поспешили слиться. Просто превосходно! Мое настроение и так пребывало в нескольких градусах от точки кипения, закручивая в вихре яростных мыслей и воспоминаний недавней «встречи». Рука зацепила брелок в тот момент, когда до слуха донеслись едва различимые шаги, тихие, но уверенно приближающиеся. В груди робким голоском драматической актрисы проснулся страх, нашептывая, что мой ангел хранитель сегодня совсем не кстати взял выходной. Резко обернувшись, я увидела того незнакомца из клуба.
- Так и до смерти напугать не сложно, – стараясь игнорировать все еще быстро колотившееся сердце, вкрадчиво произнесла я, поднимаясь на ноги. – Вы что маньяк?

Один из детективов Агаты Кристи мог бы начаться именно так: по-английски прохладная ночь пятницы, окрашенная в цвет индиго и разбавленная искусственным светом; центр Лондона; темная стоянка одного из элитных заведений, насквозь пропитанного шиком и лоском, диктуемыми веяньями моды. Абсолютно обыкновенной наружности женщина в черном коктейльном платье, спешащая к своему автомобилю; мужчина, высокий и статный, бесшумный хищник каменных джунглей, следом за ней покинувший грохочущий басами миксов клуб. Декорации мрачных высоток и полной луны, ложащиеся друг на друга тени; теряющиеся в бесконечной уличной симфонии мерное цоканье шпилек и шаги преследователя. Время замедляет свой неустанный бег в погоне за собой и одновременно от себя самого, почти останавливается, сгущается напряжение, перерастая в подобие страха. Кто она? Всего лишь жертва таинственного незнакомца, скрывающего мотивы в бездонном колодце карих глаз. По воле жанра их взгляды встречаются и… Занавес.
В реальности все куда прозаичнее. Мой взгляд касается точеных линий лица мистера Самомнение, путается в густых, длинных ресницах, прежде чем нырнуть в обжигающий лед безызвестности темной радужки. Утратили ли его глаза хоть йоту колючей оценки, свойственной, пожалуй, лишь подлинным мастерам? Потеплели ли хоть на градус, озарившись толикой теплого света? Нет, остались прежними, больше отталкивающими, нежели притягивающими, что вкупе с голосом, чуть грубоватым (хотя интуитивно другого и не ожидала), выводило из лабиринтов опасений к раздражению.

Не денди и не франт аристократического общества, он усмехается, режет слух непомерным самодовольством, но все же завораживает живостью интонаций. Только вся эта мелодичность обезоруживающего наступления оставила меня равнодушной. Не одиночество и жажда внимания привели меня в клуб, не желание ловить на себе красноречивые взгляды, а работа, по выполнению которой стальная мисс не ищет компании. Только не здесь, не среди подобных ему азартных игроков, через призму своего восприятия видящих мир огромной корпорацией, где абсолютно все подлежит купле и продаже. В какой-то мере принимая законы бизнеса, я не стремилась соприкасаться со всеми его гранями и только мысленно усмехнулась в ответ на емкое деловое предложение. Простите, но сегодня явно не ваш день…
- Не думаю, что мне это надо. Я так решила и этого вполне достаточно, - не стремясь казаться милой или учтивой, я вполне холодным тоном озвучила свой вердикт, ведь именно такую немного резковатую форму людям свойственно понимать с первого раза.
Мужчинам сложнее дается осознание поражения, поэтому я не придала значения тому, что незнакомец не спешил развернуться и вернуться в клуб. Вспомнив о ключах, все это время зажатых в кулачке, я открыла дверцу, усаживаясь на место водителя. Двигатель отозвался приветственным урчанием, автомобиль тронулся, но мою девочку, по обыкновению маневренную и грациозную, словно подменили. Не понимая в чем дело, я вышла из машины, медленно обходя вокруг, пока взгляд не остановился на проколотой шине. Сетуя не собственную неосторожную манеру вождения, преподнесшую неприятный сюрприз, я вздохнула.

А я уже успела забыть о незнакомце, чья насмешливая ирония, казалась мне абсолютно неуместной.
- Не ваше дело, - слова сорвались с губ прежде, чем пришло осмысление колкой фразы и собственного едкого тона.
Я вновь обошла Audi, блестящую оттенками красного в тусклом серебре лунного диска, намереваясь позвонить в аварийную службу или же хотя бы своему личному водителю. Обладатель властных карих глаз и довольно приятного тембра, повелительного голоса не остался в стороне, как тигр на охоте мягко и плавно приближаясь к лани, коей по всему в его разумении и являлась строптивая девушка. Я же дала понять, что не нуждаюсь ни в обществе, ни во внимании, и уж тем более в деланной и манерной заботе. Или же он привык слышать только то, то хочет? Конечно же, как любому эксперту в области автомобилей, незнакомцу просто жизненно важно было увидеть степень ее «повреждений не совместимых с жизнью» и вынести вывод специалиста, свидетельствующий о том, что железный конь скорее жив, чем мертв, но нуждается в лечении. Словно я своим умом не могла прийти к подобному умозаключению. Выудив из клатча мобильный телефон, я собиралась набрать номер, когда уловила мотивы, будто заманивающей в золотую клетку, настоятельности.

Признаться, я упустила тот момент, когда черный Bentley пересек стоянку, бесшумно преодолевая расстояние и замирая возле своего хозяина. Он распахнул заднюю дверцу с затемненным стеклом, предоставив моему взору салон из белой кожи, достаточно дорогой и мягкой, предназначенной для тех, кто в первую очередь заботится о своем комфорте во время поездок. Вопросительный взгляд обратился ко мне, не выдавая ни единой эмоции, но внимательно сканируя даже самый незначительный взмах ресниц и дуновение ветерка, играющего с локонами, забрасывая их за спину.

- Благодарю, но я не хочу утруждать вас и вызову такси, - глядя в зачаровывающую тьму, рискуя увязнуть в ней как в зыбучих песках, произнесла я, услышав, как жалобно пискнул телефон, извещая о севшей батарейке, и погас.
Наверняка, где-то наверху высшие силы откровенно потешались над любимицей Фортуны, не оставляя иного варианта, как согласиться с предложением мужчины. По правде говоря, я ничего не теряла, позволяя себе поездку на мягкой и теплой коже, обтягивающей салон Bentley. Да и учитывая время рейса в Барселону, мне лучше пораньше лечь спать, чтобы завтра вволю погулять по городу и поговорить с дядей, а не тратить бесценные часы на сон. Забрав клатч, «мертвую» сенсорную игрушку и ключи, я захлопнула дверцу своей красной предательницы и направилась к ожидающей машине, за рулем которой находилась уже известная мне гора мышц.
- Не бойтесь, я не кусаюсь, - в ленивой форме поддел незнакомец, после моего короткого «спасибо».
- Судя по тому, что вы бизнесмен, рискну предположить, что, как и у любой успешной акулы этого мира, у вас три ряда острых зубов, - устроившись возле окна, я утонула в мягкости и сидения, чем-то отдаленно напоминающего мне облако.
В любой ситуации возможно несколько вариантов развития событий. Даже те, что именуются безвыходными, на самом деле таковыми совсем не являются, ведь нас просто не устраивают какие-то условности, которых мы стремимся избежать ввиду болезненного восприятия для нашей гордости, честности, тщеславия. Но через все это мы можем переступить, перетерпеть, точно так же, как и до определенных пределов выдерживаем физическую боль. По одной из версий я могла завести разговор, довольно легкий и непринужденный, так сказать о погоде да о природе, по другой – хранить молчание, стараясь отвести глаза от рыцаря, вызвавшегося доставить меня домой, и настроиться на позитивные мысли об уикенде в Испании, рассматривая огни никогда не спящего ночного города. Ночь и тишина сродни друг другу, идеально дополняют, не внося при этом разлада в умиротворение темного времени суток. Поэтому мой выбор очевиден, прост и предсказуем. Водитель прекрасно справляется со своим нехитрым ремеслом, плавно и быстро скользя по пустым магистралям, усеянным фонарными столбами и неоновыми рекламными вывесками, улочкам Кингстона, освещая фарами декорированные витрины дорогих бутиков. Я молча и бездумно перебираю в пальцах ключи, машина останавливается на первом светофоре и тишину разрывает звук голоса мистера Самомнение.
- Вы всегда так немногословны? – обыденным тоном интересуется он.
- С незнакомцами – да, - ответ звучит негромким колокольчиком.
- Если в этом вся беда – Чейз Кендалл, - представляется мужчина, протягивая ладонь.
- Изабелла Касильяс, - слова, лишь отчасти являясь правдой, легко слетают с языка: Изабелла – мое второе имя при крещении, Касильяс – фамилия матери. Кто посмеет упрекнуть меня во лжи? Выпустив клатч, я последовала правилам этикета, предписывающим рукопожатие.
- Вы испанка!? – я так и не поняла вопрос это или в большей степени утверждение.
- Sí, Señor*, - он развернул мою ладонь на 90 градусов, наводя на мысли, что с выводами касательно манер я поспешила. – Время для чая или кофе уже позднее, они плохо влияют на сон и, честно говоря, отсутствуют на моей кухне, поэтому еще раз выражу свою благодарность словами, - удерживая ладонь так, чтобы он не смог приблизить ее к себе добавила: - Gracias.**

* Да, сеньор (исп.)
** Спасибо (исп.)

Женская интуиция лгать не может, соответственно победитель Заговорщик.

Испания, Коста-Брава, 5 лет назад…

- Я лечу раны! – сказало Время…
- Я приковываю к земле! – ответила Предубеждённость…
- Я окрыляю! – возразило Счастье…
- А я раню, поднимаю до небес, а потом швыряю на землю! – коварно усмехнулась Любовь.

Изрезавшие дикое побережье могучие скалы-великаны и отвесные горы, неожиданно расступаясь, открывали маленькую живописную бухту с крупным золотисто-желтым песком, так и не остывшим за короткую южную ночь. Розовато-сиреневое от восхода море на горизонте встречало алеющий шар, словно чинно выплывающий из пучины морской, роняя первые лучи на склоны, усланные зеленой сосновой рощей. Ночью утесы кажутся черными, погодя серыми, а потом и вовсе засверкают золотом. Волны лениво вползают на рассветный песок, частями слизывая дорожку моих шагов. Короткие шорты из светлой джинсовой ткани, ярко-желтый топ и сандалии в руках. Только вперед, не оглядываясь.
Я никогда не принадлежала к числу тех, кто терпеливо собирает осколки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Верно говорят, что разбито, то разбито. И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины. Да только ручеек воспоминаний все равно уносит за собой к тому, что прежде радовало, придавало счастливое сияние глазам…
… - Моя дорогая, очень скоро эта диадема станет твоей, - будто райская птица, сладким певучим голосом приговаривала герцогиня, глядя на мое отражение в зеркале. – Это украшение по праву будет удостоено особого внимания, затмив собой самое великолепное платье, - она плавно и грациозно пересекла комнату, заняв свое кресло, и тонкими длинными пальцами обняла белую фарфоровую чашечку с крепким индийским чаем. - Кажется, совсем недавно сама была на твоем месте, а сыну уже двадцать пять. Как время-то летит …
…И, поддаваясь иному течению, сквозь временные отрезки оказываешься у другого фрагмента недавнего прошлого. Где каждое слово, как капелька ртути на нежную кожу, где каждый взгляд – дыхание равнодушной зимы, покрывающее инеем все, чего ненароком касается, где даже тишина звенит болезненным напряжением, а воздушные замки превращаются в пыль…
… - Кармен, для нашего круга любые отношения – сделка. Тебе ли не знать сколь выгодно слияние двух банковских империй. А любовь лишь редкий и приятный бонус, - он в недоумении пожимает плечами, глаголя свою простую истину, тем самым в дребезги разбивая забытье моих фантазий. – Думаю, теперь ты понимаешь всю бессмысленность своей ревности и этого разговора?
Ответа не последовало, риторические вопросы, равно как и мужчина, не требуют слов. Молчала, слушая, как часы отбивают полдень, а хотелось закричать, зарыдать в голос. Словно в отчаянной попытке вытолкнуть из себя всю боль разочарования, сердце в груди сжималось, сбиваясь с привычного ровного ритма. Меньше, еще меньше, только бы не осталось места для чувств и эмоций. Сжимая руки в кулаки, чтобы ногти больно впивались в ладонь, я отвернулась к окну, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд на пейзаже за двойным стеклом, но не прошеные слезы застилали глаза.
- Отлично, значит, мы друг друга поняли…Любимая...
… Присев у самой кромки воды, я подняла плоский камушек, старательно отшлифованный волнами с пенными барашками, одна за другой взбегающими на берег. Он полностью соответствует своему громкому названию «скалистый берег». Такой же дикий, неприступный уголок нетронутой живописной природы, скрывающий от глаз людских таинственные глубокие гроты и тихие мелкие заливы, где лучи прорезают водную лазурь до самого дна.
Больше не хотелось чувствовать себя бессильной, ощущать тот всепоглощающий холод, спрашивать себя, почему это случилось со мной. Мы всегда искренне думаем, что корень всех зол кроется в нас самих. Виним не их, а себя. Разве это разумно?… Жители небольшой местной деревеньки считают, будто мысли, которые приходят в голову на рассвете – самые правильные, они озаряют нашу жизнь. Я же блуждала в искусственном, стеклянном дворце воспоминаний, воскрешая дни, потраченные на самообман. Наши ошибки никогда не остаются безнаказанными, и в этом никто не поможет тебе лучше, чем ты сама.
Размахиваюсь и бросаю камень в воду, будто отпуская следом мысли. Плеск и разбегающиеся кругами волны. Поднимаюсь на ноги, подставляя лицо свету и легкому ветерку, бросившемуся играть с волосами, разбросанными по плечам. День обещается ветреный, но это даже к лучшему, он принесет прохладу и свежесть. На берегу практически никого нет, ведь так рано здесь не встают... Ты повелитель всей этой реальности. Солнце полностью поднимается над горизонтом, освещая все вокруг, и я действительно начинаю верить, что мои нынешние мысли более чем верны. Закрыв глаза и подняв руки ладонями вверх, я стараюсь раствориться в ощущениях свободы, примешивающихся запахах цветов и зелени, приносимым бризом привкусе соли, звуке прибоя, накатывающего на пляж… Но в какой-то момент совсем рядом слышу голос дяди:
- Звонила Селин, - сообщает он, останавливаясь в нескольких метрах от меня. – Разбудила меня, - чуть тише недовольно добавил Мариано.
Тень улыбки ложится на губы. По обыкновению дядя не встает раньше полудня, о чем мать знала, нарочно звоня в несусветную рань. Надо полагать, памятуя, что ее горячо любимый младший брат спросонья не так ловок в обмане.
- Ты сказал, что я здесь? – поинтересовалась я, раскрыв глаза и отвернувшись от солнца лицом к нему.
- Princesa mía, она не спрашивала и без того очевидных фактов, только поведала, что ты сбежала из-под венца, - ответил дядя, отпивая из граненого стакана апельсинового сока. – С этого места, пожалуйста, подробнее.

Мы говорим "Никогда", когда знаем, что это случится вновь.
Часто мы говорим "Прощай", в надежде увидеть человека еще раз.
Мы просим, чтобы нас оставили одних, когда нуждаемся в чьей-то поддержке.
Мы сами создаем для себя тернии и даже не задумываемся, чего это нам будет стоить.
А потом только и остается терпеть и уверять себя, что мучаемся не напрасно.
Мы ждем, даже зная, что о нас уже забыли...
Надеемся, когда нет никаких шансов…

Мы любим возвращаться туда, где наше сердце, где, переплетаясь с его ударами, сама основа мироздания рождает воистину вселенскую гармонию всех частей твоего «я», где абсолют не являет собой легенду, как мифическая Шамбала, а блестит на небе мириадами звезд Млечного пути, глядя на которые погружаешься во вселенный поток жизни. Неважно поют ли там сладкоголосые тропические птицы, блестят ли в лучах восхода шельфовые ледники зеркальных высоток, соседствующие с доломитовыми нагорьями бетонных конструкций, рассыпались ли там золотые пески взбалмошной и непостоянной особы пустыни, женщины во всем, вплоть до нравов. Балом там правит энергия, неподвластная пониманию разума, взращенного на теории большого взрыва, витках эволюции и безотлагательности уравнений Эйнштейна. Откуда, напитавшись жизненными силами, в первую очередь возвращается душа, а не тело, вновь вдыхающее влажный воздух столицы Туманного Альбиона, укрытой низкими серыми тучами. Мелкие холодные капли сонно сыплются с неба, мерно стуча по крышам домов, разливаясь на асфальте причудливыми блюдцами луж. Привычные к подобным капризам влажного климата люди, укрываясь под блеклыми зонтами, медленно продвигаются в плотном потоке безликой серой массой.
Здесь все осталось таким, как и прежде, как заведено испокон веков, погрязшим в своих меркнущих добродетелях и пороках. Не удивляет ничего, но искренне радует шуршание листов бумаги договора о покупке бывшей банковской империи, принадлежащей тому, кого когда-то любила. Без венца и обручальных колец, без титула герцогини, мужа и детей. Несколько завитков подписи – и она станет моей. Женщины упрямы как в любви, так и в ненависти. С одной лишь разницей, нежность оборачивается коварством, а ангел – демоном. И даже упоительные фанфары, призрачные, но такие реальные, не приносят должной всепоглощающей радости. Такое же холодное безразличие накрывает при виде объекта своей любви и ненависти, снизошедшего до того, чтобы самолично выразить восхищение. Глядя на букет алых роз, служащий элементом декора на столе, где остывает блюдо мести, я смотрю в глаза этому видению уже ставшему страницей прошлого, и губы сами шепчут его имя – «Уильям». Под стук треклятого дождя в западне лабиринта воспоминаний, словно в ледяной воде – холодно и мерзко.
- Мне жаль, что так вышло, - произносит тень прошлого, так и не отпущенная мною.
Лишь холодная улыбка инеем касается моих губ. Неужели я должна поверить в эту ложь? Жаль мне, свое разбитое до острых осколков сердечко, собирая которые режешь пальцы. Жаль, обратившиеся прахом те воздушные замки, что я возводила вокруг него, соткав в фантазии мирок, параллельный реальности, упрямо пытаясь найти точку пересечения двух призрачных встречных. И почему же теперь в нем проснулась Мать Тереза? Поздно. Теперь то я поняла, насколько свет прямолинеен и туп, как, впрочем, любое добро… Зато сколько всего шевелится в тенях, как они наполнены, таинственно живы… Это как добро и зло. При этом гораздо интереснее, разнообразнее, обольстительней.
- Как знать, ведь у тебя нет сердца, - отвечаю довольно сдержано, пожимая плечами, и возвращаюсь в свое кресло.
- Именно это мне в тебе и нравится, - не задумываясь, продолжает проклятие из прошлого, усаживаясь напротив меня. – Надеюсь, твои предпочтения в вине не изменились и ты не откажешься от Cheval Blanc 1947 года?
Некоторые пристрастия не подлежат переменам даже с ходом лет. Когда слова излишни, поднять бокал за собственную вендетту – лучшее, что я могу подарить выпустившему белый флаг. Особый случай, не менее особый напиток, искрясь рубином, разбивающийся о грани из стекла. Вдыхая аромат, ощущаю густые нотки кофе, шоколада и экзотических фруктов – всего, что так люблю. И по взгляду орлиных темных глаз умудренного хищника понимаю, ничто не забыто, даже мелочи, ставшие для меня обыденностью. «Уильям, быть может, ты помнишь больше, чем показываешь? Ведь не нужно тысячи фраз, а всего лишь одна…» - умоляют глаза, горя искорками обманчивой надежды, напрочь игнорируя любые проявления гордости, но с языка слова так и не срываются. Отсалютировав бокалом, запиваю их вином, обжигающим горло своей крепостью. Я победила, лавровый венок мой, но, увы, не чувствую своего триумфа, хотя в полной мере осознаю. Ведь ныне его империя, часть моей. Внезапно становится дурно, настолько, что пальцы выпускают хрустальную ножку бокала, а перед глазами плывут круги, стирая очертания кабинета. Вдох дается с большим трудом, словно грудную клетку сдавили невидимые путы.
- Нет у тебя полета мысли, Кармен, - мужчина цокает языком и, поднимаясь, медленно скользит вокруг стола в направлении меня, с улыбкой на устах наблюдая, как я начинаю задыхаться. – Ну-ну, сейчас станет легче, - заботливо добавляет он, останавливаясь за спиной и вынимая из волос заколку. – Это всего лишь яд.
Освободившись из плена, густая копна струящимся водопадом ложится на плечи. Через тридцать секунд напряженной звенящей тишины, я ощущаю, как по телу растекается эфирная легкость, ленивая и тягучая как свежий мед. Утопая в ней с головой, где-то на задворках сознания, понимаю, что не могу пошевелиться, прикована к стулу, как аморфное существо, внутри которого паразитом живет ледяная змея страха.
- Его называют Belle Morte, - докладывает мой мучитель, пропуская сквозь пальцы длинные темные локоны. – Лишаясь способности двигаться, в последние минуты своей жизни окунаешься в эйфорию, и правда, красивая смерть, не находишь? – повернув мое кресло, чтобы видеть лицо жертвы, он касается подбородка, приподнимая голову, и наши глаза встречаются. – Сколько ненависти и ни капли былого безразличия. Но, к счастью, у меня есть противоядие, равноценное возврату моего бизнеса.
- Никогда, - слезы едва не катились по щекам, но упрямству не было предела.
- Ты сама решила свою участь, - его губы ломает снисходительно-хищная улыбка, после чего он склоняется ко мне, оставляя прощальный поцелуй, жадный и властный. – Ты была прекрасной любовницей, а женой уже не станешь…
Хлопнула дверь, и комната погрузилась в тишину. И только по стеклу французского окна били капли дождя, в которых купался весь город.
Сколько времени у меня осталось? Не думаю, что много…

Если честно, я просто устала…
Я устала находить людей и терять…
Привыкать к ним… И наблюдать за тем, как они исчезают из моей жизни… Устала доверять, а потом разочаровываться…
Устала говорить правду, когда ее не слышат… Я запуталась, когда ее надо говорить, а когда лучше промолчать…
Устала переносить перепады от счастливых истерик до воя в подушку…
Просто устала от этого холода в душе…
В такие моменты хочется уснуть…
Устала…

Меняем реки, страны, города...
Иные двери... Новые года...
А никуда нам от себя не деться,
А если деться - только в никуда.
Омар Хайям

- Мисс Скеффингтон, о боже! Что же делать? – секретарь металась по кабинету и испуганно верещала тонким, писклявым голосом, как пенопластом по стеклу. – Нужно позвонить в 911…

В жизни я слышала многое - клятвы, обещания, но лучшее, что я слышала - тишина. В ней нет лжи и лицемерия. Что мы знаем о жизни после смерти? Искусственная система, протянутая вдоль всех мировых религий, убеждает в существовании рая и ада, как данностей порядка бытия. Ты пройдешь по лестнице из облаков вверх к золоченым вратам парадиза или спустишься в темные глубины тартара? Ощутишь легкость полета или падения, увидишь свет в конце туннеля? Все эти видения легко объясняются схожестью процессов отмирания клеток головного мозга, типичными галлюцинациями, вызванными ишемией лобной коры головного мозга, и нарушением работы вестибулярного анализатора. А если и существует нечто неподвластное науке, то это вовсе не хаос и по преданиям рожденный из него порядок, а нечто более древнее, возникшее из вакуума и пустоты вселенной до большого взрыва. Но мы никогда не узнаем, что же незримо управляет нами, вершит судьбы людей, городов, империй. Равно как и не поймем смысла жизни, стремления плыть по течению или против него.

- Эта змея все еще жива. Яд не убил ее…
- Отравление организма вызвало кому, возможно, она не выйдет из этого состояния.
- При отключении от приборов жизнеобеспечения пациентка умрет?
- Да. если прикажете это сделать.
- Нет, пусть дышит. Я так хочу.

Would you mind if I killed you?
Would you mind if I tried to?
Cause you have turned into my worst enemy
You carry hate that I don’t feel
It’s over now... What have you done? *

- Кармен, я же знаю, что ты слышишь меня, - шепот у самого уха, знакомой нежностью сглаживающий жестокость слов, почти родной, узнаваемый из тысяч других голосов. – Вчера вечером твои родители попали в аварию. В автомобиле отказало управление, и его вынесло на встречную полосу. Ехавший по трассе грузовик смял металлический корпус, как картонную коробку. Мистер и миссис Скеффингтон скончались на месте еще до прибытия скорой помощи. В отличие от тебя их смерть оказалась быстрой. Не благодари… Любимая…, - глаза закрыты, дыхание ровное, оборудование мерно пикает, не отмечая всплеска активности. И снова Уильям, слова сквозь туманную пелену неизвестности часов и дней: - Сегодня замечательный день, будто весь Лондон сошел с ума в небывалой жаре последних дней лета. Я купил временное правление твоего банка со всеми акциями и зарубежными подразделениями. Жаль, что ты не можешь искренне порадоваться за меня и поздравить с приобретением.
What have you done?

Нужно попытаться открыть глаза, но нет ни сил, ни желания. Даже думать о чем-то противно до боли в висках от бьющегося под кожей пульса. Ее слабые отголоски улавливает пробудившийся от сна разум, считывая информацию, бегущую по нейронам к центру нервной системы. Я вышла из комы четыре дня назад, назло Уильяму и самой себе, всему, что услышала из редких рассказов, когда ему хватало наглости нежно держать мою руку, фраза, за фразой вырывая из сердца желание жить. Не знаю, что заставило распахнуть свинцовые веки, увидеть вовсе не свет в конце тоннеля, а белый потолок палаты и флуоресцентную лампу. Моя золотая клетка являла собой дорогую палату для VIP персон: плазменный телевизор на стене, с виду удобное мягкое кресло, низкий стеклянный столик с букетом живых цветов в вазе, ширма для переодевания. Кто-то даже позаботился о лазурном шелковом халате и белом пеньюаре, отличных от привычных больничных рубашек.
В коридоре послышались голоса охраны. Я уже познакомилась с ними, не обремененными умом шкафами с антресолями, приставленными к вратам темницы, чтобы мне не взбрело в голову покинуть больницу без ведома герцога. Вошедшая в комнату медсестра наверняка принесла очередную порцию таблеток, за пару недель превращающих в овощ здорового человека, не говоря уже об ослабленном комой и диетой из глюкозы организме. Это так просто – всего лишь небольшое усилие над собой, чтобы увидеть белый халат и густую массу темных волос, струящихся по спине. Но, увы, странная гостья предпочла осмотреться, пройти к окну и чуть раздвинуть жалюзи, впуская в помещение полоску дневного света, упавшего на профессиональный фотоаппарата. Она не походила на тот унылый планктон медперсонала, которому, по-видимому, запретили отвечать на вопросы.
- Он все еще здесь?
- Кто? – удивляется незнакомка в белом халате.
- Этот чертов мир за окном.
Девушка повернулась ко мне лицом, не тронутым слоями густого макияжа, сверкнула живыми искорками глаз и улыбнулась, совсем не натянуто, а добродушно. Она сделала несколько шагов в направлении кровати и остановилась, наблюдая, как я вынимаю из вены иголку. Занятие не самое приятное и привлекательное, но ее похоже не напугало и даже не очень удивило. Подумаешь – выступила капелька крови, которую тут же впитал платок.
- Я думала, что вы спите, и не хотела тревожить, - приветливым тоном пояснила девушка. – Меня зовут Молли, я фотограф, - вот и решен вопрос с камерой. – Хотите побыть моделью? – предложила она, выдавая в себе гения, увидевшего интересное решение для фотоснимка – От окна очень красивый ракурс в готическом стиле, всего пару кадров.
- Очень приятно, Кармен, узница отделения реабилитации, - приподнявшись на подушках, в ответ представилась я.
- Я заметила, что здесь мрачновато, будто в кельи, а не в VIP палате, - усмехнулась Молли, не представляя насколько близка к истине.
- Именно поэтому я хочу отсюда выйти, но не могу, - взгляд многозначительно переместился на дверь, за которой обосновались стражи Уильяма.
Позировать совершенно не хотелось, посему пришлось огорчить Молли, уже потянувшуюся было к крышке объектива. Она понимающе кивнула головой, заинтересовавшись все же открывающимся пейзажем. Стоило признать, что девушка была права во всем, словно читая дневник чужих мыслей. Начиная от алеющего пятна традиционных роз на столике, любимых цветов, которые начинаешь ненавидеть, находя карточку с его инициалами, и заканчивая холодными, почти неприметными стенами его любимого светло-фиолетового оттенка – в умелом сочетании все это давило на психику. Единственное, о чем мечталось все эти дни, так это оказаться за стенами больницы, не ожидая каждую минуту встречи с Уильямом. И, кажется, этот непосредственный лучик солнца с милой и открытой улыбкой, что послала сама судьба, остановившись на несколько секунд в дверях, уловила в моих глазах нотки обреченной грусти.
Палата вновь погрузилась в привычную тишину. Поднявшись с постели, медленно и лениво, помассировала шею и, ступая босыми ногами по деревянному полу, я подошла к окну. Люблю смотреть на небо. Оно как человеческое настроение – когда хорошее, то безупречно однотонное, а когда плохое – всегда разное, необычное и сложное. Также и людям свойственно меняться, крохотными шагами двигаясь вперед. И часто они становятся теми, кем считали, никогда не будут. Первой умирает душа, теряясь в кромешной темноте собственных лабиринтов Фавна, еще до того, как перестанет биться сердце и клетки мозга останутся без доступа кислорода. Видимо, это участь настигла и мою тонкую душевную организацию, заблокировав любые проявления чувств: тоску, жалость, любовь. Закат догорел, сменившись ночной акварелью, по коже от холода бежали мурашки, но под одеяло возвращаться не хотелось.
Одиночество и поток мыслей вновь нарушили голоса охранников. Эти человекоподобные бульдоги, опять пытались кого-то задержать, выполняя свою работу, однако когда я обернулась, лучик солнца, вновь прорвав блокаду, бесшумно вошла в палату, прямо на полу расположившись со своим скарбом, состоящим из нескольких черных пакетов. «Только фармацевтического склада под кроватью мне не хватало для полного счастья», - подытожил внутренний голос. Но каким же оказалось изумление, когда девушка изъяла на свет божий коктейльное черное платье.
- Откуда такое богатство?

Она явно цитировала кого-то досаждавшего своей житейской мудростью. Но и с верностью утверждения не поспоришь.
- Вот как, - протянула я, придав и своему голосу непривычное звучание.

Тщательно исследовав содержимое пакетов, Молли нахмурилась, словно ожидала большего от того, что вообще не понятно где, как и кем раздобыто. Из-за отсутствия полноценного выбора, на который она по всему надеялась, девушка будто наугад вытащила одно из платьев и шагнула за ширму.

Некоторые вопросы не требуют ответа, ведь все и так написано на лице, читается в глазах и даже витает в воздух навязчивой идеей. Присев на корточки и скрывшись из виду, она начала возиться со своей одеждой, разбросанной по полу (аккуратна, в точности как и я). И все же аптечный склад девушка с ангельской наружностью тоже посетила, не забыв прихватить на память сувенир – упаковку со снотворным. Она многозначительно посмотрела на меня, без слов объясняя нехитрый план действий, и добавила заговорщицким тоном:

Впервые за все нахождение в больнице, на губах появилась улыбка, пусть грустная и уставшая, но не сломленная тем, что придумал мозг моего злейшего врага, когда-то чуть было не ставшего мужем. Она оставляет мне одно платье из черной коллекции и прекрасной бабочкой в вечернем туалете отправляется на боевое задание, сообщив, что внизу ждет такси. Задавать вопросы волшебнице я не стала, похоже, что Молли спланировала все, ведь уже через пятнадцать минут, ручные бульдоги Уильяма, под видом кофе хлебнувшие сонного зелья, спят непробудным богатырским сном. Мне остается только проскользнуть мимо них, спуститься на первый этаж и, не привлекая внимания, добраться до машины.
Автомобиль, припаркованный у парадного входа, спешный стук шпилек по крыльцу – и наконец-то в салоне. Но едва почувствовав облегчение и свободу, вновь напрягаюсь. Что же дальше? Родители – мертвы, а дочь на похоронах так и не появилась. Банк – на середине слияния с первым конкурентом. Собственные счета – заморожены, а в лондонскую квартиру герцог направится сразу же, как узнает о том, что птичка вылетела из клетки. Прочные стены Лайм-парка, любимой крепости детства, тоже не спасут от него. Испания, место, куда всегда сбегала от проблем, но при связях Уильяма проще простого узнать все, даже какую воду я пила в самолете, с газами или без. Пока я размышляла, такси, скользя в плотном потоке городского транспорта, проезжая по знакомым улочкам, доставило мисс Аддисон к ресторану, куда и полагалось одеваться согласно ее обворожительному внешнему виду.
- Мне нужно позвонить, - обратилась я к девушке, заплатившей за такси и предоставившей наряд, понимая, что наглею до заоблачных пределов.
Молли протянула мне мобильный, попутно отсчитывая водителю заработанное. Завладев телефоном, по памяти я набрала номер одной из немногих, кому была не безразлична моя судьба. В большинстве своем друг для друга мы эгоисты, пуская в свой мирок лишь избранных и делясь тем, что беспокоит. А мне нужно выговориться, быть может, за крепким алкогольным напитком, но рассказать о человеке, ставшем самым большим и болезненным разочарованием, о том, кого когда-то любила. Она подняла трубку сразу, предпочитая не тратить время на разговор по телефону, просто заверила, что ждет.
- Спасибо, Молли. Ты не представляешь, от чего спасла меня, - произнесла я, отдавая мобильный своей волшебнице. – Я верну тебе наряд и деньги, только оставь координаты…
Она посмотрела на меня и улыбнулась:

- и снова милая ангельская улыбка озаряет ее личико.

- Это из собственного опыта? – она молча кивает головой в знак утвердительного ответа на вопрос. – Меня жизнь тоже кое-чему научила. Нет смысла требовать у людей того, чего у них нет – например, чувств, которых они не испытывают.
Автомобиль срывается с места, унося прочь от ресторана по названному адресу, где меня ждет Эмили.

*Не возражаешь, если я убью тебя?
Не возражаешь, если я попытаюсь?
Ведь ты стал моим злейшим врагом.
Ты ненавидишь, но я этого не ощущаю.
Все позади. Что ты наделал?

- Ты меня любишь?
- Нет.
- Тогда зачем я тебе?
- Я слишком эгоистичен, чтобы отпустить то, что принадлежит мне.

Наша жизнь не случайность, а череда закономерностей, посему каждый человек появляется в ней не просто так. Кому-то суждено принести толику света и счастья, став другом, пламенной любовью, ангелом хранителем, а кто-то заставит отхлебнуть из чаши горечи и разочарования, оставив после себя руины там, где доселе простирались райские кущи. От этого не уйти, не изменить уже написанную историю. Лишь только время расставит все по своим местам, сорвав маски, стирая мнимые пороки и обличая ложь добродетели. Не ведая обмана, в пору студенческой юности я была счастлива, познав приторную сладость девичьей влюбленности, когда неопытное сердечко то замирало в груди, то делало сальто и неслось вскачь, а также прелесть дружбы, протянувшейся через года взаимопонимания и общих интересов. Именно к ней сейчас и мчался автомобиль по разлившимся на дорогах лужам, к Эмили Арчибалд. Различие в возрасте не беда, если встречаются две родственные души с незаурядным эгоизмом и целеустремленностью акул мира сего. Мои родители нещадно баловали свое единственное дитя, в котором время и окружение взрастили цинизм и коварство, ведь иной расчетливая бизнес-леди быть не могла, ибо просто не выжила бы среди подобных себе пираний. Но что удивительно, до определенного момента подо льдом жила душа романтика, ныне же ставшая зияющей в груди черной дырой.
Свет фар скользнул по кованой решетке ворот, убегая за прутья в сад, машина проехала по дорожке и остановилась у парадного крыльца. Даже в ночной темноте особняк источал аристократическую величественность: изящные колоны, большие окна, обилие мрамора, дерева и света, играющего на них бликами, отражаясь в зеркалах и стеклах. Навстречу вышел дворецкий, неизменно учтивый и седоватый мужчина, проводивший в уже знакомый мне кабинет мисс Арчибалд. Несмотря на позднее время суток и домашний наряд, Эмили сосредоточено изучала какие-то бумаги. Она всегда много работала, вовсе не стараясь оправдать ожидания своей семьи, а только преследуя собственные цели и интересы. Даже наше знакомство состоялось ни где-то, а в пристанище знаний – библиотеке Кембриджа, куда обе пришли за единственным в стране англоязычным изданием научного фолианта. Не слишком популярное среди студентов число страниц, приближающееся к 10 сотням, множество терминов и сложность изложения материала - не каждому хватит желания так глубоко окунуться в мировую экономику. Но нам упрямства было не занимать.

Едва увидев меня в дверях, она поднялась, отложив в сторону документы, и предложила мне соседнее кресло. Устроившись на мягком бархате, я взяла из ее рук граненый стакан крепкого виски, памятуя, что после всех лекарств могу лишь наслаждаться ароматом. Она внимательно всматривалась в мое лицо, будто искала в глазах привычный блеск, но видела лишь пустоту, смятение, измученной вопросами девушки.

Не скрывая беспокойства, она коснулась моих холодных пальцев, будто стараясь передать часть своих сил. Я вымучено улыбнулась, она в ответ же покачала головой, не довольная этой тишиной и тем, что видела перед собой. А я не представляла с чего начать, ощущая, как начинают подступать слезы. Плачут лишь слабые, сильные скрывают боль за улыбкой, сжимают кулаки и поднимаются, вновь и вновь. Что со мной случилось? Иллюзии, фантазии и мечты – все, что являло собой смысл жизни, превратилось в пепел.
Как единственная близкая подруга, Эмили знала о моей жизни куда больше, чем все окружение, половину информации черпавшее из таблоидов. Изначально она не была в восторге от герцога и свадьбы, словно видела обман, которого не разглядеть сквозь стекла розовых очков. Понимала причины разрыва помолвки, полностью поддерживая меня, приехав даже для этого в Испанию и наконец-то познакомившись с творческой натурой моего взбалмошного дяди. И сейчас она не стала бы осуждать мой порыв мести, вылившийся в хитроумный план по разорению и покупке его банковской империи.
- Месяц комы в больнице, - тихий шепот резал горло. – Уильям едва не убил меня. И все из-за чертова бизнеса.
- Значит так, моя дорогая, сейчас ты идешь в ванную, а потом спускаешься в столовую на…, - она повернула голову и подняла глаза на часы, показывающие половину десятого. – На поздний ужин.
Командный тон подруги не подлежал обжалованию. Мне жаль ее подчиненных, наверняка живущих по правилам ее авторитаризма, хотя мои подчиненные тоже не ведали дива демократии. Что теперь стало со Skeffington Credit? Без реструктуризации явно не обошлось, но самое страшное, что мог сделать с моей империей герцог – распродать ее по частям. Вновь по кусочкам собрать мозаику сложнее, чем забрать бразды правлении из рук одного хозяина, Уильяма. Пока даже не представляю, как именно уничтожу его, однако никогда и ничего в своей жизни я не желала столь сильно. Какова самая высокая цена его поступка? Верно говорят – дороже крови платы нет. И дело даже не в банке, не во временном отрезке, проведенном в больнице, а в том, о чем стараешься не думать, иначе слезной истерики не миновать, ведь именно по его вине родителей нет в живых. «Belle Morte» - вспомнила я название того индийского яда. «Твоя смерть будет далеко не красивой и не быстрой. Обещаю».
Контрастный душ расслабил тело настолько, что даже двигаться не хотелось, лишь стоять под потоками стекающей по коже воды и вдыхать, сладкий цветочный аромат геля для душа. Выйдя из душной и жаркой от пара кабинки, я накинула теплый махровый халат, приятно обнимающий влажную фигуру, и, вытирая волосы, остановилась возле большого зеркала. К счастью или к сожалению, в моей палате их не было, и только сейчас представилась возможность рассмотреть отражение. Немудрено, что Эмили едва узнала в этой бледной мумии мисс Скеффингтон. Хотя даже бальзамированные египетские фараоны, почившие тысячелетия назад, выглядели привлекательнее. Пустой и уставший взгляд бездонных грустных глаз, по обыкновению плавные, а ныне чуть заострившие линии мраморно-белого лица – серебристая гладь не лгала и не искажала действительность. Задерживаться в ванной и изучать себя, заставляя тем самым ждать подругу, не хотелось. К тому же моим расчетам стол в гостиной уже накрыт. Я заняла место напротив Эмили, ограничившейся крепким черным чаем, и только сейчас, глядя на расставленные вокруг яства, поняла насколько голодна. Больничная диета состояла из глюкозы, вводимой через капельницу, чего-то отдаленно напоминающего размазанную по тарелке кашу на воде и конечно же лекарств, пить которые я не стала. Соблюдая правила этикета, я потянулась за серебряными столовыми приборами, не сводя глаз с хорошо прожаренного бифштекса с кровью. Довольно странное предпочтение для миниатюрной девушки, однако не для хищницы, маленьким капризом которой стало именно это блюдо. Мисс Арчибалд с интересом наблюдала за тем, как я пытаюсь чинно и неспешно орудовать вилкой и ножом, а затем, налюбовавшись зрелищем, пригнулась к столешнице и заговорщицким тоном заметила:
- Мы здесь одни. Поражать меня светскими манерами не обязательно, - взглянув на подругу, я отбросила нож, с помощью одной вилку управляясь с мясом, и потянулась за большим зеленым яблоком, бесцеремонно впиваясь в него зубами. – Только после десерта не подчищай тарелку, - по ее губам скользнула тень улыбки.
Дождавшись конца трапезы, Эмили попросила толком объяснить ей всю ситуацию. Почти за час, сбиваясь и перескакивая с одного события на другое, ибо мысли разбегались, детали ускользали и вновь всплывали в памяти, я рассказала ей все. Она внимательно слушала, видимо с каждой моей фразой все отчетливее представляя себе те приключения, которые мне удалось нажить для себя любимой. Окончательно уверившись в масштабах и выслушав ночную исповедь, благоразумная и рассудительная женщина уже сделала выводы, взвешенные, как впрочем, и все ее решения, но продолжала безмолвно слушать подходящую к концу повесть «о том Кармен оказалась на пороге особняка Арчибалд».
-… Девушку, которая мне помогла, зовут Молли Аддисон. Я хотела бы отблагодарить ее, - произнесла я, устроившись с ногами в кресле и положив голову на высокую, мягкую спинку. - Не понимаю только, почему он не позволил мне умереть?
Пожалуй, это было единственным, чего я искренне не понимала. Возможностей представлялось предостаточно. Однако же, лишив меня всего, даже смысла жизни, ее то герцог и оставил.
- Всё, что тебя не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь твоя очередь, - наконец-то изрекла подруга. – Домой тебе, и правда, лучше пока не ехать. Оставайся у меня.

Спасибо большое, очень приятно, что моя писанина вызывает эмоции

Тодд Донован, добро пожаловать.

Молли, вот расскажи тебе про универсала)) *крепко обнимаю в ответ* спасибо, мой ангел-хранитель)

Эмили, дорогая и любимая подружка!

Каролина, сама понимаешь, не могу забыть о леди, с которой у нас схожи вкусы*приобняла за плечи*

Бенджамин, пока Иветт не видит, обнимаю и тебя, талантливая ленивочка)) ты сам знаешь, за что

Ричард, очень рада была найти друга в твоем лице

Майкл, ты самая необычная личность из всех моих знакомых *обнимаю*

Дэнниел, вечера в вашем обществе весьма приятное времяпрепровождение