Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Земляные дорожки на местном маленьком кладбище мокрые, всё ещё скользкие от прошедшего ночью дождя, и листья, опавшие разноцветными клочками, налипают поверх них, словно конфетти. Вот только праздновать здесь нечего да и некому. Они цепляются к прохожих туфлям, моим в том числе. Хотя откуда на кладбище прохожие? Разве может кто-то по своей воле прийти? Только утратившие, пришли почтить ушедших без возврата. Я цепляюсь сильно так же, как и листья к туфлям, за руку соседа, чтобы не упасть. И кто придумал только, что в горе человек не чувствует ничего? Мне больно, холодно и ноги гудят жутко. Почему-то думаю сейчас я только о непривычных для меня высоких каблуках. Зачем я их надела? Какая разница в чёрных или нет туфлях я буду? Разве кому-то до моих ног есть дело? Мне бы горевать надо. Потому что это всё, конец, я не увижу её больше. Говорить смогу, но ответа мне уже не будет. Не будет тёплых ладоней и запаха её духов, я больше не внучка. Но я не верю, не хочу. Не сейчас. Мне бы день пережить этот. И скорее туфли снять.
Ветер ледяной и жесткий, он наотмашь бьёт по лицу, волосы путает и дергает, наказывая словно, забирается под тонкий плащ, треплет его, будто старую тряпку, пытаясь сорвать. Легкие обжигает, словно в воду прямо сейчас лицо опустили. Я падала в детстве зимой в озеро, знаю, тогда меня Бен вытащил. И почему я словно маятник всё время возвращаюсь мыслями к нему, чтобы не делала, как бы не горевала?

Земля к земле. Прах к праху. Латынь оседает на губах горьким пеплом, её не смывают слезы, текущие по моим щекам, не растворяет печаль, она создана для молчаливого горя. Я в голос хочу зарыдать, чтобы с громким вздохом смахнуть осевшую на словах вековую пыль боли. Но лишь судорожно вздыхаю и продолжаю глотать слезы. Мёртвый язык выжил, чтоб провожать мёртвых, не живым нарушать даруемый им покой.
Земля с моей ладони падает на крышку гроба, и я невольно вздрагиваю. Только сейчас, кажется, я осознала, что все разошлись, и лишь могильщики терпеливо ждут меня. Я киваю им вежливо и отхожу. Мне бы уйти надо, потому что в доме чужие люди, потому что продрогла уже до костей, потому что могильщикам не нравится, когда над душой стоят, но я не могу. Почему-то мне кажется, что пока земля не засыпана, то всё ещё не окончательно, что исправить что-то можно, что так прощаться правильнее, что я могу ей ещё что-то сказать... Прощенья попросить, что редко так рядом была, что говорила мало, что взрослой себе казалась и вечно занята была...
Дома сегодня теплее обычного, соседки обнимают меня, слова утешения шепчут, что-то на столе расставляют. Мне выгнать всех хочется, одной побыть, но я принимаю соболезнования, подставляю щеку, пожимаю руки, достаю старый скотч из шкафа, потому что так правильно, потому что леди именно так и поступают. Я напоминаю себе снова и снова, что они не ко мне пришли, а с бабушкой прощаться, поэтому я радушная хозяйка, и гостей дороже этих никогда не было и не будет. Я слушаю рассказы о былом, подливаю в бокалы и утираю слёзы. Лишь изредка бросаю взгляд в окно, хотя и знаю - глупо это. Бен не приедет, не днём.

Я провожаю пришедших, долго мою посуду, придумываю себе кучу дел, лишь бы не думать. Но время тянется так долго... Я слышу смех бабушки, её наставления, слышу свои язвительные ответы и ненавижу себя за это. Я опускаюсь в кресло и смотрю в темноту, словно она может дать забвение, хотя бы временное, но уже понимаю всю тщетность. Я просто жду, когда Бен придёт.
Он приходит среди ночи. Как и всегда. И пахнет дешевым виски, сигаретным дымом и солью. Может, солью на губах отдают мои слёзы, а запах я почему-то приписываю ему. Я не спрашиваю, насколько он пришёл. Мы вообще мало разговариваем. Просто ставлю сковороду на плиту. Мне плевать на законы гостеприимства, мне плевать голоден он или нет. Я просто ставлю сковороду на плиту и готовлю ему чересчур ранний завтрак. Так было всегда. Бен никогда не благодарит после, да я и не жду, не это важно. Я ведь даже не смотрю на него, мне хватает понимания того, что он пришёл, что он со мной в комнате одной. Я обойдусь без объятий, уверений в любви и поцелуев, мне достаточно чувствовать запах его сигарет.
Бен прижимает к себе, и я впервые за день вою в голос, принимая необратимость потери. Он без слов гладит меня по спине, а я цепляюсь за его рубашку. Я знаю, что скоро Бен уйдёт, пытаюсь прекратить рыдать и целую его в шею. Он подхватывает меня на руки и садится в старое кресло, мы вместе смотрим в темноту. Никаких слов, никаких поцелуев, он просто обнимает, я прекращаю плакать.

Мы никогда не говорим о любви и будущем. Я почти не мечтаю. Бена футболки пестрят надписью "мы сами", выдавая в нём принадлежность к ИРА, а я англичанка. Дочь леди Скеффингтон не вписывается в его жизнь, как я не стараюсь. Но всё-таки Бен раз за разом приходит среди ночи.
Перед уходом он целует меня, заставляя понять - прощается, ещё раньше слов:
- Уезжай, Тель, ты мне больше не нужна.
Я безмолвно качаю головой. Есть лишь одна вредная привычка, от которой я никогда не избавлюсь, - надежда. Я всё ещё хочу верить. Бен толкает меня, пригвождая плечо к стене, зло в глаза смотрит:
- Ты мне мешаешь, мы оба это знаем. И если раньше тебя терпели из-за бабки, теперь не станут. Уезжай, иначе всё будет плохо, я не буду тебя жалеть. Не теперь.

Сначала я решаю, что слова его просто глупость, влияние момента. Потом остаюсь с выбитыми окнами во всём доме. Бен больше не приходит. Мне отказывают в кредите в магазине. Подбрасывают навоз на крыльцо. Соседки плачут и советуют мне уехать из Белфаста. Я всё ещё верю. Даже, когда выставляю дом бабушки на продажу.
Даже, когда подписываю договор и нотариуса. Даже, когда стою на перроне. Первое время в Лондоне я всё ещё верю, что Бен приедет за мной. Маятник не замедляется, он отбрасывает меня в прошлое раз за разом.

Лондон мне непривычен, я не сразу вникаю в суть сказанного, люди часто не понимают меня. Я нахожу квартирку на окраине и трачу сбережения бабушки. Я знаю, что могу попросить деньги у семьи матери. Но не хочу даже думать об этом и продолжаю искать работу.


Я прихожу в банк за очередным чеком, когда случается налёт. Крики, отрывистые приказы, стеклянная крошка и выстрелы. Это всё происходит словно не со мной, я даже испугаться не успеваю, просто замерзаю изнутри. Так не бывает! Стараюсь не поднимать взгляд от пола, ведь если не видишь кого-то, то не сможешь опознать, значит, и убивать меня незачем. В старой сумке последние 20 фунтов, я не знаю, как мне вытащить их и спрятать. Это каких-то 20 фунтов, разве они стоят того, чтобы я рисковала? Это довод разума, но мне кажется, что я смогу и незаметно подтягиваю сумочку к себе. Но один из грабителей наступает на неё, я пытаюсь выпутать руку из наплечного ремня, но её больше запутываюсь. Он рывком поднимает меня на ноги. И встряхивает:
- Решила позвать на помощь?
Я, не поднимая глаз, отрицательно качаю головой, грабитель снова дергает меня, я наконец-то выпутываю руку и слышу, как падает сумка. Мужчина в маске приподнимает пистолетом мой подбородок, заставляя смотреть на него.
- Отпусти ты её, - звучит отрывисто и так знакомо, я быстро перевожу взгляд на говорящего. В груди всё замирает, я просто соскучилась, вот и слышу Бена всюду. Я всё себе придумала. Это не Бен, так не бывает. Первый отбрасывает меня к стене, я сползаю по ней, не отводя взгляда. Он пинает меня в бок, выплевывает какое-то ругательство, я снова прячу глаза в пол.

Когда стреляют в Пита, я не кричу, сжимаюсь, чтобы стать незаметнее, и замираю. Я не понимала, что могу умереть, не верила, а вот теперь смотрю на тело Пита, жалость к нему борется во мне с облегчением, что это была не я. Я презираю себя за эти мысли, но так сильно хочу жить. Десять минут ещё не проходят, когда меня тащит за руку один из грабителей. Наверно, я должна плюнуть ему в лицо или сказать что-то дерзкое, но вместо этого я упираюсь ногами и шепчу:
- Не надо, пожалуйста, не надо...
Он слегка наклоняется ко мне, я чувствую запах сигарет, а затем шепот:
- Так мы ещё не пробовали, когда ты сопротивляешься, Тель. Может, мне понравится.
Я не понимаю чего во мне сейчас больше облегчения, страха или осознания того, что это конец. Я смогу жить в мире, где не нужна Бену, но не в том, где его нет в живых. Они продолжат убивать, начнётся штурм, и тогда ему не выжить.
- Опять девка? - Голос того, кого они зовут босом, насмешливый и грубый, - ну давай её сюда, раз так просится.
Так не бывает, не со мной, Бен толкает меня в сторону главного...
Наверно, он сможет жить в мире, где меня не будет.

Большое спасибо за тёплый приём и дружелюбную атмосферу! Постараюсь вас не разочаровать.
Эдвард и Констанс, отдельная благодарность за возможность присоединиться к вашему сюжету.

Бен был в моей жизни всегда. Никогда не было времени "до", и никогда уже не будет "после". Да я и не хотела этого "после", надеясь глупо на "всегда". Иногда мне казалось, что мы близки настолько, что ближе уже невозможно. Иногда, что он незнакомец, случайно зашедший в мою дверь ночью. На самом деле я просто не знаю, что придумала сама, а что было реальностью. Но сейчас, когда Бен отталкивает меня, понимаю, что в его реальности я просто имя, случайная женщина. Если у меня будет хоть немного времени, то я придумаю оправдание и этому поступку. Я так сильно люблю того, кем Бен был когда-то, что прощаю всё даже тому, кем он стал сейчас. Бен просто хотел увести меня, когда начнут выбирать следующего... Это привычно легко.

Тот, кого они боссом называют, с силой сжимает мой подбородок, в глаза смотрит пристально, ищет словно что-то. Он переводит взгляд куда-то за спину мне, затем возвращает на лицо, глаза щурит, потом хмыкает и головой качает. Пистолетом проводит по щеке, прядь за ухо заправляет, затем по шее ведёт, почти лаская. Говорит, словно добрый друг, даже теплота в голосе слышится:
- Знаешь, я стараюсь не убивать женщин, но сделаю я ради тебя исключение, - он щелкает на пистолете чем-то и в висок мне давит с силой, руку с подбородка не убрав. - Если будешь и дальше доставлять мне неудобства. Ты поняла?!
Я киваю в ответ, ладонь его насколько позволяет, думаю, что глаза закрыть стоит, но не могу. Всё кажется, закрою их, и курок спустят сразу. Грабитель кивает удовлетворенно, и наконец-то мой подбородок отпускает. Можно выдохнуть, но я всё шаг назад делать боюсь, чтобы внимание опять не привлечь. Так и стою со стойкой рядом, взгляд в пол опустив.

Бен толкает сильно, потом тянет за собой, знаю точно, что он это, мне и смотреть не надо. Я о чужие ноги спотыкаюсь, беззвучно извинения шепчу, встречаясь взглядом. Бен рявкает, все ноги проворно убирают с прохода, чтоб не задели случайно. Он подталкивает к дальней стене, за тумбочку какую-то и уходит молча. Мне страшно, вот так просто без эпитетов, без ложной надежды, без возможности что-то исправить. Я думаю о том, как давно не звонила матери, как не успела попросить прощения, сбивчиво читаю "Отче наш", раз за разом, но даже молиться боюсь, ведь что не попроси, ударит по нему.

Звонок телефона, резкие слова и снова угрозы. Я сбиваюсь на молитвы строчке и начинаю заново. Их главный голос повышает, и внутри всё сжимается, он по залу ходит, размахивает пистолетом, с усмешкой в голосе считает. Задерживается то возле одного, то у другого, и всё время на часы смотрит, словно ждёт. Да он и ждёт, наверно, и времени у нас так мало. Бен тоже по часам сверяется, невдалеке идёт, а остальных давно не видно.
Босс возле останавливается, пихает тумбу ногой, не знаю то ли сказал ему переговорщик что-то, то ли я разозлила. И пистолет опять в мою сторону. Я не хочу смотреть или просить. Я не хочу, чтобы последнее, что я видела, - был он. Поэтому я поворачиваюсь к Бену, пусть он не смотрит, пусть так. Я уже простила, я уже ведь почему так вышло знаю. Скажи он хоть слово тогда, то их главный догадался бы. Что я узнала, что Бен всё понял и не тронул. Я мысленно прощаюсь и закрываю глаза.Это конец.
Я слышу выстрел и боли жду, в ушах гудит, и кажется, что тело не моё. Сквозь звон я слышу только грубое:
- Кого чёрта, ещё полминуты!
И новый гул, а может, старый усилился лишь. Я открываю глаза по чуть-чуть. На полу капли крови и в воздухе железом пахнет. Я взглядом с женщиной встречаюсь, у неё одежда вся в крови и руки. Я закричать хочу или помочь ей чем-то. Она же живая, её же спасти можно! Только потом осознаю, что рядом мужчина лежит. Он мог ей мужем быть или отцом, так не понять сразу. Я не кричу, не двигаюсь, он умер, уже не помочь. Да и решилась бы? Я очень хочу верить, что да.

Я взглядом Бена не ищу, нельзя, разговоров совсем не слышно, гул никак не угаснет. От телефонного звонка очередного вздрагиваю. Он словно приговор звучит, что время истекло. И трубку долго не берут, так долго... Мне бы радоваться надо, эта отсрочка кому-то две минуты жизни подарит, может, мне даже. Но почему-то злюсь, со злостью не так страшно... Телефон замолкает, но тишина лишь мгновение длится. Зал наполняет грохот со стеклом вперемешку, я закрываю руками лицо и прижимаюсь к кому-то, сидящему рядом. Не к месту шепчу:
- Извините.
Слова молитвы слетают про себя. Пусть будет живым и невредимым, пусть будет живым. Хотя бы живым. Только живым. Пожалуйста, Господи...

На улице свет в глаза бьёт. Кругом машины, люди, камеры, а я всё твержу, что мне назад надо. Там сумка моя, забрать. Полиции диктую адрес и телефон. Отвечаю на пару вопросов, но вряд ли мои ответы важны.
Не знаю, как я домой попала, мужчину не знаю, который чай пьёт на кухне. Я закрываю дверь за ним и падаю в кровать не раздеваясь. Пусть это будет страшный сон. Пусть Бен живой будет, пожалуйста, пусть...


В здании полиции шумно и накурено. Детектив, ведущий дело, уставший и озлобленный, на столе гора окурков в пепельнице и разбросанных листов куча. В углу сидит второй, но он молчит всё больше, я не уверена, что слушает он даже. Пока новостей о нападавших нет, без комментариев - это всё, чего удалось добиться журналистам. Оба смотрят на меня недоверчиво. Я сижу на краешке стула с идеально прямой спиной, положив перчатки и сумку на колени. Мы ведем разговор этот не в первый раз уже. Я понимаю, что детектив просто зол и хватается за соломинку. Может, чувствует, что я лгу, или просто мучает всех нас, как мучают его. Он проходит мне за спину намеренно, я не оборачиваюсь.
- Мисс Скеффингтон, у вас, как и у грабителей, ирландский акцент. Чем вы можете это объяснить?
- Детектив, - в моём голосе точно выверенное количество недоумения. Я от разговоров этих устала уже, - лишь тем, что я, как и бандиты, как и 4,5 миллиона граждан Соединенного Королевства, проживала в Ирландии какое-то время.
- Согласно показаниям свидетелей и оставшимся записям, вы трижды были в контакте с преступниками и... - Он монотонно говорит, плечами пожимает, хочет, чтобы сама я выводы сделала.
- И вы никак не можете решить, что же страшнее - что я говорю с акцентом или что до сих пор жива? - Знаю, леди не пристало отвечать хамством на хамство, но саркастические замечания - дозволенная роскошь.
Второй детектив хмыкает и качает головой, допрашивающий обходит стул и наконец ко мне лицом встаёт. Он краснеет стремительно, на лбу испарина выступила.
- Мисс Скеффингтон, что именно говорили вам бандиты?
- Мы обсуждали, хочу ли я получить пулю в лоб сразу или прежде провести время по их мнению "весело". Детектив, - я со стула поднимаюсь, не дожидаясь позволения. - Я была довольно снисходительна к вам и приходила по первой вашей просьбе. Я рассказывала всё, что могла вспомнить, но больше не намерена терпеть завуалированных оскорблений. Если вам ещё раз понадобиться увидеть меня или что-то уточнить, то дайте знать об этом адвокату лорда Харрингтона, лишь после этого вы можете звонить мне. - Я киваю обоим детективам. - Господа.
Я не блефую. Мой дед, пусть и сто раз не одобряющий поспешный первый брак матери и моё появление на свет, не позволит никогда, чтобы гордое имя Харрингтон было упомянуто в связи с каким-либо скандалом и уж тем более преступлением. Надеюсь, что имени его будет достаточно, чтоб остудить их пыл. И оказываюсь права. Полиция меня больше не беспокоит.

Доброго и праздничного вечера!
Всех с праздником, любви и потрясающих дней, ночей и вечеров рядом со своей половинкой.
Спасибо огромное всем, кто работал над великолепным выпуском! Стараюсь всех успеть прочесть, но краткий мини-экскурс бесценен. Софи, очень интересная статья. Анастасия, Керри, Молли и мистер Кендалл, ваше интервью подарило улыбку и предвкушение счастья. А оформление! Было неожиданно и приятно очень увидеть на журнала страницах себя.
Страница с Валентинками завораживает просто. Я любовалась и далеко не только на подаренные мне, хотя, вокруг этих особенных, пританцовывала и спрятала себе. Не рассчитывала совсем и польщена безмерно.
спасибо всем за праздник!

Для того, чтобы быть красивой, женщине достаточно иметь черный свитер, черную юбку и идти под руку с мужчиной, которого она любит. Так говорит Ив Сен-Лоран, хотя мне и сомнительными кажутся его работы. Но со словами этими не согласиться нельзя, пожалуй. За неимением любимого мужчины рядом, приходится обойтись шляпкой. Она всегда поможет скрыть глаза, таинственности придать и загадочности. К тому же у любой леди шляпка быть должна и перчатки на выход.
Я прихожу чуть позже, кладу перчатки на стойку и снимаю шляпку.

- Эрик Нортон? - Быть может, не к месту ответ мой. Я дружить не привыкла, но ведь завязанное знакомство лишним не станет?

Я смущена немного, непривычно быть в большой компании. складываю руки на коленях, словно школьница, по сторонам смотрю украдкой

Я улыбаюсь и здороваюсь с пришедшими, и чувство странное, словно мы и встречаемся вот так же часто.

- Эстель, - я киваю, благодарю за угощение и осматриваюсь снова.
Вопросы слушаю внимательно, гадать пытаюсь. Пока ещё не успела всех узнать, но теперь, благодаря чужим словам, многих уже.

- Самая большая наша проблема, что мы верим, - мужчины ради нас меняются. - Я плечами жму, - вот и думаем, что нет. Небольшие, чем женщины, мне кажется.

- Спасибо, Адель,- я делаю маленький глоток, ощущая текилы вкус. - Люблю текилу.

- Нейт? - Неуверенно плечами жму.

Думаю ещё минуту и поправляю сама себя, чуть не хлопнув ладонью по лбу:
- Джонатан с весёлой Эммой.

И мне, кажется, на Джереми похож.

Эмма, на твоего похож, один в один)
Джонатан

Супруг Молли, мистер Кендалл

Себастьян, по батюшке не знаю)

Эд, мистер Филдинг

Большой босс))

Адель, спасибо за чудесный вечер! Леди, за чудесную компанию.
Мужчины, вам за то, что нам было чем заняться.

Я к праздников большинству предвзято отношусь, всего лишь повод лишний они. Этот - одно из исключений. Редко слишком мы мужчинам говорим, что значат они для нас, редко слишком позволяем открыто гордость проявить за то, что рядом именно они. И этот день - особенный. Я тщательней обычного собираюсь и платье выбираю слишком долго. Сегодня быть красивой не для себя хочу. Хожу по дому в неудобных туфлях, чтоб не натерли за ночь ноги.

Со сцены всё иным мне кажется, софиты бьют в глаза и лиц почти не видно. Лишь в очертаниях сейчас я их угадывать могу. Но мужчины МПиБ настолько узнаваемы, и очертаний этих мне достаточно, чтоб в памяти восстановить их лица. В моих руках конверт, заданье вроде бы простое. Но так волнуюсь, словно звание рыцарское мне доверили вручать. Я кнопку щёлкаю на микрофоне, чуть вздрагиваю, голос свой услышав:
- Спасибо, Кэролайн, Челси. Сегодня день прекрасный, чтобы лишний раз сказать, как мы рады, что вы есть у нас, за то, что слова "сильная половина" не звук пустой. Спасибо за мудрость вашу, за смелость, за воплощение нашей мечты, за уникальное умение оставаться в ситуации любой настоящими мужчинами. Пусть крепким будет ваше здоровье, твёрдой рука, нерушимым слово, а мы обещаем согревать любовью сердце и наполнять уютом ваш дом.

Мне было оказано доверие высокое, согласно приказу Её Величества Королевы Вероньки выше озвученного, торжественно вручить звание заслуженное мистеру Джону Арчибалду. - Я конверт открываю аккуратно, внимательно, хоть и знаю наизусть почти, строчки читаю. - За вашу неординарность, мышление креативное, романтичность, азарт и улыбки прекрасной девушки Эммы. Мистеру Джону Арчибалду присуждается звание – Генерал-майор.
От лица Её Величества, себя и нашей женской половины МПиБ поздравляю Вас, мистер Арчибалд, со званием заслуженным и приглашаю на сцену, чтобы вручить королевскую грамоту.
Я хлопают громко со всеми, конверт рукой придерживая. Протягиваю грамоту, с улыбкой поздравляю и незаметно отхожу. Сегодня для мужчин праздник, им в центре внимания быть