Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Апрель 2013 года.

5050 м.

Не могу уснуть.

В последние часы перед штурмом Айленд Пика мне жарко. Я точно знаю, что температура за тонкими стенами палатки не меньше минус пятнадцати, потому волевым усилием заставляю себя лежать недвижимо и, отрешившись от фантомного тепла, отдыхать.

Пока есть возможность.

Завтра, уже завтра, я достигну еще одной вершины на пути к нему… Эвересту.

Резкие хлопки плотного брезента создают впечатление, будто сотни птиц взмывают в небо в единый миг, а пронзительные завывания ветра убаюкивают. Прикрываю глаза и слышу, как горы зовут меня: “Оста-а-а-анься-а-а!”

- Твою… - подрываюсь от резкого звука будильника.

Полночь.

Голова неимоверно раскалывается. С трудом осознаю, что спальник все же расстегнут, и холод пробирает до костей, заставляя сотни мурашек бегать по всему телу и беспощадно жалить.

- Намастэ, мистер, - врывается в сознание громкий голос шерпы Нимы. - Пора выдвигаться. На вершине мы должны быть к одиннадцати, иначе…

-Знаю, - перебиваю, не желая слушать россказни про опасность подъема после полудня. Подыхать сегодня я не собираюсь. Но... стоит признаться хотя бы самому себе, мысль взойти на вершину, когда вероятность благополучного спуска вниз стремительно приближается к нулю, возбуждает и горячит кровь.

- Не мельтеши, Нима, - раздраженно рычу.

Шерпа разворачивается, зажигает горелкой связку ароматных палочек и выходит из палатки, напевно бормоча молитву о нашем успешном восхождении и, что самое главное, спуске.

На улице холодно. Мороз щиплет открытые участки кожи. Поднимаю ворот куртки в попытке сохранить драгоценное тепло и прислушиваюсь.

Тишина. Ветер стих, ни намека на движение воздуха. Полный штиль создает впечатление нереальности окружающего мира. А густая темнота, разрываемая лишь налобными светильниками, обволакивает так плотно, что, кажется, невозможно сделать вдох. Но дышу.

Нима окуривает снаряжение, проводя одному ему ведомый буддийский обряд.

Я не верю в их Бога. Да что там говорить, ни в каких богов не верю. Тем не менее, заметный лишь в свете фонаря легкий расплывающийся дымок от потрескивающих палочек завораживает и очищает сознание от мирских, совершенно неуместных сейчас, дум.

В час ночи выдвигаемся. Вдвоем. Я и шерпа.

Зачастую для восхождений собираются туристические группы по пять-восемь человек, но мне не нужна толпа. Мне никто не нужен. С самого детства я для себя и мать, и отец, и друг. Одиночка.

В венах вместе с кровью начинает пульсировать адреналин, даря резкий заряд энергии и терпкое чувство предвкушения. Проверить себя, свое тело, вкусить сладость внутренней победы над собой - вот, что ведет меня вверх по сорокаградусному каменистому склону. Шаг за шагом, вперед и вверх.

Но каждые полчаса я вынужден останавливаться. Кружится голова, и свет от фонарика кажется тусклым. Глубоко вдыхаю разряженный морозный воздух ртом, и становится немного легче, зрение возвращает четкость.

Мне неважно, что холод обжигает горло, а тело никак не может согреться. Ведь впереди уверенно поднимается шерпа, проверяя и показывая тропу среди серых вначале, а позже кое-где припорошенных снегом, острых скал.

“Надо идти,” - говорю сам себе. И иду.

5900 м.

Светает. Перед глазами раскидывается царство вечного льда и слепящего белого снега, где человек лишь редкий и зачастую нежеланный гость.

Становится заметно холоднее. Останавливаюсь. Одеваю пуховку, теплые перчатки, на ботинки - кошки. Достаю ледоруб и продолжаю восхождение, не обращая внимание на ноющую боль в груди.

Нима еще вчера проложил лестницы и перильные навески через трещины, но за их сохранность сегодня поручиться не мог. Ледник живой, и именно он определяет, кто достоин взойти на вершину и сойти с нее, а кто останется во льдах навечно.

Поднимается ветер. Вгрызаясь кошками в крепкий лед под ногами, обхожу по узкой кромке кажущуюся бездонной трещину. Упади туда кто-либо, вытащить смертника не сможет никто, да и, со слов шерпы, никто не будет даже пытаться. Горы просто возьмут свое.

Чувствую, как улыбка растягивается на моем лице и сознание накрывает плотная пленка наслаждения от ощущения дыхания смерти. На грани, на краю… так близко.

Идти становится тяжелее. Мощные порывы ветра могут снести с протоптанной тропы, лишь только стоит расслабиться. А потому мышцы всего тела, как тугие канаты, напряжены до предела.
Шерпа подходит к последней, по его словам, трещине, и начинает вслух молиться: “Мана... мана… мана”. Он долго не может заставить себя взойти на дрожащую от сильного ветра лестницу, а после оборачивается и перекрикивает ветер:

- Мистер, дальше... опасно. Ветер слишком... надо возвращаться.

Поднимаю взгляд на виднеющийся вдали выпирающий горный хребет и понимаю, что должен быть там. Наверху. Сегодня.

Тогда я отодвигаю шерпа и становлюсь на четвереньки, держась руками за саму лестницу, а не за трепещущие на ветру перильные веревки. Передвигаю руки на несколько сантиметров вперед и ступаю коленом на лестницу. Качание ненадежной опоры синхронизируется с биением моего сердца.

Кайф.

Снова передвигаю одну руку, затем вторую, и делаю еще один шаг. Как завороженный, гляжу в глубокую расщелину. Выдержит или не выдержит.

Лотерея.

Все мышцы вибрируют от напряжения, но тело послушно двигается, повинуясь разуму, пока под руками, а пару мгновений спустя и ногами, не оказывается скользкий, но такой приятный на ощупь, лед. Оборачиваюсь. Шерпа то ли с молитвой, то ли с проклятиями в мой адрес - из-за ветра не разобрать, - лезет на четвереньках по лестнице.

За мной.

Смеюсь, оглашая безумным криком молчаливую долину.

Перевожу взгляд на практически отвесную ледяную стену, что ждет нас впереди.

Ярко светит солнце, отражаясь в многочисленных кристалликах льда. Заснеженный горный хребет сверкает, как огромная груда драгоценных камней. Заманивая и соблазняя. Неземная… черт возьми, нереальная красота.

Ради того, чтоб это увидеть, стоит жить.

Жмурюсь от рези в глазах. Слезы текут, но почти мгновенно замерзают на обветренных щеках. Приходится одевать очки. Тогда на глаза опускается приятная тень.

Достаю из рюкзака шоколадный батончик и жую, готовясь к финальному штурму вершины. Шерпа обгоняет меня, лишь кинув короткое:

- Мистер, в порядке?

И получив от меня утвердительный кивок головы, идет поднимать для меня из снега перильные веревки.

Не позавидуешь способу заработка высокогорных шерп. Уже более ста лет их нанимают иностранные альпинисты, как гидов по горным вершинам и носильщиков в одном лице. Обслуживающий персонал по сути. Но именно благодаря шерпам восхождение становится, если не легким и комфортным, то вероятность снова увидеть заезжему альпинисту лица родных и друзей многократно возрастает.

Шерпы. Люди, чьи имена всегда остаются в тени.

Подъем на горный хребет по снежно-ледовой стене дается тяжело. Солнце растапливает верхний снежный слой, и крепко ухватиться кошками за скользкий склон не получается. Активно пользуюсь ледорубом, на жумарах поднимаясь вверх. Треск льда оглушает, а его куски, отваливающиеся от кажущегося незыблемым склона, словно говорят: “Ты можешь быть следующим”.

6150 м.

Замечаю, что звуки ветра пропали. Накрывает плотным коконом тишина. Гнетущая. Неправильная. Тяжелая. Пытаюсь позвать шерпа, но слова проговариваю с задержкой, словно в замедленной съемке. Слышу. То звук ломающегося под ногами льда. То свист ветра. Слышу, но по отдельности, словно мозг не успевает обрабатывать информацию и дозирует ее. По чуть-чуть.

Горняшка активировалась. Сука.

Дышу часто и глубоко, пытаясь восполнить в организме острую нехватку кислорода. Кажется, становится легче. На глубокий кашель, что сотрясает грудную клетку, уже не обращаю внимания. Для меня это неважно.

Дойти. Доползти. Доказать. Не миру, но самому себе, что могу.

Тщательно контролируя каждое движение, истязая себя, свое тело и душу, поднимаюсь на вздымающийся горный хребет, шириной не более пятидесяти сантиметров.

Дремлющий ледник. Ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Ни в веревках, натянутых вдоль тропы на вершину. Ни в кошках, надетых на ботинки, но все равно скользящих по жесткому льду. Не в ледорубе, который правой рукой сжимаю изо всех сил. Каждый шаг делаю с предельным вниманием и осторожностью.

Сейчас, когда до желанной цели рукой подать, нет права на ошибку.

6189 м.

Вершина. Заснеженный участок три на три метра, ради которого потрачено столько сил.

Ни одной связной мысли. Лишь эйфория, омывающая теплым потоком воздуха сознание.

Ветер становится все сильнее, почти сбивая с ног, несмотря на тяжелое снаряжение. Шерпа настойчиво тянет вниз, предлагая немедленно начать спуск.

А мне… не хочется. Ничего не хочется. Мне хорошо. Там, на вершине, среди величественных гор. Прикрываю глаза и вижу… пьяного в стельку отца, замахивающегося на меня кулаком с криком: “Да когда же ты сдохнешь?!” ...и боль.

Она так... реальна и отрезвляет.

Распахиваю глаза, недоуменно глядя на шерпа, собравшегося хлестнуть меня по щеке… еще раз. И растягиваю потрескавшиеся от мороза губы в улыбке.

- Вниз? - издевательским тоном хочу сказать я, но лишь хрип вырывается из горла.

Поднимаюсь и, кинув последний взгляд на окружающие горы, еле шевеля губами шепчу:

- Я вернусь.

Лос Анджелес. Калифорния

- Уважаемые пассажиры! - Вышколенная стюардесса Люфтганзы тянет улыбку вновь ярко накрашенными кроваво-красной помадой губами, уверенно держась правой рукой за спинку одного из кресел. - Мы приземлились в аэропорту города Лос Анджелес. Местное время - три часа тридцать пять минут после полудня. На улице семнадцать градусов тепла и солнечно. Благодарим вас, что воспользовались услугами нашей авиакомпании. Счастливого вам отдыха и работы. Будем рады видеть вас вновь!

"Не сомневаюсь," - мелькает в голове мысль. Двенадцатичасовой перелет из Мюнхена был долгим, но… нескучным. Взгляд помимо воли останавливается на ярко желтом шарфике бортпроводницы. И, что намного важнее, продуктивным. Пару часов назад мне удалось связаться с тем, кто сможет продать Nissan GT-R Nismo 2017 модельного года.

Завтра. Годзилла станет моей уже завтра.

Откидываюсь на спинку кресла, с нетерпением ожидая пока толпа схлынет и освободит проход к выходу из самолета. Успокаиваю себя тем, что эти несколько минут уже не сыграют никакой роли. Главное, что я ее нашел. Нашел.

Можно было нанять дилерскую фирму, чтоб пригнать нужную машину из-за океана. Деньги не проблема, особенно, если учесть, сколько я готов отвалить за Годзиллу.

Пусть дед до сих пор не ушел на покой, отдав треклятый концерн в мои руки, зарабатывать самостоятельно я научился. С тринадцати лет, подделывая подпись отца на разрешении, я втюхивал местным бюргерам все, что только можно было купить оптом за бесцень, как нечто ценное и страшно им необходимое.

Купи. Продай. И навари.
Незамысловатый девиз, что позволяет не зависеть ни единым центом от "любимых" родственников.

Или проиграй. И в этом, надо отметить, своя соль.

Но… терпение к числу моих достоинств не относится. Особенно, когда речь идет о том, что я хочу заполучить. Все, что я считаю нужным и решаю сделать своим, должно стать таковым как можно скорее.

Годзилла станет моей. Завтра. И я доставлю свою девочку домой лично.

- Мистер, - вырывает из раздумий женский голос, - вы хорошо себя чувствуете? Может я могу быть вам полезна?

- Нет, - растягиваю губы в некое подобие улыбки, окидывая выставленное на показ декольте снисходительным взглядом. - Ваши услуги мне больше не потребуются. - Отодвинув опешившую девушку, встаю с кресла, достаю с полки ручную кладь и покидаю воздушное судно.

Только сев в такси осознаю, что смена часовых поясов не прошла для меня бесследно. Неудержимо клонит в сон. Силой воли заставляю себя держать глаза открытыми, а потому яркое солнце раздражает. Лишь когда надеваю солнцезащитные очки, кажется, становится легче.

- Миллениум Билтморе, - кидаю водителю. - И побыстрее.

В голове мысли то и дело крутятся вокруг мягкой постели "king-size", что ждет в номере отеля, но впустую тратить время не привык. Достаю телефон из кармана пиджака, с некой толикой удовлетворения заметив три пропущенных вызова.

"Неужели?" - чувствую, как кривая улыбка растягивается на лице. Но, смахнув уведомление с панели задач, набираю номер логистической компании.

- ...да, машина будет готова к транспортировке завтра… Нет, в Карфаксе ее не будет… В Бремерхафен, а оттуда я заберу сам… Ставьте на резерв уже сейчас… Да, и подготовьте все необходимые документы… Страховку… Я не собираюсь торчать здесь полгода. Месяц максимум… Хорошо, оформляйте на сколько можете… Техпаспорт и сертификат соответствия будет… Да, держите меня в курсе… До связи.

Кладу трубку, откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в окно, почти не замечая калейдоскопа билбордов и вечнозеленых пальм. Напряжение сковывает все тело, и хочется сбросить его.

Немедленно.

Вдыхаю носом воздух, успокаивая себя тем, что совсем скоро смогу обкатать свою девочку. Скоро. Уже скоро.

- Харбор фриуэй немного тянется, - слышу неуверенный голос водителя и перевожу взгляд на зеркало заднего вида. - Мы задержимся немного, - оправдывается, вероятно, чувствуя нутром мое раздражение, что готово вылиться через край. Постукиваю пальцами по подлокотнику, чтоб не вспылить. Знаю, ведь все равно не поможет.

Мне нужно… иное.

Закрываю глаза и представляю, как мчусь на бешеной скорости. Разрывая пространство и время в стремлении быть впереди. Ощущая жаркое кипение адреналина в крови. Острый вкус жизни на языке. Шум ветра свободы в ушах. И приторно-сладкое дыхание смерти в лицо.

Кайф…

Жадное предвкушение охватывает сознание, и я резко открываю глаза, чувствуя потребность ускорить встречу с жемчужной красавицей. Любыми, черт возьми, способами.

Беглый взгляд в окно, и я замираю, лишь бросив водителю резкое:

- Останови.

- Но…

- Заткнись и делай, что говорят.

За свою жизнь я успел повидать много смертей. Красивых и ужасных. Ярких, как падающая с неба звезда, и тусклых, как отражение в грязном стекле. Но всегда они неожиданны. Извечный вопрос "почему именно я?" застывает маской на обескровленном лице умирающего. Несмотря на возраст. Национальность. Убеждения. Пред чертой жизни и смерти страх охватывает каждого.

Они ехали вдвоем. Она могла обхватить его талию ногами и прижиматься всем телом к нему. Они могли смеяться. Шутить. Любить. И быть счастливыми, несясь на мотоцикле по скоростному шоссе между потоками машин. Теперь же… они лежат в метрах пятиста друг от друга. И лишь размазанные по асфальту багрово-грязные потеки крови и испражнений связывают их воедино.

Место автомобильной аварии медленно объезжают машины. Кто-то из очевидцев вызывает службы спасения, кто-то кричит или же просто с ужасом смотрит на раскуроченный транспорт и неподвижные тела. А есть и такие, которые снимают видео, вероятно, чтоб повысить количество просмотров на своем канале в youtube.

Девушке ничем уже не помочь. Ее светлые волосы купаются в луже алой крови, переливаясь в лучах катящегося к горизонту солнца. А паренек жив. Пока. Но и он не жилец.

Это знаю я. И это знает он, глядя испуганно и не имея ни сил, ни возможности пошевелиться.

Последние мгновения. Один на один на свидании со смертью.

- Зато ты жил ярко, - говорю, наклоняясь ниже и ловя его блуждающий взгляд.

Я совершенно не знаю его и его жизни. Это не важно. Перед смертью каждый хочет услышать, что он прожил не зря.

Паренек закрывает глаза, словно желание узнать оценку прожитым годам было именно тем, что заставляло его сердце биться. И жизнь покидает измученное тело паренька, сотрясая в последних конвульсиях.

Четыре полицейские машины, две машины спасателей, одна машина дорожных служб, две пожарные машины и одна скорая помощь разрывают воздух кавалькадой сирен, несясь по спецполосе. Но опаздывают. Две человеческие жизни уже не спасти.

Ответы на вопросы полицейских о последних минутах потерпевшего, объяснения причин, вынудивших меня остановить машину такси и выйти к умирающему занимают не более часа. Но сумерки медленно, но верно, опускаются на город, раскрашивая его в яркие краски мельтешащих вывесок и стирая следы трагедии, произошедшей совсем недавно.

Будто ничего и не произошло.

Утро следующего дня встречаю с тем же глухим раздражением, что и мучило меня накануне.

Мне все время кажется, что я должен быть не здесь. Но, черт возьми, не знаю где. Чувство, что нужно успеть, ни в коем случае не упустить момент, гложет изнутри. Заставляя подгонять официанта, что долго не приносит чай, швейцара, что с излишней медлительностью открывает двери, и водителя, что заранее останавливается на мигающем зеленым светофоре, тормозя весь поток машин. Жажда обладания охватывает сознание и пульсирует в мозгу, словно живая.

В начале одиннадцато­го двери автомобильно­го салона открываются­ передо мной. Размаши­стым шагом вхожу в светлый ангар, а навстр­ечу мгновенно устремл­яется улыбчивый менед­жер с ярким бейджиком­ на лацкане пиджака.

- Доброе утро, мисте­р…

- Фостер.­

- Доброе утро, мисте­р Фостер. Мы вас ждал­и. Меня зовут Генри Пранкс. Пройдемте, пож­алуйста, за мной.

- Генри, - цежу скво­зь зубы, обращая на с­ебя внимание услужлив­ого менеджера и прерывая его на полуслове,­ а потом, глядя прямо­ в недоумевающе широко распахнутые­ голубые глаза, продолжаю, - Джеймс Таунсенд. Где могу найт­и?

- Я сообщу шефу, что­ вы здесь. А сейчас пройдемте.

- Годзилла, - бросаю­ отрывисто. - Я приех­ал за Годзиллой.

- Повторяю, мы вас ж­дали. Давайте пройдем­ в закрытый для рядов­ых посетителей ангар.­ Это эксклюзивная мод­ель недоступна широко­му кругу населения. М­истер Фостер, - разда­ется позади противный­ голос Генри, - нам сюда.

Оборачиваюсь и вижу,­ как он машет мне лев­ой рукой, показывая в­ широкой улыбке зубы,­ а правой рукой нажим­ает кнопку вызова лифта. Нутром чувствую, как­ глядя на меня, Генри­ в уме считает, сколько комиссионных получ­ит, если "клиент оста­нется доволен".

Минус первый этаж зн­аменует резкий звонок­. Двери медленно откр­ываются. И я вижу ее.­ Все раздражение слет­ает с меня в один миг­, а сердце пропускает­ удар.

Красивая. Сильная. Б­ыстрая. Жемчужина мое­го сердца.

Nissan GT-R Nismo 2017.

Подхожу ближе и провожу кончиками пальцев по чуть прохладной белоснежной поверхности капота. Знаю, что внутри - мощное 3,8-литровое сердце твин-турбо V6 с крутящим моментом в шестьсот пятьдесят два ньютон-метра.

"Я не дам тебе замерзнуть, девочка. Заставлю пылать."

Делаю шаг назад, чтоб посмотреть на контрастно-угольного цвета решетку радиатора в стиле V-motion для более эффективного охлаждения двигателя на высоких оборотах.

"Будешь задыхаться в моих руках, но послушно выполнять все, что захочу."

Провожу восхищенным взглядом по переднему бамперу из углепластика. Сразу привлекают внимание яркие ленты светодиодных дневных ходовых огней и аэродинамический обвес с передним спойлером, кроваво-красной линией подчеркивающей узкий дорожный просвет.

"Знойная девочка. Будут желать все, но будешь моей."

Обхожу автомобиль по кругу, отмечая, в придачу к переднему, боковые спойлеры и массивное заднее антикрыло для лучшего обтекания автомобиля воздухом, создающие, по заявлению производителя, лучшую на сегодняшний день прижимающую силу всего модельного ряда Nissan.

"Заботливая, - улыбаюсь, зная, что на скорости свыше трехсот километров в час каждый порыв ветра на трассе может стать решающим. - Я выжму из тебя все."

Сажусь на водительское кресло. Подрулевые лепестки, рычаг переключения передач, кнопки управления мультимедийной системой - все максимально удобно и интуитивно понятно. Регулирую кресло под себя и обхватываю руль правой рукой, поглаживая большим пальцем ярко-красную нулевую метку из алькантары. Глаза закрываются от удовлетворения и осознания того, что эта красавица станет моей.

"Ты создана для меня."

Рука помимо воли тянется к кнопке зажигания.

Проверить. Испытать. Прочувствовать.

Легкое нажатие, и мощнейший двигатель мгновенно откликается на зов.

- Добрый день, мистер Фостер, - слышу незнакомый голос и перевожу взгляд на говорившего. - Джеймс Таунсенд.

Оставляю заведенным двигатель - его мерное урчание меня успокаивает, - и вылажу с водительского места.

- Мистер Таунсенд, - пожимаю протянутую руку, - я надеюсь, вы не против, если мы приступим к подписанию всех необходимых формальностей? Я хотел бы забрать Годзиллу прямо сейчас. - Решение о покупке принято, а тянуть драгоценное время не в моих правилах.

Тридцать минут бумагомарательства, несколько звонков в банк и вожделенные ключи у меня в руках. Радуют взор и согревают ладонь.

Черт, как же хочется немедленно сесть за руль и урвать по скоростному шоссе, забывая как дышать и боясь сделать лишний вдох. Вибрировать на высоких оборотах и рычать вместе с ней. Подчинять и выжимать из нее все, что может дать…

Сжимаю ключи в кулак и с сожалением наблюдаю за погрузкой автомобиля на эвакуатор.

Четыре недели, пока она пересечет на пароме Атлантику.

Четыре.

И я снова увижу ее.

*не сводит глаз с девочки и ярко алого банта на белоснежной коже*

Мой подарочек... главный, люблю тебя... и разверну... медленно... и поцелую... сладко... девочку свою... нескромную

*не имея сил сдержать улыбку прикрывает глаза и балдеет, вспоминая видео-валентинку и ее счастливую улыбку... много улыбок*

Поцелую... определенно поцелую... для начала

*целый день улыбается... это бл... ненормально... болен и лечиться не собирается*

Вхожу в зал, контролируя каждый свой шаг и каждый мускул тела. Не снимая пальто, медленным шагом прохожу к сцене. Поднимаю взгляд и слышу свое имя из уст Эммы.

"Почти опоздал", - мелькает мысль.


- Спасибо, - беззвучно шевелю губами, глядя прямо в глаза и наклоняю голову в благодарственном жесте. Немного погодя, поднимаю правую руку и касаюсь грудной клетки в области сердца, наклоняясь ниже. А после поднимаю взгляд на стоящих рядом дам.

Поздравление. Приятно. Очень.

Но, к сожалению, остаться не могу.

Бросив взгляд на пытающуюся слиться с толпой Арлин, покидаю праздник.

Сегодня он пройдет без меня.

Альтернативная реальность. Лондон.

Гляжу на подарок, что должен вручить сегодня, в восьмой день весны. “Адель Ховард”, - с вычурными завитками нанесено на нем имя получателя. И ниже, чуть мельче - адрес доставки.

Взгляд на часы. Раннее утро еще.

Хмыкаю и раздумываю, ехать сейчас или подождать до приличных десяти.

“Пока доеду, будет в самый раз”, - решаю выдвигаться сейчас и, закинув в корзинку на руле букет цветов с подарочной коробкой, сажусь на велосипед и выезжаю на дорожку.

На встречу бегут пешеходы, в такую рань спешащие в праздничных заботах, но я медленно объезжаю их, размеренно вдыхая по-весеннему свежий воздух.

Вдох-выдох. Кручу педали, сосредоточившись только на выполнении поручения.

Минут двадцать спустя, негромко звякнув подножкой, оставляю велосипед у старого высотного здания и, захватив коробку, цветы и папку с сопроводительными документами, поднимаюсь на четвертый этаж.

Стучу три раза. Жду.

Нет ответа.

Снова стучу. Чуть громче.

За дверью раздается шорох.

- Адель Ховард? - на всякий случай спрашиваю у отворившей дверь русоволосой девушки.

И, получив положительный ответ, протягиваю ей цветы и коробку с подарками.

- Мисс Ховард, в этот, пусть пасмурный, но весенний день от лица всех мужчин “Между прошлым и будущим” позвольте поздравить вас с женским днем. С наилучшими пожеланиями.





Растягиваю губы в улыбке и, достав из кармана пиджака ручку, прошу поставить подпись в квитанции.

Устало поднимаю левую руку. Взгляд на часы.

Конец дня. Но… успеваю. Должен.

Мчу на другой конец Лондона, активно крутя педали, почти сбивая прохожих и внутренне радуясь, что никого еще не поранил.

Жалости особой к незнакомым людям я не испытываю, но это может задержать меня по крайней мере на пару часов, которых нет.

Последний поворот, и подъезжаю к нужному дому, свистя резиной по мелкому гравию. Ставлю велосипед с яркой наклейкой “Служба доставки МПиБ” и, взяв подарочный пакет и цветы, направляюсь к дому.

Стучу.

- Джиоия Кендалл? - чуть вопросительно произношу имя девушки, как только немного отворяется дверь, - Поздравляю вас с Восьмым марта. От имени всех мужчин “Между прошлым и будущим” желаю вдохновения и радостных открытий.

Вручаю большой букет цветов и подарочную коробку.





Продолжая тянуть губы в улыбке, прошу расписаться в квитанции, что претензий к работе службы доставки нет.

Девятое марта на календаре и, кажется, праздник женский прошел. И прошел ярко. Но разве женская половина человечества заслуживает цветов и радостных поздравлений лишь один день в году?

А потому именно сегодня, когда, казалось бы, причин для торжеств уже нет, я хочу просто сказать.

Дорогие женщины, будьте счастливы и любимы. Каждый день и каждое мгновение.



Молли, не за что.

*качает головой из стороны в сторону.. уголки губ слегка приподняты*

Я говорил откровенно то, что думал. Не больше, не меньше.


Спасибо за кофе.

*рассматривает зайчика.. почему зайчик... бьется в мозгу вопрос*


Я рад, моя сладкая девочка. Искренне рад. Мне хотелось этого. Очень. Вызвать твою улыбку.

*опускает подбородок, прикрыв глаза и слегка наклонив голову в бок... а после поднимает взгляд и заворожено смотрит, как она танцует*

Танцуй, девочка моя, и улыбайся чаще.


Любимая, мне очень жаль, что заставляю тебя ждать, родная.

*хочется ее обнять до боли и тут же обрушить небо к ее ногам*

Я раскидал мешающий и мозговыносящий реал и лечу к тебе, сладкая.

*закрыл глаза, вдохнув воздух носом, и чуть тише произнес*

Прошу, дождись меня, девочка. Ты мне нужна.

Хруст.

Лениво открывать глаза. Еще пару часов полета, потом чертова пересадка в Лондоне, грозящая многочасовому ожиданию следующего рейса. Но пока, пока можно отдохнуть. И ни о чем не думать.

Снова хруст.

Пытаюсь удержать расслабленную полудрему на грани сна и яви, отрезая себя от окружающих звуков, и помимо воли воспоминания, спрятанные сознанием за ненадобностью, поднимаются из глубин памяти. Воспоминания о жгучей ненависти, казалось бы, самого близкого человека, чья кровь пульсирующим потоком бежит по моим венам.

Яростный оскал, не оставляющий ни единого шанса уйти от расправы, удушливый запах перегара изо рта и опускающийся кулак с побелевшими, а после сбитыми в кровь о мою челюсть, костяшками - вот что осталось в памяти навсегда.

Удар.

Его.

Боль.

Моя.

И смешанный со страхом адреналин, бурлящий в перекачиваемой обезумевшим сердцем крови.

Усмехаюсь, вспоминая, как Армана Фостера выводила моя широкая улыбка с тщательно спрятанной издевкой в блеске глаз и простое “отец”, сказанное так, будто лучше родителя и быть не может.

Казалось, сотрудники Югендамта должны были отнять ребенка от, мягко говоря, нерадивого родителя. Но у меня было все и даже больше того, что требовало ювенальное законодательство того времени. Хорошая еда, большая жилплощадь, чистая одежда по сезону, многочисленные игрушки, книги были плотной ширмой “отеческой любви”. Постоянно меняющиеся домработницы и вечно занятый дед - единственные, кто мог повлиять на происходящее. Но, если первых - увольняли при первой же возможности, то Каспар Охман заменял личное присутствие стопкой купюр и дорогими подарками, что пару раз в год привозил его шофер.

Почему так? Уже неважно. Но главную науку я постиг.

Нет дружбы. Нет любви. Лишь взаимовыгодное сосуществование.

Перед глазами возникает, словно живое, перекошенное от гнева мужское лицо. Еще молодое, ведь детские воспоминания самые яркие. Но постепенно лик бледнеет, старея. Появляются морщины, врезаясь в ставшую дряблой кожу. Словно в быстрой перемотке они становятся глубже, уродливыми бороздами изрывая некогда красивое обличье. Глаза западают, теряют всякие краски, становясь тусклыми и безжизненными. Не лицо. Восковая маска. Отвратная в своем затвердевшем уродстве.

Хмыкаю.

“Да пусть земля тебе будет сниться, - еле слышно шепчу и чуть погодя добавляю, растягивая губы в улыбке, - отец.”

Снова хруст.

Негромкий. Не разбудит.

Но, к сожалению, я уже не сплю.

Прислушиваюсь.

К хрусту добавляется энергичное жевание и хихиканье.

Не выдержав распахиваю глаза и ищу глазами источник раздражающего звука.

Ребенок, девочка лет четырех, с торчащими в разные стороны хвостиками, смотрит на меня широко раскрытыми голубыми глазами и с наслаждением грызет явно большое для ее маленькой руки печенье. Белесая челка то и дело лезет в глаза, но с детской непосредственностью ее смахивают тем же печеньем.

Проходит минута, две, а маленькие зубки все впиваются в твердую сдобу и отрывают шоколадные кусочки с, кажется, еще большим хрустом. Ловлю себя на мысли, что порываюсь встать и вырвать ненавистный “музыкальный инструмент” из детских рук.

Но вдруг мелкая заноза вытягивает мокрый недогрызок изо рта.

- Хосес? - со всей серьезностью и чуть сведя светлые брови, предлагает мне свое печенье.

Подвисаю на пару мгновений, но все же отрицательно машу головой, не в силах понять, как можно отдать что-то свое с такой легкостью. То, что уже вкусил, что у тебя в руках и что считаешь своим. И отдать другому человеку? Да никогда в жизни.

Тем временем, девочка молча и совершенно безразлично кивает и пропадает из виду, видимо, усаживаясь в кресло. А после снова принимается за еду, этот звук я ни с чем не спутаю.

В салоне гаснет свет, призывая всех пассажиров занять свои места и пристегнуться. Заученный инструктаж звучит из динамиков:

- … просим вас занять свои места, привести спинки кресел в вертикальное положение и застегнуть ремни безопасности. Напоминаем, что вся ручная кладь, внесенная в салоны самолета, должна быть размещена на полках, или под сиденьями кресел…

Отодвигаю тканевую шторку на иллюминаторе, наслаждаясь открывшимся видом Лондона с высоты птичьего полета.

Солнце с трудом проглядывает сквозь тяжелые грозовые тучи, что плотной стеной стремительно накрывают город, но еще можно различить водную гладь Темзы, знаменитый Биг Бен и величественный Тауэрский мост.

Самолет начинает заметно потряхивать. То и дело слышится обеспокоенный шепот пассажиров и раздается детский плач. Туда-сюда снуют улыбающиеся стюардессы, хоть им и приходится крепче держаться за спинки кресел, чтоб не упасть. Они наклоняются к особо встревоженным пассажирам, вполголоса успокаивая и еще больше улыбаясь, словно это поможет унять страх, что тонкой струйкой заползает за шиворот. Напряжение зависает в воздухе, разгоняя застоявшуюся кровь по жилам так, что все мышцы тела пронизывает многочисленными иглами.

Сильный толчок, и… шасси благополучно касаются земли.

Раздается шквал аплодисментов мастерству пилота, а у меня в мозгу крутится только одно слово:

“Жаль”.

Аэропорт Хитроу. Несколько часов спустя

- Мисс… - умышленно делаю паузу, давая пухленькой розовощекой девушке за стойкой регистрации назвать свое имя.

- Денворт, - слышу в ответ.

- Мисс Денворт, - мягко повторяю, внимательно глядя на собеседницу и вкрадчиво проговаривая слова, - вы не подскажете, почему рейс в Мюнхен задерживается? - даже болят щеки от широкой “искренней” улыбки, что растягивается на моем лице.

- К сожалению, я многого не знаю, - тихо шепчет рыжая, отчаянно краснея и начиная теребить кончик тугой косы, что перекинута через ее левое плечо.

Пытаясь не показать растущее раздражение, наклоняюсь ближе, чтобы разобрать еле слышное блеяние регистраторши. “Переборщил с обаянием”, - мысленно констатирую, наблюдая как бегают ее глаза, и уже сомневаюсь, что услышу хоть что-то полезное из ее уст.

- Я могу с уверенностью сказать, что… - она неглубоко дышит, словно с трудом пытаясь вдохнуть больше воздуха в грудь, - вылетов сегодня не предвидится, - добавляет, но я не слушаю ее больше. Происходящее за соседней стойкой регистрации привлекает мое внимание.


Возмущающаяся девушка в узких брюках пытается залезть на высокую стойку, выставляя обтянутые плотной тканью ягодицы на всеобщее обозрение.

- Твою… - кровь мгновенно приливает к паху. Хочется схватить ее бедра покрепче и…

Не контролируя свое тело, делаю несколько шагов вперед.

К ней.

Становлюсь за ее спиной, достаточно грубо оттесняя растерянного охранника, что пытался прикоснуться…

Сознание, словно молнией, озаряет понимание.

К той, что принадлежит мне.


Притягиваю девушку ближе к себе, не отводя взгляда от лазурной синевы ее глаз, бархатной кожи щек и пухлых призывно приоткрытых губ.

- Сладкая, - произношу первое слово, что возникает в сознании. Мгновенная ассоциация. Ни вытереть. Ни стереть.

Она. Сладкая. Да, все… правильно.

Мягко поглаживаю ладонями ее талию, даже сквозь тонкую ткань шелковой блузки ощущая нежную кожу, и чуть прикрываю глаза от наслаждения податливого тела в объятиях.

- Я хочу тебя… - и небольшая пауза.

Всеми рецепторами впитываю чувственный отклик женского тела на мои слова. Расширенные зрачки, слегка трепещущие ноздри и сбившееся дыхание, что часто вздымает полную грудь.

- ...спасти и сопроводить туда, куда пожелает грозная мисс… - с легкой улыбкой жду, когда она произнесет свое имя, в красках вспоминая ее горячий темперамент и ярый напор, раздуваемый страстным желанием попасть на свой рейс.

Не девушка. Жидкое пламя.

“Не отпущу.”

- Адам Фостер, к вашим услугам, - чуть наклоняю голову и с сожалением выпускаю девушку из объятий. Но тут же беру за ручку ее чемодан, явно показывая, что покинуть мое общество ей не удастся.

- Арлин, - мгновенно перехожу “на ты”, - если небо для нас закрыто, предлагаю попытать счастья на грешной земле. - Поднимаю правую руку ладонью вверх и отвожу, показывая, куда идти. У стоек регистрации становится многолюдно. Толкотня нам не к чему.

- К сожалению, - а сам мысленно поправляю себя: “к счастью”, сожаления не чувствую ни капли, более того, мелькает мысль проспонсировать строительство третьей взлетно-посадочной полосы в Хитроу, что уже одобрило британское правительство, - мне тоже не удалось попасть на рейс до Мюнхена. И я буду очень рад такой, - окидываю ее жарким взглядом, - зажигательной компании на пути до Сент-Панкраса.

Двигаюсь к выходу из аэропорта, вынуждая девушку идти рядом со мной, часто стуча каблуками. Возможности сбежать я ей не оставляю.

Не понимая сам до конца почему, но хочу, чтоб она была рядом. Сопящая от недовольства, как сейчас, или же искрящаяся от возмущения, как несколько минутами ранее, но на расстоянии прикосновения.

Как и во всех перевалочных станциях мира, так и здесь, к нам мгновенно подскакивает неуемный таксист предлагая подбросить туда, куда ни пожелала бы наша душа, за наши же деньги. Стоит признать, сегодня выручка у служб такси будет отменная. Уставшие от ожидания и раздраженные пассажиры, озаботившись предварительно соответствующей визой, разбредаются. Осматривать достопримечательности, думаю, в проливной дождь ни у кого желания нет, но место, где можно с комфортом отдохнуть и переждать непогоду, ищут многие. И не всем хватит места в близлежащем Хилтоне.

Открываю пассажирскую дверь для девушки и, обойдя машину сзади, сажусь рядом, кивая водителю, что можно двигаться в путь. Дождь тарабанит в лобовое стекло и часто работают дворники, смахивая водные потоки. В другое время я бы сел впереди, чтобы наблюдать за дорогой и контролировать каждое действие таксиста лично.

Не доверяю. Никому. Всегда ожидая подвоха.

Но сегодня меня тянет к ней. Сладкой девочке, что, словно нежная роза в острых шипах, может поранить тех, кто посмеет подойти непозволительно близко. Но как не приблизиться, учуяв тонкий, лишь ей присущий цветочно-пряный аромат и наплевав на исколотые в кровь ладони?

Накрываю ее руку своей и сжимаю длинные пальцы, а после переворачиваю и начинаю водить большим пальцем по мягкой впадинке ее ладошки. Очень нежной, как…

Останавливаю свои мысли, снова свернувшие не в ту сторону.

Поворачиваюсь к ней и разглядываю, запоминая каждую черточку ее лица.

Молча.

*скрывает улыбку, опустив лицо в шелковые волосы любимой девочки, но не перестает укутывать собой и нежить в крепких объятиях*

Его фраза добавляет в «копилку» симпатии ещё бонусов, помимо уже заработанных заботливым отношением и чашкой кофе с забавным смайлом. Анастасия Синклер

Порой, очень тяжело от желания изменить мир к лучшему, и понимания, что тебе это не под силу. Анастасия Синклер

Фраза «очень приятно» по большей части ничего не значит. Её говорят на автомате, даже не чувствуя ничего подобного к приятному. Анастасия Синклер

Девочка приглашает меня в отель...

*делает вид, что задумался, постукивая пальцем по губам, а сам представляет ее на белоснежных простынях постели king size*

Мне определенно нравятся твои скрытые желания, сладкая моя, определенно.

*обнимает сзади девочку, поглаживая ладонью по плоскому животику, пусть и скрытому одеждой... ненадежная преграда*

И чего он лыбится постоянно? Может, маньяк какой? Тогда тем более не скажу фамилию. Арлин Меррик

Контакт замыкается и на какое-то короткое мгновение окружающая обстановка словно исчезает. Нет дождя за окном, нет едва слышных напевов Beatles, доносящихся из радиоприемника автомобиля, нет вообще машины, есть только мы… глаза в глаза. Арлин Меррик

Случайные встречные, волею погоды и судьбы оказавшиеся отрезанными от своего привычного мира. Арлин Меррик

В полутемном салоне такси лишь редкие блики проезжающих мимо автомобилей высвечивают, словно вспышками фотокамер, то высокие резные скулы сидящей рядом девушки, то цвета штормового моря глаза, опушенные густым рядом угольно-черных ресниц, то пухлые розовые губы, слегка приоткрытые, завлекающие прикоснуться и ощутить их податливую мягкость под требовательным напором мужских губ.

Сердце ускоряет ритм, подпитываемое желанием сократить разделяющее расстояние и вкусить головокружительную сладость. Не медля протянуть руку и взять желаемое. Воспользоваться моментом, как привык и делал десятки раз до того.

Но осторожничаю, позволяя себе лишь рисовать закручивающиеся против часовой стрелки спирали на ее нежной ладони. Снова и снова. Мягко соблазняя и приручая на уровне нервных окончаний.

Мгновения, минуты или их десятки истекают - мне становится неважно.

Важна лишь она.

Она.

Грубое вмешательство ухмыляющегося таксиста в виде преднамеренно громкого “приехали” и последующий глухой хлопок водительской двери убивают иллюзию временного разрыва.

Арлин тут же вырывает руку из моей ладони, словно обжегшись, и напряженно отводит взгляд. Хмурюсь, внимательно следя, как девушка сцепляет пальцы с аккуратными, покрытыми нежно-розовым лаком, ногтями в замок и кладет руки на колени. Она эмоционально закрывается, делая вид, что ничего между нами нет и быть не может. Словно мгновения безмолвного разговора душ мне только привиделись.

Не правильно. Так не должно быть.

Прикрываю глаза, на пару секунд прислушиваясь к шуму дождя, бушующему за окном, и частый перестук встревоженного сердца, подчиняясь велению разума, вскоре приходит в норму. Напоследок вдыхаю полную грудь будто ставшего густым воздуха и выбираюсь из машины.

- Твою… - срывается с губ, когда ступаю начищенным до блеска ботинком в глубокую лужу.

Бросив беглый взгляд на покрытый грязными пятнами носок, к счастью, водонепроницаемой обуви, осознаю, что желание поощрить таксиста чаевыми умерло в зародыше.

Каждый должен заниматься своим делом и делать это хорошо. Но не всякому удается следовать этой непреложной истине.

Обхожу автомобиль с черно-белыми шашечками на желтом фоне и мимоходом вкладываю в пухлую ладонь водителя свернутую купюру в пятьдесят фунтов.

По тарифу и ни центом больше. Не заслужил.

Открываю пассажирскую дверь.

- Прошу, Арлин, - с улыбкой подаю девушке руку.

Галантный и ничего не значащий, по-сути, жест, но я преследую другую цель.

“Не отпущу, “ - вибрирует в каждой клетке тела в стремлении быть максимально близко и касаться обнаженной кожи, хотя бы руки.

Легонько сжимая холодные пальцы девушки, помогаю выбраться из такси. Захлопываю дверь и, взяв за ручку ее чемодан, веду ко входу в величественное здание викторианской эпохи, что представляет собой вокзал Сент-Панкрас. Лишь тихий свист покрышек на мокром асфальте за спиной напоминает об отъезжающем такси.

Вдруг слышу откуда-то сбоку:

- Ми-и-истер…

Поворачиваю голову в сторону голоса и вижу, как худая, больше похожая на мальчика, девица с короткой стрижкой, чуть не вылезая из одежды - честно говоря, я ей даже сочувствую, на улице никак не лето, а от взгляда на ее голые ноги пробирает дрожь, - пытается строить мне глазки и показывать свои скудные прелести “во всей красе”.

- Сегодня не твой день, детка, - пытаюсь сдержаться, чтобы не засмеяться в голос, но уголки губ все же поднимаются вверх, - даже с двадцатью фунтами расставаться ради тебя у меня нет желания.

И тут Арлин резко дергает ручку чемодана, вырывая ее из моих рук, и, подняв повыше подбородок, шагает вглубь вокзала, возмущенно стуча каблуками. Гулкое эхо раздается в ответ в пустующем дебаркадере.

“Интересно, и что это было?” - не понимаю реакции девушки, не спеша следуя за ней. Смотреть на соблазнительное покачивание женских бедер, как и на мерцающее в темной ночи пламя, можно вечно.

В какой-то момент понимаю, что вокруг подозрительно тихо, как для вокзала международного значения. Верхний свет приглушен. Даже витрины всевозможных магазинов и сувенирных лавок, что должны привлекать внимание туристов блеском разноцветных огней, мерцают тусклым светом, и лишь таблички с добродушным “Закрыто, приходите завтра” висят на двери.

Странно.

Шагаю за девушкой в сторону касс по продаже билетов и внушительному информационному табло, что занимает верхнюю часть стены над турникетами к выходу на платформу.

“Лондон. Сент-Панкрас - Брюссель - 5.45”

Хрень.

Мне снова грозит ожидание. Никогда - это уж определенно, - я так долго не добирался из Лондона в Дортмунд. Потерянное время. Хотя… потерянное ли?


Арлин вспыхивает возмущением, как облитая зажигательной смесью лучина, то и дело сжимая руки в кулаки. Замечаю, как часто поднимается от сбивчивого дыхания ее грудь, раз за разом натягивая вязанную кофточку, что виднеется в распахнутом пальто.

“Страстная девочка,” - мелькает мысль. В голове мгновенно возникает картинка, как я протягиваю правую руку и накрываю округлое полушарие, слегка приподнимая и сминая мягкую плоть.

Пытаюсь выдохнуть - получается откровенно хреново. От греха подальше кладу руки в карманы и поднимаю взгляд выше, на полные кораллового цвета губы девушки и слегка подрагивающие изящные ноздри. Сглатываю.

Невозможно.

Не знаю, как она делает это со мной, черт возьми. Но рядом с ней я постоянно на вершине.

Эмоций. Желаний. Жизни.


- Что? - поднимаю голову, окидывая взглядом все больше краснеющую девушку. Кажется, из-за своих бушующих, как у подростка в пубертатном периоде, гормонов я что-то пропустил.

“Что за мысли одолевают сладкую девочку?” - пытливо гляжу.


Озвученное мне не по нраву.

Да, пару минут назад я глядел на расписание рейса до Брюсселя и изначально знал, что ей в Париж - так громко кричала у стоек регистрации в Хитроу. Но, бл…, только сейчас сложил два и два, что это разведет нас по разным уголкам земного шара.

“Не отпущу,” - камнем падает решение в душу.

Она должна быть максимально близко.

Должна.


- Арлин, - подхожу ближе и накрываю ее руку, удерживающую чемодан, - мне нравится твое предложение на счет отеля, там превосходные пятизвездочные номера. И, - добавляю с учтивой улыбкой, - поскольку нам предстоит провести ночь вместе, предлагаю уже называть меня по имени. Адам, просто Адам. Ни к чему формальности.

Как же мне нравится ее реакция на мои слова. Возмущение, смущение и снова возмущение - калейдоскоп сменяющихся эмоций на лице. Но разве я соврал? Лишь немного перефразировал ее же слова.

Все же не выдерживаю и смеюсь в открытую.

- Арли, пойдем, - беру девушку за руку, переплетая свои пальцы с ее, совершенно не задумываясь, что сокращаю ее имя. Но когда осознание накрывает меня, теплеет в груди.

“А-а-ар-р-р-р-ли-и-и”, - мысленно тяну ее имя, разбирая по звукам. Твердое, даже непреклонное, в начале и напевное, мягкое, в конце.

Хмыкаю, проведя параллель: “Как и сама девушка. Колючая и дерзкая, но одновременно нежная и легкоранимая.”

Главный вход в Ренессанс-отель находится со стороны улицы, но выходить снова на промозглый ночной воздух нет желания ни у меня, ни, думаю, у Арлин. Поворачиваю голову и гляжу, как она прячет левую руку под отороченный мехом ворот пальто, то поднося его к лицу, то снова открывая мне вид на точеную шею.

Пересыхают губы. Так… черт возьми, сложно отвести взгляд от подрагивающей, словно уже на языке, венки. Медленно вдыхаю ртом и делаю над собой усилие, начиная искать глазами вывеску “Букинг-Офис”. Если я правильно помню - “Да, Адам, вспоминай! Думай головой, наконец, а не яйцами!” - кричу мысленно на себя, - на территорию отеля можно выйти через ресторан.

Поднимаемся на второй этаж, и ряд столиков под белоснежными зонтами с соответствующей надписью сразу бросается в глаза.

- Как насчет перекусить, сладкая? - говорю, а думаю, что съесть бы хотел именно ее. - Нормально я ужинал еще в Лос-Анджелесе, а в самолете, как бы не старались авиакомпании, еда, прямо скажем, скудная.

Пропуская девушку вперед, вхожу в ранее бывшее помещение билетных касс старого вокзала. Массивные металлические конструкции, вгрызающиеся в стены, поддерживают потолочный свод. И вместе с многочисленными арочными окнами, украшенными красным кирпичом, создают атмосферу нереальности происходящего. Да, сквозь окна не проникает в это время суток свет, но остается впечатление, что это не заведение общественного питания, а межвременной портал в старую добрую Англию.

К нам сразу подходит улыбчивый молодой человек в костюме с блестящим бейджиком на лацкане пиджака.

- Рады приветствовать вас в Букинг-Офис. Меня зовут Оскар Блэк, я администратор. Позвольте помочь вам с выбором столика. Прошу за мной, - заученная улыбка на его губах, но хоть я и знаю, как можно достичь такой искренней доброжелательности, не вижу в нем откровенной фальши.

- Вы можете присесть за столик у барной стойки, - Оскар показывает на ярко освещенную зону с парочкой спорящих посетителей с горячительным в руках, - или же вон там, - приглашает нас взглянуть на места в другой части ресторана, где тихо и свет слегка приглушен.

Пьяная толпа мне совершенно ни к чему- хотя, если честно признаться, в другое время я бы пощекотал себе нервы, ввязавшись в драку. Но сейчас, не говоря ни слова, а лишь кивнув в знак того, что сделал выбор, прохожу к столику, очень удачно расположенному в углу. Отсюда открывается хороший обзор на весь зал, а то время, как наш столик остается в тени.

Помогаю девушке снять верхнюю одежду - на краю сознания мелькает мысль-сожаление, что только верхнюю, - и, отодвинув тяжелое кресло для дамы, сажусь напротив, небрежно бросив свой портфель на пол.

- Что бы тебе хотелось, Арли? - спрашиваю, принимая меню из рук подошедшего официанта.

Мне важно узнать ее предпочтения. Что она выберет мясо, птицу или рыбу? Легкий салатик? Или, быть может, сладкой девочке сладкий десерт?

Я хочу знать о ней все.

Бросаю взгляд на глянцевую поверхность меню и понимаю, что на полноценный ужин мы опоздали. Закуска, салаты и парочка основных блюд. Переворачиваю страницу и расстроенно качаю головой. Выбор полуночного меню оставляет желать лучшего.

- Арли, может начнем с вина? - откладываю ненужную картонку. - День оказался насыщенным событиями и легкое спиртное, думаю, будет кстати. К тому же, - с улыбкой гляжу на девушку, - я был бы рад отметить нашу встречу.

- Фраголино, пожалуйста, - сообщаю о нашем решении подошедшему официанту, лишь дождавшись ее кивка.

Сладкое, игристое, с земляничным ароматом. Надеюсь, ей понравится.

*полностью одетый и готовый к выходу приобнимает любимую* Ты сегодня, как всегда, ошеломляюще прекрасна... *и достает из-за спины розу, источающую нежный аромат*


*улыбается, наблюдая за шуточной перепалкой... знает, что правда на много глубже* Сладкая моя... *водит кончиками пальцев по ее талии, посылая тысячи мурашек по всему телу* буду болеть за тебя...

Первый ряд, откуда хорошо видно все, что происходит в зале, я занимаю не зря.


- Сладкая, ты самая лучшая, - шевелю губами, глядя на блистательную девушку, что улыбкой озаряет зал, и интенсивно хлопаю в ладоши.

Действо обещает быть очень интересным.

Слушаю слова судьи, а сам думаю, что не в силе дело, явно не в силе. Снова бросаю взгляд на женскую команду, точнее на одну единственную девушку. Как вариант, сила в красоте.


Становится все интереснее. Свожу брови, и сам раздумывая над ответом.

Наслаждаюсь пикировкой и хлесткими ответами любимой. Улыбка не сходит с лица. Да, она такая. Моя.


"Да никогда в жизни", - откидываюсь на спинку кресла, не сводя взгляда со сцены ни на мгновение.


Сомневаюсь в ответе мужской команды. Но... это правильный ответ. Аплодирую.