Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Лондон. Пять лет назад.

Голова просто раскалывается, не давая возможности тупо оторвать её от подушки. Сколько я вчера выпил? После третьей бутылки уже не состоянии был считать. Открывать глаза не хочется, наоборот, хочу, чтобы поскорее наступило уже завтра, когда станет немногим легче. Однако моим желаниям не суждено сбыться. Сначала слышу голос, как сквозь вату, потом всё четче разбираю слова, а после и соотношу голос и слова.
- Ты позор нашей семьи, Тристан Лестер Ховард! - не соизволяю даже голову поднять, лишь, потянув рукой подушку, накрываюсь ею. Это немного заглушает раздражающий голос отца, но при этом не уменьшает интенсивности ударов молоточков в моей пустой черепной коробке. - Ты хоть понимаешь, что теперь мне никак не подтереть за тобой это дерьмо?
Отец сдергивает одеяло с меня, но тут же ругается под нос.
- Не надо орать на меня, - всё же раскрываю рот, не убирая подушку с головы. - Голова и так раскалывается.
- Голова у него раскалывается, ну надо же, - яда в голосе отца ещё больше становится. - Поднимай свою голую задницу и посмотри, что ты сделал!
Приходится всё же высунуть голову из-под подушки, но только чтобы убедиться, что это не кошмарный сон, а действительно мой отец.
- Кто тебя пустил? - первая мысль, что появляется в моей затуманенной алкоголем голове.
- Ты в своем уме? Кто меня может не пустить? Меня!
- Я не совсем в своем, потому что хорошо отдохнул.
- Да! Очень хорошо отдохнул! - на кровать летит утренний номер “Таймс” где прямо на первой странице фото моей вчерашней вечеринки. И заголовок: “Золотая молодежь отрывается в “Сити” в одном из фешенебельных клубов столицы “Steel Yard”!” Фото, на котором я вместе с двумя телками выхожу из ночного клуба с расстегнутой ширинкой и чьей-то рукой из двух красоток там.
- Ну и что такого? - из чистого упрямства противоречу отцу.
- Что такого? Читай, что там пишут. Вслух читай! - видимо, чтобы не врезать мне затрещину, Филип Адриан Ховард, начинает ходить из угла в угол по спальне. Я же пытаюсь сосредоточиться на том, что написано мелким шрифтом. С похмелья всё ещё плывет перед глазами.
- “Сын министра иностранных дел, Тристан Ховард, показал всему ночному Лондону, что для него не существует запретов и запретных тем, - хмыкаю, но продолжаю: - Прогуливался в непотребном виде по улице, на замечание констебля предложил тому прогуляться во всем известном направлении, а когда ему попробовали деликатно объяснить, что такое поведение недопустимо, просто ударил мистера Лайноса. Констебль Лайнос получил перелом носа и множественные ушибы при падении на мостовую...” - поднимаю глаза на отца. - Он не понял с первого раза, просто заплати ему, а с этой, - читаю имя автора статьи, - Тришей Никсон надо популярно поговорить.
- Заплатить? Поговорить? - он аж краснеет от ярости, и в этот момент я даже начинаю опасаться, что старика раньше времени хватит удар. - Ты вообще в своем уме, Тристан? Хорошо ещё, Анжела не видела этой мерзости!
- Не вмешивай маму в это.
- Ты сам во все вмешиваешь и её, и меня! Ты разве не знаешь, что предстоят выборы? Или ты специально так гадишь в своем собственном доме?
- Да успокойся, ничего же нет страшного. Статью подотрут, может быть, даже уволят эту Никсон, и все забудут о маленькой шалости черной овцы в семействе Ховардов.
- В этот раз я не собираюсь подтирать за тобой. Сам вляпался - сам и разбирайся! Но чтобы всё это дерьмо не отразилось на моей предвыборной кампании.
- У тебя же больше связей, и стоит сделать лишь один звонок сэру Хаммонду, как всё исчезнет, будто и не было.
- Тебе не шестнадцать лет, Тристан, чтобы я исправлял твои ошибки.
- Тогда чего ты приперся сюда и читаешь мне нотации о поведении? Чтобы пристыдить? Так сам же сказал, что уже не шестнадцать мне.
- Я не желаю стыдиться своего единственного сына.
- У тебя ещё куча племянников, да и от Сабрины ты не требуешь соблюдения этикета. Почему я?
- Потому что ты мой сын.
- Незавидная участь, - бормочу себе под нос и, окончательно проснувшись, шагаю в душ. Контрастный душ помогает вернуть мозги на место, и даже воспоминания о прошлом вечере немного проясняются. О том, как мы на спор пили текилу, о том, как появились девушки, и уже пошли другие игры, о том, как две из них уехали со мной сюда, где и сообразили на троих. Только сейчас осознаю, что никого из них не оказалось дома, когда явился Филип. Но тем лучше, не надо будет откупаться подарками или ещё какой-нибудь дамской херней, типа абонемента в спа. Обмотавшись полотенцем, выхожу из душа. Отец сидит в кресле и потягивает отличный виски.
- Ты позвонишь сэру Хаммонду?
Стакан, вода в него и шипучая таблетка, чтобы хоть немного прийти в себя и успокоить свой желудок, и поворачиваюсь к родителю.
- Я позвонил ещё до того, как приехал сюда.
- Тогда для чего всё это? - обвожу рукой свою квартиру. - Столько патетики и праведного негодования.
- Ты должен понять, что так себя вести нельзя. Не тебе.
- Да с чего вдруг? Все ведут себя, как хотят, а я должен стать послушным псом, сидящим у ног своего хозяина?
- Ты мой наследник, Тристан.
- Выбери себе другого, - прохожу дальше к гардеробу и начинаю одеваться, чувствуя себя немного в проигрышном положении перед одетым лордом Ховардом. - Я хочу жить свободно, не оглядываясь на семейство.
- Но тогда не пользуйся своим положением, которое тебе дает принадлежность к столь ненавистной семье.
- Я и не собирался. Мне наплевать и на этого констебля, и на эту журналистку, собирающую сплетни. Это тебя волнуют скандалы.
- Значит так, - отец отставляет бокал с виски и поднимается. - Прекращай свои тупые детские выходки, берись за голову, иначе я лишу тебя своей поддержки и финансирования. Это моё тебе условие.
- Хорошо, - чувствую, как сжимаются кулаки. Я с самого детства сопротивлялся ультиматумам, и нынешняя ситуация не исключение. - Можешь забирать свою поддержку и засовывать её себе в одно место. Я не плясал под твою дудку и не буду начинать.
- Значит, теперь ты сам по себе, сын, - он разворачивается и покидает мою квартиру.
- Я всегда был сам по себе, отец, - проговариваю, когда за стариком уже закрывается дверь.

Атмосфера в душном кабинете отца словно выкачивает из меня последний кислород, но все покорно сидят и ждут, когда же будет оглашено завещание. Обвожу взглядом присутствующих. Чинные и благородные леди, промакивающие платочками глаза, в которых даже при всем желании слёз не выдавить. Джентльмены, натянувшие на свои лица выражение скорби. Сборище лицемеров и прихлебателей, словно стервятники, ждут раздела большой туши. Мне не очень интересно оглашение завещания матери, я и так знаю, кому всё достанется, но ради наигранно праведного негодования на лицах этих якобы родственников терплю даже духоту и затхлость кабинета. Ещё удушливости добавляет пылающий камин у дальней стены, однако, едва входит поверенный матери, как я физически чувствую алчность, которая, уже не скрываясь, витает в воздухе.
Мне даже не приходится изображать скуку. Это действительно скучно. За то время, что я сижу здесь, фондовый рынок может обвалиться и возродиться дважды. Время нынче совсем нестабильное, и каждая минута может оказаться потерянной впустую.
Поверенный прокашливается и открывает папку. На моих губах появляется едва заметная ухмылка, потому как все жаждущие миллионов матери подаются вперед, словно чувствуя запах денег.
Отец сидит в стороне, рассматривая свой маникюр, словно происходящее здесь его вообще не касается, и он соизволил присутствовать, пропустив вечер в своем клубе, только для соблюдения приличий. Мы не говорили с ним пять лет и сейчас сидим в разных концах комнаты. Кажется, у него прибавилось седины, и теперь не только на висках, но и на макушке волосы сверкают серебром в свете приглушенных бра.
- Свою же собственность, включающую загородный дом в Девоншире, коттедж в Брайтоне, особняк на Парк-стрит, а также свои акции в размере двадцати пяти процентов холдинга “Ховард девелопмент” я завещаю моему единственному сыну, Тристану Лестеру Ховарду.
Первую минуту, как поверенный заканчивает читать, в кабинете отца наступает гробовая тишина. А после в помещении словно взрывается шумовая граната. Со всех сторон, разными по тональности, но с одинаковой интонацией, голоса заполняют и без того тесное пространство. Я же даже бровью не веду и, поблагодарив поверенного, поднимаюсь, молча покидая кабинет. Но расчет, что весь этот шум останется позади, оказывается неверным. Двоюродные тетки и дядьки следуют за мной, словно я могу как-то повлиять на волю Анжелы Ховард.
- Ты ничего не получишь!
- Мы будем оспаривать завещание!
- Моя сестра не могла оставить тебе всё, ты подделал завещание!
- Даже не надейся урвать себе хоть фунт из наследства.
И среди этого гвалта воплей в оба моих уха я слышу голос, который не слышал очень долго.
- Тристан, зайди сюда, пожалуйста, - поворачиваю голову и вижу в дверях гостиной отца. Лицо Филипа ничего не выражает, но я и не жду радости. Не то время и не то место. Да и обстоятельства не располагают.
Но он дает мне возможность скрыться от разъяренной толпы, которой достались колечки, шкатулки или собрание сочинений Байрона, хоть и в первом издании, но всё равно оказавшиеся недостаточно ценными, по всей видимости.
Захлопываю дверь гостиной прямо перед носом у тётушки Марджори, едва не ударив ту по её длинному носу.
- Благословенная тишина, - прислоняюсь спиной к двери, прислушиваясь к удаляющимся воплям, по всей видимости Хоббс, дворецкий, тактично, но в то же время настойчиво выпроваживает всю эту толпу.
- Они действительно могут быть очень шумными, - отец как-то уж очень задумчиво изучает меня.
- Мы снова разговариваем? - я моментально надеваю броню, не желая больше показывать ему свои слабые места.
- Ты изменился, Трис, я даже удивился, что ты так хладнокровно воспринял и завещание матери, и её орущих родственников.
- Я знал о завещании, - пожимаю плечами, не видя смысла разыгрывать святую невинность. - Мама сказала об этом ещё полгода назад.
- Но ты не думал, что за это время она могла бы изменить его в чью-то другую пользу?
- Например, в твою? - ухмыляюсь, видя, как холодность отца сменяется гневом. Он хотел достать меня, но всё получилось наоборот. И я знаю, как побольнее ужалить в самое чувствительное место.
- Тебе известно, что я никогда не нуждался в деньгах Анжелы. Всё, что было у неё, у неё и осталось.
- Дело ведь не в этом, Филип, - осознанно избегаю слова "отец", чтобы ещё сильнее позлить старика. - А в том, чтобы мне ничего не досталось вообще от этой семьи.
- Я лишил тебя лишь карманных денег, чтобы ты взялся за ум, и теперь я вижу, что поступил правильно.
- Не приписывай себе заслугу, к которой ты не имеешь ни малейшего отношения.
- Разве?
- Я сам построил свой бизнес, без тебя и твоих подачек.
- Вот именно, Тристан, вот именно, - он даже позволяет себе улыбнуться.
- Что-то я не очень понимаю, - недоумение смешивается с раздражением от его вечного высокомерия.
- Если бы ты продолжал пользоваться моими деньгами, кто знает, что стало бы с тобой спустя столько лет.
- Ах, вот ты про что, - усмехаюсь, опять обретая душевный покой. - Тогда, конечно, спасибо, отец, что бросил меня на произвол судьбы, спасибо, что не поддержал тогда в суде, спасибо, что отвернул от меня сестру.
- Я не отворачивал Сабрину, даже не рассказывал ей о нашем последнем разговоре.
- Я не верю тебе больше.
- Это твоё право. Я лишь хотел сказать, когда позвал тебя сюда, что рад видеть тебя таким состоявшимся. Рад, что дела твои идут в гору, а теперь с получением наследства Анжелы ты станешь ещё и равноправным партнером со мной в холдинге.
- Ты ошибаешься, Филип, - теперь в моей улыбке нет издевательства и наглости мальчишки, скорее, она похожа на оскал хищника. - Теперь у меня пятьдесят три процента “Ховард девелопмент”.
- Но… - недоумение на лице бывшего министра иностранных дел стоило бы запечатлеть на память, но вместо этого я просто разворачиваюсь и покидаю гостиную, в дверях лишь обернувшись.
- Увидимся на собрании акционеров, отец, - и скрываюсь за дверью, чувствуя, что этот день стоил мне минимум пяти лет жизни. На выходе из дома замечаю, что Бри садится в машину, в которой за рулем сидит какой-то мужик. Странно, но я совершенно упустил, что моя сестра уже давно не девочка. И сейчас осознание этого словно добавляет тяжести на сердце, если бы оно у меня было. Прежде чем сесть на сиденье, Сабрина поднимает голову и встречается со мной глазами. Мама её тоже не обделила, но всё же досталось ей намного меньше, если сравнивать. Но с другой стороны есть же ещё и Филип, так что, может, и сравняемся. Но в карих глазах Бри сейчас мне чудится разочарование. И я не понимаю, чем оно вызвано, а после сестра садится в автомобиль, и он уезжает мимо меня и дальше по улице.
Давным-давно я ещё пытался как-то найти контакт с сестрой, но она словно повторяла слова отца, говоря, что я позор для всей семьи. После нескольких попыток поговорить я бросил это неблагодарное дело. И стало куда проще чувствовать себя сиротой даже при живых родителях.
А сейчас можно, наконец, и расслабиться немного. А значит, надо отправиться в бар и выпить немного. Или много, главное, запастись на завтра аспирином.