КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ ЧАСТЬ 4

Продолжаю рассказ о том, как гигантская по тем временам армия "крестоносцев", участников рыцарского войска первого похода, переплыв через Босфор и высадившись в Малой Азии, словно тучи саранчи, двинулась по пути, уже пройденному их предшественниками из крестьянского крестового похода и щедро отмеченному останками этих пионеров.



Самая экстравагантная оценка численности той волны "крестоносцев" принадлежит одному из современников похода, утверждавшему, что «их было как песка в море и звезд на небе». Хотя, разумеется, вызывают большее доверие иные версии. Например, точка зрения папы Урбана II, объявившего, что в поход двинулось около 300 тысяч вооруженных людей или капеллана графа Балдуина, определявшего численность "крестоносцев", способных носить оружие, в шестьсот тысяч человек, не включая сюда священников, монахов, женщин и детей, сопровождавших войско (впрочем, вторая цифра вызывает все же сомнения, и может являться завышенной, особенно если сопоставить ее с другим числом, приведенным тем же автором, утверждавшим, что общая численность принявших крест достигала шести миллионов человек).



Из каждых пяти участников первого крестового похода четверо были французами. Это, кстати, вполне объясняет, почему на протяжении всей эпохи крестовых походов "крестоносцев" на Востоке и в Византии их противники-мусульмане называли франками.


Мусульманский воин

"Крестоносцы", к которым примкнули небольшие отряды выживших крестьян-ополченцев во главе со своим вдохновителем Петром Пустынником, выехали из Константинополя в конце апреля 1097 года.

Вместе с войском ехал духовный лидер похода, легат Адемар Монтейльский, епископ де Пюи, сопровождавший со своим отрядом армию графа Тулузского. Адемар являлся номинальным главой похода, назначенным на этот пост самим Папой Урбаном II. Он принадлежал к боковой ветви знаменитого рода графов Валентинуа, восходящего чуть ли не к Карлу Великому. Несмотря на свой духовный сан, он был отличным воином и, по словам хрониста, «ловок в седле». Как священнослужитель он не имел права проливать кровь, а потому в бою обычно пользовался окованной дубиной, владел которой превосходно (ох, умели же эти церковники демагогией оправдать любые свои действия - можно подумать, взяв вместо копья и меча окованную железом дубину и колошматя ею по людям налево и направо, Адемар не пролил ни капли крови).


Адемар Монтейльский, епископ де Пюи

Первой целью рыцарского войска была Никея (сейчас это город Изник на северо-западе Турции), на тот момент - столица сельджукского султана Кылыч-Арслана. Именно в этом городе в IV веке состоялись два церковных вселенских собора, на которых были приняты основополагающие христианские догматы – символ веры (Никейский символ веры и по сей день лежит в основе православия, в т.ч. русского). Византийский император очень хотел вернуть этот город под свою власть. Причем, для него была важна не только духовная важность этого города, но и то, что географическое положение делало его, фактически, "ключом" к Малой Азии, которую базилевс не прочь был завоевать.

"Крестоносцам" повезло, что в никейской крепости остался лишь постоянный гарнизон, а основные силы Султан Кылыч-Арслан увел на войну с сельджукскими эмирами. Судя по всему, Кылыч-Арслан, разгромивший незадолго до этого крестьянскую армию "крестоносцев", о чем мы говорили раньше, поверил, что с этой победой неприятности, идущие с Запада, кончились, что вторая волна "крестоносцев" не представляет серьёзной угрозы. Он оставил дома семью и казну и отправился на восток покорять город Мелитену в Восточной Анатолии (ныне город Малатья на востоке Турции).

Взять с наскока Никею было просто невозможно. Этот город, стоявший на берегу Асканского озера, с суши окружала шестикилометровая стена с каменными или кирпичными башнями числом от 200 до 370 (по разным оценкам). И была она такой толщины, что по ней могла проехать колесница. Стены крепости были высоки и крепки, перед ними были вырыты всегда заполненные водой рвы, а у "крестоносцев" почти не было необходимой осадной техники – ведь в Западной Европе столь мощных крепостей в ту эпоху просто не существовало. По сути, единственным способом заставить Никею сдаться была бы только полная блокада; проще говоря, взять ее можно было только измором. Но окружить все огромное озеро войсками "крестоносцы" не могли, и защитники крепости по воде получали все необходимые припасы.


Под стенами Никеи

"Крестоносцы", наспех соорудив осадные орудия (баллисты и осадную башню), начали штурмовать город. Вот как описывал осадную башню Гийом Тирский: "Эта машина была сделана из дубовых балок, соединенных между собой мощными поперечинами, и давала убежище двадцати сильным рыцарям, которые помещались там, чтобы сделать подкоп под стены, так, что они казались защищенными ото всех стрел и всяких метательных снарядов, даже самых больших скал". Однако ни один штурм не увенчался успехом, а при одном из шутрмов мусульмане, которые со стен забрасывали "крестоносцев" камнями, сумели разрушить осадную башню, и, развалившись, она погребла под своими обломками всех находившихся внутри воинов.








Осадные орудия "крестоносцев"

Осада грозила затянуться на неопределенный срок, а тем временем Кылыч-Арслан начал собирать большое войско в долинах Анатолии. В середине мая стало известно, что султан с армией в сто тысяч воинов спешит на выручку своей столице. 21 мая, через неделю после начала осады, к городу подступили сельджуки: конница Кылыч-Арслана выдвинулсь в авангард и стала пытаться прорвать блокаду города, произошло несколько ожесточенных стычек с "крестоносцами", но прорваться в город туркам не удалось.


Битва с турками за Никею

Однако затягивание осады грозило неудачей всему походу. Никею нужно было взять до подхода главных сил сельджуков. И здесь на помощь "крестоносцам", преследуя собственные выгоды, пришел византийский император: по его приказу к озеру было перенесено на руках и спущено на воду несколько десятков небольших военных кораблей. Так Никея оказалась блокированной и с моря, и с суши.


Осада Никеи

Началась уже полная осада, во время которой "крестоносцы" не брезговали разными средствами. Например, как писал Гийом Тирский, желая запугать противника, рыцари "зарядили метательные машины большим количеством голов убитых врагов и перекинули их в город". Рать Христова с новыми силами начала атаковать Никею. Противоборствующие армии забрасывали друг друга градом стрел и камней, "крестоносцы" пытались пробить стену с помощью тарана.


Крестоносцы забрасывают за стены Никеи головы убитых врагов


Крестоносцы забрасывают за стены Никеи головы убитых врагов

С середины июня руководителям гарнизона в Никее стало ясно, что город обречен. А вечером 19 июня до сельджукских полководцев в Никее дошла страшная весть: на следующий день намечен общий штурм города. А что творили "крестоносцы" в городах даже дружественной им Византии, было вождям никейского гарнизона хорошо известно. Фактически, город был обречен на поругание и гибель.

Но если этого боялись сельджукские военачальники, то разрушение города никак не вписывалось и в планы хитроумного византийского базилевса. Священный город империи с тысячелетней историей не должен был достаться "крестоносцам" - "латинским варварам". И Алексей Комнин решил разыграть свою собственную карту.

Он тайком договорился о сдаче города взамен на жизнь и свободу его защитников. 19 июня, когда "крестоносцы" начали штурм стены Никеи, осажденные неожиданно прекратили сопротивление и сдались императору - со стороны казалось, что победа была одержана только благодаря усилиям византийской армии.


Осада Никеи

При этом огромная добыча была уведена у "крестоносцев" буквально из-под носа. Вскоре рыцари узнали, что вся султанская казна и знатные пленники, за которых можно было получить немалый выкуп, перевезены в ставку Алексея Комнина – город Пелеканум.

Вот как описал реакцию "крестоносцев" Гиойм Тирский в своей "Истории деяний в заморских краях": "... народ паломников и все простые воины, которые в течение всей осады трудились с таким усердием, надеялись получить в качестве трофеев имущество плененных, возместив, тем самым, затраты и многочисленные потери, которые они испытали. Также они рассчитывали присвоить себе все то, что они найдут в пределах города и увидев, что никто не предоставляет им соответствующее возмещение их тягот, что император забрал себе в казну все то, что должно было принадлежать им согласно договору, пришли в ярость от всего этого до такой степени, что уже начали жалеть о совершенных во время путешествия своих трудах и затратах стольких сумм денег, поскольку, по их мнению, они не извлекли от всего этого никакой выгоды".

Неистовство алчных «Христовых воинов» дошло до предела, и они уже готовы были броситься воевать с императором, которому только что дали клятву верности. Но Алексей Комнин вновь оказался на высоте. Он понял, что для сохранения большего стоит поступиться меньшим. В конце концов, он получил в свои руки столь необходимый ему город-крепость, ну а богатства – дело наживное. И умный византиец передает несметную казну Кылыч-Арслана (возможно, конечно, и не всю) в руки крестоносных вождей. Блеск золота и драгоценных камней сразу затмил глаза "крестоносцам" и заставил их прикусить языки. Состоялось примирение с императором, больше того – руководители похода вновь торжественно поклялись базилевсу в верности. После недельного отдыха, "крестоносцы", хоть и не удовлетворенные полученной добычей, но окрыленные первым успехом, наконец, 26 июня 1097 года, направились дальше на юг, к Антиохии.


Крестоносцы на пути к Святой земле

О том, насколько слабо представляли себе вожди похода все трудности предстоящего тысячемильного пути, говорит, в частности, отрывок из письма Стефана Блуаского своей жене Адели: «Через пять недель мы будем в Иерусалиме, если только не задержимся под Антиохией». Бедный самоуверенный граф и представить себе не мог, что пройдет еще целых два года, прежде чем Христово воинство увидит стены Священного города, а его «если только», действительно, окажется пророческим, и долгие месяцы под стенами Антиохии судьба крестового похода будет висеть на волоске от катастрофы.

1 июля христианская армия окончательно разбила Кылыч-Арслана в битве при Дорилее. Сжатые с двух сторон отрядами "крестоносцев", турки обратились в паническое бегство, бросив на поле боя все снаряжение: были оставлены даже шатры султана и эмиров с находившимися в них ценностями. "И мы взяли большую добычу, — с чувством удовлетворения напишет позже хронист, — золото и серебро, коней, ослов, верблюдов, овец, быков и многое другое".


Сражение при Дорилее


Похороны погибших при Дорилее

Когда отряды "крестносцев" после покорения Никеи двинулись дальше, им пришлось не легче, чем участникам "похода бедноты". Это лишь поначалу арабские правители, дабы удержать отряды христиан от враждебных действий, высылали им всевозможные дары — золото, пищу, бочки с водой, предлагали беспрепятственный переход через свои владения. Вскоре почти каждый шаг "крестоносцы" должны были брать с боем. Армия двигалась медленно. Пищи стало не хватать. На всем дальнейшем пути "крестоносцев" турками уничтожались посевы и запасы продовольствия. Жители городов и деревень, прихватив свои пожитки, бежали кто куда. Теперь "крестоносцы" шли по обезлюдевшей стране, не встречая ни друзей, ни врагов. Припасы христианского войска быстро таяли, а пополнить их не было никакой возможности.


Крестоносцы пересекают горы Таурус

Особенно тяжелое положение сложилось с водой. Равнины Анатолии, по которым шли теперь «Христовы рыцари», представляют собой, в сущности, засушливую степь, лишь изредка перемежающуюся плодородными долинами. Источники воды здесь и так весьма нечасты, а усилиями турок, засыпавших большинство колодцев вдоль старой караванной дороги, они вообще стали исключительной редкостью. Для непривычных к жаркому климату северных рыцарей это стало чрезвычайно суровым испытанием.

Из-за нехватки воды гибли кони. Некоторым рыцарям, несмотря на их тяжелую экипировку, пришлось спешиться, другим — пересесть на волов, а снаряжение погрузить в повозки, в которые запрягали козлов, овец и даже собак.

Альберт Аахенский так описал тяготы войска "крестоносцев" во фригийской пустыне: "Многие беременные женщины, с запекшимися губами и пылавшими внутренностями, с сосудами всего тела, истомленными от невыносимого жара солнечных лучей и раскаленной почвы, разрешались на виду у всех и бросали новорожденных на том же месте... Иные несчастные, оставаясь подле тех, кого они произвели на свет, корчились на проезжей дороге, забыв всякий стыд и все сокровенное, от ужасных страданий, причиняемых упомянутой жаждой... Посреди равнины валялись мертвые и полуживые младенцы... Мужчины, изнемогая от обильного пота и чрезмерной жары, еле шли с раскрытыми ртами и хватали прозрачнейший воздух, дабы уменьшить жажду". От нее умирали не только люди, но околевали и "соколы и другие ловчие птицы, составлявшие утеху знатных и благородных, прямо в руках несших их; и даже собаки, приученные к достославному охотничьему искусству, подыхали таким же образом от мук жажды в руках своих хозяев".

Бедные, наивные «Христовы дети». Они "шли с открытыми ртами, чтобы побольше вдыхать в себя воздуха и тем самым уменьшить муки жажды" и не понимали, что этим лишь усиливают обезвоживание организма.

Смерть шла по пятам пешего воинства. В один из дней начала августа погибло от зноя и жажды около пятисот человек. А сколько было еще впереди таких дней!


Усталый рыцарь-крестоносец