Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Я выхожу на площадь полная энтузиазма и радости предстоящей встречи. Но она длится не долго. Из-за сьемок рекламы и перекрытых улиц Старой Гаваны людей здесь почти нет. Местные не гуляют по площадям. Но среди немногочисленных туристов его нет. Успокаиваю себя, что не вспм посчастливилось пробраться в эту часть города. Нахожу лавочку и опускаюсь на неё. Где это видано, кем это сказано, чтобы дама ждала кавалера? Но я жду, как наивная идиотка смотрю на часы что украшают фасад церкви и слежу как стрелка отчитывает минуты.

Когда проходит час, моему терпению приходит конец.
Потому как я тоже не на крыльях сюда прилетела. Поднимаюсь и отряхиваю платье, собираю осколки своего разбитого сердца и иду в противоположную сторону.

Каждый шаг для меня словно с гирями на ногах. Что могло случится, что он не пришел? Предполагать что он остался без ног, у меня не получалось. Скорее он действительно где-то затерялся с какой нибудь бабой. Уж я то знаю насколько они легкомысленные и без комплексов здесь. От злости даже начала думать, что надо было согласиться на пожелание Сомерхолдера. И пусть бы он тоже увидел, что я могу быть не менее легкомысленной чем местные красотки. Но одно дело в сердцах пожелать и совсем другое - осуществить. Я перестала целоваться даже в клипах своих, стараясь по максимуму избегать обнаженных сцен. Всё млять ради него. А в ответ что? Ничего.

Слышу его голос, но даже не оборачиваюсь, пытаюсь переставлять ноги, как робот. Он догоняет, хватая меня руками, от чего я напрягаюсь всем телом.

Милая? МИЛАЯ?!
У меня перед глазами словно красная пелена, и я что есть сил вырываюсь из его рук, бьюсь словно пойманная в силки птичка. и даже не замечаю как по щекам катятся градом слёзы. Я чувствую себя преданной, брошенной и не нужной. Каждую минуту, что я сидела на той лавочке мои "тараканы" всё больше пускались в пляс и теперь танцуют в ритме Самбы. Фостер держит так крепко, что спустя несколько минут я выдыхаюсь и замираю в его руках.
Нет сил.
Ни плакать, ни царапаться, ни драться с ним. Я не хочу смотреть ему в лицо, увидеть притворно нахмуренные брови, поджатые губы. Всё неправда.
Смотрю на вымощенную старым камнем дорогу и пытаюсь дышать.

Боюсь коллективные игры не моё, Джеймс, уже который раз убеждаюсь в этом. Поэтому это была последняя затея. И я рада, что хоть наполовину мне удалось показать настроение.

Софи спасибо, ваша локация мне очень понравилась. И с угадайками и с мордашками. А ещё танцы и Йен)

Леони и Генри, спасибо вам за ребусы)) я теперь знаю как гадать их)

Гай и Джулс, для меня та ничья стала самой веселой. Спасибо вам.

Эрик и Настя, вы веселая парочка оказались. Но свою иронию по поводу "не за рулем" уже озвучила ранее. Но судоку.... жестоко. Если бы не помощь зала нифига бы я не отгадала.

Кейт и Джон, с вами я провела меньше всего времени, жаль.

на остальные коменты в мой адрес хочется процитировать одного известного персонажа из романа Р. Киплинга "Маугли"

Полностью доверять человеку можно только тогда, когда ты не боишься говорить с ним о чем угодно. Доверять, значит давать власть над собой, открывая все свои тайные мечтания и постыдные желания.

Я не могу поднять на него глаза. Сама не понимаю что на меня нашло. Видимо ревность - это заразно. Адам не отпускает меня, продолжая держать в руках, сжимая так, что я едва могу дышать. И кажется именно нехватка кислорода и прочищает мне мозги. Но даже понимая, что веду себя как ребенок, я на упрямстве не желаю идти на мировую. Адам молчит, а я только ощущаю его теплое дыхание на волосах и опять начинаю закипать. Он опоздал даже больше чем на час, который я там провела. Однако вновь накрутить себя я не успеваю. Любимый поднимает мне голову за подбородок. И его губы накрывают мои. Касание и словно молнии по телу, так что кажется волосы на затылке поднимаются. Вдыхаю, и отвечаю на поцелуй, перестав сопротивляться природе и чувствам, которые будит во мне этот мужчина. Вот так, достаточно чтобы он только лишь поцеловал, и я уже забываю, что со мной было каких-то пять минут назад. Мужчина прислоняется лбом к моему лбу и шепчет или я просто вижу движение его губ, понимая, что он говорит:

Уже не сопротивляясь, я обнимаю его за шею и привстаю на цыпочки и теперь уже сама целую его в губы, ощущая какой-то судорожный выдох любимого, словно он не дышал всё это время. Руки его тут же обвиваются вокруг меня, а поцелуй становится глубже. Адам делает шаг вперед, так что я чувствую спиной нагретый камень дома, возле которого Фостер меня и поймал. Он зажимает меня между своим телом и стеной, целуя так жадно что скоро у меня кончается воздух в легких.
Но вопросы... вопросы не дают мне полностью расслабиться. Смотрю на мужчину, почти соприкасаясь носами с ним и едва слышно проговариваю, боясь услышать ответ:
- Где же ты был, Адам?
Понимаю, что он ожидал ответного признания, но меня волнуют куда более насущные вопросы. Я скажу, если он ещё этого не понял по поцелуям, обязательно скажу. Попозже.

Я, затаив дыхание, слушаю его рассказ о путешествии и понимаю, что не только я нашла на свою пятую точку приключения. Не хочу перебивать, лишь только смотрю на него и слушаю голос. И понимаю, что мне его не хватало это время. Не хватало голоса, не хватало глаз, не хватало Адама. И уже не важно что он говорит, главное - ощущать его крепкие объятия рядом. Я уже не сержусь и не обижаюсь, понимая, что этот сумасшедший день был не только у меня. Рассказ про песни в исполнении Адама вызывает у меня улыбку. А про компресс - заставляет хмуриться и тут же хочется просить показать ушиб. Но что-то мешает, неясная тревога, не позволяющее расслабиться ощущение чего-то мешающего не отпускает. Однако Адам сбивает меня с этих нехороших раздумий своим вопросом.
- Ты не брала трубку. Почему, Арли? Я звонил предупредить, что со мной черте что творится, но я бегу к тебе.
Чувствую, как краснеют мои щеки, когда он напоминает про мою глупость. Поднимаю на него глаза, по-прежнему прижимаясь и обнимая за плечи любимого.
- Я его забыла дома, - оправдываюсь, - но я не думала, что дорога к собору займет столько времени. Ты не удивил меня своим рассказом, разве что пением в караоке, - прячу улыбку, - а я летала на воздушном шаре над Гаваной, очень красиво, должна сказать, потом меня заставили залезть в море, устраивая бои на матрасах, я намокла вся до нитки, хорошо, что давали другую одежду, не хотелось мне пачкать моё платье, и всё это лишь бы попасть на другую сторону залива. Но и тут я испытала шок, поймав машину, за рулем которой сидела ученица и очень злобный инструктор, а потом, ты не поверишь, кого я встретила, - Адам только улыбавшийся при моих описаниях инструктора и прочих. - Я знаю из-за чего здесь так мало людей, рекламщики из Штатов приехали снимать ролик про чай и позвали Йена, - на одном дыхании проговорила я, потом снова взглянула на любимого, - ты помнишь Йена Сомерхолдера, любимый? - Адам продолжает хмуриться, и я принимаю это за раздумья, продолжаю говорить: - Он снимался в клипе со мной, тот на песню California, помнишь?
- Я понял о ком ты, - ворчит мой мужчина. - Но не понял, при чем тут он.
- Любимый, - я привстаю на цыпочки, поглаживая пальцами его затылок, - я совершенно не планировала, но кажется, на альтруистических началах снялась в рекламе чая, вместе с ним. Просто говорю, чтобы ты не думал, когда увидишь меня, попивающую чай вместе с ним, что я скрыла это. А ещё, - пытаюсь таинственно улыбнуться, я сделала себе татуировку на одном месте своего тела.
Вижу, как его глаза сверкают предвкушением, немного толкаю его в плечи, чтобы чуть-чуть отодвинулся и поднимаю ногу.
- Тебе нравится? - демонстрирую ему свой полумесяц. Улыбаюсь, видя его хищную улыбку. Я так и знала, что ему понравится, жаль только, что она смоется через пару недель. Хотя... Сделаю я по этому эскизу настоящую, если она так нравится любимому. Но вспоминаю снова его опоздание, хотя и сама задерживалась, и тут же атакую.
- Твоё счастье, Адам, что мой телефон остался дома, иначе бы тебе не поздоровилось, потому что, несмотря на все мои приключения, я ждала тебя целый час.
Мне ещё немного обидно говорить об этом, но радость от присутствия любимого рядом, спустя несколько недель съемок, затмевает всё остальное. Опоздал или нет, теперь он рядом.
- Адам, я видела на площади перед собором кафе, пойдем посидим, потому что перспектива шагать через всю старую Гавану без возможности вызвать такси мне не улыбается, а ноги адски болят.

На моё предложение Адам отзывается моментально:
- Тогда чего мы ждем? - Он пропускает меня вперед, тут же обнимая за талию и притягивая к себе. Мне хорошо в его руках, мне хорошо рядом с ним, а все былые обиды я оставляю позади. Впереди – лишь светлая дорога, по которой мы идем вместе. Но недолго. Внезапно Адам останавливается и поворачивается ко мне со словами:
– Не могу уйти так. Нужно убрать последствия своей спешки с главной улицы города. Сейчас, Арли, не могу оставить этот погром так, как есть.
А потом и вовсе отпускает меня, лишая своего тепла. Фостер внезапно заботится о чистоте улиц, а мне же в этот момент, как маленькой, хочется растоптать все эти клятые фрукты, которые отняли у меня мужчину. Но, слава богу, он не вручает их мне, а благополучно выкидывает в урну.
И в этот момент я вижу раскрошенное печенье в виде сердечка, которое Адам ещё не успел убрать. Я точно знаю, что он не купит подобную сладость никогда, считая это девчачьим баловством, в противном случае это ему могли только подарить. И опять же не мужчины.
Любопытно.
- Печенье? - поднимаю на него взгляд, стараясь говорить ровно. - Откуда, Адам?
Настроение вновь катится вниз, сопровождаемое нелестными выводами. И он ещё так беспечно объясняет:
- Это компенсация за моральный ущерб от продавщицы кондитерской, кражу пирожков с малиновым вареньем из которой расследуют с особым пристрастием, - я совершенно теряюсь в объяснениях.
Какая кондитерская? Какие, мать их так, пирожки? И какое отношение малиновое варенье имеет к печенью в виде сердца?
Но, видимо, не только для людей 14 февраля особый праздник, мелким пернатым тоже хочется любви. Наблюдаю, как белоснежный одинокий голубь кружит над печеньем, всё сужая радиус, пока не опускается у самых наших ног. Покосившись одним глазом, начинает клевать печенье, и я решаю, что он просто голоден, а не романтичен.
- Прожорливый какой, - я чувствую улыбающиеся губы на своей щеке, и мне нравится, что мысли мои созвучны с Адамом. Хоть и выглядит его объяснение нелепо, но мне не хочется думать о другом. Мне вообще сегодня не хочется думать. Гавана живет сердцем - и я хочу жить так же.
Внезапно Фостер снова отпускает меня, сосредоточив всё своё внимание на птице.
- Иди-ка ты сюда, обжора. Ну же... - Я не понимаю, что происходит, но когда смотрю на Адама, который крадется к голубю, мне становится смешно.
- Адам, что ты делаешь? - я стараюсь не шуметь, дабы не спугнуть его добычу, едва слышно шепчу, изо всех сил сдерживая смех. - Зачем тебе голубь?
Но никакого ответа на свои вопросы я не получаю, пока мужчина, точно тигр, не бросается на свою добычу. Поймав голубя руками, он выпрямляется и поворачивается ко мне. Я непонимающе смотрю на любимого, а он берет и вкладывает птицу в мои руки.
- Это тебе, сладкая, - я чувствую, как бешено бьется маленькое сердечко голубя, наверняка он уже решил, что его вместе с перьями съедят. Я большими пальцами глажу его спину, пытаясь успокоить живое существо. Поднимаю глаза на Адама, и его вопрос выбивает почву из-под ног.
- Хочешь, мы отпустим его в небо вместе?
Я не знаю, что сказать на это, просто смотрю и чувствую, как слеза катится по щеке. Любимый поднимает руку и стирает каплю.
- Не хочешь отпускать? - он пытается шутить. - С него не так много мяса можно получить.
Я улыбаюсь и не свожу с него глаз, слегка качнув головой из стороны в сторону.
- Ты знаешь, когда отпускают голубей в небо, Адам? – он сдвигает брови в раздумье. – Голуби – символ верности и мира, и их отпускают на свадьбах, - я тут же вспоминаю, что совсем недалеко от нас находится собор, и протягиваю руки с птицей к любимому. - На счет «три». Раз, - раскачиваем вдвоем несчастного пернатого, - два, - я продолжаю смотреть на Адама, ожидая того, о чем он до сих пор не сказал, - три!
Маленькая птица, вырвавшись на свободу, обдает нас воздухом, замахав крыльями из всех своих голубиных сил.
Я же подхожу ближе к Фостеру, обнимаю его за плечи и заглядываю в глаза.
- Одна из традиций соблюдена, Адам. - Я не решусь сама сказать ему о том, чего хочу, и, как оказывается, уже давно хочу. Я не феминистка, и вполне
могу уступить роль лидера мужчине. И Адам - мужчина, такой мужчина, что мне до сих пор не верится в везение.

Я хочу зажмуриться, только бы не видеть его хитрой улыбки. Неужели он сейчас скажет, что это всё глупости?
“Пожалуйста, Адам, пожалуйста, скажи, что ты не будешь шутить” - мысленно прошу я, и тут он говорит, и его слова заставляют моё сердце биться так же часто, как и маленького белого голубя. Мужчина испытывающе смотрит на меня.
- Одна из? - я стараюсь сделать глубокий вдох, готовясь к самым неожиданным поворотам и уже смирившись с тем, что он не желает. Но я забываю выдохнуть, когда Адам продолжает: - Родная моя, думаю нам стоит перейти к главному действу. И прямо сейчас.
Я ошарашено смотрю на любимого, не веря своим ушам, но он не дает даже слова произнести, накрывая мои губы своими, так что выдыхаю я ему в губы. Когда Адам прижимается ко мне, мои руки обхватывают его шею крепче, притягивая к себе и дрожа от его смелых ласк. Но поцелуй обрывается, и внезапно я оказываюсь в воздухе. Адам подхватывает меня на руки и несет в обратную сторону, туда, откуда я пришла.
- Что ты делаешь, Адам? - но я уже знаю зачем, и от этого осознания меня просто переполняет счастье, так что сдержать себя и не смеяться невозможно.Обхватываю его шею крепче, прижимаясь к мускулистой груди. - Куда ты несешь меня? - мне до одури нравится касаться его, обводить каждую узловатую мышцу, что бугрится под теплой кожей, и я не отказываю себе в этом даже сейчас. Кладу руку ему на грудь, чувствуя ладонью, как бьется его сердце.
- А ты как думаешь? - пока я пребываю в эйфории от новостей, мы оказываемся уже на площади перед храмом. К моменту возвращения площадь постепенно начинает оживать. Вот уже и музыкант на ступенях храма.
“Черт! Он действительно это сделает сейчас?”
- Ты выйдешь за меня, сладкая? - Адам заглядывает мне в глаза, а у меня в этот момент происходит ступор.
“Ну надо же, мисс Меррик известная тем, что за словом в карман не лезет, не знает, что сказать. Или, может, не знает, как сказать?”
Вижу, как любимый начинает хмурится, видимо, принимая моё молчание за отрицательный ответ. С ним было так всегда. В любой ситуации он готовится к худшему и предполагает самое плохое. Как и сейчас. Я начинаю извиваться в его руках, пытаясь встать на ноги. Не хочу быть подвешенной в воздухе в такой важный момент. Мужчина хмурится ещё больше, но мне теперь уже и хочется немного помучить его за то, что я сама почти сделала ему предложение.
Наконец, мои ноги чувствуют твердую землю, и я поднимаю взгляд на Адама, надеясь что он не возьмет своё предложение обратно, и произношу всего два слова:
- Да, любимый, - привстаю на цыпочки и жмусь своими губами к его рту, обнимая за шею его. - Да, я выйду за тебя, - и снова поцелуй.
И в этот момент окружающую тишину взрывают аплодисменты немногочисленных посетителей летнего кафе. Я чувствую, как мои щеки покрываются румянцем, а мужчина, что играл чуть раньше грустную песню, заводит совсем другой ритм. И его тут же подхватывают музыканты из кафе. Мягкий голос разносится по площади, а я просто стою и смотрю на любимого, улыбаясь на все свои тридцать два.

"Si tengo que contar de amor
pensarán que exagero
yo amo a una loca incurable
que usa mi ropa, no me ve defectos..."

Никогда ещё я не танцевала на улице, тем более на улице Кубы, тем более танго в Гаване, но устоять невозможно. Музыканты окружают нас, подталкивая в центр. Мне представляется больше Буэнос-Айрес или, на крайний случай, Монтевидео, но, с другой стороны, все латинские страны одна на другую похожа. И мы танцуем, не сводя глаз с друг друга. Танго это танец страсти, любви, и всё это сейчас не просто замысловатые па. Сейчас ощущение, словно тела живут своей собственной жизнью, отдаваясь на каждый удар сердца новым ритмом музыки. Но когда стихают последние аккорды, я оказываюсь в кружке местных дам, которые рассматривают меня, как диковинную зверюшку в зоопарке. А потом одна из них, дородная мулатка, выкрикивает что-то в глубь ресторана, из которого спустя пару минут появляется миловидная девушка и несет перед собой белый сверток.
- Что это? - спрашиваю, когда она сует его мне в руки.
- Tú eres la novia? - она продолжает держать перед собой сверток, вопросительно глядя на меня, а я же оглядываюсь на Адама, в надежде, что хоть он мне что-то объяснит. Но мой мужчина лишь пожимает плечами.
- Спасибо, но я не могу…
- Novia, - снова повторяет девушка и на ломаном английском, почти на пальцах объясняет. - Свадьба, ты, наряд, - и опять тычет мне сверток.
Это умозаключение выбивает почву у меня из-под ног. Я не собиралась выходить замуж прямо сейчас, да и родственники нам этого не простят.
- Невеста, - тихо шепчу я, вновь ища глазами Адама.
- Одевать, - и мулатка, всплеснув руками, разворачивает белую ткань, которая на проверку оказывается кружевным платком из тонкой овечьей шерсти. Протягиваю руку и провожу ладонью по мягкой вязи.
- Красиво, - дородная мулатка кивает и, замахав на музыкантов и Адама, тащит меня за руку в ресторан, что-то бормоча себе под нос.
Спустя время я уже по новому причесана, и к моим волосам прицеплен этот платок, что укрывает и плечи, а не только голову.
Мои колени дрожат и подгибаются, но даже бледное лицо не производит впечатление на кубинок. Пока меня наряжали, я выяснила, что взрослую зовут Мануэлла, а молоденькую - Принни, и это тетка и племянница, которые самостоятельно держат этот ресторанчик.
- Мохито? - Принни протягивает мне стакан, наполненный льдом и соком лайма. Надо признать, что я ожидаю почувствовать вкус рома, но его нет, и когда я спрашиваю почему, эти две бестии переглядываются и хихикают.
- Ночь, - опять ломаный английский от Принни. - Ром - нет. Amor - Si, - и снова хихикают. Я же чувствую, как краснеют мои щеки.
Но вот наряд завершен, и Мануэлла хлопает в ладоши, явно довольная результатом.
- Смотреть, - она подводит меня к зеркалу в старом трюмо и становится сзади. Я же не отрываясь смотрю и пытаюсь узнать себя в отражении. Те же босоножки, то же платье, но это словно не я.
Спустя десять минут меня выводят на улицу. Адама нет, и я начинаю снова нервничать.
“Неужели передумал? Неужели уехал, так и не дождавшись меня?”
Но Мануэлла тянет меня к собору, при этом роясь в своих необъятных юбках, и кажется, пару раз выругалась.
- Мануэлла, qué pasó?
- Money, - отзывается она, и я улыбаюсь, достаю свой кошелек и отдаю ей деньги.
- Gracias, Мануэлла, за всё, - мулатка смотрит на доллары, как на восьмое чудо света, и мне становится жаль её.
- О, Арлиана, - сколько я не пытаюсь, мне не удается переубедить её так меня называть.
Мы останавливаемся возле собора, и женщина накидывает платок мне на лицо, наподобие фаты.
- Vamos! - командует она, и мы входим в прохладное помещение. С первых же шагов к сводчатому потолку взмывают громкие звуки органа. Наверное, это единственный на Кубе собор, в котором ещё есть орган. Длинный проход, и, кажется, это сущее мучение идти по нему, но там, в конце, меня ждет моя судьба. Я делаю шаг, за ним второй, стараясь контролировать себя и не перейти на бег. Кажется, проходит вечность прежде, чем я чувствую на своих руках крепкое и уверенное пожатие.
- Готова? - он испытывающе смотрит на меня, а я не знаю, как устоять на ватных ногах.
“Но разве не этого ты хотела? Свадьба это только для двоих. Таинство, что соединяет два любящих сердца. Так чего трястись теперь, как осиновый лист?”
- Нет, но я хочу, - поравнявшись с Адамом, я поворачиваюсь к святому отцу.
- Дети мои, - его английский заставляет меня распахнуть глаза. Я-то наивно думала, что падре не бум-бум по-английскому, а оказалось вон как…
Дальнейшие его слова я не слушаю до тех пор, пока не приходит моя очередь произносить клятву.
- Адам Фостер, - сглатываю ком, появившийся в горле, - я беру тебя в мужья, обещаю любить тебя всю жизнь, в болезни и здоровье, в горе и в радости, быть рядом и поддерживать всегда, пока смерть не разлучит нас.
Адам произносит свою клятву, и я чувствую, как мои глаза щиплет от слез.
- Объявляю вас мужем и женой, - святой отец крестит нас, - что соединил Бог, да не разъединят люди. Можете поцеловать свою жену, - он ухмыляется, совсем не как святой отец, и я понимаю, что даже падре в Гаване знает, кто я такая.
Но все мои размышления вылетают из головы, когда я оказываюсь в объятиях мужа.
“Мой муж. Навеки вечные.”

- Я хочу тебя. Хочу.
Солнце прячется за домами, приближая наступление сумерек, а мы только выезжаем на набережную Малекон, направляясь на север города. Всё это время в дороге мои губы горят от поцелуев, мои бедра уже увлажнились от желания ощутить его внутри. И мне плевать, что подумает о нас водитель местного такси. Я хочу Адама ничуть не меньше, чем он меня. Каждое жадное прикосновение, каждый голодный поцелуй выдает это желание. Фостер дразнит губами мочку уха моего, отчего по всему телу бегут мурашки, заставляя соски твердеть под платьем. Ругаю про себя водителя и пробки на дорогах, которые мешают быстро добраться до “Виллы Загара”, и это нетерпение просто витает в воздухе, окружая плотным коконом желания нас обоих.
“Чёрт!”
Я сейчас очень жалею, что мы не на хайвее, где можно было бы поднять стекло и забыть обо всем на свете. Но такое безумство было у нас лишь раз, после вручения “Billboard”. Мы тогда сбежали с вечеринки, уехав в Лос-Анжелес, и на протяжении всей дороги до LA занимались любовью в лимузине.
Пока я предаюсь воспоминаниями и изо всех сил стараюсь не поддаваться на провокации мужа, мы доезжаем до виллы. Выгребаем у себя всю оставшуюся мелочь и вручаем сопротивляющемуся водителю.
Но даже здесь нам не суждено остаться вместе и наедине. Моника, черт бы её побрал, осталась дожидаться меня, чтобы сообщить “хорошие новости”, что ролик отснят и теперь мы можем ехать в Штаты. Но, увидев рядом со мной Адама, она резко обрывает свой монолог.
- Я не еду в Штаты, Монс. По крайней мере, сейчас. А вот тебя здесь быть не должно.
- Конечно-конечно, звезда желает уединения, - хмыкает мой агент и направляется вверх по лестнице.
- Моника, я не шучу! Тебе нечего делать здесь во время нашего медового месяца, - я готова рассмеяться, увидев на лице подруги промелькнувшие чувства от растерянности до ужаса.
- Медовый месяц? - хрипит она, и я не удержавшись смеюсь. - Черт! Майкл с меня семь шкур спустит.
- Не только с тебя, но это наш день и посторонние нам здесь не нужны, - выразительно смотрю на дверь.
- Да поняла я уже, поняла, дашь хоть вещи забрать?
- Они ж у тебя должны быть собраны, Монс, поэтому приглашаем тебя выпить с нами по бокалу вина и в путь дорожку, дорогая моя.
Когда агент скрывается в глубине дома, я поворачиваюсь к своему мужу. Господи, до сих пор у меня колени подгибаются от всего произошедшего. Но зато наша свадьба - только наша. Нет репортеров, нет родственников, нет друзей и подруг.
Приподнявшись на цыпочки, прижимаю губы свои к губам Адама. Его руки обхватывают талию, и спустя пару ударов сердца я чувствую спиной дверной косяк. Руки его опускаются на мои ягодицы, и он подтягивает меня выше к себе, так что я отчетливо ощущаю его эрекцию.
- Кхм... - раздается из дверей в спальню агента, - не могли подождать, пока я унесу свои кости отсюда?
- Счастливого пути, Моника, - отзывается мой супруг, без прочих предисловий говоря, что идея даже с одним бокалом вина ему не по душе. Но с моей стороны все правила приличия соблюдены, поэтому я без малейших угрызений совести машу рукой своей подруге.
- Вот так всегда, - ворчит она, выходя на улицу, - даже такси не дали вызвать…
Дальнейшую тираду я не слушаю, мой взгляд прикован к кольцу, что украшает безымянный палец моей руки.
“Я вышла замуж… Черт возьми, я вышла замуж за мужчину своей мечты.”
Адам подхватывает меня руками под попу и несет вверх по ступеням, развязывая на ходу тесемки платья на спине. А я вспоминаю как оно, кольцо, очутилось на мне.

После клятвы Адама и слов священника, что мы теперь супруги, Адам достает маленький мешочек. Я удивленно смотрю на него.
“Неужели он всё так заранее спланировал? А если бы отказалась? Или мы не встретились? Нет, не может быть, что это всё продуманный план.”
Тем временем, он вытряхивает себе на ладонь два золотых кольца, словно созданных для нас, и протягивает мне. Трясущимися пальцами беру то, что покрупнее, и надеваю кольцо ему на палец. Поднимаю глаза, гордая тем, что оно не соскользнуло и не с трудом оделось, а так, словно и создано для него.
Мой муж. Теперь это знают все. Видеть знак принадлежности - это многого стоит, тем более такой знак. Мой и только мой. Мне хочется рассмеяться, но, думаю, выглядеть буду невоспитанно в этом храме Божьем, поэтому только улыбаюсь своему супругу, глядя на то, как он надевает второе кольцо мне на палец. Круг замкнулся.
- Поймалась. Теперь ты моя.
Мне на глаза наворачиваются слезы, и когда Адам поднимает кружевной платок-фату, тихо шепчу ему в губы:
- Всегда твоя, всегда мой, всегда наш, - и жадный поцелуй, что лишает кислорода на какое-то время, подменяя желанием быть одним целым с любимым человеком.
- Я люблю тебя, - и снова поцелуй, сладкий и тягучий, как патока.

- Адам, что ты делаешь? - сквозь тихий смех говорю я, когда супруг преодолевает длинный коридор, чтобы поставить меня на пол.
- Муж должен перенести жену через порог, а поскольку ты вбежала в дом сама, остается только спальня, как оставшаяся часть дома с порогом.
- Муж мой, я люблю тебя, - шепчу ему на ухо, чтобы после прижаться губами к бешено бьющейся жилке на шее у него. - До безумия люблю.
Уже забыто всё, что было сегодня днем, где меня носило, где его носило, лишь только мы есть в этом мире. И мир этот для нас.
Адам переступает порог спальни и останавливается в полутемном помещении. Пока мы доехали, солнце село давно, и сейчас мою - нет, - нашу спальню освещает свет из коридора, что льется в открытую дверь, и небольшой бра, который Моника, видимо, не выключила. Адам спускает мои ноги вниз, позволяя встать на пол самой, и тянет бретельки с плеч, проводя руками вниз так, что развязанное платье остается висеть лишь на бедрах, сохраняя ещё какое-то подобие стыдливости. Но не с ним, не моим возлюбленным мужем. Поведя бедрами, я позволяю льняному платью упасть к ногам и, переступив через него, делаю шаг к Адаму.
- Всегда твоя, - это словно клятва, выжженая в мозгу, и сейчас меня ничего не останавливает от её исполнения. Поднимаю руки и начинаю расстегивать его рубашку, медленно и методично освобождая пуговицы от петель, пока она не распахивается на груди его. Тут же наклоняю голову и прижимаюсь губами к теплой коже, поглаживая ладонями его живот. Улыбаюсь, ощущая, как Адам накрывает мои груди руками и мнет, заигрывая с сосками. Но на нем ещё слишком много одежды, и, потянув пряжку ремня, я расстегиваю его, чтобы потом и брюки стащить с любимого. Его манипуляции будят во мне дикий голод. Мы не были вместе давно - раз, а второе - это наша первая ночь супругов. В какой-то момент я чувствую спиной прохладную постель и поднимаю взгляд, чтобы смотреть на любимого, на доказательство его желания, что слегка покачивается в лунном свете.
- Муж мой, - раскрываю объятия любимому, желая уже почувствовать на себе тяжесть его тела и твердую плоть внутри. - Иди ко мне, - но на мне до сих пор остались трусики, и я, приподнимая бедра, стаскиваю их с себя, в ту же секунду ощущая, как рука любимого накрывает лобок, а пальцы шаловливо ласкают набухшие от вожделения складочки, пробираясь к самой чувствительной плоти. И как только он обводит клитор, мои бедра дергаются вверх, а из горла вырывается протяжный стон. Адам снова дразнит, доводя меня до края. Его губы на моей шее оставляют метки, а тихо сказанные хриплые слова только сильнее возбуждают. Но мне хочется большего, чтобы снова и снова ощущать мощные толчки внутри, чувствовать, как его плоть целует мою, там глубоко, где никто никогда не сможет целовать кроме него.
- Адам, хочу тебя, хочу, хочу, - повторяю хрипло, поднимая бедра всё выше и упираясь в его пальцы своей плотью. - Хочу.

Не важно, выиграл ты на дюйм или на милю.
Победа, есть победа.

Полтора года назад. Лондон. Июль. Ночь.

Нога плавно давит на педаль газа, заставляя движок повышать обороты до такой степени, что весь автомобиль начинает вибрировать, как норовистый жеребец, сдерживаемый уздой, порш пытается сорваться с ручника. Но я выжидаю и словно загипнотизированно смотрю, как Минди появляется между нами. Чувствую легкую дрожь в пальцах, когда тянусь включить музыку громче. Динамики взрываются басами, и высокий голос The Weeknd заставляет пальцами постукивать по рулевому колесу.
- Будь первым, - шлюшеватая красотка кивает сначала на меня, потом переводит рукой на Додж, - но будь осторожен. И победи! - две её руки вверху, и только она приседает, я дергаю ручник вниз, срываясь с места с небольшим управляемым заносом.
Огни Пикадилли мелькают так, что даже не успеваешь зафиксировать рекламу. Мы несемся по площади, огибая её по кругу, и почти одновременно влетаем в поворот. Свист покрышек, и начинаем играть в шашечки, обгоняя и перегоняя любой транспорт, попадающийся нам на пути. Я смеюсь от переизбытка адреналина в крови и снова виляю по полосам, объезжая кэбы и здоровенный двухэтажный автобус.
Топлю педаль газа в пол, и моя машина рвется вперед, вжимая меня в сиденье. Резкий поворот влево и мы объезжаем парк. Слышу сзади себя вой полицейских сирен, но это только сильнее заставляет меня гнать. Вперед и только вперед. Чертов Мидлтон не отстает, постоянно мелькая в боковом стекле.
Парк заканчивается слишком быстро, и вот уже мы снова на площади. Последний рывок. Я или он. Пытаюсь выбрать наиболее выгодную траекторию и перестраиваюсь в крайний правый ряд, надеясь, что ни одна паскуда не вылезет мне поперёк дороги.
Последний поворот, и я буквально вдавливаю газ, словно стремясь продавить и днище автомобиля. Кажется, даже кричу в голос, но всё затмевает рев толпы на финишной прямой. Машины пересекают линию нос к носу, и я не понимаю ничья это, победа или проигрыш.
Сбавляю скорость и поворачиваю в сторону собравшихся людей. Ошалелыми глазами осматриваю народ, что несется ко мне, выкрикивая моё прозвище. И лишь выражение лица Питера Мидлтона позволяет мне ощутить этот сладкий вкус. Вкус победы. Мой соперник выбирается из своей машины и с такой злостью хлопает дверью, что кажется, сейчас повылетают все стекла у бедного Dodge Charger. На моих губах появляется сперва несмелая, а потом всё более широкая улыбка. И стоит мне выбраться из машины, как я оказываюсь в крепких объятиях Джима. Тут уже отпускаю себя, позволяя смеяться и радоваться:
- Я его сделала, Джим!!! Сделала! - этот Dodge подпортил мне столько нервных клеток на прошлых заездах, что в этот раз я могу с легкостью отдать выигранные деньги Питеру, оставив себе лишь славу победы. Все будут помнить этот заезд и знать, что непобедимый Мидлтон не смог победить Меррик.
- Сумасшедшая ты девка, Арлин, - Биг смеется вместе со мной и кружит вокруг себя, но после ставит на землю.
- Всего один раз живем, Джимми, - я с улыбкой на лице разворачиваюсь и встречаюсь глазами с тем самым незнакомцем, что хмыкал на моё замечание по поводу наряда Минди. Он поднимает большой палец вверх и садится в ту самую машину, на которую я сегодня пускала слюнки.
- Джим, - тяну друга за рукав, - кто это такой и что за машина у него?
- Это? - он кивает и криво улыбается. - Это новенький среди наших. И, как я знаю, в штатах он не гоняет. Раньше гонял в Японии, но теперь наверное решил сменить стиль езды.
- Японии? - я зачарованным взглядом провожаю машину и водителя до старта и поворачиваюсь к Бигу. - Неужели ему надоело дрифтовать? А что за тачка у него?
- Насколько я смог рассмотреть, - мне странно, что на Джима, помешанного на машинах, не произвела впечатления подобная красотка, - это Koenigsegg CCX с V-образной восьмеркой, оснащенный двумя механическими нагревателями, и такой мотор тянет больше восьмисот лошадок.
Мне эта марка ни о чем не говорит, но на будущее обещаю себе поискать информацию о ней.
- Ну что, пантера, - друг обнимает меня за плечи, - пойдем отпразднуем твой успех. - И уводит меня с площадки не дав досмотреть итог этого заезда.
После всей толпой мы собираемся в пабе, неподалеку от места проведения гонки, и тосты звучат один за другим. Я уже понимаю, что машину придется оставить на стоянке и вернуться за ней завтра. Или, если появится итальянец, отдать ему ключи и позволить доставить меня до дома. Но это нисколько не останавливает меня от вливания в себя лучшего виски, которое есть в этом заведении.
- Виват, пантера! - кричит Биг, тоже уже изрядно принявший на грудь, и ему вторят остальные. Под хмельком беру свой бокал и направляюсь к столику, за которым располагается Питер Мидлтон, и плюхаюсь на сиденье напротив парня.
- Пит, ты же не держишь зла на меня? - протягиваю руку, пытаясь дотронуться до мужчины, но тут же отдергиваю. - Я даже оставлю тебе выигрыш за заезд. Будем считать, что это была гонка на интерес.
- Ты заслуженно победила, - нехотя признается он, и я опять улыбаюсь, ощущая, как сильно мне хочется покуражиться.
- Пошли, Питер, я развеселю тебя, - тяну парня за собой на середину танцевальной площадки и, включив зажигательную песню Тэйлор Свифт, начинаю раскачиваться в танце. Подпеваю и танцую вокруг Мидлтона, затягивая и его в танец, потом начинаю скакать по стульям и заканчиваю танцем на барной стойке, всем зрителям предоставляя возможность оценить пластику начинающей певицы.
С барной стойки меня снимает появившийся из ниоткуда Франко. Я продолжаю смеяться и, теперь обнимая уже его за шею, с легким упреком произношу:
- Ты пропустил весь мой триумф, негодяй, - его глаза лучатся весельем, и я не могу долго делать вид, что сердита на него, поэтому улыбаюсь шире.
Много позже, когда куражное настроение сходит на нет, я просто прислоняюсь к его плечу и осоловелыми от виски глазами пытаюсь рассмотреть Монтепульчиано.
- Франко, - поднимаю руку и опускаю её на мужское плечо, а затем придвигаюсь ближе. - Ты же отвезешь меня домой? Мне нельзя за руль теперь. Но я сегодня уже отъездила своё, поэтому могу напиваться.
Он помогает мне встать и выводит на улицу, чтобы отвести к машине и усадить на этот раз на пассажирское сиденье. Пристегивает меня ремнем и усаживается за руль, ворча, как он ненавидит правостороннее движение. Я улыбаюсь, но уже не так задорно, как было, и прикрываю глаза. Это всегда происходит после переизбытка адреналина: когда он заканчивается, сил не остается ни на что.
Больше я не помню ничего. Просыпаюсь утром в своей постели у отца в доме, в одежде и укрытая покрывалом. Голова раскалывается, во рту отвратительный привкус, и всё тело болит от прошлого напряжения. Приоткрываю один глаз и слышу громкий голос отца, который костерит меня на чем свет стоит:
- Черт бы тебя побрал, Арлин! Неужели нельзя вести себя, как нормальная девушка? Почему ты вечно ввязываешься во всяческие авантюры? Или считаешь, раз тебе исполнился двадцать один год, то законы для тебя не писаны?
- Папа, что ты так разорался? - накрываюсь одеялом с головой, пытаясь хоть так приглушить его вопли, но не тут-то было.
- Вылазь, негодная девчонка, - он стаскивает с меня одеяло, и я вижу в дверях Франко, понимая, что он не приукрашивал для папани моё путешествие.
“Предатель!”
- Отстань от меня, отец, - я отбрыкиваюсь от него, но спать мне уже точно не дадут. - Чего ты взъелся на меня с самого утра?
- Полюбуйся на себя! - и он швыряет на постель газетенку, прославленную своими гадкими статейками.
На всю первую страницу запечатлен мой танец на барной стойке, в верхнем правом углу - моя победа над Питером, и заголовок: “Кто же на самом деле мисс Меррик? Гонщица и дебоширка или прилежная певица?”
- Твари! - комкаю газетенку и откидываю её в сторону.
- Мне это надоело, Арлин. Ты позоришь не только себя, но и меня.
- Папа, неужели твои друзья-толстосумы читают подобное? - одним пальцем скидываю газетёнку на пол. - И верят сплетням?
- Это не сплетни, юная мисс, и поэтому ты возвращаешься в Штаты, подальше от Лондона и его соблазнов. Закончишь колледж там.
- Но, папа! - головная боль позабыта нараз. Одно дело запретить мне гонки и совсем другое - заставить бросить всё здесь.
- Собирайся, дочь, сегодня ты улетаешь в Нью-Йорк.
- Франко! - я перевожу взгляд на своего парня, но и тот ничего не отвечает. - Предатели! Валите вон из моей комнаты, я буду приводить себя в порядок.
Шелковая с принтом блузка без рукавов и капри чуть ниже колен. На ноги - бежевые босоножки, в руки - розовую сумочку “Пьер Карден”, и гордо спускаюсь вниз, протащив за собой чемодан со шмотками.
- Счастливо оставаться! - и даже не дав ни отцу, ни Франко сказать и полслова, выскакиваю из дома и направляюсь к такси. - За своей машиной я приеду позже.

Сажусь в желтую машину с шашечками и спустя час я уже в аэропорту, в ожидании самолета в Нью-Йорк. Мне всё равно, каким рейсом лететь, лишь бы быть подальше от этих чванливых зануд.

Едва только ступив на борт, я направляюсь вниз, прячась от солнечного света и любопытных глаз. Лишь оказавшись в сумраке каюты, снимаю очки с лица. Выгляжу я наверняка нелепо. На халат одет свитер Адама, волосы торчат во все стороны, опухшие глаза и офигенный синяк на виске. Звезда, одним словом, в шоке. Осматриваю каюту, выискивая взглядом, где здесь можно помыть руки. Не нахожу ничего подобного, но зато вижу дверь, отделанную светлым деревом. Три шага, и я в современной ванной комнате. Бросаю очки Фостера на мраморную столешницу и пытаюсь сообразить, где сам кран. Но, как оказывается, он сенсорный, и стоит лишь подставить ладони, как они наполняются водой. Рукава длинного свитера мешают, и я стаскиваю его через голову, застонав когда воротник задевает синяк. Но так намного лучше.
- Тяф! - слышу требовательный голос собаки, но мне сейчас куда больше волнует, насколько я буду страшна при солнечном свете.
Тяну руку и беру щетку для волос, что лежит рядом на полке. Мои движения медленные, словно я совершаю их под кайфом или во сне. И мне хочется этого. Я не хочу просыпаться и понимать, что в реальности мамы больше нет. В моём сне есть Адам, эта яхта и щенок. Очередное “Тяф” вынуждает немного приподняться уголки моих губ. Я стараюсь расчесать волосы, и только боль при распутывании прядей немного отрезвляет. Тусклый свет в ванне не скрывает моё кошмарное отражение в зеркале: глаза, опухшие от слез, и синяк на виске, который уже не красный, а сине-фиолетовый. Отбросив щетку, я наклоняюсь над раковиной, набирая в ладони воды и смывая с щек соль от слез. Наощупь тянусь рукой, пока не сжимаю махровую ткань полотенца. В этот момент раздается мерный гул мотора яхты, и я чувствую, как пол немного раскачивается. Щенок крутится у ног, задирая морду вверх и смотря на меня настойчивым взглядом, явно выпрашивая, чтобы его почесали. Опускаюсь на пол, притягивая пса к себе на колени, и начинаю равномерно поглаживать, пропуская между пальцами мягкий мех и стараясь вдыхать, как можно больше кислорода с каждым движением руки по шкуре. Но понимаю, что мне всё равно не хватает воздуха в этой каюте, кажется, будто стены надвигаются на меня, сжимая и выдавливая из легких оставшийся кислород. Поглаживания Хикари не помогают так же, как и контроль дыхания. Быстро поднимаюсь на ноги и в одном халате поднимаюсь на палубу, там уже сжимаю руками перила и наклоняюсь, чтобы видеть, как из-под яхты летят брызги. Солнце светит уже высоко в небе, а значит, время приближается к полудню.
“И куда всё-таки Адам решил плыть?”
Берег Ниццы отдаляется с каждым мгновением, но, находясь здесь, я хотя бы могу дышать. Вздрагиваю, когда между щиколоток трется щенок, а затем наклоняюсь и подхватываю его на руки.
- Прости, Хикари, от меня мало толку сейчас, - чувствуя, что приступ паники прошел, возвращаюсь в каюту. Кровать будто манит меня прилечь и, не долго думая, забираюсь под покрывало, устраиваю пса рядом, не переставая поглаживать его мягкую шерсть, и рассматриваю галогеновые лампочки в потолке. Если долго на них смотреть, то может показаться, что видишь звездное небо. И можно думать о тех, кто отправился к этим звездам.
Ощущаю, как, щекоча кожу, катится слеза и путается в волосах. Я смахиваю её, но это не помогает, и вскоре уже я снова плачу. Утешает лишь одно, что это никто не видит, кроме щенка. Вздрагиваю, когда чувствую на своей щеке шершавый язык и, раскрыв глаза, заглядываю в черные очи собаки. Хикари снова лижет лицо, будто таким образом пытается меня утешить, зная о моей боли. И это сочувствие собачье словно прорывает плотину моих сдерживаемых слез. Притянув щенка ближе к себе, утыкаюсь ему в шерсть лицом и уже реву, как белуга, сжимая акита-ину до тех пор, пока он не начинает протестующе скулить и вырываться.
- Прости, малыш, - мой голос хриплый, но истерика идет на убыль, оставляя лишь где-то внутри гудение от боли. И эта боль не физическая, а значит, её не спасут транквилизаторы. Хотя мысль наглотаться таблеток меня уже посещала. Или можно сделать укол Дипидорола, чтобы улететь в далекие дали. Но нет. Я всё ещё здесь, и я всё ещё живу.
Спустя какое-то время, перестаю даже всхлипывать. Поднимаюсь вновь с кровати. Ощущения такие, словно я перенесла тяжелую болезнь: всё тело ноет, горло слегка дерет, а в глазах словно песок. И снова я плетусь к умывальнику, теперь уже надеясь, что слёзы мои закончатся.
Через пять минут я уже силюсь улыбнуться своему отражению, хотя и не узнаю себя, но приходится признать, что это я и иначе выглядеть не буду ещё какое-то время. Открыв дверь каюты, чуть не спотыкаюсь о мой дорожный саквояж, который кто-то из персонала оставил за дверью. Беру чемодан за ручку и втаскиваю его в каюту, захлопывая дверь, чтобы ни одна душа не увидела меня полуголой.
“Адам сказал, что собрал вещи, может, и найдется, что натянуть на себя,” - с этой мыслью подкатываю чемодан в центр каюты и раскрываю замок. Первое, что бросается в глаза, это обилие различных купальников: розовый, бирюзовый, красный, черный и синий.
- Зачем мне столько? - глупый вопрос. Скорее всего это все купальники, которые я брала для Барбадоса. Следом за купальниками показывается куртка, пуловер - зачем? - джинсы, мокасины, и снова меня вгоняет в ступор гора нижнего белья. - Так вот, что ты имел в виду под “собраны вещи”? Даже не надейся, наглец! - сдвигаю в сторону свои трусы и лифчики и, наконец, выдыхаю, заметив одно из платьев. Но представив себя в этом наряде, я тут же ощущаю горечь на языке.
“Как можно выбирать светлые тона, когда так паршиво на душе?”
Раскидываю вокруг себя шмотки в поисках чего-то более подходящего, пока не натыкаюсь на шелковую блузку в мелкий горошек и шифоновые брюки в полоску.
Разложив этот наряд на кровати, прихожу к выводу, что он лучше всякого другого подходит мне сейчас. И не жарко, как в свитере, и не радостно, как в зеленом платье. Достаю комплект самого на мой взгляд скромного белья, чтобы никаких кружавчиков и бантиков, всё ровно и спокойно. Быстро, насколько это возможно в моем состоянии, переодеваюсь и усаживаюсь на пушистый ковер рядом с щенком.
- Погуляем, мой грозный страж? - при воспоминании о словах Адама тогда, в машине, мои губы трогает улыбка. Подхватываю щенка на руки, уворачиваясь от его щенячьих ласк, и выхожу из каюты, совершенно не обратив внимания на бардак, который я там устроила. В кают-компании никого нет, да и на самой яхте не особо много народа, что несказанно радует. Но стоит мне подняться на палубу, как я тут же вспоминаю, что очки Адама остались на полке возле раковины. Взгляды матросов и капитана явственно говорят об удивлении, но после они все дружно пялятся на Адама, и теперь там примешивается что-то ещё. Неприязнь. В моей голове тут же складывается картинка: опухшие глаза, синяк на пол лица и то, что я быстро сбежала от него. Всё говорит не в пользу Фостера. И только сейчас, в этот самый момент, мне внезапно хочется отбелить его в глазах других. Держась за поручни, я неспешно продвигаюсь к носу яхты, туда, где возле парусов стоит Адам, о чем-то говоря с матросом. Подхожу к ним со спины и, опустив щенка на палубу, обнимаю обеими руками Фостера за талию, прижимаясь здоровой стороной лица к его лопаткам. Мужчины замолкают мгновенно, и спустя один удар сердца я ощущаю, как ладони Адама накрывают мои руки, легко поглаживая.
- Что случилось, сладкая? - он разворачивается ко мне, и теперь мне ещё удобнее обнимать, пряча голову на его груди.
- Мне стало невыносимо там, внизу. Словно все стены сдавливают меня, и тебя рядом нет.
В продолжение своей миссии я встаю на цыпочки, обвив шею Фостера руками, и прижимаю свои губы к его. В эту же секунду понимаю, что это не игра. Что я действительно хочу отгородить ото всех Адама, защитить от осуждения в глазах. Мои губы поглаживают, соблазняют и намекают, пока мистер Фостер не теряет контроль. Я ощущаю это по жадному отклику и тискам объятий, которыми он обхватывает меня. Всё тело горит, словно в лихорадке, но в эту секунду я просто наслаждаюсь поцелуем, который пусть и на мгновение, но заставляет забыть всю черноту, что наполнила мою жизнь. Словно мы и не расставались на вокзале два месяца назад. Сейчас, как никогда, я ощущаю себя живой и обретаю хоть малюсенький, но смысл для себя. Правда это длится не долго. Как только наши губы разъединяются, я снова чувствую, как меня поглощает тьма.
- Арли? - его голос хриплый, и мне это ещё больше нравится. Но я ни за что не признаю, почему так сделала. Изначальные причины не важны, когда чувства побеждают разум. Мне хорошо с Адамом, так хорошо, что ощущение дома в его объятиях не покидает меня. Так хорошо, что стоит ему отпустить меня, как мне кажется, я остаюсь одна в безлюдной снежной пустыне.
- Мне этого хотелось, - это лишь часть правды, но зато самая важная. - К тому же, мы уже далеко от берега, и вряд ли кто-то с фотоаппаратом появится в скором времени.
Я пытаюсь шутить, чтобы убрать напряжение, и губы Адама складываются в ответную улыбку. Как завороженная смотрю на неё и понимаю, что я уже люблю. Эту улыбку, эти глаза, в которых можно утонуть, эти красивые руки, что даже сейчас не перестают меня обнимать.
- Хочешь порулить? - он кивает в сторону штурвала, но я отрицательно качаю головой.
- Давай просто походим здесь, мне хочется ощущать морской воздух и всё.
И ещё, потому что не все успели увидеть нас вместе, но зато успели увидеть меня с синяком. Я прижимаюсь к Адаму, и так, обнимая друг друга, мы идем вдоль кормы до самого носа яхты.
- Помнишь “Титаник”? - вдруг спрашиваю я. У меня перед глазами картинка Ди Каприо и Уинслет на носу корабля.
Так легко забыть всё, что произошло за последнюю неделю, представить, что все живы и здоровы, а мы здесь просто отдыхаем.
- Помню, и надеюсь, это судно проживет куда более долгую жизнь, - Адам хмурится, но я снова чуть улыбаюсь.
Поворачиваюсь к нему лицом, беру его руки в свои, переплетая пальцы, и развожу их в стороны. И в этот момент начинаю напевать тот самый хит.
- Every night in my dreams, I see you, I feel you, that is how I know you go on… - я чувствую, что мне на глаза наворачиваются слёзы, и хоть эта песня не моя, я продолжаю петь: - Far across the distance, and spaces between us, you have come to show you go on.
А затем обнимаю Фостера за шею, и вновь наши губы сливаются в поцелуе, но не страстном, а трепетно-нежном. Боясь нарушить момент, я даже не дышу.
Разрывая поцелуй, ощущаю дрожь в коленях и не знаю, чувства ли тому виной или слабость моя, но мне хорошо, что Адам рядом, и за ним я могу чувствовать себя, как за каменной стеной.
- Тяф! Тяф! - я совершенно забыла про пса, увлеченная своей рыцарской идеей. Но зато теперь ни у одной души здесь даже мысли не возникнет, что это Адам поднял на меня руку.
На носу яхты расстелены мягкие матрасы, и я опускаюсь на них, приманивая к себе возмущенное невниманием животное. Мелкий бочонок тут же шагает навстречу в предвкушении ласк. Ощущаю, как мою спину согревает теплое тело, когда Адам прижимает меня к себе, усаживаясь так, что я оказываюсь у него между ног. Поясницей я чувствую его эрекцию, и может быть, в другой жизни, мы бы уже занимались любовью прямо на этом самом месте, но сейчас я изо всех своих оставшихся сил делаю вид, что не ощущаю его возбуждения.
- Тяф! - Хикари опирается лапами на мою ногу и заглядывает в лицо, виляя своим колечком-хвостиком.
- Тебя так и не кормили, малыш, - запускаю одну руку в его мех, наслаждаясь мягкостью.
- Тяф!
- Адам, как же так? - поворачиваю голову и нарываюсь на странный взгляд Фостера, словно он напряженно ждет чего-то от меня. Ну или не просто чего-то, а той самой реакции. Наклоняюсь вперед, оттодвигаясь от тела Адама, и ищу взглядом капитана.
- Капитан? - ловлю на себе его взгляд, и как можно лучезарнее растягиваю губы в улыбке. - Не найдется ли в ваших трюмах куска хорошей говядины? Нашему верному охраннику пора перекусить.
- Конечно найдется. Всё, что необходимо, вы найдете в кают-компании, - затем капитан переводит взгляд на Адама, - кстати, мистер Фостер, ветер усиливается, так что мы прибудем на Форментеру быстрее, чем предполагали.
- Форментера? - я поднимаю взгляд на Адама, но он лишь пожимает плечами. - И когда ты собирался мне рассказать?
- Я хотел знать твои настоящие чувства от увиденного, - он поднимается и подхватывает щенка подмышку, а затем направляется к лестнице, ведущей в кают-компанию, оставляя меня стоять с раскрытым ртом на палубе на этом матрасе и на коленях.
Но мой ступор длится недолго, поднявшись я уже было начинаю спускаться, как рядом со мной вырастает капитан.
- Мисс, если вам нужна будет помощь, вы всегда можете…
- Если она мне понадобится, капитан, я обращусь к своему мужчине, - я не даю ему договорить слова, о которых он потом может пожалеть. На мою реплику он лишь кивает и, поджав губы, возвращается на мостик. Я же спускаюсь вниз, чтобы застать Адама за приготовлением еды щенку.
Я никогда не видела его за этим, да собственно, а что я вообще знаю? Только то, что он мне рассказал, дозируя правду, как самый драгоценный материал. Больше информации я получила в ссоре, которая случилась всего лишь вчера.
- Знаешь, Фостер, тебе сейчас очень не хватает фартука, - улыбаюсь слегка, прислонившись к дверному проему. - Напомни мне подарить тебе на день рождения красивый и мужской.
Улыбнувшись я присаживаюсь на корточки, поглаживая пса, который мечется от меня к Адаму и обратно. Но поднимаю голову и обращаю взгляд на Фостера.
- А когда у тебя день рождения? - вижу, как он замирает с ножом в руке.
- У меня его нет, - улавливаю странные интонации в голосе Адама, но ощущаю, что он не хочет продолжать этот разговор.
“Ладно, мистер, мы вернемся к нему позднее. В крайнем случае, я пойду на преступление и залезу в твои документы, но день рождения у тебя будет!” - обдумывая всё это, я ни словом, ни взглядом не даю понять о моих планах. И тут же ловлю себя на мысли, что незаметно для себя начинаю думать о будущем.

Спасение в том, чтобы сделать первый шаг.
Ещё один.
С него-то всё и начинается заново.
© Антуан де Сент-Экзюпери

Средиземное море. Маршрут Ницца-Форментера.

Рассматривая жареные яйца вперемешку с помидорами и ветчиной, я понимаю, что, как бы приятно они не пахли, в моё горло не влезет ни один маленький кусочек. Противный скрежет металлической миски по полу действует на и без того напряженные нервы. Поднимаюсь на ноги, ощущая, как пол раскачивается, словно я на аттракционе в Орландо. Но, как и тогда, так и сейчас мой вестибулярный аппарат работает без помех. Удивительно, как я умудрилась упасть в бассейн. Наверняка всё дело было в выпивке и в общем состоянии. Сегодня, каких-то десять минут назад, я сидела напротив Адама и чувствовала себя счастливой. Пусть и не долго, но эти мгновения были. Первые с момента, как он поцеловал меня на вокзале в Лондоне.
Скулеж щенка, который, просто как на коньках ездит по полу, не в силах удержаться на маленьких лапах, отвлекает меня от мыслей и воспоминаний. Так и не притронувшись к любовно приготовленному Адамом ужину, поднимаюсь с дивана и беру акита-ину на руки. Запуская пальцы в его шерсть ощущаю, как дрожит животное, и непонятно от страха ли это. Опускаюсь обратно на диван, продолжая гладить пса и чувствуя, как яхта, словно шлюпка, качается на волнах. В кают-компании уже темно, солнечный свет резко исчез, и я отчетливо слышу быстрые шаги наверху, словно мужчины бегают по палубе.
- Мы же не будем отсиживаться здесь? - смотрю на щенка, но не успевает он даже взглянуть на меня, как дверь в каюту экипажа открывается, и оттуда выходит матрос с зеленым лицом.
- Прошу прощения, - хрипит он и покачиваясь направляется наверх к своим.
“Так вот как выглядит морская болезнь.” - провожаю взглядом несчастного, размышляя о том, что это его последний рейс. В отличии от Адама. Тут же накатывают воспоминания о его вопросах и небольшом сравнении с гонками.
“Арли, ты ходила под парусом когда-нибудь? Это, конечно, совсем не то, что вжимать педаль в пол и мчаться по городу, объезжая препятствия и грозя разбиться при следующем же повороте, но заставляет прочувствовать, как ветер подчиняется твоему желанию и несет судно по волнам туда, куда хочешь ты.”
Несомненно теперь у него есть возможность прочувствовать ветер. Я даже и не думала, что мой парень - а это уже не подлежит никаким сомнениям, - окажется при деле в помощь экипажу.
Яхту кидает на волнах, как бумажный кораблик, скрип корпуса и глухие удары волн о борт заставляют уже и меня вздрагивать.
“Может быть, в каюте будет не так шумно, раз уж она находится в конце яхты?”
Но не успеваю я подняться, как тарелка с моим недоеденным ужином быстро приближается к краю, чтобы при ударе судна о воду качнуться и вывалить яйца мне на колени.
- Твою мать! - радует лишь то, что яичница уже остыла, и я не заработала ожоги в добавок к грязной одежде. Щенок, наоборот, с радостью накидывается на еду, испачкавшую мне одежду, поедая с огромным удовольствием ветчину и яйца.
Наблюдая за его жадными покусываниями, осознаю, что эти кусочки мяса были первыми, что удалось съесть маленькому животному за сутки.
“А может и больше?”
- Малыш совсем проголодался, - я позволяю ему пережевывать еду, поглаживая по спине и за ухом, - скажем Адаму, что это я съела ужин.
Когда Хикари начинает жевать уже мои брюки, отодвигаю его от себя, боясь, что после такой чистки их не спасет ни одна прачечная.
- Теперь придется надевать другую одежду, - поднимаюсь, прихватив акита-ину подмышку.
Стараясь при качке не биться о стены коридора, кое-как мы добираемся до нашей каюты. На полу так и разбросаны мои вещи после того, как я в прошлый раз выбирала что надеть, и сверху одной из кучек лежит бежевое платье, легкое и не сковывающее движений. Но оно светлое. Протянув руку, беру его. Мягкая шелковая ткань приятно скользит по ладони, и я, подняв платье к лицу, прижимаюсь к нему щекой.
“Скорбеть надо в душе, а не напоказ”, - скользит мысль в сознании. Это слова отца после того, как мы вернулись с кладбища.
Всё так же сидя на полу, потому что стоять уже с трудом удается, стаскиваю через голову блузку, а за ней и штаны, и натягиваю на себя бежевый шелк, ощущая, как он приятно холодит кожу. К шуму снаружи добавляются ещё и удары дождевых капель по люку в потолке. Похоже, простое путешествие на Балеарские острова становится не таким простым. Но Адам там, наверху, а что, если что-то может случиться? Слишком мало времени прошло с моей последней потери, я не выдержу ещё одну. Уж лучше пусть лодка пойдет на дно со всеми нами. Поднимаюсь на ноги, и Хикари тоже заглядывает мне в лицо, готовый вместе со мной спасать всех и каждого.
- Нет, милый, - присаживаюсь на корточки, поглаживая его по спине, - на этот раз ты останешься в каюте.
Никогда не думала, что мимика животных может быть настолько выразительной. Теперь же я отчетливо вижу на морде щенка сначала упрямое выражение, а после мольбу не оставлять его одного. У меня сердце рвется от этого решения, но наверху я скорее потеряю маленького акита-ину.
- И не смотри на меня так, ты слишком маленький, чтобы в шторм гулять по палубе. И к тому же, у тебя лапы, которыми невозможно держаться за перила.
Я снова поднимаю щенка и оставляю поцелуй ему между ушей. А после быстро открываю дверь и захлопываю её, пока бутуз не выбрался наружу. За закрытой дверью раздается заливистый лай, но я жмурю глаза, удаляясь от каюты.
- Вам нельзя подниматься наверх, - дорогу мне преграждает матрос, который каких-то полчаса назад обнимал унитаз.
- С какой стати? - запреты, касающиеся пассажиров, для меня нонсенс. Поэтому я в наглую пытаюсь обойти члена экипажа и замираю, когда меня бесцеремонно стаскивают с лестницы в кают-компанию. - Эй! Немедленно отпустите меня!
- Вам нельзя наверх, приказ капитана Купера.
В моей голове рождаются самые ужасные предчувствия, отчего меня не пускают на палубу: от ужасной стихии до несчастного случая с Адамом. От одной лишь этой мысли холодею. Матрос стоит на своем месте, но я вижу, как его лицо начинает сереть, и подумываю о том, что минут через пять он опять скроется в туалете.
Сквозь шум ветра и волн, скрип обшивки яхты, слышу жалобный скулеж запертого щенка. Ожидая, пока мой надсмотрщик спустится по лестнице и скроется в каюте, опускаюсь на диван и тянусь к планшету, оставленному здесь кем-то. Выход в интернет есть, но сети почти нет из-за туч и ураганного ветра. Однако, я усиленно изображаю интерес к содержимому планшета, всем своим видом показывая, что мысли о поднятии на палубу действительно оставила. И, как я и рассчитывала, спустя десять минут болтания яхты на волнах страж дверей устремляется к себе. Мне только это и надо. Едва он скрывается из виду, быстро поднимаюсь по лестнице.
Дверь словно заперта снаружи, но хоть и с трудом, но мне удается открыть её. То, что предстает моим глазам, напоминает фильмы-катастрофы о конце света. Небо кажется черным от туч, волны заливают палубу водой, и море словно желает проглотить неугодное ему судно.
- Адам! - но ветер такой силы, что меня никто не слышит, поэтому, крепко цепляясь за перила, стараюсь выйти вперед, к носу яхты, и снова кричу. - Адам!
Никто не отвечает. Я продолжаю шагать, уже промокнув насквозь от дождя. Платье облепливает все тело, как вторая кожа. Ещё шаг и ещё один.
- Арлин… - слышу сквозь шум родной голос и оборачиваюсь, развернувшись на сто восемьдесят градусов. - Арли-и-и-ин… - я не понимаю, откуда он звучит. Вокруг только рев волн и гул ветра, но среди этого всего я отчетливо различаю голос матери. - Иди ко мне, Арлин…
- Мама? - наклоняюсь над перилами, но вижу лишь темное море, которое гигантскими волнами поднимается и бьется в борта яхты.
- Арлин, твою мать, какого ты вышла наружу? - гневный голос Адама раздается слева, заставляя меня резко повернуть голову в его сторону. Но он не рядом на палубе, а сверху оказывается. Вместе с капитаном Купером они пытаются удержать задний парус. Облегчение, что я нашла Фостера и он живой, тут же сменяется беспокойством о том, что ещё может случиться.
Очередная волна окатывает меня водой по колено, словно прижимая к стене рубки. Пусть и с усилием, но мне удается сделать ещё пару шагов навстречу Адаму. Мне просто жизненно необходимо ощутить его сильные объятия, даже несмотря на то, что он будет на меня ругаться.
- Арлин, немедленно вернись в кают-компанию! - кричит он, но я упрямо шагаю вперед, лишь покачав головой на его приказы. Фостер ещё не в курсе, но на приказной тон я не реагирую. Слишком много лет моей жизни прошло вдали от воспитательного процесса родителей. - Арлин!
Даже сквозь шум ветра и волн слышу, что тон Адама изменился. Поднимаю глаза и вижу ужас на лице любимого. Кажется, что время словно останавливается. Вот я поворачиваю голову в сторону моря, вижу, как яхта наклоняется набок, словно заваливаясь на воду, слышу крик и уже не разобрать, кому он принадлежит. Секунда, и холодная ловушка захлопывается над головой. Ощущаю, как тело немеет, и осознаю, что сейчас, когда я хочу жить, судьба разворачивается спиной ко мне.
“Я хочу жить!” - эта мысль бьется в голове, словно пойманный в ловушку хищник. Сквозь воду смотрю на темное пятно яхты и пытаюсь заставить свои конечности двигаться. Раз, второй, третий, и вот уже я хватаю ртом воздух. Но лишь до следующего мгновения, когда очередная волна со всей своей природной силой топит меня в море, накрывая с головой и, словно в водовороте, унося в темноту.
Благословенная тишина, захватывающая в свой плен, но я погружаюсь в неё уже не так, как сутки назад. В этот раз я цепляюсь за воспоминания. Недавние совсем: Адам голый в моей постели, нахальная улыбка на его губах, Адам признающийся, что ревнует меня, Адам едва не дышащий пламенем, как дракон, на Дома, Адам пытающийся накормить меня в столовой, а затем кутающий и увозящий прочь от боли, нежные касания в машине на пристани, прогулка на этой яхте и поцелуи со вкусом соли, готовка в кают-компании и улыбка на губах любимого, когда он дразнит меня.
Всё это, словно цветное кино перед моим взглядом, в то время, как я плавно опускаюсь на дно, замечая, как темнеет яхта на фоне неба. Мне холодно, чертовски холодно в этом море, и перестаю сопротивляться, позволяя силе притяжения победить.
Резкий рывок за руку заставляет меня открыть глаза, но я ничего не вижу, кроме темного моря. Но ещё какое-то время спустя меня вытаскивают на поверхность. Первый же вдох заставляет закашляться, второй - обжигает легкие огнем. Рядом с собой я ощущаю какое-то движение и, скосив глаза вправо, вижу мокрого Фостера, который, стоя на четвереньках, пытается дышать.
“Мой рыцарь” - протягиваю руку или, точнее сказать, пытаюсь протянуть, но кисть словно налилась свинцом, не позволяя даже оторвать её от палубы. Однако я не оставляю попытки прикоснуться, и через минуту или вечность касаюсь пальцами бедра Адама. От моего прикосновения он вздрагивает и отодвигается. Впервые с момента нашей встречи он не желает моих касаний. Это открытие больно ранит, так больно, как я даже не ожидаю. Мужчина, не смотря на меня, поднимается, и сквозь нарастающую панику я слышу голос капитана:
- Думаю, вам и вашей даме лучше сейчас спуститься вниз, буря идет на убыль, и мы справимся сами.
Меня бесцеремонно дергают вверх, как тряпичную куклу, заставляя поморщиться от боли, но я не издаю ни звука, цепляясь хотя бы таким образом за любимого. Меня просто тащат за собой, не обращая внимания на то, что я спотыкаюсь.
Наконец, более-менее целой следом за Адамом попадаю в каюту. Лишь тогда его ладонь разжимается на моем запястье. Опустившись на пол, я стараюсь незаметно потереть место захвата, а затем перетаскиваю себе на колени пса, который до безумия рад видеть нас. Лицо Адама, словно застывшая маска, и с каждой минутой мне становится всё страшнее.
- Адам… - я робко смотрю на него снизу вверх. - Спасибо, Адам.
- Молчи.
Вздрагиваю от его отрывистого слова, но поднимаюсь на ноги, уже не чувствуя той слабости, что была десять минут назад. Останавливаюсь за спиной мужчины, который, отвернувшись от меня, смотрит в одну точку на стене. Что за мысли в его голове, о чем думает он, не подпуская меня к себе? Я не выдерживаю этого расстояния между нами. Опускаю ладонь ему на спину, чувствуя, как мышцы Фостера напрягаются под рукой.
- Адам… - он делает шаг вперед, разрывая прикосновение, и моя рука обессиленно опускается вниз. - Прошу, Адам…
- Что с тобой не так? - он резко разворачивается, прожигая меня бешеным взглядом. - Сколько ещё раз мне нужно выловить тебя из воды, чтобы до тебя наконец дошло, что это не решение проблемы?
- Какой ещё проблемы? - делаю шаг вперед, но мужчина поднимает руки, сжимая мои плечи и удерживая на расстоянии. Расстоянии, которое делает мне больно, заставляя понять, что именно я теряю. Этот парень стал моим ангелом-хранителем, и я хочу изменить его восприятие меня. Я не желаю, чтобы он считал меня бездумной суицидницей, которая только и ищет повод покончить с собой.
- Ты мне ответь, Арли, что за проблема у тебя, и почему ты постоянно тонешь?
- Но я же не специально, - мои руки, несмотря на хватку мужчины, тянутся к нему, и вот уже обнимаю его за талию. - Я беспокоилась о тебе сегодня, выходя наружу, а не прыгала с палубы в воду скуки ради.
Он продолжает смотреть на меня, но хотя бы не делает попыток отодвинуться. Это воодушевляет, и я делаю маленький шажок вперед, немного выгибаясь, потому что любимый всё также упирается в мои плечи руками, словно не хочет подпускать к себе.
- Я была такой дурой, такой полной дурой, Адам, - поднимаю ладони выше, касаясь его теплой кожи через мокрую футболку. - Со смертью мамы я словно погрузилась в какой-то вакуум, не видя ничего и не чувствуя. Вчера я упала в бассейн оступившись, сегодня - шла к тебе, чтобы почувствовать твои объятия, - мужчина всё ещё хмурится, будто пытаясь поверить моим словам, и подняв руки выше, обхватываю его за шею и наклоняю к себе, желая доказать и ему, и себе, что я живая и хочу оставаться такой ещё долгое время. - Я волновалась о тебе и совершенно не думала кончать с собой, Адам Фостер, - шепчу возле его губ и стараюсь взглядом передать, насколько я искренна с ним.
Хватка на моих плечах ослабевает, и это служит мне знаком, что броня любимого треснула. Привстав на цыпочки, прижимаюсь губами к его губам. Сама, первая, я делаю шаг к нему, извиняясь за свои необдуманные поступки, за его волнение, которое вылилось в этот холод отчуждения. Но не получаю никакой реакции на свой поцелуй, словно мужчина ничего не чувствует. Я не привыкла отступать, такой уж у меня характер, что иду ко конца всегда и во всем, будь-то гонки, концерты или любовь. Раскрывая рот, начинаю медленно водить по его губам своими, пока не ощущаю, что хватка сильных мужских пальцев возвращается, и, боясь, что он хочет оттолкнуть, настойчиво касаюсь языком его рта, умоляя не закрываться от меня:
- Пожалуйста, милый, - переживая, что отчаяние помешает мне осознать потерю, потерю любимого при жизни, я обхватываю руками его шею, стараясь прижаться как можно ближе и отчаянно желая почувствовать себя живой. И не только. Почувствовать себя необходимой, каким он сейчас стал для меня.
Промедление длится секунду, не больше, но за это время я готова уже провалиться в панику, оказавшись нежеланной. Дрожь проходит по телу Адама, удар моего сердца, и любимый набрасывается на мои губы, сминая их поцелуем, словно наказывая. И я с радостью принимаю это наказание, осознавая, что лед, сковавший душу, треснул не только у него, но и у меня. Этот мужчина дважды спас мне жизнь, дважды оказывался рядом тогда, когда я больше всего нуждалась в нем. Он стал самым дорогим, который есть у меня. И я страстно хочу стать для него такой же. Самой дорогой на целом свете.
Внезапно мои ноги отрываются от земли, а руки любимого крепче прижимают меня к сильному мужскому телу, как будто желая впечатать в себя. Через мокрую одежду чувствую его потребность во мне, и пусть я ещё девственна, но далеко не наивна и понимаю, чего именно хочет этот мужчина. Адам разворачивается и делает два шага вперед, чтобы, не разрывая поцелуев, опустить меня на кровать. Безумное желание, подогретое изрядной порцией адреналина после вынужденного купания, заставляет отдаваться поцелуям, растворяя себя в любимом. Не замечаю, как его пальцы расстегивают завязки на платье и спускают бретельки с плеч, лишь вздрагиваю, ощущая его жадные поцелуи у себя на шее. Руки стискивают в объятиях, а губы мужчины словно клеймят мою кожу, заставляя её пылать. Больше нет холода от одежды или воды, лишь огонь желания в крови.
- Да, да, да, - повторяю, как заведенная безумная кукла, путаясь пальцами в волосах.
Моё платье совсем исчезает, оставляя на мне лишь мокрые трусики, а я же тяну вверх футболку Фостера, стараясь прикоснуться к теплой коже вместо холодной ткани. Сквозь гул разгоряченной крови в ушах я не разбираю, что Адам говорит мне, лишь воспринимаю интонацию его желания. Ладони мужчины накрывают обнаженную грудь, и с моих губ срывается стон, а тело выгибается дугой под ним, стремясь ощутить ещё больше восхитительного желания. Но стоит Адаму лишь раздвинуть мне бедра рукой, как стоп-сигнал достигает замутненного наслаждением мозга.
“Нет!” - мне не хочется терять девственность под воздействием адреналина, на чьей-то постели, на арендованной яхте посреди шторма. Не так я себе представляла этот момент, хоть теперь и знаю, что отдам себя лишь этому мужчине. Но не сейчас.
- Нет, Адам, нет, - сжимаю ноги, укрываясь углом покрывала. - Нет, пожалуйста, - мужчина замирает, оставляя мои ноги в покое, и просто утыкается мне в шею, однако хватку рук не уменьшает, словно боясь, что если разожмет руки, я исчезну. Запускаю ладонь в его волосы, прижимая к себе и просто наслаждаясь его тяжелым дыханием. Моё тело тоже не остается безучастным, кровь будто гудит в венах а между ног всё ноет, требуя продолжения.
Через минуту Адам отодвигается, поднимается с постели и, не сводя с меня глаз, снимает джинсы, а на мой вопросительный взгляд отвечает:
- Мои джинсы такие же мокрые, как и твоё платье и моя футболка, - он возвращается к кровати и стаскивает с неё покрывало так, что я перекатываюсь на другую сторону постели и снова оказываюсь обнаженная, лишившись своего прикрытия. Перевернувшись на живот, наблюдаю, как мужчина деловито устраивается на кровати. - Если ты продолжишь так лежать, то вместо пляжей Форментеры окажешься в госпитале с воспалением легких. - Фостер хлопает по постели рядом с собой и меняет интонацию на более доверительную, словно бы уговаривает пугливое животное: - Иди сюда, в тепло, - и словно понимая, что именно меня стопорит, продолжает, - я не буду приставать пока сама не попросишь.
Вскидываю вопросительно брови, но забираюсь под одеяло, и тут же оказываюсь прижата к теплому телу. В первое мгновение это заставляет напрячься в ожидании продолжения прервавшегося пять минут назад занятия, но, так как Адам не делает попыток возбудить, я постепенно расслабляюсь. Положив голову ему на плечо, вздыхаю ощущая, как от мужчины, согревающего меня, возвращается тепло в моё замерзшее тело. Именно тепло, а не жаркий огонь возбуждения.
- Расскажи мне о Форментере, Адам, почему именно этот остров? - чувствую его едва ощутимые касания к спине и впитываю их, прикрыв глаза. - И спасибо, - на его приподнятые брови я поясняю, - спасибо, что ты спасаешь меня от меня самой.

Кто-нибудь поймет тебя однажды.
А пока, увы, не суждено.
Шепот сплетен слышит каждый.
Крик души — почти никто.

Средиземное море. Маршрут Ницца - Форментера.


- Замерзла? Могу согреть.
От его слов и, тем более, взгляда, который прожигает меня словно насквозь, мне не то, что не холодно, мне жарко. Знаю, что он хочет меня, не совсем же наивная идиотка, но мне не хочется этого делать здесь. На яхте. Пусть она и выглядит, как плавучий отель. Его рассказы о Форментере, взбудоражили меня, заставляя мечтать об этом острове. Я прекрасно понимаю его слова, так как на Ибице бывала, и не раз, чтобы представить себе дом на отшибе, а вокруг только пальмы, море и песок. К тому же холодность, с которой Адам встретил меня утром, при этом оставив одну в постели, вынуждает держать дистанцию.
Медленно поднимаю руки и скрещиваю их на груди, прикрывая свидетельство своего возбуждения. На моих губах медленно появляется улыбка, но я качаю головой.
- Знаю, что можешь, - делаю шаг назад от любимого, - но лучше я пойду надену купальник и все же спущусь в воду поплавать.
Вижу как страсть затухает в глазах Фостера, и на её место приходит разочарование. Это заметно и по опущенным уголкам губ, и по нахмуренным бровям, и по напряжению в его теле. Мне не хочется, чтобы он чувствовал мою замкнутость, и, уверена, наслушавшись всех баек желтой прессы, Адам вряд ли поверит, что у меня никого не было в плане секса. Наверняка он и вчера также подумал, отчего и вел себя сегодня словно чужой.
“Как может мужчина, который так заботится в моменты слабости, потом становиться таким отчужденным?”
Мне всё ещё больно вспоминать о его отстраненности, и это наводит на мысли, что он, как и все прочие, хочет от меня лишь одного. А после того, как переспит - исчезнет в тумане, словно и не было рядом. Но я стараюсь не думать об этом. Вместо мыслей о негативе вновь делаю шаг вперед и, остановившись рядом, целую мужчину в щеку.
- Я быстро, Адам, - отхожу до того, как любимый притянет меня к себе, вжимая в своё тело так, как это было вчера под выбросом адреналина, и направляюсь к лестнице в кают-компанию. Мне одновременно не хочется оставлять его на палубе, но и не хочется, чтобы каждый из членов экипажа становился свидетелем того, как я оттолкну Фостера. Не для того вчера столько сил приложила, восстанавливая его репутацию.
Спускаясь, кручу в голове сегодняшнее утро и вчерашний вечер с начала шторма.
“Что это было в море? Неужели я настолько повредилась умом, что мне теперь везде будет мерещиться мамин голос?”
В кают-компании вижу оставленные чашки с кофе на столе, как напоминание о том, что кусок в горло не лез после отказа Адама ответить на вопрос. И пусть он уклонился, но я прекрасно понимаю, что все дело было во вчерашней сцене.
“Неужели всем мужикам только и надо, что секс? Неужели, если я просто хочу обнимать и греться в тепле его объятий, его это не устраивает? Черт!”
Врываюсь в каюту, с силой захлопывая дверь за собой. Удивительно, как можно испортить себе настроение от одних только мыслей, которые кружат в голове, словно назойливые мухи. Пройдя в ванну, останавливаюсь перед большим зеркалом и смотрю на своё отражение. Синяк так и красуется на виске, волосы взлохмаченные, потому что я даже не успела причесаться за пять минут, да к тому же мокрая майка облепляет все тело, не оставляя простора для фантазии. Но с другой стороны, Адам видел меня уже дважды обнаженной, а, если считать ту ночь, когда он раздевал, то и трижды. Даже мне один раз повезло увидеть его великолепное тело, при одном воспоминании о котором у меня горят щеки. Так что дело остается за малым, но не в этом месте. Не хватало ещё, чтобы команда матросов обсуждала потерю моей девственности. Нет, я хочу, чтобы никого не было рядом на многие мили вокруг. Хочу, чтобы были только мы вдвоем, и ни единая душа больше не знала, где мы и что мы.
Внезапно вспоминаю капитана, который едва не выволок Фостера из машины, полный праведного негодования за то, что его парковочное место заняли чужие. И сколько потом тепла было в их общении. Непринужденность, с которой Адам общался с сеньором Гонсалесом, заставляет меня ревновать к этому испанцу. Со мной подобной непринужденности никогда не было, но, возможно, все дело в том, что у меня нет яиц, но есть грудь. Снова кидаю взгляд на себя в зеркало, на облепившую тело мокрую ткань. Это тоже можно сделать преимуществом, судя по реакции Адама.
Стаскиваю мокрую ткань через голову и, топая в каюту, снимаю с себя и шорты, чтобы через десять минут уже переодетой подняться на палубу. Поверх черного купальника у меня повязано парео, дабы не вгонять в краску местных морячков.
Адам стоит там же, где я его оставила, но теперь опирается на перила и смотрит вдаль, а не на резвящихся дельфинов в воде. Другое мелкое животное при моем появлении поднимается на лапы и радостно виляет хвостом.
- Меня можно в армию отдавать за скорость переодевания.
Пытаюсь шутить, не упуская ни одного взгляда и ни одной полуулыбки, которая не касается глаз мужчины. Подхожу ближе к нему, ведя ладонью по перилам, пока наши пальцы не касаются друг друга.
- О чем ты думал, Адам? - остановившись в десяти сантиметрах от него, заглядываю в глаза.
- О ком. О тебе, - он на секунду замолкает, но продолжения я так и не слышу, а вместо него Фостер задает вопросы: - Ты правда снова хочешь в воду? Плавать хоть умеешь? У меня сейчас огромное желание попросить у капитана спасательный жилет для тебя и только в нем разрешить спуститься в воду.
- Я не маленькая, чтобы в жилете плавать, неужели ты сравниваешь эту прекрасную погоду со вчерашним концом света? Лучше пойдем со мной, и ты будешь вместо жилета.
Протягиваю руку и жду, когда он возьмется за мою ладонь своей, после переплетаю пальцы в самом интимном рукопожатии.
- Идем. Я посмотрю, как взрослая - слышу, как он выделяет это слово, даже в этом ставя под сомнение меня и мои действия, - девочка плавает, но с палубы.
Пожимаю плечами, понимая, что план заманить его поплавать проваливается, не успев и начаться. Разжав пальцы в его руке, отступаю, снимаю парео с себя и спускаюсь на нижнюю палубу - совершенно не помню, как она правильно называется, - а оттуда прыгаю в воду, как мастер спорта по прыжкам. Яхта становится в дрейф, и теперь вокруг лишь тишина. Наслаждаюсь, как прохладная вода ласкает кожу, однако мысли мои остаются на яхте вместе с Адамом, который так и не желает спуститься со мной в воду. Наверное, это его мелочная месть за мой отказ вчера. Но, Господи, неужели обязательно так себя вести? Кислород в легких заканчивается, и я выныриваю, откидывая с лица мокрые волосы. Подплываю к яхте и, держась за борт, смотрю снизу вверх на мужчину, которого посмела впустить в сердце. Его лицо почти ничего не выражает, но просить ещё раз это лишь дополнительно унизить себя. Болтаю ногами в воде, успокаивая нервы.
“Может Адам просто боится открытой воды? А я себя уже накрутила по полной программе. Но вряд ли. Вчера именно он вытащил меня на яхту из бушующего моря, а значит сегодня именно моё предложение отказались принять.”
Что-то прохладное касается ноги, и я вскрикиваю, забираясь на палубу. Тут же вижу голубую спину над водой, а за ней ещё одну. Дельфины плавают вокруг яхты, то выныривая, то вновь уходя под бирюзовую воду. Оттолкнувшись от борта, плыву к ним, уже не пугаясь прикосновений их прохладных тел. Они издают такие смешные звуки, прыгая вокруг меня, и эти заигрывания заставляют сначала улыбнуться, а после и засмеяться. Ухватившись за плавник одного из них, чувствую себя на водных лыжах. Дельфин протаскивает меня почти вокруг яхты, огибая её с юго-востока на запад.
Отплевываясь и больше не смеясь, взбираюсь по боковой лестнице на палубу, но даже не притормаживаю наверху, сразу спускаясь в кают-компанию. Я не готова сейчас разговаривать и находиться рядом ни с кем из человеческих существ. Захожу в каюту и закрываю за собой дверь, ещё и защелкивая её на замок.
“Никого не хочу видеть. Никого!”
Стоит оказаться внутри, как меня с новой силой накрывает тоска. Но теперь уже по живым людям, а если точнее по одному единственному мужчине. Сидя в полотенце на полу, я, как никогда четко, понимаю, что он не простил меня за вчерашнее, не поверил ни единому моему слову, и теперь рядом со мной вновь появился свой-чужой любимый. Да, он целует так, что все плывет перед глазами, а колени подгибаются. Да, он все ещё желает меня. Но нет доверия больше между нами.
Громкое “тяф” за дверью приподнимает уголки моих губ. Несмотря ни на что, этот щенок, которого Фостер притащил с собой в Ниццу, стал моим спасательным кругом в этом море отчаяния. И надо же, чтобы именно сейчас, когда я почти утонула в черной дыре отчаяния, это чудо на четырех лапах вновь появляется в моей жизни. На четвереньках подползаю к двери и щелкаю замком, в ту же секунду ручка поворачивается, и дверь открывает Адам. Хикари тут же семенит ко мне на своих коротких лапах, виляя хвостом так, что его зад заносит при каждом махе, и я обнимаю щенка, даже не взглянув на мужчину. Поднимаюсь с пола и, так же тиская мягкое животное, направляюсь к кровати. Купальник я уже сняла, оставив на себе одно длинное махровое полотенце, поэтому и намочить постельное бельё уже не рискую. Укладываюсь на бок, прижимая пса к себе, и продолжаю гладить его, стараясь не обращать внимания на то, что матрас прогибается, когда Фостер садится на кровать.
- Арлин, что происходит?
- Все нормально, Адам, - даже голову в его сторону не поворачиваю, замирая, когда его ладонь опускается мне на плечо. - Скоро мы доплывем до острова? Мне уже надоело это заточение на проклятой лодке.
Делаю движение вперед, стараясь избавиться от прикосновения.
- Капитан сказал через шесть, максимум семь часов мы будем на Балеарских островах, - Фостер больше не делает попытки прикоснуться, и я прикрываю глаза, стараясь сдержать слезы.
Устала. Я дважды чуть не погибла, и не потому что сама хотела, выносить ещё и отчуждение единственного близкого человека - это сверх моих сил. Натягиваю одеяло на себя, укрываясь вместе с щенком, и чувствую горячую влагу на лице. Изнутри кусаю щеку, что есть сил, пытаясь задавить в себе слезы. В последнее время я и так слишком много плачу. Столько, сколько до этого за всю свою жизнь. И когда сильные руки меня, укутанную вместе с щенком, прижимают к сильному телу, плотина дает течь. В какой-то момент понимаю, что реву не столько из-за отказа Адама плавать со мной, как, в принципе из-за ощущения, что у меня никого не осталось, и я одна на целом белом свете. Просто эта просьба, на которую ответили отказом, стала последней каплей в череде одиночеств. Отец, кузен, Фил, а теперь ещё и Адам. Они вроде есть рядом, но словно не со мной. Словно нас разделяют километры и километры расстояний.
Руки мужчины сжимают сильнее, так что щенок начинает извиваться, стараясь избавится от дополнительного давления, а я же не выдерживаю и реву в голос. Оплакивая мать, свою холодность на протяжении многих лет, упущенное время и невосполнимые потери. Чувствую, как одеяло стаскивают с головы моей, и губы Адама прижимаются к виску, но мужчина продолжает укачивать, ничего не говоря и не спрашивая, а просто находясь рядом. Но и он не принадлежит мне, и не всегда ему нужно быть рядом. Это показал сегодняшний мой заплыв, продемонстрировали безрассудные поступки самого Адама, который тоже вышел вчера наверх в шторм, оставляя меня одну внизу.
“Неужели до него не доходит, что я не могу больше терять близких людей? Почему только он имеет право сердиться?”
Все эти вопросы только глубже загоняют меня в истерику, на этот раз заставляя отодвигаться от мужчины, который стал родным за короткое время, все дальше, грозя упасть с кровати.
- Арли…
- Оставь меня, - севшим голосом шепчу я. - Оставь.
Его руки разжимаются, и кровать снова прогибается и выпрямляется, когда Фостер поднимается.
- Я буду наверху, - сообщает он, но я никак не реагирую на эти слова, наоборот только глубже зарываюсь в подушки и одеяло, продолжая плакать.

Соленый ветер ударяет в грудь, заставляя отступить на шаг и словно уговаривая меня одуматься и не делать этого. Так красиво здешнее место: вокруг сплошное море, за спиной дом и сад, но мне там тесно. Мне сейчас везде тесно, и дело даже не в Адаме, а в том, что меня просто угнетает. Вина. Перед матерью за все, что ей говорила. Перед отцом за всё, что делала. Даже перед Адамом за срыв и ревность касаемо его помощницы. Ощущаю себя ненужной в этом мире. И стоит лишь ступить вперед с обрыва...
Делаю снова шаг, опустив глаза и наблюдая, как волны с силой ударяются о скалы. С этой стороны море без пляжа и очень большая глубина. Моя жизнь оказалась никчемной, так зачем заставлять ещё живых близких людей страдать? Оборачиваюсь на дом, где сейчас ещё спит Адам. Солнце только-только начинает подниматься над горизонтом, окрашивая всё вокруг в золотистые тона. Я не вернусь больше в этот дом, как не вернусь и к отцу. Стану русалкой и буду всегда рядом с любимыми, как та девушка из легенды.
Снова опускаю глаза вниз, размышляя о том, как моё тело приземлится на острые камни. Не хочу быть инвалидом, хочу быструю и почти безболезненную смерть. Мне кажется, волны шепчут моё имя, зазывая к себе, словно сладкоголосые сирены, ведущие корабли на скалы. И я хочу к ним. Там не будет больше вины. Не будет больше боли. Ничего не будет.
В ночь, когда маму хоронили, я не желала смерти, но эти несколько дней, проведенные здесь, словно кривое зеркало моей нынешней жизни. Яркое солнце, голубая вода и кругом все в зелени и цветах. Адам, который рядом и почти не отходит от меня, словно боясь, что я совершу ещё что-то.
- И не зря боялся, - шепчу, делая ещё шажок к краю.
Вот уже пальцы мои не стоят на земле, а касаются воздуха. Я готова ступить и на доли секунд ощутить свободное падение прежде, чем этот мир померкнет в глазах.
- Арлин! Нет! - волны уже обретают голос Адама. Да, так и должно быть.
- Я иду к тебе, любимый, - шепчу и отрываю одну ногу от земли, готовая ступить в пустоту.
- Арлин! Не смей этого делать!
“Это уже не волны,” - оборачиваюсь на звук голоса и вижу бегущего ко мне Фостера. Босиком и в одних шортах.
“Такой родной, такой любимый.”
Новый порыв ветра лишает меня равновесия и вместо того, чтобы оттолкнуть меня к земле, кидает в сторону воды. Всё будто в замедленной съемке. Ужас в глазах любимого мужчины, взмах моих рук и легкость полета.
Падение моё длится недолго. Подол платья цепляется за корень дерева, торчащий из скалы в полуметре от края обрыва.
“Черт возьми, я даже умереть не могу красиво!”
- Но я и не хочу умирать, - треск ткани словно не согласен со мной и говорит: “Раз решила, завершай.” - Не хочу! - мой голос тонет в шуме волн.
- Арли-ин! - сколько боли в его словах, сколько страдания.
- Ада-а-ам! - я не уверена, что он услышит, но мне бы очень хотелось, чтобы успел.
Сейчас, повиснув на этом несчастном корне, я, как никогда раньше, хочу жить.
- А-а-ад-а-ам! - хруст дерева, словно приговор. Боюсь шевелиться, кажется, ещё секунда, и улечу вниз.
Теперь мне эти скалы не кажутся удобным способом покончить с собой. Я теперь вообще не хочу кончать с собой. Снова треск, и чувствую, как коренище сгибается пополам, позволяя подолу соскользнуть и лишая меня этой последней опоры.
“Я так виновата, черт!...”

Подпрыгиваю на кровати, не понимая, где я и что со мной. Щенок в ногах жалобно скулит, а надо мной нависает Фостер и трясет за плечи. Ошалело осматриваюсь и понимаю, что мы ещё плывем, что это не ветер качает меня на обрыве, а яхта мерно раскачивается на волнах.
Повинуясь порыву, обхватываю за шею мужчину и тяну его на себя, прижимаясь губами к его губам. На этот раз сопротивление длится не долго, и вот уже жадные поцелуи вытесняют нежность, а тиски объятий дарят защиту, хоть и ненадолго. Понимаю, что ещё одна остановка, и любимый решит, что я динамщица, но мне просто необходимо пояснить, пока отчужденность не завела нас слишком далеко. Отрываюсь от его губ и, поглаживая затылок мужчины, шепчу прямо в губы:
- Не здесь, Адам, пожалуйста, не здесь, - он отворачивается и что-то шепчет под нос, но я возвращаю его взгляд себе. - Я не готова впервые делать это на яхте. Тем более, что это не наша яхта.
На мне нет одежды, лишь одеяло, которое укрывает с головы до ног, но, даже будь на мне шмоток, как на капусте листьев, я бы всё равно чувствовала себя голой перед его взглядом.
“Сейчас наверняка скажет, что я вру. В таком случае его будет ждать большой сюрприз по приезде на остров.”
В дверь раздается стук, а затем и голос одного из матросов:
- Капитан Купер просил передать, что через двадцать минут мы прибудем на Форментеру, в порт Кало де Сант Агусти.
Замираю под Адамом, понимая, что моё решение было верным изначально. Яхта это не место для первого раза. Приподнимаюсь к его губам и нежно поглаживаю своими, успокаивая, а не дразня. - Позволь мне собраться, милый, - снова поцелуй. Хотя бы так пытаясь успокоить свои нервы и убедить себя, что его холодность не из-за моего очередного отказа. Но подозреваю, что Фостер припоминает имена каждого из мужиков, с которыми связывали меня папарацци.
“Интересно, он и Доминика припишет к числу моих любовников?”
- Дай мне собраться, Адам, пожалуйста, - снова начинаю вырываться из его рук, и на этот раз успешно. Ну или почти успешно, судя по тому, что каюту он покидать не собирается.
“Да на здоровье!” - завернувшись в полотенце, роюсь в чемодане, чтобы спустя пару минут достать оттуда трусики и футболку с шортами, все черного цвета. Последний взгляд на кровать, и скрываюсь в ванной комнате. Желает лежать - пусть лежит на кровати, мне не жалко. Но руки дрожат, как и колени.
Как бы мне хотелось залезть в голову этого мужчины, который ни о чем со мной не говорит. Который не желает проводить со мной время, если только это не ведет к сексу. Приглашая его плавать, я мечтала оказаться в объятиях, обвить его руками и ногами и целоваться, над водой и под ней, прижиматься почти кожа к коже везде. Но нет, мечты так и остались мечтами, а вывод лишь один: если что-то не по четкому расписанию Фостера, значит он не принимает участие. Плавание в Средиземном море было мимо графика. Как и вчерашнее происшествие.
Выхожу из ванной полностью одетая, волосы собраны в хвост, а на голове - солнцезащитные очки. Как только поднимусь на палубу, опущу их на глаза, опухшие и красные от слез. Демонстративно молча прохожу к своему чемодану и складываю обратно разбросанные по комнате вещи, в отдельный пакет - мокрую одежду вместе с полотенцем и, прихватив щенка, делаю шаг вперед. Но тут же оказываюсь остановлена рукой Адама, и он разворачивает меня лицом к себе.
- Что ты хотела сказать словами “впервые на яхте”? - вижу, что его губы кривятся от неверия даже в саму возможность, что я могу быть девственницей. Это причиняет боль, настолько сильную, что я даже и не подозревала, как может недоверие ранить.
- Сказала то, что посчитала нужным, - вырываю руку и направляюсь к лестнице наверх. - А ты думай сам, Фостер.
С этими словами скрываюсь наверху, где отпускаю довольного и счастливого пса бегать по палубе, а сама останавливаюсь на носу яхты и смотрю, как скалы и зеленые деревья на острове стремительно приближаются. Постепенно тишина и отсутствие пляжей, полных голозадых туристов, меня завораживает, мне даже кажется, что в этом тихом месте нас и правда никто не найдет. Яхта огибает скалистый берег, приближаясь к бухте, а я размышляю, как выглядит дом Адама на этом острове. Большой он и пустой или, наоборот, маленький и уютный, а, может, это вообще вилла с тремя бассейнами?

Он буквально притягивал меня,
Мне нравилось его молчание и его слова,
Нравилось чувство, которое он пробуждал во мне.
Я всё больше влюблялась в него.

Форментера. Испания

Шум в ушах от одного имени личной помощницы Адама до сих пор не стихает, но жадный взгляд и такой же крепкий ответ на поцелуй ранее - словно успокаивающая ласка для меня.
“Интересно я когда-нибудь смогу реагировать на это имя спокойно?” - вопрос риторический, и теперь даже милая старушка, которую так напугал Хикари, в моих глазах превращается в угрозу только потому, что она общается с “Урсулой”. А та такая заботливая, позвонила, рассказала, что едет Адам, и, вот даже сто процентов уверена, что моё присутствие здесь осознанно не упоминалось.
Я просто не смогла удержаться и не показать своё место в жизни мужчины, хотя теперь, после этих поцелуев, меня ещё и развратной посчитают. Но все равно, я знаю правду, а Фостер скоро узнает. И судя по тому, как он смотрит на меня сейчас, не долго мне прятаться от него осталось. С другой стороны, мне уже двадцать четыре года. Любой здравомыслящий мужик, глядя на меня, ни за что не поверит, что я не подпускала к себе других. Но тем больший сюрприз получит Адам, когда все случится.
Слышу, как старая женщина покидает дом, что-то бормоча себе под нос, но смотрю я только на любимого, чувствуя что моя ревность идет на убыль. Я правда хотела быть любезной, правда хотела поздороваться, но первые же слова старушки выбили воздух из моих легких, и дальше все пошло по накатанной.
Не могу сдержать злых слов, хоть и стараюсь изо всех сил. Но слишком взвинчена и не стабильна я в этот момент.
- Твоя личная помощница всегда так дотошна? Позвонила и предупредила о том что ты скоро будешь здесь, - кривлю губы, хоть и продолжаю цепляться за плечи Фостера, - это так мило.
Каждое моё слово пропитано ядом ревности, но побороть её я просто не могу. Адам смотрит на меня с минуту, а после просто пожимает плечами, что заводит меня ещё больше, так что я почти не слышу его слов.
- Я позвонил ей из Ниццы и предупредил что еду сюда. И да, она и организовала это, хоть я и не просил об этом. В этом вся Урсула.
Сжимаю челюсти так сильно, что, кажется, слышу скрип зубов, но молчу, просто стараясь успокоить нервную систему. Моё молчание вынуждает Адама заглянуть в лицо, после чего он сначала улыбается, а после начинает смеяться.
- Ревнуешь, Арли? До сих пор?
- Размечтался, - скрежещу не своим голосом.
- Ревнуешь, ревнуешь, - мужчина продолжает улыбаться, но во взгляде проскальзывают едва уловимые эмоции, природу которых не знаю. - Я и не надеялся даже.
- О чем ты говоришь?
Адам лишь качает головой и меняет тему:
- Хочешь лимонада? Я вижу большой кувшин в холодильнике.
Стоит ему сказать об этом, как мой живот требует не только лимонад. Округлив глаза, прижимаю ладонь, заставляя урчащее чудовище внутри себя молчать. Фостер улыбается и, качая головой, идет к оставленным на пороге сумкам и пакетам. Присев беру щенка на руки, только сейчас осознавая, что животное быстрее всех реагирует на человеческий негатив. Старая женщина ещё и слова не сказала, а щенок накинулся на неё. Для его маленьких мозгов не могло дойти, что дом этот Адама, а значит, просто негативные вибрации разозлили мелкое животное.
“Вот вам и божий одуванчик! - поглаживаю мягкую шерсть акита-ину и чувствую, что он, наконец, виляет хвостом. - Смотришь, вроде бабушка, а повернется - так злая ведьма из сказки. Ещё и обращение её к Адаму. Сынок. Надо же, а меня словно и не заметила, старая перечница.”
Понимаю, что не хочу есть приготовленный ею обед, который накрыт на столе на одну персону, тем более, что рыбу я не люблю, и это играет мне на руку.
Адам останавливается рядом, держа в руках пакет и сумку, и смотрит сверху вниз на нас с Хикари.
- Сеньора Гарсия готовит прекрасную рыбу, тебе стоит попробовать, - он так воодушевлен, что мне становится не по себе. “Может её милая “сеньора” пичкает усилителями вкуса? Или ещё чем похуже.”
- Нет, спасибо, я предпочту что-то более легкое, - и с щенком в руках направляюсь к лимонаду.
Заметив на столе один стакан, морщусь от неприятного ощущения, что мне здесь не место. Меня не ждали, как и не хотели видеть. Это чувство оседает на языке горечью и не желает исчезать даже по прошествии времени. Игнорируя стакан, беру две кружки с полки и наливаю нам обоим лимонад, который сильно отдает мятой. Подвигаю одну из кружек Адаму, а сама дальше сую нос в холодильник.
Итак, яйца, мясо, фрукты и овощи. Ассортимент так себе, но даже из этого можно приготовить поесть. Охлажденная говядина летит в мойку, пес ведет носом за стейком, но Хикари не светит, пока что, ни единого кусочка “Блэк Ангус”. После достаю вакуумированные овощи: картофель, морковь и лук, радуясь хотя бы тому, что чистить все это не надо.
- Что ты делаешь? - раздается над ухом голос Адама, и я разворачиваюсь лицом к нему, понимая, что своими спагетти в Коломаре создала у мужчины впечатление, что совершенно безрукая тепличная барышня.
- Хочу приготовить нам ужин, - отвожу взгляд и присев отпускаю пса на пол. - Я не ем рыбу, Адам, - киваю на стол, где он оставлен недоеденный стейк из семги.
- Понятно, - он уже делает шаг назад, но я сжимаю его предплечья, придвигаясь ближе.
- Я правда не ем рыбу. К тому же твоя “сеньора” приготовила всего один кусок. И я не хочу… - замолкаю, размышляя задену ли его своими словами, и благоразумно решаю опустить часть про неуместность моего присутствия здесь.
- Что не хочешь?
- Не хочу забирать у тебя любимую еду. - “Вот! Вывернулась, как надо.” - Я покажу тебе настоящее французское рагу моей мамы.
Приподнявшись на цыпочки, целую Фостера в губы и вновь возвращаюсь к прерванному занятию. Странно, но сейчас, в этом месте, мне лишь сердце кольнула тоска, а не боль от потери. Это заставляет поверить, что все в конце концов будет хорошо. Щенок трется о ноги, задирая морду и тихо поскуливая, я же достаю из холодильнику баклажаны, перец, цукини и томаты. В шкафчике на полке нахожу сушенный чеснок и специи. Включив духовку, выкладываю на противень две болгарские перчины, помидоры очищаю от кожуры, все это время чувствуя на себе взгляд мужчины.
Удивительно, с первого взгляда кухня кажется необитаемой, деревянный стол выглядит грубо, пока не присмотришься и не поймешь, что он дубовый, вся бытовая техника убрана в шкафчики, так что не сразу мне удается найти блендер, как и посуду для готовки. Гарсия все рассовала по углам.
Через двадцать минут у меня уже тушатся овощи в особом соусе, а в это время я занимаюсь мясом.
- А говорила, не умеешь готовить, - слышу за спиной и обернувшись замечаю, что Адам отодвигает тарелку с рыбой, оставив третью часть недоеденной. - Вы полны сюрпризов, мисс Меррик.
- В женщине должна быть загадка, мистер Фостер, - улыбаюсь в ответ, - к тому же, кто же все рассказывает о себе на первых свиданиях?
- Интересно, сколько ещё меня ждет сюрпризов, - он поднимается и подходит, обнимая сзади за талию.
- Лишь один, - не продолжаю эту тему и, как ранее сегодня Адам заговорил о другом, так и я съезжаю на готовку. - Давай, не стой пустой, найди мне в этом доме вино, белое и сухое.
- Может сперва поедим, а потом выпивка?
- Фу, Адам, это для блюда, а не в рот, - чуть поворачиваю голову, чтобы потереться виском о его подбородок. - Давай, найди, пусть и от тебя будет польза в этом доме.
- Любопытно как, а до этого от меня не было пользы?
- Ну, главный мой защитник ходит на четырех лапах, - улыбаюсь, наслаждаясь этой шуточной перепалкой, и наблюдаю, как Адам достает где-то с задворок холодильника кувшин с вином.
- Дожился, котируюсь ниже собаки, - он передает мне стеклянную тару, но я обхватываю его пальцы и делаю шаг навстречу.
- Лишь как защитник женской чести, - прижимаюсь губами к губам любимого, но как только до меня доходит, что я сказала, замираю на мгновение. Он не двигается тоже и, кажется, даже не дышит, всматриваясь в моё лицо.
- Неужели ты никогда, Арли...? - время словно останавливается в этот момент. Но боль от осознания, что он не верит моим словам, заставляет на упрямстве молчать и лишь смотреть ему в лицо, пока по кухне не разносится характерный запах пригорающей еды.
- Ой! Чуть не спалили мясо! - кидаюсь к сковороде и стаскиваю её на другую конфорку, а после и вовсе на тарелку выкладываю обжаренные куски, которые едва не успели сгореть. - Это всё ты виноват, - исподлобья смотрю на Фостера.
- Я? - он разводит руками, предварительно поставив кувшин с вином на столешницу. - Я вообще не при делах и, наверное, пойду с кухни, чтобы не мешать.
- Не так быстро, сеньор, - удержав его под локоть, возвращаю к столу. - Вы отработаете свою провинность, - киваю на миксер, - нужно смешать вино, горчицу, соль и черный перец, чтобы потом этой смесью залить мясо.
- Так точно, мой генерал, - шутливо толкаю бедром его бедро и начинаю резать зверский лук, радуясь, что на мне нет макияжа, и спустя десять минут я не стану похожа на грустную панду. Шум на кухне от работы миксера сопровождается звонким лаем, и во всей этой какофонии мы вдвоем у стола готовим еду.
Ещё через полчаса готовое мясо и овощи “Рататуй” украшают стол на террасе в то время, когда сумерки переходят в лунную ночь.
- Ты был прав, Адам, - зажигаю свечи, которые нашла в шкафу со столовыми приборами.
“Зачем они там? Неужели в этом месте отключают свет?”
- Ты о чем? - спрашивает он, замерев с тарелкой над столом.
- Это место - рай на Земле, - вижу, как довольная улыбка появляется на губах любимого, а во взгляде исчезает напряжение.
“Господи, неужели он думал, что мне здесь может не понравится?”
Нежданные посетители чуть подпортили настроение, но совместная готовка, как ничто другое объединила нас, убирая весь, или почти весь, памятуя о его вопросе без ответа, негатив. Но последний камень преткновения мы найдем, как решить. Понимаю, что мою девственность не видно на лбу, да и на груди тоже не наблюдается, только кровь сможет доказать ему, что он стал первым.
Совсем некстати вспоминаю свой сон, который снился мне в Коломаре ещё до смерти мамы. Жарко становится между ног настолько, что ерзаю в кресле. Сейчас я смотрю на мужчину и прекрасно осознаю, что в моем сне был именно он. Идеальный. Мой. Словно Бог. А доподлинно зная, что скрывается под шортами и футболкой, мне становится трудно дышать. Адам замечает моё состояние, но, слава Всевышнему, не акцентирует на этом внимание, продолжая, как ни в чем не бывало, накладывать мясо и овощи в тарелки, сначала мою, потом свою. А прежде, чем сесть рядом, а не напротив, что меня одновременно радует и заставляет нервничать, любимый выносит и ставит на стол “Фраголино”, вызывав у меня этим слегка истеричный смешок.
- Как ты достал его? - поворачиваюсь, подставляя свой бокал и наблюдая, как искрящаяся розовая жидкость наполняет его.
- Об этом позаботились заранее, - он не говорит, да это и не нужно, чтобы до меня дошло, чьих это рук дело. Но портить такой вечер не хочу даже упоминанием имени секретаря. Это заставляет меня вспомнить о Монике и о том, что мой телефон похоронен где-то в недрах виллы в Коломаре. Эта оторванность от мира и дарит мне счастье. Пусть и не слишком яркое, но все же. Адам не напоминает о матери, как и незнакомые люди вокруг изображающие сочувствие. Место тоже не вызывает никаких ассоциаций с ней.
Наполнив и свой бокал, мужчина опускается рядом в соседнее кресло, и я разворачиваюсь к нему всем корпусом.
- За что мы пьем? - мне категорически не хочется думать о моем пребывании во Франции, о работе, о жизни нашей за пределами этого острова. И Адам словно читает мои мысли, поднимая свой бокал.
- За новое начало, - мы чокаемся и делаем по глотку, а после следует жаркий поцелуй, что затмевает все разумные мысли.
Мы так и сидим, только каким-то чудом я уже на коленях Фостера, и едим из одной тарелки, поочередно поднося вилку то к его губам, то к моим, кормя друг друга. Странное тепло разливается по телу от этой ненавязчивой заботы, словно так и должно быть, и ощущение дома не оставляет меня на протяжении всего ужина. Цикады поют свои песни, щенок носится за ночными мотыльками по веранде, негромко лая, но в нашем мирке все идеально.
“Это и есть Рай!”
Когда говядина съедена, пес накормлен, а мои глаза прикрываются, и мне с трудом удается моргать, Адам поднимается на ноги.
- Ты не все ещё видела, моя любительница заплывов в шторм.
- Фостер, ну сколько можно? Я не собиралась прыгать, повторяю тебе в последний раз, - но, тут же встрепенувшись, пытаюсь рассмотреть на его лице намек, что он ещё приготовил, но Адам скрывается в тени, я вижу лишь, что он улыбается по белой полоске зубов в темноте. - Что ты задумал?
- Я покажу тебе моё любимое место в это время суток. Идем, нужно переодеться.
Адам сам выбирает одежду, хотя спустя минуту, видя в его руках своё бикини, я уже не так яростно хочу узнать секрет. Фостер останавливается посреди комнаты, передает мне купальник и берется за резинку своих шорт.
- Мне очень нравится, что ты больше не скромничаешь, - поднимаю глаза к его лицу и вижу широкую улыбку. - Так гораздо удобнее нам сосуществовать вместе. Спальня ведь одна.
- Черт! Адам, у тебя ни стыда, ни совести нет, - тут же разворачиваюсь, лишь чтобы увидеть идеальные накаченные мужские ягодицы в зеркале на стене. Тут же зажмуряюсь, но видение не исчезает, напротив, теперь к этим упругим “мячикам” добавляются мои руки, которые сжимают их. - Черт! - вместе с бикини в руках открываю первую попавшуюся дверь, и это оказывается гардеробная с огромным окном от потолка до пола выходящим на задний двор. Свет из комнаты освещает террасу, с одной стороны покрытую мягкими матрасами с россыпью подушек.
“Но неужели, даже когда Адама нет, они лежат там и мокнут под дождем?”
И понимаю, что это тоже сделала старушка для него. Но место настолько мне нравится, что даже не чувствую укола злости. А, быть может, все дело в выпитом шампанском, которое кружит голову.
- Арли-и-и? - стук в дверь заставляет меня вздрогнуть и вновь посмотреть на свой купальник. Черт, он один из самый сексуальных, подарок ко дню рождения от Моники. Она тогда вручила мне его и сказала, что против такого соблазна ни один мужчина не устоит.
“Надо же тебе было выбрать именно этот. Но теперь я хотя бы знаю, куда мы направляемся.”
- Две минуты, Адам, - отзываюсь быстро, стаскивая с себя шорты и футболку, а за ним и бельё. И успеваю лишь натянуть плавки, как ручка двери поворачивается, и мужская голова просовывается внутрь гардеробной.
- Две минуты прошли.
- Выйди, развратник! - кидаю в него первое, что попалось под руку, и это оказывается верх от купальника. - Твою ж…
- Как интересно, ты хочешь, чтобы я помог? Или все же вышел? Помни, Арли, весь твой чемодан в спальне.
- У-у-у-у, - стон с губ, но, обхватив себя руками, подхожу к двери и, толкнув её ногой, высовываюсь наружу. - Адам, отдай, пожалуйста, мой бюстгальтер.
- Попроси меня, как следует, сладкая, - он держит его на вытянутой руке, но для этого мне надо выйти наружу.
- Пожалуйста, Адам.
- Не-а, так не пойдет. Лучше ты иди сюда, - он манит пальцем, и мне в любом случае нужно выходить, потому как я либо одеваю то, что держит Фостер, либо не одеваю вообще ничего.
- Ты жестокий самонадеянный эгои… - оказавшись в кольце его рук, замираю, осознавая, что сейчас лишь мои ладони не дают прижаться к нему всем телом.
И в кухне-студии свет совсем не такой, как на тускло освещенной яхте. Тут по всему периметру натыканы лампочки, которые создают иллюзию дневного света. Адам завязывает мне на шее тесемки и спускает полоску ткани вниз, накрывая через неё мою грудь. Ноги в ту же секунду слабеют, и лишь схватившись за плечи любимого, я ещё не валяюсь лужицей на полу. Его губы находят мои в нежной ласке, пока я чувствую, как он большими пальцами обводит напрягшиеся соски, делая их ещё более чувствительными.
- Тяф! Тяф! - мы отстраняемся друг от друга, словно застигнутые на чем-то неприличном. И кем?! Мелким щенком, который кружит по кухне, заглядывая в лицо и виляя хвостом с заносами.
- Море станет твоим последним пристанищем, несносный комок меха! - почти рычит Адам, наклоняясь к псу, а я в этот момент быстро застегиваю верх купальника и отступаю на шаг назад.
- Ни за что не отдам моего спасителя и защитника, - беру на руки и поглаживаю акита-ину за ушами. - Двое против одного, Адам, сдавайся.
Я снова улыбаюсь, хоть и несколько натянуто, потому как трудно мне дышать так близко от Фостера и не думать о том, что случится в скором времени.
- Сговорились вы, не иначе, - ворчит мужчина, но я, лучезарно улыбаясь с щенком на руках, шагаю мимо него, задержавшись на мгновение, чтобы щекой потереться о мужское плечо.
- Здесь достаточно жарко в отличии от Ниццы, даже после захода солнца, - теплая земля согревает подошвы ног, когда я выхожу на террасу. В небе уже поднимается луна, посеребрив море и все вокруг. Отпускаю Хикари вниз и оборачиваюсь на любимого, который замер в одних плавках.
“Твою мать! Эти белые секси правки не оставили никакого простора для фантазии!”
Черные волоски поднимаются к его пупку, словно стрелкой указывая, куда надо смотреть. Литые мышцы всего тела едва не заставляют мои руки зудеть от нестерпимого желания пройтись пальцами по каждому выступу и впадинке, прижаться губами к теплой коже и почувствовать на языке, как бьется его сердце. Прикрываю глаза, боясь, что если выдохну, с губ сорвется стон. Столько раз мы делали это по телефону, столько раз Адам уже видел меня обнаженной, но все равно подобные мысли имеют для меня новизну. Я не дикая девочка из леса и прекрасно знаю, как устроены мужчины, начать хотя бы с того, что анатомические признаки я изучила на кузене, ещё когда нам было по двенадцать лет. Но сейчас, глядя на Фостера, прячу руки за спину, чтобы они, не дай Бог, против воли не потянулись к нему.
- Ну что, ты покажешь мне свой сюрприз? - нервничаю все сильнее от его взгляда, словно он пытается решить для себя, скрываю ли я что-то или нет. - Что?
- Идем, сладкая, - он обнимает за талию, но теперь на мне нет никакой одежды, и я всеми клеточками кожи ощущаю его тепло. - Сюрприз и не сюрприз вовсе. Просто мне нравится здесь ночью, когда наступает тишина.
- А разве она в доме не наступила? Ещё когда мы сидели на террасе?
- Это другое, - он обнимает, прижимаясь всем телом к моей спине, но его руки ложатся на живот, и не дюймом ниже или выше. - Ты сама увидишь, спускайся, - и в этот момент чувствую его губы у себя на шее.
“Хорошо сказать “спускайся”, а что делать, когда колени ватные?”
Но я начинаю спуск, ухватившись за руку мужчины, затем он обходит меня и теперь уже ведет за собой, держа в другой руке большую плетеную корзину.

Зарекалась зарекалась.... но не могуууу))))
Здрасте.
Джеймс, мне изначально хотелось бы узнать с чем связано такое резкое сокращение сроков выкладки постов.
Второе - я не совсем поняла что значит для пары срок постов 2 недели. Это каждому игроку в паре или обоим? То есть от какой даты считать? От своего поста или же от поста пары? Если первое то это очень круто, если второе - то выходит тот же месяц между постами... или он сокращается от желания ответить)))
Третье - Кай, математика-то хороша, но вести ежедневник в месте, куда мы, по идее, должны приходить и наслаждаться отдыхом, априори неверно.

Джеймс если помнишь я говорила об этом в чате. Вопрос повторю и здесь.
Допустим партнера с которым играет Маша вырвал реал (по любой причине: отпуск, командировки, болезнь) и он конечно в идеале предупредил тебя о своем отсутствии. Маша в ожидании своего Миши должна найти замену и все равно писать посты потому что для нее срок две недели и адью перса снимут? А если она не хочет и готова ждать? Этот момент очень спорный и его по моему "скромному" мнению надо бы тоже прописать.

Что касается непосредственно сжатых сроков, то я против двух недель, но не против 3+1 как было ранее.
Если мне хочется играть мне и неделя не нужна, но если не идет, то тогда месяц это идеал чтобы себя настроить.

И в заключение, на досуге читала не перекопированные правила из другой ролки, а то что есть в "Организации ролевых". Для того чтобы игра потеряла активность в ней не должно быть ни единого поста в течении трех месяцев.
Такого в МПиБ я просто не представляю.
Если это попытка сделать лучше ожидающим партнерам... ну, не знаю... хотелось бы мне получать посты от Адама лишь бы отцепился счетчик? Думаю, нет. И так считаю не только я.
Игра в 10 строк и 1200 символов давно ушла в прошлое, и делать подобие Мафии где все на цитатах тоже не айс)

Всем бобра, свое мнение высказала и скрываюсь снова в тумане)))

Пы Сы! Чуть не забыла. Я согласна с Редж по поводу того что перса который не вписался в срок просто скрывают с карты игры, а не выставляют с "зеленым флажком" для кого-то левого. Но это лишь как крайний случай, когда совсем ни как.

Нам кажется свободней быть одним.
Но это разновидность несвободы.
Как все мы бегаем забавно от любви…
Вот только всё равно её находим.

Форментера. Испания.

Постепенно сознание возвращается и с ним ощущение чего-то непоправимого, некий “Рубикон” пройден, и уже ничего не будет, как раньше. Мне тепло и хорошо, и даже тяжесть, что придавливает меня к мягкому ложу, мне нравится. Воспоминания, что минутой назад казались фантастическим сном, возвращаются яркими картинками. Жаркими картинками. И даже саднящая боль между ног сейчас меня уже не беспокоит, не то, что было, когда Адам только вошел в меня. Тогда казалось, что он разрывает пополам. Никогда бы не подумала, что это может быть так больно, как и то, что оргазм, который мы получили вместе, может быть таким восхитительным.
Совершенно бессознательно перебираю пальцами влажные волосы любимого, наслаждаясь его теплым дыханием на своей шее. Он все ещё внутри, уже не такой большой, но все же самым удивительным образом мы едины с Адамом. Это так необычно и приятно, что я стараюсь не шевелиться и продлевать мгновения соединения тел настолько долго, насколько вообще возможно. Не удержавшись, провожу ладонями по плечам моего мужчины и вдоль позвоночника, улыбаясь, когда слышу довольный вздох и ощущаю, как Фостер трется носом о шею у меня за ухом. Его удовольствие от моих касаний побуждает меня снова провести пальцами по теплой коже.
- Ты напоминаешь мне большого довольного кота, Адам, - повернув голову, прижимаюсь губами к его щеке. - Мне нравится.
- М-м-м, - только и отвечает мне любимый, отчего я ещё шире улыбаюсь, продолжая гладить.
- А мурчать умеешь? - моя ладонь скользит по его спине, обводя накаченные мышцы.
- Ар-р-рли, - он приподнимает голову, и я тону в его глазах. Его взгляд полон обещаемых наслаждений и гордости, и ещё что-то примешано, но не успеваю понять, как оказываюсь сверху на Адаме.
- Действительно мурчишь, - наклоняюсь вперед, осыпая нас обоих своими волосами, и мои губы быстро находят его в жадном поцелуе, сплетая языки.
Ощущаю, как бедра любимого приходят в движение подо мной, а плоть его постепенно наливается силой, растягивая меня. Мои глаза округляются от осознания, что он готов к продолжению. Приподнимаюсь и заглядываю ему в лицо: страсть и вожделение зажигают взгляд Фостера, и этот жар распаляет внутри такой же огонь.
- Снова, Адам? - вместо ответа он толкается вперед. Это движение заставляет меня поморщиться, и любимый тут же замирает. Рана внутри ещё причиняет дискомфорт, к тому же я ощущаю себя липкой, и не только от влаги возбуждения и семени Адама.
Мысль вспыхивает в голове, как молния: “Он кончил в меня. А если залет? Господи, что же делать?”
Гоню от себя эти размышления, однако остаются следы соития на теле. Заходить в море сейчас с ссадинами внутри мне не очень хочется, но в доме есть душ. Да, душ это то, в чем я сейчас больше всего нуждаюсь. Приподнимаюсь, упираясь в грудь Адама ладонями, и вижу его хмурое лицо.
- Что с тобой? - вопрос срывается с губ быстрее, чем я осознаю, что мне действительно важно знать причину его испортившегося настроения.
- Ты не остановила меня.
- Это должно было случится, и мне хотелось, чтобы это был именно ты.
- И тебе больно, - он отводит глаза, но я вновь наклоняюсь, обхватывая его лицо ладонями, и не отвожу своего взгляда.
- Боль ведь неизбежна, но она бывает лишь раз, - и добавляю себе под нос: - По крайней мере я на это надеюсь.
- Всё можно было сделать иначе.
Теперь уже я хмурюсь и сползаю с Адама, чуть поморщившись, когда его член выскальзывает наружу. Ревность снова горячит мне кровь, хоть я и осознаю, что только у меня было свидетельство невинности. Не могу смотреть на покрывало: на светлом кашемире виднеется небольшое пятно крови.
“Но, черт возьми, как можно рассуждать об этом сейчас?”
- А у тебя, видимо, богатый опыт по лишению невинности женщин? - хватаю влажное полотенце и кутаюсь хотя бы в него.
- Я не это… - он натягивает плавки и садится. - Дьявол!
- Вот именно! - бросая на покрывале свой купальник, направляюсь к дому, но не успеваю ступить с песка на землю, как мужчина оказывается рядом.
- Ты не предупредила меня, Арли. Почему?
- Я говорила, и не один раз. Ты не поверил мне.
- Но это же просто невероятно.
- Наверное, твои девственницы были менее известны, только и всего, Фостер. А теперь пропусти, мне надо в душ.
Адам уступает дорогу и лишь возле дома нагоняет меня с перекинутым через плечо покрывалом и корзиной в руке. Он бросает эти вещи на террасе и обхватывает меня, прижимаясь сзади всем телом.
- Я не хотел твоей боли, но не могу лгать и притворяться, что мне не льстит твой выбор. И у меня не было толпы девственниц, поэтому спрячь свои коготки, милая.
- Не знаю, могу ли верить этим словам, - его поглаживания и губы, что ласкают открытую шею, снова вызывают слабость в коленях. Но говорить так, когда не видишь лица и твоё лицо не видят, легче. - Мне бы хотелось быть у тебя первой тоже, Адам. Но я понимаю, что ты… - любимый не дает мне договорить, его губы, поднявшись от шеи выше, встречаются с моими, стоит лишь немного повернуть голову.
“Неужели теперь так будет всегда? Каждый раз от любого прикосновения или поцелуя я буду сходить с ума?”
Осознание приходит, как гром среди ясного неба. Да. Именно так все и будет, и причина здесь лишь одна. Я влюбилась. По уши и окончательно влюбилась. Именно поэтому позволяла ему все и дальше буду позволять. Адам стал моим пирокантом*. Но я с радостью иду на это, посвящая всю себя ему. И когда любимый открывает стеклянные двери, чтобы попасть внутрь, я двигаюсь за ним в глубину дома, ощущая, как наши руки соединены. Не так, как раньше соединялись тела, но все же контакт неразрывный.
- Куда ты меня ведешь?
- Ты же хотела в душ, - он раскрывает дверь в конце коридора, и мы оказываемся в светлой ванной комнате. Заходя в белое царство водных процедур, не могу отвести глаз от джакузи возле окна, выходящего на задний двор. Только при мысли о дворе я вспоминаю о собаке. За все это время пес совершенно вылетел у меня из головы. Осматриваюсь вокруг, но его нет.
- Адам, а где Хикари?
- Наверняка прячется, боясь оказаться в открытом море.
Лишь качаю головой, но ничего не отвечаю, уверенная, что мелкий комок меха нашел себе занятие, например, погрызть тапки домоправительницы. От этого предположения мои губы уже шире растягиваются в улыбку.
Пока размышляю, как щенок отомстит за нас двоих, Адам открывает матовую дверцу душевой кабины и наклонившись включает воду. После скидывает плавки, и я чувствую, как во рту у меня пересыхает. Восхитительная задница, упругие мышцы спины, широкие плечи - все в его облике заставляет моё сердце отплясывать чечетку, а дыхание прерываться. Мужчина оборачивается, и я вообще забываю, как дышать, скользя взглядом при свете ламп по этому телу. Смотреть в область паха избегаю, хотя это самый большой соблазн.
Голос любимого заставляет меня подпрыгнуть на месте:
- Идешь, сладкая?
- Вместе? - крепче сжимаю концы полотенца.
- Конечно. Я ведь тоже соленый, и мне хочется потереть тебе спину.
Он протягивает ладонь ко мне, и я ступаю к нему, в ту же секунду оказываясь окутанной объятиями. Поднимаю голову, и вновь наши губы встречаются в поцелуе. Я уже не сопротивляюсь, когда Фостер разматывает полотенце, открывая моё тело своему взору, наоборот, мне хочется снова увидеть в глазах мужчины восхищение, которое было на пляже.
Теплые струи воды ударяют в спину и плечи, но я даже не замечаю этого, отвечая на поцелуи и трепеща от прикосновений Адама к моему телу. Его руки сжимают и гладят, касаются невесомо и стискивают, чередуя восхитительную нежность и жаркую потребность. Я чувствую животом его эрекцию и осознаю, что он по-прежнему меня хочет, несмотря на небольшую размолвку. Покалывание распространяется по всему телу, концентрируясь в самых чувствительных местах, и любимый словно знает, где я особенно хочу чувствовать его.
Ласкающие прикосновения, жадные поцелуи, и томление вновь охватывает тело. Но в этот раз мне хочется ласкать его так же, как ранее он ласкал меня. Нерешительно провожу ладонью по груди и животу Адама, ощущая, как мышцы его сокращаются под пальцами, и касаюсь темной дорожки волос внизу живота. Резкий вдох мужчины вселяет в меня уверенность, и я уже смелее прикасаюсь к жестким волоскам, спуская руку ниже. Его плоть на ощупь тверда и мягка одновременно. Сила налитого кровью члена скрывается под бархатистой кожей, и это так удивительно. Обхватываю член пальцами, слегка сжимая, и провожу от головки до основания, так что любимый втягивает воздух сквозь сжатые зубы.
- Ты ласкал себя, разговаривая со мной по телефону? - тихо шепчу, почти касаясь его губ своими и не сводя глаз с его лица. - Скажи мне, Адам, ты так делал себе? - я веду снова вверх и опять опускаю ладонь до основания, открывая рубинового цвета головку.
- Ар-р-р-ли, - его рычащий стон только сильнее заводит меня.
Не долго думая, намыливаю ладони и опускаюсь перед мужчиной на колени, рассматривая его плоть, что оказывается напротив моего лица, гордо возвышаясь. А затем смотрю снизу вверх на Адама и уже двумя руками ласкаю твердый ствол.
- Научи меня, - продолжаю гладить, открывая и скрывая головку. - Научи, как сделать тебе приятно.
Его взгляд становится тяжелым, и моё дыхание учащается так же, как и его. Пальцы Адама путаются в моих мокрых волосах, и он притягивает ближе к себе. Рот наполняется слюной, когда я вижу прямо перед глазами твердый ствол, оплетенный венами.
- Разомкни губы, сладкая, - делаю, как любимый говорит, ощущая, как пальцы в волосах напрягаются, и Адам сильнее прижимает к себе, - и дыши носом.
Его руки обхватывают мою голову с двух сторон, а после мужчина направляет одной рукой свою плоть к моим губам и толкается внутрь.
- Спрячь зубы, милая, - он напряженно улыбается, - если не хочешь покусать меня. Лишь твои губы и язык важны.
Делаю все, как говорит Адам: кладу ладони на его бедра и скрываю зубы губами, ощущая на языке его бархатистую упругость. Не свожу глаз с Адама, и он так же жарко смотрит на меня и на то, как его член проникает в мой рот. Мои ногти впиваются в мужские бёдра, а пальцы любимого сильнее сжимают мои волосы, притягивая голову ближе. Левой рукой мужчина поглаживает мою шею и щеку, словно бы успокаивая, как дикое животное.
- Расслабься, сладкая, - его голос хриплый с рычащими нотками, что возбуждает меня только сильнее. - Да, так… - он срывается на стон и качает бедрами, глубже входя, так что, кажется, я уже готова задохнуться от мужской плоти у меня в горле. Но, как только сжатые мышцы расслабляются, мне удается сделать вдох носом.
Я двигаюсь по стволу губами, цепляя языком, когда он почти выскальзывает изо рта и снова погружается вглубь. Быстрее и резче толкается Адам, а ногти мои впиваются в его кожу, оставляя следы. Не слышу шума воды, не слышу больше ничего, лишь тяжелое дыхание любимого у меня в ушах, лишь его судорожную хватку в моих волосах чувствую и последний толчок вперед, когда мужчина достигает своего пика, выстреливая семенем прямо в горло. Я глотаю все, что он отдает мне, ощущая себя всесильной. Всесильной от того, что он позволил мне это сделать, от того, что показал и научил, как ему больше всего нравится. Поднимаюсь на ноги, но приходится прислониться к стеклянной стене кабинки, потому что голова идет кругом. От вина, от пережитых эмоций и от своих чувств.
Ощущаю его губы на своих, нежно и почти невесомо.
- Ты пахнешь мной, и мне это нравится, - я лишь улыбаюсь, поглаживая кончиками пальцев его руки и плечи. - Теперь давай помоем тебя.
- И тебя, - тихо отзываюсь, ощущая внезапно вернувшееся смущение, стоит Адаму взять в руку губку и провести ею по моей груди. Это слишком интимно. Даже более интимно, чем его член в моем горле. Но я стою, опустив руки вдоль тела и избегая смотреть в глаза.
- Эй, - его пальцы обхватывают мой подбородок. - В чем дело?
- Ни в чем.
- Угум.
Поднимаю глаза на мужчину, ощущая, как губка касается меня между ног, но спустя секунду её сменяет ладонь, покрытая мылом. Не отводя от меня взгляда, Адам аккуратно моет моё самое интимное место. Голова идет кругом от смеси возбуждения и страха. Но любимый лишь дотрагивается без какого бы то ни было сексуального подтекста, и постепенно напряжение отпускает меня. Забираю мочалку и в свою очередь начинаю намыливать теплую кожу мужчины. Так же аккуратно я глажу его, уделяя внимание каждому сантиметру тела. Мне особенно приятно касаться этой кожи, ведь я без видимого предлога могу обводить пальцами всего любимого от шеи до ступней. Этот душ словно переломный момент в наших отношениях. При свете ламп, без каких либо теней.
Напоследок наши губы в очередной раз соединяются, но без продолжения. Ступая из душевой кабинки, я оказываюсь завернута в большое махровое полотенце, а поверх ещё и руки обхватывают, притягивая ближе и вжимая в мужское тело. Мне спокойно и хорошо в объятиях Адама, они дарят защиту и уверенность в завтрашнем дне.
- Как ты себя чувствуешь? - я понимаю, о чем он спрашивает, и от этого мои щеки и шея мгновенно покрываются румянцем. Саднящие ощущения прошли ещё в начале душа, но мне не хотелось напоминать об этом.
- Хорошо, - снова отвожу взгляд, и мужчина совершенно неожиданно меняет тему.
- У тебя есть любимые фильмы? - он увлекает меня к диванам в студии и опускает большое экран для проектора. - Так какие?
- Я… - откашливаюсь, не понимая совершенно, что ждать от этого мужчины, - я не знаю.
Он отпускает меня и разворачивается к стеллажу с дисками. Пока перебирает их наклонившись, я пожираю глазами его тело, завернутое в одно полотенце.
“Господи, неужели это я всего каких-то тридцать минут назад стояла на коленях перед ним, делая минет?”
- Ты хотя бы скажи, какой жанр? - он разводит руки в стороны, и я пытаюсь вспомнить, когда последний раз смотрела кино. Кажется, ещё вместе с мамой. Но, что смотрели, не могу вспомнить. Все воспоминания о ней словно превращаются в выцветшие старые фотографии.
- Я не против комедии или мелодрамы, но не триллер, моя жизнь и так сплошной триллер, чтобы это ещё в кино смотреть.
- Значит, комедия, - любимый вновь сосредотачивается на фильмах, а после звука “Ха!” достает какой-то диск и улыбаясь вставляет его в проигрыватель.
- Что ты выбрал Адам? - разворачиваюсь, становясь коленями на диван и упираясь руками в спинку.
- Увидишь, - любимый загадочно улыбается и жмет кнопки на пульте, так что на экране появляется меню. Пара кликов, и вот уже Фостер располагается рядом со мной, притянув в объятия. - Тебе должно понравиться.
Огромными буквами на экране появляется название “Больше, чем секс”. Мои глаза округляются, и я с улыбкой поворачиваюсь к мужчине:
- Интересный выбор “комедии”, - поднимаю ноги и устраиваюсь удобнее, опираясь на грудь Адама.
- Я не смотрел её, если что. И не знаю, о чем это кино.
- И почему мне не верится в это, - прислоняюсь к плечу любимого, останавливаю взгляд на экране, и поднимаю голову на титрах. - О, Эштон! Я знаю этого парня, очень милый и веселый, пока не включает… ай, Адам, мне больно! - хватка мужчины слишком сильна на моём плече, словно он хочет вжать в себя.
- Мне уже не хочется смотреть это кино, - ворчливо замечает он и старается подняться, но я удерживаю, сжав его ладонь.
- Да брось, он неплохо играет, - улыбаюсь, наслаждаясь его жадностью. Это мне ужасно льстит, показывая, что я не одна схожу с ума от ревности. - Хотя и задница у него, что надо, должна… Адам... Перестань, Адам! - смеюсь, оказавшись накрытой сверху мужским телом и вжатой в спинку дивана. - Ах… а-ад-ам, - руками притягиваю его крепче к себе, раскрывая губы под напором, сладким и будоражащим кровь. Он заставляет меня гореть.
- Мо… я! - выдает мужчина, и я радостно соглашаюсь.
- Да, да… но.. - ещё один протяжный поцелуй, - кино же…
- Будешь продолжать в том же духе расхваливать этого третьесортного актера, и ты тоже не посмотришь больше десяти минут этого фильма.
- Не буду, обещаю, - улыбаюсь и вновь прижимаюсь к боку любимого.
Наш просмотр сопровождается легкими смешками до самого финала, когда парочка Катчера и Портман наконец понимает, что между ними не просто постель, а более высокие чувства. Милый конец истории, но не нашей. Для нас все только начинается, и это будет больше, чем полтора часа кинофильма.

*пирокант (pyrocant) — так именуется самая большая слабость личности. Может быть внутренней, такой, как, например, зависимость, или внешней — чувства к любимому(ой).