Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Часто случается,
что именно с пустяка
начинаются самые важные вещи.
(с) Харуки Мураками

Форментера. Испания

Реальность оказывается гораздо уродливее ожиданий, и сладкое утро, которое началось с томления и яркого оргазма, сводится к недосказанностям. Пока Фостер говорит по телефону, я словно теряю его. Действительность вторгается в наш рай, портя его своими грязными щупальцами, возвращая и Адама, и меня через его звонок к реальной жизни, заставляя задуматься, что наше время на этом острове не бесконечно, и рано или поздно придется уехать. И тут вопрос встает: куда. Вспоминаются мольбы и уговоры Моники выкроить неделю до смерти мамы и мои отказы. Я будто знала, что это последние дни, которые я провожу с ней. Но жизнь не стоит на месте, и этот телефонный звонок лишь подтверждает данное положение вещей. Мужчина говорит, что это дед, но тот самый Каспар Охман словно бы меняет внутренние настройки моего любимого. Он здесь, но уже словно нет. Я не чувствую его рядом, хотя он и находится на расстоянии тридцати сантиметров.
- Что он хотел? - презираю себя за эти слова, но по какой-то неведомой причине мне нужно знать.
- Не знаю, - пауза, Адам задумчив пару десятков секунд, а потом продолжает, - не знаю. Он пытается контролировать меня на каждом шагу, влезая туда, куда не просят. - Любимый обнимает меня крепче, кажется, даже не осознавая, что словно цепляется. Мои руки обхватывают его талию в ответном объятии, когда мужчина опускает голову, утыкается лицом мне в волосы и следующие слова произносит так: - Прошло время, когда я ждал его одобрения.
Приподнимаюсь на цыпочки, повинуясь неясному порыву, и прижимаю свои губы к его. Слишком много горечи в его словах, отчего меня переполняют сожаление и жалость, и чтобы не показывать своего отношения и реакции на его слова, ещё раз целую. Спустя мгновение делаю шаг в сторону и сажусь за стол, чувствуя себя теперь совершенно обнаженной в ярком солнечном свете, который хоть и светит через большие панорамные окна, но не согревает. А все потому, что холод селится в душе. Любимый вроде бы рядом, но я отчетливо вижу, что мыслями он далеко после этого злополучного звонка. Щенок вносит свою лепту. Тихо поскуливая, он жмется к ногам моим и заглядывает в лицо, подняв свою милую мордаху.
- Малыш Хикари, - сползаю со стула и приседаю рядом с акита-ину и глажу его, но в ту же секунду понимаю, что он, как никто другой, напоминает Адама. Такой же одинокий среди одиноких, такой же покинутый. Тут же на ум приходят слова Фостера про день рождения, и я хоть и не знаю причины, но подозреваю, что это связано с родственниками. Прячу лицо в шерсти пса, чтобы мужчина ничего не заметил. Не хочу, чтобы он видел, насколько мне жалко того мальчика, которым он был.
Жить без дня рождения - это как надо жить. Мои родители разбежались, когда я только вступила в подростковый возраст, но и до, и после этого отмечала свои дни рождения. Особенно знаменательные даты. Восемнадцать лет и, конечно же, двадцать один год. Как сейчас, помню клуб в центре Лондона, толпу друзей, которые веселятся и гуляют, и себя, сидящую на барной стойке и потягивающую виски.
- Ты должен возвращаться? - слова срываются с губ помимо воли, и я не успеваю поймать себя. Мне больно, и сейчас, когда мы только-только нашли друг друга, это чувство расставания воспринимается особенно остро.
- Нет, не сейчас. Справятся без меня, никуда не денутся.
Его отрывистые ответы только сильнее заставляют меня чувствовать расстояние между нами, что с каждой минутой увеличивается. Ощущение потери распространяется по всему телу, застревая комом в горле, и я еле выговариваю:
- Когда?
- Давай не будем о плохом?
Адам съезжает с темы, и это только сильнее заставляет меня нервничать, но ласковые поглаживания щенка дарят успокоение, пусть и недолгое.
- Ты когда-нибудь расскажешь мне, что происходит в твоей семье?
- Да нет у меня семьи. Капля общей крови с Каспаром Охманом не пробуждает у меня никаких родственных чувств, - он делает паузу и глубокий вдох, но после продолжает, - а сейчас я хочу накормить свою женщину, как и собирался до этого звонка.
- Уходишь от вопросов, но ладно, - поднимаюсь и заглядываю в лицо мужчине. - Где мы будем кушать наши персики?
Во мне просыпаются какие-то неведомые до этого момента инстинкты, и чтобы сгладить напряжение, я сама забираю тарелку со стола и вновь выхожу на террасу. Устраиваю персики посередине стола и возвращаюсь в кухню, чтобы застать подвисшего Фостера возле стола.
- Эй! - машу рукой перед его глазами. - Всё хорошо, Адам.
- Да, конечно, милая.
Вдох, за ним ещё один и убеждение себя в том, что все наладится. Но вспоминая отрывистые фразы из ответов Адама, я понимаю, что для него этот звонок не прошел бесследно. Дышу носом, чтобы удержаться от лишних вопросов и быстро сую хлеб в тостер, чтобы спустя минуту вынуть оттуда жареные кусочки хлеба. В холодильнике нахожу кусочки масла, всё это выношу и устраиваю на столе.
- Фостер, не стой столбом, сделай лучше нам кофе, - шутливо ворчу, и это немного помогает и мне, и любимому.
- Да, мэм, - он криво улыбается, и я наконец могу выдохнуть. - Кофе не помешает.
Открыв дверцу, замираю и не могу решить, из чего я сейчас хочу сок: апельсины, грейпфруты, яблоки или манго. В итоге, останавливаюсь на среднем варианте: апельсины с манго в миксе. Достаю эти фрукты, раскладывая на столе, затем включаю соковыжималку, сначала на цитрусовые, а после смены насадки делаю и из манго сок, смешивая его с апельсиновым.
- Хочешь? - киваю на свой стакан, но взгляд Адама словно замирает на моих губах.
- Хочу, но не сок.
- А что?
- Не что, а кого, - он делает шаг ко мне, а я отступаю, пока не упираюсь поясницей в столешницу. - Тебя.
- Д-д-а-а, - выдыхаю едва слышно и, словно кролик перед удавом, замираю, позволяя мужской руке пройтись по предплечью выше и выше, поддеть пальцем тонкую бретельку и спустить её с плеча.
- Не могу остановиться, - шепчет он у моих губ, и вместо ответа я приподнимаюсь на цыпочки, прижимая свои губы к его губам.
Кровь быстрее бежит по венам, и в какой-то момент осознаю, что уже сижу на столе, а руки Адама все выше поднимают подол моего нескромного наряда.
- Доброе утро, сынок, - раздается от двери задорный голос, который тут же прерывается неумелым рычанием пса.
Замираю в руках любимого, так и не двигаясь с места, и чувствую, что во мне поднимается дикий гнев на данную особу. Как всегда, старуха выбирает самый худший момент для своего появления. Пауза затягивается, так как Адам, уткнувшись мне в шею, неглубоко и часто дышит, как гончая в лесу после преследования дичи.
- Ой, извините, - бормочет сеньора и быстро выходит за дверь.
- Нет людей, говоришь, Адам? - я упираюсь ему в плечи, отодвигая мужчину от себя, и неуклюже сползаю со стола. Колени дрожат, но опора в виде мраморной столешницы не позволяет упасть к ногам Фостера. - Пойду надену что-то поприличнее.
Он позволяет мне скользнуть в спальню, не препятствуя, и спустя десять минут я появляюсь в скромном, на мой взгляд, наряде: джинсовые шорты и хлопковая рубашка Адама. Не знаю почему, но именно её мне захотелось надеть на себя. Старушка убирает со стола наш вчерашний ужин, что-то на испанском причитая себе под нос, а после направляется в спальню, но я становлюсь у неё на пути. Спальню не позволю тронуть и ещё больше вылить на меня грязи.
- В другой раз, - закрываю за собой дверь и вижу, как сеньора Гарсия хмурится и исподлобья смотрит на меня.
- Не нравишься, - шипит она так, что слышу лишь я.
- Взаимно, - отвечаю на испанском языке, отчего глаза домоправительницы лезут на лоб. - На время нашего пребывания мы не нуждаемся в вас, а, может, и вообще никогда.
Краска сходит с лица женщины, но, видимо, лишь гордость не позволяет упрашивать. Я не собираюсь терпеть эту стукачку в доме, где мы должны быть лишь вдвоем с Адамом. Мне все равно, что меня посчитают высокомерной. После её слов я не желаю, чтобы мне в еду добавили мышьяка.
Обойдя женщину, выхожу на террасу и обнимаю со спины любимого, который смотрит на море, засунув руки в карманы своих светлых брюк.
- О чем ты думаешь, милый? - он накрывает мои ладони своими, поглаживая пальцы, отчего я позволяю себе глубоко и медленно вдохнуть.
- Ни о чем, - он тянет меня за руку, и я обхожу вокруг, останавливаясь лицом к нему. - Тебе очень идет моя рубашка.
Глаза мужчины предвкушающе загораются, и я ступаю в объятия, вдыхая его запах. Желание сплетается с настоятельной потребностью оставить на себе этот аромат.
- Да, я тоже так думаю, поэтому конфискую её у тебя, - откидываюсь в его руках, поглаживая плечи любимого, но после поворачиваюсь, глядя в сторону голубой водной глади. - Скоро мы к морю отправимся?
Удивительно, что прошло всего два дня, как мы уехали из Франции, как и удивительно, что смена обстановки так меняет отношения. Но, может быть, не в этом дело, а в том, что за эти два дня столько всего произошло. Начиная от моего вынужденного купания и заканчивая сегодняшним утром, когда меня разбудило странное томление во всем теле и острое желание продлить эти мгновения до бесконечности. Мы занимались любовью уже в трех местах на этой вилле и чуть было не занялись в четвертом, если бы не эта домоправительница.
- Что-то случилось, Арли? - вопрос заставляет меня развернуться лицом к любимому и посмотреть в его глаза.
- Ничего, - поднимаю ладонь и приглаживаю волосы, которые сама же и взъерошила ранее, - просто ты обещал нам заплыв и пляж. И я хочу всё это получить. Заодно отвлечемся от неприятных мыслей.
- И это всё? - он прищуривает глаза, а я отвожу свои в сторону, понимая, что не вышло с легкостью отделаться от вопросов.
- Мне неуютно с этой домоправительницей.
Вот я сказала, и теперь мне осталось только дождаться реакции мужчины на эти слова. Но вместо этого лишь выворачиваюсь из его объятий и беру с тарелки один персик, начиная крутить его в руках.
- Просто ты говорил, что никого не будет здесь, но эта женщина снова появилась сегодня. Я не готова сейчас общаться с людьми.
- Синьора Гарсиа не придет больше без предупреждения. Я уже поговорил с ней. Давай перекусим и отправимся к морю, а к нашему возвращению она уже уйдет.
Адам тянет меня за собой, усаживая на софу-качели. Прижимаясь к его груди, я подношу персик к губам любимого. Он кусает, и сладкий сок течет по его колючему от суточной щетины подбородку. Это видение завораживает меня и, повинуясь импульсу, прижимаюсь языком к этой сладости. Чувствую, что перед тем, как поцеловать, мужчина улыбается. Нежный поцелуй словно стирает негативные ощущения, но по напряжению мышц любимого понимаю, что только у меня. Снова подношу персик к его губам, кормя с рук, и вновь слизываю сок с его губ. Персиковые поцелуи мне очень нравятся, но вот уже Адам берет этот сочный фрукт и подносит к моим губам.
- Теперь твоя очередь, сладкая, - я кусаю и жмурюсь, ощущая сладость сока на языке. Всегда любила персики, а теперь и подавно они станут моим любимым фруктом.
Сладкие поцелуи, так что через полчаса мы оба в соке персиков.
- Идём, Адам, - поднимаюсь, становясь между его ног, и тяну любимого за руку, - Идём, я тебя вымою, а то ты липкий и сладкий.
- Куда?
- На море, ты же обещал, помнишь? - моё дыхание прерывается, стоит мне лишь почувствовать, как Адам ведет ладонью от щиколотки до колена и выше, просовывая пальцы под шорты, и сжимает одну ягодицу. - Адам, что ты делаешь?
- А разве не догадываешься, - он притягивает меня ещё ближе, и уже я обнимаю за шею, прижимая любимого к себе. Он поднимается с софы, запуская руки под рубашку, и гладит мою спину.
- Если ты не остановишься сейчас же, - прикрываю глаза, не имея сил сопротивляться картинкам, что возникают в воображении от того, что именно мы будем делать на этой софе, - то море придется отложить, - перебираю пальцами его волосы, совершенно не обращая внимания на то, что они липнут к испачканным персиками пальцам. - А я хочу в море, - киваю для убедительности скорее самой себе и заглядываю в лицо Адаму.
- Только в море? А что ещё? - его руки смещаются и теперь обхватывают грудь, так что я забываю, как дышать. Откидываю голову назад, сосредотачиваясь на касаниях ладоней любимого к моей чувствительной коже.
- Ты знаешь, - чуть выгибаюсь, а после отодвигаюсь от мужчины, чтобы вдохнуть в сжатые легкие немного кислорода. - Но сейчас мы не одни здесь, - ладонью провожу по колючей щеке. - Давай переоденемся и пойдем на твой пляж.
Переодевание занимает ещё какое-то время, потому что я зависаю, так и не сняв свои джинсовые шорты и рассматривая любимого. До сих пор не могу привыкнуть, что этот мужчина рядом со мной. Каждый раз, глядя на него, я представляю, что бы было со мной, если бы однажды дождливой ночью в Хитроу наши пути не пересеклись. Уже раскрываю рот, чтобы сказать, что Адам для меня значит, но тут же закрываю, поняв, что не могу первая признаться в своих чувствах. Не так и не сейчас. Но я могу показать их, в прикосновениях, в поцелуях, во взглядах.
Фостер оборачивается, чуть улыбаясь, когда ловит меня за подсматриванием, и подходит ближе.
- О чем ты думаешь, так смотря на меня?
- О поворотах судьбы, Адам. Я думала, что наша встреча впервые была в аэропорту, но Джим сказал, что все случилось намного раньше. Скажи мне, - обнимаю его за талию, - ты гонял по ночному Лондону?
Задерживаю дыхание, наблюдая, как меняется лицо Фостера: сперва непонимание, потом удивление и затем хмурость.
- Пару раз было. Но кто такой Джим?
- А у меня их было столько, что и не вспомнить. Кроме одной, когда я выиграла. Но я не могу воскресить в памяти лица всех, кого я видела тогда.
- Кто такой Джим? - повторяет любимый свой вопрос, уже более настойчиво требуя ответа, и я осознаю, что это вызвано глубоким собственническим чувством.
- Мой хороший друг, - когда брови мужчины сходятся на переносице, и в ответ получаю только “угу”, я уже не могу не улыбаться. Он ревнует, даже к друзьям ревнует, и это чертовски приятно. - Просто друг, который не раз помогал мне. Даже в той ситуации с Джерри.
Снимаю шорты и достаю купальник из чемодана: на этот раз голубое бикини. Надеваю трусики и поворачиваюсь спиной к любимому:
- Завяжи, пожалуйста, я не достаю, - проходит с полминуты прежде, чем мужские пальцы касаются моей спины, щекоча завязками. Тепло Адама заставляет меня задрожать, а прикосновения ладоней и губ заставляют сердце биться быстрее.
- Ты точно хочешь на пляж? - мужчина ведет носом по шее, и мои колени вновь слабеют. - Может быть, передумаешь, и мы останемся здесь?
- Ты тот ещё манипулятор, но я хочу окунуться в море, поплавать, не чувствуя напряжения. К тому же, надо выгулять нашего малыша, - смеюсь, когда Адам вопросительно поднимает брови. - Я про пса говорю. И пока здесь эта испанка, я не хотела бы находиться в доме.
- Ты так и не скажешь мне, что произошло?
- Ничего, поэтому и говорить не о чем.
Избегая дальнейших вопросов, разворачиваюсь и выхожу через спальню на террасу, минуя кухню. Там останавливаюсь и потягиваюсь в лучах солнца, а после оборачиваюсь на остановившегося в дверях мужчину. Тут уже и Хикари крутится возле ног, подгавкивая и прыгая вокруг.
Если бы не нежданные гости, наш рай бы не закончился ни сегодня, ни даже завтра. Но даже так меня устраивает, хотя удивительно, как ещё Монс не ищет меня по всей планете. Тут же понимаю, что все контакты остались в Коломаре. Это в большей степени меня радует, чем если бы меня просто оставили на пару дней в покое.
- Догони меня, Адам, - и под заливистый лай акита-ину устремляюсь по тропе вниз. На моих губах улыбка, и уже на песке, когда любимый все же ловит и закидывает на плечо, вскрикиваю и на этот раз действительно смеюсь.
- Мо-я, - произносит он по слогам и несет меня, как добычу, в воду. - Хотела купаться? Сейчас твое желание исполним.
- Ай! Адам! Ну не так же сразу… а-а!!! - лишь крик, и прохладная вода накрывает с головой, когда меня бросают в море.
Выныриваю, отплевываясь, и тут же обрызгиваю Фостера водой, чтобы и он не остался сухим ни на дюйм его великолепного тела. Вижу, что моё ребячество возвращает ему, пусть и не сразу, былое расположение духа, и вопросы о его непростых отношениях с родственниками оставляю для другого раза. Лелею надежду, что однажды узнаю причину этого.
Когда теплое тело прижимается ко мне под водой, расслабляюсь, позволяя Адаму все, что он захочет. Подхватив меня на руки, любимый заходит глубже, пока соленое море не касается его груди. Обнимая за плечи мужчину, обвиваю ногами его талию, прижимаясь в воде как могу тесно, и его руки этому только способствуют, вжимая меня в твердые мышцы. Мы стоим какое-то время в воде, не переставая целоваться, а после начинаем плавать, то наперегонки, то просто вокруг друг друга, как те заигрывающие дельфины вчера.
Воспоминания о яхте одновременно грустные и нежные. Я понимаю, что Адам хотел ещё многое мне показать, но этот шторм и все, что последовало за ним, скорректировало его и мои планы. Сидя на берегу, откидываюсь на грудь любимого, ощущая, как его ладонь легко касается моей груди, словно бы незаметно заставляя сосок сморщится от возбуждения.
- Знаешь, я сейчас подумала, что у вас с моим кузеном много общего, - уголки моих губ приподнимаются, когда его ладонь замирает. - Правда, начиная с того, что вы оба высокие темные красавцы, и заканчивая этой непонятной для меня страстью к парусному спорту.
- Очень рад, - еле выговаривает Адам, на что я, уже откровенно улыбаясь, поворачиваю голову к нему.
- Тебе не стоит ревновать, милый, - поцелуй, который он обрушивает на мои губы жесткий и жадный, словно через него мужчина желает съесть меня. - Я твоя, - выговариваю, когда могу сделать вдох, и приподнявшись ещё раз прижимаюсь к его губам. - Твоя.

Спустя время, после ещё одного заплыва, чувствую, что очень голодна. И мы возвращаемся в дом, где совершенно никого нет, кроме нас и маленького акита-ину. Это радует, но вот пустой холодильник настораживает, а когда вижу приготовленный мною ужин в мусоре, начинаю тихо ругаться на испанском языке.
- Я не очень понимаю, что ты говоришь, - шепчет мне на ухо Фостер, прижимаясь всем телом сзади. - Но мне почему-то кажется, что это слова отнюдь не восхищения чистотой данной комнаты.
- Эта… - замолкаю на пару мгновений, пытаясь подобрать приличный эпитет, - женщина выкинула всю еду, что я приготовила для нас вчера, однако оставила в холодильнике ещё один стейк. Это война, Адам.
- Ты преувеличиваешь. Может быть, все дело в том, что мы забыли твой ужин на столе, и он испортился?
- Нет, - от негодования даже топаю ногой. - У нас не осталось еды ни на ужин, ни на завтрак, - раздосадованно смотрю на пустующие полки.
- Ничего страшного. Мы найдем, чем поживиться. В конце концов можно сходить в сам городок.
- Что? В цивилизацию?
- Я бы так это не назвал, но здесь есть магазины и местные лавочки, где продают все: от плетеных корзин до морепродуктов.
- Тогда, быть может, - поворачиваю голову к нему и выскальзываю из объятий, - мне надеть то черное платье, которое ты выбрал мне этим утром? - И, звонко смеясь, скрываюсь в спальне, слыша его рычание где-то рядом. Он знает, и я знаю, что он знает, что я не надену на себя этот наряд дальше спальни, выбрать одежду ещё предстоит.
Роюсь в чемодане, что раскрыт на полу, а рядом топчется мелкий член нашей семьи. Семьи. Так странно, но сейчас именно это определение подходит нашему маленькому коллективу. Мужчина, его женщина и собака. Забавно, я никогда раньше не думала, что возможно так сильно и так быстро привязаться. Хотя сейчас я не представляю себя отдельно от этих двоих. И теперь Барбадос, как и возвращение Адама к делам в Дортмунде, кажутся мне особенно жестокими пытками. Скоро этот момент настанет, и нужно подготовиться, хотя бы не реветь, как в Лондоне, полдня.
Мои волосы отодвигает сильная и нежная рука, и горячие губы прижимаются к пульсирующей жилке на шее. Возвращаюсь в настоящее из своих размышлений и рассматриваю то, что лежит на полу вокруг меня. Свой выбор я останавливаю на шелковом платье бледно розового цвета и достаю его из чемодана. Киваю на светлые брюки, которые Адам снял перед походом к морю, и рубашку, что я оставила здесь.
- Наденешь её для меня? - поднимаюсь с платьем в руках и направляюсь в душ, прихватив одно из пляжных полотенец, но возле двери притормаживаю. - Мне хотелось бы носить её на себе, ощущая твой запах.
Взгляд любимого вспыхивает страстью, но я уже закрываю за собой дверь, чтобы спустя пятнадцать минут выйти одетой и на ходу расчесывающей волосы.
- Надо составить список, - видя любимого все в тех же шортах, вопросительно поднимаю бровь.
- Ты заняла душ, - он сокрушенно вздыхает и смотрит взглядом точно таким же, как пес мелкий, когда проверяет, прокатила ли его игра. - Оставила меня здесь, в этой комнате, совсем одного.
- Бедняжка, - подхожу ближе, обнимая его за шею. - Как же мне загладить эту вину? - стучу указательным пальцем себе по губам, а после раскрываю глаза широко. - Придумала! Я напишу список!
- Что? - видя его нахмуренные брови, я смеюсь, и мой смех сопровождается громким лаем.
- Ты такой забавный сейчас, но иди в душ, - и как только он поворачивается, я не могу удержаться. Моя рука, опережая мысли, поднимается и опускается на упругую ягодицу мужчины, после чего я взвизгиваю и отскакиваю в сторону, избегая быть пойманной любимым.
- Ах ты проказница!
- Один - один, Адам, - прикрываюсь маленькой подушкой с разноцветными кисточками, как щитом. - Даже не думай, - говорю, когда он делает шаг навстречу. - Душ, милый, душ.

Спустя полчаса мы выходим на тропу, что, по словам Адама, ведет в город. Удобные босоножки на ногах совершенно не мешают мне шагать рядом с мужчиной. Наши руки соединены, а пальцы переплетаются в крепком пожатии. Это, как ничто другое, доказывает близость.
Городок Сант Агустин оказывается тихой сонной деревушкой, но тем уютнее в нем. Приветливые жители, радушные хозяева магазинчиков, которые смотрят на нашу пару умилительно, а видя мелкое пушистое чудо, вообще рассыпаются в комплиментах. Пока мы проходим одну из торговых улочек, Хикари до отвала наедается сочного мяса, а Адам нагружается пакетами с продуктами.
Задержавшись в небольшом кафе, чтобы перевести дух, мы целуемся в свете свечей, что горят на столах. Сытый щенок лежит в ногах, он даже глаза прикрывает от наслаждения, что дает нам время побыть наедине. Людей в этом кафе вообще почти нет, лишь официант и бармен, которые, скорее всего, являются членами одной семьи. Вот такой семейный бизнес бывает у людей. У Адама тоже, судя по всему, бизнес передается по наследству, и любимый также работает на деда, как здешние парни на своих родителей. Я не знаю, что это такое, Шарлотта отдалилась давным давно, отец занимается тем, что я и под страхом ужасных мук не переняла бы, и ему почти все равно на мою карьеру.
Рука любимого массирует мне шею и задевает волосы, отчего мои соски напрягаются.
- Давай оставим наши пакеты и просто погуляем?
- Да, но где оставим?
- Да хоть здесь, - я успеваю заметить, как Адам вместе с пакетами всовывает в ладонь хозяина пятьдесят евро.
- Это больше, чем наш счет, - шепчу на ухо, когда Фостер ведет меня на улицу.
- Зато гарантия, что наши пакеты уцелеют, и мелкий комок меха не увяжется следом.
- Ты очень коварный парень, - улыбаюсь и, подняв ладонь, провожу по его скуле и губам.
- Я, кажется, не говорил, но я всегда получаю, что хочу, будь-то сделки, машины или девушки.
- Да, девушки, - пытаюсь хмуриться, но настроение настолько хорошее, что это не удается. - Взять хотя бы меня. Я почти с первой минуты упала в твои объятия.
- На то и расчет, милая, - он обнимает меня и увлекает в узкий переулок за домом, в котором кафе, и тут же его губы накрывают мои в страстном и восхитительном поцелуе. Руки мои обвиваются вокруг шеи любимого, и я приподнимаюсь, чтобы ещё ближе прижаться к нему. Страсть, что с утра и до самых сумерек сдерживалась, вырывается на свободу. Я поднимаю одну ногу, поглаживая бедро Адама, в то время, как поцелуи его становятся все горячее. Но вот он отрывается от моего рта, не отпуская из объятий, и так мы стоим ещё минут десять.
- Куда дальше? - мой голос хриплый от сдерживаемой страсти. - Я за тобой пойду, куда скажешь.
И в этот момент не лукавлю, я действительно хочу быть рядом с Адамом, и не важно где.

Услышьте то, о чем она молчит -
Душою, сердцем, только не ушами.
Ведь к этой тайне есть свои ключи:
Она молчит, но говорит... глазами...
(с) Эндрю Фриз

Поцелуй получается с привкусом соли - как не сдерживаю себя, слезы все равно катятся по щекам. Мне больно, хоть я и не могу понять причины этой боли. Вернее, могу, но она основана на интуитивном восприятии того, что Адам не сказал. Невольно сравнивая со своей семьёй, внезапно осознаю, что мне повезло больше: по крайней мере один из моих родителей жив и, даже будь это не так, моё детство было счастливым.
“Каково же было любимому? Маленькому мальчику, который винит себя в смерти матери. Каково же нести на своих плечах такую ношу всю свою жизнь?”
Не замечаю, как объятия Фостера становятся крепче. И я вжимаю себя в тело мужчины, раскрывая свою душу для него больше и больше. Пришел мой черед быть откровенной.
“Но с чего начать? И как отвлечь Адама от его боли?” - мысли в голове прокручиваются, но словно натыкаются на невидимую стену. Фостеру до сих пор причиняют боль воспоминания. Это видно по напряженным плечам под моими ладонями, по настоятельной потребности мужчины прижать своё тело к моему.
Когда дыхание заканчивается в легких, отстраняюсь немного, в последний раз проведя губами по губам любимого, а после сама отвожу взгляд в сторону темного моря.
- Моё детство разительно отличалось от твоего, по крайней мере, какая-то его часть, - чувствую, как Адам трется носом о мои волосы. - Отец работал на Уолл Стрит, подолгу задерживаясь на работе, а мы с мамой были предоставлены друг другу: ходили гулять в парк и по магазинам, готовили вместе ужин и делали мои уроки.
Мужчина не перебивает меня, лишь легонько поглаживает спину ладонями. Прислоняюсь сама, не осознавая, что сейчас нуждаюсь в защите, защите любимого, потому что дальше воспоминания не очень радостные.
- Так продолжалось достаточно долго, пока однажды весь мой мир не перевернулся. Говорят, что тринадцать лет надо как-то пережить, и это самый несчастливый возраст. У меня он таким и оказался. Я была у подружки, мы собирались сделать девчачьи посиделки, но вспомнила, что забыла свою пижаму дома. Вернулась домой с соседнего этажа и наткнулась на ссору родителей, - лёгкие словно сжимаются, и я отодвигаюсь от любимого, пытаясь вдохнуть в легкие кислород, а в конечном счете, поднимаюсь на ноги, начиная ходить взад-вперед. - Точнее, на меня налетел незнакомый мужчина, которого отец вытолкал за двери совершенно обнаженным. Внутри квартиры было слышно, как мама что-то кричит, а затем я увидела, как она кидается на Майкла, лишь замотавшись в простынь, но мой шок от увиденного был настолько силён, что я даже не помню, что именно она говорила отцу. Зато очень хорошо помню, как он ударил её. Всего лишь раз он дал ей пощечину, но... - на мгновение останавливаюсь и, не глядя на Адама, продолжаю. - Я сейчас скажу ужасную вещь, но мне показалось тогда, что она заслужила больше. Понимаешь, она разрушила нашу семью. Нашу, на мой детский взгляд, идеальную семью.
Слышу тихий шелест камней под ногами, а после сильные руки Адама обхватывают и прижимают сильнее к крепкой мужской груди. Разворачиваюсь и сама обвиваю руками его талию, утыкаясь лицом ему в шею.
- Я уехала с отцом в Лондон на следующий день, и с того времени девять лет даже словом не обмолвилась с матерью, - мои руки крепче сжимают любимого. - В Лондоне я вела себя бесшабашно, возможно, таким образом пытаясь привлечь внимание моего трудоголика-отца. И в некоторых случаях мне это удавалось. Всё изменилось, когда позвонил Филипп - это второй муж мамы. Он рассказал, что у Шарлотты злокачественная опухоль. С того момента время для меня начало обратный отсчет. В течении двух лет я разрывалась между работой, Ниццей и своим не слишком девчачьим увлечением - стритрейсингом. А когда случился тот инцидент с Джерри и судом, у меня словно украли возможность быть рядом с матерью. И поэтому я была такой взвинченной тогда в аэропорту, - немного отодвигаюсь и заглядываю в глаза мужчины: - А после был тот месяц в Коломаре. Он словно в очередной раз перевернул мою жизнь. Адам, у тебя бывало ощущение, что ты гонишься за скорым поездом?
- Да, и не так давно, - он поджимает губы, и до меня доходит, чего ему стоили мои выходки. - Дня так четыре назад.
- Милый, посмотри мне в глаза и пойми, что я не суицидница. Я уже говорила, но, наверное, мне следует повторять как можно чаще, чтобы это недопонимание перестало иметь власть над нами.
- Тогда почему ты не боролась? За свою жизнь, за возможность дышать?
- Поскользнувшись на бортике бассейна, я сильно ударилась и, скорее всего, потеряла сознание, а не умышленно решила устроить утопление себя. И, кстати, синяк на моем лице - лучшее доказательство.
Любимый все ещё хмурится, и я, приподнявшись на цыпочки, прижимаюсь к его поджатым губам. Раз, второй, третий, пока его губы не поддаются под моим натиском.
- Адам, - шепот между поцелуев, и мои руки поднимаются выше, зарываясь в его волосы. На этот раз уже я хочу ощущать его тепло близко, хочу его себе под кожу. - Адам, хочу…
- Сладкая… - он всегда меня так называет, ещё с первой встречи в Хитроу. - Ты…
- Я… - но слова застревают в горле, оставляя лишь взгляд, которым я и пытаюсь передать любимому, как мне жаль. Не мужчину, скорее малыша, который остался круглым сиротой на попечении отца-алкоголика. Маленького мальчика, которому не на кого было положиться, некому его было защитить от зла этого мира. Я узнала, что это зло существует, значительно позже. - Пойдем обратно, Адам, - взяв его за руку, направляюсь по тропинке обратно.
Мужчина идет рядом, свободной рукой обнимая меня за талию. Мы ничего не говорим, да и не нужно это. Сегодня было сказано много слов. А несказанного осталось ещё больше. Но мне достаточно даже крупицы информации о мужчине, чтобы догадываться о его скрытности и дистанции с другими людьми. И потому ещё дороже те откровенные слова о его жизни.
Я люблю, и эта любовь делает меня словно отражением любимого. Сегодня я это поняла, как никогда ранее: не смогла удержать слез от его рассказа и не смогла вымолвить ни слова, когда он закончил. Но теперь мне стали более ясны его слова, сказанные тогда на яхте в ответ на вопрос о дне рождения. Вот почему он сказал, что этого дня у него нет: Адам считает себя виноватым за смерть матери.
“Но неужели никто и никогда не говорил ему, что смерть женщины при родах не такой уж и редкий инцидент? Кузина Моники тоже умерла год назад от большой потери крови, когда рожала близнецов. И до этого я слышала о подобном. Ситуации бывают разные, как и положение ребенка при родах, так и физическое состояние женщины. Но, видимо, кому-то было выгодно спихнуть вину на ребенка, чтобы скрыть свои огрехи. Это так подло.”
Теперь я ещё больше преисполняюсь желанием устроить для любимого мужчины день рождения и показать ему, что бывает иначе. И в этот момент понимаю, что даже не знаю, сколько лет Фостеру. Я почти ничего не знаю о нем. Ни где живет, ни с кем живет, ни дня его рождения и кто он по гороскопу, ни даже возраста. Абсолютно закрытый для меня, хотя и рассказал о другом, возможно, более важном, чем мои статистические вопросы. Но зато я знаю, что именно нужно будет сделать в день рождения любимого. Главное, оказаться рядом.
Пока я строю планы, даже не замечаю, что мы уже дошли до дома, не забыв зайти в кафе и забрать покупки и щенка. Хикари словно чувствует наше общее гнетущее настроение и даже хвостом не виляет, как он может бодро, не говоря уже о лае. Есть совсем не хочется, но это что касается меня.
- Будешь ужинать? - мужчина лишь качает головой. - Может, хоть чай? Кофе?
- Ничего не хочу, но если ты голодна…
- Я тоже не хочу.
Направляюсь в спальню, на ходу снимая с себя платье, и уже голышом забираюсь в душевую кабинку. Адам присоединяется ко мне, но совершенно без сексуальных домогательств. Мы моем друг друга, словно стараясь водой смыть то, что нас запачкало. То прошлое, что изгадило наши души, сегодня будто вымазало тела. После душа, так же в тишине, мы ложимся в кровать, и любимый тут же притягивает меня к себе, утыкаясь носом в мои волосы. Сегодняшней ночью тесные объятия лучше секса и дальнейших разговоров раскроют наши чувства. Порой слов недостаточно, завитушки на буквах и изящная грамматика не могут передать сердечного тепла.

Утро наступает слишком быстро. Кажется, только сомкнула веки, откинув все мысли, и вот уже солнечный свет бьет в глаза. Адам все ещё спит, положив руку на моё бедро, его брови хмурятся даже во сне, что свидетельствует о том, что даже в царстве Морфея его тело не отдыхает. Но даже несмотря на явно не сладкие грёзы, мне нравится рассматривать любимого в такой интимный момент, как сон. Поднимаю руку и разглаживаю морщинку между его бровей. Мужчина что-то бормочет и трется щекой о подушку. На моих губах появляется улыбка: он такой милый с этой взлохмаченной челкой, которая падает ему на лоб, приоткрытыми губами и тихим сопением. Мой. Сейчас, в этот утренний момент, он мой. Не могу бороться с собой и приподнимаюсь, чтобы прижаться губами к уголку его губ. Фостер облизывается, и это вызывает у меня ещё одну улыбку. Но для того, что я хочу сделать, сейчас самый удачный момент.
Убираю ладонь мужчины со своего тела и выскальзываю из-под покрывала. Рубашка, которую я уже начинаю считать своей, лежит на кресле в углу. Надевая на себя хлопковую ткань, прикрываю глаза от наслаждения - запах Адама словно окружает меня, исходя от мягкой материи. Осматриваюсь вокруг, и мой взгляд останавливается на мужчине поверх белых простыней, его рука покоится на животе, чуть ниже пупка, и я думаю о том, что скрыто покрывалом. По моему телу прокатывается дрожь наслаждения.
“Черт, что сделал со мной этот мужчина?”
Но времени не так много, пока Хикари не поднял лай и не разбудил Адама досрочно. У меня одно важное дело, очень важное, так как после рассказа понимаю, что сам Фостер ни в жизни не расскажет мне о дне смерти своей матери, который одновременно является днем его рождения.
Открываю дверь спальни, и щенок тут же поднимает голову, легонько виляя хвостом.
- Тихо, Хикари, - почти на цыпочках выхожу из спальни и прикрываю за собой дверь. - Идем, сообразим всем нам завтрак.
Акита-ину тут же поднимается на лапы, устремляясь навстречу, и я подхватываю его, прижимая к себе и поглаживая его мягкую шерсть. Мой взгляд падает на небольшую вазочку, из которой торчат бумажник и телефон Адама. В этот момент до меня доходит, что надо Монику предупредить, где я и почему номер телефона больше недоступен. Но сейчас меня больше волнует бумажник. Адам был на машине в Ницце, а значит, хотя бы права, но есть у него там.
Чувствуя себя взломщицей, опускаю щенка на пол и тянусь к вазочке. Понимаю, что поступаю не очень красиво, но знаю, что другого выхода просто нет. Водительские права действительно в нем и, хвала Господу, день рождения любимого только 13 августа, а значит, я успеваю осуществить все, что задумала.
“Если, конечно, он мне позволит.”
И вместе с датой нехитро подсчитываю, что Фостер старше меня на четыре года. Идеально.
- Значит, ты у меня гордый царь зверей, - убираю права и возвращаю бумажник в вазу. - Это хорошо, люблю дни рождения летом.
- Тяф! - акита-ину крутится у дверей, становясь передними лапами на стекло.
- Сейчас, только не шуми, - открываю ему панорамное окно, и мелкий щенок тут же устремляется в кусты. Я же возвращаюсь к столу и смотрю на телефон Адама.
“Надо позвонить, надо. Заодно приготовить завтрак любимому и ещё и таким образом продемонстрировать свои чувства к нему. Если заботишься о ком-то - значит любишь.”
Телефон словно сигналит мне, подбивая набрать одиннадцать цифр. Долго сопротивляюсь этому порыву, но осознаю, что больше прятаться не могу. Совесть побеждает.
Беру “Самсунг” и набираю номер, который знаю наизусть. Гудки длятся несколько минут, но я-то знаю, что сейчас Монс только готовится ко сну. Когда я уже готова скинуть вызов, раздается её “Алло”.
- Моника, это я.
- Кто я?
- Дурёха, не прикидывайся, что не узнала мой голос.
- Арлин?
- Ну, а кто же ещё.
- Что это за номер?
- Это номер моего… - на мгновение задумываюсь, как охарактеризовать мужчину, с которым сплю несколько дней. - Моего друга.
- Что ещё за друг и где твой телефон? Я столько сообщений тебе оставила на голосовой почте.
- Я его разбила, поэтому передавай на словах.
- Сони позволили перенести съемку на следующую неделю, и в понедельник ты должна быть уже на Барбадосе, чтобы больше не было никаких проволочек.
- Как любезно с их стороны, - рассматриваю, как ветер колышет листья деревьев.
- Арлин, я соболезную, - голос моего агента звучит приглушенно. - Но тебе можно звонить на этот номер или нужно заказать тебе новый? Где ты, кстати?
- На Форментере, - мои губы изгибаются в улыбке, когда представляю выражение лица моей подруги.
- Как ты там оказалась?
- Это очень забавная история, - странно, но сегодня я даже могу говорить об этом без душащей меня боли. - Меня выкрали из дома и увезли сюда.
- Черт знает что творится.
- Мне пора, телефон мне нужен, но не прямо сейчас. На счет понедельника поняла. Скинь на этот номер точный адрес, куда ехать на Барбадосе.
- Арлин, подожди…
- Пока, Монс, до встречи в понедельник.
Слышу её возмущенный голос, но даю отбой, понимая, что хорошо сделала, что позвонила.
Возвращаясь в реальность, оборачиваюсь к кухне.
- Так, завтрак.
С этими словами направляюсь к холодильной камере и пакетам, что остались на полу лишь наполовину разобранными. Фрукты и молоко мы убрали вчера, а вот хлеб и булочки остались неприкаянными. Как и две бутылки местного вина.
Спустя двадцать минут на подносе уже стоит молочник со сливками, апельсиновый сок, две чашки горячего и ароматного кофе, тосты, кусочек сливочного масла и клубничный джем. Довольная результатом, направляюсь в спальню, чтобы разбудить спящего красавца.
Открыв и закрыв ногой дверь, подхожу к кровати. Ощущение, что Адам и не шевелился за все время моего отсутствия. Забираюсь на кровать с ногами, усаживаюсь на бедра любимого и, устроив поднос с завтраком немного выше, радуюсь, что ничего не разлила.
- Просыпайся, Адам, - ерзаю на его ногах. - Просыпайся, сегодня у нас масса дел.
- М-м-м, - он приоткрывает сначала один глаз, затем второй, рассматривая меня сонным взглядом. А я смотрю и думаю: "Нет ничего сексуальнее просыпающегося мужчины."
- Это тебе, - указываю на поднос. - Завтрак чемпионов.
- А ты входишь в этот завтрак? - его голос звучит хрипло и не понять, то ли ото сна, то ли тут другая причина.
- Посмотрим, - улыбаюсь и беру одну чашку со столика, ощущая, как Адам подтягивается, чтобы сесть в постели.
- Посмотрим, - отзывается эхом мужчина, но я вижу жар в его глазах, пока он намазывает тост сливочным маслом.
“Какие красивые у любимого руки, сильные, с ухоженными ногтями. Эти руки подарили столько наслаждения мне.”
Начинаю нетерпеливо ёрзать на его коленях, ощущая, как жар от темно-карих глаз мужчины опаляет моё тело. Но на каком-то упрямстве продолжаю пить кофе, стараясь не поперхнуться, когда ладони Адама забираются под рубашку, поглаживая мои бедра. Сердце пропускает удар, но когда Фостер берет столик и спускает его на пол, спрыгиваю с его колен, качая пальцем.
- Нет, нет, нет, мистер Фостер, вам не удастся уложить меня в кровать до вечера, - он резко садится, но я уже оказываюсь на полу, отходя к двери. - У нас так мало времени на этот внеплановый отпуск. Ещё столько можно успеть, столько…
- Ар-р-рли-и-и, - тянет Адам, поднимаясь с кровати и наступая на меня, совершенно обнаженный и возбужденный, так что мои колени в одно мгновение становятся ватными.
Когда он опускает руки на стену по обе стороны моей головы, я уже не собираюсь убегать и не отрываю взгляда от его губ. Поцелуй не становится неожиданностью, но ощущения для меня словно впервый раз испытанные: от покалывания губ до какой-то глубинной необходимости растворить себя в этом мужчине. Но когда он вновь задирает свою рубашку на мне, упираюсь в плечи Адама. И только тут до меня доходит, что именно меня напрягает в этой ситуации: старуха, которая в любой момент может нарушить наше уединение. И хотя Адам сказал, что она не побеспокоит больше, моя нервозность неподвластна разуму.
- Ты так и не позавтракал толком, - веду пальцем по его щеке и скуле, чувствуя, как напряжен любимый после моего отказа, но продолжаю прижиматься, пока не касаюсь губ. - Тебе надо поесть, - и, приподнявшись, целую его. - Не дело, чтобы мой мужчина был голодным.
Не осознаю свою оговорку, пока Фостер не подхватывает меня на руки и не несет в кухню.
- Значит, совместим приятное с полезным, я буду есть с тебя, - его улыбка заставляет мои соски затвердеть ещё до того, как любимый прикоснется к ним. - Дай только придумать, с чего начать, - он делает вид, что задумчиво рассматривает кухню. - Наверное, это будет что-то сладкое. И знаешь, что я сейчас вижу?
- Что? - выдыхаю, ощущая, как мужчина расстегивает пуговицы на рубашке, оголяя сначала мои ноги, а после живот и грудь, спуская белый шелк с моих плеч.
- Ложись, милая, - он надавливает легонько на плечи, заставляя меня опуститься на спину на столе, - и закрой глаза. Ну, давай же, закрывай, - подгоняет Адам, и я прикрываю веки, ощущая, как через открытые окна легкий морской бриз ласкает моё обнаженное тело. - Я сейчас.
- Адам! - поднимаю голову, чтобы увидеть, что он задумал, но Фостер оборачивается и со словами “Закрой глаза” снова поворачивается ко мне спиной.
Когда первая капля падает на живот, вздрагиваю, и глаза мои раскрываются.
- Что ты…? - но дорожка из золотистой жидкости пересекает живот и касается груди, так что тело непроизвольно выгибается, а бедра раздвигаются в стороны. - А-а-ад-а-ам, - не могу сдержать стона, когда язык любимого следует за медовой дорожкой от живота и выше. Мужские губы смыкаются на соске, опаляя моё тело, словно горящая метка, и я начинаю ёрзать на столе, зарываясь пальцами в короткие волосы и притягивая мужчину к себе. Но только хочу обхватить его ногами, он отстраняется.
- А-а, не так быстро, Арли, - золотой рисунок на моём теле вновь начинает обретать очертания, а за ним следует язык и губы любимого. От желания, бушующего в крови, начинает закладывать уши, но Адам словно только сильнее заводится от моих стонов и мольб. Медовые дорожки спускаются к развилке бедер, и он касается самого интимного места, собирая сладкие капли.
- Пожалуйста, - моя спина выгибается дугой, а руки сжимают столешницу так сильно, что белеют костяшки пальцев. - Пожалуйста, Адам.
- Что, милая? - его голова появляется между моих ног. - Расскажи, что ты просишь.
- Ещё-о-о, - между ног влажно, и я уже не могу понять, моя ли это влага или мед. - Пожалуйста, ещё… - И мужчина вновь касается так, что электрические заряды прошивают все моё тело, и доводит меня до сумасшествия своими губами и языком.
Легкие горят, и с криком экстаза воздух высвобождается. Сквозь звон в ушах слышу, как Адам что-то говорит про отличный завтрак, но я словно наполовину удовлетворена. Это все равно, что вместо мяса есть сою, набивая живот и не чувствуя насыщения. Любимый целует мои губы, отмечая их медом и моим собственным вкусом, после стаскивает меня со стола и прижимает к себе. И так, не разрывая объятий, направляется на улицу, а затем по тропинке к спуску, что ведет к морю.
Через десять минут мы уже в воде, совершенно обнаженные в лучах утреннего солнца, которое поднимается выше, обеспечивая нам легкий загар. Оседлав бедра мужчины, я поднимаюсь и опускаюсь, почти не чувствуя земного притяжения. Сначала медленно, ощущая растяжение напряженной плотью любимого, под симфонию хриплых выдохов и протяжных стонов. Касания члена глубоко внутри заставляют мое тело вибрировать, а каждый последующий толчок вынуждает кровь быстрее бежать по венам, так что перед глазами все плывет, а солнечные блики, что отражаются на водной глади, чуть ли не ослепляют меня.
Громкий протяжный стон с губ, и я откидываюсь на воду, содрогаясь и сжимая любимого внутри себя, раз, второй, третий, чтобы спустя вечность или минуту ощутить его кульминацию. Адам выгибает спину, словно глубже толкаясь, и горячее семя заполняет меня, пульсирующими толчками продлевая мой оргазм. Соленая вода смыла мед с наших тел, но теперь я чувствую себя заполненной. Правильным способом заполненной.
Приподнявшись, вновь обнимаю Фостера за шею, все ещё не разъединяя наших тел, и накрываю его губы своими.
- Я звонила своему агенту сегодня. В понедельник мне надо быть на Барбадосе, - отрываюсь на мгновение, чтобы перевести дыхание, и начинаю перебирать влажные волосы на затылке Адама, пока его ладони поглаживают мою поясницу. - Съемки могут занять до четырех недель, зависит от погоды и съемочной группы.
- Угу, - все, что издает мужчина, и я не понимаю, это хорошо или плохо.
Отстраняюсь на мгновение от него, лаская его губы своими, и чувствую, что своими словами разрушила атмосферу беззаботности между нами. Отодвигаюсь, ощущая, как он выскальзывает из меня, и опускаю ноги на песчаное дно.
Стою напротив и не знаю, что сказать, что сделать, чтобы удержать любимого рядом. Он стал моим спасением от меня самой и моих темных демонов. И в этот момент четко, как никогда, осознаю, что просто не смогу без Адама. Он показал мне, что я могу испытывать рядом с ним, и только с ним. Даже гипотетически не могу видеть рядом с собой других мужчин, в отличии от ревностных картинок и представления других женщин в жизни любимого.
- Что будет дальше с нами, Адам? - и задерживаю дыхание, ожидая, что скажет Фостер на это.

Доброго утра.
Сначала испугалась, что упустила важную дату. Но раз начали поздравлять за день до... то и я добавлю, что приготовила.
Любимый мой котик, с днем рождения, тебя!!!
Пусть небо над головой всегда будет безоблачным!
Пусть счастье наполняет твою жизнь красками!
Здоровья тебе и благополучия!!!
Я люблю тебя!!!

На память о нашем незабываемом и незапланированном отпуске.

Скучай по мне, пожалуйста, прошу.
Душой и сердцем, мыслями своими.
Ты знаешь, я одним тобой дышу.
Как дышат люди, ставшие родными.

(с) Наталья Андросова

Ибица. Испания

Я ненавижу прощания. С самого детства предпочитала уходить по-английски. Но не в этот раз. И не с этим человеком. Наши расставания с Адамом превращаются для меня в сдирание кожи заживо. С того самого утра на вокзале в Лондоне я четко, как никогда, осознала, что мне не хочется оставлять любимого. Не хочется даже час проводить вдалеке от него. И сейчас, прижимаясь спиной к нему и стоя на носу яхты, что стремительно приближается к порту Ибицы, мне хочется вернуться в наш дом на Форментере. Гнетет чувство, что теперь, когда мы уехали оттуда, все снова станет плохо, вернется боль и воспоминания будут мучить по ночам, не давая уснуть. Понимаю умом, что наше расставание не продлится вечность, что даже если я не успею за полторы недели отсняться, любимый приедет ко мне. Однако самоуспокоение плохо помогает. Развернувшись в объятиях, обнимаю за шею Адама и, привстав на цыпочки, прижимаюсь губами к его губам, целуя жадно и отчаянно, так что спустя минуты легкие начинают гореть от недостатка кислорода. Хватка любимого на моем теле говорит без всяких слов, что он тоже не хочет выпускать меня из рук. Только это и помогает мне сдержать себя и свою просьбу лететь со мной. У Адама тоже есть жизнь, и она не на другом конце света, как Барбадос, а всего лишь в паре тысяч километров на север.
- Я позвоню, когда прилечу в Бриджтаун.
Расстояние между Европой и Карибами кажется мне теперь ещё большим.
- Ты же разбила свой телефон, - мужчина продолжает обнимать меня, и я стараюсь впитать в себя как можно больше его тепла. - Или нет?
Я уже знаю ход мыслей мужчины, но лгать смысла нет. Питаю надежду, что когда-нибудь настанет момент, когда Фостер перестанет сомневаться в каждом моем слове и поступке.
- Правда разбила. Но когда я разговаривала с Моникой, сказала, что мне нужен новый, и она обещала доставить мне смартфон прямо в аэропорт. Надеюсь, ты не против повторить свой номер телефона?
- Неужели не запомнила? - поддразнивает он, целуя в нос, и этим незамысловатым жестом дарит мне намного больше тепла, чем жаркое испанское солнце.
Слегка улыбаюсь, но ответить не успеваю, так как Купер объявляет, что мы прибываем в порт. Обернувшись, вижу вокруг много разнокалиберных яхт, людей на пристани, машин, едущих по дороге. Внутри нарастает желание спрятаться в каюте внизу, уплыть снова как можно дальше от этого места, но яхта уже пришвартовывается, а после и мостик устанавливают, чтобы мы могли перейти. Щенок сидит на моих руках и осматривается вокруг, негромко поскуливая. Снимаю очки с Адама и надеваю их, скрывая хотя бы глаза и брови: меньше узнавания - меньше проблем.
Ступив на землю, тут же одной рукой беру ладонь любимого, чтобы ощущать его рядом, пока есть такая возможность. Путь до аэропорта оказывается слишком близким. Можно даже сказать, что он находится прямо в городе. Машина такси через десять минут останавливается у входа в здание.
- Приехали, - говорит таксист, указывая на счетчик, и Фостер достает бумажник.
- Большое спасибо, - говорит он по-испански, и я удивленно смотрю на него. - Что?
- Говоришь на испанском? И ничего не сказал той старушке, когда она высказывалась на счет моего “Рататуя”?
- Лишь немного, - он пытается притянуть меня ближе в объятия, но тут же начинает скулить зажатый между нами акита-ину. - Эгоистичный комок меха, - беззлобно ворчит мужчина, а после продолжает, поглаживая мои плечи: - Помнишь Роба? Мужчину в порту Ниццы? - киваю. - Вот он и научил обиходным словам.
- Точно? - прищуриваюсь. - Может быть, это были подружки из этих краев, которые хотели попасть в твой уединенный дом?
- Не стану отрицать, многие пытались. И говорили, что я хорошо владею языком. Ай! - просто не могу сдержаться и пинаю его в колено, но, так как я в шлепанцах, особого эффекта это не дает. - За что?
- За владение языком, - ворчу и, гордо подняв голову, направляюсь в аэропорт с тяфкающим, явно тоже в осуждение поступков Фостера, Хикари.
- Арлин! - мужчина догоняет и улыбается на все тридцать два. - Что в моей фразе тебя так задело?
- Знаю я уже, как ты владеешь своим языком, - стараюсь контролировать свои слова, но ревность все равно добавляет стали в голос. - Знаю.
- О черт, - теперь Адам уже в открытую смеется, и я, несмотря на обуявшие меня чувства, еле сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться в ответ. - Я шутил, милая, но, скажу прямо, мне очень приятна твоя ревность. Всегда, кроме ударов по ногам.
- Я ещё и не так могу, - но напряжение, вызванное непрошеной фантазией, где любимый с другой женщиной делает то же, что он творил со мной, отпускает.
Толпы народа, веселящиеся туристы, прилетевшие на отдых, менее буйные улетающие, но мы вдвоем, словно в пустом помещении. Разговор без слов, когда общаются души, и это самое ценное, что может быть в жизни. Не нужно судорожно искать темы, чтобы заполнить пустоту. Между нами её больше нет. И сейчас, глядя в глаза мужчины, я размышляю о том времени, когда мы встретимся. Не хочу думать, как я отпущу ладонь любимого, направляясь на свой рейс.

- Арлин Меррик вас ожидают возле стойки регистрации “А14”, - громкий голос с акцентом разрушает магию нашего уединения. - Арлин Меррик, вас ожидают возле стойки регистрации “А14”.
- Проклятие! - ворчу, осматриваясь по сторонам и пытаясь понять, куда направляться. - Наверняка это курьер. Я сейчас.
- Без меня никуда не пойдешь, - Адам берет мою ладонь и более уверенно, чем я, направляется к вышеупомянутому месту встречи. Не сопротивляюсь, в глубине души радуясь, что он не хочет выпускать меня из рук так же, как и я его, желая касаться любимого человека хотя бы ладонями.
- Конечно, милый, - улыбаюсь и следую за Фостером, пока мы не останавливаемся рядом с мужчиной в шортах а-ля Гавайи.
- Добрый день, - здоровается Адам, а я просто осматриваюсь вокруг. - Вы просили позвать мисс Меррик?
- Нет, это была я, - раздается за спиной знакомый голос, и я резко разворачиваюсь, понимая что, несмотря ни на что, рада видеть знакомое лицо, не связанное с потерями.
- Монс! Что ты здесь делаешь? Почему не ждешь меня в Бриджтауне? - на мгновение разжав наше с любимым рукопожатие, обнимаю свою хорошую подругу.
- Я решила, что если ты сегодня не явишься на рейс, мне придется объездить всю Форментеру в поисках звезды.
- И ты, Брут? - качаю головой и, вновь взяв за руку Адама, подвожу его ближе. - Моника, познакомься, это мой бойфренд Адам, - стараясь не обращать внимания на отвисшую челюсть Монс, поворачиваюсь к Фостеру. - Адам, а эта не слишком воспитанная дама - мой хороший друг и по совместительству продюсер Моника Спарсен.
- Приятно познакомиться, - любимый пожимает маленькую ладонь, которую ему протягивает моя подруга.
Не могу объяснить, откуда это берется, но внутри зарождается рычание, которое с большим трудом удается подавить. Улыбка становится натянутой, а все существо во мне кричит: “Моё!”. Я всегда была ревнивой, но никогда не ощущала такого к близким людям. Для меня это все равно, что ревновать маму к Доминику. Но сейчас, глядя на потупленный взгляд своего продюсера, мне хочется, как шимпанзе, влезть на Адама и кидаться экскрементами во всех вокруг. Подавляя это желание в себе, мне с трудом удается сохранять внешнее спокойствие.
- Ты привезла новый телефон? - на мой резкий тон Монс отдергивает свою руку от Фостера и переводит на меня вопросительный взгляд. - Те-ле-фон, - повторяю по слогам, из последних сил стараясь не рычать.
- Ах, да, - она лезет в сумочку и, достав новый “Хуавей”, протягивает его мне.
Я почти выхватываю из её рук плоский и суперновый смартфон и, включив его, наблюдаю корейскую заставку. Мне однозначно не хочется, чтобы именно она была в моем телефоне, потому усердно утыкаюсь в экран в поисках настроек, пока меня сзади не обнимает Адам. Лишь ощущая его так близко, возвращаю себе самообладание. Эти полторы недели на Форментере внушили мне мысль, что этот мужчина принадлежит только мне, и вот теперь приходится возвращаться в реальность.
- Твой номер я оставила прежним, но, если нужно, в него можно вставить ещё одну сим-карту, - почти не слышу, что говорит моя подруга, как и не могу сосредоточиться на настройках, чувствуя, как Фостер гладит мой живот ниже пупка, одновременно с этим потираясь носом о волосы за ухом. Моя мысль, несмотря на множество народа в аэропорту, лишь одна: “Ниже, милый, ниже, ниже”. Но, видимо, Адам гораздо лучше держит себя в руках, потому что ничего, кроме рисования пальцами узоров на животе, не происходит.
- А-а-ада-ам, - выворачиваюсь из его рук, понимая, что сейчас для меня это становится пыткой. - Перестань, если не хочешь раздеть меня прямо посреди зала ожидания.
Глаза его нахально сверкают в ответ, а на губах расплывается самодовольная улыбка, но любимый оставляет руки на моей талии, не пытаясь снова приставать. Спереди и сзади нас обходят другие пассажиры, и я наконец перевожу взгляд на Монс.
- Во сколько у нас начинается регистрация на рейс?
- Через полтора часа, - хмурюсь, понимая, что за это время мы бы могли с Адамом… - Прости, время вылета изменили только сегодня. И радуйся, что не на более раннее.
- А ты во сколько летишь? - разворачиваюсь к мужчине, поглаживая его плечо. Побороть свою потребность в прикосновениях к нему, в ощущении его теплой кожи под пальцами, не могу и не желаю.
- Мой рейс в шесть вечера, так что время у нас ещё есть, - лишь мы вдвоем понимаем, о каком времени он говорит, мой продюсер совершенно не вникает в тонкости общения. Эти полтора часа словно украдены у судьбы, и мы проведем их вместе. Возможно, даже наедине. От одной лишь мысли, что можно заняться любовью в общественном месте у меня слабеют колени, а в животе начинают “порхать бабочки”.
- Идемте. Вижу неплохой ресторан, может быть, там можно и поесть? - вставляет слово Моника, и я оборачиваюсь в том направлении, куда указывает моя подруга.
“Интересно, если её отвлечь на пиво в этом ресторане, мы сможем улизнуть незаметно на полчаса?”

- Адам, оставь мне свою улыбку на память, - усевшись рядом в кресло, поднимаю смартфон для селфи и улыбаюсь, когда чувствую, что в момент вспышки губы любимого прижимаются к моей щеке. - Это будет замечательная заставка на моем новом телефоне.
- А мне?
- А тебе я пришлю себя, - наклоняюсь к любимому, понизив голос до соблазнительного шепота, - себя на Барбадосе, в морской воде и совсем без одежды в момент, когда я особенно сильно буду скучать по тебе.
Напоследок прикусив мочку его уха, отодвигаюсь, наслаждаясь тлеющим пламенем на дне темно-карих глаз.
- Скажи, сладкая, а на сколько по шкале от одного до пяти ты уже начала скучать? - Адам делает глоток из своего бокала, прикрывая таким образом хитрую улыбку, но взгляд… Боги! Этот взгляд словно медленно раздевает меня.
- Дай-ка подумать, - откидываюсь на спинку своего кресла и пальцем стучу по губам. - Пока лишь на один. Но чем ближе посадка, тем больше я скучаю.
- Надо, чтобы ты ещё долго помнила обо мне, милая, даже прилетев на Барбадос, - его ладонь поднимается по моей ноге от колена выше, и лишь небольшая ширма скрывает нас от всего зала, а телефонные разговоры - от Моники. - И я знаю, как это сделать, - он поднимается на ноги и протягивает мне руку. - Идем.
- Монс, присмотри за щенком, мы скоро, - только и успеваю попросить прежде, чем меня уверенно ведут к другой стороне ресторана. “Туалет. Боже, почему я сама не додумалась до этого. Теснота кабинки, большое зеркало и стены.” - Адам, мы правда…
- Т-с-с, - он прижимает палец к моим губам и увлекает, пока никто не видит, в эту небольшую комнату.
Едва успеваю рассмотреть довольно дорогую обстановку, отметив кварцевое зеркало во всю стену и мраморную столешницу раковины, как дверь запирается на замок, и Адам обрушивается на мои губы поцелуем, жадно их раскрывая, проталкивая язык и забирая себе весь кислород. Каждое касание, каждое движение сильных рук по моему телу создает электрические разряды между нами. И я отвечаю не менее жадно, забираясь ладонями под одежду и поглаживая поясницу любимого.
- Хочу, - жаркий шепот меж поцелуев, и тяну вверх футболку мужчины, а после ладонями обвожу каждый кубик пресса, прижимаясь губами к горячей коже. Затем прикусываю напрягшиеся маленькие соски и поднимаюсь выше, пока не касаюсь языком шеи любимого. - Хочу, - его руки шарят по моему телу, выгибая меня навстречу и подталкивая в сторону раковины.
- Моя! - его не то рычащие, не то урчащие слова волнуют меня все сильнее, - моя!
- Да-а-а, - стон с губ, когда Адам накрывает грудь сквозь тонкую ткань платья, - сейчас, милый, пожалуйста…
Любимый резко разворачивает меня, наклоняет к раковине и, задрав подол платья, сдергивает стринги к коленям. Его руки уже не так нежно, как раньше, шарят по моим ногам и ягодицам, а я же не отрываю глаз от отражения в зеркале и не узнаю в этой одержимой наслаждением женщине себя: бретель платья спущена, и правая грудь оказывается снаружи, почти касаясь мраморной столешницы. Мужчина встает за моей спиной, и пока одна его рука ласкает моё бедро, другой он расстегивает свои джинсы. Мгновение промедления, и я ощущаю касание его горячей плоти ягодицами, а после и жаркое растяжение внутренних мышц, когда пустота заполняется. Стон с моих губ и встречное движение бедер, когда ощущаю его ладони на спине и плечах. Одна рука Адама спускается и сжимает мою грудь, другая же - натягивает волосы, заставляя выгнуться. Жаркая и порочная картинка в зеркале: взгляд мужчины, что отражается там и встречается с моим, полон страсти и жадной потребности. Любимый покусывает мою шею и плечо, но не отрывает так же, как и я, глаз от зеркала. Толчок внутри и сжатие соска, что тоже видно в отражении, возбуждает ещё больше. Губы раскрываются, и я не могу сдержать стона наслаждения.
- Уже перестала скучать? - хриплый голос Адама будоражит лишь сильнее, заставляя тереться всем телом о мускулистое тело, пока он снова не наклоняет меня и, сжав плечо, не толкает на себя. Ладонь мужчины, сжимающая мои волосы, тянет за них, отчего судорога охватывает мои ноги, вынуждая сжать колени и его плоть внутри себя. Животное соитие, которое останется в памяти навсегда, несмотря на время.
Ещё один толчок сквозь сжатые в предоргазме мышцы, и я срываюсь с обрыва и лечу в пучину наслаждения. Мои крики заглушает ладонь Адама, а судороги оргазма - сжатие его другой руки. Когда волна спадает, и я могу сделать вдох, то понимаю, что от столешницы ещё несколько минут не отойду. Теперь прикосновения любимого полны нежной ласки, начиная от того, как он водит носом и губами по шее, и заканчивая руками, что гладят по волосам и спине.
- Мне будет не хватать этого на Карибах, - улыбаюсь и выпрямляюсь, прислонившись к груди любимого.
- Очень на это надеюсь, - выдыхает Адам, поправляя мне платье спереди, и, словно бы невзначай, гладит сосок, на что тело отзывается дрожью.
Спустя минут пять я уже могу стоять на ногах, а платье вновь прикрывает мой зад и ноги. По Адаму вообще не скажешь, что он только что занимался сексом. Кое-как пригладив пальцами свои волосы, направляюсь к двери, чтобы открыть замок, и тут же оказываюсь в крепких объятиях.
- Десять дней, - его губы выцеловывают дорожку к моим, пока я не поворачиваю голову. - Десять дней, и я тебя заберу себе.
“Навсегда?” - не решаюсь спросить об этом, понимая, что слишком глупо себя веду. Слишком сильно размечталась. В идеале счастьем будет даже то, что он действительно приедет, если я не успею закончить съемки. А если вспомнить, что я даже приблизительно не знаю, где его искать, то съемки даже осознанно затяну.
- Посмотрим, - стараюсь улыбнуться, хоть и появляется ощущение, что я упускаю какую-то важную часть себя, улетая от Фостера сейчас. И только тогда понимаю, что теряю, когда Адам нежно проводит по моей щеке костяшками пальцев.
- Я приеду, - словно бы отвечает на мои мысли любимый, и я, приподнявшись на цыпочки, целую его так же нежно, как он касается меня.
Дальше тот же ритуал: очки на глаза и маску на лицо, по которой - очень на это надеюсь, - невозможно прочитать ничего из пережитого только что. Адам открывает дверь, и его рука продолжает гладить меня по спине всю дорогу, пока мы идем к столу, где оставили вещи и Монику с псом.
- Даже спрашивать не нужно, где вы были, - подруга чешет за ушами рыжий бочонок, - от вас за милю веет сексом.
- Вот и не спрашивай, Монс, - сажусь, придвигая кресло ближе к любимому. Не могу и не хочу бороться с собой, отказывая себе в прикосновениях. - Вижу, ты очень подружилась с нашим псом, - киваю на Хикари, который поднимает голову, услышав мой голос, и тут же спрыгивает с колен, устремляясь ко мне.
- Но его преданность неизменна, - усмехается Адам, когда я беру щенка на руки, и тот начинает активно ластиться и лизать моё лицо. - Эй, подлиза, оставь мои следы на месте!
Улыбаюсь, осознавая, что следы любимого остались внутри меня, и никто их оттуда не уберет ещё какое-то время. Но я все равно краснею, стоит только вспомнить, что было в туалете, краснею от интимной улыбки Адама, которую тот пытается скрыть бокалом с пивом, а так же от того, как Моника старательно отводит взгляд.
Время летит с неимоверной быстротой, и мы только успеваем допить и расплатиться по счету, как объявляют начало регистрации на мой рейс. Направляемся к стойке регистрации, но возле неё я забираю у Моники свой билет и пропускаю подругу вперед, задерживаясь рядом с Адамом. Чертов момент прощания, будь он трижды проклят, возвращает меня на Сент-Панкрас и в то холодное утро.
- Я хочу видеть тебя, через скайп хочу разговаривать, а не просто по телефону. Надеюсь, там хорошая связь, чтобы не замирать на каждом слове, - заглядываю в глаза мужчине, понимая, что если он скажет, что не может, я просто перестану дышать.
- Каждое утро и каждый вечер, - он убирает прядь волос мне за ухо и ласкает шею. - Хочу желать тебе доброго утра и спокойной ночи всегда, пока не смогу до тебя дотронуться.
- Я… - но я не говорю, снова не говорю, считая, что это признание только заставит его напрячься и уйти от меня. - Я буду звонить. И, черт возьми, буду скучать.
- И я, - он обхватывает моё лицо ладонями и целует губы жадно и быстро. - И ты обещала мне фото, помнишь? То, что в море, без одежды и в ужасной скуке по моему телу.
- Какой же ты пошляк, Фостер, - улыбаюсь сквозь слезы и обнимаю его, уткнувшись лицом в шею, а затем направляюсь на регистрацию.
Встав в очередь, оборачиваюсь и машу рукой. Адам показывает своей, чтоб позвонила, и я киваю. Не в силах больше смотреть на стоящего у ограничительной ленты мужчину, упираюсь взглядом в табло вылетов.
Спустя двадцать минут мы уже направляемся на посадку, и уж тут Монс прям едва не подпрыгивает от любопытства, но, видя выражение моего лица, молчит. В салоне самолета я все еще не произношу ни слова, а когда объявляют начало взлета и просят отключить мобильные, отправляю смс любимому. Всего лишь три слова:
“Скучаю на 5”.

...Расстояние не так уж важно
Главное, что мы близки душой
Я тебя сейчас не вижу ,
Но мысленно - всегда с тобой...

Остров Барбадос. Карибское море

Перелет из Европы в Америку мог бы показаться слишком долгим, если бы меня не вырубило спустя тридцать минут полета. Посадка в Вашингтоне и перелет дальше на Барбадос. Я выбираю лучший способ избежать расспросов Моники до самого Бриджтауна. Бессонная ночь накануне и долгое время пребывания в воздухе только способствуют этому. Мне уже не хватает теплых объятий любимого, не хватает поцелуев его и не хватает мелкого комка меха, который подарил мне спасение. Самолет попадает в турбулентность перед самым Барбадосом, и эта встряска будит меня как раз вовремя.
- Никогда бы не подумала, что ты такая соня, - слышу ворчливый голос своего продюсера, - сильно же ты утомилась, раз спишь беспробудным сном от самой Европы.
Приоткрываю один глаз и вижу свою подругу, которая, скрестив руки на груди, смотрит на меня. Забавно, как ей хватило терпения не разбудить меня намного раньше.
- Не твоё дело, Монс, - беззлобно ворчу, потягиваясь в кресле и разминая затекшее за время сна тело.
- Да-да, я помню, что у тебя новые отношения, - она поднимается и открывает полку для ручной клади, доставая наши сумки. - Я лишь волнуюсь, чтобы ты на съемках не уснула, как спящая красавица из Диснея.
- Очень смешно, - поднимаюсь, убирая покрывало, и устраиваюсь удобнее, приготавливаясь к посадке самолета. - Лучше расскажи, что предстоит теперь.
- С завтрашнего дня начинаются съемки на арендованной вилле, съемочная группа уже здесь, потом запись в студии, а через три месяца - тур по Штатам.
- Тур?
- Да, по крупным городам: Атланта, Лос-Анджелес, Нью-Йорк и Бостон, а ещё Сиетл и Новый Орлеан, ну и Майами.
- В таком порядке? - “Продюсер решила помотать меня по белому свету?” - А как-то по очереди нельзя?
- И будет по очереди, - на мой вопросительный взгляд она отмахивается. - Не придирайся к словам, Арлин.
- А ты выражайся яснее. Видишь, человек спросонья понять не может сразу.
- В общем, на конец года у нас очень большие планы.
- Да уж.
- Дамы и господа, наш самолет готов к посадке в Бриджтауне, просьба убедиться, что все электронные устройства переведены в авиарежим или отключены, ремни безопасности застегнуты, стойки кресел переведены в вертикальное положение, столики убраны. Спасибо за внимание.
Лезу в свою сумку и вижу, что от Адама пришла смс-ка. На моих губах помимо воли появляется улыбка, а внутри становится тепло и уютно, словно любимый только что обнял меня. Несколько предложений, но ощущение радости не отпускает. Ответ написать не успеваю да и, взглянув на часы, понимаю, что в Дортмунде сейчас заполночь. Не будить же любимого своими сообщениями. Поэтому отключаю телефон, совсем не заморачиваясь в поисках авиарежима.
- Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в аэропорту Грантли Адамс в Бриджтауне, терминал А. Температура за бортом - двадцать семь градусов Цельсия, температура воды в море - двадцать два градуса. Время прилета - двадцать один час сорок минут по местному времени. Просьба оставаться на местах и не отстегивать ремни безопасности до выключения табло “Пристегните ремни”. Покидая салон, не забывайте свои личные вещи. Капитан и команда благодарят вас за выбор нашей авиакомпании и надеемся увидеть вас снова.
- Наконец-то, - выдыхает Моника, когда табло гаснет, и поднимается, я же остаюсь сидеть.
Смотрю на экран выключенного телефона и пытаюсь решить: писать или не писать. Побеждает первое. Включаю телефон и первое, что вижу, это поцелуй Адама на заставке. Открываю входящие сообщения и нажимаю ответить.
“Долетела хорошо, в Бриджтауне тепло. Фото будет обязательно. Лю…” - начинаю писать и тут же торможу себя, стирая последнее недописанное слово, заменив его на смайлик веселый.
- Ты так и будешь сидеть и лыбиться, как ненормальная?
- Не завидуй, Моника, - улыбаюсь, убирая телефон в сумку, поднимаюсь и направляюсь по проходу к двери.
На выходе из аэропорта нас встречает водитель, который за полчаса доставляет на виллу. Надо сказать, роскошный дом арендовали для съемок.
- Вау, просто вау, Монс, - осматриваюсь вокруг. Огромный двухэтажный дом, бассейн - двенадцать квадратных метров, две беседки и море зелени вокруг.
- Всё для вас, звезда, - она шутливо кланяется, и я смеюсь, не устояв перед её плохими актерскими способностями.

Располагаюсь в спальне на втором этаже, большая кровать кажется мягкой и удобной, но словно чего-то недостает. Несмотря на это, забираюсь под одеяло, прикрывая глаза. Душ помогает снять напряжение в уставшем теле, но, засыпая, я все равно подсознательно ищу тепло сильного тела.
Утро наступает слишком быстро и врывается в мои сладкие грёзы в образе Моники.
- Просыпайся, соня, у тебя полно дел на сегодня. Но сперва жду тебя на террасе с завтраком из местных фруктов. Черт возьми, знала бы ты, какие они здесь.
Усиленно пытаюсь натянуть одеяло на голову, но Моника стаскивает его.
- Отстань, Монс, я хочу спать.
- Даже не мечтай. Давай, приведи себя в божеский вид и пойдем завтракать.
Душ заставляет проснуться, но от томления в теле не избавляет. Высушив волосы феном, выбираюсь на террасу, щурясь от яркого солнца. Стеклянный стол завален всевозможными фруктами, кофейник и сок стоят тут же, и довольная Моника в цветастом сарафане восседает в плетеном кресле.
Усаживаюсь напротив и наливаю себе кофе. Первый глоток дарит блаженство, второй - открывает глаза шире, а третий - поднимает во мне волну тошноты. Так и не в силах проглотить горячий напиток, подрываюсь со стула, опрокинув его на землю, и бегом кидаюсь в туалет, где мой желудок сжимается в попытках избавиться от пустоты и кофе.
Когда тошнота проходит, сползаю на пол, прислонясь щекой к холодной плитке кафеля. Воспоминания, напряжение и страх врываются в разум, заставляя сделать самый элементарный вывод.
- И давно тебя тошнит? - раздается от дверей, и я поворачиваю голову.
- Первый раз такое, - подниматься и выходить мне не хочется. Мягкий ворс ковра и холодная плитка немного помогают. - Может, сливки испортились?
- Ага, - Моника входит внутрь и мочит полотенце в раковине. - На, вытрись, и потом мы с тобой поговорим. На этот раз без кофе.
Вытираюсь полотенцем, потом, набрав в стакан воды, достаю зубную щетку и чищу зубы в очередной раз. Выходить и, тем более, разговаривать с продюсером у меня нет никакого желания, но зная её, можно биться об заклад, что так легко мне не избавиться от Монс.
- Давно вы встречаетесь? - начинает моя подруга.
- Я не знаю, - видеть еду мне не хочется, поэтому сажусь так, чтобы открывался прекрасный вид на море.
- Как это?
- Ну, мы знакомы были ещё с февраля и поездки моей к Шарлотте.
- И с того времени вы спите?
- Монс!
- Вы хотя бы предохранялись? Презервативы или, может, он не…
- Моника Спарсен! Это не твоё дело!
- Ошибаешься, дорогуша, если ты залетела, то это моё дело. Если ты забеременела, тогда весь график гастролей летит к черту. Ты подставляешь на деньги большую часть команды.
- Ты заговариваешься, Моника, это я хочу и буду выступать, а не захочу и не буду.
- А деньги кто будет за билеты возвращать? По контракту тебе ещё два года нельзя беременеть. И если это случилось сейчас, я даже боюсь представить, что с нами сделают в музыкальном мире.
- Да плевать мне на этот мир, Монс, - отмахиваюсь и поднимаюсь с кресла.
- Арлин, ты понимаешь, что наживешь себе проблемы? Ты бы хоть таблетки пила, если вы против латекса.
- Какие ещё таблетки?
- Так, собирайся, мы едем в город. Потом продолжим съемки.
- Это ещё зачем? - хмурю брови, глядя на своего продюсера.
- Покажем тебя врачу, - она тоже поднимается и направляется в дом. - Заодно узнаем про способы предохранения, если в этот раз пронесло.
- А если я не хочу? - сама мысль о том что я могу быть беременна от Адама приводит меня в странное пограничное состояние между радостью и страхом. - Ты потащишь меня силой?
- Арлин, возьми себя в руки. Беременна ты или нет, врачу нужно показаться.
- Хорошо, но давай не сегодня. К тому же, надо узнать, к какому доктору ехать.
И даже сама не осознаю, как моя рука опускается на плоский пока что живот.
“Ребенок. Маленькая частичка любви. Но... “ - тут же мысли погружают меня в черноту предположений, что ребенок Адаму не нужен. Ведь за всё время он ни разу не намекнул, что его заботит моё положение. “Но вдруг он и не думал о том, к чему может привести секс без предохранения?” А тут ещё Монс со своими графиками и контрактами.
- Ладно, я поищу в интернете хорошего доктора. А теперь, если тебя больше не тошнит, давай перейдем к текущим делам. Итак, план на сегодня… - дальше я перестаю слушать, вновь и вновь возвращаясь мыслями к мужчине, который стал для меня первым. “Как он отреагирует, если я окажусь действительно в положении? Как вообще ему сказать об этом?” С другой стороны, если вспомнить его слова и желание быть рядом, то, может быть, он будет не против.
Страхи занимают меня настолько, что Монике приходится помахать у меня перед глазами.
- Что?
- Доброе утро, страна, - она захлопывает свой ежедневник. - Могу ли я рассчитывать, что ты хотя бы часть услышала?
- Извини, Монс, я задумалась.
- Ну ещё бы, тебе о многом надо будет подумать. Но не могла бы ты отложить свой мыслительный процесс до вечера? Сейчас нас ждут на пляже.
- И что же?
- Твой наряд у тебя в спальне, переодевайся и спускайся. Там волосы и мейк поправят.
- Ладно, - поднимаюсь с кресла и направляюсь в комнату на второй этаж.
Чемодан с моими вещами уже в углу, кровать кто-то заправил, а на дверце шкафа на вешалке висит светлое платье без бретелек. И только сейчас я вспоминаю о телефоне и сообщении моём. С надеждой, которую не могут побороть никакие страхи, тянусь к сумочке. Улыбка сперва несмелая, но потом все ярче расцветает на моих губах. Два сообщения, пришедшие ещё ночью. Эта разница во времени меня бесит, но я открываю сначала одно.
“Нашлась, наконец. Доброго утра, милая. Хотел бы я сделать его для нас сладким, но ты сбежала от меня за тысячи км.”
Хмыкаю на его сетования и печатаю ответ:
“Сбежишь от тебя *смайлик смеха*. Но даже так моё утро сразу стало и добрым, и сладким.”
Отправляю текст и открываю следующее сообщение.
“Имя в скайп - afoster. Хочу тебя… хотя бы увидеть.”
“Хочу тебя, без “хотя бы”. Моя кровать пустая и холодная без тебя, Адам.”
Про скайп осознанно не упоминаю, да и незачем, быстрее любимого просто зарегистрировать в друзьях. Копирую имя себе в скайп и отправляю запрос на подтверждение. Но дождаться ответа не успеваю, снизу Моника кричит, что через десять секунд вытащит меня из комнаты, в чем бы я не была. Усмехаюсь и, скинув халат, надеваю приготовленное заранее платье, а после спускаюсь по лестнице.
Парикмахер и визажист уже ожидают, небольшое кресло стоит на песке под навесом.
- Сдаюсь, - усмехаясь, усаживаюсь поудобнее и позволяю делать с моим лицом и волосами все, что они хотят.
Меня причесывают и красят, превращая в ту, которую режиссер представляет на экране. А после предлагают пройтись по берегу. То не тот свет, потом тот, да к тому же, мне так смешно открывать рот под фонограмму. Я привыкла петь вживую, поэтому подобное претит всегда, как и артисты, использующие запись вместо голоса. Съемки занимают весь остаток дня, мотая мне нервы, а я, в свою очередь - Монике и режиссеру.
Солнце опускается за горизонт, и небо начинает темнеть. Постепенно зажигаются звезды на небе, но ещё не сверкает луна, что делает море черным. Я сижу у воды, закапываясь пальцами в песок, смотрю, как волны медленно набегают белой пеной на берег, и вспоминаю берег другого острова и другое море, но такие же звезды и небо. Смотрю на телефон и не могу понять и посчитать, сколько времени сейчас в Дортмунде. Но все же нажимаю на кнопку видеозвонка. Гудки идут секунд пять, а после на экране появляется лохматая физиономия любимого.
- Я разбудила тебя? Прости, - но даже так мне приятно его видеть, и мои руки чешутся пригладить волосы мужчине.
- Ничего не разбудила, - но в противовес своим словам трет глаза. - Как ты?
- Вот сижу на берегу и думаю о нас, - поворачиваю телефон так, чтобы показать место, где нахожусь. - Адам, здесь так красиво, что просто дух захватывает.
- Съемки скоро закончатся?
- Только начались, Адам, - улыбаюсь, пытаясь не высказать, как мне не хватает его сейчас, - ещё полторы недели точно.
- Может, раньше успеете? - его ворчание заставляет меня хихикнуть.
- Вряд ли, сегодня отсняли только двадцать секунд. То им пены мало в море, то волны недостаточно большие, целый день одно за другим. А как прошел твой день?
- Ничего особенного, - отмахивается он, и я вижу, что любимый удобнее укладывается на подушках.
- Всё же разбудила, - сетую, но понимаю, что даже знай я, что бужу, все равно нажала бы вызов. Так мне хотелось увидеть любимого и услышать. Сутки, даже больше, как мы расстались в аэропорту, но для меня словно несколько месяцев прошло.
- Нет, Арли, и расскажи, когда я увижу тебя на том фото?
- А я думала и не вспомнишь, - усмехаюсь. - Засыпай и чувствуй, как я целую тебя перед сном. А я сейчас пойду в свою кровать засыпать и мечтать о твоих губах на моих.
- А фото?
- Будет тебе фото, развратник, - смеюсь, поднимаясь и отряхивая халат. - В ближайшие дни, но когда вокруг не будут ходить толпы из съемочной группы.
- Да, перед толпами не надо мои фото делать.
- Ты такой милый, - шлю воздушный поцелуй. - Целую, Адам, и скучаю.
- И я тебя, - поднимаю пальцы, чтобы провести по экрану и его губам, представляя, что ощущаю их тепло, и выключаю скайп.
Следующие три дня похожи на первый, только что я просыпаюсь, получив парочку сообщений и фото в чате. Это отлично поднимает настроение, заставляя улыбаться по утрам. Надеюсь, что и мои сообщения и фотографии также поднимают любимому настроение. Как и обещанное фото, сделанное с помощью Моники, есть теперь у Фостера.

Ещё четыре дня, и вот съемки закончены, а Монс ходит за мной хвостом и нудит что надо к врачу, хоть я и повторяю, что меня перестало тошнить по утрам, а ем теперь нормально, но все безуспешно. Мой продюсер нашла какого-то доктора, по всем отзывам лучшую на острове, и в понедельник собирается меня к ней отвести. А ещё это постоянно гнетущее чувство не отпускает меня и держит в напряжении, а все потому, что у меня есть тайна от Адама, ведь за всю неделю я так и не решилась рассказать ему о своем интересном положении. Но оправдываю себя тем, что пока доктор не подтвердил, вселять ложные надежды не стоит.

Мне не понять плывущих по течению,
Тех, кто боится перемен, живёт с оглядкой.
Коль есть желанье — не гашу его украдкой,
Иду на риск, поддавшись искушению!

Остров Барбадос. Карибское море

- Ваши анализы будут готовы завтра, но это лишь для полной уверенности.
Сползаю с кресла и не могу понять, что я чувствую: облегчение или огорчение. Доктор уходит за ширму, позволяя мне одеться и определиться, как себя дальше вести. Моника, со своей стороны, стращает сроками и срывом гастролей. Контракт с “Sony”, действительно, не предусматривает декретов, а неустойки с шестью нулями даже я не желаю платить. Ну и воздержаться от залетов на ближайшие два года не так и сложно, как говорит Моника. С другой стороны, за это время мы с Адамом сможем узнать друг друга получше. Без свадеб с животом и вынужденного сосуществования. Ведь когда-то бешеная страсть пройдет, и наступит просто совместный быт, и кто знает, что будет у нас впереди.
Одевшись, выхожу из-за ширмы и сажусь напротив доктора. Странное ощущение смеси облегчения и грусти сейчас владеют мной, но успокаиваю себя тем, что потом у нас будут ещё возможности. И по прошествии двух лет, если ничего не изменится, можно вернуться к мыслям о ребенке.
- Ваше здоровье в порядке, и при регулярной половой жизни ничего не должно меняться.
- Доктор, какая лучшая защита от беременности? - бесцеремонно вставляет свое слово Моника.
- Лучшей - нет. Каждая женщина подбирает индивидуальные для себя средства в зависимости от особенностей организма, ритма жизни и частоты половых актов.
Их переговоры только сильнее заставляют меня вжиматься в кресло и прикидываться ветошью, чтобы оставили в покое. И в этот раз, кажется, Бог услышал мои желания: Моника поднимается с кушетки и направляется к двери со словами:
- Хорошо, Арлин, оставлю тебя с доктором, чтобы более детально подобрать средство контрацепции.
Моя подруга выходит из кабинета, оставляя меня сидеть и краснеть перед смуглой женщиной средних лет. Наверняка у неё нет проблем скрывания от любимого своего положения, как и нет смысла заставлять себя не беременеть какой-то определенный срок. Молчаливо рассматриваю доктора, дожидаясь, пока та закончит писать на листе. Сомнения одолевают меня от грядущих решений.
“Теперь точно ясно, что я не ношу ребенка Адама. Но как быть в будущем? Как сделать так, чтобы всем было хорошо? Как незаметно избежать беременности до истечения этого контракта? И так, чтобы Адам не посчитал, что я не хочу от него детей?”
- Как часто вы вступаете в связь? - голос доктора заставляет меня вздрогнуть, так глубоко я погрузилась в свои мысли.
- Часто, насколько позволит время в будущем, - с запинанием и ощущением пламени на щеках отвечаю.
- Вы предохраняетесь иными способами? Презервативы, раннее извлечение?
- Н-не-ет.
- Ясно, значит, оральные контрацептивы. Но не слишком сильные, чтобы не вызвать лишних кровотечений. Думаю, для начала вы попробуете “Экслютон”. Если эти таблетки подойдут, на них можно будет и остановиться.
Дальше мне передают рецепт и инструкцию по применению, и я наконец-то могу уйти отсюда, вдохнуть наполненный экзотическими ароматами воздух Бриджтауна и отправиться на виллу. Спускаюсь по ступеням частной клиники уже готовая придушить свою подругу за её выходки в кабинете доктора.
“И как ещё Монс хватило ума не соваться с рекомендациями во время осмотра?!”
- Никогда тебе этого не прощу, - стоит нам оказаться в машине, разворачиваюсь всем корпусом к продюсеру. - Слышишь? Никогда.
- Перестань, Арлин, ничего смертельного не произошло. И тебе, в любом случае, надо было показаться доктору.
- Но не здесь! И не так, как ты выступала, - откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в окно, пытаясь дышать ровно и не вцепиться в волосы Монс.
- Зато теперь с чистой совестью можешь себе сказать, что ты не обманывала своего красавчика, - с кривоватой улыбкой отвечает она, взглядом указывая не то на живот мой, не то на телефон, что лежит на коленях.
- Как ты…
- А то я тебя не знаю, - она тоже устраивается удобнее на сиденье и продолжает: - Да брось, это было необходимо. И я прошу прощения за своё нетактичное вмешательство. Просто переживаю за тебя.
- Никогда не смей так больше делать, - смотрю пристально в глаза подруге. - Я не безвольное существо, чтобы ты за меня все решала.
- Извини, Арлин, - она протягивает ладонь, - мир? - и я, спустя пару секунд задержки, сжимаю её своей.
- Что нам ещё осталось сделать в этом райском месте? - меняю тему, считая, что больше мы не будет говорить о несостоявшейся беременности и моих секретах от Фостера.
- Теперь только монтаж отснятого материала.
Оставшиеся дни, пока клип монтируют, режут и крутят туда-сюда, я просто загораю на пляже и по вечерам звоню Адаму.
Спустя три дня работа завершена, и вот, наконец, на выходе получаем отличный результат: медленная и романтичная песня отлично сливается с видами здешних мест. Голубое море, белая пена, которая на каждом шагу обнимает мои щиколотки, ветер, который треплет волосы, и солнце, которое отсвечивает от открытых участков кожи.
Небольшая вечеринка прямо на вилле в честь завершения съемок знаменует конец нашего пребывания на Барбадосе, а Монс даже умудряется найти себе ухажера в лице помощника режиссера, с которым и продолжает пить на брудершафт. Я же отправляюсь в беседку, где потише, чтобы, как всегда, набрать номер, теперь уже точно зная, что любимый встал на работу.
Нажимаю вызов и отталкиваюсь пальцами ног от земли, раскачивая круглое кресло, подвешенное к потолку, и считая, словно удары сердца, телефонные гудки.
- Алло, - услышав голос Адама, даже глаза закрываю. - Арли?
- Доброе утро, милый, - мой взгляд останавливается на луне, которая отражается в море. - Я не могла уснуть, не услышав тебя, - и в этот момент раздается чей-то хохот в доме, сопровождаемый громкой музыкой.
- Судя по смеху и ритму басов, спать ты ещё не скоро ляжешь.
- Моя спальня на другой стороне дома, там не слышно этого, - улыбаюсь, понимая, что не выдержу долго без него. - Это съемочная группа бушует, грозя развалить всю виллу по камушкам.
- И что отмечаете?
- Съемки закончились, - отзываюсь тихо, и возглас на том конце связи “Наконец-то!” заставляет меня рассмеяться. - Ты так говоришь, словно это тебя заставляли ходить по трем метрам пляжа, изображая Афродиту.
- Возвращайся скорее, моя Афродита, мелкий троглодит меня с ума сведет скоро.
- Зато твою постель есть кому греть, - смеюсь, - а моя - по-прежнему холодная.
- Так приезжай, и я буду греть и постель, и тебя, - его голос приобретает хриплые нотки, и я вновь прикрываю глаза, представляя во всех красках, как Адам согреет меня.
- Скоро, милый, - отзываюсь и, услышав голос Моники, быстро прощаюсь. - Жду нашу встречу с огромным нетерпением. Я позвоню тебе завтра.
- Будем ждать, - слышу лай щенка, но чтобы любимый не услышал лишнего из уст пьяной Монс, нажимаю “отбой” на телефоне.
Вечеринка продолжается, а я, прихватив ноут, поднимаюсь в спальню и, расположившись комфортнее, включаю его, чтобы выбрать самый удобный рейс, который в дневное время суток доставит меня в Германию. Перебираю кучу вариантов, но ничего лучше двух пересадок и двадцати двух часов в пути не нахожу. Но даже так предпочтительнее, будет время и поспать, и позвонить Фостеру.
- Что делаешь? - поддатая подруга останавливается в дверях. - И почему не отмечаешь? - поднимаю глаза от монитора ноутбука, и Монс ухмыляется. - Ах, ну все понятно. Алло, алло, Хьюстон вызывает.
- А вот и нет, я смотрела рейсы на завтра.
- Не долго мучилась старушка… - смеется подруга, заходя в комнату и закрывая дверь. - Но ты же знаешь, что у нас намечен график гастролей?
- И что?
- В сентябре ты должна быть в Штатах, готовая колесить по городам. Будем считать это твоими летними каникулами.
- Ты добра, как всегда.
- Я просто реалистка, Арлин, - хмыкает Моника. - Тебе помочь собраться?
- Из тебя помощник сейчас очень плохой выйдет. Иди лучше ложись спать.
- Я рада, что ты счастлива, милая, после всего, что произошло, - неожиданно для меня и, думаю, для себя самой мисс Спарсен обнимает меня. - Отдыхай и наслаждайся временем со своим мужчиной.
Сборы продолжаются почти до самого утра, но я складываю все, что привезла с собой, захватив в придачу свежие фрукты: пару манго и ананасов. Таких фруктов, какие здесь растут, больше нигде не найти, а мне хочется порадовать любимого подобной экзотикой. Выбираю наряд себе в самолет самый простой: белая хлопчатобумажная майка и короткие джинсовые шорты, чтобы не умереть от жары ни в Бриджтауне, ни в Майами во время пересадки. А ещё мне хочется немного шокировать этих пуританских немцев, заявившись на работу к Адаму в подобном “костюме”. Когда все вещи сложены, и приняв душ, забираюсь под одеяло с чувством выполненного долга, собираясь проспать несколько часов до выезда, и почти мгновенно проваливаюсь в объятия Морфея.
Мне снится странный сон, в котором я и Фостер на поляне из вереска, сплетенные в объятиях и не замечающие ничего вокруг. Мужчина снова и снова доводит меня до грани, останавливаясь за шаг до и вынуждая хныкать и молить, чтобы продолжил и не прекращал ласки. И в итоге любимый исполняет желание, заставив меня кричать от наслаждения во сне и наяву. Так что проснувшись, я задыхаюсь, чувствуя отголоски пережитого во сне оргазма.
Почти не ощущая ног и держась за стену, отправляюсь в душ, и только когда горячая вода начинает струиться по моему телу, более-менее прихожу в себя, хотя картинки жарких соитий так и мелькают перед глазами, мешая сосредоточиться на чем-либо. Слишком ярко красить себя не хочу. Пара мазков туши на ресницы, почти бесцветная помада, волосы узлом на макушке, и я начинаю одеваться в выбранные накануне шмотки.
“Черт возьми, это облачение должно лишить Фостера дыхания на несколько мгновений,” - натягиваю на себя футболку и тянусь к шортам.
Как только последняя пуговица застегнута, поворачиваюсь перед огромным зеркалом, встроенном в дверь, и хитро улыбаюсь, глядя на своё отражение.
- Да, мистер Фостер, я всколыхну ваши рабочие будни, - направляюсь на террасу, где уже сидит с серо-зеленым лицом моя подруга. - Не очень хорошо себя чувствуешь?
- А то ты сама не видишь, - ворчит, как старуха, Моника, - мне бы быть такой свеженькой и бодрой, - хмурится и тут же стонет Монс. - Вот что любовь делает с людьми.
- Ты так считаешь?
- Что?
- Считаешь, так заметно, что я влюбилась?
Моника улыбается уголками губ, рассматривая меня полуприкрытыми глазами.
- Мне заметно, но, может, все дело в том, что я знаю тебя, как облупленную?
- Видимо, в этом все и дело. Но понимаешь, я не хочу говорить ему в своих чувствах до того, как услышу признание в них от него.
- Тебе не кажется, это слегка эгоистичным, Лин? - подруга наблюдает как я наливаю кофе, заменяя сливки молоком. С того раза я больше не рискую добавлять сливки, чтобы не повторялся инцидент. - Если любишь, ты должна кричать о своих чувствах на каждом перекрестке.
- Я не могу, Монс, не могу первая, - усаживаюсь напротив.
- Но почему?
- Потому что мои чувства могут оказаться ненужными для него... - замолкаю, так как мой продюсер попеременно со стонами начинает смеяться. - Что смешного? - хмуро смотрю на корчащуюся от похмелия Монику.
- Ты просто не видишь, как он смотрит на тебя.
- И как же?
- Так, словно готов проглотить целиком и не делиться ни с кем. Я даже не уверена, что он видел меня тогда на Ибице, потому что все его внимание было сосредоточено на тебе.
- Ты правда так думаешь?
- Я - да, но решать все равно вам, когда и в какой обстановке говорить об этом.
Допив кофе, поднимаюсь, и Монс тоже, так что сделав шаг к ней, обнимаю крепко своего продюсера, а после направляюсь за своим чемоданом, чтобы спустя сорок минут быть уже в Грантли Адамс.

Майами. США

Ещё через два с половиной часа я уже оказываюсь в международном аэропорту Майами и в ожидании рейса решаю сделать звонок Адаму, как и обещала, но на этот раз выходит, что я успеваю до его отбоя.
- Привет, мои мальчики, - улыбаюсь, слыша на заднем плане лай щенка.
- Почему сейчас? - в подозрительности Адаму не откажешь.
- Просто так, - пожимаю плечами, хоть и знаю, что любимый этого не увидит. - Захотелось для разнообразия пожелать тебе доброй ночи не в четыре утра, - осознанно избегаю скайпа в этом месте, чтобы не догадался любимый, где именно я нахожусь. Лететь в никуда без предупреждения - достаточно безрассудно, но мне очень хочется сделать сюрприз. И, пусть я и отрицаю сама себе, но также хочу застать Фостера врасплох на работе. Эгоистичное желание и страх, который пытаюсь побороть в себе действиями.
- А ты чем занимаешься в это время?
- Думаю о тебе, милый, - и тут я не лукавлю, добавляя вопрос: - А ты думаешь обо мне?
- Всегда, - отзывается мужчина, и я вжимаюсь в спинку кресла, представляя объятия Адама.
- Скажи ещё, - прошу прикрывая глаза, вся обращаясь в слух, - пожалуйста.
- Я думаю о тебе всегда.
- Скучаю, Адам, очень сильно. Поскорее бы увидеть тебя.
- Так возвращайся.
- Скоро, милый, очень скоро.
“Ты даже и не представляешь, как скоро.”
- Ты так же говорила в прошлый раз, а прошла почти неделя.
- Зато я привезу тебе вкусностей. Таких, каких не купить в супермаркетах.
- Моя персональная вкусность это ты, сладкая. И такую, действительно, не купить в супермаркете.
- Я вообще в единственном экземпляре, - смеюсь. - А ты развратник, Фостер, не можешь без этого. Но, - понижаю голос до томного шепота, - я мечтаю стать для тебя десертом, укрыв себя манго и ананасами со сливками.
- Я бы ещё мед добавил, - говорит любимый, и я смеюсь, хотя дрожь прокатывается по телу от воспоминания нашего прошлого мёдо-безумства.
- Самой доброй ночи, милый мой развратник, - шепчу и чмокаю в трубку. - Целую, Адам.
- И я тебя, - слышу вздох, - везде и всюду.
Даю отбой как раз вовремя, чтобы услышать объявление начала посадки на самолет до Лондона. Поднимаюсь, прихватив свою сумку, и направляюсь к туннелю, что ведет к самолету, успокаивая себя тем, что сокращаю расстояние между собой и любимым мужчиной.
Полет через Атлантику дает мне возможность поспать ещё какое-то время перед посадкой в Гатвике. Далее трансфер и посадка в Хитроу в самолет до Дортмунда. Кофе в аэропорту, когда приземляюсь в Германии, и немного бодрости появляется в глазах. Выпускаю волосы из пучка, завязав хвост, хоть и не переодеваюсь, и радуюсь, что в Европе тоже настало лето. Прежде, чем сесть в такси, изучаю контакты концерна Каспара Охмана, адрес головного офиса и телефон ресепшн, на всякий случай все переписываю в блокнот. В ожидании “веселого” приема и, если расчеты верны, реакции Адама на мои сексуальные шорты, моё настроение поднимается вверх с каждой минутой пребывания здесь.

Дортмунд. Германия

Местный аэровокзал похож на все другие европейские, разве что размер у него меньше, чем в Берлине или Мюнхене, но народа здесь также много. Зацепив чемодан с ленты багажа, медленно направляюсь на выход, ощущая, что мой эксцентричный наряд производит неизгладимое впечатление на консервативных немцев. Это меня и забавляет, и нервирует одновременно, но мысли об эффекте, произведенном на миссис Шульц, заставляет оставить на себе это сексуальное облачение, которое просто не оставляет места для фантазии, открывая половину ягодиц.
“Забавно, что немцы в обиходе осуждающее смотрят на мой наряд, но при этом их порно самое знаменитое в мире. Надо будет Фостера подбить включить что-нибудь из местных “фильмов”, и что-то из увиденного осуществить в жизнь.”
Хихикаю своим мыслям, выходя на улицу в ожидании увидеть фотографов, и приятно удивлена, что люди просто идут по своим делам, не обращая внимания на звезду среди них. Однако благоразумно оставляю очки на носу, направляясь к паркингу такси. Называю первому попавшемуся водителю адрес офиса Адама и устраиваюсь удобнее на заднем сиденье, ощущая, как через открытое окно теплый летний ветер приятно овевает лицо.
Через тридцать минут, пробравшись сквозь пробки и светофоры, машина останавливается возле стеклянного дома высотой в пять этажей.
- Норткирхенштрассе, 100, фройляйн, - отзывается водитель. - С вас 50 евро.
Расплачиваюсь и выбираюсь из автомобиля, а за оставленные чаевые водитель расторопно достает мой чемодан из багажника и протягивает мне ручку.
- Danke, - говорю по-немецки единственное слово, которое знаю, чем вызываю улыбку на хмуром всю дорогу лице мужчины. Он что-то отвечает мне, но я ни слова не понимаю и, помахав ему, поворачиваюсь к офисному зданию.
Рассматриваю стены и окна, пытаясь представить на каком этаже находится кабинет любимого, но ничего не выходит. Поэтому решаюсь идти до конца, не взирая на последствия и отношение окружающих. Толкаю стеклянную вертушку-дверь и оказываюсь в прохладном и светлом помещении, где меня встречает миловидная блондинка за столом ресепшн. Она что-то говорит, но для меня всё звучит тарабарщиной.
- Вы говорите по-английски? - на что блондинка кивает и повторяет свой вопрос.
- Чем мы можем быть вам полезны? - и хоть на её лице приклеенная улыбка, вижу, что в таком виде, как я, сюда не заходят девушки. Если они вообще сюда заходят по делам.
- Мистер Фостер на работе?
- Да, но сейчас у него совещание с очень важными партнерами. Вам придется подождать здесь.
Забавно, как себя чувствуешь, когда тебя не узнают и не кидаются с телефонами для селфи. Выражение лица и тон, каким сказаны слова, яснее ясного должны дать мне понять, что я не к месту.
“Ну что же, эту девочку ждет сюрприз.”
Достаю мобильник из сумочки от “Prada” и набираю номер любимого.
- Алло, Арлин, почему ты не спишь? - выдает Адам, и я только улыбаюсь.
- Милый, я хотела сделать тебе сюрприз, но девушка по имени, - отодвигаю трубку от уха и поворачиваюсь к секретарше, - как вас зовут?
- Ивон.
- Так вот, девушка по имени Ивон утверждает, что ты занят, и мне надо ждать у дверей.
- Что? Ты где, сладкая?
- Я у тебя в офисе, котик, - осознанно употребляю это прозвище, чтобы ещё больше шокировать местных охранников и блонду. - Решила сделать сюрприз, но так и не вышло.
- Никуда не уходи, я сейчас, - и он кладет трубку, а я же улыбаюсь, представляя, какой вид откроется Фостеру, когда он снизойдет до главного входа для посетителей.
Подхожу к огромному зеркалу, расположенному на одной из колонн холла, и наклоняюсь поправить помаду на губах так, чтобы мне четко было видно лестницу и лифт. Задерживаю дыхание, когда раздается тихая трель, и дверцы разъезжаются по сторонам. Адам Фостер, весь из себя деловой мужчина в темно-синем костюме и белой рубашке, появляется в холле, осматриваясь по сторонам. Сначала задерживает взгляд на блондинке, что едва не заставляет меня скрежетать зубами, а после он поворачивает голову в мою сторону и по тому, как вспыхивают его темные глаза, понимаю, что попала в точку. Выпрямляюсь, поворачиваюсь к любимому навеки мужчине и, улыбаясь как могу лучезарно, снимаю очки.
- Я сбежала к тебе с Барбадоса. Поцелуй же скорее, если рад меня видеть.

Ты всегда хочешь оставаться такой, какой была прежде,
а это невозможно: ведь сегодня ты уже не та.
«Вино из одуванчиков» Рэй Брэдбери

Дортмунд. Германия.

Тихий щелчок двери сопровождает уход красивого пожилого мужчины, очень напоминающего мне Адама, только старше. И это представление позволяет увидеть, каким станет Фостер по прошествии многих лет. Тишину в кабинете нарушает только какой-то странный звук, и переведя взгляд на лицо любимого, чуть не прыскаю со смеха: брови грозно сведены, а руки обхватывают меня с двух сторон и прижимают к сильному мужскому телу так сильно, что кажется, любимый готов сломать пару ребер в попытке вжать в себя. Поднимаю ладони и зарываюсь пальцами в шелковистые волосы на затылке Адама, поглаживая и массируя кожу головы, надеюсь, что такой незамысловатый невербальный контакт немного успокоит моего кроманьонца. Хотя спустя пару минут понимаю, что моя обнаженная грудь лишь добавляет в топку гнева дров, а его источником служит как раз мистер Охман.
“Черт, вот так первое знакомство! - смеюсь про себя. - Такого я даже и не планировала. Куда уж тут моим коротеньким шортам в сравнении с петтингом в кабинете.”
Хватка рук на моем теле немного ослабевает, а спустя минуту ощущаю, что Фостер начинает легонько поглаживать поясницу над шортами, словно бы случайно заскальзывая под них. Отстраняюсь и опираюсь на поверхность стола, скидывая на пол папки и письменные принадлежности, а после заглядываю в глаза Адама.
- А Урсула не зайдет, если я не смогу сдержаться, - и уже снимаю футболку и откидываю лифчик в сторону. Откидываюсь на локти, поднимаю ногу и, просунув бедро между ног любимого, глажу его промежность, ощущая, что даже появление деда не лишило Адама желания быть внутри меня.
- Даже если весь кабинет будет в огне, - отзывается любимый, жадно рассматривая меня с высоты своего роста. - Но можно и на ключ закрыть дверь.
- Да, так будет лучше, ещё одного знакомства с голой грудью я не выдержу.
Адам улыбается, впервые, как услышал голос деда здесь, и протянув руку, опускает её на мне живот, постепенно поднимаясь к груди.
- Знаешь, я столько раз дорисовывал мысленно то фото, что ты прислала, - его пальцы обводят сосок, заставляя меня втянуть воздух. Невинное касание, а мои бедра уже сводит судорогой желания. Так сильно хочу касаться любимого и ощущать кожей его, что не осознаю, как тяну рубашку из его брюк и провожу ногтями по бокам мужчины, выгибаясь на столе.
Смена положения происходит настолько быстро, что не успеваю даже запротестовать. Вот только я обнимала руками и ногами Фостера, как в следующее мгновение он стаскивает меня со стола и разворачивает к себе спиной, вынуждая отставить ягодицы.
- М-м-м, мне начинают нравиться твои шорты, - его руки шарят по моему телу, и спустя минуту, почти незаметно для меня, шорты вместе с трусиками оказываются у щиколоток, а пальцы Адама накрывают мою промежность, ныряя между складок. - А то, что они скрывают, нравится ещё больше.
- А-а-ах… Ада-ам, - стон мимовольно срывается с губ, и я раздвигаю ноги шире и сама, словно голодная самка, потираюсь о его ладонь. - Хочу… тебя… - слова сопровождаются всхлипами от каждой откровенной ласки.
В какой-то момент всё исчезает, а после я слышу щелчок дверного замка, за которым следует вжик молнии на брюках Фостера. Мгновение, и горячая плоть прижимается к моим ягодицам, заставляя колени дрожать и подгибаться от вожделения и желания почувствовать эту горячую длину в себе. Приподнимаюсь на цыпочки, так, чтобы член скользнул между бедер, и чуть не падаю возле стола, ощущая, как напряженный ствол касается набухших от возбуждения складок плоти. Неожиданным становится момент, когда Адам надавливает на шею, заставляя меня опуститься на гладкое темное дерево стола, и в тот миг, когда моя щека касается поверхности из черной сосны, чувствую давление, которое оказывается совсем не медленным. Секунда, и любимый погружается на всю длину, заставляя меня хрипло кричать от наслаждения. Эти два действия служат словно спусковым крючком для наших едва сдерживаемых желаний. Страсть вырывается из-под контроля, выплескиваясь в диком и жарком совокуплении. Мужские руки оставляют метки на моих бедрах каждый раз, когда Адам толкает их на себя, по самое основание задвигая член и словно желая быть ещё глубже. И это желание резонирует с моей потребностью ощущать мужчину даже под кожей. Хватка на моих волосах и последующее их натяжение, сопровождающееся глубоким толчком, словно сбрасывают меня в пропасть, рождая в груди нечеловеческие звуки, за которыми следует ярчайшая кульминация, намного мощнее, чем мне запомнилось. Вагина, словно крепкая рука, сжимается вокруг ствола, выдаивая оргазм любимого. От ощущения горячего семени, выстрелившего в глубине, накрывает еще один оргазм, так что на какое-то время темнеет в глазах. Но чувство довольства и правильности всего случившегося не покидает.
Мое место в жизни любимого мужчины подтверждено перед этой бледной Урсулой. С самого момента моего появления в приемной я удивляюсь сама себе и на каком-то подсознательном уровне спокойно выдыхаю, понимая, что “миссис Шульц” вовсе не длинноногая версия Хайди Клум. Но последующие действия, произошедшие в этом кабинете, должны расставить все точки над “i”.
Проходит несколько минут, прежде чем Адам отпускает мои волосы и поднимается, лишая мое тело своего тепла и тяжести.
- Куда? - протестующе шепчу, разворачиваясь на столе, и тут же вскрикиваю, когда Фостер хлопает ладонью меня по заду. - Вот бесстыдник!
На мое возмущение он лишь поднимает одну бровь и, застегнув ширинку, взглядом указывает, кто из нас бесстыдно одет. Или, точнее, раздет. Ничуть не тушуясь под его жарким взглядом, плавно поднимаюсь со стола и потягиваюсь всем телом, внутренне ликуя, когда любимый нервно сглатывает.
“Господи, даже его кадык выглядит сексуальным в моих глазах.”
Заканчиваю представление и тянусь за своей одеждой:
- А где…
- Вода здесь, - он сдвигает в сторону светлую панель, и моим глазам открывается весьма современная уборная.
- Я скоро, - сжимая шорты и майку в одной руке, другой - беру чемодан. - Даже соскучиться не успеешь, - накрываю губы мужчины своими.
- Успею, - упрямо ворчит Адам, но руки на моих ягодицах разжимает.
Посылаю ещё одну улыбку и скрываюсь за белой дверью.
После быстрого и легкого душа и замотавшись в полотенце, останавливаюсь возле зеркала. За последние недели я так изменилась, что просто не узнаю себя в отражении: лихорадочный блеск в глазах, губы, что саднят и припухли от жарких поцелуев, отметины на шее, что в порыве страсти оставил Адам, и какое-то, словно внутреннее, свечение. Это и есть любовь. Счастье заставляет улыбаться по утрам и мечтать о совместном будущем, надежда и желание - скорее увидеться в разлуке. Именно это желание и толкнуло меня сюда, сорвало с места и через всю Атлантику привело в этот офис. На моих губах все шире расцветает улыбка.
“И не зря.”
Тепло и томление разливается во всем теле, и чтобы и дальше не шокировать мужчин, и не заставлять Фостера нервничать, открываю чемодан и достаю оттуда персикового цвета платье и белье.
Спустя пять минут я, уже полностью одетая, выхожу к любимому, который уселся в кресло, но отвернувшись от стола, смотрит на картину, что висит на стене. Высоченные Гималаи отлично вписываются в окружающую остановку.
- Снова хочешь покорять вершины? Ты же знаешь, что это может дорого стоить, - подхожу к Адаму, усаживаясь на его колени и положив голову на сильное плечо.
- Нет, просто размышлял, что на земле не осталось высоты, которая бы не была покорена мной.
- Красивая картина, - мне так уютно в его объятиях, что даже вставать с них не хочется. - Это репродукция?
- Не знаю, для меня это просто память, - пожимает плечами любимый и зарывается пальцами в мои волосы, массируя их у корней. - А ты переоделась.
Усмехаюсь, когда вторая его рука забирается под подол платья и поглаживает бедро, слегка сжимая. Но возвращаюсь мыслями к тому, что сказал дед Адама.
- Да, думаю по магазинам пройтись и подобрать себе платье на завтрашний прием. Кстати, а что за повод?
- Ты хочешь пойти? - в его тоне столько сомнения, что это невольно наводит на мысли о нежелании самого Фостера посещать светские рауты.
- А почему нет? Или ты будешь прятать меня ото всех?
- Может, останемся дома и будем все выходные валяться в кровати?
- Только валяться? - начинаю теребить пуговицу рубашки Адама, искоса поглядывая на него.
- Может, и не только, - мой вопрос вызывает улыбку у мужчины.
- Заманчиво, но я так давно не была на вечеринках, - не стану же я говорить, что мне хочется познакомиться и с дедом Адама, и с остальной семьей. - К тому же, не хочу мешать вашей с миссис Шульц работе, - и вскрикиваю, когда любимый прикусывает ухо.
- Ещё ревнуешь?
- Вот ещё! Это так, для тонуса, - поднимаю голову и прижимаюсь губами к его губам, лаская и поглаживая в поцелуе. - Но у меня есть просьба.
- Всё, что нужно, милая.
- Я не знаю ни города, ни языка, и мне просто необходим провожатый, который смог бы возить по магазинам. Я бы попросила тебя, но всё понимаю. К тому же, желаю позже узнать, с чем именно дедушка хотел тебя поздравить.
- Сейчас все организуем. - Далее следует разговор с Урсулой, затем - с водителем по имени Стефан, и вот через десять минут любимый кладет трубку и вновь заключает меня в объятия. - Надеюсь, ты не проведешь в магазинах целый день. Устала, наверное, в перелетах.
- Отвезешь меня домой спать? - на губах моих улыбка, а внутри ощущаю такое тепло, которого никогда ещё не чувствовала.
- Да, домой. И нет, не спать, - поднимаюсь с колен Адама, беру сумочку и направляюсь к двери, чтобы уже спуститься, но не успеваю повернуть ключ, как оказываюсь прижата к деревянной поверхности сильным телом. - Кое-что ты забыла.
- Правда? - непонимающий взгляд мне не очень удается, но играю до конца. - И что же?
- Это.
Поцелуй даже отдаленно не напоминает нежный, он поднимает бурю чувств внутри, так что мне вновь хочется запереться здесь и не выходить до самого конца рабочего дня. Но все уже обговорено, и через спикерфон слышу голос секретарши о том, что водитель ждет внизу. Это вторжение, пусть только голосом, разрушает атмосферу, созданную за последние пару минут, но не отменяет ощущения покалывания на губах.
- Я буду помнить твой поцелуй, пока не вернусь за новыми, - поднимаю руку и приглаживаю волосы любимого, чтобы просто коснуться перед тем, как открыть дверь и направиться на выход.
Чувствую руку Адама на талии, пока он подводит меня к служебному лифту и нажимает вызов. На свое счастье Урсула усиленно делает вид, что чем-то очень занята, а мы же ни слова не говорим, пока лифт не подъезжает. Заходим в него вместе, лишь Адам, прежде чем двери закрываются, бросает миссис Шульц: “Скоро вернусь”. Кабина опускается слишком быстро, слишком мало времени давая нам побыть наедине, слишком мало поцелуев успеваем подарить друг другу, слишком мало тепла объятий успеваем ощутить.
- Мистер Фостер, я уже думал, никуда не еде… - молодой человек замолкает на полуслове, наконец заметив меня.
- Мы с тобой и не едем, Стефан, а вот мисс Меррик желает совершить рейд по модным магазинам. Вот, Урсула подобрала адреса бутиков, - любимый протягивает парню листок бумаги, на котором чуть ранее в кабинете и записал несколько названий. - И самое ценное доверяю тебе, даже не Годзиллу. Чтобы вернул мою девушку в целости под конец рабочего дня.
- Будет исполнено, мистер Фостер, - молодей человек раскрывает пассажирскую дверь “Ауди”, и я сажусь, одновременно открывая окно.
- Я буду на связи, милый, - шепчу, когда Адам наклоняется, и целую в последний раз перед поездкой, а затем добавляю: - И вернусь, чтобы устроить тебе вечером показ мод, - его смех в ответ льется бальзамом мне на душу.
Молодой человек садится за руль и выезжает с подземного паркинга. Достаю из сумочки очки и надеваю их, скрывая глаза на всякий случай.
Первый магазин впустую, всё по местным вкусам: бледных цветов или не модельные платья, длиной подола прикрывать колени не по мне, как и здешние туфли я ни за что не надену. Второй бутик радует платьем, коротким и облегающим, расшитым бисером и пайетками, а синий с черным цвета эффектно подчеркивают мои глаза.
Выхожу из магазина, и Стефан выбирается из машины и открывает багажник.
- Это всё? - интересуется парень, на что я лишь качаю головой.
- Ещё один, - мне открывают дверь, и я опускаюсь на мягкое кожаное сиденье. Нравится мне Дортмунд. Здесь я хожу по улицам и торговым центрам, и никто не щелкает прямо в лицо фотоаппаратом, не кидаются фанаты с ручками и просьбами оставить автограф.
Доезжаем до огромного торгового центра, самого большого из тех мест, где мы сегодня побывали. Один бутик, второй, третий. Поднимаюсь на этаж выше и только здесь нахожу босоножки, которые хочу: ремешки и атласные ленты идеально подойдут к платью. Тут же беру и клатч такой же атласный. Вот и готов наряд, который подойдет к любому званому вечеру.
После покупки обуви замечаю магазин “Victoria’s Secret” и, не устояв, захожу в него, но не задерживаюсь, так ничего и не подобрав, кроме аромата для тела в виде парфюмированных спрея, геля и воды. Замечаю напротив конкурентов “Виктории” - “Agent Provocateur”, - и вот тут срываюсь не на шутку. Раньше бельё покупалось исходя из практичности: в тон одежде или в связи с погодными условиями, сейчас же выбираю несколько комплектов белья исходя из сексуальной привлекательности. Ещё и чулков набираю. Останавливаюсь, когда перехожу на третий большой пакет и счет свыше двух тысяч евро. В предвкушении реакции любимого выхожу из магазина довольная и счастливая.
“Если женщине необходимо поднять настроение и почувствовать себя сексуальной, ей определенно нужен комплект откровенного нижнего белья от “Agent Provocateur”.”
Возвращение в офис получается быстрее, чем планировала, но прекрасно осознаю, что работа Адама никуда не исчезает с моим появлением, поэтому предупреждаю водителя, что рано ещё ехать и направляюсь в кафе, находящееся на последнем этаже торгового комплекса. Чтобы как-то убить время, решаю узнать побольше о городе, где живет любимый. Изучаю несколько сайтов о Дортмунде, даже какой-то исторический нахожу об основании, но в подробности не вдаюсь. Дед, мистер Охман, занимается благотворительностью и меценатством, даже речку решил спасти.
Вспоминаю усмешку на лице старика и понимаю, что мне он понравился с первой встречи. Но отчужденность и негативная реакция Адама чувствовалась с того самого звонка на Форментере, да и сегодня ощущалось это напряжение. Мне было слегка неуютно, но, по большей части, весело, в отличии от любимого. Его дед вывел из себя, но несмотря на это, я успела заметить что-то в поведении двух мужчин, пока не до конца понятное мне. Словно недосказанность висит между этими двумя. Печаль, даже несмотря на подначивания Фостера, чувствовалась в этом пожилом мужчине, и потому мне даже становится жаль его сейчас. Внук, который не хочет знаться, кого угодно огорчит - это мне известно не понаслышке. Майкла Меррика я сама долгое время по имени называла, избегая обращения “отец”, “папа”. Как и маму.
Телефонный звонок отвлекает от не слишком веселых мыслей. Переведя взгляд на дисплей, делаю вывод, что родные знают, когда о них думают.
- Дочка, привет. Как ты милая?
- Все хорошо, папа, - невольно улыбаюсь, слыша его голос. - Прости меня за последние выходки.
- У тебя точно все хорошо? Я долго не мог дозвониться тебе, пока Моника не сказала, что ты на съемках. И, милая, мне звонил какой-то мужчина и настоятельно требовал твой адрес в Коломаре.
- Все замечательно, папа, - улыбаюсь, невольно вспоминая свою реакцию на появление Адама у бассейна. - И спасибо, что дал ему наводку. Только благодаря тебе Адам спас меня. И продолжает спасать по сей день.
- Спас? От чего, дочка? - волнение в голосе отца льется бальзамом мне на сердце. - Что произошло?
- Ничего уже, пап, я оступилась и упала в воду, а он приехал и вытащил меня. Но ты же не поэтому позвонил, - меняю тему, не желая вновь вспоминать о том, что тогда произошло.
- Нет, не поэтому. Твоя прабабушка Меррик умерла три недели назад, - говорит отец, но я тут же перебиваю его:
- Не знала, что такая есть у меня.
- Она порвала все связи с нами, когда я уехал с твоей матерью в Штаты. Отреклась от меня, как и от моей семьи, но так уж вышло, что больше родственников у неё не осталось.
- Какая жалость, - хмыкаю, желая старой карге, которая отказалась от своей родни, гореть в аду.
- Дело не в ней, Арлин. Ты должна вернуться в Лондон в течении месяца и вступить в права наследования землей в Шотландии.
- На кой черт мне сдалось это наследство, отец?
- Земля всегда пригодится, дочка. Всегда. В конце концов её можно просто продать.
- Это подачка какой-то старухи, чтобы загладить свою вину?
- Не совсем так, но для тебя это возможность заниматься чем-то иным, кроме твоего увлечения музыкой или гонками.
- Ты же знаешь, что мне это нравится, в отличии от земледелия, в которое ты меня хочешь втянуть.
- Дочка, дело не в земледелии. Подумай сама, не руби с плеча сразу. В течении месяца надо появиться у нотариуса на Бонд-стрит, чтобы вступить в права, а все остальное - когда у тебя появится желание.
- Папа…
- Просто постарайся приехать домой, и мы все решим.
- Постараюсь, - отзываюсь тихо и заканчиваю разговор. - Мне пора, пап, я буду на связи, если что ещё. Люблю тебя.
- И я тебя, дочка.
Отключаю телефон и, быстро рассчитавшись по счету, отправляюсь к машине, чтобы вернуться к тому, кто дарит мне ощущение защищенности. Сейчас, когда все эти неожиданные новости обрушились на меня, мне просто необходимо сильное плечо. Даже простая возможность выговориться может спасти и дать понять, что я не одна.
Стефан довольно быстро доставляет меня на подземную стоянку. Адам уже стоит возле лифта, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене.
- Ещё бы чуть-чуть и я уехал без тебя, - ворчливо комментирует он, а после кивает водителю, указывая, куда отнести пакеты с моими покупками.
- Правда? Вот так бросил бы одинокую девушку на парковке с совершенно незнакомым мужчиной? - обнимаю любимого за шею и трусь носом о его нос.
- Никаких мужчин, - то ли рык, то ли хрип срывается с губ мужчины, и он просто набрасывается на мои губы, сминая их в жадном поцелуе. Будто путник, долго шедший по пустыне, набредает на источник воды. И я отдаю ему все, что он хочет. Даже больше готова отдать, но не рискую, дабы не чувствовать себя отвергнутой.
“Что со мной происходит? Никогда раньше я не страдала неуверенностью в себе и своих отношениях. Возможно, потому что никогда ранее я так не боялась их потерять...”
- Только один, - на выдохе шепчу и отстраняюсь, напоследок мазнув ещё раз губами по его губам. - Может, поедем домой?
- Да, поехали.
Любимый подводит меня к автомобилю, от которого у меня перехватывает дух. Белоснежная спортивная тачка весело мигает габаритами, приветствуя своего хозяина.
- Адам, какая потрясающая машина, - веду ладонью по холодному металлу, - это её ты купил тогда в Штатах?
- Она самая, - заявляет мужчина с гордостью, словно это его новая подружка. Такое мысленное сравнение вызывает у меня смех и ревность одновременно, а также сожаление, что я не могу сесть за руль подобного произведения машиностроительного искусства.
- Прошу, сладкая, - Адам открывает пассажирскую дверь, жестом приглашая сесть, но подойдя к нему вплотную, нахально опускаю ладонь на его пах.
- Будешь так восхищаться машиной, пожалеешь, Фостер, - чуть сжимаю пальцы, давая ему почувствовать, что не шучу. И только тут сама понимаю, что это правда. Мне совершенно не нравится восхищение, что мелькает в глазах любимого при взгляде на “Нисмо”.
- Женщина, тебе не стоит ревновать, - смеется любимый, но руку мою отстраняет.
“Предусмотрительный какой,” - хмыкаю про себя.
- Но я ревную, - и тут же захлопываю рот, понимая, что это почти признание в любви, однако повторяю, садясь на кожаное сиденье: - Ревную.
По дороге домой я рассказываю Адаму о звонке отца, о свалившемся на меня наследстве и о своём нежелании ввязываться в это. Фостер слушает, не перебивая и лишь изредка задавая наводящие вопросы.
- Наследство это неплохо, милая, - говорит любимый в конце, но я лишь качаю головой.
- Не хочу я такого жеста великодушия от старой суки, которая выгнала моего отца из дома.
- Дело не в твоей прабабушке, Арли, а в том, что это именно твоё.
- У меня есть моё, мама оставила мне квартиру в Нью-Йорке.
- Это другое.
- Не понимаю чем.
- Это земля твоих предков, и только это важно, а не кто ей владел до тебя. К тому же, сейчас нужно просто вступить в наследование, чтобы имущество не отошло государству.
- Я не знаю, Адам…
- Поверь, я знаю, о чем говорю, ведь тоже не гнался за наследством, доставшимся мне от отца. Как и сейчас не гонюсь, но оно есть, и оно моё. Потом ты поймешь.
- Давай сменим тему? - начинаю злиться на его попытки убедить меня в обратном и, чтобы не нарычать на любимого ни за что, решаю поговорить о другом. - Как поживает мой пушистый бутуз?
- Он уже совсем не бутуз, растет будто на дрожжах, - притворно сокрушается Адам, но мне отрадно видеть, что любимый прикипел к собаке. - Скоро размером с меня будет.
- Разве акита-ину такими вырастают? - меня радует, что мы оставили прошлую тему. - Он же маленький и миленький. И я так скучала по нему.
- Да, по нему ты скучала, - ворчливо замечает Фостер, сворачивая с дороги и заезжая на крытую стоянку возле восьмиэтажного дома.
- Но по тебе сильнее, - отстегиваю ремень безопасности и подаюсь вперед, накрывая его губы своими.
Осматриваюсь по сторонам, пока любимый паркуется, не понимая, куда он меня поведет. Он выходит, достает все пакеты из машины и заглядывает именно в те, что из “Агента”.
- М-м-м, что это у тебя тут? - отбираю пакет у любимого и глубже заталкиваю кружевное черное боди с шелковыми лентами на боках.
- Всё вам расскажи да покажи, мистер Фостер, - на его заигрывания я сильнее поджимаю губы, хоть мы оба и понимаем, что это всё напускное.
Консьерж внизу приветствует Адама на немецком, как и меня, но так как я ни слова не понимаю, лишь киваю, как китайский болванчик.
- Мистер Хубер говорит, что мой вечер должен быть особенно добрым с такой красоткой, - шепчет на ухо любимый, подводя к кованной решетке старинного лифта.
- Он тоже ценитель прекрасного? - смеюсь и оборачиваюсь, чтобы как раз поймать старичка за подсматриванием.
- А ну перестань флиртовать! - хмурится Адам, открывая решетку у подъехавшего лифта и пропуская меня вперед. - Накажу.
- Правда? - опускаю ладонь ему на грудь, ощущая, как тепло, даже через рубашку, передается мне. - Так же, как сегодня в офисе? Мне понравилось, - прячу улыбку, но следующие слова, сказанные гордо, словно это приз года, вызывают неконтролируемый приступ смеха.
- Нет, дома у меня есть кровать, - чуть заглушаю веселый смех, заметив, что Фостер нажал кнопку пентхауса.
- На самый верх? Любишь ты высоты, Адам.
- Увидишь вид из окна и сама поймешь почему.
С этими загадочными словами Адам открывает решетку лифта и подводит меня к двери в свою квартиру. Ловлю себя на мысли, что непривычно потеют ладони, и стараюсь незаметно протереть их о подол платья.

Любимый мой котик, спасибо за красоту тебе *обнимает за шею и крепко целует* Я люблю тебя
Джеймс, Эстель, Маркус, Каролина, Джонатан и Эмма ребята спасибо вам большое за поздравления и пожелания.
Я к сожалению лишена сейчас возможности добраться до компа, но я опишу словами)))
*с помощью, а точнее сам Адам, накрывает на стол закуски всяческие: канапе и тарталетки, рулетики и маленькие угощения сладостями* для тех кто пьет алкоголь и не пьет *чайник с чашками, а так же бутылку шампанского "Луи Родерер" и к нему бокалы*
Угощайтесь.

Я знаю, чего я хочу, и это я держу сейчас в руках. Это ты!
Ты — это то, что мне нужно!
(с) P.S. I Love You

Дортмунд. Германия.

Этот день получился настолько насыщенным, что я просто засыпаю в машине. Но не достаточно крепко, потому как стоит лишь Адаму коснуться щеки, открываю глаза. Трансконтинентальный перелет с кучей пересадок, целый день на ногах, и под конец полночи не спали, потому что просто не смогли покинуть клинику, оставив щенка на попечение врачей. В итоге возвращаемся домой мы в первом часу ночи. Хикари тихо скулит весь путь до квартиры, и когда я опускаю его на его подстилку, маленький акита-ину глазами, полными невыразимой боли, провожает нас до кровати.
- Как же так, Адам? - продолжаю лекцию доктора. - Едва не угробили пса.
- Кто же знал, что японские собаки употребляют японскую еду, - пожимает плечами любимый, на что я лишь качаю головой.
“Главное, что мы вовремя успели. Чуть позже - и уже операция, а то и того хуже,” - содрогаюсь от одной мысли, что малыш оказался на волосок от смерти.
Сильные руки тут же обнимают, и Фостер прижимает меня к себе ближе. Не знаю, в чем причина, но с той истерики на яхте это первые слезы, готовые пролиться из глаз. Крепче обхватываю руками талию Адама, вжимаюсь в шею любимого и стараюсь дышать. За это короткое время маленький член семьи стал очень родным. Может, потому что я почти всех родных своих растеряла, а может, потому что это сам по себе Хикари такой.
Легкими подталкиваниями Фостер шаг за шагом приближает нас к кровати, чтобы возле неё начать расстегивать мои джинсы. В этом раздевании я не ощущаю той безудержной страсти, что владела нами сегодня, лишь нежность и уют. Странно, что бывают такие полярные чувства. Но тем ценнее они становятся для человека, испытавшего подобное. Утыкаюсь носом в плечо любимого, позволяя ему стянуть до колен джинсовую ткань, и сама берусь за пуговицы на своей рубашке.
- Устала, моя сладкая, - на его тихий голос лишь киваю головой, не в силах даже глаза открыть. - Давай уложу тебя в кровать.
Адам берет меня на руки и опускает на покрывало, но вместо того, чтобы отпустить его шею, я тяну мужчину на себя, пока он не падает сверху.
- И ты со мной, и Хикари с нами, - услышав своё имя, мелкий бутуз пискляво гавкает. - А завтра будет новый день, и мы войдем в него вместе. Адам, укладывайся, я не усну одна. Слишком долго я спала далеко от тебя.
Скидываю покрывало на стоящую рядом тумбочку, так что оно свисает на пол, под одеялом переплетаюсь ногами с любимым и прикрываю глаза, вдыхая его запах.
- Самой доброй ночи тебе, родной мой, - на последнем слове не могу сдержать зевок. На грани сна и бодрствования чувствую, как Адам прижимается губами к моим волосам, но слишком быстро погружаюсь в темноту.
Утро наступает достаточно скоро. Первое, что ощущаю, это шершавую влажность на руке. Не совсем осознавая, что делаю, дергаю кистью, задевая мокрый и холодный нос щенка. Это, как ничто другое, возвращает меня в сознание. Любимый по-прежнему спит, удобно устроившись на боку и прижимая меня к себе рукой. Чуть передвигаюсь и опускаю ладонь на голову пса.
- Как ты, мелкий? - сегодня пес выглядит более бодрым, чем вчера, но это все может оказаться слишком обманчивым.
- Тяф, - едва слышно подает голос акита-ину.
- Пойдем, я тебе попить дам, малыш, - осторожно снимаю с себя руку Фостера и спускаю ноги с постели.
Обхожу полку с милыми безделушками. Я даже не рассматривала их вчера, просто не успела, но сегодня вижу там книги, какие-то фотографии, где любимый среди белого царства снега и с тем самым капитаном Гонсалесом. Но, что не слишком удивительно, ни одного снимка семьи. Ни родителей, ни деда.
Кухня меня ещё вчера покорила, сегодня же я более спокойно рассматриваю все, что на виду, а после того, как наливаю в миску сто миллилитров воды для Хикари, продолжаю исследовать обстановку. Встроенная техника, спрятанная за панелями, и немногочисленная посуда делают почти нежилым этот рай домохозяйки. Поворачиваю направо и замечаю матовую дверь, на которой висит небольшое полотенце. Бесшумно отодвинув панель, вижу душевую кабину и ванну прямо под окном. Это напоминает мне о том, что надо выпить таблетку и сделать все утренние водные процедуры.
Спустя полчаса заваренный свежий чай и тосты, намазанные сливочным маслом, уже красуются на столе, а я вновь одета в любимую домашнюю одежду - рубашку Адама. Хикари напился и теперь трется о мои ноги, путаясь на каждом шагу.
- Я тоже скучала, малыш, я тоже, - присев на корточки, глажу мягкую шерсть щенка. - Оставила вас совсем ненадолго, а ты болеть вздумал, - продолжаю гладить.
Мелкий бутуз задирает морду, чтобы его ласкали и чесали за ушами. Усмехаюсь, продолжая трепать шерсть акита-ину.
- Пора поднимать нашего папочку, как считаешь? - на мои слова теперь уже более громкий “гав” разносится по квартире. Направляюсь к кровати, держа в руках тосты и чайник с чаем. - Спящий красавец, пора вставать.
Устроив поднос с завтраком на тумбочке, усаживаюсь на кровать поверх одеяла и наклоняюсь, прижимая губы к губам любимого.
- Доброго утра, родной.
- Доброго утра, милая, - проговаривает Адам, когда наши губы размыкаются. - Ты уже встала.
- Да, и напоила одного троглодита, а теперь позабочусь о другом.
- Это я, что ли, троглодит? - выгибает бровь любимый, а после забирается ладонью под рубашку, поглаживая моё бедро. - Хотя… как посмотреть на это.
- Развратник мой, - смеюсь, перебирая волосы Адама и приглаживая спутанные пряди.
- Правда? - от его вопроса я теряюсь, не понимая, что именно он спрашивает, и в чем ему нужно дополнительное подтверждение. Словно видя моё замешательство, любимый уточняет: - Правда твой?
Мои губы трогает улыбка, но не веселая, скорее нежная, и обняв за плечи, прижимаюсь к груди мужчины щекой. В этом вопросе столько уязвимости, что у меня душа рвется на части. Вчера - неуверенная экскурсия по дому, сегодня - вопрос.
Продолжая тереться щекой о теплую кожу, хрипло от переполнивших меня чувств проговариваю:
- С первой встречи в Хитроу. Ты мой, как и я твоя.
Чувствую, как руки любимого сильнее сжимают в объятиях, и закрываю глаза, не давая слезам пролиться. Уже не первый раз в словах Фостера проскальзывает ощущение ненужности, и я изо всех сил пытаюсь подарить ему немного нужности. Хоть и понимаю, что он не скоро поверит в то, что дышать без него не могу.
- Ты моя, да, - чувствую, как Адам прижимается губами к волосам. - Моя.
Киваю, не в силах проглотить ком в горле, но, как и всегда до этого, спасает положение мелкий бутуз своим “Тяф”.
- Малыш ожил, - улыбаюсь, потираясь носом о щеку любимого. - Но его я уже напоила, теперь твоя очередь.
Утро проходит в милой обстановке нежности и шутливых заигрываний. Пока я не завожу разговор о вечере.
- Во сколько надо быть у твоего деда?
- Я не смотрел, - Адам продолжает поглаживать мою спину, словно кошку успокаивает. - Но я бы опоздал, чтобы не показывать, что стал послушным внуком.
- Почему ты так к нему относишься? - рука любимого на моей спине замирает. - Извини, это не моё дело.
- Нет, это не так, - Фостер прижимает меня к себе, и я, отставив поднос, устраиваюсь на кровати удобнее и переплетаюсь ногами и руками с Адамом. - Раньше я ждал, что дед приедет. И не для того, чтоб мельком всунуть в руки ненужную игрушку не по возрасту, а поговорить, побыть со мной, дать мне передышку между попойками отца. Но мистер Охман оставался недосягаем. Ни тогда, когда мне было два года, ни пять. Даже мое совершеннолетие дед отметил подарком, переданным водителем. Безразличие к моей судьбе я стал принимать, как должное. Нет, так нет. И для меня стало полной неожиданностью предложение возглавить компанию. Не знаю, почему я согласился. Быть может, смерть отца тому виной, и появившееся ощущение свободы от многолетнего ярма помутило разум. Но сейчас попытки деда стать любящим “родителем” только вызывают раздражение.
Слушаю, не перебивая, но любимый больше не продолжает, словно этим всё сказал. И я понимаю, что кое-что не срастается в этой истории.
- А ты не спрашивал его, почему он не вмешался раньше?
- Нет. Зачем? Мне уже все равно.
- Мне просто кажется это всё странным…
- Ничего странного нет, Арли. Просто старик решил обелить свою совесть на склоне лет.
Тон Адама достаточно категоричный, потому я оставляю дальнейшие расспросы при себе, мысленно обещая узнать другую правду, когда познакомлюсь ближе с этой частью семьи Фостера. Вместо вопросов меняю тему, стараясь отвлечь погрузившегося в думы мужчину и себя заодно.
- Я выбрала вчера платье, но сегодня такое солнце, что боюсь, мне в нем будет жарко. Поэтому сменю его на то, что купила раньше. Alberta Ferretti - идеальный наряд для званого вечера.
- Что-то я уже не доверяю этой Ферретти, - любимый так мило хмурится, что это вызывает у меня проказливую улыбку. - А вот теперь я и вовсе не хочу, чтобы ты его надевала.
- Ну, перестань. Вот увидишь меня в нем и поймешь, лучшего не найти, - а про себя думаю, что надену его перед самым выходом. - А сейчас вставай, мы идем гулять в парк.
- Не-е-ет, не хочу в парк. Хочу тебя рядом в кровати.
- Ничего не знаю, мистер Фостер, вылезай из постели.
- Да ты любишь командовать, как выясняется, - он притворно вздыхает, но я лишь улыбаюсь и поднимаюсь с кровати.
- Ты говорил про какой-то греческий ресторан, я и туда хочу. Давай, Адам, поднимайся, пойдем гулять.
И направляюсь к оставленным вчера в спешке вещам, чтобы выудить оттуда светло-бежевые бриджи и белую с голубыми и коричневыми узорами майку на тонких бретельках. Снимаю рубашку Адама с себя, чтобы надеть одежду, но меня обнимают со спины, и губы любимого прижимаются к шее, пока мужские руки гладят мне живот.
- Ты хочешь меня отвлечь от сборов?
- И не только, - рука мужчины уже между ног, так что мне приходится закусить губу. - Я вообще хочу, чтобы ты перестала соображать что-либо.
- Но как же Хикари? Ты должен загладить свою вину, а значит, потакать во всем щенку. К тому же… Адам, перестань, - но даже попытки не делаю отстраниться, - ходьба улучшает пищеварение.
- Я знаю, что ещё улучшает, - не унимается любимый, но в этот самый момент мелкий комок меха жалобно скулит, сообщая, что вода, выпитая вчера и сегодня, должна естественно покинуть собачий организм. - Чтоб тебя, Хикари, - Адам целует меня ещё раз за ухом и отступает, а я быстро натягиваю купленные вчера трусики. И случайно выпадают остальные мои покупки. Фостер тут же поднимает одну из вещиц, с любопытством рассматривая черное кружево.
- Это ты купила вчера?
- Ну, - забираю бюстгальтер из мужских рук, - да, и ещё кое-что.
- О-о, я хочу, чтобы ты надела это сегодня дома.
- Посмотрим, милый, - натягиваю бриджи и застегиваю их, оказываясь полностью одетой. - А сейчас собирайся, пока пёс в знак протеста не сделал лужу в твоих туфлях.
Спустя полчаса мы спускаемся вниз, не забыв поприветствовать герра Хубера. Дорога в парк оказывается не слишком длинной, но щенок бегает от куста к кусту, словно и не умирал вчера. Наверное, так со всеми детьми: чуть-чуть им полегчает, и они снова фонтанируют энергией.
Мы гуляем несколько часов, пес обнюхивает все вокруг, лает и ластится к прохожим. Странное чувство вызывает у меня маленькая девочка с двумя рыжими косичками, почти такого же цвета, как шерсть у акита-ину. Я не понимаю ни слова из её воркований со щенком, но Адам улыбается. И тут меня словно оглушает мысль, что отцом он будет самым лучшим на Земле. Ведь у него столько нерастраченной любви, о которой, возможно, он и не догадывается.
Обняв за талию Адама, кладу голову ему на плечо, продолжая любоваться фонтаном, что разбрызгивает искрящиеся, словно бриллианты, капли. Мои фантазии уходят далеко вперед: наш общий ребенок, мальчик с карими глазами или девочка с темными кудрявыми волосами. Я представляю, как она растет и бегает по лужайке за бабочками, как падает и разбивает колени, как папа спешит на помощь, дуя на ранки.
“Все лишь два года потерпеть и пропить таблетки. Два года, и я смогу держать на руках частичку Фостеров.”
- О чем ты думаешь, сладкая?
- О ком, я думаю о тебе, - поднимаю голову и целую его губы. - Когда-нибудь ты станешь лучшим отцом.
- И почему ты об этом сейчас подумала? Ты что...
- Нет, не беременна. Я просто увидела, как ты общаешься с детьми здесь в парке, и хоть и ни слова не поняла, зато почувствовала.
- Всё равно не понятно, - мужчина качает головой, но так как я больше ничего не добавляю, переключает внимание на Хикари: - Ну что, мелкий, готов идти домой?
- Тяф! - виляя хвостом, но уже не заваливаясь каждый раз на бок, пес семенит к нам и садится возле ног. - Тяф-тяф!
- Ничего себе, какой ты сегодня разговорчивый, - смеется любимый, а после поворачивается ко мне: - Сейчас отведем Хикари и пойдем в ресторан, - и снова псу: - Извини, парень, но с собаками туда нельзя.
Хвост колечком тоскливо повисает, словно щенок хотел с нами и дальше гулять, а не сидеть взаперти. Присев на корточки рядом с пушистым акита-ину, поглаживаю его по спине и треплю уши.
- Нельзя малышу с нами, малыш болеет, - беру щенка на руки, стараясь увернуться от его облизываний. - В другой раз пойдем с тобой. Но не сегодня.
Оставив Хикари дома, мы спускаемся вновь и выходим на улицу, чтобы через пятнадцать минут зайти в помещение ресторанчика “Zorbas Grill”. Светлое оформление с голубыми вставками создает ощущение, что мы действительно оказались в средиземноморском ресторане. Персонал после первого же вопроса переходит на английский, так что я и вовсе не чувствую дискомфорта.
Милый обед и шуточные поддразнивания чередуются с поцелуями и нежными прикосновениями. Мы кормим друг друга с рук, а интимные улыбки скрываем за бокалами с вином. Решаем не садиться за руль, а воспользоваться услугами Стефана для поездки на прием деда. Возвращаемся домой слегка навеселе, но это только помогает справиться с внутренним напряжением. Причем напряжены мы оба, однако причины этой нервозности у каждого свои.
Приготовление занимает у меня много времени, потому как приходится приспосабливаться к обстановке и самой себе делать макияж и прическу. Распсиховавшись, потому что выровнять волосы, как хочу, не получится, завязываю их в хвост. Достав платье из магазинного чехла, вешаю его в гардеробной, чтобы расправились все пайетки. Достаю лосьон с бронзатором из косметички, и тут же выпадают таблетки, которые я быстро заталкиваю на самое дно под щетки и помады.
Чувство вины не покидает меня с того момента, как любимый спросил про беременность, но действие контракта давит дамокловым мечом на меня. Мысль все откровенно рассказать отметаю сразу, малодушно полагая, что Адам заставит прекратить прием контрацептивов и вообще гастроли. Трусиха. Да, я трусиха, но потерять дорогого человека боюсь сильнее, потому пусть думает, что просто не получается пока. Продолжая собираться, я прямо ощущаю, что сегодня что-то произойдет: до вечера, на самом вечере или после него.
Лодочки от “Giuseppe Zanotti”, платье и небольшой клатч, в котором лишь телефон и маленький флакончик духов.
- Я готова, - выхожу из гардеробной и натыкаюсь на любимого в костюме. - Черт возьми, мне предстоит ревновать тебя ко всем сегодня.
- Не придется, потому что я закутаю тебя в паранджу. Оно же прозрачное, Арли! Бельё видно, - сокрушается любимый, осматривая меня, пока я медленно поворачиваюсь.
- Ну и что? Это же бельё, а не голый зад, - усмехаюсь и подхожу ближе, чтоб поправить узел на галстуке. - И ты же помнишь, что я с тобой, и никто мне не нужен.
Пока мы едем по городу, сжимаю руку Адама, ощущая, как кровь быстрее бежит по венам, подгоняемая бешеным стуком сердца.
- Как думаешь, твой дед не станет вспоминать нашу с ним первую встречу?
- Скорее, это мне он будет припоминать, и не раз, - кривит губы любимый.
- Не думаю, что он так жесток, - положив голову на мужское плечо, размышляю о том, какая она - семья деда Адама: чванливые или не очень, может, они снобы. Но человек, жертвующий сотни тысяч евро на восстановление речки, просто не может быть снобом. Да и то, что я успела увидеть вчера в кабинете, совсем не говорит о том, что мистер Охман высокомерен.
Машина останавливается возле старинного особняка, который сегодня окружен огнями. И то, что тут нет очереди, яснее ясного говорит: мы опоздали. А всё потому, что Хикари решил поиграть с нами в догонялки, потом его надо было поить и снова выгулять. Слуга открывает дверь, и Адам выходит, а затем подает мне руку. Ощущать его сейчас просто жизненно необходимо, поэтому даже не осознавая своих действий, теснее жмусь к любимому. Мы медленно и степенно входим в дом, и впервые со своего самого первого выступления на дне рождения матери, ощущаю, что мои колени становятся ватными.
Стоит нам переступить порог, как голоса в комнате смолкают, как будто звук выключили, и два десятка пар глаз сканируют нас. Странное ощущение оказаться в центре внимания тогда, когда я к этому не готова, охватывает меня.
- Ну что, сладкая, пойдем покажемся в этом серпентарии.

Клиника Harley Medical Group не отличается ничем от множества других медицинских центров, в которых я уже бывала. Приехав на обследование, шагаю по длинным белым коридорам, рассматривая множество дверей с номерами. Блондинка в форме за стойкой регистрации приветствует меня.
- Я на плановый осмотр, - говорю, чуть растягивая слова.
- Ваше имя?
- Арлин, - и небольшая заминка прежде, чем я проговариваю фамилию, которую приобрела совсем недавно. - Фостер.
- Да, минуточку.
И спустя чуть больше минуты мне дают карточку и список докторов с номерами кабинетов. Соблюдая порядок, обхожу терапевта, эндокринолога, дерматолога, отоларинголога, гинеколога, который подтверждает срок - пять недель. Следующим на очереди оказывается кабинет кардиолога. Толкаю дверь и захожу. Вокруг достаточно светло, но никого не видно. Продолжаю осматриваться: какой-то цветок в углу, стол, кресло для доктора и напротив - посетителя, компьютер и открытые жалюзи на окне, что открывают вид на парк во внутреннем дворе.
- Добрый день, - боковая дверь открывается, и из неё выходит мужчина. Шатен с серыми глазами в белом халате поверх серого с отливом костюма удивленно рассматривает меня. - А вы?
- Арлин Фостер, - протягиваю ему обходной лист.
Несколько мгновений мужчина смотрит в него, а после поднимает глаза на меня.
- Мисс Фостер…
- Миссис, - поправляю я, продолжая легко улыбаться.
- Да, конечно, - он возвращает мне бланк. - Видите ли, произошло небольшое недоразумение. Вам нужно к кардиологу, а не кардиохирургу, то есть ко мне. Видимо, девочки на ресепшн перепутали.
- И что же? Мне нужно найти другой кабинет?
- ЭКГ могу сделать и я, так что прошу, - он открывает ту самую боковую дверь, и я вижу кушетку, рядом провода и присоски электродов. - Снимайте всю одежду, кроме белья, и украшения. Всё можно сложить на соседнее кресло. Как только будете готовы, позовите меня.
Киваю, продолжая осматриваться. Последний раз кардиограмму мне делали лет в тринадцать, ещё в школьном медицинском кабинете, когда я несколько раз за неделю упала в обморок. Теперь же причины иные.
Раздевшись, ложусь на кушетку и негромко зову:
- Доктор?
- Я не представился? - шатен появляется в комнате и с деловым видом начинает цеплять к моему телу электроды. - Виктор Кэмерон. Когда вы в последний раз делали ЭКГ?
- Не помню, в школе ещё.
- Сердце не беспокоит по ощущениям? Колит? Давит? Сжимается?
- Нет, нет и нет.
- В вашей карте написано, что вы на пятой неделе беременности. На таком сроке ещё, к сожалению, нет возможности проверить и сердце ребенка, поэтому пока ограничимся вами.
- Как скажете, доктор Кэмерон.
- А сейчас дышите ровно, не разговаривайте и не шевелитесь одну минуту.
Прикрываю глаза, стараясь мысленно считать секунды. Но вот мужчина снова подает голос:
- Вот и всё, - он осторожно снимает все электроды, после забирает лист распечатанной кардиограммы и, внимательно изучая его, возвращается в кабинет, достаточно тактично оставив меня одеваться.
Выхожу следом, усаживаясь в кресло напротив.
- Ну, что скажите, доктор? Долго мне ещё предстоит жить?
- Вы любите кофе? - совершенно неожиданно спрашивает он.
“Неужели клеит беременную миссис?”
- Люблю. А что?
- Я бы рекомендовал вам на время беременности избегать этого напитка. Только если ваш малыш жутко захочет его. А без надобности лучше заменить его чаем, и желательно с молоком, чтобы доза теина снижалась даже так. Не нужно искусственно вызывать тахикардию.
Таких нотаций мне даже отец не читал. Но киваю, ожидая, когда же он подведет итог.
- Хорошо, доктор, я снижу потребление кофеина. И как вы там назвали второй, что в чае?
- Теин,- с улыбкой подсказывает Виктор Кэмерон. - Ну, что же, ваше заключение по кардиограмме будет готово завтра, вы сможете забрать его в регистратуре, и там же вам его подклеят в карту.
- Спасибо, доктор Кэмерон, - поднимаюсь со своего места и протягиваю руку для пожатия.
- Не за что, - на его губах появляется хитрая улыбка. - Всегда приятно обследовать знаменитость, - он подмигивает, словно мальчишка, и я смеюсь в ответ.
Покидая кабинет, продолжаю гадать, откуда он узнал, кто я, ведь не похож на того, кто слушает попсу. Но в любом случае, посещение кардиолога было последним на сегодня. И в приподнятом настроении я набираю номер мужа, чтобы рассказать ему о небольшом приключении в больнице.

Дорогие мужчины, с праздником вас!
Оставайтесь всегда такими же смелыми, сильными и мужественными.
И помните, мы нуждаемся в вашем сильном плече.

Любимый , какой ты у меня потрясающе красивый и в видео и на коллаже

Доброго вечера пятницы.

Родной, складывать твоё видео мне было особенно радостно. И очень рада что тебе понравился результат сотворенный для тебя.



Ребята, Бен, Девид, Гай, мастеру приятны ваши похвалы Делать видео с такими мужчинами одно удовольствие.

Эстель, дело которое по душе и спорится легко) Сейчас думаю, что не сломай я ногу, потянула бы ещё троих минимум) И всегда пожалуйста)
Джеймс, спасибо за цветок под аватарку. За слова и комплимент. Я тоже удивлена))

Все мы ведём себя, как идиоты.
Просто некоторые, особо одарённые, экземпляры это о себе знают,
а все остальные — нет.

(с) Макс Фрай "Большая телега"

Дортмунд. Германия

- Не стоит, милый, меня интересуешь только ты на этой ярмарке тщеславия, - через силу улыбаюсь и, привстав на цыпочки, целую Адама в уголок губ. На мои действия любимый отзывается, но ничего не добавляет, и это заставляет меня сильнее замкнуться в себе.
Никогда не думала, что можно чувствовать себя настолько неуютно на званном вечере. За всю мою не слишком долгую жизнь я успела повидать тысячи подобных и не слишком похожих зрелищ. И слова любимого мужчины, сказанные через силу, задевают сильнее всего. Весь вечер после появления Каспара меня не покидает ощущение, что я лишняя на этом празднике. Никого не знаю, совершенно не понимаю, о чем говорят все эти мужчины и женщины. Расхваленный десерт для меня превращается в вату. Годы притворства на сцене сегодня становятся хорошей подпоркой, и только они дают возможность выдержать пребывание здесь. Я не вижу причин для ревности Адама к деду, разве что любимый стал ревновать Каспара ко мне, а не меня к нему. Но в итоге весь задор к моменту, когда я сажусь на заднее сиденье автомобиля, сходит на нет, а настроение - ниже нулевой отметки.
Виню себя за эту поездку. Я уж никак не ожидала, что “бабуля” окажется ровесницей Адама. И надо же ей быть настолько искусственной: начиная от нарощенных волос и кончая сделанными у пластических хирургов бедрами. Многим это, может, и не кинется в глаза, но у меня в семье был пример любительницы пластики. И эта округлость, когда мышцы при шаге не прогибаются, образуя впадинку, и говорит о том, что там полно силикона. А то, как миссис Охман повела себя с моим мужчиной? Я едва не вырвала её нарощенные волосёнки, пока Адам не огорошил меня информацией, что это и есть жена Каспара Охмана. Но даже несмотря на то, что мне было неуютно, официальное знакомство, и в одежде, с дедом все же состоялось. И хотя планы по сближению с родней Фостера женского пола не реализовать, остается только дед. Тем более, что он - родственник по матери. Возможности поговорить нам с мистером Охманом не удалось найти. Его окружала толпа гостей, и эта вешалка силиконовая не отлипала от руки своего мужа. Но, думаю, что и на работе смогу найти способ пересечься с дедом любимого. Мне нужна информация, а кроме него, мне никто с этим не поможет.
Отстраненные размышления продолжаются на протяжении всего пути в молчании до дома номер семьдесят девять. Стефан останавливается возле подъезда и глушит мотор. Я, не дожидаясь, когда Адам откроет дверь и предложит мне руку, открываю со своей стороны машину и выбираюсь, словно меня ужалили в салоне.
- Доброй ночи, Стефан, - через силу произношу и, не оглядываясь на Фостера, быстро направляюсь к лифту.
Любимый догоняет меня там и хмуро смотрит, но дабы не демонстрировать любопытному старичку-консьержу наши отношения, мы оба молчим. Лифт поднимается вверх, а во мне всё сильнее поднимается злость, подогретая обидой. Стоит только Адаму открыть дверь, как я скидываю туфли и иду к своему чемодану, начиная рыться в нём в поисках подходящего для путешествий наряда.
- Что ты делаешь? - молчу, игнорируя вопрос Фостера, потому что кажется, если открою рот, оттуда польётся яд. - Арлин? Что ты делаешь? - мужчина ловит меня на пути в гардеробную, и его касание становится последней каплей.
- Я уезжаю. Больше не желаю оставаться здесь, - предательская слеза скатывается по моей щеке.
- Почему? - упавшим голосом спрашивает мужчина.
- Потому что я не хочу быть здесь!
- Здесь со мной?
- Да! - выкрикиваю в лицо Адаму и чувствую, как руки на моих плечах разжимаются. Лишенная опоры, опускаюсь на колени возле чемодана и начинаю складывать свои разбросанные вещи в него, оставаясь в платье.
Щенок, не понимая, что происходит, мечется от Адама ко мне и обратно, виляя хвостом и потираясь своей маленькой тушкой о ноги. Тишина после моего заявления растягивается на минуты, а я продолжаю собираться, давя в себе все чувства. Поднимаюсь на ноги, оборачиваюсь и стягиваю через голову платье, затем хватаю джинсы и, прыгая на одной ноге, натягиваю их. После надеваю и рубашку, не заботясь о том, что бюстгальтера на мне так и нет.
- Арлин, - мужской голос заставляет меня замереть и поднять голову. Фостер, стоя у стены ванной комнаты, похож на выкинутого прочь побитого котенка. Но я слишком взвинчена, чтобы так просто пойти на попятную.
- Я не могу быть с человеком, который не желает впускать меня в свою жизнь. Я здесь чужая! - чувствую, как сразу две слезы скатываются по щекам. - Я не знаю языка, не знаю места и не знаю тебя!
- Ты знаешь меня, - мужчина поднимает на меня глаза. - Знаешь больше, чем любой человек.
- Да, и я успела понять, что есть вещи, куда ты не допускаешь.
- Не уходи.
- Не могу жить с тем, кто скрывает от меня свою жизнь. Почему я должна была сегодня тянуть клещами из тебя ответы? Почему ты так относишься к своему деду, но при этом вполне себе позволяешь мило общаться с его искусственной женой? Ты даже не представляешь, чего мне стоило удержаться и не сбежать с этого праздника! Я не понимаю, о чем они говорят, а ты отмахиваешься от меня словно от надоедливой мухи.
- Арли…
- Нет! До тех пор, пока всё будет так, мы не будем вместе.
- Прошу… - Адам отстраняется от стены и делает шаг навстречу. - Прости меня, - он обнимает меня, и я уже не вырываюсь, понимая, что сил, даже дособираться, у меня не остается. Словно из воздушного шарика выпускают весь воздух. - Я настолько погрузился в свои переживания и не думал о том, каково тебе.
- Ты словно перестал замечать и слышать меня, - уткнувшись ему в шею, шепчу. - И я не могу понять почему.
- Просто воспоминания, связанные с тем местом, оказались слишком тяжелыми.
- Но зачем тогда ты согласился? Зачем поехал туда?
- Потому что ты этого хотела, милая, - его руки начинают двигаться, поглаживая мою спину.
- Ты должен был сказать мне, насколько тебе неприятно там находиться.
Адам ничего не отвечает, только сильнее жмет к себе. Эта ситуация морально выматывает меня так, что я не двигаюсь. Боль оседает внутри, но теперь я хотя бы могу дышать. Отстранившись, заглядываю ему в глаза.
- Не скрывай от меня свои чувства. Никогда, Адам Фостер.
- Я постараюсь, - это не тот ответ, который ожидаю, но наверное, лучшее, что можно услышать сейчас. Ничего не сказав, оборачиваюсь и прижимаю к себе щенка, который не оставляет попыток привлечь к себе внимание.
Сон этой ночью ко мне так и не приходит, заставляя вертеться на кровати и путать одеяло. Чувствую, что не только я не сплю, но не ощущая мужского тепла рядом, сцепив зубы, перебарываю себя, чтобы не попросить обнять.
“Захочет - сам обнимет.”
Спустя ещё полчаса вертения поднимаюсь с кровати и босиком топаю к холодильнику.
- Арли? - оборачиваюсь и вижу любимого, сидящего на постели, лохматого и такого милого, что не могу сдержать слабую улыбку.
- Я просто встала попить молока, - и указываю на пакет в своих руках. - Хочешь?
- Да, люблю молоко, - мужчина тоже поднимается, и я наливаю в два стакана белую жидкость. Затем, минуя барную стойку, ставлю стаканы на стол и усаживаюсь, подтянув одну ногу к себе. Адам замирает на мгновение, но после выдвигает себе стул и садится рядом.
В молчании мы пьём молоко и стараемся избегать смотреть друг на друга, пока любимый не ломает эту ситуацию.
- Ты действительно была готова уйти?
- Да, - поднимаю глаза на него. - Для меня не существует полумер. И этот вечер стал сплошным напряжением.
- Но мне казалось, тебе понравилось. Ты улыбалась и даже смеялась.
- Играла, Адам. Я умею притворяться, что всё хорошо, даже когда душу рвет на части.
- Но ты осталась.
- Потому что я хочу познакомиться с твоим дедом ближе. И не потому, что он меня интересует, как мужчина, - тут же добавляю, видя, как боль закрадывается в глаза мужчине, - а потому что он последний твой родственник. Честное слово, Адам, меня бы устроила и бабушка, будь она твоей настоящей бабушкой, а не ровесницей, с которой ты учился в колледже.
- Арлин…
- Нет. Это я ревную. Тебя к ней. Тебя к твоим девушкам на работе. Ко всем ревную, а ещё этот дурацкий язык. Я не знаю, что говорят тебе, не знаю, что ты говоришь, и это сводит меня с ума.
- Не думал, что ты так переживаешь.
- Я хочу быть с тобой, Фостер, каждый день и каждую ночь, но мне неуютно. И с твоей “бабулей” я не желаю находить общий язык. Она мне не нравится.
- Тебе и не надо, - Адам поднимает меня со стула и притягивает к себе на колени. - И с Каспаром не надо, - добавляет любимый, но я не соглашаюсь. Мне нужен дед для моего плана, о котором ни за что не скажу. Не возражаю и не подтверждаю слова мужчины, вместо этого прижимаюсь щекой к его груди.
Молоко делает своё дело, и спустя десять минут чувствую, что мои веки наливаются свинцовой тяжестью, и всё сложнее держать глаза открытыми. Обнимаю любимого и кладу голову ему на плечо, позволяя отнести себя в постель.
Прихожу в себя, когда уже светло, под одеялом и вжимаясь спиной в тело Адама. Его руки обвивают мою талию, мне тепло и уютно в коконе из объятий, одеяла и дыхания мужчины, что щекочет шею. Приподнимаюсь, и щенок словно этого и ждет, чтобы начать жалобно скулить, просясь на улицу. Перевожу взгляд на часы, что стоят на тумбочке со стороны Адама, и вижу, что уже полдень.
- Мой бедный щеночек, - спускаю ноги с кровати, и тут же слышу голос мужчины:
- Куда ты?
- Гулять, - знаю, что на мне только трусики, но не испытывая особого стеснения, поднимаюсь на ноги и направляюсь к одежде. - Щенок терпит с утра и до сих пор, - и чуть помедлив, пока застегиваю бюстгальтер, добавляю: - Пойдешь с нами?
- Да, - Адам тоже встает, позволяя моему взгляду скользнуть по его литым мышцам.
- Тогда поторопись, папочка, - пытаюсь шуткой немного внести изменения в ощущение отчужденности.
Любимый чуть кривит губы в улыбке, но это мало походит на то, что ему весело. Как и мне. Хотя я понимаю, что погорячилась вчера, но причины моего поступка остались. И повисли между нами невидимой стеной.
Мы гуляем до трех часов дня, щенок счастлив, но и только. Возвращаемся домой пообедать, но “стена” лишь сильнее вырастает. В итоге хоть мы и ложимся спать вместе, но это не сближает нас, несмотря на крепкие объятия и пожелания доброй ночи. Вот уже два дня, как мы не занимаемся любовью. Мои планы вчера поломались, как и воскресенье мы провели, ограничившись одними поцелуями без страсти. И это тоже нервирует.
Шум воды заставляет открыть глаза, и тут же я осознаю, что сегодня понедельник и, значит, Адам идет на работу на весь день. Скидываю одеяло, босиком направляюсь к ванной комнате и открываю дверь. Любимый стоит под душем, позволяя мне любоваться потрясающим телом. Скидываю трусики и ступаю под струи воды как раз, когда Фостер намыливает волосы. Прижимаюсь губами ему между лопаток, и мужчина резко оборачивается, так что мне приходится сделать шаг назад. Но лишь один шаг, потому что руки отказываются повиноваться разуму и опускаются на грудь Адама. Поглаживая и растирая мыльную пену по горячей коже, спускаюсь ниже, обводя кубики пресса.
- Я решила, что тебе не помешает помощь, - подхожу вплотную и чувствую, как ладони мужчины опускаются на мои ягодицы и притягивают еще ближе. - Спину потереть или ещё что-то…
- Ещё что-то, - хрипло отзывается любимый, и я вижу, как пламя страсти разгорается в темно-карих глазах.
Возвращаю руки ему на шею и, привстав на цыпочки, накрываю губы своими. Это касание, словно спичка, брошенная в бензобак, взрывает все ощущения. Глухое рычание с губ Адама, и меня отрывают от пола, зажимая между горячим телом и прохладным стеклом душевой кабины. Поднимаю ноги выше, обхватывая бедра любимого своими, и ощущаю горячую длину, что дразняще касается моей промежности.
- А-а-ах… А-ада-ам-м, - стон срывается с моих губ, когда член медленно погружается, и я крепче обхватываю руками мужчину.
Любимый прижимает меня к стене душевой и толкается глубже. Движения постепенно набирают силу и амплитуду, так что моя спина елозит по стеклянной поверхности. Ногами стискиваю талию Адама, а руками - его шею и плечи, и при каждом толчке только сильнее сжимаю его и внутренними мышцами тоже. Дыхание смешивается при каждом прикосновении губ к губам, но мне хочется большего, чем сейчас. Поэтому разрывая поцелуй, хрипло шепчу:
- Хочу иначе тебя, - на затуманенный страстью взгляд любимого отвечаю: - Сзади.
И спускаю ноги на пол, чтобы тут же оказаться развернутой и прижатой грудью к гладкой стене душевой. Раздвигаю бедра шире, поднимая ягодицы, и вскрикиваю, когда ладонь Фостера опускается на мягкую половинку, и ее сжимают в собственическом жесте.
- Жаркая девочка, - горячий шепот сводит с ума, заставляя тереться всем телом о мужчину, словно кошка. - Моя, - с этими словами Адам вновь погружает свою твердую плоть в меня.
- Да-а-а, - упираюсь руками в стену и подаюсь навстречу. - Еще! Еще, Адам!
С каждым толчком меня все острее охватывает наслаждение, заставляя терять голову и громко стонать от переполняющих эмоций.
- Громче, - рычит над ухом любимый и опускает ладонь по моему животу ниже, чтоб прикоснуться пульсирующего в предоргазме клитора. И я кричу до хрипоты, кончая и сжимая член внутри, на грани сознания ощущая и кульминацию любимого.
Адам наваливается на меня, тяжело дыша, а я, повернув голову, целую его в уголок губ.
- Самого доброго утра, милый, - с перерывами в дыхании хрипло шепчу. На это мужчина хмыкает и трется носом о мою шею и плечо.
- И тебе, - поцелуй, что следует, теперь полон нежности и ласки. А душ, который мы принимаем вместе, словно смывает негатив двух прошлых дней и дарит облегчение.
Новое начало. Новый виток жизни, что выходит на другой уровень. Узнавая слабости человека, начинаешь его лучше понимать. И именно это случилось в субботу вечером. Для меня становится полной неожиданностью, что я сама стала слабостью любимого мужчины. И это только сильнее заставляет меня держаться за него.
Осознаю, что просто не знаю, как пережила бы уход от Адама. Да, я собирала вещи, да, бесилась и ревновала, но где-то на подсознании надеялась, что он не отпустит. Ни позавчера и никогда больше.
Завтракаем уже иначе. Барная стойка накрыта двумя тарелками, на которых яичница с томатами, и кофейником с двумя чашками. Мы сидим напротив и гладим ногами под стойкой друг друга. Хикари крутится рядом, негромко тяфкая, но кроме воды и пятидесяти грамм корма ему ничего не светит.
- Я выгуляю его, как только провожу тебя на работу.
- Уже горишь желанием спровадить меня из дома?
- Раньше выйдешь - раньше придешь. Я поскорее хочу увидеть тебя, потому что целый день буду ужасно скучать.
- Это мне нравится, - на мои вскинутые брови он поясняет: - Что ты скучаешь по мне. Выходит, я что-то значу для тебя.
- Больше, чем что-то.
Лишь только за Фостером закрывается входная дверь, как квартира кажется мне большой и пустой.
- Ну, что? Идем на утренний променад? - присаживаюсь на корточки возле щенка, который счастлив быть дома не один.
- Доброе утро, - приветствую консьержа, и мистер Хубер улыбается на все свои шестнадцать зубов. То, что он отвечает, я не понимаю. Да и не хочу.
Домой мы с Хикари идем через супермаркет. И пусть я не шеф-повар, но не могу не воспользоваться предоставленной возможностью в квартире Адама и не приготовить вкусный ужин. И не только ужин. Только с третьего раза разбираюсь, где и как включается свет пультом, а после нахожу и скачиваю в айпод себе одну знаменитую песню, предвкушающе улыбаясь.
Пока готовлю еду, время летит незаметно, но не удержавшись, все же набираю номер Адама. Со второго гудка слышу его “Алло” и словно в теплый плед заворачиваюсь.
- Я уже соскучилась. К которому часу нам тебя ждать?
- Около семи буду дома.
- Хорошо, я приготовлю ужин и буду вся в ожидании, - не удержавшись, хихикаю.
- Арли? Ты о чем?
- Я жду тебя, родной. Не задерживайся на работе.
Пусть я и не Саманта Джонс, чтоб покрыть себя суши, но кое-что могу сотворить.
К семи часам на столе стоит бутылка красного вина, два бокала и мясо, приготовленное по старинному рецепту. Сама я тоже уже переодетая, щенок накормленный и второй раз выгулянный. Сажусь на кровать в ожидании любимого и рассматриваю свое облачение. Шляпа с короткими полями, рубашка Адама, которую я себе присвоила, и серебристый в мелкую клетку галстук, повязанный на шее. Под рубашкой - то самое провокационное белье из бутика “Агента”. Черные чулки с ажурными резинками и “Лабутены” на высоких каблуках довершают наряд.
Поворот дверной ручки, и я подпрыгиваю, быстро скрываясь в гардеробе.
- Арлин? - слышу, как мужчина скидывает туфли и почти неслышно ступает по квартире. - Привет, мелкий, где наша девочка?
- Тяф! - хихикаю про себя и нажимаю кнопку на пульте, погружая квартиру в темноту.
- Что за…?
Еще одно нажатие, и по помещению разносятся первые аккорды песни Joe Cocker “You can leave your hat on”.
- Арлин?
Зажигаю свет за спиной, так что мой силуэт высвечивается на полу и кровати. Смутно припоминаю движения, но качаю бедрами в такт и вижу, как любимый выходит из-за угла, глядя на меня расширенными глазами. Улыбаюсь, опуская глаза и скрывая их волосами и шляпой. Использую, как пилон, дверцу от гардероба, поднимаю ногу, сгибая в колене, и откидываюсь назад, так что шляпа слетает с головы. Кидаю ее в Фостера и указываю пальцем на кровать, чтобы он сел. Когда Адам опускается на постель, держа на руках акита-ину и продолжая трепать уши щенка, наклоняюсь, складывая тело пополам, и провожу по своим раздвинутым ногам до талии. Расстегиваю пуговицы на рубашке, повернувшись спиной, спускаю ее с одного плеча и одеваю снова, чтоб другое плечо и руку оголить, а после - с обоих плеч, и скидываю ее совсем. Швыряю рубашку через плечо назад и выхожу из гардероба, развязывая галстук.
- У вас есть крупные купюры, мистер Фостер, - ставлю правую ногу на кровать и закидываю галстук любимому на шею, притягивая голову Адама ближе к себе. Вижу его улыбку, но когда он проводит ладонью по моей левой ноге, поднимаясь до ягодиц, тут же отстраняюсь. Понимая, что песня подходит к своему логическому концу, накидываю вновь галстук себе на шею и опускаюсь на колени, руками раздвигая ноги любимого так, что шелковые кисточки, приклеенные к груди, касаются его бедер.
- Ужин подан.

— Знаете что, Джоэл?.. Волшебство уходит...
— Знаю.
— И что мы будем делать?
— Наслаждаться... моментом.
(с) Вечное сияние чистого разума

Прямой рейс Дортмунд - Лондон. Аэропорт Лутон.

Сидя на соседнем сиденье, я нуждаюсь в поддержке, как никогда раньше. И мужчина, который сжимает сейчас мои пальцы, может ее дать. А я готова подарить ему весь мир, включая меня саму. Положив голову на плечо любимого, вспоминаю свой вчерашний визит на работу к Адаму.

Фостер уехал утром, перед этим подарив мне восхитительное пробуждение, но и сама я не стала отлеживаться в кровати. Во-первых, надо было выгулять Хикари, а во-вторых, пришло время двигать дела. Уже почти месяц прошел, и за это время я старалась не проболтаться о том сюрпризе, который решила сделать для любимого. Для того, чтобы легко смотреть в будущее, необходимо отпустить прошлое. На одной из прогулок мой вопрос поставил Адама в тупик. Мужчина не смог ответить, где похоронена его мама. И это стало пунктом первым из того, что нужно узнать у мистера Охмана. Второй пункт - о жизни Адама в детстве.
С миссис Шульц у нас сложились прохладные отношения, но мне большего и не нужно было. Отсутствие Адама в офисе только сыграло на руку. Урсула сказала, что он уехал на встречу, а вот как раз мистер Охман у себя. И она даже показала, где находится кабинет основателя концерна.
Тихо постучав в дверь и дождавшись слов по-немецки, я слегка засомневалась, но лишь на секунду, а после просунула голову в дверной проем.
- Не помешаю?
- Арлин? Неожиданный, но приятный сюрприз. Заходи, - пожилой мужчина поднялся со своего места. Кабинет деда Адама выглядел более консервативным, чем кабинет любимого. - Чем обязан?
- Мистер Охман…
- Каспар, - дед указал на кресло и, дождавшись, когда я устроюсь удобнее, сел напротив.
- Я пришла навестить Адама, а его не оказалось в кабинете.
- Да, у него переговоры с партнерами.
- Вот я и решила использовать случай, пока жду его, и заглянуть к деду.
- Приятно, что ты меня так воспринимаешь, в отличии от моего внука.
- У него есть свои причины, а у меня свои.
- Позволь узнать, какие же у тебя причины.
- Я хочу сделать Адаму сюрприз на его день рождения, который наступит чуть больше, чем через месяц.
- Не уверен, что понимаю.
- Мне нужна ваша помощь.
- Всем, чем могу, помо…
- Где похоронена ваша дочь? Вы знали, что Адам ни разу не был на могиле матери? И что он живет с грузом вины?
- Я не очень много знаю о жизни моего внука. Ты, наверное, и сама убедилась, что он слишком скрытный человек.
- И я понимаю его причины. Если бы у меня был такой отец…
- Что из себя представлял Арман Фостер, я узнал только после его смерти и отчетов о том, куда уходили мои деньги, выделенные на достойное содержание внука.
- Мист… Каспар, неужели вы считаете, что все покупаются и продаются? Что можно теплоту человеческой души измерить баксами?
- Ты любишь моего внука? - вопрос Каспара застал меня врасплох и оборвал мою обличительную тираду. - Прошу прощения, просто со мной мало кто позволяет себе так разговаривать. И либо у тебя отсутствует чувство самосохранения, либо ты так сильно любишь моего внука, что совершенно бесстрашно защищаешь его. Так я прав?
- Да. Но вы так и не ответили мне на вопрос. Где похоронена мать Адама?
- Прежде, чем я дам адрес, хотелось бы понять, для чего он тебе.
На изложение плана мероприятий, что я наметила на тринадцатое августа, ушло около получаса. Каспар согласился после нашего с Адамом возвращения показать мне место, где предана земле Кейт Фостер. На мою просьбу нарисовать карту он пошутил, что не умеет так чертить, и ему самому надо туда наведаться. На том и порешили, а я отправилась дожидаться любимого в его кабинет.

- Что ты здесь делаешь?
- Дожидаюсь своего мужчину. Вы не он случайно? - удобнее устроилась в кресле Адама, закинув ноги на стол.
- Получишь по мягкому месту. Какого еще мужчину ты ждешь в моем кабинете?
- Красивого, темноволосого и кареглазого. А еще он занимается любовью так, что у меня в глазах темнеет.
- Правда? - медленной походкой хищника, подкрадывающегося к своей добыче, Адам стал подходить ко мне. - А какими талантами он еще обладает?
- Ну… у него получается вкуснейший кофе, - спустив ноги со стола, я поднялась и шагнула в объятия любимого человека, чтобы спустя два удара сердца накрыть его губы своими.
- Так что же тебя привело сюда сегодня?
- На этой неделе истекает срок вступления в права наследования. Я хочу, чтобы ты полетел со мной в Лондон.
- Но…
- Твоя очередь знакомиться с родственниками. И не только по телефону. Отец звонил уже два раза только за сегодня.
- Хорошо, - он так горестно вздохнул, что я не удержалась и рассмеялась.
- Не бойся, я рядом и буду держать тебя за руку на протяжении всего путешествия.
Адам усмехнулся, а после обхватил мою голову руками и притянул ближе к себе, накрывая губы жадным поцелуем.

- Ты уверен, что Урсула позаботится о нашем малыше? - на мой вопрос Адам только закатывает глаза, а после притягивает к себе и прижимается губами к волосам.
- Да, ты уже четвертый раз спрашиваешь, и я отвечаю одно и то же: она позаботится о псе лучше меня.
- Всё равно мне не спокойно.
- С собаками слишком много мороки в аэропорту, поэтому пусть дожидается дома. Не переживай.
- Легко сказать, - надув губы, отворачиваюсь к окну. Огни вечернего Лондона - словно миллиарды звезд на темном небе.
Самолет делает круг прежде, чем идти на посадку. Мой телефон тренькает смс-кой и, открыв её, я читаю сообщение от отца: “Отправил Питера встречать вас. Напиши, какой рейс и во сколько прилетаете.” Быстро, пока не началось снижение, печатаю в ответ номер рейса и время посадки.
Аэропорт Лутон находится за пределами Лондона, поэтому когда самолет идет на посадку, все словно в мерцающих фонариках. Приземление оказывается не слишком мягким, но больше меня нервирует встреча с отцом и нотариусом.
На выходе из аэропорта нас встречает чопорный водитель Майкла в своем неизменном костюме, застегнутом на все пуговицы, будто дворецкий самой королевы.
- Мисс Меррик, добрый вечер, - он склоняет голову в приветствии, едва только мы с Адамом приближаемся к парковке.
- Здравствуй, Питер, - обнимая за талию любимого, представляю ему водилу. - Адам, это водитель моего отца, Питер Солсберг, - мужчины пожимают друг другу руки, и я вновь обращаясь к Питу: - Давно ждешь?
- Всего минут десять, мисс.
- Тогда поехали, - и потянув Фостера за руку, усаживаюсь на заднем сиденье, а когда Адам располагается рядом, беру его руку и переплетаю наши пальцы, даже не замечая этого жеста в первые мгновения. Лишь когда любимый и второй рукой накрывает мою, осознаю, что он вербально выражает свою поддержку.

Дом отца в Челси. Поездка к нотариусу.

Дом отца находится в пяти минутах ходьбы от самой вычурной улицы в этом районе да и в Лондоне, наверное, тоже - Кинг роуд. Викторианский особняк, расположенный среди таких же пафосных соседей, почти ничем не выделяется. Машина останавливается, подъехав к дому номер 14 по Слоун авеню, и мы выходим, чтобы подняться по ступеням. Внезапно я робею, и лишь крепкие объятия любимого не дают мне развернуться и уехать в аэропорт.
- Кто-то обещал держать меня за руку, - дразнит Адам, вспоминая мои же слова и заставляя меня улыбнуться слегка нервно. Через два удара сердца его губы касаются моих, сперва невесомо, но постепенно все жаднее и жаднее целуя.
Открывающаяся дверь дома вынуждает нас прерваться и восстановить дыхание.
- С возвращением, дочка, - отец улыбается слегка, рассматривая нас какое-то время.
- Папа! - кидаюсь обнимать его. Через полминуты отстраняюсь и притягиваю за руку любимого. - Позволь представить тебе Адама. Мы встречаемся уже несколько месяцев.
- Добрый вечер, мистер Меррик, - Фостер уверенно жмет руку отца, а тот задумчиво рассматривает моего молодого человека.
- Добрый вечер, Адам. Не вы ли звонили мне весной, разыскивая Арлин?
- Да, я.
- Что же, рад, что не ошибся. Заходите в дом, - он отступает в сторону, и мы заходим в светлое помещение.
Адам целует меня в висок, предупреждая целый поток вопросов, адресованных отцу. Но на его счастье из помещения кухни выходит дородная повариха, которая всегда имела в своих глубоких карманах какую-нибудь сладость для меня. Бет выслушивала ночами на кухне мои жалобы на молодых людей и потом поила теплым молоком.
- Кто это тут шумит?
- Бе-ет, - обнимаю женщину, которая почти заменила мне мать. - Ты еще кормишь этого старого брюзгу?
- Попрошу, - слышу возмущение отца и, улыбаясь, поворачиваюсь к Адаму, представляя ему повариху.
- Вы с дороги, наверное, голодные. Давайте за стол все садитесь, я приготовила нечто вкусное.
- Узнав, что ты приезжаешь, Бет наготовила столько еды, что можно всех игроков Челси накормить.
- Ничего подобного, мистер Меррик, лишь для моей тростиночки.
Улыбаюсь, слушая перебранку стариков, проживших под одной крышей пятнадцать лет, и обнимаю любимого, пропуская вперед отца и Бет.
- Не сильно они тебя смутили? И поверь, отец не преувеличил.
- Ну, что скрывать, я очень голоден, - и подтверждая мои мысли о том, что голод не касается пищи, Адам целует меня быстро, но жадно, так что голова идет кругом. - Но не отказался бы и перекусить шедевров поварихи.
- Ах ты! - но мое возмущение наигранное, и становится совсем неуместным, когда живот за меня отвечает голодным урчанием.
И надо сказать, отец действительно не обманул. Ужином из трех первых блюд, четырех вторых и трех разнообразных десертов можно легко накормить одиннадцать основных и столько же запасных игроков местного клуба. К концу этого "праздника живота" отодвигаю от себя тарелку с фруктами, что покрыты сливками, и откидываюсь на спинку стула.
- Арлин, нам надо быть у нотариуса завтра утром, а после этого, надеюсь, вы задержитесь здесь. Покажешь Адаму свои любимые места, не считая тех, где ты жгла покрышки.
- Папа!
- Я не против все места изучить, - подхватывает Адам совершенно серьезно.
- Адам! - меня смущает эта двусмысленная фраза, но отец просит Бет принести вина, словно и не услышал намека в словах любимого. Чувствую, как Фостер накрывает под столом мои пальцы своими и чуть сжимает, начиная поглаживать ладонь.
Нас разводят по всем правилам, выделив моему молодому человеку отдельную спальню, а я же должна спать в своей. Внешнее соблюдение приличий обязательно, даже если в подвале может стоять дыба и крест БДСМ. Потому, едва только гасят свет в коридоре, я быстро направляюсь в комнату, в которой остановился Фостер. Тихо приоткрыв дверь, благодарная, что петли не скрипят, как в готических романах, я скользжу в темноту спальни.
- Адам? - в ответ тишина. Осматриваюсь вокруг и понимаю, что в помещении пусто. - Адам? - два шага до душевой, но и там никого. - Где же ты?
Не обнаружив любимого нигде, решаю дождаться его, надеясь, что он не решил зайти также в мою спальню и не дождается меня там. Сначала сижу на краю кровати, затем забираюсь на неё с ногами и устраиваюсь удобнее в ворохе подушек, потом скидываю халат, оставаясь совершенно обнаженной, и забираюсь под одеяло. И только накрываюсь, как дверь отворяется, и на фоне приглушенного света ночника вырисовывается силуэт.
- Где тебя носит? - ворчу, поднимаясь на кровати и не заботясь прижимать одеяло к груди. - Я чуть не уснула.
- У твоего отца не плохой виски.
- Это он тебя задержал? Зачем?
- Говорили о работе, о жизни, - пауза, - и о тебе. Ты была, оказывается, очень непослушным ребенком.
- Неужели тебя это удивило? - откидываю одеяло в сторону и разваливаюсь на постели, принимая наиболее соблазнительную позу. - Я такой и осталась.
- Да, и мне это нравится, - Адам заходит в комнату и закрывает замок, развязывая уже изрядно расслабленный узел галстука. Теперь каждый раз видя в руках любимого этот предмет мужской одежды, я вспоминаю тот вечер, что начался с моего представления, а закончился представлением Адама. За галстуком следует рубашка - Фостер явно решает подразнить меня, медленно расстегивая пуговицы, - а после туфли и носки снимает, уже сидя на кровати. - Ведь иначе мне пришлось бы спать в холодной постели совсем одиноким. Не знаю, каким я представлял себе твоего отца, но подобные методы защиты девичьей чести мне импонируют. И мы с мистером Мерриком сошлись во мнении в этом вопросе.
- Ах, раз так печетесь о моей чести, пожалуй, я пойду в свою девичью кровать с розовым покрывалом, - театрально вздыхаю, так что груди поднимаются, и спускаю ноги на пол, вовсе не собираясь уходить. - Всё только после свадьбы, мистер Фостер, - улыбаясь, поворачиваюсь к любимому. - Иначе, что же делать, под отцовской крышей надо вести себя прилично.
- Не так быстро, сладкая, - не успеваю сделать ни одного движения, как мужчина обвивает мою талию руками, притягивая к себе и обнимая. - Я, можно сказать, предварительный отбор прошел и, кажется, смог погасить отцовскую тревогу за безоблачное счастье любимой дочери. Потому мне разрешено многое, - ладони любимого поднимаются с талии выше, накрывая и поглаживая жаждущие ласки соски, пока губы и язык ласкают чувствительную шею. И Фостер добавляет хрипло: - Точнее - все.
- Для этого тебе, наверное, пришлось быть очень убедительным, - откидываюсь назад, позволяя рукам Адама крепче обнять себя. - Расскажи мне, как сильно ты убеждал моего старика? - повернув голову, провожу языком по губам любимого.
- М-м-м, ну чтоб показать свои серьезные намерения твоему отцу, мне хватило распитой на двоих бутылки “Johnnie Walker Blue Label” под доверительный разговор, больше напоминающий собеседование. А вот, чтоб убедить тебя отказаться от розового покрывала и девичьей постели, я готов приложить больше усилий.
- Какой стресс для тебя. Надо срочно найти способ расслабиться, - и развернувшись в руках мужчины, толкаю его в плечи, вынуждая откинуться на постели и усаживаюсь сверху. - Мой отец может устроить допрос, не хуже агентов ЦРУ. Уверена, он разложил все по полочкам и рассказал обо всех моих проказах, - погладив любимого по груди, спускаю ладони ниже, замерев на ремне, и расстегиваю его, а затем и молнию ширинки. - Так напряжен, милый, - наклонившись, прижимаюсь губами к губам мужчины. Чувствую, что Адам улыбается, пока мои руки пробираются под резинку его трусов и накрывают горячую плоть, обхватывая пальцами.
- Непослушная девчонка, - мужчина пытается ворчать, но руки, которые накрывают мои груди и крутят соски, потирая пальцами, лучше произнесенных слов дают понять, что Адаму нравится это.
- Да, - спускаюсь поцелуями ниже, покрывая ими мужскую грудную клетку. - Накажешь меня?
- О, да-а, - ответные слова срываются на выдох, когда мои губы касаются твердеющего ствола и начинают ласкать. Я позволяю Адаму управлять процессом, удерживая голову мою, но доводить до кульминации губами не хочу. Слишком эгоистично моё желание ощутить мужскую плоть внутри.
Освобождаю любимого от брюк, и он помогает мне, приподнимаясь, чтобы полминуты спустя мы оказались полностью обнаженными. Привстав, направляю его член в себя и наклоняюсь вперед, чтобы губами поймать выдох Адама и отдать свой стон. Синхронные движения, то быстрые, то медленные, а после продолжаем, сменив позу. Берем и отдаем себя, купаясь в горячих волнах страсти.
Засыпаем, когда занимается рассвет, чтобы проспать от силы три часа, а будят меня легкие поцелуи, что касаются, словно крылья бабочки.
- Арли, просыпайся, сегодня важный день.
- Не-е-ет, не хочу, - и не раскрывая глаз, пытаюсь натянуть на себя одеяло. - Давай никуда не пойдем и останемся в постели.
- Это неимоверно заманчивое предложение, но надо довести дело до конца. Тебя ждут, чтобы передать земли.
- Не хочу никаких земель, - в ответ слышу смешок.
- Не думал, что мисс Меррик настолько капризна по утрам.
- Я не капризная, - откидываю одеяло, понимая, что сон сходит на нет. - Просто не понимаю, зачем мне нужно все это.
- Мы уже говорили, сладкая, - замечаю, что Адам уже одет. - Поднимайся и в душ, потом завтрак внизу и поедем сделаем это. Я буду рядом, как и говорил.
- Какой же ты настырный, Фостер, - ворчу, спуская ноги на пол, и потягиваюсь, встав на носочки и чувствуя губы любимого на спине, а после вскрикиваю, когда он шлепает меня по ягодице. - И нахальный парень.
- В душ, сладкая, - он тоже встает с кровати. - Или мне тебя отнести туда?
- Да, можно было бы, но тогда мы точно не уедем, - обняв за шею любимого, целую его быстро и крепко и иду в душ.
Завтрак проходит в легкой атмосфере подшучиваний, словно мы уже одна семья. Да и никогда раньше я не чувствовала себя рядом с отцом так легко, как теперь. Словно он перестал считать меня импульсивной глупой девчонкой, способной только на безрассудные поступки. Мы внезапно оказались наравне. И в этом, мне кажется, заслуга Адама. Не знаю, о чем они вчера говорили, но заметно, что нашли общий язык. И это тоже радует меня. На какое-то время я даже забываю, для чего мы встали так рано, но лишь до того мгновения, как выходим из дома.
- Ехать недалеко, но быстрее на машине, а то мы и так опаздываем.
- И что с того, папа? Разве эта старая су… женщина не умерла несколько месяцев назад?
- Встреча у нотариуса назначена, и опаздывать, моя дорогая, это моветон.
Откидываюсь на спинку сиденья и надуваю губы, чувствуя себя пешкой в какой-то чужой игре.
Встреча у нотариуса проходит достаточно гладко и быстро. “Подпишите тут, напишите тут,” - вот и всё, что от меня требуется. После мне озвучивают условия вступления в наследство: что старые руины нельзя продавать и сдавать, как исторический памятник. Единственное, что разрешается, это отреставрировать или построить на фундаменте новый замок, используя его останки. И это только сильнее выводит меня из себя. Но лишь в машине я разражаюсь нелестными эпитетами в адрес уже усопшей старухи, связавшей меня по рукам и ногам своим гребанным завещанием.
Я настолько погружаюсь в негодование, что не замечаю, как водитель сворачивает не на Кинг роуд, а продолжает движение уже по Слоун стрит.
- Куда это мы?
- Думаю, тебе неплохо бы остыть, - голос любимого пробивается сквозь багровую пелену гнева, и я немного прихожу в себя. - А мне сказали, что лучшего места, чем Гайд-парк, не найти.
- Не уверена, что это сможет помочь.
- А я рискну, - и Адам обнимает меня за плечи, притягивая к себе. - Может быть, потом ты посмотришь на это по-другому.
- Как можно посмотреть иначе? Это же просто черная дыра!
- Пойдем погуляем и подышим свежим воздухом.
Надув губы, замолкаю, но тепло любимого позволяет мне более спокойно дышать. Вскоре машина останавливается на парковке на территории парка. Но стоит мне выбраться из машины, выходит и отец.
- Мне пора в офис, но вы можете наслаждаться прекрасной погодой и красивыми видами. До дома менее получаса пешком. Но если что, Питер может вас подобрать, когда нагуляетесь. Уверен, Бет будет ждать вас с накрытым столом.
Подмигнув, отец садится на заднее сиденье, и машина трогается, направляясь в Сити. А мы, взявшись за руки, идем по аллее, направляясь к Серпентину.

"Жизнь измеряется не количеством сделанных вдохов и выдохов,
а количеством тех моментов, когда от счастья захватывает дух."
© Правила съёма. Метод Хитча

Швейцария. Церматт
Семь лет спустя.

- Папа! Папа! Смотри, как я научился! - пятилетний малыш стоит не твердо на лыжах, упираясь палками в снег. Его небесно-голубые глаза горят восторгом и предвкушением того, как он похвалится отцу своими новыми умениями. - Смотри, папа! - и ребенок отталкивается, начиная спускаться по покатому склону. Десять метров, и малыш заваливается на бок.
Я наблюдаю эту картину со стороны до тех пор, пока не требуются моя помощь в подъеме Лукаса. Подойдя к сыну, легко ставлю его на лыжи, и уже на меня льются восторги ребенка.
- Мама! Ты видела, как я ехал?!
- Да, видела, - поправляю его курточку и шапку, убирая темные кудри под трикотаж. - И пока папа не увел тебя дальше кататься, предлагаю отправиться в дом и пить горячий шоколад.
- Что сразу “папа”? - сильные руки мужа обнимают меня за талию и притягивают в объятия. - Я приобщаю парня к прекрасному.
- Женщин рассматривать? - поддразниваю, но когда наглец кивает с самым серьёзным видом, легонько толкаю его в бок. - Ты невозможный, ужасный…
- Любимый муж, - заканчивает за меня Адам, и я прислоняюсь к нему, прикрывая глаза.
- Навеки вечные, - тихий шепот прямо в губы его перед поцелуем.
- Папа! Мама! Идите пить шоколад, - он прищуривается, прямо как отец, и продолжает: - Иначе я все сам.
- Люк, лучше посмотри, проснулась ли Мия, - это срабатывает моментально. С того момента, как на свет появилась дочка, и Адам, и даже Лукас, негласно взяли на себя заботу о малышке.
Сын скрывается за дверью, а мы еще на минуту задерживаемся, чтобы просто побыть в тишине и уединении. После, улыбаясь синхронным мыслям о том, что Лукас отлично будет следить за сестрой, шагаем, обнимаясь, к деревянному двухэтажному дому.
Чуть больше года назад Адам сделал подарок на рождение Мии, с того момента здесь мы оказываемся уже во второй раз. Первый - был летом, когда мы приезжали осматривать покупку и гулять по зеленым лугам вокруг термальных источников. Дом сразу поразил мое воображение: красивое двухэтажное здание с панорамными окнами, выходящими на горы, две спальни наверху, одна - внизу и огромная студия-гостиная, совмещенная со столовой.
Дочка уже сидит в манеже, ударяя резиновую уточку об сетку, а Лукас заглядывает через верх. Что он говорит Мие, не разобрать, особенно когда Адам открывает двери, и по деревянному полу раздается цокающий звук когтей.
- Фу, Хикари! - подбоченившись, смотрю на пса. - Иди на свое место трясти снегом!
Чего не отнять у акита-ину, так это то, что повторять дважды ему не надо. Прижав уши, он отходит от манежа с детьми.
- А мне нравится, когда Хик брызгает снегом, - сын подходит и обнимает собаку за шею, целуя его между ушей. - Он такой мокрый.
- Да, Лукас, поэтому перестань обтираться об пса. Иди, я раздену тебя, пока не упарился.
- С ней не забалуешь, - ребенок так горестно вздыхает и утешающее хлопает по спине Хикари, что мне стоит огромного труда сдержать смех, видя полное подражание Адаму.
Сын послушно останавливается рядом, позволяя снять с него шапку, курточку и ботинки, оставляя на нем комбинезон и водолазку.
- А меня ты тоже разденешь? Или позволишь мне это сделать? - игривый голос мужа вызывает у меня чувственную улыбку.
- А может, вместе? - повернувшись, обнимаю его за талию и целую губы любимые. - Но немного позже. А сейчас, - оборачиваюсь к детям, - у нас по плану горячий шоколад.
- Да-а-а! - Лукас прыгает вокруг манежа, так что спустя пять минут Мия начинает хныкать. У нее кружится голова следить за мельтешениями брата.
- Люк, перестань скакать вокруг сестры, - достаю малышку из манежа. - Кто тут у нас плачет? - с дочкой на руках, подхожу к кухонному столу и включаю плиту.
Адам раздевается, оставаясь в джинсах и пуловере. Вот только, чтобы растопить шоколад, мне нужно две руки, которые сейчас заняты Мией. Перестав видеть раздражитель и заинтересовавшись кулоном у меня на шее, дочка уже не плачет. - Папа хочет поиграть с дочкой? А принцесса с папой? - Мия кивает и, забыв про кулон, тянет ручки к Адаму.
- Моя принцесса, - видя его счастье, невольно воскрешаю в памяти тот день, когда малышка родилась. И побелевшее от ужаса лицо Адама, когда сказали, что ребенок идет неправильно. Это единственное воспоминание, оставшееся у меня о рождении Мии до того момента, как она огласила своими мощными криками родильную палату.
- Люблю, люблю, - целую поочередно дочку и ее папу, а после и подбежавшего Лукаса, - и тебя очень люблю.
- И Хикари? - сын снова тискает пса, которому это даже нравится.
- И Хикари люблю, - потрепав сына по волосам, принимаюсь за растопку шоколада, добавляя в молоко дольки горького шоколада.
Оборачиваюсь и замираю, забыв, что надо мешать массу. Адам сидит на диване, Мия примостилась на одном его колене, а Люк облокотился на другое, болтая ногами в воздухе и кидая мячик для акита-ину. Судорожно шарю по карманам в поисках телефона и, найдя, фотографирую, так что и рыжий пес попадает в кадр. И только моргнув, вспоминаю, чем занималась.
Продолжив мешать, через двадцать минут наливаю в три кружки шоколад. Мие достается шоколадное молоко, как самой маленькой девочке. Она и не возражает, потягивая через трубочку свою вкуснятину. Но все мы усаживаемся за стол, даже малышка на отдельный стул рядом со мной.
С давних пор стол стал объединять нашу маленькую семью. Долгое время я старалась отучить Адама от еды за барной стойкой, и только когда у нас появился Лукас, а так же сменилась обстановка и место жительства, в отношении к этому предмету мебели произошли изменения. А теперь нас четверо за одним столом, который даже символично единит нас.
- Лукас, он горячий, надо дуть, - и сын так усердно начинает это делать, что разбрасывает маршмеллоу по столу. - Лукас!
- Я не виноват, мама, оно само, ты плохо утопила мои зефирки, - хмуро заявляет сын, а Адам, не сдержавшись, смеется.
- Ах вы жуки, - притворно возмущаюсь, но когда муж притягивает к себе и целует в губы, улыбаюсь.
- Я нашел у тебя кнопку “Выкл.”? - Адам незаметно для детей поглаживает мне шею.
- И кнопку “Вкл.” - тоже, и еще много других точек, - его глаза темнеют от страсти, а я же прижимаю ступню к паху любимого и, как ни в чем не бывало, поворачиваюсь к Мие: - Еще хочешь? - вытираю следы шоколада с ее подбородка.
- Арли-и-и, - тянет супруг, и я чувствую его возбуждение. - Доиграешься.
- А? - хлопаю невинно глазами, на что Адам смеется более низко. - Сегодня сочельник, а значит, скоро пора будет ложиться спать. И маленьким, и большим, - улыбка в сторону мужа. - Мия, ты допила свое молоко? - девочка крепко держит свой стакан. - Если не будете слушаться, Санта не принесет вам подарки. - Хотя “Санта” уже все даже в бумагу подарочную запаковала, но приструнить детей надо, иначе всю ночь спать не будут.
Подхватываю дочь вместе со стаканом и направляюсь наверх. Спальня детей находится напротив нашей, хотя размером лишь немногим меньше. Маленькая кроватка Мии с розовыми реями стоит у окна, а возле стены располагается бело-зеленая, уже как у взрослых, не считая наклеенных медведей на спинках - для Лукаса. Сперва укладываю дочку, раздев ее до маленькой бледно-желтой бесшовной рубашки, а после - и сына, накрыв его одеялом. Прижимаюсь губами к мягким кудрям малыша, чувствуя, как меня затапливает нежность к этим двум ангелочкам.
Усевшись на край кровати Люка, рукой берусь за кроватку дочери и начинаю ее медленно раскачивать, напевая:
- С неба звездочку поймай, положи себе в кармашек, но её не потеряй, с неба звездочку поймай, положи себе в кармашек и на черный день оставь…
- Мам?
- Да, родной.
- А Санта точно придет, если я буду спать?
- Он всегда приходит к послушным деткам, - бессознательно поглаживаю ноги сына поверх одеяла.
Когда в комнате раздается тихое и мерное сопение, я бесшумно поднимаюсь и, включив тихо мурлыкающий ночник, прикрываю за собой дверь. Скользнув в спальню, направляюсь в ванную и закалываю волосы повыше, чтоб не намочить. Открыв горячую воду, наливаю пену и наблюдаю, как вода поднимает ее всё выше. Погружаюсь в ароматный плен, не сдержав вздох наслаждения, и тут же над головой раздается смешок.
- Я ее жду, а она стонет в ванне, - мужские руки опускаются на мои плечи и скользят вниз, под воду. Когда он накрывает груди, выгибаюсь, толкая их в ладони мужа.
- Я репетирую, может, - и тут же прикусываю нижнюю губу, стараясь сдержать стон, когда Адам сжимает напряженные соски, потирая их большими пальцами. - А-а-ах… Да-а-ам, - вода приходит в движение, всколыхнутая моим телом.
- Что, любимая? Снова репетируешь? - одна рука любимого спускается по животу ниже, ныряя в развилку бедер, так что по телу прокатывается дрожь наслаждения, срывая у меня с губ более громкий стон. - М-м-м, мне нравится такая твоя репетиция, - пальцы мужа кружат и погружаются, имитируя половой акт, и я начинаю подмахивать бедрами, стараясь еще больше ощутить, еще больше почувствовать. - Ненасытная девочка моя, - Адам сдвигает пальцы на клитор и в считанные минуты доводит меня до оргазма. После помогает мне подняться, кутает в махровую ткань и несет в постель.
Устроившись на подушках, скидываю полотенце и тяну руки к любимому супругу. Наблюдаю, как он снимает халат, оставаясь передо мной абсолютно обнаженным.
- Ты божественно красив, - тихо шепчу, вставая на кровати на колени. - И я хочу тебя, - прижимаюсь губами к его теплой коже, выцеловывая дорожку от шеи до пупка. - Безумно хочу.
Адам низко смеется, запуская пальцы мне в волосы и распускает их, а после опрокидывает меня на постель, подминая под себя. Я же обнимаю его за шею и притягиваю ближе к себе, обхватывая и руками, и ногами. Поцелуи, сводящие с ума, ласки, что останавливают дыхание, и соединение тел, от которого замирает сердце. Мы занимаемся любовью, неспешно и последовательно доводя друг друга до края и прыгая с обрыва в море страсти. А когда она утихает, ее место занимает бесконечная нежность. Лежа в постели, я пальцем рисую непонятные узоры на груди мужа, а он перебирает мои волосы, расчесывая пряди.
Еще до того, как гаснут последние звезды, поднимаюсь с кровати и, кутаясь в халат, бужу мужа.
- Адам, вставай, родной, - улыбаюсь, видя его хмурое выражение лица. - Просыпайся, любовь моя. И с Рождеством.
Едва мы выходим из спальни, как замечаем Люка, спускающегося по ступеням к елке. Хихикая и целуясь, открываем дверь в детскую. Мия спит на животе, подняв свою маленькую попку.
- Папина радость, - тихо шепчу, целуя мужа в губы. Выйдя из детской, спускаюсь на первый этаж. Как и подозревала, Лукас сидит на полу, обложившись подарками. - С Рождеством, мой ангел, - присаживаюсь на пол, благо здесь расстелена шкура, и обнимаю сына, целуя его в нежную щечку.
- Мама, смотри, что мне подарил Санта! Здесь и красная пожарная машина, и Оптимус, и даже “Лего”.
- Да ты что? Столько подарков тебе одному, - прячу улыбку, продолжая обнимать Люка, который пытается катать машину по медвежьему меху. - Смотри, Санта даже Хикари подарок принес, - подаю ребенку продолговатый сверток. - Иди, отдай ему подарок.
Лукас взвизгивает и, откинув все свои игрушки, устремляется к псу, по дороге срывая шуршащую обертку.
- А для нас есть подарки? - поднимаю голову, и сердце замирает на мгновение от картины: Адам в черных пижамных штанах, а на руках его - малышка сонно трет маленькими кулачками глаза.
Муж усаживается рядом, опуская дочку между нами, и Мия тут же тянет ручки к блестящим пакетам. Придерживаю дочку, пока она хаотично разрывает бумагу.
- О, какая игрушка у Мии, - восторгается муж. - А что еще есть?
Пока дочка изучает развивающий столик, подтягиваю ближе большой сверток и снимаю с него упаковку.
- А еще лошадка, - усмехаюсь, когда малышка, увидев лошадку-качалку, издает звуки восторга. Что-то вроде: “И-и-и-я-а!”
Адам обнимает меня за шею, и приподняв голову, я подставляю губы для его поцелуя, который следует незамедлительно. Это оказывается последним мгновением тишины, потому как после происходит светопреставление. Хикари начинает носиться по комнате за Лукасом, что держит подарочную силиконовую кость, Мия жмет на клавиши обеими руками, издавая искусственный и режущий слух звук. Но счастье, которым горят глаза детей, стоят всех мук. И не только слуховых, как сейчас. Прислонившись к любимому, играю с дочкой, краем глаза наблюдая за сыном и псом, бегающими по всему первому этажу, и думаю, что счастливее быть просто невозможно.
Мне всегда нравилось Рождество. Некоторые не любят его из-за вечных пробок, очередей в магазинах, детей, распевающих песни. У Рождества есть плохая и хорошая стороны, это как посмотреть. Да, мы сильнее скучаем по тем, кого нет с нами, но больше рады тем, кто рядом. У Рождества две стороны, и я выбираю хорошую. А если кто-то этого не понимает, то он никогда не видел малыша, тайком крадущегося в пижаме в шесть утра, чтобы открыть подарки под ёлкой. Это гораздо больше, чем красивые витрины в торговом центре. Рождество - это время маленьких чудес, которые дают нам силы жить дальше.

А это для тебя любимый от твоего персонального Санты - зефирки