Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Ещё раз с Рождеством Мирок.

Конечно нравится, любимый мой. А у меня вот такой шарик для нашей ёлочки. С пуговицами *улыбается* возможно с рубашки чей-то*повесила на пушистую ветку свою игрушку и удобнее устроилась на коленях любимого и потягивает глинтвейн*

Настя, самого светлого тебе праздника Рождества.

В Рождественскую ночь пускай
Придет к тебе большое чудо.
Скорей желание загадай,
Ведь волшебство сейчас повсюду!

Благодарю, лорд Торнтон. Пусть и у вас будет счастливым это время.
Джеймс, благодарю за подарок. Мы очень красивые. Спасибо Лене Зоя

Не нужно быть важным. Важно быть нужным.
© Светлана Черкасова

Дортмунд. Германия

Чем ближе день рождения Адама, тем дальше он становится от меня. Я вижу разницу, чувствую, что мои слова в ту ночь после приема у Охманов оказались для любимого пустым звуком.
Прошло уже два месяца, как мы здесь вместе живем, но за это время я узнаю намного больше от деда, чем от самого Фостера о его жизни. Каспар, как и обещал, показывает мне место, где покоится мать Адама - вполне ухоженная могила, с небольшим ограждением, именем и годами жизни Кейт Фостер. Подойдя ближе, читаю вслух:
- Quae excusat amore, qui credit, omnia sperat, omnia suffert: omnia sustinet.
- Ты знаешь латынь? - искреннее удивление на лице деда Адама заставляет меня улыбнуться.
- Издержки образования, - а после наклоняюсь и смахиваю листву с могильной плиты. - Красивые слова.
- Спасибо, - голос Каспара Охмана внезапно хрипнет, и я поднимаю глаза на него. - Кейт нравилось повторять это, когда я ругался с её матерью.
- Они отражают суть жизни.
- Поэтому я их и выбрал. Как и все здесь.
- А что же отец Адама?
- Арман всё время с момента смерти пребывал в алкогольном тумане. Даже на похороны жены он явился, еле стоя на ногах. Мне ещё тогда следовало заподозрить неладное, но я списывал все на горе по потере Кейт и решил, что это пройдет.
- И не прошло, - тихо проговариваю я, поднимаясь на ноги. - Я не знаю, как Адама привести сюда, потому что чувствую, стоит мне только сказать, зачем мы идем, и он шага не сделает из квартиры.
- С этим я тебе помочь не могу, мы не особо ладим.
- Да, я в курсе, хотя и не очень согласна с причиной этого поведения. После того, как потеряла мать, я думаю о том, что надо использовать каждый момент жизни, чтобы быть рядом с дорогими и родными людьми.
- Теперь я тоже это понимаю. Хотя за то, что не сделал ни одного шага навстречу к внуку, виню себя до сих пор. Знаешь, Арлин, я не осуждаю его неприязнь ко мне, но он даже шанса не дал мне объяснить свои поступки. А ведь кроме него, у меня никого не осталось.
На это я лишь хмыкаю и, пройдя по гравийной дорожке, выхожу на общую аллею. Видимо, миссис Охман не в курсе, что её не сильно считают членом семьи. Отсюда и её настолько вызывающее поведение.
- Куда тебя подвезти?
- Домой, нужно ещё погулять с Хикари и приготовить ужин, - но на выходе останавливаюсь перед информационной доской, на которой нарисовано это место, и в самом центре есть план достопримечательности с описанием.
Едва только мысленно произношу слово “достопримечательность”, как тут же понимаю, что это самый лучший способ. Памятники и мемориалы среди тенистых аллей никак не должны вызвать много подозрений. Главное, не говорить вслух о дне рождения. Я уже поняла, что Адам при любом упоминании об этом теряет адекватность. Эти сны уже и меня порядком истощили, чего говорить о Фостере, который их видит. Попытка предложить сходить к специалисту натыкается на стену отчужденности и короткого объяснения, что уже пробовал. Невозможность как-то облегчить боль любимого человека и меня делает нервной. И именно в таком состоянии спустя несколько дней я натыкаюсь на “бабулю” в офисе Охмана.
- Арлин! Вот так встреча! - замираю, так и не открыв дверь в кабинет Адама. - Не думала, что могу встретить тебя здесь.
Ее ярко накрашенные губы складываются в улыбку, но я никак не могу отделаться от сравнения с гадюкой. А слегка оскорбительное замечание должно было, по всей видимости, задеть. Однако я и не таких видела. Моя ответная улыбка заставляет миссис Охман слегка нахмуриться.
- Была рядом, вот зашла к своему бойфренду, думаю заманить его на обед.
- А Адама нет, - ее невинное, на первый взгляд, замечание попадает в цель. Моя улыбка исчезает и, видимо чувствуя победу, Вероника добавляет. - Я зашла поздороваться, как всегда делаю, а он собирался на какой-то деловой обед. Кажется, вместе с Урсулой.
Молчу, стараясь побороть дичайшее желание разбить эту блондинистую голову о мраморные плитки пола.
- Да, и еще. Каспар рассказал, что ты хочешь устроить сюрприз Адаму. За все это время, что я его знаю, ни разу не видела, чтобы ему что-то понравилось.
- А я рискну, - и все же поворачиваю ручку двери.
- Ты так свободно чувствуешь себя здесь. Даже удивительно, что милый Адам позволил своему мимолетному увлечению такую свободу передвижений.
- Что ты хочешь этим сказать? - разворачиваюсь всем телом к особи женского пола.
- Да ничего особенного. Просто из всех его временных подружек я здесь не видела никого до тебя. Хотя, может, он так экономит время. А когда наиграется и переключится на новую девушку, этот проходной двор закончится.
- Вижу, миссис Охман, вы неплохо владеете английским, если знаете такие слова, как “проходной двор”. Это определенно достойно похвалы, - мое замечание попадает в цель, и маска радушия слетает с жены Каспара.
- Слушай сюда, дорогуша. Я пережила до тебя табун подружек. И ты исчезнешь, а я останусь. А когда Каспар наконец уйдет из жизни, мы сможем быть вместе с Адамом. Почему, ты думаешь, у него такие плохие отношения с дедом? Да потому, что мы оба ждем не дождемся, когда эта преграда исчезнет.
Пока она говорит, в моей голове мелькают картинки с приема. Настроение Фостера резко изменилось при появлении деда вместе с женой. Я списывала это на нервы в отношении самого деда и его поведения, а может, причина в другом? Однако показывать этой суке, что ее удар достиг своей поставленной цели, не желаю. Поэтому, насколько это возможно, сладко улыбаюсь и, сделав шаг вперед, похлопываю женщину по плечу.
- Радостно, что ты так любишь своего “внука”. Уверена, Каспар это очень ценит. Или он не в курсе? Тогда я обязательно обрадую его при следующей нашей встрече. А сейчас мне, правда, пора. Извини, - сожаление, надеюсь, на моем лице не выглядит искренним, чтобы добавить эффекта. - Я обещала котику сделать особенный ужин сегодня. До свидания, Вероника.
- Да… - разочарование, исходящее от этой женщины, кажется, можно потрогать руками. Но давать возможность причинить мне еще больше боли не желаю и, развернувшись, открываю дверь в кабинет Адама.
Помещение пустое, но сейчас мне это не важно. Что угодно, лишь бы избавить себя от выслушивания планов на будущее от “бабули”. Мне казалось, что предел страданий я уже успела испытать, когда умерла мама. Но видимо, кому-то показалось этого мало. Знаю, чего хотела добиться жена Каспара. И возможно, не всё в её словах - ложь. Ведь я своими глазами видела их фамильярные отношения.
“Может, Адама остановило только моё присутствие рядом?”
Чем больше я думаю об этом, тем хуже мне становится. Но сбегать из офиса, так и не встретившись, не собираюсь. Хочу дождаться и посмотреть Фостеру в глаза. Спросить в лоб, почему он морочит мне голову, если на самом деле его интересует этот искусственный силикон.
Складывается ощущение, что вместо сердца у меня образовалась и разрастается с каждой минутой дыра. Взглянув на часы, понимаю, что здесь я провела уже час. Уверена, что Вероника не будет ждать под дверью, чтоб закончить рассказывать о своих планах на будущее с Адамом. Пройдя в уборную, умываюсь и словно скидываю с себя первичный негатив. Я не отрицаю, что у миссис Охман есть планы в отношении моего мужчины. Мне важно понимать и чувствовать, что это не взаимно.
- Арли? - даже приложив все усилия, все-равно вздрагиваю, услышав голос любимого. - Почему не предупредила, что заедешь? Я бы скорее освободился.
- Когда хотят сделать сюрприз, заранее не предупреждают, - силясь улыбнуться, вглядываюсь в лицо Фостера и пытаюсь найти подтверждение своим или же Вероники словам.
- Всё в порядке? - видимо, моё самообладание сегодня исчерпало свой лимит в общении с “бабулей”, и мужчине ничего не стоит заметить мое состояние.
- Всё хорошо, - сама не знаю почему, но не хочу говорить Адаму сейчас об встрече с миссис Охман. - Я зашла спросить, не хочешь ли ты пообедать со мной, но узнала, что ты уже на обеде.
- Я был на встрече в соседнем здании, а не на обеде, - пару секунд промедления, и он задает вопрос, который ставит меня перед выбором: - Кто тебе сказал это?
Правда или ложь. Я выбираю первое, потому как в любом случае проболтаюсь однажды. К тому же, это даст мне возможность увидеть реакцию на сказанные слова.
- Я встретила здесь Веронику Охман. Это она мне сказала.
- И, видимо, эта змея сказала тебе не только это. Ходит тут с надменным выражением лица, пользуясь тем, что никто ее в открытую не пошлет из-за страха навлечь на себя гнев мистера Великого Основателя. Как же меня все достало! - рычит Адам, а после обнимает меня, прижимая теснее к себе. - Рассказывай. Твоего “все хорошо” мне не достаточно.
- Ну, - молчу, теребя пуговицу на пиджаке любимого и оттягивая, сколько могу, время, чтобы собраться с духом, - она поделилась планами на ваше совместное будущее. Уже без участия Каспара, - и поднимаю голову, чтобы увидеть его глаза. - Я не верила ей, но ваша встреча на приеме...
- Не понял, - Фостер хмурится, но следующие его слова словно подтверждают росказни блондинки: - То, что Вероника ищет любые пути, чтоб не остаться у разбитого корыта после смерти деда, я знаю. К тому же, он открыто объявил, что единственный наследник - я, а значит, миссис останется без гроша в кармане. Но твои слова про встречу и прием мне совершенно не ясны. Что ты имеешь в виду? Я был рядом с тобой весь вечер. Как можно было купиться на пустые слова?
“Ну почему ты не сказал, что это все ложь?!” - хочется кричать мне, но вместо этого произношу другое, словно давая любимому мужчине еще одну попытку отказаться от претензий жены деда.
- Её слова не показались мне пустыми именно потому, что я с тобой была весь вечер. И видела её к тебе отношение, - делаю глубокий вдох и произношу то, что мучает меня с момента первой встречи с этой мадам ещё несколько недель назад: - Скажи мне, Адам, до нашего с тобой знакомства вы были любовниками?
“Ну давай же! Скажи прямо!”
- Это было бы исполнением заветной мечты Вероники, но нет. Меня никогда не интересовали подобного рода дамы. Слишком тяжело отвязаться от таких экземпляров женского пола. И совершенно не представляю, как с ней живет дед не один год, - мужчина вздрагивает. - Мне приходится избегать открытого проявления пренебрежения, потому как так хочет мистер Охман. И он прав. Ссоры на публику не идут на благо бизнесу.
Ощущение, что он с размаху ударяет мне в солнечное сплетение, одним махом выбивая весь воздух из легких. Боль, что после разговора с миссис Охман горела в груди, не идет ни в какое сравнение с моим нынешним состоянием. Даже если не все, то часть из сказанного “бабулей” - правда.
- Видимо, у тебя было достаточно таких дам, раз ты так рассуждаешь! - вырываюсь из объятий и обхватываю себя руками, отгораживаясь от боли, да и от мужчины. - И какие ещё не интересуют? Моя работа тоже не из тихих и скромных профессий. Я не буду сидеть дома и вышивать крестиком. Да и съемки бывают разные. Выходит, я тоже не твоего вкуса женщина, да? И мне удивительно слышать, что ты в чем-то солидарен с Каспаром.
- Меня раздражает, когда ты деда называешь по имени, - очень-очень спокойный, даже вкрадчивый голос, но я уже слетаю с тормозов и на это тихое замечание выкрикиваю в лицо Адаму:
- А меня - что ты её зовешь по имени!
- Предлагаешь обращаться к этой особе на вы и с должным уважением произносить “миссис Охман”? Ты говоришь глупости. Прошлого мне не изменить, но вот настоящее и будущее от нас зависит.
- Да, я глупая. Глупая, потому что ревную. Глупая, потому что ей удалось внушить мне мысль о вашей связи, тайком от деда твоего. Глупая, что вообще заговорила об этом и позволила этой силиконовой суке так вывести из себя. А на вопрос ты так и не ответил, Адам. Я тоже для тебя не подхожу по целому ряду очевидных причин.
- Я тебя правильно понял сейчас, ты сравнила себя с ней? - игнорирую его приподнятые брови и качание головой из стороны в стороны. Мужчина вздыхает, а после снова притягивает к себе ближе и обнимает. - Для меня нет причин, по которым ты могла бы мне не подходить, - словно лошадь меня оценивает. - И я не ожидаю вышитых крестиком носков, как и осознаю, что в четырех стенах тебе плохо. Чем бы ты хотела заниматься вне своих гастролей и съемок? Мне хочется, чтобы тебе было комфортно в моем доме и со мной.
“Я чужая здесь. Чужая. Он даже дом считает своим, а не нашим. Но где найти силы, чтоб уехать, если я уже и засыпать не могу без его тепла рядом?”
- Не знаю, - полувздох - полувсхлип, когда я сдаюсь. Мои руки бесконтрольно обнимают за талию Фостера, и я прижимаюсь щекой к гладкой ткани пиджака. - Сейчас я хочу уйти отсюда подальше, чтобы не думать и не вспоминать всего, что она наговорила здесь. Ты пойдешь со мной? В кафе, ресторан, столовую, куда угодно. А о занятиях от съемок до гастролей и обратно подумаю позже. Еще бы здесь не говорили на этом варварском языке...
- Мы могли бы еду заказать и сюда, но давай прогуляемся до “Franco's Pastaria”. Там в это время ни души, да и готовят вкусно, - Адам приподнимает мою голову за подбородок, заглядывает в глаза и почти невесомо целует. - И пусть язык тебе не дается легко, но у тебя получается. Скоро ты сможешь понимать все, что говорят вокруг. Поверь мне.
- Не уверена я в этом, - вздыхаю и отстраняюсь, чтобы взять свою сумочку. А после, переплетая пальцы с пальцами любимого, тяну его вон из офиса.
В ресторане я более подробно передаю слова “бабули” и наконец-то начинаю осознавать, что этой суке почти удалось рассорить нас с Адамом. Но я рада, что не стала молчать, и что он настолько хорошо прочувствовал меня, не позволил отмолчаться и додумать себе несуществующих событий. Во время обеда я рассказываю то, что могу рассказать: достопримечательность - старинное кладбище, в котором много памятников истории. Адам хмурится, но так как я осознанно не напоминаю ему, что помню и знаю что за день завтра, расслабляется. Под конец и меня совсем отпускает напряжение, я даже начинаю шутить и поддразнивать мужчину, скармливая ему десерт.
После он возвращается на работу, а я направляюсь в салон. Пришло время навести лоск, затонировать волосы, сделать маникюр, педикюр и легкий массаж. Завтра самое важное событие в жизни Адама, и мне надо выглядеть на все сто процентов. Еще с утра я набрала номер отца и сообщила, что хотела бы его увидеть тринадцатого августа здесь, в Дортмунде. Пусть на несколько часов, но чтобы он тоже поздравил моего любимого человека.
Кошмары Адама с каждой ночью только усиливаются. Теперь он даже полчаса не спит нормально, ворочаясь и вскрикивая, и я с ума схожу, не зная, что можно предпринять. Причем, чем больше мы занимаемся любовью, тем больше беспокойства потом. Словно расслабление от секса прямо пропорционально кошмарам из детства. Но хотя бы мужчина больше не атакует меня. Мне не нравится, что его так мучают сны, и лишь для того, чтобы помочь как-то и избавить его от этих снов, решаюсь отвести любимого к месту захоронения Кейт Фостер. Надеюсь, что сегодня, даже если ему будут сниться эти ужасные сны, они закончатся в таком количестве.
После спа-салона отправляюсь по магазинам, благо что в одном квартале от дома есть огромный торговый центр. Там приобретаю белое платье с прозрачными вставками от любимой мной Альберты Ферретти и босоножки итальянского дизайнера Джузеппе Занотти, а в квартире Адама меня ждут подаренные отцом бриллиантовые серьги от “Шопард”, как довершение наряда.
Утро, как и многие до этого дня, начинается с того, что я бужу любимого, вырывая его сознание из кошмара. После следует контрастный душ у любимого, а я в это время пишу смс-сообщение деду Адама о времени праздника, и он подтверждает, что к девятнадцати часам все будет готово.
После пишу и отцу, сообщая, что немногочисленные гости соберутся в Вестфален-парке в семь вечера. Там будет отдельный шатер, несколько гостей с приема Каспара Охмана, кого я запомнила как хороших знакомых Адама, Урсула и эта сука. Пригласить деда и не пригласить его жену не вышло. Но если все пойдет, как задумано, ей придется не сладко.
- О чем ты так задумалась? - вздрагиваю, ощущая губы любимого на плече. Я так глубоко ухожу в составление планов, что даже упускаю момент, когда мужчина выходит из душа.
- О том, чем мы займемся сегодня, - поднимаюсь со стула и обнимаю Адама, чувствуя еще влажную кожу. - Может быть, повторим завтрак с Форментеры? Или ужин под Джо Кокера?
- Даже не знаю, что выбрать, - руки Фостера обнимают и притягивают ближе, так что вскоре моя шелковая ночная рубашка намокает, прилипнув к телу.
- Но я бы хотела еще успеть погулять, пока светло, - мои слова вызывают вздох любимого, однако его руки не разжимаются, а спускаются ниже, к ягодицам, лаская их. - Хотя, можно и попозже выйти.
И мы действительно задерживаемся на три часа, но позже вместе с Хикари все же выходим на улицу. Идем пешком, чтобы насладиться солнцем и теплом августовского дня. Я стараюсь шутить и всеми силами развлекаю Адама, но выходит у меня откровенно плохо. И когда мне кажется, что надо все бросить и завершить гулянье, в поле зрения появляются кованые ворота входа на одно из самых старинных кладбищ Дортмунда - Остфридхоф.
Тенистые аллеи и ухоженные газоны совершенно не напоминают место многочисленного захоронения людей. Зато есть памятники, много памятников. Хикари себя здесь чувствует вполне комфортно, в отличии от любимого. Его рука в моей неконтролируемо сжимается, словно ему неуютно здесь, и только ради меня он и ходит по этому гравию. Мы идем дальше вглубь, пока щенок не начинает крутиться возле нас, забегая вперед и вновь возвращаясь, обдавая нас лаем.
- Фу, Хикари! - но грозный тон Адама игнорируется. А я начинаю подозревать, куда именно бегает пес. И лишь молюсь, чтобы мистер Охман уже ушел отсюда, а не дожидается на скамье возле памятника.
Свежие цветы стоят в небольшой каменной вазочке в основании памятника, но слава Богу, здесь никого нет. Пес, можно сказать, делает за меня всю грязную работу, так что мне не приходится самой тащить любимого за собой.
- Смотри, Адам, кто-то еще носит цветы сюда, - подхожу ближе, осматривая ухоженный участок, но понимаю, что в воздухе что-то неуловимо изменилось, и оборачиваюсь. Фостер стоит, замерев у ограды, так и не войдя внутрь, а его взгляд долгое время не отрывается от надгробного камня, на котором имя, годы жизни и фотография, хоть и небольшая, но цветная. После любимый смотрит на меня в упор.
- Зачем? - всего одно слово, но в нем столько болезненных чувств, что у меня ком становится в горле.
- Потому что это неправильно, что ты не знаешь, где она лежит. Ты не ходишь к ней, - делаю шаг ему навстречу в отчаянном желании быть рядом даже в самые трудные минуты, но резко останавливаюсь, когда Адам почти кричит на меня.
- Я тебя об этом просил? - до меня не сразу доходит смысл сказанных им слов, как и подобной реакции в отношении меня.
- Тебе и не нужно было, - горькая обида за несправедливое обвинение поднимается в душе вперемешку со злостью на мужчину, который не позволяет даже помочь себе. Но отступать уже некуда, и я упорно продолжаю: - Я знаю достаточно, чтобы понять, что твой ублюдочный папаша сделал тебя виноватым. Потому что он был слаб, чтобы признать неизбежное. Это не твоя вина, Адам. И никогда не была твоей.
- Только моя вина и есть. Я забрал ее жизнь.
- Нет! Это не так! - уже кричу, готовая дать не одну пощечину, только бы он перестал это повторять. - Женщина и мужчина участвуют в зачатии ребенка, так что, кто и виноват в этом, так это твой отец! Но он оказался такой мразью, что обвинил тебя в несчастном случае. Не смей больше говорить, что ты виноват. Не смей! - не совладав с собой, толкаю мужчину в плечи, даже не замечая, как по щекам текут слезы. - Не смей… не ты… виноват...
- Скажу я это или нет, самого факта это не изменит.
- Тогда попроси у нее прощения сейчас и сегодня, а потом прочти, что написано на латыни ниже: “Любовь все извиняет, всему верит, на все надеется, все переносит”. И не упускай время, Адам. Ты и так столько потерял из-за малодушия Армана Фостера.
Боясь, что разревусь в голос, отталкиваю застывшего Адама в сторону и бегу, не разбирая дороги. Лишь только скрывшись из вида, позволяю себе громко всхлипнуть. Потом еще раз и еще, и вот уже фонтан прорывает, но я прячу лицо в ладонях, опускаясь на деревянную скамью под огромным дубом.
“Как же я ненавижу отца Адама! Если бы был еще жив, я бы сама его убила. Задушила собственными руками. Как мог он на еще маленького и несмышленого малыша валить вину, которой вообще нет? Как бы он не любил свою жену, могло случится что угодно при родах, и в этом никто не виноват. Тем более не виноват ребенок.”
А этот ребенок… Я не смогу забыть глаза Фостера в момент, когда он вышвырнул меня из своего “мира”. Он не просил, он вообще ничего никогда не просил, словно я не часть его жизни. Вероника была права - я не последняя, а очередная. И что делать теперь? Хорошо, что отец приехал. Возможно, я смогу уговорить его забрать меня отсюда. Вряд ли после сегодняшнего дня мы будем вместе. Да и появляться перед дедом, объясняя почему праздника не будет, я не хочу совершенно.
Спустя какое-то время немного успокаиваюсь. Чувствуя шершавый язык на своих пальцах, поднимаю глаза и понимаю, что сижу возле памятника “Прогулка”, а Хикари стоит на задних лапах, чуть виляя своим хвостом-колечком. Его карие глаза словно утешают меня.
“Да, сегодняшняя прогулка выдалась такой, что не забуду никогда.”

И опять пустота пульсом бьет у виска.
© “Пустота” Севак Ханагян из к/ф ”Непрощенный”

Германия. Дортмунд

- Как можно быть настолько слепым, чтобы не видеть всего, на что я пошла ради него? - тихо шепчу, но мне никто не отвечает. Прохожие расступаются передо мной, давая дорогу, а пес помалкивает, словно чувствует, что любой звук спровоцирует еще одну истерику. - Еще и приплел английский язык, дополнительно унизив меня. Неужели это и есть благодарность по-фостеровски?
Не замечаю, как пересекаю Вестфаленпарк, замерев ненадолго возле огромного белого шатра. Столы уже расставлены, как и тарелки на них. Рядом люди, присланные Охманом, устанавливают фейерверки. Столько сил вложено, и денег, но это Фостеру не нужно. Ему вообще ничего не нужно, и никто. Он не думал совершенно, что заставляет меня каждую ночь и день переживать, ломать голову, как помочь. Не сказала открыто? Да. Зато теперь четко знаю, как ко мне относились. Больше открытости я получила от деда, чем от самого Адама, как и понимания своих действий. Да, Каспар сказал сразу, что праздник восторга не вызовет, но я наивно верила, что мне удастся объяснить любимому, что все это ради него. Поход на кладбище ради него, показать место и уговорить его, чтобы не винил себя - тоже ради него. Но получила обвинения в свой адрес: он эгоистично переложил детские обиды на меня. Даже не задумываясь, что своими обвинениями разбивает сердце и веру в чувства. Я не лгала ему, а лишь не все говорила, не предавала - хотела подарить радость. Но видимо, мы настолько разные, что быть вместе нереально. И сегодня пропасть, развернувшаяся между нами, оказывается просто непреодолимой. Он не желает даже часть себя отдавать, а я истощила себя за этот год больше, чем за все свои двадцать четыре. Словно всевышний решил испытать, насколько меня хватит. Но боль от отношения Адама в сто крат сильнее, чем даже смерть мамы. У меня, действительно, никого не осталось, кроме отца, да и тот, как всегда, больше занят работой, чем семьей. В итоге, с самого детства предоставленная сама себе, я глупо поверила, что нашла человека, с которым смогу быть счастлива. И куда меня это привело? К разорванной в клочья душе и осколкам сердца. Непонятая и отвергнутая тем, кого до безумия полюбила.
Встрепенувшись, собираюсь покинуть место, в которое должны прийти гости и тоже ощутят себя обманутыми. А уж как обрадуется жена Охмана... Не хочу ее видеть. Всех их не хочу видеть.
Только сейчас до меня доходит, что Адам дал мне уйти, не вернул и не остановил, потому что ему это просто-напросто не нужно.
“Дура! Какая же я - наивная дура!” - боль в груди становится такой сильной, что опускаюсь на стул в шатре и сжимаюсь в комок, чувствуя, что рана, нанесенная дорогим человеком, не только болит и кровоточит. Она - смертельная. После такого ничего не остается - лишь пустая оболочка.
Вижу перед собой стакан с водой, поднимаю взгляд и встречаюсь глазами с одной из декораторов.
- Выпейте воды, это поможет, - молча беру и машинально делаю глоток. Но горло настолько сжато, что проглотить жидкость не удается. Возвращаю обратно нетронутую почти жидкость и поднимаюсь. - У вас все в порядке, мисс Меррик?
- Да, мне надо идти, - не узнаю свой голос, настолько он чужой для моих ушей. Но сейчас меня мало волнует, что подумают окружающие люди. Скоро я оставлю эту страну и этих людей, которые так и не стали своими.
Почти бегом направляюсь к дому номер семьдесят девять, а пес держится рядом. В квартире всё так, как и было, когда мы ушли гулять. Вот только больше я не чувствую уюта здесь. Слишком много света, чтобы не заметить смятую постель во время секса, две чашки на барной стойке и даже шелковую комбинацию, скинутую в порыве страсти, на диване. Всё это видеть настолько больно, что просто замираю на минуту посреди квартиры, закрыв глаза. И когда я открываю их, решение принято окончательно.
Он не пришел следом, он не обогнал меня, пока я была в парке. Я не нужна ему настолько, что он даже не подумал остановить, или позвонить хотя бы. Боль, словно серная кислота, разъедает изнутри, и её просто нечем заглушить.
Прохожу в гардеробную комнату и открываю шкаф, чтобы стащить свою одежду с вешалок, потом опустошаю ящики с бельем. Полшага, и вижу белый чехол в самом дальнем углу. Платье, которое хотела сегодня надеть. Платье, купленное специально на день рождения. Я не возьму его. Оно, как и босоножки - вечное напоминание об этом дне. Из всего подобранного туалета забираю лишь серьги, потому что они не приобретались специально. Достаю и распаковываю платье, разложив его на кровати прямо поверх смятого одеяла. Белизна наряда в моих глазах словно испачкана в чем-то непотребном, как я сама после всего, что Адам наговорил мне. Кое-как, не заботясь о фэн-шуе, складываю одежду в чемодан, пока пес занят своей едой. Когда все шмотки упакованы, и я сижу на стуле, в пустую таращась на холодильник, понимаю, что у меня ещё остался подарок. Два билета на полет на дюссельдорфском аэростате опускаются на барную стойку в красивом конверте с изображением воздушных шаров. Смотрю и вспоминаю, как ломала голову, пытаясь придумать, что подарить, пока где-то не прочитала, что это оригинальный и незабываемый подарок. Я готова была подарить весь мир, но Адаму ничего не нужно. Как и я не нужна. Горькая правда, которую я по какой-то причине даже сейчас не хочу признавать.
Чемодан давно собран, да и вещей у меня здесь не очень много. Труднее всего, оказывается, позвонить отцу и объяснить, что ни меня, ни Адама не будет на празднике, а также, что я хочу уехать домой.
- Арлин? Что случилось? Почему ты не пойдешь на праздник? И для чего я перенес встречу и притащился сюда?
- Ничего серьёзного, папа. - “Кроме моего разбитого на мелкие осколки сердца.” - Просто я решила, что слишком поторопилась, начав жить вместе с Адамом.
- Он обидел тебя?
“Да.”
- Нет, мне нужно время, чтобы разобраться в своей жизни и в чувствах. Пожалуйста, - едва удается сдержать всхлип, - папа, не спрашивай меня ни о чем больше. Просто забери меня домой.
- Хорошо, милая. Я заеду за тобой через час, ты будешь готова?
- Я уже собралась.
И только он кладет трубку, как громкое рыдание вырывается из груди. Прошло уже три часа, а Адам так и не дошел до квартиры. Где он сейчас, я не знаю, да и не уверена, что хочу знать.
Спустя сорок пять минут беру чемодан и выхожу из квартиры, кинув прощальный взгляд на барную стойку. Щенок сидит под дверью, не то не давая мне уйти, не то собираясь уехать со мной. Но я не могу забрать его. Он принадлежит Адаму. И должен остаться с ним.
- Прости, мой милый, - опустившись на колени перед псом, запускаю пальцы в его мягкую шерсть, и мольба в глазах акита-ину только добивает меня. - Но ты должен остаться с Адамом. Заботиться о нем, кроме тебя, больше некому, - тихий скулеж рвет мне душу, но быстро целую Хикари между ушей и поднимаюсь, не позволяя щенку выбежать из квартиры. А после в последний раз закрываю дверь ключом. Внизу отдаю его мистеру Морицу и выхожу на улицу, сразу же увидев такси перед входом. Водитель выходит и убирает чемодан в багажник, а я оглядываюсь на дом, потом - на улицу в жалкой надежде, что Адам сейчас появится, извинится за свои слова, и мы помиримся. Но по тротуару ходят только чужие люди.
Отец разговаривает по телефону возле двери. Подхожу к нему и целую в щеку.
- Спасибо, папа, - он кивает, продолжая какой-то деловой разговор на чуть повышенных тонах, а я сажусь на заднее сиденье и тут же слышу щелчок запертой двери. Машина срывается с места в одно мгновение, оставляя вместо себя столб пыли, и быстро сворачивает за угол. - Кто вы тако…- договорить не успеваю, автомобиль резко тормозит, с соседнего, от водителя, сиденья тянется рука и накрывает мне рот и нос платком со сладковатым запахом, так что через два вдоха у меня все плывет перед глазами. Последняя связная мысль в голове: “Я даже не попрощалась”.
Прихожу в себя от холода и боли в онемевшем теле. Попытка расправить затекшие конечности ни к чему не приводит, потому как с ужасом осознаю: мои руки и ноги связаны. Кричать тоже не могу - во рту тряпка с противным тухлым запахом.
- Пришла в себя? А я уж думал, что перестарался с хлороформом.
- О-м-мн, - очередная попытка освободиться приводит лишь к боли в руках и ногах, на которых только туже затягиваются веревки.
- Что? - пытаюсь вытолкнуть тряпку языком, но ничего не выходит, и я повторяю свой вопрос через кляп. - Ничего не понимаю, - мужчина наклоняется и вытаскивает вонючую материю.
- Что вам от меня нужно?
- От тебя, милая, ничего совершенно. Но твой дружок кое-что отнял у меня, а я в ответ отнял у него кое-кого.
- Что бы это ни было, мой отец может дать больше. Он очень влиятельный человек. Позвоните ему, он все сделает за меня.
- От твоего отца, дорогуша, мне ничего не нужно. Это другое. А сейчас помолчи, или я снова заткну тебя.
Смотрю широко раскрытыми глазами на мужчину, и от его спокойствия только сильнее нервничаю, понимая, что его действия это не импульсивный поступок, а хорошо продуманный план. План, направленный против Адама, желающий через меня достать его и сделать больно.
Господи, лучше бы я осталась в квартире, никуда не пошла и не поехала совсем. Но, как говорится: знал бы где упадешь, соломку подстелил. Уже не отменить решений, и цепочка событий запущена.
- Что вы со мной сделаете? - во рту так пересохло, что кажется, я сиплю эти слова.
- Если твой дружок окажется достаточно расторопным, то может - ничего, а может - и чего. У Фостера неплохой вкус, - теперь его взгляд становится таким сальным, что меня начинает мутить.
Когда мужчина поднимается и, подойдя ко мне, опускает руку на щеку, я поворачиваюсь и кусаю его за пальцы. В ту же секунду из глаз у меня сыплются искры от удара. Челюсть от уха до губ немеет в одно мгновение, а после чувствую, как всё плывет перед глазами.
Не знаю, на сколько времени теряю сознание, но когда снова прихожу в себя, я больше не лежу на грязном полу. Какой-то вонючий фургон, что подпрыгивает на кочках, увозит меня непонятно куда. Хотя если дорога такая неровная, значит, мы выехали из города, а я даже понять не могу, куда они меня везут.
Руки стянуты пластиковыми наручниками-стяжками, зато ноги свободны, и именно ими начинаю бить в задние двери, пытаясь сломать замок. В этот момент даже мысли не возникает, что делать дальше. Но видимо, замок куда сильнее моих ног, потому как машина останавливается, качнув меня в последний раз, а после эти самые двери раскрываются, являя мне здоровенного мужика, которого я не видела раньше.
- Кто вы? - но гигант не отвечает, вместо этого меня, как мешок с песком, достают и закидывают на плечо, направляясь куда-то между деревьев. Успеваю заметить полусгнившие ступени, прежде чем меня вносят в дом.
Внутри уже сидит знакомый мне похититель.
- И снова здравствуй, мисс поп-звезда. Я думал, что вы потерялись в дороге.
Гигант что-то говорит по-немецки - из слов я разбираю только слово “дорога”, - а после кидает на меня злобный взгляд и выходит на улицу, оставляя меня один на один с главным похитителем в этом сарае, бывшем некогда домом. - Твой бойфренд не выходит на связь, и я уже начал думать, что ошибся в выборе рычага давления. Но подождем до ночи. Может, он сейчас где-то и с кем-то отмечает свой день рождения.
От этих злобных слов сжимаюсь внутренне, стараясь не показать, что он делает больно и мне своими высказываниями. А тот всё продолжает:
- Хотя, скорее всего, он на мои звонки не отвечает. А если я наберу с твоего телефона, женишок твой снимет трубку? - мерзавец поднимается со стула и направляется ко мне, начиная нагло шарить по телу в поисках сотового. Хотя меня не отпускает ощущение, что он просто лапает меня. - Куда же ты его спрятала? - холеные для похитителя руки сжимают мой подбородок, давя на уже образовавшийся синяк. - Может быть, в маечку свою? - и он разворачивает меня, запуская лапищу свою за ворот.
Но в этот момент я напрягаюсь всем телом, чтобы секунду спустя врезать ему по яйцам. Последующие хрипы и ругань дарят мне чувство превосходства такое сильное, что я разворачиваюсь и быстро припускаю к дверям. Но моё счастье длится недолго: злобный гигант словно поджидает за дверью и, едва только я опускаю ногу на ступень, как меня снова отрывают от земли и тащат, несмотря на брыкания и крики, в дом. Здесь уже не улыбающийся, а словно дракон, дышащий огнем, поджидает мучитель.
- Интересно, как Фостеру удалось тебя обуздать, - он говорит спокойно, но этот взгляд... словно змея следит не мигая. - Где твой телефон? Говори, иначе прикажу Клаусу раздеть тебя догола, чтобы обыскать.
- Мой телефон остался в сумочке, - ничуть не сомневаюсь, что мужчина так и сделает, и не вижу смысла быть убитой за кусок пластмассы с микросхемами. - Вот только не думаю, что Адам что-либо сделает для меня.
- Для тебя же лучше, чтобы сделал, дорогая моя, - и к гиганту обращается: - Принеси из её сумки телефон. Хочу посмотреть, сколько уже пропущенных на нем.
Клаус-великан уходит и возвращается, неся в своей ручище мой смартфон. Мой мучитель рассматривает заставку с поцелуем, чуть кривя в презрительной усмешке губы.
- Такая милая парочка, - сует мне телефон под нос. - Как разблокировать его? Отвечай! - мужчина дергает меня за волосы, словно желая снять скальп.
- Звезда-а-а, - на глазах против воли выступают слезы боли. - Там звезда.
- И как я не догадался, - мучитель противно смеется и разблокирует экран. - О, папа звонил аж шесть раз. Ну надо же, всего за каких-то два часа. А вот Фостер - ни разу ещё. Может, нам ему позвонить? Как думаешь? Да? Нет? Нет, да? - а сам уже набирает номер. - Я включу громкую связь, чтобы ты приняла участие в нашем разговоре.
Гудки длятся и заканчиваются, мужчина повторяет набор, и они снова идут и заканчиваются короткими.
- Странно, почему не снимает трубку...
- Я же вам сказала, что ему… - гудки и такой до боли знакомый голос прерывают меня:
- Арлин? Где ты?
- Она со мной, Фостер, и останется со мной, пока ты кое-что для меня не сделаешь. - На мгновение повисает тишина, а после в трубке раздается лишь одно слово: “Фишер”. Дальнейший разговор не предполагает какого-либо моего участия, и громкую связь отключают. - Вижу, что узнал. Так вот, если ты не вернешь все, что отобрал у меня, я убью твою девку. Не веришь, что я что-то с ней сделаю? - от злобы, горящей в глазах этого безумца, мне хочется спрятаться и закрыться на все замки. Он кивает своему помощнику, и тот подходит ближе, с размаху ударяя меня по лицу. Успеваю только вскрикнуть, прежде чем упасть на старую кровать. - Услышал? Пока она жива, но всё может измениться. И это зависит от тебя, - слова доносятся до меня сквозь вату, а удержать себя в сознании становится все сложнее из-за шума в ушах, но я стараюсь, чтобы сказать любимому, что нельзя идти у шантажистов на поводу. - Будешь слушать? Хорошо. Вот что ты должен сделать…

Софи спасибо тебе за песни в этом году и за праздничную тоже.

Любовь моя, с Новым годом нас!

Поздравляю всех жителей Между с Новым годом!

Вот теперь, когда ты заострил на этом моё внимание, я тоже стала думать о другом...

Любовь моя, я ни в коем случае не определилась: один или два бейба) Поэтому всякое может быть... я просто хочу от тебя детей
Спасибо всем ребятам, кто проголосовал за нашу пару. Это безумно приятно!
И спасибо автору коллажа! Я даже не думала, что можно так обработать этот исходник! *потащила красоту в анкету*
Эстель, поздравляю тебя с мисс! Заслуженно и оправданно!
Джонатан Арчибалд и Джеймс Таунсенд благодарю за поздравление! Я вас ответно поздравляю! С лучшими игроками и с двумя другими номинациями!

Любовь не терпит объяснений. Ей нужны поступки.
(с) Э.М. Ремарк "Триумфальная арка"

Дортмунд. Германия.

Никогда в жизни мне ещё не было так страшно. Эти несколько часов становятся для меня кошмаром наяву. Особенно, когда Фишер видит моего отца в интернете. Скотина бьет по лицу, заставляя кровь пойти из носа, но кажется, не ломает - по крайней мере, я на это надеюсь, - а потом позволяет своему ужасному дружку бить меня и пинать. Я даже не могу ответить, потому что гады связали меня, как гусеницу.
Пока главный злодей набирает с моего телефона Адаму, здоровяк начинает стаскивать с меня джинсы.
- Нет! Нет! Не-ет! - но на мои крики мало кто обращает внимания, продолжая свои грязные дела. Однако стоит только Фишеру отключить телефон, домогательства тут же прекращаются. А значит, это представление было для любимого.
- Не волнуйся, звезда, скоро ты вернешься к своему папочке, - похититель мерзко смеется, но больше хотя бы не трогает меня.
Ожидание бесконечно растягивается. Я не знаю, сколько часов сейчас и сколько прошло с последнего звонка Адаму. Не знаю даже, где я и чего на самом деле добивается этот мучитель. Спустя какое-то время эти уроды начинают суетиться, открывая дверь и зажигая свет. А через несколько минут в дверях появляется любимый. Его бьют по голове рукояткой пистолета настолько быстро, что даже рта не успеваю открыть, пока Фостер валится на пол.
- Адам!!! - мой крик и слезы, а также попытка подползти к нему вызывают смех у уродов, но я на это даже не реагирую, желая хотя бы коснуться любимого и ощутить его тепло.
Кое-как со связанными руками всё же оказываюсь рядом, и в это время он приходит в себя. Возмущение урода по фамилии Фишер и просьбы Фостера уйти я игнорирую, понимая, что просто не могу бросить его наедине с этими типами.
- Я не оставлю тебя, - просто не могу заставить себя спокойно развернуться и свалить. Да и не спокойно не могу. Даже думать не хочу, что эта мразь сделает с ним. - Не пойду.
- Арли, - качаю головой, но меня грубо дергают вверх, оттаскивая от Фостера.
- Нет! - но на крик никто не реагирует, лишь здоровяк выкручивает руки так, словно хочет вывихнуть мне плечевые суставы. - Нет! Отпустите его! Не надо! - но каждый мой крик тонет в глухих звуках ударов, которые Фишер обрушивает на связанного любимого. - Я убью тебя, больной ублюдок!
- Закрой рот! - бешенные глаза прожигают меня будто насквозь, но даже это меня не так пугает, как кровь на лице Адама. - Выведи её отсюда!
- Нет! Нет! - мои вопли ничего не решают.
- Пошла! - рычит здоровый ублюдок, пытаясь вытолкнуть меня наружу, но я цепляюсь за косяк, оборачиваюсь и успеваю заметить, как Фишер бьет Адама ногой в лицо, а после хватает кейс и почти визжит, требуя дать ему пароль.
Внезапно тишину ночи разрывают звуки сирен полицейских машин. Фишер ругается, но лишь до того мгновения, как любимый называет код от замка.
- Проклятье! Клаус, ты остаешься, чтобы присмотреть за этими двумя. Но не больше десяти минут, пока полиция здесь не сделала решето. Я ухожу раньше, - вижу, что кейс открыт и полон банкнот, но не вижу Фостера.
- Где Адам? - совершенно не испытывая страха, ступаю в глубь помещения. - Где он?
- В углу твой дружок, звезда, но без глупостей, иначе... - звук снимаемого с предохранителя пистолета трудно с чем-то спутать, и я внутренне напрягаюсь.
- Вы же уже получили, что хотели. Деньги и документы, - осторожно делаю шаг к тому месту, куда указал изверг, и на мгновение забываю, как дышать. Адам, скорчившийся, лежит в углу за столом. Не успеваю даже подумать, как оказываюсь на коленях, стирая аккуратно пальцами кровь с красивого лица мужчины.
- Милый, как ты? - понимаю, что не сделала ни одного вдоха до того момента, как любимый открывает глаза. - Адам…
- Хорош разводить нежности, - Фишер оттягивает меня за волосы. И в эту секунду у меня словно падает планка. Перед глазами пелена цвета крови Фостера, и я резко разворачиваюсь, с такой силой сжимая кулак, что когда он врезается в челюсть мучителя, слышу хруст, не сразу улавливая, чьи именно кости хрустят. В этот удар вкладываю всю имеющуюся силу и всю ярость, на которую оказываюсь способна.
Мужчина падает навзничь. Наверное, никто из них не ожидал такого от пятидесяти килограммовой девушки, но мой триумф длится недолго. Здоровяк впечатывает меня в стену с такой силой, что от удара головой на мгновение темнеет перед глазами. В этот момент раздаются крики и громкие хлопки выстрелов. Осознаю, что просто на минуту в этом убогом месте вырубили свет, а потом включили. Поворачиваю голову налево и вижу, как Адам подтягивает ноги и встает, опираясь одной рукой о стол, а ублюдок, которому я наверняка сломала челюсть, наводит на него пистолет. Фишер с усилием жмет на курок, собираясь лишить меня родного человека.
- Не-е-е-ет! - прежде, чем подумать, что делаю, кидаюсь вперед, закрывая собой любимого. Пуля ударяет с силой кувалды, отбрасывая меня на Адама. Потом, когда проходит первый шок, приходит боль, словно меня поливают расплавленным железом. Футболка тут же становится мокрой, неприятно прилипая к телу. Но даже будучи на грани сознания, успеваю заметить, что второй выстрел ублюдок не успевает сделать. Маски-шоу скручивают его прямо на полу. А здоровяк умудряется сбежать, даже не прихватив с собой кейс.
- Что же ты наделала, Арли? - каким-то образом оказываюсь в объятиях Адама, пока он прижимает свою рубашку к моей груди.
- С днём рождения, родной, - поднимаю ладонь и провожу по его колючей щеке, пытаясь улыбнуться, но выходит это откровенно плохо.
Дальше я уже не вникаю в разговор Адама с полицией, суету медперсонала, погружаясь в полубредовое состояние. Я почти не реагирую, когда меня погружают в машину неотложки, лишь чувствую рядом любимого, которого тоже быстро осматривают и констатируют три сломанных ребра, а также синяки и ушибы. После, уже в больнице, кажется замечаю Каспара и отца, который что-то выговаривает Адаму, на что тот даже не возражает. После того, как вынимают пулю, мне делают ещё один укол обезболивающего, и спустя двадцать минут я проваливаюсь в сон.
Темное помещение. Непонятно где. Непонятно когда. Но тревога не оставляет меня. Дверь открывается, являя здоровяка Клауса, и он мерзко улыбается, указывая куда-то мне за спину. Обернувшись, вижу, как навстречу мне шагает Адам. Такой, каким я его и запомнила в этот день. Немного хмурый, небритый и взлохмаченный, но не побитый. И снова раздается звук взведенного курка.
- Не-е-е-ет!
Но сейчас помешать я не могу. Любимый вздрагивает и опускает взгляд, рассматривая увеличивающееся алое пятно на белой рубашке, а после смотрит на меня. Я бегу к нему, но словно на месте замираю, не сдвигаясь и не приближаясь ни на миллиметр.
- Ада-а-ам! - и срываюсь с места только в то мгновение, когда Адам опускается на колени. Обхватываю его за плечи, но осознаю, что опоздала. Слёзы текут в три ручья, но остановить их я даже не пытаюсь. Любимые глаза смотрят словно в пустоту, становясь бездонными черными колодцами, в которых я тону.
- Нет, нет, нет!
- Арли! Проснись, милая, - раскрываю глаза и вижу живого любимого. Опухшая губа, синяк под глазом, но живой. Живой! В ту же секунду поднимаю руки, стараясь притянуть его ближе, сжать и почувствовать тепло родного тела, вот только эти телодвижения у нас обоих вырывают стон боли. Приходится ослабить хватку, но не могу отпустить Адама от себя, и он, словно чувствуя это, садится на стул рядом с кроватью.
- Как ты себя чувствуешь?
- Как ты? - мы задаем вопросы одновременно, вызывая тем самым слабую улыбку друг у друга.
- Не считая того, что все плечо горит огнем, я рада, что ты в порядке.
- Зачем ты это сделала? - его вопрос ставит меня в тупик, но отвечаю, как чувствую:
- Потому что не могла иначе, - поднимаю здоровую руку и прижимаю её к колючей щеке Адама.
Именно этот момент отец выбирает, чтобы войти в палату.
- Оставь нас, - цедит он в сторону Фостера, но я тут же приподнимаюсь на подушках.
- Нет!
- Буду в коридоре, милая, - любимый всё же поднимается, сжав на мгновение мои пальцы своей ладонью, и направляется на выход. Я даже не дожидаюсь, когда за ним закроется дверь:
- Что это было, отец? Почему ты так разговариваешь с моим парнем?
- Потому что из-за него я едва не потерял единственную дочь, - отрезает Майкл.
- Ничего подобного. И как видишь, я почти в порядке, - но бравада прерывается стоном, когда пытаюсь сесть. - Не разговаривай с моим молодым человеком таким тоном.
- Ты сама хотела уехать от него вчера, а теперь опять он молодой человек. Я не понимаю тебя, дочь.
- Я люблю его, отец, и не уеду. Этот день, который закончился здесь, доказал мне, что я тоже много значу для Адама. Я не оставлю его.
- Как скажешь, дочка, - мистер Меррик обиженно поджимает губы. - Значит, ты точно не поедешь со мной в Лондон?
- Нет. Кстати, мне так никто и не сказал, полиция поймала этих двух уродов?
- Двух? Нет, задержали только некоего Эрнста Фишера.
- Хорошо, - прикрываю глаза, представляя как урод корчится в адских муках. - Вот бы его на стул электрический посадили за всё, что он сделал и что хотел сделать.
- Он получит по заслугам, Арлин, - телефон прерывает отца, и он хмурится, глядя на экран. - Кажется, теперь твоё инкогнито в этом городе раскрыто, - Майкл Меррик виновато отводит взгляд. - Эта местная журналистка теперь прохода мне не дает.
- Это ты сделал сам, вот и решай теперь сам. А сейчас позови обратно моего парня, - устраиваюсь удобнее, насколько это вообще возможно в этом месте, и стараюсь игнорировать отцовское ворчание на счет неблагодарной дочери. Через минуту слышу, как он говорит в коридоре “Она зовет тебя”, и Адам снова оказывается рядом.
- Не оставляй меня больше, - сжимаю его руку, переплетая пальцы. Только так чувствую себя спокойно. - Кто бы что ни говорил, хочу чтобы ты был рядом.
- Не оставлю, - Фостер чуть улыбается, но лишь губами, а глаза его по-прежнему полны боли. Уверена, как и мои.
Дальнейшее пребывание в больнице не затягивается даже на неделю, и спустя пять дней я вновь оказываюсь на последнем этаже дома номер 79 по Кроненштассе. Кроме купленной наспех одежды, у меня не остается никаких вещей. Чемодан с ними пропал где-то в дебрях пригорода Дортмунда вместе с машиной такси, которую так до сих пор и не нашли.
- Малыш мой любимый, - тут же тискаю щенка, который встает на задние лапы, желая видимо всё лицо мне облизать, демонстрируя, как счастлив видеть меня. - Ты так скучал? Ай! - лапа акита-ину попадает прямо на повязку, когтями надавливая на ещё не зажившую рану.
- Хикари, а ну отодвинься. Не видишь, больно ей, - Адам отгоняет пса, но тот всё-равно пытается лизать хоть бы ноги и руки.
- Я тоже рада тебя видеть, Хикари, - чешу ему между ушей, понимая, что пес больше всех счастлив видеть меня. Его искренняя радость, словно бальзам на мою израненную душу.
Осматриваюсь в такой знакомой и одновременно чужой обстановке и перестаю на мгновение дышать, увидев на плечиках платье от Альберты Ферретти - единственный наряд, оставшийся здесь, висит в шкафу. Так странно вспоминать волнение и предвкушение при выборе этого одеяния, и ощущать всю бессмысленность этой суеты сейчас. Жизнь куда важнее тряпок. А жизнь любимого человека ещё важнее, чем своя.
- Ты сохранил его? - делаю шаг и провожу ладонью по белому шелку.
- Оно же твоё, - оборачиваюсь и вижу, как Адам пожимает плечами.
- Да, - больше мне нечего добавить.
Душ становится почти непосильной задачей, учитывая, что место ранения мочить нельзя, но кое-как губкой размазав по себе пену, смываю её. От помощи я отказалась, заранее представляя, что будет с Фостером, если он увидит все синяки, которые, словно экзотические цветы, украшают моё тело.
Завернувшись в махровый халат любимого, выхожу из ванной и натыкаюсь на Адама:
- Ой! - упираюсь руками ему в плечи, но спустя секунду уже обнимаю за шею и, привстав на цыпочки, накрываю его губы своими. Мгновение промедления, и Фостер обхватывает мою талию, прижимая к себе. И снова синхронный стон боли заставляет чуть ослабить объятия. Но даже так мне сейчас достаточно касаться, просто ощущать его тепло рядом.
- Что у нас есть перекусить? Меня от больничной еды тошнит уже, - мой вопрос заставляет мужчину смутиться.
- Э-э-э, - он оглядывается на холодильник, будто ждет, что тот сам наполнится. - Я не подумал об этом, но давай закажем что-нибудь. Чего бы тебе хотелось?
- О! Я хочу огромную пиццу на толстом тесте с оливками и маринованными огурцами под двойным сыром, - от одного даже представления этой вредной еды у меня текут слюнки.
- Тяф! - акита-ину словно тоже не против умять пиццу, но его желанию не суждено сбыться.
- Нет, Хикари, ты ешь только корм. Надеюсь, папочка не кормил тебя неправильной едой, пока меня не было? - стараюсь хмуриться, но это выходит откровенно плохо, потому что пес прижимает уши и смотрит несчастно-обиженно снизу вверх.
- Мы соблюдали диету, как могли, - поднимаю взгляд на любимого и провожу по его лицу ладонью, почти невесомо касаясь пальцами синяков.
- Ты спас меня, - впервые за эту неделю возвращаюсь к событиям 13 августа. - После всего. Снова.
- Нет, милая. Мне не удалось оградить тебя. Это не спасение. Твой отец прав, я подверг тебя опасности, так или иначе. Иногда я представляю себе, что ты выполнила мою просьбу и ушла, как можно быстрее покидая то место. И в моих мыслях нет твоего ранения, нет того ужаса, когда пуля ударяет в твое тело, нет леденящего душу страха за твою жизнь, ты улыбаешься и счастлива. Не рискуй так. Черт возьми, что бы ни произошло, как бы ни сложилось, в первую очередь ты должна бежать и спасать себя. Поняла меня?
- Хоть я и поняла тебя, но не сделаю так. И не сделаю, потому что просто не могу представить, что с тобой что-то случится. И ты пришел за мной, даже после всего, - вглядываюсь в его лицо, словно запоминая каждую черточку, но тут же продолжаю: - Мой отец не прав, потому что его там не было, и он не может знать, что случилось. А мы знаем - ты и я. И сейчас, чувствуя тебя рядом, я счастлива.
- Ты перечишь мне даже в таких серьезных вещах. Арли, вот что с тобой делать? Ты не облегчаешь мне задачу.
- Ты же знал, кого встретил в моем лице? Если нужна была покорная мышка, то, мистер Фостер, вы не с той девушкой связались, - пытаюсь шутить, чтобы немного ослабить напряжение, и поглаживаю шею любимого и после запускаю пальцы в его волосы. - А если серьезно, то я бы сама себя возненавидела, если бы ушла и если бы позволила этому уроду выстрелить в тебя. Ты боишься за меня, да, но всё дело в том, что и я боюсь за тебя.
- Милая, ты просто не осознаешь, как сильно, - чувствую, как Адам вздрагивает, и тяну губы в улыбке, поглаживая его щеку и уголок губ, пытаясь хотя бы тактильно помочь. - Мне довелось познакомиться со смертью слишком рано и слишком близко. Даже казалось, что на манер просвещенных буддистов я уже могу принять любые ее “подарки”, но это не так.
- Почему ты не принимаешь во внимание то, что в этом году я тоже повстречала даму с косой?
- Арли, я тебя взаперти держать буду, - на это его заявление я лишь тихо хмыкаю. - Даже не напоминай мне о своих выходках. Столько раз я мог потерять тебя...
- И я тебя могла потерять, если бы пуля попала в цель. Ты не осознаешь, что еще одну потерю я просто не смогла бы пережить. Не могу представить себя без тебя.
- Не знаю, не знаю. Ты достаточно быстро от меня сбегала, - вижу, как он обводит взглядом квартиру.
- Но ты живой! - помимо воли глаза мои наполняются слезами, но я смаргиваю их. - Неужели ты не видишь разницы?
- Спасибо, мой непослушный драгоценный ангел-хранитель, - произносит мужчина с легкой грустной улыбкой и нежно целует, поглаживая мои губы своими. - Спасибо.
- И тебе, - крепче целую, хоть и не могу сжать сейчас в объятиях. - Спасибо, - не отводя взгляда, делаю глубокий вдох и продолжаю: - И прости, что пострадал из-за моей неосмотрительности и поспешности. Если бы я не была так зациклена на своих мыслях, то все могло быть по-другому. Прости меня за боль, - не удержавшись, снова жму свои губы к губам Адама, - и не только физическую.

Между! И снова мы отмечаем День Любви!
Купидон проказник снова разбрасывает свои стрелы и поражает ими наивные сердца.
Я люблю, и в этот день мне хочется всем пожелать взаимности чувств.
Счастья от осознания, что ты необходим.
Любите и будьте любимы!

Ведущий, спасибо за коллаж. Красиво и приятно неожиданно.

Настя понравился твой коллаж от Эрика, такая теплая атмосфера.
Софи, твой коллаж от Джонатана такой солнечный и милый!
Ещё сама Эстель от Кая и Констанс на подарке от Эстель очень красивые работы.

Любовь моя, какие красивые валентинки у нас на двоих!
Но стихи твои, я люблю больше всего.
И каждый раз они задевают что-то глубоко во мне.
Спасибо тебе за эти кусочки твоей души, они ценнее всех графических картинок.
И я думаю, что могу в ответ подарить тебе только себя!

Стены не защищают. Они изолируют.
© Ричард Бах

Дортмунд. Германия.

До этого года я никогда не думала, что время может лететь так быстро. Кажется, только вчера я прилетела в Дортмунд, чтобы сделать сюрприз Адаму, и вот уже в конце недели у меня начинается тур по Штатам. Моника уже не один день названивает и грозит всеми казнями египетскими, но даже тучи из саранчи не могут заставить меня улететь раньше времени. Я впитываю каждую минуту рядом с Фостером, стараясь по максимуму заполнить наше время. Это посиделки дома перед экраном телевизора и просмотр “Эта прекрасная жизнь” или же совместная готовка, в которой принимает участие даже Хикари. Правда, после начинается такая же совместная уборка, потому что кусочки соуса и теста можно с легкостью обнаружить на дверцах шкафчиков и холодильника. Но душ по-прежнему раздельный. Хоть и вижу, что Адам не понимает причины моего поведения, рассказывать всё, что было, не имеет смысла.
В один из дней, когда сине-фиолетовый рисунок на моем теле приобретает желтоватый оттенок, решаюсь показаться любимому. А именно - во время утреннего душа. Пока мужчина собирается на работу, я проскальзываю под воду, оставив свою “лягушачью шкурку” снаружи.
Сначала удивленный, но после хмурый взгляд Адама убеждает меня в том, что скрывая отметины, я поступала правильно. И что любимый увидел это сейчас, когда сволочь Фишер уже сел надолго. И, как по мне, лучше б он никогда оттуда не вышел.
- Арли… - почти невесомые прикосновения любимого к синякам заставляют меня сжиматься внутренне, но я перебарываю желание отстраниться, убеждая себя, что это любимый мужчина, а не изверг дотрагивается до моего тела.
- Я не хотела, чтобы ты видел их, - тихо говорю, поднимая руки и обнимая мужчину за плечи. - Но сейчас уже не болят, просто некрасиво. И я… - замолкаю, не решаясь договорить.
- И ты? - в его глазах вижу тревогу и что-то ещё. - Ты боялась, что я увижу твои синяки?
- Да, моё тело было похоже на картину безумного художника-любителя готики. А мне хочется быть всегда красивой для тебя, - не выдержав взгляда Адама, утыкаюсь ему в шею.
- Глупышка. Ты всегда красива для меня.
- Даже с такой раскраской, - отстраняюсь и показываю на свои руки и бока, поворачиваясь перед Фостером, - я нравлюсь тебе?
- Да.
Всего одно слово, а после мужчина притягивает меня в свои объятия, поглаживая по спине и уже намокшей голове. Привстав на цыпочки, прижимаюсь к его губам своими, и в этот момент между нами словно тает лед, что держался на протяжении нескольких последних недель. В поцелуе не страсть жадная, а потребность чувствовать любимого человека рядом, впитывать его всего в себя и не отпускать никогда.
“Неужели для того, чтобы понять, как тебе нужен человек, нужно его едва не потерять навсегда?”
Мои истерики и уходы тоже сулили расставание, и я даже не была уверена тогда, что Адам прилетит за мной. Но он доказал не словами, а делом, что пойдет за мной даже в логово зверя. Заведомо зная, что с ним ничего хорошего не случится, любимый пытался спасти меня. А я спасла его. Мы квиты. Но дальше вести подобный счет я не желаю. Мы достаточно уже поиграли со смертью в кошки-мышки. Подобный экстрим не должен быть частью жизни, которую я хочу провести с этим мужчиной.
Совместный душ превращается в проявление нежности и ласки, когда мы моем друг друга, едва прикасаясь ладонями, и обводим метки того ужасного дня, не переставая целоваться. Но после я помогаю любимому собраться на работу, снова чувствуя себя оставленной одной дома.
- Адам? - сидя рядом и болтая ногами под стойкой, уныло гоняю по тарелке кусочек бекона и не знаю, как лучше спросить.
- М-м? - мужчина поднимает взгляд на моё лицо и перестает жевать.
- Ты же знаешь свой город?
- Да, и?
- Я бы хотела найти нормальный спортзал и вернуться к боксу. А может быть, ещё чем-нибудь заняться до того, как улечу в Штаты.
- А ты уверена, что можешь после ранения?
- Я даже после сломанной руки занималась, а здесь… я устала сидеть в четырех стенах, - мои слова словно наводят тень на лицо мужчины. - Прости, но я правда не могу сидеть целыми днями дома одна. Я привыкла по жизни куда-то бежать, заниматься многими вещами, увлекаться различными хобби.
- Понимаю, милая, и постараюсь узнать для тебя, есть ли поблизости секция бокса. Хоть и не уверен, что ты до конца восстановилась.
- И желательно, чтобы там понимали английскую речь, - приподнявшись на стуле, подаюсь вперед и целую уголок губ любимого. Чувствую, что он отвечает, но не так, как раньше. Что-то тревожит Адама, и я сомневаюсь, что надо спрашивать сейчас.
“Пусть идет на работу спокойно, лучше вечером расспросить.”
Меня тоже мучает вопрос, почему спустя всё пережитое Фостер так и не сказал, какие чувства испытывает ко мне. Может, даже такие, как и я. Но девочкам не положено признаваться первыми.
Пока мы были на выходных, нашу самовынужденную изоляцию приятно скрашивал Каспар. Пока дед рассказывал, а Адам слушал, я наблюдала за ними. До чего же похожие мужчины, но и упрямые, как оказалось. Больше я не настаивала. Не вмешиваясь и не выспрашивая, каждый раз я сглаживала хмурость любимого и, не давя, незаметно для него, наводила мосты между кровными родственниками. Даже где-то на подсознании готова была ещё просидеть на “карантине”, если это позволит деду с внуком лучше узнать друг друга. Не знаю, догадывается ли Адам, насколько он сам нуждается в семье, но я это вижу, как никогда ясно.
Однако теперь, когда он снова вернулся на работу, я хочу найти себе занятие - это раз. Вернуть себя в форму - это два. И наконец, наверстать уроки самообороны - три. Я не желаю быть больше беззащитной перед подобными уродами. Ведь может статься, что никого рядом, кроме меня самой, не будет. Женщина должна казаться слабой, а не быть.
Прогулка в парк с собакой немного скрашивает моё одиночество, а безобидные заигрывания со старичком Морицем даже поднимают настроение, заставляя улыбаться. Герр Хубер тоже новости смотрел, и теперь каждый раз, как видит, что я возвращаюсь с прогулки, включает мои песни, а я чуть пританцовываю, шагая к лифту.
Только успеваю приготовить себе перекус и накормить пса, как телефон тренькает сообщением: “Нашел нормальный спортзал. Но он на другой стороне города, поэтому туда тебя будет отвозить Стефан, если не смогу я. Дождись меня сегодня, съездим вместе.” Хмыкаю, но не спорю, прекрасно понимая, чего боится мужчина. Как и сама я. Всё решилось, но эмоции ещё слишком остры. Поэтому отправляю лишь одно слово: “Хорошо”.
Адам приезжает в пять вечера, а я уже топчусь на улице, пока Хикари обнюхивает кусты на аллее. Только машина останавливается, открываю дверь для пса и сама опускаюсь на переднее сиденье.
- Я скучала, - не знаю почему, но мне важно, оказывается, сказать это, как и прижать свои губы к любимым губам. Чувствую легкую улыбку Адама и отодвигаюсь. - А ты? - игриво обвожу его рот пальцем, а после всё же отстраняюсь, усаживаясь на кресле удобнее, и пристегиваю ремень.
- И я, - продолжая чуть улыбаться, любимый заводит двигатель и выезжает на дорогу, а я, не удержавшись, поднимаю руку и запускаю пальцы в волосы на затылке мужчины, начиная легонько массировать.
- Поскорее бы увидеть тот зал, что ты нашел. Не представляешь, чего мне стоило не пойти самой искать по городу.
- Арли… - он чуть щурит глаза, и мне хочется думать, что это потому, что ему приятны мои касания.
- М-м? - не останавливая своих манипуляций, придвигаюсь ближе, устраивая голову на плече любимого.
- Есть ещё причины, из-за которых тебе нужно так спешно начать занятия? Кроме возвращения формы, - его вопрос таит в себе многое, и я, даже не задумываясь, начинаю выдавать всё, о чем молчала эти дни с момента похищения.
- Да. Я никогда ещё не чувствовала себя такой беспомощной. Понимаешь, достаточно даже одного осознания, что я могу постоять за себя, чтобы стать увереннее.
- Понимаю. Но тяжело осознавать, что я… - поворачиваюсь всем корпусом к Фостеру и прижимаю пальцы к его губам. Вот я так и знала, что он станет говорить о своем “понимании”.
- Нет! Дело не в тебе. И даже не смей мысль эту допускать! - хмурюсь, и солнечный вечер теряет свои радостные краски. Но думаю о том, что ещё не один раз мы вернемся к этому разговору. - Ты не обязан быть рядом двадцать четыре часа в сутки, чтобы спасать меня от любой мелочи.
- Угум.
- Адам! - на мой возмущенный окрик он на мгновение отрывает взгляд от дороги, а я спешу донести всё, что необходимо. - Я это делаю для себя. Я привыкла сама себя защищать, ещё с тринадцати лет. Поэтому и был бокс. Плюс мне просто нравится снимать стресс в спортзале.
- Как скажешь, милая.
- Не вздумай замкнуться в себе, Фостер. Иначе я тебя покусаю! - и только эта моя полушутливая угроза немного рассеивает напряжение в салоне автомобиля.
- И за что же ты будешь кусать? - губы Адама кривятся в усмешке, и я выдыхаю, понимая, что хоть он и не изменил своего мнения, но перестал напрягаться.
- Куда дотянусь, - и показываю язык, на что любимый уже искренне смеется.
Так, в шуточной перепалке мы доезжаем до не слишком приметного снаружи здания с большой железной дверью. Нет никаких неоновых вывесок, лишь небольшая металлическая табличка и два звонка.
- Это здесь? - недоверчиво осматриваюсь вокруг, размышляя, что это место больше похоже на публичный дом.
- Адрес точно этот, но давай посмотрим.
Любимый глушит мотор и отстегивает свой ремень. Только я тянусь отстегнуть свой, как мужчина накрывает мои пальцы одной рукой, а второй - зарывается в волосы, и целует быстро, но так крепко, что когда отодвигается, мне еле удается восстановить дыхание.
- Пойдем, милая, ты же хотела в спортзал, - как ни в чем не бывало предлагает Фостер, и я следую за ним, не выпуская его руку из своей.
- А ты будешь смотреть на мои тренировки? - заглядываю в глаза, не уверенная, что буря миновала окончательно.
- Конечно. Я должен быть уверен, что ты любому бандиту сможешь набить морду, - серьёзно кивает мужчина, но я вижу, что он с трудом сдерживает улыбку, и решаю продолжить этот легкий флирт.
- А сам выйдешь на ринг? - уже обогнав Фостера, прислоняюсь спиной к стене и поднимаю руки на его плечи.
Подойдя к двери, Адам нажимает на звонок, и спустя пару секунд раздается тихий пищащий звук, оповещающий, что дверь нам открыли. Внутри помещение оказывается на удивление современным. Вдоль коридора расположены шкафчики, чуть подальше - душевая и раздевалка, а слева - вход в различные залы. В одном - через приоткрытую дверь видно каратистов, в другом - ребят работающих на тренажерах. А в самом конце, под высоким потолком, располагается ринг. Он размером не меньше шести квадратных метров, находится на полуметровом помосте и обтянут канатами.
Начинаю ощущать, как мышцы будто бы гудят от желания влезть туда поскорее и, нацепив перчатки, устроить спарринг. Даже не замечаю, что, как завороженная, смотрю на двоих сражающихся парней, пока моих губ не касается Адам.
- Так хочешь туда? - он кивает головой на тренирующихся, чуть улыбаясь.
- Да, я даже не представляла, как мне этого не хватало, пока не увидела сейчас! - меня словно наполняет изнутри энергия, а руки начинают чесаться от желания выпустить весь пар на грушу, представляя на месте снаряда мерзкую рожу Эрнста Фишера.
- Но не в платье же, милая, на ринг, - еле понимаю, о чем говорит любимый, легонько поглаживая легкую ткань платья на моей талии.
- Завтра же пойду по магазинам, - ещё и киваю для убедительности.
- А может, закажем с доставкой? - слова мужчины отзываются болью внутри, но я не могу вечно прятаться дома. Тем более, когда там никого, кроме меня и пса, нет.
- Нет, я хочу сама выбирать, - замечаю, как любимые глаза темнеют от тревоги, поэтому, подойдя ближе и обняв за шею, заканчиваю свою мысль, надеясь, что так Фостеру будет спокойнее: - И да, пусть рядом будет твой водитель.

Дни летят с бешеной быстротой: хлопоты по подбору наряда для занятий, после тренировки - вечерние посиделки с Адамом в небольшом ресторанчике итальянской кухни недалеко от спортзала и вновь обретенная страсть в постели. Мне хочется по максимуму растянуть время до того, мгновения, как надо будет улетать на три с половиной месяца в Штаты. Однажды ночью я, не устояв, даже спрашиваю, не прилетит ли Адам в Штаты на пару дней. Он становится моим кислородом, который я ежедневно вдыхаю. Даже когда Фостер на работе, я хожу по квартире и чувствую его присутствие: в едва уловимом запахе одеколона, в оставленной на диване рубашке, которую облил утром чаем, или мокром полотенце в душевой после утренних водных процедур. Чашка в мойке и та, словно дает мне чувствовать любимого рядом. Но время неумолимо даже к любящим сердцам, и осень слишком быстро наступает, а значит, пора готовиться к шоу “Best in America”.
- И как долго ты собираешься провести в Штатах? - удобно устроившись на диване, наблюдаю, как Адам выбирает фильм для просмотра. Всего полчаса назад от нас ушел Каспар, и в этот раз, кажется, лед ещё больше треснул между дедом и внуком.
“Но как же ещё много моментов!”
- Я же говорила, тур по Америке займет несколько месяцев. По одному концерту на каждый крупный город: Нью-Йорк, Бостон, Чикаго, Майами, Новый Орлеан, Хьюстон, Вегас, Лос-Анджелес и ещё несколько.
- Мно-о-ого, - тянет любимый и, наконец выбрав фильм, вставляет диск в проигрыватель.
- Вот поэтому я и предлагаю тебе прилететь на один из концертов и задержаться на выходные. Я правда не хочу так надолго расставаться с тобой.
Мужчина какое-то время молча смотрит на меня, словно выискивая степень моей искренности, а после чуть тряхнув головой, устраивается на диване и, притянув в объятия, прижимается губами к моему виску.
- Я приеду. Не знаю, как получится, но приеду.
- Йа-ху! - с воплем подаюсь вперед и, упав сверху на Фостера, смеюсь и целуюсь попеременно. После, оставаясь в том же положении, мы смотрим “Любовь и прочие неприятности”.

Любимый цветок - это, прежде всего, отказ от всех остальных цветов.
Иначе он не покажется самым прекрасным.
© Антуан де Сент-Экзюпери

- Я хотел бы, чтобы вы приехали. Пусть и на пару часов, - Каспар направляется к двери, но там останавливается и оборачивается к нам. Мы с Адамом стоим рядышком, обнимая друг друга за талию, а под ногами крутится уже совсем не маленький щенок Хикари. Пес достаточно быстро растет, уже спокойно доставая до стола, но всё ещё пытается косить под малыша. И может, тому как раз я и способствую. - Смотрю на вас и вижу себя в молодости, - взгляд старика скользит по моему лицу и перемещается на Адама.
- Не уверен, что мы сможем… - начинает Адам, но я не даю ему договорить.
- Во сколько? - стараюсь не обращать внимание на хмурость любимого, перед отлетом мне хочется подразнить эту вешалку силиконовую - Веронику Охман. И расставить все точки над i.
- Вероника собирает всех гостей на девять вечера в “Davidis”. Но я хотел бы, чтобы вы приехали заранее.
- Хорошо, Каспар, - отпускаю талию Адама и иду проводить старика, но возле дверей снова оказываюсь в кольце рук любимого. Словно он не хочет ни на мгновение выпускать меня из своей хватки. Да и я не против такого пленения. - Спасибо, что навестили нас.
- Мне в радость, - дед смущенно улыбается, а после обнимает нас обоих, словно бы зажимая меня между собой и Адамом. И я чувствую в первое мгновение напряжение Фостера, но в этот раз оно длится ещё меньше, чем в прошлый. - До встречи завтра, дети. Доброй ночи вам.
Хоть напряжения и меньше становится, но вот молчаливость никуда не девается.
- На одно из двух дней рождения я попаду. К тому же, нужно же в конце концов надеть платье от Альберты.
Стараюсь не думать при каких обстоятельствах отказалась от него. Всё давно уже в прошлом, как и осознание новых приоритетов. Мне остается только надеяться, что переоценка ценностей произошла не только у меня.
- Как скажешь. Хотя я и не вижу смысла в этом посещении.
- Надо поздравить твоего деда с днём рождения. Восемьдесят четыре года бывают раз в жизни. Да и поставить на место эту выскочку-Веронику хочу.
- Ты так и не доверяешь мне? - Адам ещё теснее прижимает к себе.
- Тебе - да, а ей - нет. И я не хочу почти четыре месяца мучиться химерами, не зная, что здесь происходит. Поэтому пусть занимается Каспаром и даже не помышляет о таком лакомом кусочке, как мой парень.
- Хо-ро-шо-о-о, - Фостер так горестно вздыхает, что я не могу сдержать улыбку.
- Надеюсь, в этот раз ты будешь менее молчалив рядом со мной, - привстав на цыпочки, прижимаюсь к его губам своими в коротком нежном поцелуе. - Мне кажется, они специально выбрали ресторан, а не особняк для празднования.
- Лучше б нам дома остаться, никуда не выходить и провести этот последний вечер вместе, - ворчливо замечает Адам.
- Мы и проведем вместе всё это время. Только поздравим деда и сосредоточимся друг на друге. К тому же, кто-то обещал мне танец.
- Умеешь ты получать желаемое, - любимый всё ещё хмурится, но в голосе проскальзывают другие, более интимные нотки.
- У меня хороший учитель, - опускаю ресницы, прикрывая игривый блеск глаз, пока мои руки, словно сами по себе, забираются под футболку Адама, поглаживая его спину и поясницу.

Путь до ресторана, расположенного в старинном отеле прямо в районе Вестфален, занимает не больше пятнадцати минут, но за это время я уже трижды успеваю спросить, всё ли у меня нормально с прической и макияжем. И каждый раз звучит ответ: “Да, милая”. Это немного не та реакция, которую мне бы хотелось получать, но утешаю себя тем, что Адам потерял дар речи дома, когда я переоделась, прикрыв своё обнаженное тело лишь двумя шелковыми отрезками, соединенными по бокам прозрачными капроновыми вставками. Волосы я распустила. Удивительно, но то, что серьги матери я положила в сумочку, а не в багаж, помогло им сохраниться. И сейчас они волнующее касаются шеи и плеч при каждом повороте головы, словно легкая ласка любимого. Но надо признать, Фостер и сам выглядит потрясающе в этом черном смокинге и белоснежной, до рези в глазах, рубашке.
При подъезде нас встречает дед Адама, а то, что он одет один в один, как внук, заставляет меня хихикнуть.
- Что? - любимый выходит из машины и помогает мне выбраться. Мужчина резко втягивает носом воздух, и подняв глаза на Фостера, понимаю, что эта реакция вызвана тем, что платье немного перекрутилось, и в прозрачной вставке мелькнуло доказательство того, что белья на мне нет.
- Вы так похожи с Каспаром, даже в таких мелочах, как одежда. Может быть, когда-нибудь ты сможешь простить его, милый.
- Не уверен, - но дальнейший разговор не продолжаем, потому как старик спешит нам навстречу.
- Как я рад, что вы приехали. Идемте выпьем в семейном кругу, пока не набежали все эти прихлебатели. Кажется, Вероника созвала весь город, столько там накрытых столов.
- А она не из Техаса случайно? - но увидев, как оба мужчины смотрят на меня, как на инопланетянку, хихикаю. - Потом как-нибудь расскажу шутку.
В дверях, даже несмотря на все аутотренинговые упражнения, понимаю, что теряю спокойствие, заметив жену Каспара Охмана в центре зала.
“А эта сучка может быть стильной, - с придирчивостью осматриваю её темно-бордовое кружевное платье-футляр с длинным шлейфом. - Но вот руки, на её месте, я бы не стала оголять. Слишком заметно, что кожу на них ей успели не один раз подтянуть.”
- Добрый вечер! - первые же лицемерные слова миссис Охман на публику вызывают у меня саркастическую улыбку. - Как мы рады, что вы приехали.
“Ага, шлюшка, особенно ты рада видеть моего любимого.”
- Мы не могли пропустить день рождения Каспара, - моё фамильярное обращение к мужу миссис Охман немного убавляет натужную радость на её лице. - Он, как никак, родной человек. Единственный родной человек.
“Выкуси, сучка!”
- Да, Адам, ты всегда был и останешься частью семьи.
“Ауч! Уколола.”
- Даже переливание крови не поможет, - усмехается дед и направляется к бару, где берет два фужера и передает один - своей жене, второй - мне. - Адам? Что ты будешь?
- Виски.
- Отличный выбор, - я отпускаю руку Фостера на мгновение, пока он делает шаг к деду и берет из его рук стакан.
- С днём рождения, дедушка! - улыбаюсь и поднимаю бокал, но чокаюсь только с мужчинами. То же повторяет и блондинка. - Ой, мы же подарок оставили в машине! Адам, идем, - отставляю шампанское и тяну любимого за руку, но чувствую, что он и не сопротивляется. Это тоже плюсик в карму.
- Подарок? - уже на улице брови любимого поднимаются. - Разве мы приготовили подарок ему?
- Да, - толкаю мужчину в плечи, так что он прислоняется спиной к гладкому камню мраморной колонны и прижимаю свои губы к губам Фостера, осознанно позволяя ему смазать помаду. И лишь когда воздуха в легких не остается, ещё раз нежно целую, а после отодвигаюсь. - Я нашла антикварный магазин, пока ходила за покупками. А на днях к реставратору отнесла подарок.
Направляюсь к машине и, открыв заднюю дверь, наклоняюсь, чтобы достать коробку. Этот момент Фостер находит особенно удачным, чтоб хлопнуть меня по ягодицам ладонью. Вскрикиваю и кидаю возмущенный взгляд через плечо, но снова возвращаюсь к прерванному занятию. Бережно беру старинные шахматы из серебра и оникса в руки и поворачиваюсь к мужчине.
- Что скажешь? - показываю, как они аккуратно уложены и не трутся друг об дружку. - Может быть, когда-нибудь вы на пару будете играть в эти шахматы и думать обо мне.
- Арли…
- Не продолжай, не хочу снова слышать твои упрямые речи. Лучше идем внутрь, и удели мне себя всего, милый.
- Как и всегда, - он делает шаг, и тут уже моя ладонь опускается на его ягодицу. - Ах ты, хулиганка!
Взвизгнув, бегом устремляюсь в ресторан, прижимая к груди лакированный короб с ценностью внутри, чтобы не ударить его ни обо что. Однако в зале притормаживаю. Никого не обнаружив, разворачиваюсь и сама делаю шаг навстречу любимому.
- Накажешь меня? - его улыбка полна обещания будущих наслаждений.
- А то. И ты будешь от каждой минуты получать удовольствие.
- Как и всегда, - оказавшись вплотную, поднимаю голову и подставляю губы для поцелуя. Адам едва успевает коснуться, как рядом раздается визгливый голос, заставляя меня вздрогнуть и отодвинуться.
- Вы вернулись. А мы думали, что снова придется всех звать для розыска звезды.
- Я теряюсь только в объятиях Адама.
Мои слова затыкают Веронику, потому как дальше продолжать при всех она трусит. Такие подлые твари только без свидетелей могут нападать. Но мне так хорошо, что даже истекающая ядом жена Каспара не раздражает. Отстраняюсь от любимого мужчины и шагаю к юбиляру.
- С днём рождения ещё раз! - и протягиваю ему шахматы, на каждой фигурке которых написано “Охман”.
- Арлин, - старик сглатывает и поднимает на меня заблестевшие от слез темные глаза. - Где ты нашла их?
- Нашла. И надеюсь, вам понравится подарок.
- Это мои шахматы, которые достались по наследству от прадеда Охмана. Мне пришлось продать их, чтобы получить первый стартовый капитал, а потом так и не смог найти. Их перекупили и с концами.
В одно мгновение оказываюсь в не по-старчески крепких объятиях, успев услышать, как Фостер фыркает, но не обращая на это внимания, в ответ обнимаю деда.
- Спасибо, девочка, - он морщинистой рукой стирает скупые мужские слезы и снова улыбается. - Спасибо большое.
- Я рада, что вам нравится.
Едва только мы заканчиваем обниматься, появляются первые приглашенные, и Каспар идет встречать их. Мы с Адамом отходим в сторону, усаживаемся за стол и, прижимаясь друг к другу, наблюдаем, как зал ресторана наполняется солидными гостями.
- Программу минимум мы выполнили, можно и сваливать отсюда.
- Ещё нет, - повернув голову, игриво трусь носом о шею мужчины. - Сначала мы потанцуем.
- Может быть, дома устоим вертикальные и горизонтальные “танцы”? - его рука поднимается по моей спине, ныряет в вырез платья сбоку и касается груди, так что я начинаю ёрзать на стуле. Но упрямо качаю головой.
- Это последняя просьба на сегодня.
- Очень надеюсь, что нет, - хмыкает любимый и переводит взгляд на деда, который благодарит всех присутствующих. И пусть Каспар Охман говорит по-немецки, кое-что всё же мне удается понять. Потом идут тосты с поздравлениями. Везет, что наш столик оказывается никем больше не занят, а значит, мы можем пить не так, как все.
Спустя полчаса, когда еда стоит на столах, и выпита гостями уже не одна бутылка горячительного, по залу разносится музыка. И с первых же аккордов я узнаю знаменитую песню Мерлин Монро. Но вот пение миссис Босс убивает мой музыкальный слух. Она не попадает ни в одну ноту, уродуя эту наипростейшую в исполнении песню.
- Сейчас я преподам ей урок вокала, - ворчу едва слышно и набираю номер. - Алло, Монс, не спишь? Слушай, скинь мне минусовку последнюю с Барбадоса.
- Ты же не собираешься петь её для людей до выхода альбома?
- Нет, это не публично. Я на дне рождения.
- “Сони” нас казнят, если трек попадет в сеть раньше официального релиза.
- Да, я помню, но мне очень хочется похвастаться перед Адамом.
- Ладно, пять минут, - и мой продюсер отключается, а спустя даже не пять, а три минуты на мой телефон прилетает mp3.
- Хочешь услышать, Фостер, как твоя девушка умеет петь? - умом понимаю, что это ребячество, но мне хочется утереть нос сучке Охман. - Помоги мне, милый. Нужно объяснить человеку за пультом, что надо включить.
Подхожу к микрофону и, улыбаясь, оборачиваюсь на ди-джея. Рядом с ним стоит Адам, но я не могу понять, о чем думает любимый. Кивок мужчинам, и первые аккорды разносятся по залу.
- Мистер Охман, у меня для вас есть ещё один подарок. Чистый эксклюзив, - вижу, как дед Фостера светится довольством. Протягиваю руку Адаму и позволяю своим связкам настроиться и поймать ритм: - Touch moves down my neck, keep my breath in check, your silhouettes framed by lights, - когда любимый подходит, я обнимаю его, не прерывая пения, и продолжаю произносить все выученные наизусть слова, - i promise this ship won’t wreck...
Так же обнимаясь, мы отходим от диджейского пульта, продолжая медленно покачиваться в такт музыке. Глаза в глаза, ладонь в ладонь. Я вижу улыбку Фостера только для меня, а мои слова в песне - только для него. Кажется, что вокруг никого не осталось, все погрузилось в темноту, и лишь одинокий прожектор освещает нас.
- So try not to hold back on us, what we’re doing gets me because, we’re living out the dream of me tonight… - на последнем слове, не удержавшись, прижимаюсь к губам любимого.
Сначала наступает оглушительная тишина, а потом банкетный зал, полный гостей Каспара Охмана, взрывается аплодисментами. Ещё раз быстро целую Адама и отстраняюсь, с улыбкой поворачиваясь к старику, который стоя хлопает в ладоши, как в принципе, и весь зал. Кроме хозяйки вечера. Заметно, что мадам Охман готова лопнуть от бессильной злости. И наверное, только присутствие деда не позволяет этой стерве разразиться проклятиями в мою сторону.
- Это был лучший подарок, девочка, - он усаживается обратно и поднимает свой стакан. - Спасибо большое.
- Мне было в радость, Каспар, - обнимаю Адама за талию, прижимаясь к нему всем телом. Любимый притягивает ещё ближе к себе и, так не разрывая объятий, мы направляемся к нашему столику. А танцы продолжаются. Теперь Вероника решает показать, на что она ещё способна, но мне уже не интересно. Нежные поцелуи и поглаживания по шее друг друга будоражат нервы, и уже совершенно не заботит, что творится в зале.
- Поехали домой? - я первая произношу “волшебную” фразу и вижу, как улыбка освещает любимое лицо, а затем Адам кивает едва заметно. - Но надо деда твоего найти и сказать, что на сегодня мы всё.
Продолжение моих слов немного гасит предвкушение Фостера, но он не противится. Поднявшись из-за стола, мы направляемся к группе мужчин возле закусок, среди которых стоит и мистер Охман.
- Мы поедем домой, Каспар, завтра рано на самолет, и надо вещи сложить.
- Конечно, рад был видеть вас здесь, порадовали старика.
- До свидания, - кивает Адам и пожимает деду руку. Я незаметно улыбаюсь. Месяц назад даже простое рукопожатие было едва посильной задачей. Теперь это происходит гораздо проще.
После прощания с дедом, мы быстро направляемся к выходу, и я мысленно благодарю судьбу, что Вероника не попадается нам на пути. С каждым метром даже, не километром, нетерпение нарастает, так что стеснение уходит на второй план, и наши губы соединяются. Личный водитель Адама лишь возле дома тактично покашливает, а после сообщает, что мы уже приехали.
- Спасибо, Стефан, - кивает Адам и, открыв дверцу машины, помогает мне выйти. - Доброй ночи.
- Доброй ночи, Стефан, - только успеваю рукой махнуть, как любимый тянет, почти несёт меня к дому, а затем и в лифт.
Едва только створки закрываются, как мы набрасываемся друг на друга, сминая губы в жадных поцелуях. Мои руки обвиваются вокруг шеи мужчины, а он сжимает моё тело, притягивая ближе к себе. Раздавшаяся трель, когда лифт достигает верхнего этажа, и та не может оторвать нас друг от друга, и мы, неделимые, так и шагаем к квартире. Лязг замка, и темнота квартиры окутывает, когда дверь закрывается за нами.
Не включаю света, потому что для этого пришлось бы разорвать объятия, и наслаждаюсь луной, которая светит в панорамные окна. Тихо смеюсь, когда Адам прижимает меня к двери и тут же тянет платье за подол вверх. Но любимый не снимает одежду до конца, а словно заключает тканью в ловушку мои руки и голову, открывая только губы.
- Ада-а-ам, - выдыхаю и ликую, когда любимый накрывает мой рот своим. - А-а-ада-ам. - каждое его касание заставляет дрожать, извиваться и молить ещё и ещё коснуться, приласкать и сжать. И он всё делает, даря неземное наслаждение.
Лишь только платье летит в глубину комнаты, я тут же берусь за одежду мужчины. Пальцы не слушаются, и пуговицы на рубашке через раз поддаются. И эта прелюдия словно растягивается во времени. Минуту спустя всё же касаюсь теплой кожи на груди Фостера, пока расстегиваю брюки. И тихий грудной смех мужчины прерывается, когда я накрываю его плоть ладонью.
- Хочу тебя всего себе, - горячечный шепот любимому в губы.
- Правда? Всего-всего? - Адам просовывает свои пальцы мне между ног, и колени в одно мгновение становятся ватными.
- Да-а-а-ах, - каждое его прикосновение лишает меня остатков терпения. Так что я сама, словно озабоченная кошка, начинаю тереться о мужские пальцы. - Да-а-ах, ещё, милый.
- Такая нежная, - он прикусывает мою нижнюю губу и тянет, одновременно с этим толкаясь вглубь, а я судорожно выдыхаю. - И такая горячая.
Секунда промедления, любимый подхватывает меня за бедра и, прижав к стене, входит на всю длину. Ноги сами по себе обхватывают его талию, но Адам не дает себя обнять, поднимая мои руки над головой и сжимая одной своей ладонью оба запястья.
- Да, да, да-а-а, - мои хрипло выдыхаемые слова смешиваются с тяжелым дыханием мужчины, пока наши бедра встречаются в извечном танце любви.
Движения нарастают, а по квартире разносятся лишь звуки соития и вскрики, смешанные со стонами. В какой-то момент мы меняемся местами, и теперь уже Адам прислоняется спиной к стене, а я начинаю двигаться быстрее и быстрее, пока не наступает долгожданная и такая сладостная кульминация. Крик наслаждения срывается с моих губ, но я тут же обрываю его, накрывая рот любимого, и прикусываю его губу так, что слышу глухое рычание, когда Адам так крепко стискивает мои бедра, что на них наверняка останутся следы. И спустя секунду ощущаю горячую влагу внутри.
Опускаю голову на плечо мужчины, тяжело дыша, и ещё крепче сжимаю его плечи.
- Не отпускай меня, - шепчу, губами касаясь теплой кожи. - Никогда.
- Никогда.
И я понимаю, что речь идет у нас не о разъездах моих или его работе. Всё куда глубже и серьезнее в этих нескольких словах. Это обещание быть рядом душой, а не только физически, как мы сейчас.
Поэтому закрепляю клятву, подняв голову и глядя в лицо Адама, в темные глаза, поблескивающие в сумраке и лунном свете:
- И я не отпущу никогда тебя.

Наши дорогие мужчины, спасибо вам за проделанный труд! Столько приятностей и красоты сегодня.
Один номер вчера, другой сегодня, зарисовки, видео! Всё очень красиво.
Смысл искала, потом прочитала, что не стоит не только в текстах)) но и в картинках)
Да, жизнь у нас, небожителей, тяжелая и совсем не сахар Назойливые репортеры и журналисты даже бургер съесть не дают нормально!

Эмма, спасибо за подарок! Неожиданно было узнать

Любовь моя, спасибо тебе за ещё один кусочек будущего. И я рада, что ты сделал меня частью своих перемен. Это много значит для меня. И очень нравится твоя зарисовка!

Je t'aime, je t'aime
Comme un loup comme un roi
Comme un homme que je ne suis pas
Tu vois, je t'aime comme ça
©Lara Fabian

Лос-Анджелес. Арена “Стэйплс Центр”

- Адам?! Алло! Адам? - кричу я, но прежде, чем в трубке раздается безэмоциональный голос, сообщающий, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети, успеваю столько надумать себе, что хватит на пару сценариев остросюжетных фильмов.
“Почему он выключил телефон, так и не дослушав меня? Фостер просто разбил его? Или…” - на этом моменте я запрещаю себе думать.
Несколько часов дозвонов не дают результата, и я набираю единственного человека, который ещё может помочь мне.
- Здравствуй, девочка, - начинает Каспар Охман, но не даю ему развить тему “почему не звонила - как дела” и быстро проговариваю:
- Адам не снимает трубку уже два часа. И не просто не берет, а даже не включает смартфон. Мы немного поссорились, но я не нахожу себе места. Пожалуйста, вы могли бы узнать, что с ним?
- Хорошо, Арлин, узнаю и перезвоню.
Охман отключается, а я начинаю ходить по гримерке из угла в угол. Репетицию игнорирую, потому как она финальная, прямо перед выступлением, а до этого я и так прекрасно выучила сцену, на которой мне предстоит петь. Снова набираю Фостера, но меня ждет тот же ответ, что и последние несколько часов.
- Арлин, ты почему не пришла на… Что случилось?
- Я не уверена, что смогу выдержать весь сегодняшний концерт.
- Не поняла? Что значит “не сможешь выдержать”? У нас после него ещё два: одно выступление в Сан-Франциско в среду на следующей неделе и потом одно - в Вегасе.
- Моника… - но меня прерывает телефонный звонок, и ещё до того, как я снимаю трубку, чувствую, что ничего хорошего от этого разговора не будет. - Да, Каспар.
- Арлин, у меня плохие новости.
- Не тяните, прошу.
- Мой внук разбился на трассе так, что для того, чтобы его достать, пришлось разрезать кузов.
- Он… он... он… - даже додумывать не хочется, пусть лучше произнесет дед.
- Нет, Адам жив, но в реанимации. Я выезжаю сейчас, дальше будет ясно, что скажут врачи. Держись.
Он отключается, а я чувствую, что ноги перестают меня держать. Кажется, лишь благодаря хорошей реакции вовремя подошедшего визажиста, который успевает поймать и уложить на диван здесь же, я не валяюсь без чувств на полу.
- Монс, не знаю, что ты сделаешь, но я не выйду на сцену, - почти не слышу голоса своего, так шумит в ушах.
- Объясни мне, что происходит.
- Адам попал в аварию, - даже произнеся эти слова, я чувствую, как сердце в груди останавливается.
- О-о, я сожалею, Лин.
- Да не нужно мне твоё сочувствие! - отмахиваюсь от предложенной влажной салфетки и сажусь на диване. - Он жив, но это случилось из-за меня!
“К чему и с чего вдруг были эти вопросы про мои фотосеты для мужских журналов? Не иначе кто-то подлил масла в огонь его ревности. И я даже примерно представляю себе этого “доброжелателя”. Но разве можно было садиться за руль в таком состоянии? Да и что такого, что я снялась в нескольких журналах топлесс? Я и за время гастролей засветилась в “GQ”. Может быть, Фостер просто не успел ответить? Может быть, ситуация на дороге его отвлекла, и всё это случилось.”
Мысли мечутся в голове моей, как светлячки в банке, и ни одной нет четкой и твердой.
- Я не настаиваю, - вижу, что мой окрик задевает подругу, но извиняться сейчас я не намерена.
- Отменяй концерты лучше, потому что я сегодня же лечу в Германию.
- Летишь после выступления. Если билеты во Фриско и Вегасе можно вернуть, то здесь люди скоро заполнят весь стадион. Ты представляешь, какие это деньги? К тому же, если Адам действительно разбился, то ты ничем помочь не можешь.
- Я должна быть рядом, - упрямо заявляю и поднимаюсь на ноги. - Должна видеть и держать его за руку.
- После шоу! - вот за это я и люблю свою подругу в хорошие времена, но сегодня она вызывает у меня раздражение. Моника тем временем продолжает: - Подумай сама, Арлин, тебе необходимо задержаться всего на три часа. Три часа выступления.
- Но я не смогу петь, Монс. Я и дышу-то сейчас с трудом.
- Сможешь, за это тебя и любят твои фанаты. Ты всё сможешь, детка. А сейчас позволь Рику подправить твой мэйкап и нарядить в первое платье для выступления.
Киваю, постепенно начиная ощущать, как тело немеет, и не понимаю почему. То ли от страха за Фостера, то ли от нервного напряжения и неизвестности. Не знаю, во что там верит Моника и что хочет выжать из меня, но я точно знаю, какой будет первый саунд.

Яркий свет гаснет, погружая сцену и зал в темноту. И тут раздаются первые аккорды пианино, когда Чарли опускает свои пальцы на клавиши. Один из софитов включается и освещает меня, сидящую на ступеньках сцены. Смотрю на свои туфли и отрешенно замечаю, что на мне любимая обувь от Лабутена, даже сценическая. Поднимаю взгляд, но не вижу никого: свет слепит меня, погружая зал и все вокруг в черноту. Рука дрожит, но я подношу микрофон к губам.
- Я хотела бы спеть одному человеку, который сыграл в моей жизни важную роль… - замолкаю, пытаясь проглотить ком в горле. - Сейчас он вряд ли услышит меня, но эта песня всегда очень нравилась моей матери. А сегодня же и мне стала очень близка. Для тебя, мама. И для тебя, Адам…
На моих губах появляется улыбка, но они чуть подрагивают, пока я в тщетной попытке стараюсь сдержать слезы. К Чарли добавляются другие музыканты, вплетая в аккорды пианино целый ансамбль из ударных, духовых и струнных. Прикрываю глаза, пытаясь сделать глубокий вдох, и наконец мой голос начинает переливаться обертонами.
- D'accord, il existait d'autres façons de se quitter… - в какой-то момент, пока набираю в легкие воздух, замолкаю и слышу, как стадион, немного фальшивя и не ровными голосами, подпевает: - Quelques éclats de verres auraient peut être pu nous aider… Dans ce silence amer, j'ai décidée de pardonner… Les erreurs qu'on peut faire? trop s'aimer… - сглатываю и немного тише продолжаю, слегка в шоке от хорового пения не моей песни: - …D'accord la petite fille en moi souvent te réclamait… Presque comme une mère, tu me bordais, me protegeais… - мне французский язык знаком, всё же часто слышала и иногда, в детстве, даже разговаривала с мамой на нем, поэтому лишь легкий акцент выдает, что пою я не на родном языке, но слышать, как эту песню простые люди поют в городе Ангелов, для меня удивительно и непривычно. - Je t'ai volé ce sang qu'on n'aurait pas dû partager… A bout des mots, des rêves je vais crier… - поднимаюсь со ступеней, вытягивая слово и признание в любви, да, не мое, как и сама песня не моя, но именно ее мне хочется сейчас исполнить. - Je t'aime! Je t'aime! - слова льются рекой, словно резонируя с моим внутренним ощущением и настроением зрителей.
Напряжение в теле нарастает с каждым звуком. Как и музыка, мой голос набирает силу, а сама я словно второе дыхание обретаю. Запинаюсь, но дальше мы поем вместе. Мне ужасно сложно произносить слова этой песни, как и мириться с ситуацией, в которой оказалась, но я отпускаю себя, отпускаю эмоции, не обращая внимания на слезы, что катятся из глаз.
Многотысячный стадион, как единый организм, двигается и поет со мной. Это лучший бэк-вокал, который только может артист желать. Я словно напитываюсь их энергетикой. И так происходит всегда. Толпа заряжает меня, давая силы даже тогда, когда кажется, уже не могу двигаться. Вот и сейчас я допеваю последние слова: - Tu vois, je t'aime comme ça… tu vois, je t'aime comme ça…
Овации, что раздаются после, едва не вызывают у меня истерику. Зажимаю ладонью рот и скрываюсь за кулисами сцены.
- Арлин, это было невероятно... я даже не думала… сейчас же позвоню Ларе и расскажу ей, какой оглушительный успех ты подарила её песне.
- Как хочешь, Монс, - стаскиваю с себя длинное платье в пол и переодеваюсь в более короткое и обтягивающее. Сегодня я не намерена активно прыгать по сцене, поэтому и выбираю наряд, который показывала не так давно Адаму. Как бы я хотела оказаться рядом с Фостером, чтобы любимый осуществил то, что пообещал сделать с этим нарядом... Но всё это было намного раньше сегодняшних событий.
Спустя двадцать минут я всё же погружаюсь в свою шоу-программу, отвлекаясь от мыслей и оставляя только песни и свой голос для публики. До тех пор, пока не звучат последние аккорды нового сингла “One last”. Делаю проход по выступающей части сцены в толпу и, допевая слова, возвращаюсь к музыкантам.
- Я люблю вас! Люблю! Спасибо, что пришли! - ребята доигрывают мелодию, а я уже сбегаю по ступеням, стремясь поскорее снять с себя сценический костюм и побыстрее забраться в машину, чтобы ехать в LAX. Однако успеваю только раздеться, как дверь открывается, впуская моего продюсера, которая прямо светится счастьем и самодовольством. Её вид в моем нынешнем состоянии воспринимается, как издевка.
- В чем дело? - хмурюсь, натягивая на себя узкие брюки. - Что ты смотришь на меня, как кошка, которая только что сперла банку сливок?
- Я просто гений, Лин, - она падает на соседний стул, продолжая отстранено наблюдать, как я смываю с лица грим. - Мне удалось перенести сроки выступления до тех пор, пока ты не вернешься.
- Я не знаю, что ждет меня. Кстати, Каспар Охман не звонил? - не дожидась ответа, тянусь к сотовому, но там ничего. И тогда я набираю деда сама. - Каспар? Какие новости? От вас ни одного звонка.
- Я в больнице, но врачи пока ничего не говорят.
- В любом случае, я вылетаю ближайшим рейсом, - придерживая телефон плечом, натягиваю на себя рубашку. - Но я хотела бы знать, что с ним и как он.
- Как только появятся новости, я наберу тебя, девочка.
И за этот год я снова в трабле полнейшем, когда нет времени даже остановиться и передохнуть.
- Буду ждать. А если недоступна стану, оставьте голосовое сообщение, пожалуйста.
- Договорились, - и Охман отключается, а я поворачиваюсь к Монике.
- Мне нужен билет до Дортмунда, самый ближайший и самый короткий рейс. Помоги, пожалуйста, пока я мчусь в отель за вещами и в аэропорт.
- Без проблем. Что такое купить билет на самолет, если я “тучи” могу разводить руками.
- За это тебя и люблю, Монс, - сжимаю подругу в объятиях, а после, прихватив сумочку и очки, почти бегом, насколько позволяют шпильки, устремляюсь на выход.
Через полтора часа я уже в аэропорту - мой продюсер обо всем позаботилась, как всегда, впрочем. Рейс, всего с одной пересадкой в Нью-Йорке, довезет меня за четырнадцать часов к любимому.

Регистрация в Лос-Анджелесе проходит быстро, а вот новостей от деда до сих пор нет. Но значит, и он не знает ничего, иначе бы набрал. Уж что-что, но слов на ветер Каспар Охман еще не бросал. Пытаюсь посчитать, сколько у них сейчас времени, но по всему выходит, что уже за полночь.

Нью-Йорк

Едва только я устраиваюсь в зале ожидания - до посадки сорок минут еще, - как телефон оповещает, что в Telegram прилетело голосовое сообщение.
“Арлин, с Адамом почти все хорошо, несмотря на такую страшную аварию: сотрясение мозга, так что он пока без сознания, сломана рука, а в остальном - легко отделался. Как говорят врачи, родился заново, - пауза, потом следует другое сообщение: - Когда прилетаешь? Сообщи. Я отправлю водителя.”
В тупую смотрю на экран телефона, мысленно крича: “Это и всё?!” Осознаю, что больше в чате ничего не появится, потому достаю билет и радуюсь, что прилетаю утром. Отправив время прибытия тем же путем, что и мне прилетело голосовое сообщение, пытаюсь отвлечься от переживаний. Воткнув наушники, включаю плеер с мантрами и едва не пропускаю время посадки в самолет.
- Держись, Адам, я скоро буду рядом. Прошу, держись, - не замечаю, как шепчу слова, пока рядом не раздается вежливое покашливание стюардессы.
- Я могу вам помочь, мисс?
- Нет, спасибо. - Хотелось бы мне сказать: “Три порции виски в один стакан”, но я должна быть при твердой памяти завтра утром, поэтому заказ мой другой: - А есть у вас молоко? - кивок. - Тогда принесите, пожалуйста.
Молоко помогает, и уже где-то над Атлантикой я проваливаюсь в беспокойный сон.

Зачем на прочность жизнь мы проверяем?
Зачем на прочность проверяют нас?
И драгоценные минуты упускаем,
С любимыми прощаясь каждый раз.
На день, на год, а может быть, на пять минут....
И это все потерянное время!

Дортмунд. Германия

Каждый шаг по стерильному коридору дается мне с огромным трудом. Чем ближе я подхожу к палате, тем меньше твердости чувствую в ногах, словно колени становятся ватными. Но на упрямстве шагаю вперед, пока не вижу Каспара и его жену на диване в приемном покое вип-отделения больницы. Присутствие Вероники сильнее обычного бьет по моим нервам, но сейчас, больше всех разговоров и встреч, я хочу видеть любимого, хочу знать, что с ним всё будет хорошо.
- Здравствуйте, как он?
- Ещё без сознания, но врачи говорят, что должен очнуться сегодня. Потому что если нет…
- Он очнется. Можно мне его увидеть?
- К Адаму пускают только родственников, а ты…
- Она тоже семья, Вероника. Уймись.
- Как скажешь, милый.
Уже не обращаю внимания на эту крашенную куклу, натягивая на себя больничный халат и убирая волосы под тканевую шапочку. Но вот для того, чтобы заставить себя войти, мне требуется куда больше мужества, чем для того, чтобы выступить на концерте после всех этих трагических известий. Однако, опускаю ладонь на ручку и, повернув ту, открываю дверь в комнату.
Сначала я не вижу ничего, лишь слышу мерное попискивание монитора, который показывает сердечный ритм любимого. Но когда подхожу ближе, различаю растяжку, на которой покоится его рука, а затем и лицо. Оно всё в синяках, так что почти не узнать, ещё и трубка искусственного дыхания изменяет облик Адама. Зажимаю рот ладонью, изо всех сил пытаясь сдержать всхлип.
“Когда же уже этот год закончится! Сколько ещё испытаний на мою голову должно выпасть, чтобы Богу стало достаточно?”
Стараясь не шуметь, подхожу ближе и тяну дрожащую руку к почти невредимой левой ладони Фостера, на которой также надеты приборы, измеряющие жизненные показатели. Мне просто необходимо коснуться и ощутить, что он теплый, что в нем по-прежнему бьется жизнь. Я, сначала несмело и едва-едва дотрагиваясь, опускаю пальцы на его руку, но как только чувствую тепло, обхватываю мужскую ладонь своими.
- Не вздумай даже оставлять меня, Фостер, - тихо шепчу, поглаживая пальцами внутреннюю сторону его руки. - Я слишком много перенесла, довольно с меня. Ты должен очнуться, Адам. Пожалуйста, - поднимаюсь и придвигаю стул, затем снова беру любимого за руку и ещё и щекой к ней прижимаюсь.
Даже сама не понимаю, в какой момент начинаю молиться и мысленно просить Бога, чтобы тот не отбирал ещё и Адама. Долгий перелет, кошмары по дороге, эмоциональная опустошенность - всё приводит к тому, что я просто засыпаю, так и касаясь губами пальцев любимого.
Будит меня движение по лицу, словно кто-то толкает. Хмурюсь, но толчки следуют снова, и тут осознаю сквозь дрему, где я и что случилось.
- Адам? - резко открываю глаза и поднимаю голову. Любимый смотрит на меня, но говорить не может из-за трубки. - Как я рада, что ты очнулся, родной.
Его взгляд сначала немного растерянный, словно мужчина не понимает, где находится, потом - хмурый, а затем Фостер смотрит на меня с укоризной.
- Всё хорошо, милый. Ты в больнице, но всё не так страшно, как казалось мне эти сутки. Подожди, я посмотрю, здесь ли твой дед, и позову сестру и врача, чтобы тебя избавили от этой ужасной пластмаски в горле, - на мою длинную и почти бессмысленную речь Адам лишь прикрывает глаза. Но я уже поднимаюсь и направляюсь к коридору.
Как оказывается, ни Вероники, ни Каспара Охмана там нет, а взглянув на часы, понимаю, что здесь, в Дортмунде, уже глубокая ночь. Смена часовых поясов сломала мой ритм, как и сон. На посту сидит дежурная сестра, как и спустя полчаса находится доктор. Возвращаюсь в палату и вижу, что Фостер тоже не спит, хоть и не шевелится.
“Наверное, ему больно. Как бы мне хотелось забрать эту боль…”
Но облегчить, хотя бы душевную, могу. Однако первая заговаривать о съемках для мужских журналов не буду. Во всяком случае, точно не сейчас, когда он ещё не может ответить и рассказать, кто натолкнул его на эту мысль.
Отступаю в сторону, позволяя доктору и медсестрам снять большую часть оборудования с любимого. И хотя его лицо покрыто синяками, как и под глазами залегли тени, но он выглядит более родным и знакомым без этого ужасного приспособления искусственного дыхания.
- Арли, - сипит мужчина, и я оказываюсь рядом, вновь сжимая его руку своими.
- Я здесь и останусь здесь. А сейчас поспи, милый. Если болит, только скажи, или можешь даже не говорить, а просто сжать мои пальцы, и я позову сестру.
- Арли, - снова повторяет Адам, и я придвигаюсь ближе. - Почему?
Я прекрасно знаю, о чем он спрашивает, но развивать эту тему сегодня категорически не желаю.
- Давай поговорим об этом утром, а сейчас тебе нужно отдохнуть, как и твоему горлу, потревоженному пластиковыми трубками, - перемещаюсь на небольшой диванчик, который с помощью санитара удалось придвинуть к кровати. - А я буду рядом и тоже постараюсь уснуть.
Но сказать - не сделать. И если Фостер под обезболивающими засыпает очень быстро, то я ворочаюсь, пытаясь построить завтрашний разговор и придумать более мягкие слова, чтобы не заставлять нервничать любимого, а наоборот - успокоить и снять с него хотя бы тревогу. Спустя полчаса верчения не выдерживаю и, поднявшись с дивана, подхожу к кровати, на которой спит любимый. Каждый его синяк я воспринимаю так, словно это мои отметины, физически ощущая его боль. Не удержавшись, поглаживаю его по щеке, колючей от двухдневной щетины. А после наклоняюсь и накрываю его губы своими.
- Не такой представляла я нашу встречу, родной мой, совсем не такой, - ещё раз невесомо коснувшись губами его губ, выхожу из палаты, чтобы хоть что-то в себя вкинуть. Со всеми этими событиями я забыла о таблетках, и хотя сейчас угрозы беременности даже в помине нет, прерывать цикл не хочу, как и пить противозачаточные пилюли на голодный желудок. Спускаюсь в буфет, но он закрыт, и один лишь киоск работает.
“Ну хоть так.”
Покупаю себе сэндвич и рядом, в автомате, делаю зеленый чай, а после возвращаюсь в палату на случай, если Фостер проснется. Переломанные кости могут не дать спать, как и головные боли при сотрясении мозга. Но я всё равно эгоистично радуюсь, что любимый отделался лишь такими травмами.
Видимо, уколы Адаму сделали хорошие, потому как я успеваю доесть и выпить чай, запив свою таблетку, а мужчина всё ещё спит.
- Самой доброй ночи тебе, самой оздоравливающей и целебной, - снова целую, но на этот раз в щеку, и возвращаюсь на свой диван. Зеленый чай и сендвич успокаивают желудок, позволяя мне наконец-то уснуть.
Будит меня шум посторонний, когда происходит смена персонала. Новый доктор заходит на осмотр, видимо, слегка опешив, когда замечает меня на диване, но быстро берет себя в руки. Пожелав вежливо доброго утра, тут же сосредотачивается на Адаме.
Пока врач осматривает моего мужчину, я выскальзываю из палаты, а возвращаясь с кофе из автомата, в коридоре встречаю приехавшего Каспара. Одного.
- Доброе утро, Арлин.
- Доброе утро, Каспар, - улыбаюсь, подавая руку для пожатия. - А у меня хорошие новости: Адам пришел в себя.
- Это действительно хорошая новость, хотя и не сомневался, что при тебе он очнется. Я вот тоже так. Однажды, когда сильно заболел и бредил, только присутствие рядом жены, бабушки Адама, помогло мне.
- Не думаю, что это я….
- А я знаю.
- Скажете тоже, - хмыкаю и открываю дверь в палату. - Адам, к тебе посетитель ещё один, - а сама молю его взглядом перед дедом не показывать, что у нас снова недопонимание.
- Рад, что тебе лучше, Адам.
- Что произошло?
- Ты разбил свою заграничную машину о бетонное ограждение. И по всей видимости, тебя лишат прав на ближайшие месяцы, - пересказывает Охман, и я вижу, как любимый морщится.
- Голова болит, милый? - тяну руку к его лбу, но Фостер отстраняется.
“Больно. Особенно, когда нет причины.”
Но улыбаюсь, пусть и натянуто, не показывая при деде, что подобное отношение ранит.
Телефон Каспара отвлекает его от разговоров, и видимо, этот звонок важный, потому что дед выходит в коридор, оставляя меня наедине с мужчиной, ради которого я бросалась под пули.
- Почему, Арли? - вопрос один, как и мой ответ:
- Потому что это нужно было для рекламы.
- И что ещё ты делала ради пиара?
- Адам, я не понимаю, на что ты намекаешь, - устраиваюсь рядом на диване и не свожу с мужчины взгляда.
- Ради того, чтобы набрать популярность, что ещё ты делала? Быть может, “особые” просьбы влиятельных продюсеров выполняла?
- Мой продюсер - женщина, Фостер. И тебе ли не знать, что я ни с кем не спала до тебя. Как посмел ты даже мысль такую допустить? Кем ты меня считаешь, Адам?
- Я не знаю, что мне думать. Но я видел, на что идут молодые девушки ради того, чтобы попасть “наверх”.
- Мне это никогда не было нужно. Как и не нужны чьи-либо деньги, чтобы ради них втаптывать себя в грязь. Я оплачиваю сама себя, а мой продюсер не торгует моим телом, как товаром. А если ты считаешь, что я настолько грязная, то скажи мне это в лицо, и закончим на этом наши отношения раз и навсегда.
- Арли…
- Говори, Фостер, ты думаешь, я опускалась до продажи себя ради восхождения к славе? Ты так обо мне думаешь?
- Нет. Ни сейчас, ни ранее. И даже помыслить не мог, что ради какой-то рекламы ты способна обнажиться перед камерами.
- Ну, раз я такая низкая, что осмеливаюсь сняться в мужском журнале, то тебе не стоит и дальше пачкать себя рядом со мной, Фостер.
- Как ты не понимаешь, что я ревную, и мне претит мысль о недоносках, которые пускают слюни на твои фото! Мне не все равно, где ты и как ты.
- Это просто фотографии, а не порно-фильмы. Ты их видел хотя бы, прежде чем осуждать меня?
После моего вопроса наступает тишина, потому как Адам хмурится и отводит взгляд. И так же в сторону отвечает:
- Нет, - снова насупленно молчит, но потом поворачивает голову ко мне и продолжает: - Но примерно представляю формат журнала.
- А стоило бы взглянуть, прежде чем мешать меня с остальными своими знакомыми. Кстати, дай угадаю, от кого ты узнал про “Плейбой”. Вероника Охман?
- А разве важно от кого?
- Она? Ответь мне.
- Да.
- Черт возьми! Не будь у тебя сотрясения мозга, я бы тебе хорошенько врезала. Как мог ты поверить этой гадюке, Адам?
- Я и не верил, пока не получил подтверждение ее слов от тебя. Ты сама сказала, что это правда.
- Правда в том, что я снялась топлесс, а не в том, что я шлюха, как твоя “бабуля”! Это она легла бы под любого, лишь бы вылезти из грязи, в которой жила. Как ты не поймешь, мне это не нужно было! Я никогда не торговала собой. Всё, что делала, было с моего согласия и желания. И ты единственный мужчина, с которым я спала, Фостер!
- Прости, милая, - он протягивает руку и накрывает мои пальцы, сжимая их. - Мне сносит крышу, когда представляю, что ты, такая моя и такая, какую знаю я, с кем-то. Даже понимая и точно зная, что я был первым, гадкие мысли не дают покоя. Еще и этот “Плейбой”...
- Я никогда не лгала тебе. Никого, кроме тебя, не было и нет. Ты все знаешь про меня, - некстати в голову приходит мысль о таблетках, но отметаю ее, как несущественную деталь.
- Да, я хочу тебя только для себя.
- А я тебя, милый, - прижимаюсь щекой к его ладони и потираюсь об неё, а после поднимаю голову и, прямо в глаза Адама глядя, продолжаю: - Кстати, пока твоя “бабуля” не принесла тебе очередную сплетню, я снялась для ещё одного журнала между концертами. И знаешь, деньги платила не я, а мне, и весьма неплохие. Фотограф оказалась теткой опытной, всё фото вышли на грани пошлости, но без явной обнаженки, так что никто не увидит меня, кроме тебя, абсолютно голой. И как только поправишься, покажу тебе номер “GQ”. Я привезла его с собой.
- Ты моей смерти хочешь, Арли?
- Что ты такое говоришь, - не удержавшись, кусаю его за палец. - Просто считаю, что не надо тебе узнавать таким вот способом обо мне подобные новости.
- Как же мне хочется закутать тебя с головы до ног и спрятать в месте, где никто не увидит, не придет и не отберет, - Фостер снова хмурится, и я начинаю теряться в догадках: я ли тому виной или у него болит голова. Поглаживаю его ладонь, переплетая пальцы и продолжаю:
- Адам, никто и не отбирает меня у тебя, лишь ты сам делаешь больно своим недоверием.
- Прости, милая, но это сильнее меня, - поднимаюсь с дивана и, наклонившись, целую его губы.
- Не пугай меня так больше, - снова поцелуй в губы. - Я отменила два концерта и чуть не сбежала с третьего, не зная, что с тобой.
- Не буду, - здоровой рукой Адам зарывается в мои волосы, а я от этой ласки прикрываю глаза.
- За это ты поедешь со мной на два оставшихся выступления. Тем более, ты на больничном теперь. Я не спущу с тебя глаз.
- И кормить с ложечки будешь? - мужчина кривит губы в улыбке, и я хмыкаю.
- Может быть, но душ тебе точно буду помогать принимать. Сейчас главное, чтобы вместо гипса тебе пластиковую лангетку сделали.
- Эта идея мне нравится, - Адам прикрывает глаза, и я понимаю, что пришло время отдохнуть.
- Поспи, милый, а я буду рядом, - снова прижимаюсь на мгновение к его губам и отстраняюсь.

Спустя пять дней Адама выписывают из больницы, отправляя на домашнее лечение, и это радует. Вместо обычного гипса руку любимого сковывают в пластиковый, который не так много причиняет неудобств и позволяет быть более мобильным.
- Теперь мы оба не можем сидеть за рулем, - хмыкаю, наблюдая, как Адам усаживается на заднее сиденье. - Так что, Стефан, на тебя легла двойная нагрузка.
- Почему это двойная? Ты без меня никуда не поедешь.
- Как и ты без меня, - прислоняюсь к здоровому плечу любимого и почти незаметно трусь об него щекой, словно кошка.
Уже дома Хикари до безумия счастлив видеть нас обоих. Так счастлив, что готов на руки Адама влезть, но мой окрик “Фу!” слегка усмиряет собачий восторг, оставляя того только вилять своим хвостом-колечком. Несмотря на браваду и вечное ворчание в палате, что Фостер полностью здоров, даже такое небольшое путешествие не проходит даром для любимого, и я вижу, как трудно ему держать себя в вертикальном положении.
- Родной, давай ты присядешь, а я пока соображу нам поесть что-нибудь.
То, что он быстро соглашается, убеждает меня в правоте, поэтому вместо дивана я подталкиваю Адама к кровати. И ещё и пледом сверху накрываю, как только Фостер ложится.
Спустя полчаса, когда заканчиваю с приготовлением куриного супа с лапшой, возвращаюсь к кровати и вижу, что мужчина спит. Не тревожа его, тихо ставлю бульон обратно на стол и, нацепив на пса ошейник, направляюсь гулять, потому как животное терпит с самого вчерашнего вечера. Но по возвращении домой картина не меняется. Дабы не беспокоить Фостера, устраиваюсь на диване с книгой, завернувшись в плед. Пес ложится рядом, опустив голову на мои колени. Однако читать у меня не выходит: до сих пор не удается обуздать гнев, что с каждым днем бушует внутри, на суку, слова которой едва не стоили жизни моему мужчине. Белобрысая тварь спит и видит, как бы посильнее вбить клин между нами, и продолжает так себя вести.
Не замечаю, что глядя в окно на то, как по окну барабанит сильный дождь, засыпаю, уронив так и не открытую книгу на пол. А просыпаюсь от пиканья микроволновки. Подняв голову с подушек, вижу любимого, который стоит рядом с ней и ждет, когда разогреется бульон.
- Почему не разбудил? - спускаю ноги на пол, и это тут же будит Хикари, а переведя взгляд за окно, вижу, что уже стемнело совсем.
- Я и сам могу справиться.
- И всё же стоило поднять меня, - подхожу ближе, обнимая осторожно мужчину со спины. Горячий суп-лапша уже снова на столе, а Адам усаживается за барную стойку и берет ложку в левую руку. - Тебе помочь? - и не дожидаясь его ответа, достаю хлеб и включаю чайник.
- Ты нянчишься со мной, как с младенцем.
- А ты ворчишь, как старик, - пригладив спутанные волосы любимого, целую его в щеку.
- Какое сегодня число? - неожиданно спрашивает мужчина, а я на минуту подвисаю, пытаясь вспомнить. А когда до меня доходит, растерянно проговариваю:
- Восьмое ноября, - но не развиваю эту мысль, думая, что сейчас праздновать свой день рождения совершенно неуместно. А Адам встает из-за стола, идет в гардероб и, достав из своего ящика с бельем коробочку пятнадцать на десять сантиметров, передает её мне со словами:
- С днём рождения, милая.

Не откладывайте счастье на завтра.
Спешите жить, видеть, чувствовать, радоваться сегодня, сейчас, в эту минуту.

Лас-Вегас. Невада

Этот вечер я жду с особым нетерпением. В квартире в Нью-Йорке уже стоят несколько статуэток, но “Билборд” всё-равно остается для меня самой желанной. Круче этой награды только “Грэмми”, но я прекрасно осознаю, что золотой граммофон мне не светит. Возможно, в следующем году, когда мой нынешний диск станет золотым. Но и сейчас здесь, в Городе Грехов, есть повод погудеть, тем более, что я не одна здесь. И говоря "не одна", имею в виду не свою команду. Я приехала сюда с человеком, которого обожаю больше жизни, которому посвящаю свои песни и посвящала, даже когда он их не слышал. Каждая нота в моем пении отдана ему одному.
- Не могу дождаться, когда уже можно будет оказаться в MGM Гранд Гарден Арена, услышать поздравления, благодарности и похвастаться тем, какой у меня молодой человек, вызвав переполох среди папарацци.
- Ты так говоришь об Адаме, словно он твой личный “Оскар”.
- Фу, Монс. Ты можешь испортить даже самое лучшее настроение. Он - не “Оскар”, он - моя зависимость.
Подруга на это только хмыкает, продолжая наблюдать, как мне делают прическу и красят, а я лишь закатываю глаза, стараясь даже губы не поджимать. Меня ждет ковровая дорожка, фотографы и любимый мужчина в соседней комнате номера в отеле Палмс. И я очень рада, что Фостер поддался на уговоры и прилетел со мной сюда, что отложил свои дела ради уикенда в игорном раю Америки. Моя команда приехала сегодня, а до этого мы успели с Адамом погулять по улицам Вегаса и проиграть три тысячи долларов в “Мираже”.

- Давай, Адам, подуй на кости! - смеюсь, заряженная атмосферой этого грешного города. - Или ты не хочешь, чтобы я выиграла?
- Я хочу тебя подо мной, - замечает любимый, но несмотря на это, прижимается губами к моим пальцам, и я чувствую дыхание мужчины.
Бросок, и кубики, до этого зажатые в кулаке, летят по сукну. Выпадают две пятерки.
- Да-а-а! - подняв руки вверх, прыгаю и танцую вокруг стола, а после кидаюсь на шею Фостера и целую его губы. - Я выиграла! Кстати, а сколько?
- У мисс в черном платье поинт, ставка два к одному сыграла, одна тысяча долларов ваша.
- Ура! Ура! Ура-а-а! - обвиваю шею Адама и прижимаюсь к его рту своим. Под расслабляющим действием шампанского мне всё вокруг чудится в золотистом сиянии, словно маленькие феи осыпают своей пыльцой и меня, и Адама, и само казино с гостями. Однако целовать любимого мне никогда не перехочется, независимо от количества выпитого шампанского. И он отвечает мне сторицей, прижимая к себе так, что я слышу, как кости трещат.
С моего дня рождения, да и вообще с момента отлета из Дортмунда, прошло уже шесть месяцев, и какое счастье, что за это время ни одна паскуда не влезла в наши отношения. Может быть, у миссис Охман закончились все аргументы, ведь свой козырь в виде номера “Плейбоя” она использовала, и ничего не добилась. Адам всё-равно со мной, а теперь ещё и заранее предупрежден о снимках, хотя и далось ему это не просто. В чем-то я понимаю любимого. Наверное, я бы тоже сходила с ума от ревности, если бы его обнаженные фото были на страницах глянцевых изданий. Но подобная реклама действительно дает результат, как в плане финансов, так и в плане популярности. Подтверждение тому - наше присутствие здесь, в Вегасе.
- Моя девочка - самая лучшая, - шепчет Адам в губы так, что никто, кроме меня, и не слышит, а я улыбаюсь, тихо отвечая:
- Только для тебя, - вижу, как вспыхивают страстью карие глаза, и ещё раз поцеловав Фостера в губы, поворачиваюсь к стикмену. Продолжая кутаться в объятия любимого, громко произношу: - Играю на все! Поинт! - под общий смех и крики подбадривания снова трясу кости в руках. - Будешь дуть снова? - широко улыбаюсь Адаму, и он прижимается опять губами к пальцам, но в этот раз просто целует.
Бросок, кубики, словно попрыгунчики, проделывают свой путь до противоположного бортика и, отскочив от него, падают на левую половину стола. И в этот момент звучит голос стикмена:
- Леди выиграла! Все ставки на четыре, пять, шесть, восемь, девять и десять победили. Следующий бросок.
Ко мне снова подвигают кости, и я, с восторгом ребенка, зажимаю их в кулаке.
- Три тысячи на поинт! - снова повторяю ритуал, но вместо кулака Адам целует меня в губы, рождая аплодисменты в толпе и подгоняющие крики. Его губы такие нежные и одновременно с этим жадные, что мне внезапно хочется, чтобы вся эта толпа вокруг исчезла. Фостер отодвигается, и я слегка дрожащей рукой кидаю кости. Тот же путь, но результат другой совершенно.
- Семь в аут! Партии конец! - словно озвучивание моего желания, раздается выкрик над столом.
- Это всё ты виноват, Адам! Надо было дуть! Из-за тебя мы продули три штуки баксов! - возмущаюсь, но внутри определенно счастлива. Этот вечер, который мы ещё продолжим, хоть и не за крепсом, становится дополнением к счастливым дням, что мы проводим вместе. - Выставлю тебе счет!
- А натурой примешь оплату? - вижу, как глаза любимого блестят от едва сдерживаемого смеха. - У меня даже машины теперь нет.
- Я подумаю об этом, - игриво рисую пальцем на его груди стрелу, указывающую на пряжку ремня брюк. - - Может быть, стребую плату с тебя прямо сегодня вечером.
- Всегда готов, - тут уже Адам не выдерживает и смеется, заражая и меня этим смехом.
Так веселясь и подначивая друг друга, мы выходим на улицу. Три тысячи баксов это предел, который я позволяю себе спустить в казино, потому что иначе можно, как в фильмах, застрять здесь надолго.
После “Миража” мы направляемся по бульвару Лас-Вегас на юг, неспешно шагая и держась за руки, пока не доходим до танцующих фонтанов “Белладжио”. Танец воды, который устраивают здесь, может заворожить любого. И я - не исключение. Тем более, что всегда любила воду. А тут ещё и с подсветкой, такой, что у меня дух захватывает.
Кутаюсь в объятия любимого, ощущая, что открытые руки и плечи начинают мерзнуть возле воды, но оторвать глаза от этой красоты не могу.
- Адам, они просто невероятные. Это ж с какой силой надо воду выталкивать, чтобы она взмывала на высоту верхних этажей отеля? - Мужчина хмыкает, что заставляет меня обернуться: - Что?
- Ассоциации у меня весьма определенные, - он старательно поджимает губы, но я всё-равно непонимающе смотрю на него первые несколько секунд, потом перевожу взгляд на струи воды, взлетающие в воздух, и издаю только один звук “О!”, когда до меня доходит смысл.
- Развратник! - стукаю Адама в левое плечо кулаком, а потом снова поворачиваюсь к представлению, не обращая внимания на мужской смех. - А мне они больше напоминают лесной пожар.
- Лучше, когда пожар в крови, - шепчет на ухо Фостер, овевая теплым дыханием мою шею и плечо, так что непроизвольно вздрагиваю. - Замерзла? Может, вернемся в отель?
- Знаешь, как только увижу Монс, обязательно выскажу ей за то, что не поселила нас в этом отеле. Только представь, Адам: каждое утро просыпаешься, смотришь в окно, а там эти струи воды… - меня прерывает смех любимого. - Да ну тебя! - делаю шаг вперед, подходя ближе к перилам и разрывая объятия, но тут же снова оказываюсь в них. Правда, смотрю теперь не на фонтаны, а на самого любимого человека во всем мире.
- Пойдем, родная, здесь уже всё повторяется.
И действительно, сеанс “танца” фонтанов начинает повтор. Больше не возмущаясь и не упираясь, позволяю Фостеру увлечь себя к отелю. На своё счастье Моники нигде не видно. Возможно, мой продюсер тоже решила спустить пару тысяч за игорным столом.
Едва лишь двери номера закрываются за нами, столь долго сдерживаемая страсть вырывается наружу. Дикие поцелуи почти на грани с укусами и треск ткани под моими руками, когда дергаю рубашку Адама. Моё платье оказывается целее, потому как на весь бок у меня молния, которую любимый расстегивает с мастерством, достигнутым никак не иначе, кроме как богатым опытом.
Злюсь и ревную, вспоминая слова “бабули”, и оттого тяну Фостера за волосы, пока не вижу его глаза, потемневшие от страсти и безумной жажды обладания. Обладания мной.
- Скажи, что хочешь меня! - требую.
- Что? - вижу, как ему трудно сконцентрироваться, но продолжаю настаивать.
- Скажи, что хочешь только меня, - повторяю свои слова, добавляя собственническую частицу. - Скажи! - прикусываю его нижнюю губу и тяну на себя.
- Только тебя хочу, - хрипло произносит любимый, прожигая взглядом, а после с рычанием сминает мои губы в жадном и голодном поцелуе. Таком, от которого перехватывает дыхание.
- Да-а-а, - переступаю через платье, отходя к дверям спальни. Но до неё мы не доходим, первая же попавшаяся преграда останавливает нас.
Панорамное окно, что идет полукругом вдоль всего номера, обжигает чувствительную кожу холодом, а горячие губы Адама добавляют контраста. Огонь и лед - сводящий с ума коктейль ощущений, дополненный видом на ночной Город грехов. Чувствую губы мужчины у себя на шее, пока его руки путешествуют по моему телу, стаскивая единственный оставшийся предмет одежды - шелковые стринги, и разворачивают лицом к окну.
- Раздвинь ноги, сладкая, - жаркий шепот, и я беспрекословно подчиняюсь, трепеща в ожидании наслаждения. И всё же вздрагиваю, когда любимый накрывает ладонью промежность. - М-м-м, какая ты горячая и нежная.
- А-а-ада-а-а-ам-м-м, - протяжный стон с губ, и я прогибаюсь в пояснице, начав тереться о мужские пальцы. - Хочу тебя, - от моего дыхания тонированное стекло слегка мутнеет, собирая на себе конденсат.
- Моя, - слышу над ухом и лишь сильнее возбуждаюсь, так что огни ночного Вегаса плывут перед глазами.
- Ада-а-ам, пожалуйста, - хнычу, уже не в силах сдержать себя. Кажется, что если ещё пару секунд Адам не войдет в меня, то я просто умру, рассыплюсь на молекулы прямо здесь. - Пожалуйста…
Мужчина обхватывает меня за шею одной рукой, а вторую - спускает к развилке бедер. И одновременно с проникновением, зажимает клитор между пальцев так, что я бы уже лежала бы на полу, не удерживай меня любимый.
- А-а-а-а-а! - громкий крик эхом разлетается по комнате в то время, как я подаю бедра назад, встречая каждый толчок, прогибая поясницу и потираясь о его пальцы.
Каждое последующее движение всё глубже и глубже, дыхание возле моего уха напоминает кузнечные мехи, а губы Адама клеймят мою шею жадными и жгучими поцелуями. Совокупление ничем не напоминает нежную любовную игру, скорее мы похожи на животных, уступивших своим инстинктам. Любимый перехватывает мои руки, прижимая их своими к стеклу прямо над головой моей, продолжая качать бедрами и вырывая с каждым разом всё более громкие стоны. Ещё мгновение, удар сердца и судорога, заставляющая задрожать и напрячься всем телом, сжимая член внутренними мышцами. А после - громкий крик с губ, не обращая внимания на то, что меня вдавливают в холодное стекло, когда и Адам достигает разрядки.
Ощущаю прерывистое дыхание любимого у себя на плече и счастливо улыбаюсь. Он еще раз вздрагивает, заполняя меня изнутри своей влагой.
- Какой прекрасный вид из окна, - мой голос дрожит от пережитых эмоций, но продолжаю тереться о щеку и плечо любимого, а после, как только он отпускает мои руки, обнимаю за шею. - Нам обязательно надо будет повторить сегодняшние развлечения, и знаешь, что ещё? - разворачиваюсь в его объятиях, прижимаясь спиной к стеклу, и только сейчас понимаю, насколько оно холодное.
- М-м? - мужчина обнимает меня, притягивая ближе к себе, и делает шаг назад, отодвигая и меня, и себя от окна.
- Сегодня я полюбила фонтаны ещё больше.
Сперва после моих слов наступает тишина, а потом номер в отеле оглашается смехом: сначала Адама, а потом и нашим общим.
Так, смеясь, мы всё же добираемся до спальни, но в кровать ложимся, уже просто улыбаясь друг другу. Завтрашний день обещает быть не менее насыщенным, поэтому просто обнимаю Фостера за талию, закинув одну ногу на его бедро, и утыкаюсь носом в шею любимого, чтобы даже во сне ощущать его присутствие на уровне обоняния.

Спустя два часа сборов я готова к выходу. Черное платье с глубоким вырезом, волосы убраны в пучок, открывая плечи и шею, а глубокое декольте подчеркивает мою фигуру. Но лучшего комплимента, чем обожание в глазах любимого мужчины, пусть и с примесью жадной ревности, для меня нет. Но должна признать, Фостер в смокинге ничуть не уступает мне в элегантности, а может, даже более стильно смотрится, чем я.
Останавливаюсь в дверях и рассматриваю любимого, не упуская ни единой детали: от рубиновых запонок до зеркально начищенных туфель.
- Я сама себе завидую, Фостер, - медленно улыбаюсь и подхожу к нему, останавливаясь в полуметре. - Ты решил стать самым красивым на вручении?
Беру Адама под руку, и вместе мы направляемся к лифту. Внизу ждет специальная машина от организаторов, и я сажусь на заднее сиденье, стараясь поправить подол так, чтобы ещё и Адаму осталось место. Когда любимый устраивается, не контролируя себя, сжимаю его ладонь так, чтобы пальцы переплелись.
Путь до MGM Арены занимает каких-то десять минут, а вот, чтобы выйти из машины, приходится перед красной дорожкой постоять в пробке. Вспышки фотокамер для меня привычны и, в большинстве своем, не вызывают ничего, кроме раздражения, но сегодня, рядом с Фостером, всё воспринимается намного легче.
Стоит только открыть дверь, как папарацци готовы залезть прямо в салон, лишь бы успеть снять меня. Адам выходит первым и подает мне руку, и это радует, так как от фотографирования я почти ничего не вижу.
- Арлин! Арлин! Повернись, Арлин! Улыбнись сюда, Арлин! - держу под руку любимого, поворачиваясь и улыбаясь назойливым журналюгам, и только он знает, насколько крепка моя хватка. Видимо, именно это побуждает его накрыть мои пальцы на сгибе своего локтя. - Арлин, кто твой спутник? Надеешься ли ты победить сегодня?
- Конечно, - улыбаюсь, пропуская вопрос про Адама, и лишь крепче прижимаюсь, потираясь уже грудью о его руку. - Как минимум, одну статуэтку я собираюсь забрать с собой.
- Кто это с тобой сегодня? - слышу настойчивый женский голос.
- Мой молодой человек - Адам, - дальше я уже шагаю, не задерживаясь возле журналистов, не отвечая больше на их вопросы и оставляя загадку. Но возле пресс-волла останавливаюсь и, повернувшись лицом к Адаму, целую его в губы. Вспышки камер раздаются со всех сторон, но выражение лица у любимого слегка растерянное.
- Что это было?
- Просто захотелось, - тихо говорю, незаметно для толпы поглаживая руку Фостера. - Идём, хватит им уже материала для сплетен.
И мы поднимаемся по ступеням, чтобы после войти в огромный зал Арены. Гости заполняют помещение, рассаживаясь согласно подписанным местам, представители организаторов помогают на входе сориентироваться. И начинается действо. Модели и известные личности выходят и называют номинантов, а после объявляют победителей. Музыканты исполняют свои хиты, но не я. Я не заявлена на выступление, и это немного успокаивает, потому как я уже напелась за эти восемь месяцев.

- Итак, в номинации “Лучшая певица” побеждает, - Жизель Бюндхен улыбается, делая характерную паузу. Её соведущий и, по совместительству, бывший парень Леонардо Ди Каприо подгоняет красотку словами: “Не томи. Давай уже произноси.” - Готовы? - в зале раздаются звуки согласия и подбадривания, а я же сжимаю ладонь Адама так сильно, что он начинает хмуриться. - Арлин Меррик! - объявляет в микрофон модель, и я подпрыгиваю на своем месте.
- Иди, сладкая, - слышу голос любимого и, повернувшись и не сдерживая радости, целую его крепко-крепко в губы.
Колени дрожат, но поднимаюсь на сцену под мой лучший трек, чтобы из рук Лео получить золотой микрофон.
- Я хочу поблагодарить всех, кто был рядом со мной, кто поддерживал меня в самые сложные периоды моей жизни. Спасибо, Моника, Чарли. И спасибо моему бойфренду, Адаму, за то, что всегда, когда нужен, оказывается рядом. Спасибо вам!
И закончив свои благодарности, обнимаюсь с ведущими и спускаюсь вниз, к Фостеру, снова прижимаясь и обнимая уже его.
- Ты - лучшая, сладкая, и заслужила это звание, - в его голосе слышится неподдельная гордость, а я же все никак не могу осознать, что высшая награда местной премии - моя.
- Теперь можно и на “Грэмми” замахнуться, - не перестаю улыбаться.
- Это только начало, - мой продюсер тоже здесь. - Скоро все возможные награды будут твоими.
- Скажешь тоже, Монс, - хмыкаю, продолжая ластиться к Адаму.
- А я согласен с Моникой, - кивает любимый.
- Смотрите, захвалите еще, как начну зазнаваться, - усмехаюсь, запуская пальцы в волосы Адама на затылке и поглаживаю шелковистые пряди.

“Afterparty” спустя час собирает всех звездных и богатых людей в зале ресторана MGM, где ждут шампанское, веселье и аккредитованные светские журналисты.
- Мисс Меррик, поздравляю вас с победой в номинации “Лучшая певица”, - произносит телеведущая канала CBS.
- Спасибо, - улыбаюсь, стараясь не выпускать из поля зрения Адама.
- Совсем недавно у вас завершился тур по Америке, вы получили заслуженную награду. Не поделитесь, какие у вас дальнейшие планы?
- Сейчас четких планов нет. Скорее всего, на все лето я возьму отпуск, чтобы провести его в кругу родных и близких.
- Кстати о близких, вы сегодня взбудоражили общественность, открыто проявляя чувства. Не собираетесь ли вы осесть, завести семью и зажить тихой жизнью?
- Все может быть, но этот секрет оставлю при себе. Скажу лишь, что люблю петь, поэтому независимо от личной жизни я не бросаю музыкальную карьеру. Мне есть еще куда стремиться, - вижу, как к моему мужчине устремляется недоделанная старлетка Люси Мосс, известная на весь Голливуд и Штаты шлюха. - Извините, пойду к своему бойфренду.
- Конечно. Спасибо за то, что уделили немного времени для интервью.
- Не заскучал, родной? - успеваю как раз вовремя, вынуждая мисс Мосс свернуть в другую сторону. "И правильно, дольше проживет." - Я вот успела соскучиться по твоим рукам и не только… - очередная вспышка камеры прямо в лицо заставляет вздрогнуть и нахмуриться.
- На подобных мероприятиях всегда так?
- Да, но раньше меня это не напрягало.
- А что же случилось теперь? - Фостер улыбается и опускает ладонь мне на спину, начиная поглаживать ее.
- Ты.
- Ну вот, теперь я мешаю расслабиться, - притворно горестный вздох.
- Да, только и смотрю, чтобы ты не пал жертвой умудренных опытом хищниц, - наклоняюсь к уху любимого вроде как шептать, а после, не удержавшись, прикусываю мочку. - Ты у меня - лакомый кусочек. Каждая одинокая дамочка на этой вечеринке мечтает вкусить тебя, а я вот - жадина и делиться не намерена.
- Сама хочешь вкушать? - ладонь Адама опускается мне на колено и поднимается по бедру выше, пока не касается промежности через трусики. - Сильно?
- Д-да, - прикрываю на мгновение глаза. - Давай сбежим отсюда?
- Я не против, - его палец надавливает на клитор, так что сбиваюсь с дыхания.
И пока я совсем не потеряла голову, поднимаюсь со стула, потянув за руку Фостера. Медленно прогуливаясь между гостей, мы целеустремленно направляемся на выход. Лимузин ждет внизу, и пока Моника не стала меня разыскивать по всему ресторану, прося дать еще одно интервью, сфотографироваться с очередным богатеем, мы забираемся на заднее сиденье.
- Куда едем? - спрашивает водитель через открытую перегородку, едва лишь мы с Адамом устраиваемся удобнее.
- Куда хочешь, сладкая?
- Подальше отсюда, - задумываюсь, прикидывая, что вещи остались в отеле. Но даже это не останавливает. - Хочу поесть мороженого на пляже Малибу и встретить рассвет там.
- До Лос-Анжелеса пять часов пути, мини-бар заполнен, и под передним сиденьем есть плед, если вдруг станет холодно.
- А возможно перегородку закрыть?
- Конечно, мисс, - и водитель тут же исполняет просьбу, одновременно с этим трогаясь с места.
- Чувствую себя семнадцатилетней девчонкой, совершившей безрассудный побег со званого вечера.
- Тогда кто я?
- А ты - самый плохой парень на районе, - разворачиваюсь и губами его губы накрываю, - который соблазнил юную деву.
- Дева и сама была не против соблазнения, - хмыкает мужчина.
- Дева и сейчас совсем не против, - расстегиваю его рубашку, чтобы спустя минуту распахнуть и провести ладонями по теплой коже, а затем проделать тот же путь губами и языком.
- Интересно, кто кого теперь соблазняет?
- А разве это важно? - целую в шею любимого, оседлав его бедра.
- Не-а, - отзывается Адам и, подняв руки, расстегивает на шее замок от лифа платья. - Я хочу тебя, - хрипло проговаривает мужчина, пока я, так же сидя на коленях, отстегиваю юбку. Но ему и не обязательно это проговаривать. В тусклом свете салона я вижу все на лице и ощущаю своей плотью член.
- Тогда возьми, - и перекатившись на сиденье, быстро стаскиваю с себя трусики, оставаясь только в драгоценностях и босоножках, чтобы в следующую минуту застонать под любимым и продолжать стонать и вскрикивать на протяжении почти всего пути до LA.

События являются продолжением постов из будущего

Любовь — вот ответ на любой вопрос
и единственная причина что-либо делать.
© Рэй Брэдбери

Шотландия. Аймут

Просыпаться совершенно не хочется, особенно, ощущая тепло родного тела рядом. Но как бы я не желала поваляться ещё в кровати, сознание уже напомнило, где мы и что от старика Меррика нас отделяет лишь тонкая льняная занавеска.
Приподняв голову, осматриваю обстановку при дневном свете: светлые, но не белые, шторы на окне, небольшой шкаф из темной сосны у стены и стол в углу. Теплые цвета вычищенного дерева создают уютную обстановку, но куда главнее уют, который создают объятия любимого. Перевернувшись на бок, поднимаю руку и провожу пальцами по лицу спящего Адама.
“Неужели больше не нужно сдерживать себя и стараться подобрать слова похожие, но не те, что нужны.”
Вижу, как трепещут его ресницы, а спустя пару мгновений мужчина просыпается. У него ещё слегка замутненный сном взгляд, но полный нежности и любви.
- Доброе утро, любимый, - улыбаюсь, запуская пальцы в его волосы.
- Доброе утро, сладкая, - отзывается Адам в ответ, приподнимая уголки губ и чуть щуря от солнечного света глаза.
- Как думаешь, старичок Дуглас уже встал?
- Мне кажется, ещё до рассвета, - рука любимого тут же начинает своё самостоятельное путешествие по моему бедру и выше.
- Что это вы делаете, мистер? - очерчиваю пальцем скулу мужчины.
- А вы как думаете, мисс? - от страсти, горящей в любимых глазах, у меня учащается дыхание.
- Подозреваю, что вы чего-то очень сильно хотите, - закидываю ногу на его бедро и обнимаю за плечи. - Но думаю, сейчас самое время принять душ. Если он есть в этом доме.
- Можно и душ, - Фостер откидывает одеяло и поднимается, потягиваясь, а я подвисаю наблюдая, как солнечные лучи ласкают его загорелую кожу.
- Никогда не устану смотреть на тебя, - спускаю ноги с кровати и делаю шаг к любимому, обнимая его со спины. - Как же я люблю тебя, Адам.
Щекой и губами прижимаюсь к его спине и закрываю глаза, прислушиваясь к крикам Дугласа Меррика, доносящимся из открытого окна. Старик решил погнать своих овец в поле.
- Как? - чувствую в голосе любимого улыбку, но мои глаза наоборот наполняются слезами. Обхожу Адама и, глядя ему в лицо, хрипло проговариваю:
- До безумия.

Спустя час мы уже прощаемся с Мерриком, обещая вернуться через несколько недель. И снова нам предстоит дорога в Эдинбург. Но перед этим мы опять заезжаем к развалинам. Серые камни, словно зубы старика смотрят в небо, но помимо этих разрушенных камней, я вижу и зелень травы, что покрывает поляну, и вереск, что спускается вниз по склону до самого побережья. Теперь я иначе воспринимаю это место, и именно здесь мне хочется задержаться. Маленькие города вокруг обеспечивают тот самый комфорт, который не найти в таких мегаполисах, как Лондон или Нью-Йорк. Здесь, на свежем воздухе, будут расти наши дети, и здесь, сидя на крыльце, мы встретим старость. Радужные планы, совсем не свойственные мне, кажутся вполне себе уместными в этом месте.

Шотландия. Эдинбург

- Необходимо найти нормального архитектора и дизайнеров для восстановления этих руин, - Адам запускает пальцы мне в волосы, расчесывая пряди. - Думаю, до холодов успеем привести это место в жилище.
- Ты действительно не против уехать из Дортмунда? Я не хочу, чтобы ты потом винил меня…
- Т-с-с, это наше решение, а значит, всё правильно.
- Но… - однако любимый прижимает свои губы к моим, заглушая поцелуем все возражения.
- Никаких “но”.
- Не хочу возвращаться в Лондон или Дортмунд. Ты сможешь работать отсюда?
- Ты сразу ищешь пути отступления, родная. Зачем? Тебе же нравится здесь? - киваю в ответ на его вопрос и чуть улыбаюсь, когда он целует в ответ, а после продолжает: - Тогда не нужно строить преград. В наш век технологий для координирования действий хорошей команды - а у меня она ничего так, - добавляет самодовольно, - на некоторое время будет достаточно телефона. А дальше посмотрим, что организовать и как. Главное, желание. И именно потому спрошу тебя еще раз. Здесь ты чувствуешь себя счастливой?
- Я не до конца ещё поняла, но кажется, да. Но моё счастье там, где ты. Ну и ещё там, где я понимаю людей вокруг.
- А мое - там, где ты. Хотя, признаться, жить в Лондоне под чутким присмотром твоего отца и оставаться в рамках приличий будет сложновато.
- Тогда никуда отсюда не поедем, - приподнимаюсь и, заглядывая в глаза, тихо добавляю: - Только с тобой я буду счастлива.
Следующим утром, едва только выбравшись из постели и приняв совместный душ, я сажусь за ноутбук в поисках дизайнерских агентств и архитекторов. Выбор подходящих в округе никакого результата не дает, поэтому расширяю поиск до всей Великобритании.
- Не могу поверить, что на расстоянии нескольких сотен миль нет ни одного нормального архитектора! - захлопываю крышку ноутбука и откидываюсь на спинку стула. - Неужели все британские рабочие сбежали в другие страны?
- Думаю, ты сгущаешь краски, милая, - Адам обнимает за плечи, а после наклоняется и целует в шею. - Уверен, что всё не так плохо.
- Но ты посмотри: то какие-то сараи на выбор, то трехэтажные дворцы. А я хочу просто дом с большими окнами и светлыми стенами, черепичной крышей и парочкой балконов, выходящих к морю.
- Мне нравятся такие планы, любимая, - мужчина зарывается носом мне в волосы, заставляя от удовольствия прикрыть глаза на мгновение.
- А ещё, чтобы вокруг был забор высотой не меньше трех метров, желательно с подведенным электричеством поверху.
- Это уже больше напоминает крепость, - усмехается Адам, а я же хмурюсь, разворачиваясь лицом к нему.
- Пожил бы ты двадцать часов в сутки и семь дней в неделю под пристальным наблюдением журналистов, думаю и не такой бы забор захотел.
- Тут не буду спорить. Согласен, что в уединении нам будет лучше. Чем меньше твоих придурковатых фанатов вокруг, тем мне спокойнее.
- Ну сколько можно вспоминать этого эксгибициониста, Адам, - толкаю мужчину в плечо, - люди всегда по-разному себя выражают. К тому же, для придурковатого фаната он вполне был неплохо сложен. Ай! - вскрикиваю, когда меня поднимают в воздух со стула и опрокидывают на кровать.
- Что-то слишком много разговоров о телах фанатов. Надо немного подкорректировать твою память.
- Да, любимый, сотри все воспоминания и замени их собой, - обнимаю Адама руками и ногами, отвечая на поцелуй его и притягивая ближе к себе.

Шотландия. Эдинбург
Архитектурное бюро Эндрю Меггинсона

- Что конкретно вы хотите получить на выходе, мисс Меррик? - мужчина средних лет в очках в золотой оправе и темно-сером шерстяном костюме откидывается на стуле, сложив пальцы рук домиком.
- Там уже есть готовый фундамент, который простоял несколько сотен лет.
- Его тоже надо проверить…
- Да, да, но послушайте, дольше всего в строительстве дома делается как раз он, а тут необходимо просто возвести стены.
- Хорошо, мисс, но может быть, что-то конкретное?
- Да, я хочу на первом этаже небольшую террасу, большие панорамные окна, чтобы было много света, крыша треугольная, чтобы зимой снег не скапливался на ней, кирпичи и облицовка светлых тонов. И вокруг зелень. Много зелени. Думаю, нам понадобится ещё и ландшафтный дизайнер. Можно сделать две аллеи от ворот. Что скажешь, любимый? - Адам, всё это время что-то активно писавший в телефон, дергается, словно пойманный с поличным, и вглядывается в моё лицо, будто ища там подсказку. - Опять работаешь? А говорил, что отпуск.
- Извини, милая, но без меня сейчас совсем никуда. Тем более, что дед на домашнем лечении.
- Я говорила, что хочу две аллеи от ворот, и ведущие вдоль гравийной дорожки прямо к дому.
- Хорошо, дорогая, как скажешь.
- Ты невозможный! - надуваю обиженно губы и вновь поворачиваюсь к мистеру Макграйту. - Когда вы сможете выехать на объект? Хотелось бы как можно скорее начать строительство.
- В начале недели у меня есть свободное окно. Думаю, тогда мы с вами и встретимся в Аймуте.
- Хорошо, тогда до встречи. И спасибо вам.
Мы с Фостером поднимаемся и прощаемся с архитектором, который обещает в течении недели сделать проект дома после осмотра местности.
- Как думаешь, у нас получится к осени сделать всё это? - переплетаю свои пальцы с пальцами любимого, таким образом стараясь быть ближе. - Мне не хочется затягивать строительство и ремонт.
- Не знаю, милая.
- Если ты считаешь, что это просто долго и много, тогда надо будет нанять больше рабочих. Так, чтобы стены возвели за две недели, и осталось лишь самое основное: отделка и коммуникации. Кстати, водопроводное оборудование поставим компании "Охман АГ"? - моё поддразнивание вызывает самодовольную улыбку на лице Адама.
- Конечно. Никаким другим насосам я не доверяю.
Так, шутя и смеясь, мы возвращаемся в отель, чтобы через несколько дней выехать вместе с архитектором и командой замерщиков в Аймут. Осмотр местности и фундамента дают хорошие результаты.

Шотландия. Аймут

- Грунт здесь достаточно устойчивый, мисс, - мистер Макграйт кивает своим словам. - Если работы начать в конце этой недели, то до дождей осенних успеем. Фундамент в этом месте уходит на несколько метров в глубину. Думаю, там ещё сохранились подземные ходы со времен Кромвеля, - хмыкает себе в усы шотландец.
- Будет место для игр в прятки, сладкая, - тихо шепчет на ухо Адам. И пока команда из бюро осматривается вокруг, решая, с чего лучше начать, любимый увлекает меня в сторону.
- Адам, куда ты меня ведешь?
- Т-с-с, я тут кое-что видел в прошлый наш приезд. И хочу убедиться, что ты тоже оценишь.
- Что оценю, любимый?
- Скажи ещё раз, - Адам останавливается возле разрушенной стены дома, но достаточно высокой, чтобы скрыть нас.
- Что? - обнимаю за шею мужчину и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы прижать свои губы к его.
- Что любишь меня.
Так и не коснувшись рта Фостера своим, раскрываю глаза. Пристально вглядываясь в родное лицо, ровно и негромко, но достаточно твердо, произношу:
- Я люблю тебя, Адам Фостер, люблю до безумия.
- До темноты в глазах, - вторит мне мужчина и накрывает мои губы своими.
Не сразу понимаю, что происходит, но в какое-то мгновение в моей ладони оказывается маленькая бархатная коробочка.
- Что это? - боюсь поверить своим глазам.
- Открой, - Адам улыбается, но из объятий по-прежнему не выпускает. И я открываю только, чтобы найти пустой футляр.
- Это шутка не смешная, - разочарование мгновенно скручивается на сердце ядовитой змеёй. Поверить, пусть и на несколько мгновений, что мужчина сделает предложение, и потом так обмануться.
- Никаких шуток, родная, я совершенно серьёзен.
- И что, подарить мне пустой футляр это высшая степень серьёзности? - захлопываю коробочку и протягиваю её Фостеру. Но любимый, продолжая обнимать, поднимает голову кверху.
- Тебе нужно будет как-то достать его, а пока ты это будешь делать, ответь мне на один вопрос. - Я поднимаю глаза и лишаюсь дара речи. На двух разноцветных лентах висит кольцо с огромным бриллиантом, ловя тысячами граней солнечные лучи. - Давай я тебе помогу.
И Адам подхватывает меня, отрывая от земли, так что от неожиданности цепляюсь за его шею. Но спустя мгновение снова поднимаю голову и рассматриваю сверкающие бриллианты, что раскачиваются на ленте прямо перед глазами.
- Арлин Франческа Меррик, - опускаю глаза, глядя в лицо любимого, чтобы не упустить ни единого момента, ни единого слова и звука. - Ты выйдешь за меня?
- Я… - слова словно застряют в горле. - Я…
- Просто надень это кольцо и скажи “да”, сладкая.
Дрожащими руками развязываю ленту и чувствую, как тяжелое золото опускается в ладонь. Фостер молчит, но и я не решаюсь сказать ни слова, пока рассматриваю белое золото и камни. Медленно надеваю на безымянный палец кольцо, ещё один взгляд на него, а после - на любимого.
- Да! Да, Адам! - обхватываю ладонями его лицо и целую губы так, что дыхание заканчивается через какое-то время, и я даже не замечаю, как мужчина спускает меня на землю, сжимая в объятиях едва ли не до хруста костей.