Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Качаю головой, наблюдая, как Филдинг заманивает всех поиграть в футбол.

- Только я, - беру раскладной стул и сажусь у огня, то и дело переворачивая мясо.

- Такой выбор не терпит суеты, - глубокомысленно молвлю, а у самого глаза смеются. Все же отдых у открытого огня, как и вода, удаляет усталость от ежедневных забот, заменяя позитивом. - Не хочу сидеть на одном месте. Движение и высота привлекают меня.


- Теперь нет, сладкая, - губы мимо воли растягиваются в улыбку. И когда любимая, как цветок к солнцу, тянется к моим губам, довольно щурюсь и притягиваю ее к себе на колени, углубляя поцелуй. Вот теперь отдых совершенен. И для тела, и для души.

- Конечно, пожарим, милая, - поглаживаю ее по спине на уровне поясницы. - Ты словила мои невысказанные вслух мысли. Как раз думал о том, что без овощей-гриль не обойтись.



Слушает разговор девушек и улыбается. Определенно нынче замороженная клубника вкуснее.




Поднимаю брови, но вслух ничего не говорю. Пусть побалуется, в скором времени придется бросить.


- Любимая, но я же тогда воспользуюсь ситуацией, - кивает, - или ты на это и рассчитываешь? М?


- На мои овощи роток не разевай. Я голоден, а потому на шутки реагирую неадекватно. - Предупреждает.

Темнеет.

Многие уже разошлись/разъехались, но, как по мне, самое удовольствие, когда сумерки спускаются на землю и тем ярче горят угли. Легкие переборы гитары и треск угольков ласкают слух. Вот это отдых!


- Да-а-а, - прикрывает глаза, наслаждаясь. Легкое прикосновение к голове и тысячи мурашек бегут по телу. Нервы, да, ни к черту. - И шею, - опускает голову, подставляя, - затекла что-то.


- Спасибо, - кивает.


- Тем больше будет мне-е-е, - и забирает из рук любимой тарелку со вкусностями. - О-о-ода-а-а... - странный получается возглас, но слюнки текут сразу.


- Девочка, друг друга и прямо сейчас. - Облизывается, накалывая кусочек сочного мяса на вилку. - Иди ко мне, - усаживает любимую на колени и протягивает наколотый кусочек ей.

Звук гитары стихает - видимо, на поляне мы с Арли остались совсем одни, - зато теперь слышен шелест трепещущих на ветру листьев и стук сердца любимой. Так хорошо, уютно и душевно, что шевелиться не хочется.

Тарелки постепенно пустеют и мой подобревший взгляд поднимается вверх. Небо ясное, и миллиарды звезд рассыпались алмазами. Непривычно. В городе их зачастую не видать. И не только это мы упускаем в попытке приноровиться к темпу жизни мегаполиса.


Улыбаюсь и целую любимую в губы. Такая расслабленная. Томная. Нежная.

- Да, моя милая, - съедаю последний кусочек шашлыка и, пересадив любимую на стул, поднимаюсь - оставлять горящие угли в лесу не моя привычка.

Делаю пару глотков воды с бутылки, а остатками тушу угли. Тихое шипение раздается в ответ, и сразу становится темнее.

- Пойдем, любимая, - вижу, что девочка с трудом держит глаза открытыми. Беру свое сокровище на руки, аккуратно несу к машине и усаживаю с удобством на переднем сидении, пристегнув, а после снова прикасаюсь к мягким губам. Качаю головой, умиляясь ее умиротворенному лицу. Любимая все же уснула.

Сажусь за руль и завожу мотор.

Отдых на природе удался, но пора домой.

... но не грусти, любимая. Я всегда буду рядом.

Июнь. Юг Шотландии. Год спустя.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

Сердце размеренно перекачивает кровь, что медленно бежит по венам. Так ленно и спокойно, что в другое время я бы уже сломя голову мчал навстречу опасности, вдавив до упора педаль в пол. Чтоб понять, что живу, ощутить необходимость судорожных движений грудной клетки и восторг от того, что могу сделать глоток воздуха. Но сейчас…

Сейчас я выставляю на круиз-контроле скорость чуть более ста шестидесяти, снимаю правую ногу с педали газа и наслаждаюсь захватывающим видом лилово-розовой вересковой пустоши на многие километры вокруг и быстро исчезающей под колесами светло-серой ленты асфальта. Курсовая устойчивость автомобиля не вызывает сомнений, к тому же, боковой ветер почти не ощущается, и я, лишь слегка подруливая левой рукой, рассеянно поглаживаю правой мягкую ладонь любимой, чуть сжимая изящные пальцы.

Мой наркотик. Глоток чистого кислорода, что пьянит, дарит ощущение вольных крыльев за спиной и накрывает теплой волной счастья.

И мое спасение. Рядом с ней я, как никогда, ощущаю себя живым.

Тихая музыка играет из динамиков. Молчание повисает в воздухе, но оно не давит, заставляя искать темы для разговора, чтоб заполнить пробел. Молчание, напротив, создает уютную атмосферу, где только она и я, а разговор ведется на уровне бессмертных душ, соединяя множеством нитей и связывая все крепче и крепче.

Арли хмыкает, и на мой вопросительный взгляд напоминает о нашей первой встрече. Уголки моих губ поднимаются вверх, когда сознание подкидывает соответствующую картинку.

Вид округлых ягодиц на стойке регистрации, и низменное желание плоти разрывает, захватывая дух. Все инстинкты кричат “моя!” так, что противиться им нет сил.

Собственническое чувство с того момента и доныне довлеет надо мной.

Всю себе. Каждую клетку желанного тела. Каждую мысль. Каждую эмоцию. Все забрать и спрятать. Никому. Только мне. Окутать заботой, обожанием и… оставить лишь для себя.

Но ее лучистая улыбка, рвущаяся изнутри радость, когда Арли на сцене купается в свете софитов, раздает автографы или получает известия о высоких продажах своего последнего альбома, отодвигают мое эгоистичное желание на второй план. Золотая клетка потушит так любимый мной огонь в сердце певчей птички. А потому я, скрепя сердце, оставляю ее летать.

И она поет.

На концертах пред оголтелой толпой.

Но для меня.

И, как озвучивание моих мыслей, по радио крутят песню. Ее песню. Любимый голос мягкими объятиями укутывает, прогоняя тьму и заполняя сознание светом.

К сожалению, слишком быстро врывается визг ведущего, и он объявляет итоги хит-парада.

Первое место. Все правильно.


- Моя девочка - самая лучшая, - категорично заявляю я, но красное марево жадности охватывает сознание, застилая взор. Не более часа пути, и подо мной будет кричать и стонать от страсти яркая и недосягаемая для всех звезда. Только моя.

- Останови машину.

- Что? - Мощный выброс адреналина кипятит кровь, и я жму до упора гашетку в пол. Хочу как можно быстрее добраться до места назначения и вкусить персональную сладость. - Но осталось…

- Останови.

Ее голос. Дрожащий. Нуждающийся.

Твою...

Визжащий свист тормозов, и я останавливаюсь у обочины, подняв клубы пыли. Но не успеваю выключить зажигание, как Арли перелазит ко мне на колени через трансмиссионный тоннель, чудом не зацепив рычаг переключения передач, и прижимается трепещущим от страсти телом.

Настоящая. Откровенная. Жаждущая.


- Хочешь? - усмехаюсь, чуть поддразнивая любимую. Но, ощутив мягкие приглашающе приоткрытые губы своими, крепче сжимаю кольцо рук, вдавливая в низ ее живота пульсирующие от голода плоти чресла.

Каждое желание, даже самое тайное, легко скользит мольбой с влажных от поцелуев губ любимой, перемежаясь протяжными стонами. Сильнее стискиваю ладонями упругие ягодицы, чуть разводя в стороны, и насаживаю любимую на себя горячей промежностью, проклиная тесные брюки.

Быть ближе. Внутри. Немедленно.

Глухое рычание рвется из груди, и я обрушиваюсь на мягкие губы, раздвигая и проталкиваясь языком меж них, заскальзывая глубже в медовую сладость рта. Я поглаживаю ее язык своим, щекочу шелковое небо и отступаю, чтобы в следующее мгновение ворваться вновь, вынуждая раскрываться больше и дышать только мной.

Джинсовая юбка задралась до самой талии, и лишь мокрые насквозь трусики служат преградой к шелково нежным складкам. Не мешкая сдвигаю мешающую ткань в сторону и впиваюсь пальцами в податливую плоть. Растираю, поглаживаю и пощипываю, зажимая меж пальцев, напрягшийся комок клитора, тем самым, исторгая из ее уст прерываемые неровным дыханием всхлипы.

- Хочу… хочу… - Чувствую, как Арли дрожащими руками накрывает мою ширинку и дергает пряжку ремня, пытаясь добраться до накаченного кровью пениса.

Характерный вжик молнии, и выдыхаю ртом, наконец избавившись от тесной клетки брюк. Пара ударов сердца в ушах. Оглушающих. Словно в вакууме. И, сжимая в кулаках бархатную кожу ягодиц, резко подаю бедра вверх, пронзая до упора сочащуюся соками вагину твердокаменным членом. Хриплый стон срывается с губ. Моих.

Арли двигает тазом, насаженная на кол наслаждения, и скачет, снова и снова вбирая мою плоть в свое тело.

- Да-р-р… Ар-р-р-рли… дар-р-р… - чаще толкаю бедра вверх, задвигая член по самые яйца, и изгибаю податливое тело, словно лук, сжимая губами тугой сосок, что даже сквозь блузку и кружевную ткань бюстгальтера проступает острым камешком.

Шлепки. Хлюпающие удары плоти о плоть. Хрипы, стоны, крики и глухое рычание рвут барабанные перепонки в тесном салоне автомобиля.

Быстро. Взять. Достичь вершины вместе.

Животное соитие на грани с безумием, пока ее крик наслаждения не сливается с моим глухим стоном.

Не понимаю как, но она всегда на каком-то молекулярном уровне ощущает мои желания. Я готов был загнать машину. Выжать из симбиоза железа и пластика все, чтоб быстрее добраться до уединенного места. Но она.. она дала мне то, в чем я больше всего нуждался. Здесь и сейчас.

- Моя сладкая… - лишь движение губ.

Арли трепещет, медленно приходя в себя. Мое дыхание, словно кузнечные мехи, опаляет чувствительную кожу жаром. Поглаживаю ее спину ладонями и, прижав губы к уголку ее глаза, дышу носом, восстанавливая дыхание, пока не утихает пульсация в чреслах от вырвавшегося семени.

Некоторое время спустя любимая соскальзывает с моих колен, снова умещаясь на соседнем сидении.


- Как и мне... - в мыслях или все же произношу вслух, не понимаю сам.

Привожу свою одежду в порядок и, вдохнув носом полную грудь терпкого воздуха нашей любви, завожу мотор. Мы продолжаем наш путь. Вместе.

Не более часа спустя разрушенное, некогда величественное, строение предстает перед глазами. Но это совсем не умаляет его красоты и значимости, напротив, говорит о нерушимости и неподвластности времени. Пусть стены обрушились и каменные своды лежат на земле, но древняя сила витает в воздухе.


- Это твоя история. Земля предков.

Арли пыталась что-то возразить, но я хочу показать ей, что чувствую кожей. А потому прошу закрыть глаза и вдохнуть полной грудью кристально-чистый воздух, ощущая на лице невесомое дуновение ветра и теплые лучи солнца. Дух свободы. Значимость истории.

Я отхожу, но, не отводя ни на мгновение взгляда, смотрю на любимую. На точеную фигурку на фоне каменных глыб. На развеваемые ветром шелковые пряди волос. На родное лицо, что с каждой секундой светлеет, словно перед внутренним взором наконец появляется то, что заставляет двигаться вперед. Жить. Творить. Любить.

В такие моменты особенно ярко осознаешь, что наиболее важно для тебя на этой исперещенной людскими пороками земле.

И для меня важна она.

У меня нет ни родни, на которую можно было бы положиться, ни близких - с которыми разделить хлеб.

Была мать, что оставила своего ребенка, только лишь дав жизнь. Отец, которому всегда было наплевать на душу сына - забота о деньгах, которые приносила опека над ним, занимали больше. И дед, погрязший в паутине жизни на вершине карьерной лестницы, никому не нужный старик. Иногда задаюсь вопросом, как вообще он дал жизнь маме, если бизнес и деньги заменили ему семью.

Возможно, есть где-то родня, о которой не знаю, но я никогда не пытался ее искать.


- Люблю тебя, сладкая, - слова любви легко срываются с губ, чуть приглушенные ее призывно приоткрытыми губами.

Крепче прижимаю льнущее женское тело к себе. Так тесно, как только можно. Почти до хруста. А после запрокидываю голову назад и заразительно смеюсь. Все уголки моей темной души наполняет счастьем. В сиюминутном порыве хватаю Арли на руки и начинаю кружить вокруг своей оси. Быстрее и быстрее. Стирая весь окружающий мир и оставляя, лишь как размытый фон, для мягкого блеска ее небесно-синих глаз.

Сделав еще несколько поворотов, опускаю любимую на мягкое травяное покрывало и накрываю своим телом.

- Вот здесь предлагаю поставить кровать, - улыбаюсь, и, чуть отстранившись, снимаю легкую ветровку, после чего подкладываю ее под любимую. Драгоценная не должна лежать на голой земле. Ей нельзя.

И почему в голову приходит мысль о детях? Ее. Моих. Общих.

Глаза в глаза. Ближе и ближе. Убираю кончиками пальцев упавшие на ее лицо пряди волос и целую, вдыхая любимую в себя без остатка. Только она и я. Все остальное - неважно.

Провожу ладонями по ее бокам вверх, задирая шелковую блузку, и постепенно смещаюсь поглаживающими, практически невесомыми касаниями, к животу. Плоскому, подрагивающему.

Замечаю, как любимая прикрывает глаза и изгибается в пояснице, подставляя расслабленное тело под чувственные ласки. Довольная улыбка не сходит с моих губ. Все правильно. Начинаю мелко вибрировать от желания, что концентрируется в паху.

Приподнимаю чашечки бюстгальтера и заменяю своими ладонями, сжимая мягкие полушария и поглаживая большими пальцами чувствительные соски. Напрягшиеся. Пульсирующие. Острые. Стискиваю сильнее тугие вершинки груди, заставляя любимую задыхаться и постанывать от наслаждения.

Глухое рычание рвется из груди, и кровь беснуется в жилах, толкаясь, проталкиваясь рывками от сердца к чреслам. В сторону летит смятая блузка, сверху шелковой лужи опускается джинсовая юбка и кружевное нижнее белье. Мои брюки, стянутые в спешке вместе с трусами, и футболка вскоре оказываются там же. Ненужные. И ветер, что колышет стебли колючего вереска, теперь охлаждает разгоряченную кожу. Контраст, что делает наслаждение ярче.

- Ар-р-р-р-рли-и-и-и… - протяжно тяну ее имя, но оно сливается с рычанием, неконтролируемо срывающимся с губ. Не могу больше ждать. Опускаю ладони на ее бедра, раздвигаю и размещаюсь меж них. И тут же ее лодыжки смыкаются за моей спиной.

Податливая. Раскрытая. Готовая.

Толчок и нанизываю любимую на себя, погрузившись лишь на треть. А после медленно, протяжно, чтоб каждой клеткой могла ощутить мою плоть внутри, распираю сантиметр за сантиметром, пока мошонка не распластывается о покрытую соками промежность. Полностью внутри, укутанный ее мягкостью.

Хриплю. Дыхание рвется, но отодвигаюсь, чтобы тут же задвинуть член до упора, срывая с ее приоткрытых губ крик. Быть недвижимым невозможно. И снова удар, сопровождаемый ее хриплым стоном. И снова. Череда ударов. Нежная страсть. Касаясь самого естества и любя ее сердце сердцем напрямую.

Впитываю каждую эмоцию, каждый судорожный вдох и выдох любимой, пока неземной экстаз не озаряет ее лицо, отражаясь безоблачным небом в ее глазах. Еще один толчок сквозь сжатые тугой перчаткой внутренние мышцы, и выталкиваю себя за грань, высвобождая семя глубоко внутри ее тела.

Тепло. Уютно. Спокойно. У меня есть она. И, значит, у меня есть все.

И только я хочу сказать, что проголодался и неплохо было бы достать сумку-холодильник с едой, слышу грохочущий откуда-то сбоку голос.

- Это частная территория!

Приподнимаюсь. Древний старик с высокой палкой - пастух, решаю я, - кричит из-за изгороди бурьяна.

Радуюсь наличию высокой преграды, обещая себе, что вскоре к нашему родовому гнезду будет не так просто подойти. Быстро натягиваю брюки и помогаю одеться любимой, прикрывая от нескромных взглядов своим телом. Не к месту вспоминаю, что фотографии ее полуобнаженного тела вышли миллионными тиражами по всему миру в журнале “Playboy”.

Хмурюсь, продолжая кутать Арли в одежду. Уже в свою ветровку… Черт! Снова вздрагиваю, вспоминая, как узнал о том, что любимая снималась в откровенной фотосессии. Зло рычу, с треском натягивая футболку, и пытаюсь успокоить себя мыслью, что такую, настоящую, расслабленную после полученного удовольствия, вижу только я.

Для всех - игра. Мне - откровение.

Помогаю Арли подняться и, прикрывая любимую собой, иду к месту, откуда слышен голос.

- Проваливайте отсюда! Нечего тут шастать. Хозяева приехать вот-вот должны, - продолжает возмущаться старец. И черно-белая колли, что жмется к его ноге, в продолжение возмутительной речи заходится лаем.

Внимательно смотрю на пса. Глаза в глаза.

Когда на протяжении долгих лет взросления единственными существами, что неизменно выслушивали и давали тепло, были собаки, легко научишься понимать их и давать отпор взглядом.

“Не нужна мне твоя территория, да и деду я не угрожаю. Но на меня и мою женщину не лезь! Пострадаешь!”

Моргание воспринимаю согласием, и, действительно, пес замолкает, лишь внимательно меня разглядывая.

- Отец, - улыбаюсь так благодушно, как только могу, но любимую жму к себе крепче. Когда рядом - спокойнее. - Не залетные мы, а свои. Вот хозяйку владений Мерриков встречай! - И касаюсь губами виска Арли.

- Да не может быть! - всплескивает морщинистыми руками старец отчего-то радуясь этому факту. - Наконец, господь смилостивился надо мной! Не дал уйти в могилу не выполнив долга своего! - Но словно какое-то сомнение мелькнуло в глубоко посаженных глазах.

- Свои. Свои, - киваю, ощущая себя болванчиком. - Лучше расскажи, как далеко владения Мерриков простираются?

- Так ото от леса того, что виднеется вдали, и до той скалы, что вересковое поле надвое разрезает.

- Так ты на нашей земле овец пасешь? - грозно хмурю брови.

Но долго не выдерживаю и смеюсь, видя смущение на лице старика.

- Договоримся, отец, - протягиваю руку. - Адам Фостер и моя нареченная Арлин. Та самая наследница.

- Та самая... - задумчиво разглядывает дед лицо любимой, словно узнавая, и забывает представиться.

Удар под дых.

Вот, что чувствую я, совершенно не контролируя выражение своего лица. Просто забываю надеть, как ранее казалось, привычную маску.

И лечу. Головой вниз. В пучину противоречивых мыслей и предположений.

“Новый бойфренд.”

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Серия фотовспышек заставляет щуриться, но взгляда от ее лица, хоть и скрытого шелком волос, не отвожу. Ни на мгновение.

“Новый, бл…”

Несколько десятков минут назад я наблюдал, как она постукивала по губам, выбирая, что заказать. И неуместные сексуальные ассоциации выбивали почву из-под ног так, что избыточное кровяное давление постоянно ощущалось в паху. Ненавязчивое магнитное притяжение звало и манило быть ближе. Каждый ее жест, наклон головы и движение алых губ. Соблазняли.

С трудом сдерживаю рычание, надевая беспристрастную маску. Вспышки фотоаппарата ослепляют, но я себе даже моргать запрещаю.

“Новый дружок? Допустим. Но сколько их, черт возьми, было?”

Вибрирую всем телом, мгновенно представляя, как она со счастливой улыбкой бежит навстречу какому-то лоснящемуся хмырю и прижимается, подставляя губы.

Хочется потрясти головой. Убрать ненавистную картинку. Но, как в калейдоскопе, прокручиваются улыбки, поцелуи, сладостные стоны. Ее. Но не мне.

Сознание застилает красной пеленой ревности.

“Бл…!”

Я подмечал, как она с заминкой говорила мне “ты”, как тушевалась. Даже легкая краска покрывала ее резные скулы. И улыбался.

Который час кряду после нашей встречи я улыбался, искренне и легко раскрываясь. Показывая не, как по обыкновению, то, что ожидает или хочет увидеть собеседник, преследуя скрытые цели. Нет. Отпустив заслоны я просто отдыхал душой. Настоящий я.

Не могу понять о каком суде речь.

“Отпустили? За решеткой была?”

Бредовые мысли, подкрепленные раздражением от недостатка информации, закручивают меня в воронке сомнений.

“Что ты скрываешь, смотря такими широко распахнутыми от возмущения и плохо скрытой злости голубыми глазами? Что, черт тебя дери?”

В другое время я бы быстрее остался голодным, чем заказал что-либо, не узнав досконально из чего, как и с добавлением каких ингредиентов готовится блюдо. Всего лишь для того, чтобы выбрать то, что действительно хочу. Но сегодня я поддался порыву и согласился на стандартный для многих ресторанов салат “Цезарь” и невразумительный бургер с картофелем фри.

Лишь бы не тратить время и посвятить его ей. Отмечая и запоминая милые привычки: задумчиво поглаживать приоткрытые губы, стрелять лучащимися глубинной синевой глазами поверх хрустального бокала, думая, что я не вижу, и прикрывать их, делая глоток игристого вина и, тем самым, показывая получаемое чувственное наслаждение.

“Твою..., да все замыкается на ней. Что за черт?”

Грохочет сердце в груди, но я заставляю себя медленно дышать носом.

Контраст. Пламя внутри и корка нарастающего льда снаружи.

“Мисс Меррик, значит. Вот и познакомились. Ближе.”

Внимательно смотрю, как она что-то пишет на обложке компакт-диска для подошедшего паренька, а после размашистым почерком ставит подпись.

Обыденность - для нее. Что-что, а заученную легкую улыбку я узнаю сразу. А для паренька - как упавшая звезда с неба.

Звезда…

“Кто же ты?”

Игристое вино расслабило меня после продолжительного перелета и ожидания в аэропорту, а чуть приглушенный свет добавил интимности обстановке.

- А куда ты не смог улететь?
- В Германию, - думать о том, что предстоит делать по приезду не хотелось, но ее приподнятая бровь явно выдавала желание знать больше. - Дортмунд.

- Бизнес? Семья?
- Можно сказать и бизнес, и семья.

Некстати вспомнилось, что поверенный старого Фостера уже несколько раз звонил. Пара дней и дом, где я вырос, как отверженный отцовской заботой щенок, уйдет с молотка.

“Мне было хорошо. С ней было. Было, твою же мать!”

Я даже на вопросы о себе, которые всегда избегал, отвечал. Пусть несколько односложно, сжато, но искренне. Ей я не мог, точнее не позволял себе, врать. Будто это могло разрушить то хрупкое, что строилось между нами.

“Строилось… А что я знаю о ней? Имя и город, куда должен был лететь ее самолет? А настоящее ли имя?”

Надменным голосом она дает распоряжение метрдотелю рассчитать нас, а в мою сторону даже не смотрит.

Далекая. Отстраненная. Холодная.

“Сбежать решила, сладкая? Так от меня не сбежишь. Я сдеру с тебя все маски и доберусь до правды.”

Наблюдаю коршуном за оправданием обслуживающего персонала. Ранее уверенный в себе Оскар то краснеет, то бледнеет, теребя пуговицу на кармане жилета. Страх потерять рабочее место вынуждает его просить, даже умолять, не писать жалобу руководству. А она, еще сильнее приподняв подбородок, снисходительно отвечает дополнительно выдвинутыми условиями.

В другое время я мог бы похвалить ее за выдержку, но сейчас я хочу наконец узнать. Все. В подробностях. О ней. Настоящей.

Иначе - уж я-то себя хорошо знаю, - сделаю выводы сам. И переубедить меня будет нереально.

Наступает долгожданная тишина, и ее взгляд теперь направлен на меня. Иной. Более мягкий, чем несколько секунд назад. Но слова слетают с губ прежде, чем я успеваю их прокрутить в уме.

- Новый бойфренд?

Вижу, как она снова замыкается, так и не коснувшись моей руки, хоть и намеревалась. Но я должен узнать.

- А сколько их было? “Большой” мистер, хлыщ с невыговариваемым именем на букву “м”, - вспоминаю слова фотографа и цежу сквозь зубы, - и сам Энтони может? Или кто-то еще, безызвестный?

Берет злость и усидеть на месте становится тяжелее. Да еще она молчит, не развеивая моих предположений. Я кожей ощущаю увеличивающееся расстояние между нами. И это бесит.

Не могу сдержать порыв приблизить, вжать в себя и убрать колючую преграду между нами. Обхватываю ее тонкое запястье правой рукой и притягиваю к себе. Ближе. И пусть слышится звон упавшего на пол бокала, мне наплевать. Хочу видеть ее глаза. Правду в них.

Дышу носом, мысленно считая до двух. Вдох-выдох, вдох-выдох… Утопаю в ее широко распахнутых, то ли от испуга, то ли от шока, синих глазах, и пытаюсь прийти в себя и не сжимать женскую руку сильно. Нежную. Легкую. Хрупкую.

- Арлин Меррик, правильно? - Голос мой тихий и вкрадчивый. Чувствую, что повысив его даже на пару децибелов сорвусь окончательно. Вопросы. Слишком много вопросов крутится в голове, мысленно закипаю, не озвучивая и половины из них. Не знаю, что думать, и предполагаю самое худшее.

- Или не Арлин? Может по-привычке используешь рабочий псевдоним? - Говорю и внимательно слежу за ее реакцией с надеждой, что вся хрень, что крутится в голове - плод моего извращенного сознания, а никак не правда.

Она судорожно хватает воздух ртом, словно задыхаясь от избытка эмоций, и в следующий момент ее ладонь опускается на мою щеку, опаляя хлесткой пощечиной.

Левая половина лица пылает огнем, и все вокруг окрашивается в багряные оттенки. Она что-то возмущенно выкрикивает, пытаясь высвободить уже обе руки из моей крепкой хватки. Но в ушах нарастает гул бегущей крови, и я слышу лишь удары своего сердца.

Меня клинит. На ее приоткрытых губах, наверняка обдающих все и всех вокруг проклятиями. На выдыхаемом ею воздухе, что теплым ветерком ощущается на лице. Меня клинит. И сдерживаемая энергия, что бурлит внутри, находит единственно безопасный выход.

Я резко подаю корпус вперед и, левой рукой занырнув в ее стянутые легким пучком волосы, накрываю женские губы своими.

Ее мягкость. Сладость, что бьет по всем рецепторам, прошивая насквозь. И тепло, что заставляет трещать по швам самообладание, высвобождая бурю чувств и преобразуя их в жажду. Жажду, что насытить может лишь она.

Не давая шанса отстраниться, скольжу языком меж раскрытых пухлых губ. Внутрь. Глубже. Вынуждая запрокидывать голову назад и раскрываться. А после отступаю, чтоб снова толкнуться вперед и взять свое.

Не знаю, откуда во мне это чувство. Но она моя. И теперь, когда ощущаю вкус ее губ, я хочу большего. Всю. Целиком. Хочу.

Чуть сместившись, притягиваю девушку к себе на колени и заключаю нежное женское тело в капкан рук. Прячу в объятиях, прижимая к себе и инстинктивно прикрывая собой от любопытных глаз, продолжая терзать ее губы, все сильнее распаляясь.

Жадно шарю по ее телу ладонями, впиваясь в мягкую плоть. Мне хотелось бы убрать преграду ткани, но где-то на задворках сознания пульсирует мысль, что здесь не место. Я это понимаю. Но не могу. Ни оторваться. Ни отстраниться. Разрешая себе еще мгновение насладиться ею.

Судорожный вдох после поцелуя и хриплый шепот:

- Кто же ты, сладкая?

Но в мозгу, словно отщелкивает.

“Кем бы ни была, ты все-равно моя. И скоро сама осознаешь это. Уж я обещаю.”

Смотрю в ее подернутые дымкой цвета голубого неба глаза, продолжая поглаживать по волосам. Задержать бы время. Остановить. Да хоть бы перенестись подальше от лишних глаз. Но это, бл…, невозможно.

Боковым зрением замечаю, как к столику подходит официант и едва слышно убирает с пола хрустальные осколки. После тенью ставит новые бокалы на стол и вторую бутылку игристого. Ждет.

Как бы-то ни было, но поговорить серьезно все же стоит, а лишние свидетели этому ни к чему. Потому на пару мгновений закрываю глаза, показывая официанту, что вижу его старания, и он отходит.

Арлин, будто только этого и ждет, чтобы оттолкнуть мои руки и демонстративно вернуться на свое место.

Первая мысль, подкрепленная рефлекторным движением рук - задержать, но знаю, удерживать насильно долго не выйдет. А я хочу ее себе. Надолго. Навсегда. И скрепя зубы, даю ей возможность сделать по-своему.

“Придется приручить тебя, милая, чтобы мои объятия стали для тебя единственно необходимыми.”

Тянусь к бутылке “Фраголино” и медленно наливаю вино ей, после этого себе. И подняв бокал вверх, произношу:

- Предлагаю выпить, - в горле пересохло и сердце до сих пор не замедлило свой бег, но взять себя в руки необходимо. - Просто выпить.

Делаю глоток, второй, третий. Спустя мгновение игристого напитка в бокале как и не бывало.

И я наливаю себе еще.

- Любимая, моя девочка, мое ты сокровище, спасибо, - улыбка освещает его лицо. Он безумно счастлив видеть ее, такую лучащуюся светом любви, и слышать слова, что заставляют сердце биться чаще.
- Дыши, родная, дыши мной, - обнимает крепко Арлин, прижимая к груди, а после в губы целует крепко и сладко в то же время.
- Мой подарок это ты, бесспорно, а коллаж это символ твоей любви, что буду хранить особо бережно. Спасибо, милая... - снова целует, а сам думает, что имела в виду под другим вариантом, но готов подождать, не озвучивая вопроса.

- Джеймс, Джонатан, Гай, Эмма, Каролина, Кейт, спасибо большое за поздравления. Польщен, - легкий кивок головы.
- Софи, неожиданно приятно получить от вас в подарок песню. Не скажу, что эта музыкальная композиция в моем плейлисте, но я рад был ее прослушать. Благодарю.
- Я несколько удивлен тому, сколько внимания уделено моему нынешнему костюму, - поворачивается к зеркалу и рассматривает костюм придирчиво. - Джеймс, сначала ты, теперь эти двое, - качает головой недоуменно. - Со стороны виднее, видимо, но мне костюм нравится.
- Роджерс, Нортон, - обращает на них свой взор, - ваше старание и проведенные без сна ночи заметны. Меня воодушевляет то, что вы можете направить свою энергию в полезное русло. Ваши поздравления и подарок приняты. Можете выдохнуть и расслабиться.
- Леони, большое спасибо за поздравление и... Добро пожаловать в игру. Пусть для реализации ваших желаний будет достаточно возможностей.
- Шеридан, ваши пожелания и поздравление услышаны. Благодарность вам от меня, - прикрывает глаза на пару мгновений и чуть опускает подбородок.

- Молли, спасибо за поздравление. Приятно очень.

- Эстель, если представить, что россыпь кофе - без кофеина и отложить сигару, то провести вечер за бокальчиком коньяка можно. Спасибо, - благодарит с улыбкой на губах.


- Роджерс, я тебя услышал, - кивнул. - Спасибо.

- Сладкая, люблю тебя.

- Маркус, Эдвард, спасибо за поздравления. Маркус, твой подарок мне по душе, он в летнюю жару особенно применим.
- Любимая, - рассматривает костюм со всех сторон и тут же меряет, - я прямо ощущаю под ногами теплый песок и лучи августовского солнца на лице. Спасибо, родная. День рождения продолжается, - довольно улыбаясь, целует свою сладкую девочку в губы.

- Выпуск "Пульса", как всегда, шикарен. Огромная благодарность.


- Я не написал, но улыбнулся. Метко сказано, - смеется.

- С днем рождения, Кейт.


- Моя ты заботливоя, и пальто на осень приготовила мне. Бесконечно люблю тебя, Арли, - смотрит в небесно синие глаза любимой, а после целует крепко и сладко мягкие женские губы. - Но для тебя у меня тоже есть

Улыбайся, сладкая, и танцуй, - "для меня" добавляет мысленно.

Когда на мою женщину пристально и довольно долго смотрит мужчина, пусть и погрязший в десятках прожитых лет, желание спрятать свое сокровище от чужих глаз расцветает почти мгновенно. А когда, к тому же, старик довольно долго игнорирует протянутую для пожатия руку, затягивая знакомство, все мышцы тела невольно напрягаются в защитном порыве. Притягиваю любимую ближе, но продолжаю держать вежливую улыбку на лице, готовясь к любому исходу развития событий.

- Меррик? - усмехаюсь, услышав из уст старика знакомую фамилию. - Ну надо же! Значит, это всё тоже твое? - Добродушно спрашиваю, а в голове крутятся мысли: “Однофамилец? Родственник? Сколько их встретим еще?” За последние несколько месяцев я привык быть для любимой всем. Только я. Тем, с кем можно поделиться радостью, болью, сомнениями. Тем, кто защитит и решительно закроет от всего мира стальными объятиями, лишь только стоит ей пожелать этого. Тем, кто любит, несмотря на все слова, произнесенные в порыве гнева и душевных страданий. Тем, кто духовно близок, и километры расстояния не меняют этого. Но сейчас даже возможность возникновения новых родственных связей воспринимается угрозой забрать часть сердца любимой. Сердца, принадлежащего мне.

Заталкиваю поглубже собственнические чувства и только собираюсь спросить то, что крутится в голове, как огромная капля дождя разлетается на щеке на мелкие брызги. Дергаюсь от неожиданности и резко поднимаю голову вверх, обводя взглядом надвигающиеся тяжелые тучи, что закрывают чистое голубое небо грязно-серой завесой. Становится заметно темнее. Арлин тихо ругается и прячется под моей ветровкой, как под зонтом, закрывая голову и плечи. Дождь усиливается, с каждой минутой набирая обороты. “М-м-мда-а-а... Накрылся пикник под открытым небом.”

- Что же это мы! Не ночевать же вам здесь, под дождем? Давайте ко мне, я напою вас горячим чаем, вы высохнете и я всё разъясню.

Старый Меррик проявляет гостеприимство и широко улыбается, приглашая нас к себе. Все бы хорошо, но слова сопровождаются уже навязчивым разглядыванием моей женщины. Словно вспоминая. Узнавая. И это не обожание фанатов - уж я успел насмотреться на них. И не мужской интерес при виде красивой девушки. Какое-то более глубокое чувство. Не могу понять. Что напрягает.

- Мой дом по адресу 17, Гансгрин Парк, Аймут. Найдете?

Пытаюсь отпустить зависшие в сознании предположения о скрытых мотивах старика и согласно киваю. Ночевать в машине будет явно неудобно, пусть и хотелось бы насладиться блаженной тишиной в этом Богом, а, главное, и людьми, забытом месте. Можно возвратиться в Эдинбург, но ночью в проливной дождь это небезопасно. “Ну да, теперь мне важна безопасность. Вот только не своя. Я веду игру со смертью с рождения, но своей Арли рисковать не намерен. Да и выяснить, что скрывает старик, необходимо.”

- Только сначала мне нужно вернуть своих девочек в загон, - вспоминает Меррик и суетливо оглядывается.

“Свой или чужой”, - раздумываю, наблюдая, как старик полошится за отару овец. Иметь хорошего управляющего, знающего местность и всех в округе, дорогого стоит. Да и хозяйственность у него в крови. Но я слишком хорошо знаю, что первое впечатление бывает обманчиво. И прежде, чем подпускать кого-либо к своей семье - моей, пока еще небольшой, семье, - я должен удостовериться в его благих намерениях.

- Ну что, поедем в гости к старому Меррику? - прижимаю любимую к себе за талию и, прикоснувшись к ее виску, ощущаю размеренное биение сердца легкой пульсацией венки под губами. “Мое, ты, сокровище. Мое.”
- Поедем, - тихий шепот в ответ, и я на пару мгновений стискиваю любимую почти до хруста. Непреодолимо хочется вжать ее в себя и не выпускать никогда.
- Тогда почему мы до сих пор мокнем под дождем? - усмехаюсь, замечая на носу Арлин дождевую каплю, и, быстро наклонившись, собираю ее губами. - М-м-м-м, - тяну, чуть прикрывая глаза от наслаждения, - сладкая ты.
- И ты, - любимая проводит пальцем по моим губам, едва касаясь, и медленно, так, что не отвести взгляда, облизывает, показывая самый кончик розового языка.
- А ну-ка марш в машину! - сузив глаза, категорично киваю и для увесистости слов подгоняю Арли, слегка шлепая по округлым ягодицам - не могу удержаться. Ранее казалось бы, холодные капли дождя, теперь теплыми струйками стекают за шиворот, совсем не освежая. Желание горячит кровь.
- Ай! - оборачивается любимая с, на первый взгляд, возмущенным блеском в небесно синих глазах. Но меня им не обманешь. Там, в глубине, уже медленно оплавляется тягучий мед предвкушения.

“Черт, сладкая, как же я хочу тебя! Особенно, когда с такой страстью на меня смотришь.”

Мы быстро направляемся в укрытие теплого салона автомобиля, то и дело оглашая округу смехом. Противостояние. Азарт. Страсть. Сорванные впопыхах поцелуи, что лишь дразнят, заставляя желать большего. Всю. Только для себя. Но, как только увесистые капли дождя перестают разбиваться о голову, становится не до веселья. Арли поворачивает голову, и мягкие губы накрывают мой рот нежной лаской. Вдох. Ею. Словно электрический разряд по коже, и легких поцелуев кажется мало. Желание проникнуть глубже рвет сознание. Быть внутри. И там черпать ее сладость напрямую.

Не замечаю, как тяжелый шелк женских волос укрывает руки. Главное, ближе быть, забрать все и наполнить под завязку собой. Подчиненный этому желанию скольжу языком, обводя губы изнутри, щекоча десна и вынуждая сердце гонять кровь по венам быстрее. Сердце, что уже надрывно бьется, отдаваясь пульсацией в каждой клетке тела. Сердце. Ее. Мое. Одно на двоих сейчас. Толкаю язык глубже, и, встретив ее язык, не даю сделать и вдоха, чуть ли не трахая ее рот своим, раз за разом скользя меж губ. Грубый натиск. Необходимость. Жажда.

На ощупь, пытаясь не отрываться от сладких уст, дергаю ручки и отодвигаю передние кресла максимально вперед - нужно больше места для того, как хочу. Становлюсь на колени между сидениями и подвигаю любимую к себе, вынуждая чуть съехать по обшитому черной кожей дивану вниз. Не преднамеренно резко. Но от вида ее колышущейся груди, уже не скрытой ни одним кусочком ткани, почти готов кончить. Арли судорожно вздыхает, прижимаясь теснее горячей промежностью к моему налившемуся желанием паху и, смотря на меня из-под пышных ресниц, демонстративно ставит правую ногу на спинку переднего кресла, чуть сгибая в колене, а затем и левую, раскрываясь полностью.

- Черт… я начинаю любить, - хрипло шепчу, дергая собачку молнии и высвобождая пульсирующий пенис, - наши выезды на природу. - И положив ладонь на низ ее живота, подаю бедра вперед, нанизывая любимую на себя по самое основание члена.
- Да-а-а-а… а-а-а… ах… - протяжный выдох в ответ, и я накрываю мягкие губы любимой своими. Чтоб снова и снова, выбивая из ее тела наслаждение, собирать сладкие стоны, перемешанные хриплыми криками. Все себе. Все. И ливень ли барабанит за тонкой обшивкой автомобиля или же это сердце рвется из груди. Вспышки молний из развернувшихся небес иль искры оргазма застилают взор. Какое-то время не знаю ничего. Все чувства за гранью. Реальности нет.

Тихий голос любимой на соседнем сидении, больше напоминающий мурлыканье обласканной жизнью кошки, вызывает самодовольную улыбку. Она такая разная. Яркая, сильная, смелая, настойчивая, даже дерзкая порой. И, в то же время, чувственная, откровенная в своих желаниях, и, как нежнейший шелк, льнет к рукам, будоража животные инстинкты в стремлении забрать себе. Окидываю взглядом обновленную после стремительного ливня зелень, словно нежущуюся в теплых лучах солнца на закате дня, и невольно сравниваю с Арлин, расслаблено напевающей песню Элвиса. “Могу любить и нежно, сладкая. Но не менее сильно,” - хмыкаю своим мыслям и неспешно выруливаю на шоссе. В зеркале заднего вида заметно, как тяжелые грозовые тучи отдаляются, открывая чистый горизонт, а дождевая вода слетает с набирающего скорость автомобиля, оставляя позади легкий туман, что бликует в лучах заходящего светила.

Некоторое время спустя въезжаю в небольшой рыбацкий городок на берегу Северного моря. Аймут. Кое-где виднеются двух-трех этажные дома из желто-коричневого кирпича с ярко рыжей черепицей. Они окружены пестрой зеленью созревающих яблонь и груш, что после бескрайних просторов вересковых полей создает впечатление вечнозеленого лабиринта. Следуя навигатору, двигаюсь дальше, отмечая боковым взглядом под навесом одного из домов расстеленный на траве клетчатый плед с раскрытой книгой и детский мяч у качели. Улыбаюсь, почему-то представляя насупленную длинноволосую девчушку, в категоричной форме требующую с ней играть, и чувствую тепло в груди.

- Сладкая, а нас-таки ждут, - удивляюсь, заметив уже знакомого Меррика, который с завидной для его возраста прытью бежит навстречу и машет в сторону подъездных ворот. - И, судя по всему, рады видеть. - Два хлопка закрывающихся дверей автомобиля, и я, приобняв за талию любимую, вхожу в дом.


Вопрошающий шепот Арлин, и ответить я могу лишь отрицательно. Мне непонятна эта радость от встречи с нами в глазах, которую подделать не так просто. Слова, жесты, движения тела контролировать легко, но глаза не зря называют зеркалом души, правду в них скрыть намного сложнее. А за те пару приездов к своему деду еще ребенком я осознал, что родные меня не ждут, и мое присутствие больше в тягость. Никому не нужные вопросы “Как дела?”, “Да ты уже вырос?”, “Учишься хорошо?” и никому не интересные ответы, которые даже не удосуживались слушать - вот и вся семейная встреча. Но сейчас, в гостях у совершенно постороннего человека, происходит совсем иначе.

“Прожитые годы в одиночестве, вероятно, накладывают свой отпечаток, - раздумываю, наблюдая, как старик суетится, с чуть заметным тремором в руках разливая чай, а после подает чашки с дымящимся напитком нам, - но только ли они?”

А старый Меррик все так же бросает взгляды на Арлин, когда думает, что она не видит. Благоговение, удивление, даже радость то и дело мелькают в его глазах. Что странно. Глоток чая в ожидании обещанного им рассказа, но терпение любимой быстрее дает сбой. Она отставляет чашку с чуть заметным звоном о блюдце и, глядя на старика прямо, даже можно сказать, требовательно, говорит:


Появись у меня даже вероятность появления неучтенной родни, не знаю, как реагировал бы, но узнать о ней побольше, вероятно, тоже захотел. Наблюдаю за любимой, приобнимая и успокаивающе поглаживая ее талию. Губы Арли чуть поджаты от волнения, и словно не зная, куда деть руки, она накрывает ими мои пальцы, прижимая теснее к себе. Тут же ставлю чашку с недопитым чаем на стол и кутаю любимую в себя, заключая в кольцо сильных объятий. “Я рядом, - словно говорю всем телом, - я с тобой.” Старик, тем временем, вздыхает, будто вместе с воздухом высвобождая все сожаление, что накопилось за долгое время в груди, и тихо подтверждает мою догадку, говоря, что он единственный оставшийся в живых Меррик. Но конец фразы заставляет напрячься:

- Ты так похожа на нее… - Недолгая пауза, и старик уточняет: - На великую Дженни. - Затем резко поднимается, словно решив что-то для себя, дергает ящик в серванте, совершенно не обращая внимания на рассыпавшиеся по полу бумаги, и, достав кусок плотного картона, подносит его к нам.
- Какое знакомое лицо, - удивленно поднимаю взгляд на Арли и снова опускаю, разглядывая такие любимые черты на старинной картине. Не удержавшись, провожу подушечкой указательного пальца по покрытой масляными красками поверхности, обводя овал лица, и тихо хриплю - в горле пересыхает на раз. - Таких совпадений не бывает…

“Не забывай вспоминать обо мне,” -старательно и, быть может, с любовью выведено каждое слово и каждый завиток. Старик продолжает вещать что-то про Дженни, ее мужа “волка”, титулы и кто кому кем приходится, а я даже не пытаюсь вникнуть в разговор, продолжая рассматривать картину. Но на словах “он твой при одном условии” поднимаю голову:

- И каком же? - По документам Меррик-Мэнор вместе с гектарами земли вокруг уже принадлежит Арлин. И уж я позабочусь о том, чтоб никто не посягнул на ее право собственности.
- Вы должны восстановить фамильный замок. Я не смог. Только и оставалось что охранять его. - Ответ Дугласа вызывает улыбку. Хозяйственный какой. И чувство принадлежности к старинному роду ему не чуждо. Но он может быть спокоен. Возрождением былой красоты древних стен мы с любимой займемся вместе, и уж от лишних глаз и праздно шатающихся по округе туристов точно защитим, построив дом, где даже вспышки фотокамер и наглая толпа репортеров не смогут омрачить отдых душой и телом на лоне дикой природы Шотландии.

Слушая рассказы о пра-какой-то бабке Арлин, так похожей на нее внешне, я все больше вижу в той сильной, гордой и самодовольной родственнице свою любимую и начинаю отлично понимать поведение “волка”. Кажется, когда любишь, то укроешь и спрячешь свою женщину от всего мира, словно щитом защищая, пусть даже против ее воли. Но сломать тот внутренний стержень, что помогает ей справиться со всеми проблемами, выпадающими на жизненном пути, не так просто. Той силы духа, что не дает ей опускать руки и помогает преодолевать преграды, нелегко лишить. Да и не в этом цель. Огонь любви, переполняющий мужское сердце, заставляет быть более чутким и не давить, более мудрым и предоставлять выбор, более терпеливым и не подчинять, жестко подминая под себя, а постепенно приучая к своим объятиям. Угроза оттолкнуть от себя сильным напором и потерять навсегда не только любимую женщину, но часть своего сердца, слишком велика, чтоб рисковать. Пусть не взаперти, но сама захочет находиться на расстоянии прикосновения, чем будет рядом, в глубине души желая уйти.

Сумерки опускаются неожиданно, укрывая черным покрывалом все вокруг так, что сквозь запыленные стекла окон становится не видно ни зги. Дуглас проявляет редкое в нынешнее время гостеприимство и повторяет приглашение остаться. Я киваю, сразу отметая мысль о возвращении в отель по мокрой трассе ночью. Сделав неудачную попытку запротестовать, Арлин тоже соглашается, не желая обижать старика, который, словно эликсир молодости пьет, так светится участием и радушием. Я редко привязываюсь к людям, но Дуглас настолько эмоционально открыт, что, не ощущая фальши, расслабляюсь. Даже, когда расчувствовавшаяся любимая ныряет в объятия старика и прижимается к его груди.

- Ладно, ложитесь отдыхать, а я пойду к себе. Если что понадобится - кричите. - Дуглас с некоторой неохотой отстраняет Арли и уходит, сопровождаемый затихающим скрипом половиц, оставляя нас в небольшой, но уютной, комнате с широкой кроватью. Но не мысли об отдыхе крутятся в моей голове.

Свет погашен, лишь дорожка лунного света стелется по полу, создавая мягкий полумрак. Арлин такая теплая и нежная в моих объятиях, что, просто наслаждаясь нежным вкусом кожи любимой, начинаю водить губами по ее шее, покусывая, лаская языком и к мочке уха подбираясь. Такая чувственная и горячая и, словно плавится в моих руках, постанывая и давая все, чтобы не пожелал, лишь раскрываясь навстречу и жадно вбирая в себя мои прикосновения. Рта. Пальцев. Пульсирующего от налившейся крови члена. Медленно. Быстро. Срывая размеренный ритм дыхания или же наслаждаясь медленным скольжением плоти о плоть. Чуть ли не разбивая яйца о промежность в желании задвинуть глубже или же доводя до исступления невесомыми поглаживаниями. Но всегда играя головокружительную музыку на струнах ее чувственности, пока с женских губ не срывается заглушенный подушками очередной крик экстаза.


Слова любви, прикосновения пухлых губ, и тепло становится где-то глубоко внутри, даже когда рациональная половина мозга еще принимает услышанное, как желаемый бред расслабленного сознания. Удивление и вопросы “Что случилось? Почему именно сейчас?” крутятся на языке. Она так давно стала неотъемлемой частью моей жизни и неизменным приоритетом, что просто не ощущаю себя без нее. Она моя, и точка. Хоть словам я и не привык верить, особенно из уст женщин, но от того, что слышу “люблю” и вижу тому подтверждение в небесно голубых глазах Арли, сносит крышу. Накрываю любимую своим телом и, шепнув:

- Безумно, безумно люблю, - сминаю ее губы в поцелуе, жадно стискивая руками льнущее ко мне женское тело, и словно пью до дна.

Серия поцелуев, хриплых выдохов и судорожных вдохов, после чего прислоняюсь лбом к ее лбу, прикрыв глаза и выравнивая дыхание.

“Убью. Но не отдам. Моя.”

- Звучит несколько двусмысленно, любимая, - усмехается. - Но как размер макаронин влияет на их вкус?


- Карбонара, девочка, - даже облизывается вспоминая. - Но выбирал я блюдо отнюдь не по сорту макарон, а по начинке. Но с тобой так приятно... и дегустировать.

Притягивает к себе Арли ближе, затем разливает соевый соус и палочки берет в руку.

- Приступим, приступим к нашему обеду, я проголодался. О-о-о-очень сильно, - и тянется к самой вкусной Филадельфии. - Тебя покормить, сладкая?

- Софи, с днем рождения. Яркого солнца и приятного времяпровождения, с кем и где бы ты не была.

Со скрипом открывается первая дверь...

"Угадай, кто я"

Какие личности спрятались за этими праздничными костюмами и мейкапом?