Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Франция. Париж.

Прикосновения все еще щекочут россыпью созвездий нуарской ночи. Фантомное касание все еще ласкает, когда мягкое рычание автомобиля стихает. Каменные ступеньки заканчиваются слишком быстро и спрятать довольную усмешку не успеваю. Пьер встречает на лестничной клетке, сложив руки на груди. Жако гордо восседает на его плече и пренебрежительно пушит желтый хохолок. Вредная птица.
- Я уже видел это выражение лица. Ничего хорошего не вышло.
- Ты будешь читать мне нотации? - поднимаю брови в удивлении, пытаюсь погладить попугая, но тот отступает. Изменщик.
- Он мой брат. И я не знаю, за кого переживаю больше.
- Так успокойся. Мы уже взрослые люди. Как-нибудь разберемся сами, - оскорбившись на Жако, оставляю попытки привлечь его драгоценное внимание.
- И чем же взрослые люди занимались у деда в гостях? - Пьер поднимает брошенную сумку и подходит к моей двери.
- Взрослыми делами, - открываю квартиру.
- Не хочу даже слышать. Или хочу? Или все же нет? - похоже, это скоро станет единственным, что буду слышать в рамках разговора о семействе дю Вилль.
- Заходишь или нет?
- Иду. Я надеюсь, у тебя осталось еще того земляничного мороженого? У меня серьезная психологическая травма.
- Но я даже ничего не сказала.
- А тебе и не надо.
Входная дверь хлопает, замок с сухим щелчком закрывается, заглушая разговор.

Часы на квадратной башне Лионского вокзала отсчитывают последние минуты до прибытия поезда. На перроне пусто, лишь кое-где разбросаны группками туристы. Сегодня понедельник, а значит горожане с корзинками для пикника остались в жерновах обязанностей, и воздух у королевского пруда гарантированно будет свежим.
Поправив наушник, запрыгиваю в вагон. Привычный маршрут до Фонтенбло успокаивает как и плейлист от Лоренса.

Трава под ладонями острая, колючая, утром подстриженная. Солнце за закрытыми веками слишком яркое, белыми всполохами прожигающее. Мазохистское удовольствие не дает отвернуться, спрятать лицо под краем тонкого пледа. Раскинув руки, лежу у королевского пруда, жмурясь от двойственности. От жарких лучей и прохлады воды. Требовательные крики уток прорываются сквозь музыку, возмущенные безразличием. Им не под силу разорвать это странное ощущение покоя и умиротворенности. Легкую дрему, когда существуешь в двух мирах одновременно. Слышишь, что происходит вокруг, и касаешься тонких лепестков сновидений.
Уединение нарушают ленивые образы бродящих по садам замка Фонтенбло королей и придворных. Смех, эхом разносившийся среди деревьев, и щебет птиц, свысока наблюдающих за людской суетой. Кончики пальцев начинают чесаться от желания сжать карандаш, обвести прерывисто оборки дамских платьев, закрасить мягким объемные пуфы мужских рукавов, набросать тонкими штрихами легкие перья в прическах и на шляпах, а позже разлить зелень и ганзу акварели, смешивая листву и солнечный свет в единое.
Не открывая глаз сажусь, складывая ноги в подобие "лотоса", на ощупь нахожу раскрытый альбом и карандаш. Обежав пальцами края альбома, подушечками очерчиваю контуры будущего рисунка. Остановившись в предположительно середине листа бумаги, опускаю карандаш, позволяя руке свободно перемещаться, следуя только картинке перед внутренним взором.
- Вы правда нарисовали это с закрытыми глазами? - удивленный голос попадает как раз в тишину между песнями, и я вздрагиваю, позабывшая об окружающем мире.
Открываю глаза лишь для того, чтобы недовольно посмотреть на наглеца, посмевшего мешать. Отвыкшие от света зрачки несколько секунд видят только белые пятна, пульсирующие как живые.
- Вы правда задаете глупые вопросы? - вынимая один наушник смотрю на мужчину, закрывающего мне солнце.
- Такая уж моя профессия, - он пожимает плечами, и я замечаю на его шее журналистский пропуск.

- Давайте я подвезу?
- Спасибо, но нет. Привыкла уже поездом.
- Вы не кажетесь мне человеком привычки.
- Со всеми случаются исключения, - пожимаю плечами и достаю наушники. - До свиданья, Леон.
Леон пишет статьи о путешествиях. По образованию историк, счастливо женат и влюблен во Францию. Благодаря его пропуску, мы можем бродить по самым темным закоулкам замка безнаказанно. Его ремарки, факты, известные далеко не каждому гиду, раскрывают все вокруг в новом свете, добавляют красок и контурных линий.
Вечер окутывает Фонтенбло махровым покрывалом, светится далекими огнями замка, мажет жесткой кистью скорости поезда. Мягкий свет в вагоне расслабляет, опускает в состояние сонной неги, глупого счастья после продолжительной прогулки. Глаза закрываются, и только музыка удерживает от полного погружения в сон.
Когда до Парижа остается всего несколько километров, музыку прерывает звонок. Не глядя отвечаю, в ухо льется экспрессивная лексика дю Вилля младшего. Самого младшего.
- Где же ты? Гдее? Где тебя носит весь день? Устал жлать! Хотел лично сказать, но уж нет сил терпеть.
- Говори уже, - с легкой улыбкой, отодвигая от уха телефон.
- Я буду шить костюмы для Дон Жуана!! А ты - проектировать декорации в Гранд Опера!
- Когда ты успел туда встрять?
- Тебе ли не знать, что встрять я всегда успеваю.

- Может ты наконец оставишь телефон в покое и обратишь внимание на меня?!
- Да, босс, - смиренно киваю, засовывая телефон в карман комбинезона.
- Так вот, я говорил, что хочу, чтобы платье Эльвиры гармонировало с цветами на обоях в спальне Анны. Ии...
- Иии ты мне покажешь эскиз? Ткань? - если бросить попытки понять логику дю Вилля, жить становится гораздо проще.
- Для кого я тут размахивал листами и отрезами этого серебристого шелка?! Опять!! - под звук смски Пьер сокрушенно падает на стул, фонтаном разбросав вокруг себя эскизы и образцы тканей.
- Прости, - вины в моем голосе не больше, чем дождя в безоблачную погоду.

- Ты же знаешь, что тебя все ненавидят?
- Да ладно, они меня просто обожают.
- И тщательно это скрывают.
- Конечно, ты бы видела как они бегут на примерку.
Закатив глаза, пихаю ногой в бок Пьера, развалившегося на моем диване с видом победителя, поедающего брауни мадам Мерсье.
- Спасибо все равно. За работу, - улыбаясь утаскиваю последнее пирожное с тарелки. - А теперь проваливай, мне нужно обдумать сцены в аду. В тишине! Без твоего радостного чавканья.
- Неблагодарная, - с видом оскорбленной невинности Пьер поднимается с дивана, показательно отряхивает малиновые джинсы и забирает с журнального столика пиалу с засахаренными орешками. - Запомни, что языки пламени должны повторять вышивку на сорочке Жуана.
- Почему не на семейках?
- Потому что опера у нас, к сожалению, с низким рейтингом, - уже в дверях, хрустя моими любимыми орешками. Скотина.
Отношу грязную посуду на кухню, чтобы освободить еще немного дополнительного места. После раскладываю по всем доступным поверхностям наброски и планы декораций. Кто мог догадаться, что прежде чем нарисовать цветочек, придется серьезно обдумать его местоположение.
Закатываю рукава, рассеяно пытаясь вспомнить куда подевалась удерживающая его булавка. Завтра надо поговорить с техниками, узнать предел возможностей, чтобы не напороться на очередное "мы все сделаем, мисс", а после разочароваться. И в очередной раз попытаться приструнить Пьера, потому что недалеко то время, когда он выбьет рейтинг повыше просто ради того, чтобы показать какие шикарные семейки он может сшить. От плана отвлекает стук в дверь. Все еще погруженная в размышления о реальности принятых решений, открываю дверь.
- Сладкого больше нет, - поднимаю голову, ожидая увидеть Пьера, но на пороге другой.
- Отличная рубашка.
- Привет, - улыбаюсь Басу, склонив голову к плечу.

- Тшш, Жако, не шуми. Ешь свой банан, - накрыв клетку от греха куском ткани, продолжаю сборы в Оперу. Разбудивший в шесть утра Пьер преисполнен энергии и коварных планов. А с таким Пьером спорить хоть и увлекательно, но бесполезно.
Игнорируя наказ одеться презентабельно, натягиваю привычные шорты и серую футболку. Рабочий комбинезон, заляпаный красками так сильно, что синева джинсы практически не видна, складываю в холщовую сумку вместе с карандашами и альбомом.
Телефон лежит на полочке над кроватью, и чтобы добраться до него приходится перелезть через спящего Баса. Стараясь осторожно переступать разбросанные руки и ноги, дотягиваюсь до телефона. От радости удачи не удерживаю равновесия на мягком матраце. Оступившись, задеваю раскрытую ладонь дю Вилля. Пальцы моментально сжимаются и хватают за пятку. Падаю кровать, пытаюсь выдернуть ногу, пока не поняли, что боюсь щекотки.
- Почему так рано?
- Пьер решил напугать актеров, не представляю как и зачем, но это кажется неплохим развлечением.
- В единственный день, когда решил проспать, - стонет Бас в подушку и передвигает руку на лодыжку. - Останься?
- Ты же знаешь Пьера, - согнувшись, касаюсь губами костяшки, - если уж что решил, так упрямее нет никого.
- Семейная черта.
В дверь стучит упомянутый всуе и требует немедленного появления той неблагодарной, которой он выбил место главного декоратора.
- Заберешь нас в девять.
Выбравшись из теплой кровати, склоняюсь над Басом и целую в недовольно поджатые губы. Не удержавшись еще раз и еще.
- Хватит целоваться!! - негодующе из-за двери.
- В восемь. Забери нас в восемь.
Схватив сумку и кеды, выскакиваю за дверь к сопящему и низвергающему "мы же опоздаем!" Пьеру.

Для женщины нет такой проблемы, которую нельзя было бы создать.

Все там же. Все те же. И кое-то кто еще.
- Дю Вилль! Мне срочно надо с тобой поговорить! - влетаю в мастерскую великого кутюрье, но застаю только шуршание ткани и быстрое "я скоро, подожди". - Никакого сочетания с вышивкой, запомни! - уже вслед, сверкающим пайетками нашивках на джинсах.
Идти обратно на сцену не было смысла - все разбежались на обед, обсудить даже траекторию полета адского пламени не с кем. Трагедия. Усевшись в кресло Пьера, принялась ковыряться в эскизах. Оказалось, что такое неблагородное дело отличное занимает время. К окончанию второй папки уже смутно чувствовала желание сотворить что-то ужасное и подсунуть дю Виллю, чтобы потом решительно отрицать любую причастность. На поиски чистого листа уходит еще пять минут. Видимо, Пьер подозревал неладное и спрятал все возможности напакостить. Но меня так просто не лишить планов мести. Разыскав лист, карандаш и дюжину маркеров, устроилась поудобнее и принялась за рисунок.
Через несколько минут настигает понимание того, что тишина угнетает. С музыкой из телефона стало веселее, и смокинг под карандашом приобретает металлические детали исключительно под воздействием Single Ladies от Beуonce.
И когда уже дорисовываю желтую розочку в петлице, дверь открывается, а в мастерскую заходит девушка. Не из работников, вижу впервые. Решаю быть милой.
- Здравствуйте, вам помочь? Или заблудились?
- Добрый день. Ищу кутюрье дю Вилль. Сказали искать здесь.
- Все верно, - сопротивляюсь желанию назваться тем самым кутюрье, и как не печально признавать, безуспешно. - Что-то хотели конкретное?
- Да.
- Ох, прошу прощения, присаживайтесь, - указываю рукой с тремя маркерами на кресло перед столом. - И что же конкретное вы бы хотели?
Пусть разбирается сам потом с тем бардаком, который я натворила. Будет знать как игнорировать меня ради кого-то и чего-то неизвестного.

Не скрывая негодования, сопит. Мистер Филдинг, почему вы не реагируете на мои попытки услышать ваш голос? Или хотя бы выяснить не померли ли вы еще?
Грешным делом подумала, что вашего Кавендиша зовут Тимоти)) В общем-то у меня предложение: а не прокатиться ли вам вместе с Элен до Парижа? А потом и до Лондона разгадывать детехтив, в который вы вляпались в Нью-Йорке?)

Райль, правду сказать, полагала, что стимулирование проходит иначе)) но что я в общем-то могу знать о том, как мужчины стимулируют друг друга)) Вы у Лондоне? Какая удача) Давайте напьемся прогуляемся по Пикадилли?)
Эдик, щастье мое, пожамкать тебя не выйдет из-за расстояния между нами) В таком случае хотя бы голос почуть и хватит) Ты не баись, мы с Элен с удовольствием потаскаем твое послушное безвольное тельце по всей Европе, если понадобится)) А за "игр..кхм" мы найдем у тебя итальянские корни и младшего братика стефана)



пс: таки вы были правы, Райль, таки правы))

Джей, поддерживаю у вопросе праздника дю Вилля. В общем и целом "за". И кажется лучше что-то покороче, как в прошлом году.
Элен, давай пиши-пиши, я уже хочу раздевать суричку снова увидеть дождливый Лондон) прикатите с Эдичкой?)
Басю, спасибо за пост. За черничные и часы. хоть где-то повезло и готовлю не я, а мне)))) только ты явно упустил чем все закончилось)

Ланнистеры всегда платят долги?)) *тырит печенюх* Риша! Я тут такое увидела! Такооооооое!! Отетот наш любимый пупсег был в ИП дотракийцем! Я таки у культурном шоке) таки ему не идет коса))

Басю, думаю, что таки хорошо знаком) Петя делал)) Спасибо)

Джей? Это приглашение на покурить?)))
Скайп тупит у всех, матюгаюсь весь вечер.
*внимая примеру Баси* Адельчик, звезда моего небосклона ясная, когда ждать постег о коварном мсье Лоренсе?) тот, который Реми)

Боги, что же делать. *подставляет мусорный пакет для осколков* Одна беда бедовая)Бастиан, заткни уже меня как-нибудь)))

Последние ноты гимна тают в священном ропоте толпы. Последний матч, закрытие чемпионата. Воздух буквально пропитан нервным ожиданием.
Сцена уже выстроена, вокруг танцоры, словно рассыпанные на песок жемчужины. Мне легко. Дышать и подниматься по шатким ступенькам. Ловить дрожащие взгляды музыкантов на сцене. Сжимать руки незаметно нервничающих танцоров в золотом. Все будет хорошо. Ведь вокруг нас праздник.
Крепче перехватываю барабанные палочки, мелодия отсчитывает третий такт. Музыка захватывает, ведет за собой, задает настроение. Яркая, динамична, собранная из нескольких стилей, она распаляет сильнее бразильского солнца. Не чувствую ничего, кроме нее и желания танцевать. Красная бахрома вьется вокруг ног, путаясь, не успевая за движениями бедер. Босые ступни едва касаются натянутого пола и мне кажется, что если дойду до края сцены, не упаду, а просто пойду дальше.
Трибуны смазываются в бело-синее гудящее пятно, но знаю, что болельщики кричат, свистят, топают ногами, ведь простого хлопать в ладоши недостаточно для матча. Их энергия заразительна, от этого "ла-ла-ла" быстрее, с угрозой выбиться из нот, но мне плевать. Потому что ощущение полета и чистой радости стоит даже пропущенных нот.

Выступление заканчивается и наша разноцветная процессия медленно тянется прочь с поля. Вспоминаю о камерах только сейчас. Улыбаюсь и махаю рукой, словно девчонка впервые попавшая на концерт любимой группы. Руки одного из танцоров утаскивают в поворот и незамысловатые шаги сальсы. Смеюсь, потому что Диего всегда вольно интерпретирует заданную хореографию. Краем глаза улавливаю полосатое движение. Арбитра почти не заметно среди ярких костюмов, я просто знаю, где искать.
Незаметно исчезаю из толпы выступающих. Подстриженная трава щекочет, пока бегу к местам, где рвут на себе волосы тренера. Радостно здороваюсь и нахально занимаю под белым козырьком. Хорошо быть знаменитостью и ходить в друзьях у половины мировых тренеров и состава футбольной команды Аргентины.

Возлежит звизда на лавках тренеров с видом скучающего Цезаря. Кушает виноград и постит в инстаграм фотки мокрых футболистов.

С самого начала сижу на попе ровно. Непривычно тихо, не мешаю тренерам нервничать. Гальварра уже почти протоптал дорожку вдоль белой линии. Надо будет в перерыве попросить доставить ему беговую, а то мельтешит, отвлекает. Зато Таунсенд растоптал два пятна, четко по форме своих туфель, надо будет стрельнуть в перерыве жвачку, пока не убег наставлять своих детишек.
Счет открыли немцы. От злости протоптала рядом с Гальваррой еще одну дорожку. Матерились на трех языках. Английском, португальском и немецком. Чтобы все знали глубину нашего горя. Театральный талант Маккорда-Левесси проснулся не вовремя. Он у него всегда не вовремя. Как прикинуться в Старбаксе непонимающим, кто такой Маккорд-Левесси, так он не может, перья распускает, а как вовремя не упасть на траву - это слишком сложно. Горе всей Аргентины. Потрясаю угрожающе кулаком: не видать ему автографа на правом полупопии!
До гола в ворота Германии плохо понимаю, что происходит, но вдохновенно, на всю мощь легких ору:
- Аргентина впереееед! Не туда, а нет - туда! Не стой, беги уже куда-нибудь!
Радуюсь забившему Фаррелу так, как не радовалась первому альбому. Прыгаю на месте и обнимаюсь с Гальваррой. Пожалуй, Фаррелу можно еще и сердечко дорисовать. Доброта моя границ не знает.
Мяч снова в опасной близости от ворот Аргентины. В напряжении хватаю оказавшегося рядом Таунсенда за руку. До конца тайма всего пара минут. И эти пара минут натягивает нервы как тетиву Оливер Куин.

Слоны шикарны)) Единственное, что я осознала из всего матча))
Арбитр, мне кажется, вам надо бинокль, пенсне свисток не обладает приближающим эффектом))
И что-то мне кажется, что даже раздеванием тренера Германии никого не удивить, но удовольствие получить можно))

Тренер немецкой сборной мой порыв души чистой не оценил. Похлопал утешающе по ручке, мол, не беспокойся, по-любому продуете. Вот спасибо.
Тайм закончился и на поле высыпает околофутбольный персонал и журналисты. Команды стилем бодрящихся улиток ползут в раздевалки, тренеры уже теряются среди своей детворы. Остаюсь одна среди протоптанной травы. Нахожу взглядом полосатого со свистком. Размышляю о линии поведения. То ли поблагодарить, то ли отругать.
Усмехаюсь гремящей музыке и стараюсь незаметной проскочить в служебные помещения. Незаметной не получается, но автографы на полупопиях охранников открывают любые двери. Еще и проведут до нужной.
Захожу, и предвкушающая улыбка растягивает губы. Лежит. Готовый под полотенчиком. Закрываю дверь, чтобы добросовестный массажист не дошел выполнять свою работу. Подхожу тихо и с чувством щипаю за попу.
- Это что еще за желтое безобразие Маккорду-Левесси? - грозно уперев руки в бока, нависаю над недовольным рефери.

- Это же Маккорд-Левесси, все что он может заслужить на поле, это трепетное: вперед, ковбой.
Дю Вилль вжимается в холодную стену и крепко держит полотенце. Беспокоится за сохранность, хотя исход давно известен. Одним легким движением забираюсь на лежанку, усаживаюсь на стыдливо прикрытые бедра. Укладываю ладони на грудь, несколько сжимаю пальцы, царапая. Слышу стук в дверь. Наверное, массажист. Качаю головой и наклоняюсь, опираясь на локти и предплечья.
- Будешь обратно переворачиваться? Или делать массаж так? - предельно серьезно в губы, цепляя зубами нижнюю.

- Я говорила, - выгибаюсь, притираясь расшитым костюмом, царапая узелками его кожу. Поворачиваю голову, покорно подставляя шею. - Говорила, чтобы не обижал малыша.
Смех замирает, когда стягивает волосы в кулак. Вздох тонет в кусачем поцелуе, а последняя связная мысль - в ощущении его тяжести.
Бахрома мешает, запутывается вокруг запястья, и проклинаю то время, когда решила надеть это недоплатье. Когда терпение кончается, и я готова просто разорвать по шву юбку, находится запрятанная молния. Приподнимаю бедра, чтобы Бастиану легче было вытащить юбку.
Черт бы побрал эти концертные костюмы. Возиться с топом уже точно нет сил, поэтому просто поднимаю его к шее, чувствуя на обнаженной груди холодок воздуха и быстрые, жадные поцелуи. Обвиваю ногами, всем телом ласкаясь. Хватаю за волосы, тяну, чтобы поцеловать, а после провести по спине вниз, оставляя краснеющие полосы. И считаю нужным напомнить о желтых карточках для Аргентины, даже если сейчас мне абсолютно все равно.

Расчесываю пальцами волосы, наблюдая как Бастиан одевается. Довольная улыбка касается губ. Весь мой. Привычным движением набрасывает на шею свисток. Пара шагов, и уже хватаю тонкий шнур и притягиваю к себе.
- Запомнил?
Дю Вилль только закатывает глаза и резко прижимает к себе.
- Никаких желтых Аргентине.
Целую жадно, хватаясь за шею, больно сжимая короткие волосы, и совершенно точно зная о чем он подумал: о красных ведь речи не было.

Журналистов нет, что позволяет две минуты притворно гневно перехватывать проворные руки. Плечо нежится под оставленным поцелуем. Забираю из его рук оторванную нить. Мелькает мысль повязать на рукав вместо ленты, будто бы благословляя рыцаря на подвиги. Последние, хоть и бесполезные, наставления тают в его улыбке и гомоне болельщиков. Бастиан отпугивает боковых сведенными бровями и поменявшимся взглядом. Усмехаюсь перемене в нем и тому, как быстро слетит эта маска, когда останемся вдвоем.

Прохлада коридора исчезает на поле. Наваливается жара и духота. Влажная трава как нельзя кстати. Пробираюсь к своему облюбованному месту на тренерской лавочке.
Второй тайм вот-вот начнется и надо присесть так, чтобы солнце не светило в глаза. Если я пропущу гол Маккорда-Левесси, он мне этого никогда не простит.

Пытается откачать тренера немецкой сборной. Пытается выдрать поливалку из газона.
Молча радуется голам Аргентины. Маккорд-Левесси, впероооод!