Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Керри, оценил твой прекрасный наряд. Но считаю, что Версаче или Карден (тот от кого платье?) не может быть талантливее Бога) Ты бесспорно восхитительна, особенно тактильно, но я был слишком занят рассматриванием твоих мыслей.

МПиБ доброго дня, друзья, успеха в ежедневных подвигах!

Понравилось. Лондон.

Эдвин Хоторн
- Знаете, мне нравится Ван Гог, - он разворачивается ко мне лицом, в почти черных зрачках, таятся демоны, темные демоны, темной души, искусно скрытой за шелком и кожей. Он не кот и не Алладин, добрый пройдоха из волшебных сказок, хотя очень хочет на него походить. Он тень, бугимен – которым пугают детей. Вот только им можно пугать взрослых, талантливый, умный и преданный зверь в человеческом теле. – Удивительно трудолюбивый художник. Более двух тысяч работ за столь короткую и беспорядочную жизнь. Одних только «Подсолнухов» девять.
- Восемь,- уверенно поправляю, - вариант два с синим фоном был уничтожен во время войны.
- Многие вещи пропали во времена войн
***
Брайан Бенкрофт
- В таком случае… я мстительно ухмыльнулся и сделал вдох. – Колин вернулся из университета, Бри разбила машину, Хью поступил в колледж, Олли и Кейт купили дом в Дублине и переезжают, Кейси вышла замуж и беременна, Ирма тренируется в национальной сборной, Гвен помолвлена, младшему Олсену исполнилось три, старший Олсен нашел работу, Лиам переехал в Портсмуд, дядя Роджер завел вторую собаку...
- Хватит! – Норман испуганно округлил глаза.
Я перевёл дыхание и засмеялся.
***
- Как насчёт номера телефона? – спросил я напрямую, времени на что-то оригинальное уже не было.
- Обязательно, если встретимся в третий раз.
В третий раз?! Она шутит? Можно подумать, что мирозданию больше нечем заняться, кроме как сводить нас снова и снова.
- А тебе не кажется, что… судьбе следует хотя бы немного помочь?
***
Петер Линд-Уайатт
Цвет песчаника и антрацит, мятный и электрик, шафранный и слоновая кость, контраст и гармония. Я чувствовал зуд в пальцах, так хотелось рисовать, подхватить этот контраст старого и нового в одном, вечно молодом городе...
***
Генри Фейн
Я старался лишний раз не смотреть на Софи, потому что выглядела она сногсшибательно. Мне хотелось забыть о том, что я цивилизованный человек, закинуть девушку на плечо, оттащить в свое логово, бросить на лежанку и дальше сделать с ней… все. Совершенно первобытные инстинкты. Но приходилось помнить, что на дворе двадцать первый век, феминизм, эмансипация и прочее в том же духе.
***

Реджина Таунсенд
Мне всегда нравилось танцевать, даже если это было всего лишь покачивание в объятиях мужчины под медленную музыку. Главное, чтобы мужчина не был неприятен. Если же он был хорошо знаком или же привлекал физически, удовольствие от процесса увеличивалось.
***
Реджина, прости, не могу не пошутить по этому поводу.

Последний раз, когда я читал о пари, девушка в итоге оказалась топлес. Я обожаю женское бесстрашие и тягу к авантюрам) Надо заключить пари с Керри)

Маркус Уэстморленд
Открыться перед другим человеком – это одно, а рассказать о грехах, тому, кто вершит суд над всем сущим, совсем другое. Тут нельзя утаить, нельзя недоговорить или соврать – тогда уж лучше не приходить.
***
Может, это плод моей фантазии или сила веры, но я знаю, что она услышит меня:
- Я встретил Фею, мам. А может она и не фея - тебе сверху виднее.
- Тут важнее, что видно тебе, - мне кажется, что я слышу голос мамы. – А мне достаточно, что твои глаза блестят и улыбка не покидает губ. А помнишь…
- А помнишь… - одновременно, и по её молчанию понимаю, что договорю я, - помнишь как ты читала мне Питера Пэна и мне нравилась фея Динь-Динь.
- Как раз про это вспомнила.
Некоторое время мы оба молчим, наверное вспоминая те времена.
***

Себастьян Ленгстон
Девочки становятся женщинами только в глазах мам, для отцов они навсегда останутся маленькими дочурками.
***

Джеймс Таунсенд
– Лучше приезжай пораньше. Николь и Чарли по тебе соскучились.
Я рассмеялся. Чарли я видел ровно один раз и сильно сомневался, что новорожденный хоть как-то выделил моё лицо среди прочих. Разве что как светлое пятно на фоне тёмных родительских.
***
Мне повезло найти такого управляющего как Майкл Одили, стать крёстным Чарльза и помочь им в ситуации, способной сломать не только жизненный уклад, но и человека.
***
Джеймс, я тут как "молодой" отец подумал, повспоминал Эда маленьким.
Мой будущий крестник, немного хаотично размахивая ручками, пытался схватиться за кольцо, чтобы снова утянуть уже обмусоленного жирафа в рот. В месяц пытался схватить и раз уже обмусолена игрушка, то успешно хватал и тянул в рот. В месяц. Ну, скажем так - не по годам развитой малыш. Поздравляю!


Алехандро де Гальварра
Я боялся превратиться в него. Сейчас четко понимаю, что уже начал быть похожим на своего отца. Например, с этими отношениями, длинною в одну ночь. Ученые называют это ДНК, я же называю проклятием. Можно отмахиваться от этого сколько угодно, но кровные узы сильнее. Я ездил домой, чтобы каждый раз напомнить себе, что никогда не буду им. И каждый раз, уезжая, уже боялся сделать больно “будущей семье”. Такой вот замкнутый круг, где я добровольно становился белкой, кружась в этом самом колесе.
***

Джереми Роджерс
Мы не знали о чем спрашивать, у нас не было встреч с продюсерами, поэтому немного растерявшись, мы, четыре болвана, слушали о том, что нас ждет в случае того, если ее заинтересует наша группа и проба записи в студии окажется удачной. Парни воодушевились, но я понимал, что рано. На нашей стороне были талант, молодость, нахальство, но не было изюминки, как говорила она.
***

Генри Фейн, смотри-ка, находятся смельчаки делающие так, как ты только мечтаешь) Надо же как у вас мысли совпали)


Констанс Лоренс
Умная женщина, а я считала себя таковой, сама знает, что дура.
(ахххаха, какая самоирония)
***
Моё настроение ощутимо улучшалось и я хотела сохранить его для себя одной.
( а вот это мудро, хоть и не по заветам В.И.Л.))
***

Вот так просто?! С ума сойти.

В общем удачи вам в этой непростой ситуации.

Гай, не знаю как другие, я лично в шоке. Удивил так удивил. Точнее вы оба с Моникой удивили.

Доброго утра МПиБ!

Висит будто в воздухе, на самом краю скалистого обрыва огромный серый валун. Его поверхность отшлифована ветром и чувствую я руками, как гладкие бока вздымаются, а по тонким прожилкам течёт священная жизнь. Голубоватый при ярком свете дня, розовеющий на закате, искрящийся в серебряном сиянии луны он неизменно велик и теперь уже вечен. Я не знаком с тем, чья душа покоится здесь, я не застал его в земной жизни.
Старейший в племени Брат Совы говорит, что видел последнего нойду ребёнком, а потом покряхтывая над трубкой старательно забивает в неё табак, поджигает и вдыхает густой терпкий дым. Осматривает меня с ног до головы одним глазом оценивающе и качает головой.
- Не подхожу?
Он долго молчит, открывает второй глаз, плотнее поджимает под себя ноги, смотрит снова пристально, теперь уже прямо в глаза.
- Главное, чтобы ты сам знал кто ты есть. Присядь.
Его младшая дочь стелет у ног моих белую шкуру оленя и опустив голову удаляется вглубь чума. Я сажусь. Белая шкура для дорогих гостей, подходящий ковёр для колдуна. Брат Совы неспешно разливает чай в новые чашки с золотой каймой и в почтенном поклоне протягивает мне двумя руками.
- С добром ли?
- Не знаю, - отвар дымится, изысканный фарфор жжёт руки. Я вопросительно поглядываю на старика. Целый век он встречал и провожал небесные светила, его глаза из серых стали почти прозрачными и погрузились в сеть глубоких морщин. Теперь постоянно его взгляд кажется насмешливым.
- Может сахар?
Я киваю. Брат Совы снимает крышечку с такой же золочёной сахарницы и щедро сыпет в свою сухую смуглую ладонь куски белоснежного рафинада. Подаёт мне.
Недавно на остров самолёт привёз гостей: журналиста и женщину с фотоаппаратом. Он всё время делал записи в блокноте, она снимала пейзажи и людей. Брат Оленя принял их радушно, разместив в отдельном чуме, отвечал на вопросы, водил по стойбищу и по острову. Эти люди так смешно всплёскивали руками всякий раз, когда видели что-то необычное по их мнению. А в восторг их приводило практически всё, начиная оленьими стадами, спускающимися по склонам и поднимающими в воздух снежные искрящиеся облака, заканчивая баней, которую конечно тут же затопили для них, доказывая, что не такие уж дикие люди здесь живут.
- Дары? - Спрашиваю я, сердито указывая на красивую посуду. Ставлю чашку с блюдцем на скатерть и, поднявшись, начинаю сгорбившись мерять юрту шагами.
- Я не против, это ваша жизнь. Ваша жизнь и ваша смерть, ваша глупость и ваши пустые надежды. Что она тут делает?! – Вопрос я буквально выкрикиваю, отчего за очагом что-то звонко падает. – Иди сюда.
Дочь старика приближается, худая, невысокая стоит напротив меня потупившись, сминая руками края фартука. Я подхожу к ней и взяв за подбородок поднимаю её лицо, заставляя взглянуть мне в глаза.
- Что ты тут делаешь я спрашиваю?
Она, неопределённо махнув рукой за спину, начинает мне объяснять, как бы оправдываясь, но это не то.
- Не здесь. Понимаешь? На острове что ты делаешь?
Она не понимая пожимает плечами растерянно глядя на отца. Я тоже оборачиваюсь к нему и вот мы оба ожидаем реакции старика, его это начинает сердить.
- Куда клонишь, колдун? Говори прямо, без загадок.
- Никаких загадок, Брат Совы. Сколько у тебя детей? А внуков? А где твои правнуки старик? Увидят ли твои правнуки свой дом? А потом приедут фотографировать тебя как индейца. И вот она тоже, наверное, уехала бы, но уже ровесница мне, своей семьи нет и деваться некуда только лишь за тобой древним присматривать.
У женщины глаза стали печальными и влажными.
- Не хочу я никуда ехать, - чуть слышно сказала она.
- Меня то не обманывай. Иди уже, - я махнул рукой. – Да, бес с вами. Я уже не спрашиваю почему именно твоя семья подалась к цивилизации.
- Сам то… - заухал Брат Совы подняв сучковатый палец.
- Да, потому что сам я! Там же нет жизни, умерло всё. Не понимаете, не видите. Грызут друг друга акулы, барахтаются в кровавой луже. Вытаскивают друг у друга внутренности, на кулак наматывают, весь мир наматывают и уничтожают. А ну, скажи мне, скажи. Снимешься ты с зимней стоянки и со всеми поедешь на место летней стоянки. Куда поставишь свой чум?
- На старое же место. Куда ещё?
- На старое, именно на старое. Очаг вот этот тоже на старое место поставишь и там огонь будешь жечь, чтоб новых ран земле не наносить. Думаешь кто-то там, за пределами думает о том? Изрывают, уничтожают и жгут огнём не щадя ничего.
Меня прервал тоненький голосок, раздавшийся от входа:
- Кто же это жжёт?
Позади меня стоит крошечная девчушка в не по размеру большой малице, отчего она похожа на меховой комок с огромными испуганными глазами в глубине капюшона. Отогнула полог и тихонько нырнула внутрь тёплой юрты Брата Совы, всё слышала Чистая Водица.
- Человечество! Что надо?
- Мать зовёт тебя, сестре нездоровится. Сказали, что ты тут. Придёшь?
- Приду.
Девчонка мышью шмыгнула наружу так же бесшумно, как и появилась. Я надел рукавицы.
- Так чего хотел то. Эти ваши журналисты вчера добрались до сейда, фотографировали. Она к нему подходила, руками… - меня передёрнуло. Женщинам было строго настрого запрещено даже приближаться к священному камню.
- Так, а ты сам пойди скажи. Я-то что?
- Не могу, Брат Совы, зла много, как бы худо не вышло.
- Решил своё зло значит в мой дом принести?
- Тебе ничего не будет. Обещаю. Скажи там, чтоб больше не лезли.
- Да уж скажу. Иди.

Висит будто в воздухе огромный серый валун, дух старого нойды, а вокруг него следы непрошенных гостей. А вокруг него огромный земной мир, переполнившийся чёрными мыслями. Неспокойно сейду, я чувствую его тяжёлую тревогу и понимаю, что одному не справиться, придётся просить помощи, но я даже знаю чьей.
Спустившись к стойбищу оставил свою добычу, чтоб не тащить лису среди людей, тут же к камню и ружьё прислонил. Пошёл прямо выискивая глазами нужную юрту. Вокруг необычная тишина. Ребятишки не возятся в снегу, не спорят женщины. Пошли провожать самолёт с журналистами, для всех весёлое зрелище. А гости приехали, потоптались, оставили блестящие подарки и укатили в свой мир, прихватив пару тройку сердец. Будут эти сердца теперь метаться по ночам в неясной тревоге, зовущей их в яркий богатый мир. Я злобно сплюнул, стараясь успокоить мысли и увидел того, кого искал.
- Брат Волка, мне нужно пройтись с тобой. Прошу тебя.
Он пошёл молча, увидев рыжий лисий мех на снегу остановился, но я подал ему винтовку и не оборачиваясь стал подниматься вверх по тропе, ведущей в мою юрту. Слышал, как за спиной хрустят снегом сапоги парнишки. По правую руку от нас тянулось длинное узкое ущелье, ветер проносился по нему завывая протяжно, вырывался наружу, гнал в ноги колючий кристаллический снег, закручивался мелкими воронками и цепляясь за скалы полз выше, в самое небо. Не прощалась зима – уходила сердито и решительно, одаривая нас напоследок сильными морозами и короткими фыркающими порывами ветра, от которых воротилось даже зверьё.
Огонь в юрте совсем погас, темно было и зябко, но я обошёл вокруг помрачневшего Брата Волка, скинул его капюшон, внимательно осмотрел фигуру. Ещё подрастёт, будет выше меня, плечи расправятся как крылья. Но не птица он – Волк. Бегущий по земле, набирающий силу, перегоняющий ветер, перелетающий в прыжке скалы. Ведёт его синее марево, голубоватый снег, лазурное небо, васильковые глазки тундровых цветов, ультрамариновые ночные воды, освещённые луной. Луной. Белки его глаз сверкнули в ответ на мои мысли в полумраке.
- Снимай, - я хлопнул его по плечу и слегка потрепал кромку малицы, а сам вышел набрать сучьев для костра, сваленных тут же, рядом с юртой. Вернувшись с целой охапкой хвороста, обнаружил Брата Волка стоящим на прежнем месте совершенно неподвижно. Разжигая огонь не торопил его, нельзя делать из хищника ручного зверька. До всего он должен дойти своим умом. Полыхнуло пламя и лизнуло верхние сучья, по стенам юрты метнулись тени, а лицо парня окрасилось бронзой. Он будто проснулся, осмотрелся. И то верно, ведь никогда я не приводил его к себе.
- Ты хотел, чтоб я с тобой прошёлся? – начал он принимать происходящее.
- Вот именно, чтоб прошёлся со мной в мир духов. Но сначала я должен очистить тебя, испросить у них разрешения.
- Что я там буду делать?
- Наблюдать. А в конце поможешь мне выйти. Это не сложно, научу.
Предоставив ему ещё время на размышления, я повесил над огнём котелок с заранее приготовленной чистой водой и достал из корзины три плоских камня. Из подвешенных к жердям мешочков выбрал нужный, с можжевельником. Рассыпал траву на камни и расположил их по осям вокруг очага. Брат Волка скинул малицу, остался по пояс голым в одних только плотных штанах из замши, туго стянутых шнурком. Грубо остриженные надо лбом чёрные волосы сзади спускались между лопаток сплетённые в короткую косу. Лёд на поверхности воды в котелке подтаял, медлить было нельзя, быстро скользящее солнце уже коснулось горизонта. Веник сушёных трав я сунул в огонь, а после тлеющими колосками стал проводить по коже Брата Волка прося непрошенных духов покинуть его тело, чтоб легко мог войти он за мной в подземный мир, чтоб остался его разум чистым перед лицом предстоящего испытания. Смочил веник в воде и сбрызнул его с головы до ног даруя ему силу, разжёг можжевельник, окурил дымом ритуальный пояс и повязал его парнишке. Ходя по кругу вокруг огня напевал новые и новые песни прося у духов не мешать нам в путешествии. За стенами резко взвизгнул ветер и пламя дёрнулось в испуге. Я замер, время пришло. Подал Брату Волка полную чашу свежей оленей крови, он выпил и передал мне.
- Нас зовут, - сказал я ему. Снял с жерди каннус и захватил нож. – Идём. Оденься.
Мы подошли к сейду. Севшее солнце оставило на небе розовый след и в наступающих сумерках были пока ещё ясно видны предметы. Брату Волка я вручил подмёрзшую жертву, он крепко взял её за задние лапы и вытянул руки перед собой. Аккуратно надрезая шкуру, я ловко снимал её чулком по направлению к голове, которую тут же отсёк целиком. Работу нужно было проделать быстро, не заботясь о качестве меха, потому что у меня за спиной уже шевелился тёплый воздух. Мы с Братом Волка стояли лицом друг к другу, некоторое время он наблюдал за моей работой, а тут перевёл взгляд мне через плечо и даже дышать стал через раз.
- Не бойся, - тихо сказал я ему. – Любая ноша тебе по силам, даже не думай усомниться в себе или спугнуть их. Сейд устал. С этого момента веди себя осторожно, как на охоте, ни одного лишнего движения.
Он только кивнул и принял от меня лисью шкуру. Освежёванную тушку я с поклоном положил к основанию камня, а огненный мех велел Брату Волка накинуть повыше на валун. Он хотел обтереть окровавленные руки о снег, но я не позволил и знаком просил повторять. Мы прикоснулись руками к поверхности сейда и кровь медленно начала с них уходить, а камень становился горячим – жертва была принята.
Брат Волка казался мне задумчивым. Быть может вглядываясь в затухающий закат, он всё ещё сомневался в своём решении. Но… Тут я понял, в одно мгновение я понял всё, а он повернулся ко мне и молча, одним лишь взглядом подтвердил. Он видел теперь то, чего и я не вижу, он видит то, что показывает ему старый дух сейда. Дорога открыта.
- Запомни, малыш. Чтобы не произошло ты должен меня вывести обратно.
Взяв каннус и арпу я стал наносить сначала осторожные удары, оборачиваясь вокруг себя. Один длинный и более звучный, три коротких отрывистых. Потом всё быстрее и быстрее, двигаясь по кругу в танце я начал ступать вглубь потаённого мира ища богиню, что ответит на мои вопросы. Знание, что у входа остался Брат Волка, придавало мне сил и уверенности. Всё больше ускоряясь в своём танце я чувствовал, что биение сердца сливается с бешенным ритмом бубна.

Я очнулся во мраке и стал прислушиваться. Где-то в отдалении звонко капала вода, сосредоточился на этом звуке, пытаясь поймать ритм. Раз, два… бешеный стук сердца стал утихать. Я знал, что нужно войти в резонанс и все свои силы направил на это, стараясь не воображать где нахожусь. Три, четыре… капли падали с эхом, а спиной я чувствовал прохладу влажных камней. Вдруг вспышка яркого света ослепила, я на миг зажмурился, а открыв глаза снова, оказался во тьме. Пять, шесть… снова секундная вспышка, сопровождающаяся шумом подобным шуму крыльев. Успокоившись и ощутив в себе силы, поднялся, сел. Слегка ломило голову отчего яркие вспышки казались мутными галлюцинациями. Но тут опять. Шшуурх! Я успел выхватить взглядом каменный свод в вышине, и огненный хвост, подобный птичьему, метнувшийся в пустоту грота. Справа от меня воздух стал теплее, я почувствовал кожей чьё-то присутствие.
- Вставай.
Голос был очень нежный, тихий, как будто принадлежавший истомлённой ласками любовнице. Ухом я даже ощутил прикосновение её тёплых губ. Откуда в подземном мире могут взяться такие голоса?
Шшуурх!
Но тут обладательница голоса присвистнула, вспышка застыла на месте и стала спускаться. Это действительно оказалась птица с огненным опереньем. Феникс? Легко взмахнув крыльями, птица уселась на вытянутую руку женщины.
- Ямбе! – выдохнул я шумно, не веря глазам.
- А ты сомневался? – эта дьяволица была в наряде, который любого островитянина вверг бы в шок. Процентов девяносто её золотистой кожи были обнажены. Подобная египетской царице она гордо держала голову с высокой причёской, а тело прикрывала лишь полоска тонкой ткани на груди, да широкий пояс с двумя полотнами, видимо играющими роль юбки, совершенно не прикрывающей стройные длинные ноги.
- Не рассиживайся, герой. Где мальчик?
- Ему не время тут находиться.
Она лишь звонко рассмеялась, отчего Феникс недовольно взъерошился, рассыпая по сторонам огненные брызги.
- Ну, как знаешь, как знаешь. Теперь пойдём? – она указала рукой мне за спину, я встал, обернулся и увидел, что сквозь пещеру, в которой мы находимся течёт река, а у самого берега качается вёсельный ялик. Вид его был необычным, подойдя, вытянув его на самый берег и проведя рукой по борту я увидел, что борт этот кожаный и нанесены на него рисунки будто моей рукой. Точь-в-точь как рисунки с моего каннуса. И правда, верный друг мой бубен обратился в лодку, что должна отнести меня в глубь тайной страны. Жестом я пригласил богиню сесть, оттолкнул ялик от берега и только потом запрыгнул сам и взялся за вёсла. Феникс вспорхнул вверх и полетел, указывая путь. Взмахивая вёслами, я стал рассматривать женщину. Никогда, даже во снах, я с ней не встречался. Не такой представлял я богиню подземного мира. В моих представлениях это была старушка, на лице которой отражались бы тысячелетия, бремя тяжёлых знаний и разочарований.
- А в чём я должна была разочароваться? – лукаво спросила она, любуясь своими острыми длинными ногтями.
- В глупости людской, - пожал я плечами.
- Вот видишь? Даже сейчас ты оправдываешься. А какого лешего тебе должно быть стыдно за это самое человечество? Люди, - она задумчиво закатила глаза, вздохнула и провела когтём по щеке, - люди — это те же львы, змеи, рыбы. Ты можешь сказать, что окунь глуп или умён? Он просто живёт.
Я не нашёлся чем ей ответить, не понимал к чему она ведёт.
- Они придумали себе идеологию, веру, цели. Это всё выдумка. Это, как бы сказать, это для прикрытия. Понимаешь? Чтоб оправдаться. Крысе не нужно оправдывать своё существование, она просто ест, спит и не чувствует из-за этих угрызений совести. Потому что я честно тебе признаюсь, - при этом она наклонилась ближе к моему лицу, - совесть вы тоже придумали. Вообще ты меня удивляешь. Как будто ты всё ещё оставлял им шанс? А?
- Я не приравниваю людей к животным.
- Но закрадывались мысли, да, что люди порой хуже?
- Гораздо хуже и некоторые не так примитивны.
Снова на лице её улыбка. Что она делает? Играет со мной? Переднее полотно её юбки провалилось между гладких ног, их она вытянула, сомкнув колени. Ступни были босыми, только множество золотых браслетов красовались на щиколотках, золотые браслеты были, и на запястьях, и выше локтя, и в ушах мощные золотые пластины. Единственное, на шее скромный кожаный шнурок с костяной подвеской.
- Я пришёл к тебе с вопросом.
- Ааа. Ну да. Я-то думала ты пришёл счета за электричество оплатить. А вот как оказалось, жаль. Ну, вот твой вопрос. - Она щёлкнула пальцами, высокая причёска пропала, на её месте возникла рыжая меховая шапка. Снова щелчок пальцами, шапка взлетела в воздух, перевернулась пару раз и на колени богини упала живая лисица, покорная и ласковая. Ямбе откинулась на борт лодки и стала наглаживать и чесать зверя за ушком. Вела она себя чрезвычайно непринуждённо, так, что даже сложно было испытывать к ней трепетное почтение. Я продолжал грести, стараясь ничему не удивляться, но уже чувствовал, как в глубине души поднимается холодная волна гнева. Не это ли чувство она пытается во мне вызвать? Испытать, вывести из равновесия, зачем?
- Может мне скучно?
- Не думаю.
- А ты подумай.
И тут я увидел, как русло реки упирается в поток ниспадающей лавы. Феникс, издав победный кличь ринулся вперёд и нырнул в жаркий кисель.
- У каждого свои развлечения, - констатировала женщина. Она приподняла лисицу двумя руками и опустила её за борт ялика, разжала ладони. Зверёк упал и встал на водную поверхность всеми четырьмя лапами, осмотрелся, покрутился нюхая воду носом. Богиня хлопнула в ладоши и лиса от испуга подпрыгнула, шерсть её ощетинилась, заблистала, заискрилась.
- Огненная лиса.
- Точно, смотри, - кинула она мне, а сама прикрикнула на лису. – А ну-ка брысь!
Зверёк метнулся прочь, быстро перебирая лапками и отражаясь в зеркале вод. Хвост рассекал волны и те вспыхивали огнём провожая убегающую плутовку горящей дорожкой.
- Теперь она дома. Причаливай.
Мы вышли на берег и сразу оказались в прекрасно волшебном мире разноцветных кристаллов.
- Где же трон госпожи?
- Нет трона. Ты зайди к моим родственникам, там – она пальцем указала вверх. – Там любят восседать над миром, а мы тут по мелочи. Золотишком вот балуемся, изумрудами.
- Геенны огненной тоже нет?
- А хочешь?
При этих её словах река забурлила и из прозрачной стала становиться красновато золотой, вздымаясь кровавыми всплесками.
- Не стоит.
- Вот и хорошо. Мы же пришли разговаривать, а не фокусы показывать.
Река успокоилась, на берегу возник хрустальный столик и стулья. Стула было три, и на столе оказалось три чайных прибора. Вздрогнули каменные стены, с потолка посыпались искры. Богиня хихикнула:
- Кто бы мог подумать. Его Волчонок задержал.
- Кого?
Из арки сверкающих сталагмитов показалась фигура, к нам приблизился мужчина в таком же наряде как мой.
- Познакомься, Авраам, это Габриэл Фулдал.
Я протянул руку ладонью вверх. Он ответил рукопожатием, все присели к столу и Ямбе разлила чай в фарфоровые чашки с золотой каймой.
У Габриэла был орлиный профиль, чёрные острые глаза, немного нервные отрывистые движения. Очень длинными пальцами он брал чашку и опускался к ней лицом отпивая.
- Ворон.
- Да, Ворон, - вторила мне богиня. – Он, между прочим, умеет то, что тебе и не снилось. Как там наш мальчик?
- Я не должен тебе ничего отвечать, - резко каркнул Габриэл.
- Ну, впрочем, это ваши личные дела. Знаешь, Авраам, он никогда не отличался покорностью.
На против меня сидел и мирно похлёбывал чай дух сейда во плоти. Слева от него щебетала голоногая богиня подземного мира. Справа от него текла река, в любой миг способная стать всепожирающей лавой. Не каждый день мог я позволить себе такое чаепитие. Что сказать в этой ситуации?
- Я пришёл к тебе с вопросом, богиня.
- Помню, заладил как попугай. Это девочка из семьи вашего вождя.
- Для чего?
Богиня хмыкнула, взяла из вазочки сапфировую карамельку и положила её в рот.
- Пронимаешь ли в чём дело, Авраам, вселенной нужна гармония. На каждого тебя найдётся Дочь Солнца.
- Неправда.
- Отлично. Он мне говорит, что я лгу.
Габриэл при этом со звоном опустил чашку на блюдце и насторожился.
- Сопоставь факты. Появился Брат Луны, появилась она. Можно сказать, отчасти, ты сам её материализовал.
- А как же твои крысы?
- Нет, дружок, - она поднялась, взмахнула рукой, и река покрылась льдом, а наряд женщины сменился, на тёплую шубу. – Если вам не дать противовес, вы угробите друг друга, раньше времени.
- Что ты хочешь сказать? – я тоже вскочил, уронив стул. – Как же те, на большой земле?! Где их противовес?! Их противовес – я! Посмотри. Посмотри на меня внимательно!
Я встряхнул её как куклу. Понимая, что теряю самообладание готов был сдаться эмоциям.
- Зачем? – словно робот произнесла она. – Зачем ты сдерживаешь эмоции? Что по сути у тебя кроме них есть?
- Чёёрт! – я отбросил её в сторону. Она, как-то мягко упав, перекатилась через коленки и грациозно поднялась не оскорбившись.
- Зря ты мне не веришь.
- Не верю. Ни на каплю не верю. Твои весы врут! Ничего ты не уравняешь этой девчонкой! Акулы должны сдохнуть. Новое человечество возродится. Там не будет войн, не будет закона «Моё - превыше всего»
- Очнись! – крикнула богиня так, что своды снова задрожали – Какой закон тогда будет? «Твоё превыше всего»?
- Ты! - подскочил я к ней резко ткнув пальцем в песцовый мех. – Ты считаешь нас просто животными...
- … и забочусь как о животных. Вы должны быть, пройти свой земной путь, чтоб по окончанию его спуститься в мои владения.
- Зря я пришёл к тебе.
- С каких пор, Авраам, ты стал считать, что знания даются без жертвы. С тех самых, когда твои братья и сёстры стали называть тебя колдуном? Нет. Постоянно ты будешь платить. Может быть духи-помощники ответят тебе с лёгкостью на незамысловатые вопросы: где искать потерянное? как вылечить больного? За пару капель животной крови и миску каши. Но ты пришёл не просто к высшим духам, ты пришёл к богине. И полагаешь, что за чашкой чая я тут же выложу перед тобой тайны вселенной?! – Она наступала на меня, меняясь в лице и источая дикий холод. Габриэл в сторонке стоял, скрестив на груди руки.
- И ты мне не поможешь? – спросил я его почти обречённо.
- Я не враг тебе, - он приблизился, положил доверительно руку на моё плечо. – Да и она тоже. Ты и так посвящён в тайны недоступные обычным смертным. Ты способен видеть сквозь любые расстояния и даже время, духи предков будут всегда вести тебя и помогать, но есть вещи не подвластные и нам, а решения меж тем должны приниматься самостоятельно. Смирись с тем, что не в твоей власти.
В ужасе я стал отступать от старого нойды не веря ушам. Смириться? Никогда не будет этого.
- Девочка очень сильна, не я её послала, но чувствую её мощь. Родится существо иной сути, ты сам знаешь, ты пришёл просить помощи одолеть его. Но к чему?
- Оно несёт зло.
- Нет ничего хуже, чем фанатичное упорство, Авраам. Не боишься погубить себя?
- Я знаю, что мир кончен и только маленький клочок земли останется нетронутым. Ничто не помешает этому. Обещаю.
- Возьми, - Ямбе сняла с себя костяной амулет и повесила мне на шею. – Мне даже жаль тебя немного. Хотя, признаюсь, ты здорово меня рассердил. Слепой и самоуверенный. Всё смешалось в твоих мыслях, и гонишь ты оленей вперёд ветра. Сердце твоё успокоить некому, я не должна, это с слишком лёгкий путь, а значит не благодарный. Береги себя, Авраам.
- Может тогда моя жизнь будет для тебя достаточной жертвой, - ответил я склонясь.
В вышине снова появился искрящийся Феникс, вдоволь наигравшийся в струях кипящей лавы. Я уселся в ялик, считая разговор оконченным и твёрдо уяснив, что, не найдя помощи тут, не брошу своей борьбы.
- Эту жертву я никогда не получу, - крикнула богиня мне в след.
Шшуурх! Пронеслась над моей головой огненная птица.
Пальцы рук и ног окостенели от холода, я почувствовал это только сейчас. Свет манил, я потянулся к свету, глубоко вздохнул и очнулся сидящим на заснеженных камнях. Брат Волка меня не бросил, он был рядом и верно освещал мой путь, который, впрочем, не принёс облегчения. Пора было его отпустить.
- Спасибо, сегодня ты помог мне. Завтра я помогу тебе. Иди. Я позову тебя...
Мальчишка ушёл, а я всё сидел на скале обдумывая произошедшее и поглаживая амулет. То была маленькая фигурка оскалившейся росомахи, злобно выставившей когти.

Arts Club

Волшебный вечер продолжался. Керри была его истинным украшением, она в прямом смысле слова искрилась. Блестело ее элегантное, далеко не скромное платье со смелым декольте, вспыхивали сапфировыми брызгами голубые глаза, то гневно, то испуганно. А воздух в небольшом помещении так и вовсе мерцал электрическими разрядами исходящими из глубины ее мятущегося сознания.
Все сомнения мне были понятны, и сам я порядком волновался, хоть как и она старался держать себя в руках, изображая на лице невозмутимость. Но обстановка требовала разрядки иначе рядом с нами могла возникнуть шаровая молния.
Смена блюд прошла быстро и без лишней театральности. Передо мной появилась порция великолепного Тарт Татен, покрытого яблочно карамельной корочкой. А перед Керри "Воздушные острова", нежнейшие меренги на облаке легкого сливочного соуса.
Надломив вилкой кусок ароматного сочного пирога, я с наслаждением отправил его в рот. Вкусовые рецепторы в восхищении ахнули, шевельнулись забытые воспоминания детства. Наверное каждая мать готовит своим детям такое же яблочное чудо.
Чувствовал я себя все равно неважно. По телу разливалось приятное тепло сытости и комфорта, а душу расчленяли демонята всех мастей.
"Моя женщина, моя! Моя?" - думал я, замечая как скользит она взглядом по моей физиономии, обводит им плечи, грудь и руки. Пальцы свело, и чтоб размять их я снова включил планшет, все еще лежащий на столе. Лучезарно улыбнулся с экрана Эдуард, нас будто стало трое.
"Как я жил все это время, как жил? Не слишком ли большая плотность откровений от одного человека за вечер? У тебя на руках флеш рояль и ты можешь поднимать до бесконечности. Так ведь? Милая, ты такая милая, только вот пришла пора научиться мне вовремя выходить из игры. К чему этот вопрос - как я жил? Просто интерес или попытка найти более весомый повод для того чтоб избавиться от меня быстрее? Приход сюда это действительно шаг навстречу или страх скандала, который я могу закатить, явившись незванный в поместье? " - размышляя так я встал, начал вышагивать вдоль стены. То поправлял ворот рубашки и ослаблял галстук, то теребил манжеты.
- Я постоянно думал об этом. Когда пришел в себя, это было как рассвет. Сначала небо просыпается и утренние птицы начинают петь, да. Но потом солнце освещает ярко, то что раньше было в тени. Однако в тени не только счастливые моменты, но и то, что я хотел бы никогда не вспоминать. - стоя у очага обернулся, внимательно всматриваясь в ее глаза. Растерянность была бы сейчас на руку, и мне показалось что тень пробежала по лицу Керри. Согрел ладони над углями, а она, ломая затянувшуюся паузу, спросила:
- Думал о чем?
- О вашей безопасности. О том, что вы немыслимо далеки от меня.
Я все еще не чувствовал ее. Какая огромная пропасть пролегла между нами. Нет, все-таки она здесь, ничто не случайно. Вернулся к столику и обошел вокруг, встав за спиной Керри. Почему она со мной не говорит? Так как раньше, невербально. Такое ощущение, что это не я был на другом континенте. Не может быть того, чтоб женщина, списавшая тебя со счетов, в один вечер стала по прежнему близкой, понимаю.
- Но для меня то этих лет не было, - мысли вырвались вслух, а руки уже лежали на ее плечах. - Соскучился по тебе безумно, не мучай меня допросами. Хочешь я расскажу тебе одну старую легенду?
Вопрос, конечно, риторический, она поняла. Наклонился, поцеловал ее в макушку и придвинулся губами к самому уху. Мои прикосновения должны были вызвать хоть какую-то реакцию, но она наоборот подобная восковой фигуре замерла. Продвигаясь руками вдоль ее мраморных плеч к шее, провел пальцами по ложбинке над ключицей и выше, еле-еле касаясь кожи подушечками огрубевших пальцев, прислушивался к ровному дыханию.
- В зеркальном озере среди шотландских гор
жила русалка ясноокая, нагая
она плескалась без стыда того не зная,
чей притянула любопытный взор.
Прекрасный витязь утащил ее к себе,
плененный внешностью ее необычайной,
но оказалось для него жестокой тайной -
тянулось сердце девичье к воде.
И как бы он русалку не ласкал,
она, имея от него секреты,
тянулась не к лучам земного света,
манил ее холодный блеск зеркал.
И день за днем вкушая ложь хлебов,
пророщенных в его холодном доме,
он думал отпустить ее на волю,
коль воля ей важнее чем любовь.
- Красивая история, - она повела плечами несколько нервно, как бы стараясь сбросить меня. - Упрекаешь?
- Тот же вопрос мог задать тебе я. Но у меня другие планы.
Керри промолчала на это, не подстегивала. Лишь протянула руку к бокалу и сделала большой глоток вина. Я вернулся к пирогу. Сидя теперь напротив нее чувствовал себя увереннее осознав главное. Следует отбросить все полутона и исключить любую недосказанность. Если почувствую в ней неискренность, как свидетельство страха, сомнения во мне, это будет провал.
- Ты изменилась без меня. Стала спокойнее, пропало во взгляде безрассудное озорство. Пульс учащен, но держишься как ни в чем не бывало. Повзрослела. Согласись, в свое время мы оба были не на высоте. Может стоит обнулить все наши достижения и ошибки и начать заново? Мне страшно, Керри, от мысли, каким дерьмом ты меня считала, раз решила, что я могу бросить тебя с сыном. Не сдох где-то в канаве, а сбежал.
- Я не допускала даже мысли о твоей смерти, Деннер. Полиция тебя искала, искали твое тело, но все признаки говорили о том, что ты жив.
Мне показалось, что Керри злится. Господи, пусть лучше она злится открыто, чем это показное каменное спокойствие.
- Так кто же я, бросивший своего ребенка на произвол судьбы?
- Ну знаешь!
- Погоди. Я не мог быть тем человеком, которым ты считала меня все годы, даже при всех моих косяках. Вот он я настоящий, и я прошу тебя переосмыслить прошлое, поверить в то, что я не предатель. Хотя бы попытайся! А будущее мы можем вместе...

Улицы Лондона.

Что? Опять?!
Я чувствавал, как по лицу моему расползается совершенно идиотская ухмылка. Откинув назад волосы и подняв воротник манто, она застучала каблучками к выходу и скрылась за дверью небрежно бросив:
- Ты бы пережил.
Что за стойкое желание укусить перед уходом? Не заметил у себя на лбу надписи: "Сделай мне больно". Разведя руки и буквально с открытым ртом обернулся ища поддержки хоть у стен, но за спиной увидел непроницаемое лицо администратора.
- Нет, вы это видели? - зачем-то на автомате спросил у него.
Когда я встретил ее на улице, у офисного здания, она ведь поступила точно так же. Потрепала меня по щеке, как дворового пса, и укатила вдаль оставив с открытым ртом. Мне кажется у нее выработалась относительно меня вредная привычка, а привычки надо искоренять.
- Мистер... - администратор замялся не зная, как обратиться.
- Ли.
- Мистер Ли, вы коробку оставили.
В самом деле в его руках была коробка с игрушкой для Эда. Девушка продавец настойчиво советовала купить именно такую, говоря, что нынче Спайдер пользуется небывалым спросом и популярен у всех мальчишек. Пионы Керри оставила тоже, но черт с ними, я ведь переживу. А вот коробка в руках администратора меня осенила.
- Срочно нужна машина.
- Я вызову такси...
- Нет, - протянул я качая головой. - Нужна именно машина, без водителя. Никакого такси, они ползают как дохлые мухи.
В глазах администратора отразилась растерянность, но положение обязывало его быть полезным. Грандиозная работа мысли была написана на лице Томаса, но слишком медленно он соображал. Я поторопил его жестом, умоляя взглядом, но он все оценивал шансы.
- Вы ломаете мне жизнь, Том. Прошу.
- Хорошо, - наконец решился он, - у нас есть служебный седан. Но водитель...
- Нет, Том. Только машина. У вас нет посторонних гостей.
- Обычно мы не предоставляем таких услуг.
Несколько купюр перекочевали из моего бумажника в его нагрудный карман и вскоре я уже гнал что есть мочи по шоссе на северо запад, стремясь быстрее покинуть город. Иногда в памяти всплывали знакомые закоулки, которыми я миновал переполненные отрезки дороги. В столь поздний час пробок не было, но улицы не пустовали: толпы гуляющих, никуда не спешащие автомобили, цветастые огни витрин проносились мимо меня единым потоком. Лишь иногда врывались в сознание сигналы возмущенных клаксонов. "Извините, не до приличий" - бубнил я и думал только об уходящем времени.
Наконец постройки стали ниже, огней поубавилось. Вдавил педаль сильнее и машина понеслась по пустынной трассе. У развилки я притормозил соображая. Знакомый поворот на буковую аллею был совершенно темен, но я не знал есть ли здесь видеонаблюдение. У самых ворот, естественно натыканы миллионы камер, здесь их возможно и нет, но все же я потушил фары и ползком проехал еще милю, пока вдали не засияли огни Стенхоуп Парка. Тут я резко вывернул руль и поставил авто попрек дороги.
Попытался собраться с мыслями: "Что по существу произошло? Она сказала, что ей нужно время привыкнуть, осознать. Это что значит? И в то же время уходя, постаралась вести себя как, как..." Приличных слов не находилось.
"Почему она так себя ведет? Я ей что, пацан пятнадцатилетний?" - в отчаянии ударил руками по рулю, потому что то, что я стою здесь среди ночи и есть детский поступок. Но все это уже было не важно, фары мелькнули в стороне дороге сворачивая на аллею. Я вышел навстречу и сложил руки на груди. Машина остановилась и водитель опустил стекло:
- Что проблем хочешь, мужик? Убери свою колымагу по-хорошему.
Но задняя дверь уже открывалась и Керри сказала ему что-то из глубины салона, а потом вышла и устало произнесла:
- Ну что ты устраиваешь?
Я закрыл ее дверь и слегка придавил корпусом к машине. Шубку она не застегивала и рука моя скользнула внутрь, обхватывая крепко талию. Покачал головой чувствуя, как сзади нависает водитель, готовый в любую секунду отшвырнуть меня в кювет. Только взгляд Керри останавливал его.
- Так нельзя, любимая. Не сегодня, не со мной.
- Думаю мы все обсудили, кроме того я устала. Ты время видел?
- Мтссис Торнтон, я все таки вызову охрану.
- Не нужно.
- Керри, отпусти его. Давай поговорим.
- Но о чем, Ден.. - она осеклась не назвав мое имя и метнув взгляд на своего верзилу. - Все что могла, сказала и тебя услышала.
- Нет! - прижал ее еще сильнее не веря глазам. - За весь вечер ты не сказала мне ни слова, Керри. За кого ты меня держишь? Я переживу. Да, я многое могу пережить, но не равнодушие. Что ты все время бежишь как маленькая? Я бросил ребенка и должен спокойно смотреть как моя жена бежит от меня, как от монстра?
- Миссис Торнтон? - не унимался голос за спиной.
- Отпусти его, побудь со мной только пол часа. Прошу, - совсем перейдя шепот прижался к ее щеке и неожиданно для себя услышал.
- Билл, езжайте без меня. Я буду чуть позже.
- Вы уверенны?
- Езжайте, все хорошо.
Дверца машины хлопнула. Аккуратно тронувшись и об'ехав мое авто Билл наконец удалился. А мы так и стояли посреди дороги, в полной темноте, щека к щеке.
- Может отпустишь уже меня? Никто не забирает вроде.
Я ощутил ее улыбку, услышал мягкий шутливый тон. Отстранился, пытаясь разглядеть лицо, но тщетно. Провел пальцами по щеке, завел за ухо сбившийся локон.
- Могу так всю ночь простоять. Такое ощущение, что вокруг, во всем мире нет ни души. Слышишь?
- Только как ты мне в ухо дышишь.
- И больше никого. Керри, никогда, умоляю, никогда больше говори со мной так, будто мне наплевать на тебя и Эда. Только если захочешь оскорбить. Хотя нет, тогда тоже не говори. Просто никогда.
Я медленно покрывал поцелуями ее лицо, когда вспомнил про коробку.
- На самом деле я забыл отдать тебе игрушку для сына. Коробка в машине. Пойдем.
Керри с любопытством отогнула край упаковки и хихикнула:
- Это будет его третий Спайдер мен.
- Всего то? Скажи, что это их дедушка.
Я завел машину и начал уводить ее подальше от дома. На заднем сиденьи что-то брякнуло, мы обернулись и прыснули со смеху. Там было несколько ящиков с добротным шампанским.
- Сувенир к нашему вечеру. Покатаемся на колесе? Леди могут себе позволить детские радости?
- Согласна.
Керри улыбалась теперь открыто, не пряча глаз, как мне показалось спокойно. Ни в коем случае я не собирался давить на нее и не требовал чтоб этот вечер стал решающим в наших отношениях. Мы сидели в кабинке "Глаза" потягивая шампанское из простых стаканчиков, шутили, вспоминали Эда маленьким и глазели на огни Лондона. Конечно я думал о другом ощущая ее совсем рядом, но с недавнего времени был научен ценить то, что имею. В двух словах рассказал про Стива, про то что он всегда рад мне помочь исправить мои ошибки, а значит угроз извне мы сможем избежать.
И вечер закончился глубокой ночью, когда я закрыл за ней дверцу такси, отправив домой. Сам же остался в прежней неизвестности, с той лишь разницей, что нервы были успокоены усилившейся надеждой. Хотя кто-то из великих сказал, что надежда это величайший самообман.

Виктория никогда не была мною любима, я был в этом уверен. Разве можно назвать любовью гамму чувств испытываемых мною к ней, во главе которых уверенно выступали злость и раздражение. С детских лет я презирал вздорность этого милого существа, чьи упругие кудряшки вызывали на обычно строгом лице отца выражение мармеладной нежности. Я не мог отказаться от кривой гримасы. Она и только она была способна пусть на миг, но растопить лед царственной сосредоточенности одним своим появлением в дверях столовой. Непринужденно разглядывая сидящих за столом она ступала по ковру своими маленькими ножками, обутыми в яркие туфельки, подходила к отцу, целовала в щеку с таким победным видом, будто только что отстояла осаду Алодага, и лишь после этого в риверансе приветствовала присутствующих и присаживалась к столу, взбивая пышные рюши юбок. Сопровождающая нянюшка краснела у двери, мать яростно, одними губами, шипела в ее сторону:
- Что за фривольный наряд? Снова!
После чего щебетание сестры, старающейся однако сдерживать свои восторги при виде отца, перетягивало на себя всеобщее внимание. Тряпки. Это то, что было страстью Виктории всегда. Впрочем отец никогда ее не порицал, и только она могла доставить ему истинное наслаждение в те редкие часы, которые он проводил с семьей.
Мне же она доставляла неприятности даже в школе. Нет, я не обязан был за ней приглядывать и помогать, но положение старшего брата тяготило. Тем более, что многие ее установки часто шли вразрез с моими. Однажды она врезала портфелем по голове моего одноклассника по каким-то личным идейным соображениям. А вот уже сегодня, спустя много лет, собирается в его компании посетить "Горгону". Легкость бытия, которую приписывают мне, ничто по сравнению с непосредственностью Виктории. Но в конечном счете мы стоим друг друга и очень близки.
- Фрееед, - чуть не хнычет в трубку сестренка, - Мы тебя ждем. Подними уже свою задницу и притащи сюда. Ты же обещал.
И действительно, что за хандра? Конечно я обещал, и значит скоро буду.
Войдя в жаркое лоно "Горгоны" тут же оказываюсь в об'ятиях Виктории, а поцелуй ее холодных влажных губ оставляет привкус сладкого алкоголя.
Ничем не был примечателен этот клуб, безо всяких приставок вип. Виктории было не важно, она жаждала окружать себя любимчиками собирая своеобразную свиту, а здесь выступала приглянувшаяся ей в последнее время группа. Я искренне надеялся, что сестра не ударится в меценатство, вытаскивая третьесортных рокеров на большую сцену, но и знал скоротечность подобных пристрастий. Зарезервирована была вся верхняя галерея откуда хорошо просматривался зал. Многие лица были мне не знакомы, с иными я здоровался за руку. Почему то поймал себя на мысли, что Мина так и не прижилась в этой тусовке. Девушка в себе, заучка, каковой ее считало большинство, для одних была слишком высокомерна, для других лишена богемной утонченности. Все это были мнения девушек, то есть не самые объективные мнения. Тем не менее ее здесь как не бывало, зато сияя вычурными в этой обстановке бриллиантами на меня уже надвигалась Джулия. Дочь успешного банкира, который не жалел ничего для своей умницы: модели, певицы и актрисы. Джулия была хороша и очень настойчива, что радовало лишь первое время. И это время было для меня уже в прошлом, чего она старательно не замечала довольствуясь редкими встречами и инерционным правом звания дамы моего сердца. Я бы выбрал иной орган для этого определения, но следовало соблюдать приличия. В этот вечер я правда убедился в том, что пределов настойчивости Джулии не существует, а фразу "только смерть разлучит нас" она готова была подкреплять любой жертвой.
После "бала", не дождавшись впрочем его завершения, мы вдвоем уехали на пустующую виллу за городом, которую в это время года обслуживало лишь несколько человек персонала. Горячечный секс, самбука, танцы нагишом у крытого бассейна. Отчаяние Джулии становилось очевидным, и когда я уже готов был проникнуться всей глубиной своего садизма раздался звонок, и взволнованно мать сообщила о приступе отца, настоятельно требуя моего присутствия.
Несчастная Джулия тут же преобразилась. Оперируя эпитетами "лжец" и "подонок", она пыталась уличить меня в изменах, подлогах, государственных заговорах, в чем угодно, лишь бы не выпускать из дома. На ее хорошеньком личике раздувались ноздри и выкатывались глаза от возмущения, а я, натягивая брюки думал: "Дернул же черт!" В перерывах между проклятиями она пару раз уходила топиться, из-за чего мне снова приходилось менять костюм. Уставший от этой бессмысленной возни я уже готов был вызвать врачей, когда она выпалила, что беременна.
Было бы глупо верить ей, но это многое, чтоб не сказать всё, объясняло. Все её срывы очень походили на гормональные сбои, никогда она не была подарком, но сегодня Джулия превзошла себя. Некоторое время было потрачено на беседу, выяснение срока. Потом собственноручно я заваривал чай с пустырником и отпаивал её попутно изолируя предполагаемую мамочку от крепких напитков. Когда мне удалось уложить её в кабинете на втором этаже, небо сменило иссиня черный ночной окрас и слегка посветлело. Именно кабинет я выбрал не случайно - одна из немногих комнат, запирающаяся на ключ, лишенная бара и в меру удаленная от земли.
Как раз в это время всё уже было кончено. Вот так банально и без изысков любящий сын проводил отца на тот свет. Король был не молод, и я понимал, что в этом возрасте случаются проблемы, но никак не смертельные. Отпаивая Джулию чаем я представлял, как возьму отца за руку, а он как всегда поведает какую-нибудь историю нашего рода, резюмируя, что невзгоды сменяются счастливыми днями.
Я вышел на улицу и сел на бетонные ступени. Слова матери и речь Мины, транслируемая повторами, пропитывали каждую клетку, убеждая в необратимости происшедшего. Это чувство вины не покинет меня уже никогда и в копилке себе подобных, пополняемой всю дальнейшую жизнь, будет самым горьким и острым.
Следовало взять себя в руки и надеть траурный костюм, что я и сделал с особой тщательностью, пытаясь вместе с черной рубашкой натянуть лицо официальной холодности.
Возле больницы столпотворение, зайдя с черного хода наткнулся на обилие охраны. Меня тут же сопроводили в помещение, где собрались близкие. Мать, при виде меня, вскочила, но ноги ее подогнулись и, всхлипнув, она стала оседать на пол. Еле успев подхватить Кармиллу я сам опустился на колени перед ней и положил ее голову себе на плечо. Лихорадочно она вытирала слезы платком, комкая его дрожащими пальцами. В конце концов мне удалось усадить ее в кресло. Взяв Мину под локоть, я отошел к кулеру. Коротко девушка рассказала о деталях, пока я набирал воду.
- Фредерик, - тихо позвала мать, она постаралась придать голосу твердости. - Сын, мужайся. Отныне в твоих руках судьба народа Алдовии. Не перебивай и прими как факт. Ты, как и я, знаешь что отец не видел своим преемником никого кроме тебя. Ты был воспитан, как наследник и будущий правитель своей Родины. Это время настало, увы много раньше чем мы думали. Теперь Алдовия нуждается в твоем служении.
Серые глаза, несчастные минуту назад, стали колючими.
- Я знаю, что найдется немало людей, желающих препятствовать реализации планов Его Величества. Роберт может быть удобен в качестве нового правителя, как неосведомленная, да что говорить, некомпетентная кукла. Несмотря на твое обаяние можешь быть уверен, противников будет много.
- Мама, я не могу отрицать твоей правоты и не ценить заботу, но разве время подходящее? В соседней комнате тело отца...
- Сын, - она жестко взяла меня за руку и вынудила наклониться ближе, - любая минута грозит гибелью государству без правителя. Сейчас, по крайней мере, ты обязан обратиться к народу.
Я огляделся и сами собой отпали сомнения. Все эти люди провели мучительную ночь ожидания в больнице и все еще находили в себе силы держаться достойно. Каждый выполнял свой долг, и даже малышка Вик, которая не могла похвастаться исключительной храбростью, не лежала на мягких подушках в своей розовой комнате. Она делала то что могла - находилась рядом. Измученная, с отекшим от слез лицом, как-то повзрослевшая лет на десять, она скорчилась на больничных стульях в забытье. И Мина - сплошной комок нервов. Мне показалось, что черное платье-футляр единственное, что сдерживает ее от рассыпания. Сними оболочку и вся она по кусочку развалится, как детская пирамидка. Я не имел права не найти слов поддержки.
Первый вышел на ступени больницы и поднял руку привлекая объективы камер. По толпе пронеслась волна выкриков:
-Фредерик! Фредерик! - которая тут же стихла и наступила мертвая тишина.
- Граждане Алдовии, мой отец покинул сегодня этот мир, - ударение упало на слово "отец", и голос предательски дрогнул. Я так и не увидел его перед смертью, не я находился рядом с ним в момент страшной боли, не я смотрел в его глаза.
- Я потерял человека, который учил меня не только ходить и говорить, но и любить свою страну. Он учил меня любви, потому что сам был проникнут этим чувством, наряду с благодарностью и уважением к народу. Интересы государства он ставил выше собственных, а поэтому был лишен эгоизма и тщеславия. Я знаю, как тяжела эта жертвенность и сам очень рано начал понимать, что мой отец прежде всего король Максимилиан. Я знаю, что его любовь была взаимной, и все вы сейчас скорбите вместе со мной. Я знаю, - мой голос неожиданно взлетел вверх, слишком звонко отразившись от больничных стен, - что не я потерял отца, а каждый житель Алдовии. И в этом горе, объединяющем всех, мы постараемся быть сильными.
Я чувствовал, что за моим плечом стоит мать, слышал ее слабые всхлипы. Когда образовалась пауза, она взяла меня под руку и придвинулась к микрофону.
- Поддерживаю своего сына и выражаю соболезнования гражданам Алдовии, хотя мое горе безгранично. - с каждым словом ее слабый голос крепчал.- Но Его Высочество Фредерик прав, в этот миг мы должны быть мужественны. Объединение страны и поддержка друг друга поможет нам в этой общей беде. Мы все скорбим по Его Величеству, вернуть его не в силах никто, но в наших силах поддерживать его идеи и ценности, которые будут живы всегда. Мы будем чтить память о Максимилиане, двигаясь путем, который он проложил и уважая его волю. Эта воля изложена в завещании короля, который не раз упоминал устно, что своим преемником видит Фредерика. Я надеюсь, что после оглашения, Алдовия обретет мудрого и заботливого правителя, который никогда не предавал свою Родину.
Камень был брошен. Кармилла всегда отличалась прямолинейной напористостью. Она даже не пыталась завуалировать жестокий выпад в сторону Роберта. Толпа зашевелилась, загудела. Ее слова явно никого не оставили равнодушными. Чей-то жидкий выкрик был подхвачен другими голосами:
- Фредерик король! Да здравствует Фредерик!

Джеймс, спасибо, что не отказал.


Я поговорил с Генри, самый разумный ход - это сказать зачем ищу машины старые. Если бы нашлись владельцы и желающие провести время вместе, мы могли бы сообразить частную выставку ретро автомобилей. У меня есть и план мероприятия... ну если бы оно состоялось. Не просто собраться в теме и выложить фоточки.
Не раньше чем через месяц-два.

Есть настроения у весеннего снега: злой и колючий, рыхлый, скрипучий, мягкий, податливый, уныло сереющий вокруг глубоких воронок проталин. И в этом переходе к торжеству тепла есть нечто грустное. Вдали, размывая горизонт, плещется холодное море, а по его поверхности несутся стада одичалых оленей - подтаявшие, светлого голубого нефрита, непрозрачные льдины. Догоняют друг друга, наваливаются, трещат их бока, как бычьи рога, и долетает этот треск до тундры, пробуждает её. Я понял, что просидел на скале до утра.

Зимой день и ночь одинаково темны. Только к полудню отсветы пытающегося выплыть солнца создают сумерки и тьма непроглядная становится сероватой, разливается багряная полоска у горизонта и различимы тогда очертания предметов. В ночные часы безветрия висят в воздухе разноцветные полосы преломляющегося света, но и это не долго. В основном тьму пронзает луна да звезды.
Постепенно дневные сумерки становятся прозрачнее, дольше. А нынче и вовсе островитян радует солнце во всей красе по утрам.

Сегодня ночью в стаде Брата Оленя у серой важенки родился белый олененок. Принятый заботливыми мужскими руками, облизанный теплым языком матери, согретый её дыханием, он попытался встать на ножки, но слабость взяла верх, уткнулся во влажный живот нащупывая губами сосок. Сначала нерешительно, потом все более жадно стал втягивать молоко, набираясь жизненной силы и чувствуя на себе упрямый взгляд вождя.
Брат Оленя встревоженно осматривал его выискивая болезнь, деформацию тела, но малыш был здоров, как и прочие оленята, которыми пополнилось стадо в последние дни. Обычный, с широким твердым лбом и крепкими ножками, олененок согласно суевериям сам по себе являлся воплощением злых духов. Такого не следовало оставлять при матери, а резать у жертвенного огня, быстрее избавляя стадо от опасности. Но что-то сдержало Брата Оленя. Оставил олененка до утра. Заглядывал с опаской в его смышленные светлые глаза и обещал себе исполнить волю богов в ближайшие дни.
А в это время рыскала вокруг стойбища черная дьяволица. Легкий ветер шевелил на ее загривке блестящую шерстку, пока она наблюдала за жизнью двуногих, втягивала носом запах дыма и пьянящей крови. Круг за кругом, никем не замеченная, блуждала вокруг стада росомаха. И вот наконец удача пришла с восходом.
Его выдал теряющий идеальную белизну, тающий снег. На этом фоне зоркий глаз хищницы быстро выхватил удаляющийся от стада светлый комок. Она бесшумно обогнула каменные уступы, двигаясь навстречу малышу. Спешить было некогда - с каждым шагом он отходил от стада, лишаясь защиты. Любопытно поводя носом, олененок подставлял мордочку ветру. Огромный новый мир открывался ему ничуть не пугая, в этот миг высунулась из-за поворота тропы грозная росомаха. Он не успел отскочить, его откинуло в сторону крепкое тело матери. Не удержавшись, упал в сугроб и ткнулся носом в снег.
Расслабившись, в ожидании легкой добычи зверь, допустил ошибку. Прямо перед росомахой опасно вонзились в снег рога серой важенки, а белый малыш, еле выкарабкавшись, спотыкаясь, бросился наутек. Тут же оттолкнувшись задними лапами от камня, хищница вскочила на спину оленихи и вцепилась острыми клыками в шею. Несколько раз важенке удавалось скинуть злодейку, но та не давала ей отступить, молниеносно оказываясь то сбоку то спереди и вновь вскакивая на загривок.
Олененок бежал что есть силы. На миг ему показалось, что мчится он по белым облакам, широкой грудью рассекая воздух. Как хотелось ему быть большим и сильным, нести гордо ветвистые рога. А теперь, он почти наверняка сознавал, что матери больше нет. Белая пелена застилала глаза, и облачно вздымалась снежная пыль. Вперед его гнали боль и отчаяние. Гнали, пока не кончились силы, и встал он как вкопанный на склоне, осматривая помутневший мир. Внизу море несло бесконечные стада голубых оленей. Где-то они встретятся с его матерью, она станет такой же сверкающе холодной и быстрой, преодолеет большую воду и достигнет горячего солнца, растворяясь в его лучах.

Не знаю сколько я еще просидел в одиночестве, размышляя. Мышцы задеревенели. Еле поднялся, кряхтя и ругая себя за долгое пребывание на холоде, и побрел прочь от сейда почти не разбирая дороги, вдоль крутого обрыва. Скалы здесь были острыми, ревели волны бессмысленно бросаясь на них и разбиваясь пенными брызгами. Кольнуло в груди, на долю секунды все замерло и стихло. Чуть ниже, поперек тропы стояло существо. Страшный вестник несчастий. Глаза его были устремлены вдаль, очень медленно он приближался к краю обрыва. Резкий оклик. Он застыл, оглянулся. Проваливаясь в глубокий снег, с непокрытой головой, подметая светлыми косами землю и вновь поднимаясь, бежала в его сторону Дочь Солнца. Я не узнал её сразу, я просто понял, что никто иной тут оказаться не может. Наконец выбравшись на твердый снег, на бегу снимая рукавицы, она словно птица подлетела к нему и укрыла руками, опустившись пред олененком на колени.

Приветствую. Друзья, встречайте новый номер Пульса.

Дамы, с праздником вас! Чудные, непредсказуемые, ласковые, капризные красотки! Мы вас обожаем!




Я опоздал на несколько мгновений.
Всего на пару тройку сотен лет.
И вот уже полно стихотворений,
А стать оригинальным шансов нет.

Но я упрямо верю, что удача
Сопроводит меня средь ваших глаз,
И, что никто из леди не заплачет,
В печали за испорченный рассказ.

В боях бесчисленных стремились миллионы
Прекрасноликих девушек всех рас
Свои права отстаивать законом,
Скроенным сухо, из обрывков общих фраз.

Из призрачной эпохи романтизма,
Войдя в расчетливый и сдержанный хайтэк,
Лишен мужчина рыцарской харизмы.
Теперь он усредненный человек.

Оставлен конь и судно с парусами,
Оставлен в замке затухающий камин,
Пылится меч в углу, под образами,
И топчется в маршрутке паладин.

Взмахнув смартфоном гордо и умело,
Он побеждает фразами врага,
Сонеты постит в сети королевам
И смайлом метит, чтоб наверняка.

Мы - среднестатистические люди.
Но сколь бы ни сражались с нами вы,
Мы никогда пожалуй не забудем,
Что женщины по прежнему слабы,

Что женщины по прежнему прекрасны.
Карая вас за ярый феминизм
Восьмое марта - символ несуразный,
В нежнейший превращаем мы сюрприз.

Припарковав "коней" у пышных лавок,
Вооружившись гроздьями цветов,
Ломаем головы, чтоб наш простой подарок
Смог хоть частично передать любовь.

Чтоб смелые отважные красотки
С девизом бесшабашным - "Я сама",
Хоть в этот праздник снова стали кротки.
Не мучались бы горем от ума.

Расслабьтесь, получайте наслажденье.
Богини, к вам уже идут жрецы,
И восхваляют вас, и с упоеньем
Благодарят сыны, мужья, отцы.

Дары примите, не казните строго.
Вы наши ласточки, котятки, пирожки.
Мы любим вас. Хоть скованы немного,
Но это от того, что мужики.


Желаю прекрасного настроения.

"Утро добрым не бывает" - красноречиво гласит надпись на лбу Стива, когда я вхожу в его кабинет. Он поднимает на меня взгляд, кивает в ответ на слишком ироничную ухмылку и, как будто прочитав мои мысли, потирает лоб. Собеседник, сидя напротив него, тараторит сбивчиво, подогнув ноги, подавшись вперед всем корпусом. И, будто пытаясь отгородиться от него, Стив сидит откинувшись максимально на спинку кресла, так что оно слегка поскрипывает. Две этих косых параллели, что создают их тела, вызывают у меня приступ смеха. Сдерживаюсь, тихонько обхожу их, стараясь не привлекать внимания и опускаюсь на кожаный диван в сторонке.
Посетитель чей-то агент. Говорит с акцентом и явно волнуется. Вид у него обреченный, впрочем как теперь и у Стива, который вытягивает губы, и я уже вижу подбирает слова отказа.
Взглядом задаю вопрос, он кривит гримасу и перебирает пальцами: "Ничего особенного".
Наш немой диалог посетителя не смущает, он все сыпет и сыпет фразами пока мне отчетливо не удаётся разобрать два волшебных слова - Энеми, Алисса.
От неожиданности подпрыгиваю на месте. Старик удивленно поднимает бровь, как бы говоря: "Ты серьезно?" Я лишь киваю, дело взято в работу.

Стив был недоволен, скучный, старый консерватор. Глупейшее недоразумение - пропажа сценических костюмов. Все бы ничего, если бы это не были костюмы Алиссы Уайт-Глаз. Что? Он даже не слышал этого имени. Единственное, что его волнует, так то что "тряпки" потеряны при переезде, и "Как он теперь должен искать **** чемодан посреди *** Лондона?" - дословно.
Какой-то режиссер взялся снимать очередной блокбастер, а в качестве главной героини пригласил вокалистку, секси конфетку, умницу Алиссу, которая будет играть себя саму практически, но в условиях дикого постапа на улицах Лондона. Причем для фильма решено было использовать ее личный гардероб, который тут благополучно исчез. Разве я мог упустить случай? Стив покрутил бы пальцем у виска, но ему стало лень поднимать руку. Он только указал глазами на дверь и выдавил:
- Сам. Вперед.

Рефьюж через неделю.

- И ты представляешь, я носом рыл землю. По каждому вопросу к нему бегал, ничего особо в сыске не понимаю. Так он выдал мне помощника, чтоб не доставал.
- И?
- Ну что и - нашли. Чистая удача.
- Сказочник, - девчонка за барной стойкой смотрела полушутливо полунастороженно.
- Похож? Отвечаю. Детишки постарались. Хотя как сказать, детишки ли? - смерил Кей взглядом, она и сама напоминала подростка. - Вроде тебя, только при богатых родителях. Нагло влезли в номер, даже не поленились камеры вырубить.
- Сообразительные детишки пошли.
- Не веришь?
- Не а, - она подлила виски и продолжила натирать бокал. - Зачем ты мне это рассказал?
- Захотелось сделать сюрприз. Я кое что узнал вчера. Они планируют на днях снимать новый эпизод на Тауэрском мосту. Да что тебе объяснять, начнешь ломаться.
Я достал телефон и не раздумывая набрал номер.
- Привет, Лисс. Не слишком поздно? Напротив меня стоит девушка, которая не верит своему счастью. Скажи ей, когда мы можем завтра подъехать? - передал трубку Кей.
Сначала она замахала руками, но любопытство взяло верх. Думаю, что до конца она считала это розыгрышем. Поздоровалась с собеседницей и некоторое время слушала молча. Поставила бокал на стойку, пожала плечами:
- Хорошо. До завтра.
Повисло молчание.
- Что?
Будто приходя в себя Кей медленно ответила:
- Сказала, что не вправе принимать решения и подбором актеров занимается другой человек, но если все так, как ты описывал то им не помешает в эпизоде такой персонаж. Точнее они будут рады. Нужно приехать завтра к шести утра к ним прямо в отель, чтобы по ходу решить... Это была она? В самом деле?
- Кей, не вздумай сомневаться. Неужели не хочешь познакомиться с настоящей звездой лично?
- Но играть в кино...
- Там сущий пустяк, к тому же еще никто тебя не утвердил. Так как, заехать за тобой? Или слабо?
Она наконец-то восторженно, по детски сверкнула глазами:
- Шутишь? Конечно да!

Окрестности Лондона.

Это был сумасшедший день. В отель мы приехали без опозданий. Легкий мандраж Кей был практически не заметен. Только на секунду она замялась, когда Алисса, возвышающаяся над ней на платформе немыслимых ботинок, улыбчиво и по свойски протянула ей руку:
- Сейчас придет Майкл... А вот и он, - и уже направляясь к невысокому блондину продолжила, оставив руку Кей, - Майкл смотри какое чудо.
- Хватает мне чудес. Где твой.. этот... как его? Почему вообще не собраны, внизу автобус. А, Деннер. Что благодетель пришел взятку требовать?
Я только успел кивнуть приветственно, как вошли в номер еще люди, стали брать коробки, кофры, началась суета. Майкл остановил одного из них:
- Смотри, подними вот эту девушку. Аккуратно только. А ты отбивайся, - бросил он уже Кей, - ну если сможешь. Так, внимание секунду, отойдите все.
Мужик подошел к Кей, помялся примеряясь, потом решил просто поднять её как котёнка, под руки. Но внезапно что-то произошло. Кувырок. Мужик тихонько лежит пузом прижатый к полу, сверху девушка заломила его руку.
Майкл отлепился от стены, почесал подбородок:
- Времени ноль. Так, ребята, быстро все грузим. Леди, уже слезьте с него. Не знаю, как вы это делаете, но картинка превосходная. Отлично. Деннер, на месте мужика будешь ты.
- Чтооо?
- Так. Всё. Быстрее, рты закрыли, едем.
Оказалось, что съемки натуры были проведены раньше. Общий фон величественного моста, архитектура. А вот сцена битвы будет сниматься совсем в другом месте за городом, на обычном мостике через небольшую речушку. Чудеса кинематографа. Тут краны уже закончили художественно грузить в кучи старые разбитые машины создавая атмосферу запущения. Дымились кучи мусора, бегали люди, переставляли, поправляли, двигали. У въезда на мост стояла машина полиции, перекрывая движение.
Кей притягивала любопытные взгляды, Майкл уже выпытывал у неё не приходилось ли ей быть каскадёром.
- Фактура мне нужна. Понимаете? Где гримёр? Хлоя! - он уже кричал в сторону. - Этому вот морду кровью, девочку переоденьте. Массовка готова? Лисс, пристреляемся и кофе выпьем пока всех сделают.
Людей было неимоверно много, Кей увели в фургон. Этого, то есть меня, усадили тут же на ящик, стали пачкать волосы чем-то липким, стянули рубашку, измазали лицо и руки. Грим оказался не хитрым, но очень грязным. Отказаться в такой суете уже не представляло возможности и я боялся предательски оставить Кей. Издалека видел, как её уже одетую в гладкий черный комбинезон ( надо же как он вытянул её точеную фигурку, точнее обтянул) вывели на мост и какой-то очередной тип в качестве куклы прижат к земле. Постановщик трюков восторженно лыбится, чертит мелом крестики на асфальте, где мы должны стоять. Теперь "положить" она должна меня. Рраз. Я послушно прижимаюсь щекой к прохладной дороге.
- Кей. Так нежно, я бы сказал с любовью.
- Я тебя сберегу для дублей. - Улыбается от уха до уха, развлечение ей явно по душе.
- Тихо на площадке! - Орет Майкл. Все замерли.
Откуда-то повалил дым, "трупы" улеглись артистично закинув руки ноги.
- Пошлааа!
Хлопушка, на мосту появляется Алисса, тащит за собой кусок арматуры. Нет не арматура, дубинка, нет, меч вроде. Толчок в спину прерывает мысли. В числе таких же отморозков я бегу по мосту, создавая шум и бурную деятельность. Подсечка. Аакх! Было вот сейчас больно. Кей спрыгивает молнией с кучи металлолома в "точку" и валит меня.
- Прижала?
- Норм.
- Будет переснимать, кто-то споткнулся.
- Стоп камера! Кто завалился? - голос режиссера. - Собрались! Это.. Авр.., детектив, что ты глазами рыскаешь, будто мамку ищешь? Сделай страшную морду и вверх не смотри. По местам, собрались Дубль! Пошлааа!
Хлопушка. Дым. Побежали. Рычу, делаю вид, что страшно опасный. Машу пластиковым стволом. Лисс на переднем плане рубит огромного типа. Подсечка. Ах!
- Лучше?
- Да не важно уже. Я даже боли не почувствую.
- Стоооп камера! Снято, отлично. Трупы могут пока походить! Через пол часа снимаем фланг, готовьте фейерверк!
- И все?
- Ты разочарованна?
- Я только согрелась. Кто бы подумал, кино это очень весело и несложно.
- На первый взгляд, - сзади подошла Лисс. - Вчера каскадера с моста скидывали. Они тут все чокнутые.
Девушки рассмеялись.
- Тут на сегдня все, хотите с нами в студию? Записываем треки для фильма.
- Я скромно воздержусь и поищу где рожу умыть. Кей, такое бывает не каждый день, не вздумай вспомнить, что тебе на работу. Поезжай с Лисс. Она о тебе позаботится, так ведь? - взглянул на певицу. Она улыбнулась открыто, встряхнула шевелюрой небесно голубых волос с белыми прядями. Поддался искушению, скользнул взглядом ниже лица, в слабо затянутом шнуровкой декольте костюма виднелись очертания груди. И вся она была такая пышная, белая, как дрожжевая булочка, рядом с хрупкой Кей. Мимо проковылял труп. Вернулся, попросил закурить. Снова рассмеялись. Я попрощался и пошел к автобусу, но оклик Кей остановил.
- Авраам. Я ведь не искала работу.
- Я хочу чтоб у тебя осталась память об этом дне. Это не работа. Когда я искал чертов чемодан, то часто бывал на площадке. Сразу подумал о тебе. Если бы не Лисс, если бы любой другой актер, - я махнул рукой. - Но разве не класс пообщаться с ней вот так, близко. Встретимся на ее концерте, пока милаха.

Кей Ситон щас по попи получишь) До обсуждалки дошла - иди дальше. Иди до самой игровой площадки и нигде не останавливайся. Читаешь свой сюжет там, возвращаешься сюда, пишешь: Авраам, я прочитала, это было ужасно, и вообще я эту певицу терпеть ненавижу, ты ничего не понимаешь в женщинах!

Не верилось глазам. Вот вот он готов был сорваться со скалы, но она подняла животное на руки, метнула в мою сторону яростный взгляд и пошла к стойбищу. "Ну хватит", - пробурчал я. Минуя тропу к своему жилью прямиком устремился к Брату Оленя. Даже думать тут было нечего. Поэтому не мешкая, не стряхивая почтительно снег с сапог, не колотя у входа предупредительно о шест, ввалился в чум Брата Оленя, ожидая увидеть тут всё славное семейство. Но лишь Сестра Горностая сидела в теплом свечении очага и шила. Подняла на меня удивленный, но не испуганный взгляд и указала рукой:
- Садись.
Я брезгливо огляделся:
- Не так встречают колдуна.
- Ааа, ну прости, - протянула она продолжая шитье, - не приберегла для тебя белой шкуры. Садись на ту, что есть, может она испугается и почтительно поседеет.
- Женщина! - воскликнул я не ожидая такой дерзости, но время было дорого, чтоб тратить его на увещевания. - Где твой муж?
- Наколдовал бы и узнал, что рано утром его утащил Брат Медведя. И не стреляй глазами, напрасно.
Я вышел вон и бросился к пастбищу. Издалека слышны были гиканья пастухов, их низкий говор. Не сразу понял о чем спор, но постепенно стало ясно, что напал дикий зверь и порвал важенку. Сердце бешено заколотилось в предчувствии, крепче схватил бубен, который всё ещё носил с собой. В ушах звучали глухие размеренные удары, и хохот богини пролетел над распадком. Брат Оленя бросил на меня резкий взгляд. Было отвернулся, но передумал, приблизился, заглянул прямо в глаза:
- Что ты скажешь?
- Несчастья начались, брат.
- Ты накликал.
- Я предупредил.
Он отвернулся, кинул пастухам быть внимательнее, идти к стаду.
- Ночью она принесла олененка, а сегодня стала добычей злобной фурии. Потом в лес ушла.
- Он жив. Твоя дочь спасла его и забрала куда-то. Послушай! Слушай, что говорю. Это ведь только начало, не гневи духов Брат Оленя. Испокон веков такой олень считается жертвенным. Я требую, чтоб ты отдал его мне. Мы разожгем жертвенное пламя, совершим обряд и будем надеяться, что минует опасность. Его нельзя оставлять на острове!
Было видно, что Брат Оленя колеблется. Непонятное мне легкомыслие раздражало, щеки начали пылать от зарождающегося гнева. Хотелось схватить его за ворот и повалить на землю, трясти пока не поймет свою глупость и упрямство. Но ночное камлание сильно ослабило меня и только словами мог я достучаться до его разума. Да и не велось такого поведения в племени, споры между мужчинами решались иначе. Снег захрустел мелко, спину прожег её взгляд, а выражение лица Брата Оленя тут же смягчилось.