Карта ролевой игры "Между прошлым и будущим"

Ирландия. Примерно год назад

Могильная плита, что под моей ладонью, такая гладкая, горячая от припекающего с неба солнца. Она так горяча, как были горячи объятья бабушки. Мне кажется сейчас, что я их не ценила в должной мере... Ценила, но не так… Достаточно не будет никогда... Просто не может... 
Так сладко пахнет розами. Почти что тошнотворно, их сладость дурит голову. Я ненавижу розы. Охапку каждую. Букет. Бутон. Их слишком много здесь. Но всё же… Эти розы принесли не мне... Я не могу их ненавидеть. Я не имею права. Их принесли для бабушки. Их сладость тоже для неё.
Наивно думала - прошло, утихло, что мне не будет больно. Будет больно не так: щемяще нежно и ностальгия. Но не наотмашь, не до слёз. Я так рвалась сюда, В Ирландию, к могиле, всё думала, что буду ближе, словно смогу ей что-то рассказать, услышать. Словно и правда здесь всё ещё она. Но здесь только могильная плита — горячий камень с позолотой вязи букв и сладкий-сладкий запах роз.
 — Ты знаешь, я так соскучилась… — Глухо шепчу, чтобы разбавить тишину, которая гнетёт и глушит. Мне не хватает воздуха, чтобы закончить предложение, чтобы вздохнуть, чтобы сказать ей что-то важное… Чтобы словами объяснить, как сильно я её люблю. Хватаю жадно воздух ртом, откидываю голову, пытаясь спрятать непролившиеся слезы. Вздох. Ещё вздох. И снова тишина.
 Пальцами обвожу простые буквы: полное имя, посвящение - любимой маме, бабушке и другу.  И годы жизни, те что не вернуть и мне в них не вернуться, быть может, лишь во сне. Ровные строчки, совсем не отражают суть. В них нет её улыбки, нет смеха, нет нежности горячих рук, нет понимания, прощения, любви… В них и не рассказать, как она нежно обнимала, пальцами гладила макушку и говорила, что все будет хорошо. Как вытирала слёзы, лечила сбитые коленки и  помогала собирать осколки от разбившейся мечты. Как  мы сидели рядом на траве и пили вместе сидр прямо из горлышка бутылок и совершенно без стаканов, для бабушки такая вольность - подвиг, всё это было только для меня В тот день мы говорили обо всем, больше всего о том, что мне не нравится любить. Всегда всё обо мне. Я и не думала тогда — как же самой ей всё это услышать. Жестокая девчонка. Я отдала бы всё, чтобы исправить, чтобы всё отмотать, спросить — а как же ты? 
Я кулаки сжимаю, что есть сил. Ладоней боль от впившихся ногтей, хоть каплю отрезвляет. Дышу сквозь зубы сжатые, крик раздирает изнутри. Словно колючей проволокой мне сдавливает горло и не вздохнуть не выдохнуть. Это невыносимо. Это больно. Я знаю, что утихнет рано или поздно, что я смирюсь, просто сейчас мне  больно так…
 — Я так скучаю, бабушка… — Нет я не плачу, она меня учила, что леди плачет только дома и на похоронах. Просто так ярко слепит солнце. Так горяча могильная плита. Но слезы не прольются. Облизываю губы и жду, когда смогу я ей хоть что-то рассказать

Солнце скоро уйдёт и ветер принесёт с собой прохладу, остудит камень, укроет тенью и смягчит всю яркость позолоты букв,  он унесет сладчайший запах роз. Все погрузится в полумрак, тот так подходит горечи и боли. Пустоте.  Которую сейчас я ощущаю.
Я убираю пальцы с позолоты букв, не рассказав на самом деле ничего. Лишь снова повторяю:
 — Я скучаю… Я так скучаю, бабушка...

Дорожки на маленьком кладбище все так же не подходят для туфлей. Пускай сейчас они не старые на невысоком каблуке. Смотритель старый, прижимает руку к шляпе, я оставляю деньги с просьбой присмотреть, он как всегда отказывается. И это тоже ритуал. Он помогает мне проститься и простить себя.
Машина Коула здесь совсем ни к месту, чересчур дорогая и блестит на солнце. Он мне не открывает дверцу, да этого я и не жду... Шепот колес и тишина. Он не включает музыку. Я прижимаюсь лбом к стеклу и снова повторяю:
- Я скучаю...

Сохо. Выставка фотографий Ричарда Хоука

Я выбираю сталь для платья и туфли на высоком каблуке. Конечно, распускаю волосы, придав прическе искусную небрежность, из украшений только бижутерия, ещё - та самая улыбка: немного томная, так много понимающая, влекущая и неприступная при том. Обманчиво невинный макияж, акцент весь на глаза. Запах духов почти не слышен, лишь ноты - отражение меня. Словно совсем я не готовилась сегодня к битве. Но всё равно сама себе кажусь я вызывающе кричащей. Быть может потому, что имя на устах людей, на полосах газет и за дверьми гостиных в сплетнях. Привычно за спиной. Это мой мир, такой он вот теперь. Я не боюсь досужих пересудов, уже почти привыкла. Но это ведь не значит, что этот мир мне нравится.

Выставка Хоука. Ричарда Хоука - фотохудожника, как он предпочитает себя называть. Он популярен и богат, экстравагантен, славится громкой чередой романов. Известность Хоук приобрёл благодаря таланту, ещё манере эпатажной, и тем, что он плевать хотел на высший свет. Но главное, мне кажется, что мистер Хоук умеет показать всё, что так тщательно мы прячем. Поэтому и я сегодня здесь: короткая записка о том, что будет фото, где мисс Эстель совсем обнажена. Я не позировала ню, в этом уверена ровно настолько же, как в том что Хоука мне недооценивать нельзя. У нас нейтралитет, он недолюбливает всё, что я собою представляю; а мне так искренне плевать, что это даже кажется притворством.

Модная галерея в Сохо. Для выставки такого уровня привычна череда машин. Мужчин в богатых дорогих костюмах, их женщин в изумрудах и бриллиантах. И вспышки камер. Расспросы журналистов. Кивки знакомым. Шепот. Непонимание и выражение восторга.
В зале довольно неожидан полумрак, хотя именно он интимность придаёт и украшает фото. Здесь обнаженная натура, прикрывшись полумраком, манит чуть больше, окутываясь в тайну.
Хозяин вечера гостей сегодня не встречает, он игнорирует попытки разговоров и уклоняется от интервью. Ко мне он разумеется, подходит - иначе стоило записку посылать. В моих руках бокал воды, перед глазами фото пары ню: красивые тела, эротика на грани пошлости: почти хождение по краю. Я замечаю вспышки, которые направлены на нас, довольную улыбку Хоука, но все равно не отвожу взгляд от работы и просто жду. Что ж Ричард Хоук не может разочаровать меня молчанием, слишком нетерпелив:
- Не думал всё-таки, что вы придёте.
- Я никогда не убегала с поля битвы, - скользит улыбка по губам и я бросаю взгляд ему в ответ поверх плеча.
- Даже когда возможности нет драться?
В его словах сквозит ирония. Ещё сильнее выпрямляю спину, не позволяя толике сомнения мазком хотя бы появиться в голосе моём:
- Пускай возможности нет победить, но драться мне никто не запретит. Я не сдаюсь не попытавшись
Хоук запрокидывает голову, после хохочет, внимание все привлекая к нам. Гостей. Фотографов и журналистов. После протягивает руку, которую с улыбкой принимаю, - не потому что так хочу, как должно, так и поступаю. Сейчас учтивый разговор на слух доступен почти всем. На нас все взоры.
- Серый сегодня вам к лицу, Эстель. - Довольный голос Хоука скользит по нервам, - вы выглядите здесь хозяйкой.
- И все равно я только гостья, пожалуй, нам обоим не стоит это забывать.
Моя ладонь скользит под вежливо подставленный мне локоть, учтивый разговор - вязь слов, которую мы оба заучили. Они пустые, абсолютно ни о чем, лишь сокращают путь до места, которое хотят мне показать.

Фото висит отдельно. Могильная плита, что под моей ладонью, слепяще-белая, не видно позолоты букв. Но я прочесть смогу с закрытыми глазами. У девушки на фото слегка ссутуленные плечи. Растрепанные ветром волосы. Прикрытые глаза. Прикушена губа, чтоб не заплакать и не закричать. Боль видно невооруженным взглядом. Я делаю глоток воды из длинного бокала. Затем киваю Хоуку:
- Вы правы, я слишком здесь обнажена.

Офис.

Привычно мне накурено в знакомом кабинете. Обивка стен, мебель из дуба, тонкий фарфор наполнен кофе и сизый сигаретный дым. Нет, я уже не морщусь даже, лишь повожу плечами, вдыхая этот яд и привыкая. А после сбрасываю туфли возле входа, затем кидаю плащ на пуфик и сумку следом. Мисс ***, наша помощница, вскидывает брови удивлённо, проворно перехватывает взгляд: в глаза, затем на дверь, лёгкий кивок. Она уходит сразу - что значит годы выдержки, умения работать с теми, кто считает себя выше всех. Я делаю глоток из темного стекла бутылки и оборачиваюсь к Коулу, который явно напряжен, склоняю голову к плечу, отвешиваю оплеуху взглядом и четко говорю:
 - Вон.

Мужчина хмурится, впервые за наше всё знакомство не переводит взгляд на Кевина. Сегодня моих слов достаточно, они прогонят пса. Через минуту дверь хлопает несильно за спиной. Я подхожу к дубовому столу, бутылку ставлю и толкаю вдоль по поверхности прямо до Кевина.
- Ты пьёшь или уходишь следом?
Он усмехается в ответ, привычно ярко, нагло, вызывающе и делает большой глоток из горлышка, намеренно именно там, где я губами прикасалась. Я не сажусь на стул напротив, заманчивые кресла не для меня, лишь обхожу просторный кабинет. Хрусталь бокалов за стеклом старинного серванта, который реставратор превратил нам в мини-бар, картины-подлинники в деревянных рамах, полки книг. Я оборачиваюсь и то ловлю взгляд Кевина. Мы оба понимаем, что всё изменилось.
Я, спрашиваю, хоть и не привыкла задавать вопросы:
 - Знаешь, важнейшее из чувств?
 - Любовь? - Он усмехается и отвечает мне с сомнением, изрядно сдобренным иронией.
Я неожиданно смеюсь картинно, громко, от души и отворачиваюсь, отвечая:
- Доверие.  - Легко плечами жму,  чуть поднимаюсь на носках. - Его так часто предают из-за любви и ради выгоды. 
- Ты мне сама не доверяешь, - в голосе соль и сталь, глаза в глаза играть обоим проще. Я не желаю упрощать, поэтому так и стою спиной. - Какого чёрта, ты там...
- Спроси, и я отвечу. - Беру бокал из бара, хотя и не планировала этого делать.  Весь смысл в одной бутылке на двоих. 
- Давай... - Опять ухмылка в голосе. Нет, Кевин, мы всё это уже проходили, твои ухмылки и усмешки не срабатывают. Не ты меня загнал в тупик. - Про любовь. Ты же кого-то там любила? Как это было, Скеффингтон?
Вместо привычного уже - не ваше дело, Кевин, я говорю открыто:
 - Больно. Даже, когда я была счастлива, и всё должно было быть хорошо, мне было так безумно больно... - Я грустно улыбаюсь, мне уже не обидно и не больно, я научилась с этим жить. Перемолола на сухую. Качаю головой. Просто уже так много времени прошло. Нет, мне уже не горько. Мне просто жалко... Так жалко девочку, которой я была когда-то. Я оборачиваюсь наконец-то, с улыбкой вымученной на губах. - Я всегда знала, сердца стук - и Бен уйдёт, он мне и не принадлежит...  Любовь с предчувствием беды и вкусом соли на губах. В стиле Ирландии - немного поэтично.
 - Влюблённость? - Ещё одна усмешка.
 - Я не уверена. Мне было страшно, я так боялась всё испортить: навязчивой быть, может, чересчур холодной, наоборот доступной, что портила возможность до начала. - Стакан  опять на полке, я опускаюсь рядом с Кевином на стол, беру бутылку и делаю большой глоток. - Знаешь, в чём тайна, Кевин? Не подпускай никого близко, никто не сможет тебе сделать больно. Но стоит лишь расслабиться и захотеть - получишь и сполна.
 - И всё?
Я жму плечами, меня не просто назвать легкомысленной особой. Я делаю ещё один глоток и отдаю бутылку Кевину.
 - И так доверие? - Он уточняет, я просто киваю. - Помнишь тот день, когда мы познакомились? Почему ты тогда сказала, что не станешь со мной спать?
Я смеюсь от странного вопроса, хмель разливается в крови и позволяет быть мне капельку открытой. Сейчас? На самом деле?
 - Только не говори, что ты обиделся...
 - Нет. Это было свежо, - Кевин отмахивается и продолжает, - и всё же. Ты бы могла построить глазки, получить работу, ну и  крутить мне дули пару месяцев уж точно.
 - Ты угадал - поэтому, чтобы свежо и чтобы ты хотел заполучить. Мне ведь нужна была эта работа. Кевин, ты же сексист, и женщины... - Улыбка легкая, я хмыкаю и продолжаю, пускай с не совсем искренней уступкой. - Ну в  большинстве своём, тебе ведь интересны лишь как цель. Спортивный интерес, чтобы хотела я сама, чтобы пришла к тебе, а ты вдруг снизошёл. - Ловлю его улыбку и уточняю. - Настала моя очередь?
 Кевин кивает, делает глоток, я забираю у него бутылку. Калейдоскоп событий, совсем не связанных и вместе с тем  рисующих мне полную картину:  поездка к сталкеру, простое нападение на авто Коула, когда я неожиданно случайно в ней, поход на драку в бар, несколько мелочей незначащих как-будто ничего... и фото. Фото из поездки, куда меня вёз Коул, где я расслабилась и захотела верить, что на кладбище одна. Глоток. Улыбка. И прямой вопрос:
 - Кому ты меня продал, Кевин?